Вечер был грустный, печальные тучи висели низко и их баклажановый цвет, похоже, радовать мог только Митю. Ещё с детства родители отмечали его умиротворённый характер, в глазах полное отсутствие тоски и в душе ни капли меланхолии. С годами, когда он уже окончил медицинские университеты и стал доктором, Дмитрий Алексеевич жил, словно в особой оболочке счастья.
В Крыму, в оливковом саду его восхищали курчавые маслиновые деревья, раскинутые кружевным маревом на фоне эмалевого неба, лавандовые поля с длинным, бесконечным горизонтом сиренивости. И вернувшись в Москву, в период бурного цветения тополей, даже марлевый пух, за которым толи ветер носился, толи пух за ветром, вызывал у него улыбку.
Жил Дмитрий Алексеевич в юго-западной части Москвы, в Черёмушках. Вначале 40-х годов XVIII века, князь Голицын построил в сельце Черёмушки каменную Знаменскую церковь, и оно превратилось уже в село Знаменское – Черёмушки. Одновременно Голицын устроил здесь и свою подмосковную усадьбу. Главный господский деревянный дом окружали парадный двор и ухоженный парк. А уже вначале XIX века Черёмушки становятся одной из лучших подмосковных усадеб.
Много поколений прожили долгую и вкусную жизнь в этой усадьбе, стены хранили их тепло, уют и семейные портреты в тяжёлый рамах, с трещинами времени на левкасе. И несмотря на возраст, дом выглядел и теперь нарядно-ухоженным, и праздничным. Дмитрий Алексеевич в своём старинном особняке чувствовал себя вполне благостно. Видно было, что хозяин любит красоту, изящество и несмотря, что прошло не одно поколение, особняк горел Венецианскими зеркалами и люстрой, безупречно-прозрачного богемского хрусталя.
Весеннее ослепительное солнце врывалось в настежь открытые окна и заигрывало с выпуклой спинкой карельской берёзы ампирного дивана. Пару фарфоровых напольных ваз стояли между диваном со свежей гортензией от бледно-болотной веджвудского до нежно-голубого цвета. В углу, против входа, стояла изысканная жардиньерка маркетри с волшебно белой туберозой, от которой шёл особенный аромат нездешних миров.
В окружении бесконечной радости, безмолвия и красоты жил Дмитрий Алексеевич один и, может быть, только со стороны родителям, ещё в детстве, казалось, что у него никогда не бывало в глазах тоски и в душе меланхолии. Ведь говорят, что чужая душа потёмки… Может быть его мысли блуждали в воспоминаниях о маме, рано ушедшей на облака, как рассказывали ему сёстры, которые тоже недолго оставались с ним…
Мама из заоблачной дали часто приходила в его мысли видением в белых свободных одеждах и он, с особой нежностью, ощущал её ласковое прикосновение, так необходимое его одиночеству. Иногда, он подолгу позволял своим мыслям не возвращаться и посылал маме вослед аромат волшебной туберозы, рано ушедшей родственной душе…
Когда-то ещё до революции, у родителей было небольшое поместье в Крыму, потом оно перешло татарам, следившим за домом. Со временем татары вынуждены были продать его, оставив себе на месте виноградников небольшую пристройку, которую они охотно делили с Дмитрием Алексеевичем всякий раз, когда он летом приезжал на пару недель.
В этот приезд он застал разгар цветения лаванды. Огромное поле, как опрокинутое сиреневое небо, качалось по волнам ветра. От красоты и счастья перехватывало дыхание. Стоишь и смотришь заворожённо. И вдруг, словно какое-то волшебство, Дмитрий Алексеевич увидел со спины тонкую женскую фигурку, в белом, слегка прозрачном сарафане, уплывающую от него в холодную аметистовую пастель.
Вечер в Крыму не обходится без душистого чая, особенность такого чая – татарский купаж с мятой и местными сладостями. Сидя в саду в беседке, увитой виноградной лозой, с тяжёлыми свивающимися пунцовыми гроздьями, Дмитрий Алексеевич спросил у Марата, старшего сына, хозяина этого гостеприимного домика:
- Кто эта девушка, которую я встретил сегодня в лавандовом поле, не знаешь кто она?
Марат засмеялся и сказал:
— Это моя дочь, наш местный лекарь, она ещё до розового рассвета, пока верхушки гор не осветило солнце, выходит на поляну собирать окроплённые волшебной росой травы, потом настаивает их на каких-то отварах и лечит всех. Наша учёная Алсу.
Ты вот Митя у себя в Москве врач, а Алсу наша местная врач.
Митя попросил пригласить её к чаю, и познакомить Алсу с ним.
- Пожалуй можно, одно ведь дело доброе делаете.
Но Митя, не дожидаясь вечера, встал ни свет ни заря и вроде бы пошёл рассвет встречать, а самому что-то сердце шептало радостное и тёплое. И действительно, радостное утро подарило ему встречу с ней. Алсу, словно впитала в себя свежесть гор, а цвет лаванды отражался в её удлинённых, чуть приподнятых на смуглых
скулах глазах. Высокая, стройная с милой улыбкой, с бесчисленными вьющимися косичками, совсем ещё девочка.
Именно эта девушка и стала его таинственной любовью…
Две недели они не расставались, вместе дотрагивались до первых лучей восходящего солнца, собирали травы, окроплённые первой росой, она ополаскивала их в родниковой воде, а он с нежностью и с уже зародившимся чувством, смотрел на неё.
Поздним вечером, совсем для неё неожиданно, он вдруг пропал… про отъезд никому не говорил, да и вещи оставались в его комнате нетронутыми. Когда он так же неожиданно появился, Алсу смеясь и плача одновременно, быстро-быстро, своими маленькими кулачками стучала в его грудь со словами:
- Противный, противный, ты меня так напугал, я думала…, я тебя навсегда потеряла…, я думала тебя ветер унёс…
В этот вечер он уже не сомневался, что любим. На самом деле он улетел в Москву вечерним рейсом, чтобы последним ночным вернуться обратно и успеть перед сном надеть любимой мамино кольцо – скарабей, сиреневого аметиста. Скарабей почитался, как священное насекомое богов Солнца и считался символом возрождения новой жизни.
P.S. Согласно старинному преданию, в Древней Тавриде существовал свадебный ритуал, для исполнения которого счастливые влюбленные ранним утром отправились в длинный путь на мыс Тарханкут, на западную часть полуострова, где любящие сердца, взявшись за руки и не разжимая их, прыгают в Крымскую Чашу любви…
Наташа Петербужская. @2023. Все права защищены.
Опубликовано в 2023 году в Сан Диего, Калифорния, США.