Две искры

Сергей Мельников
Степан шёл по станичной улице, осторожно, чтобы не измазать новые сапоги, только неделю сшитые чеботарём в грязи луж, после прошедшего с утра дождя. Батяня послал его договориться со станичным кузнецом, чтобы подковать лошадь. Ласковое солнышко грело лицо, тёплый ветер перебирал игривыми пальчиками светлый чуб, лихо выглядывающий из-под фуражки.
Подходя к колодцу, он заметил Павлину, дочь урядника Колычёва, девицу шестнадцати лет, которая ему очень нравилась.
Хороша была Павлина, лицо чистое, брови чёрные вразлёт, тонкий носик, ротик сердечком, а уж глаза, так и полны небесной синевы.
Она крутила ворот колодца острые её лопатки двигались под блузкой в такт её движениям, длинная русая коса выглядывала из-под зелёного платка и украшенный кистями по краям.
Накосник, вплетённый в косу и украшенный монетками позвякивал при каждом её движении.
Почувствовав на себе пристальный взгляд, Павлина развернулась, не выпуская ручку ворота, её пышная высокая грудь, выпиравшая из цветной блузки, обтягивающую её ладную фигуру до бёдер, колыхнулась. Степан ненароком бросил мимолётный взгляд на эту прелесть. И сразу же опустил глаза, что бы девушка не перехватила этот похотливый взгляд, а то насмешек от неё натерпишься.
Ветер теребил её просторную юбку, охватывая упругие бёдра, трепал кружева нижней юбки, обнажая икры в шерстяных носках, присыпанные пылью жёлтые ичиги.
- Что бельма вылупил, как жерделы? - с усмешкой спросила она оторопевшего Степана.
- Да любо на такую красоту посмотреть.
- Ой, ли, - слегка покраснев от смущения, усмехнулась она, - надысь, ты это Наталье Ростовцевой тоже гутарил?
- С чего это?
- Иду, глякась, ты с ней возле гамазина стренулся.
 - И шо?
- Чуть не ликовались.
-Тю, исправди, батька дочирю в гамазин послал за бутылкой казёнки, становой приехал в гости, не самогоном же его поить. Вот и спрашивал ещё е.
- А тобе зачем?
- Та батько с похмелья мучался, пришлось тапотеть, абы ему легче стало.
- А шо, самогона нема в хате.
- Немае, усе выпили, а брага ещё не поспела. Ты на сиделки осенью ходить будешь к Петровне?
- Шо в хате сидеть, на лабазе управлюсь и приду погомонить.
- Ну и любо, пойду я.
Павлина подцепила вёдра, плавно покачиваясь, чтобы не расплескать воду пошла прочь. Глядя вслед ей Степан тяжело вздохнул и подумал: «Достанется же такая красота кому-то, расплетёт Павлина свою косу, заплетёт в две, спрячет их в разноцветную шлычку на затылке и станет замужней женой».
До станичных посиделок было ещё месяца два, когда закончатся полевые работы, скосят рожь, пшеницу, приберут огороды, появится первый морозец. Тогда забот будет меньше можно и повеселиться. Обычно собирались молодые парубки и девки на гуляния у какой-нибудь вдовы. За небольшую плату или подарки веселись от души, но при этом соблюдая целомудрие, не допуская вольностей.
Девушки приходили с шитьём, рукодельем, не бездельничали, и тут готовили приданное. Пели песни, танцевали, шутили, играли в разные игры.
На такие посиделки приходила Павлина, каждый казак старался оказаться рядом с ней, развеселить её, чтобы услышать её мелодичный смех, а другие девки с ревностью поглядывали на неё, всё же первая красавица станицы. Когда казаку удавалось это сделать, теплело у него в груди, являлась робкая надежда, что может его она в избранники приголубит.
Не был ей не люб никто из местных, видно привыкла она к ним, воспринимала как братьев что ли, но не как суженных.
Однажды к ним в хату приехал знакомец отца, с которым они когда-то служили в одном полку, с сыном Андреем.
Вот тут-то сердце Павлины захолодело, как увидела его, так и обмерла. Красив, был, высок, строен, гибок юный казак, в карих, чуть раскосых глазах светился мягкий свет.
В красоте его было что-то ордынское, от тех степных луноликих красавиц, от красоты которых млели ханы и мурзы, порой похищали их в свои юрты, бились в кровавой сече, чтобы овладеть ими.
Так получилось невольно, что сидели они рядом, сидели не дыша, не шевелясь, боясь разрушить невидимую хрустальную связь между ними, едва глядя друг на друга уголками глаз.
Смотрели на них старики, качали головой, ах, какая красивая пара, какие красивые будут у них дети. Да вспоминали свою молодость, лихость, что показывали перед девицами, чтобы понравится им.
Вроде как бы намечалась свадьба между ними, да и родители были не против, но тут прошёл всполох, война началась с германцем.
Вместо свадебного стола пришлось Андрею садиться на боевого коня, нестись в бой.
Вот незадача, в первом же бою, контузило его, упал он на землю в беспамятстве. Рядом с ним бился в агонии его конь, на губах выступала кровавая пена, в глазах стояли слёзы. Хоть не человек был, жить хотелось потому и плакал его боевой друг, умирая.
Очнулся Андрей уже в плену, все четыре года там пробыл. Повезло ему, попал он к одному бауэру, проработал у него всю неволю. Сам Андрей трудолюбив был, никакой работы с детства не чурался, потому полюбился этому немецкому крестьянину.
Кончилась войн, не хотел немец отпускать Андрея, стал он ему как сын, да тянуло казака на Родину.
Вернулся и сразу же попал в кровавую круговерть гражданской войны, где брат шёл на брата, отец на сына, сын на отца. И каждый кричал, что для блага России он губит, стреляет, рубит своих же людей русских.
Андрею не повезло, не смог он отбиться от трёх будёновцев, полоснули его шашкой по шее. Упал он, обливаясь кровью, на стылую землю, с потрескавшимся бурьяном, отсыревшим от изморози.
Угасающим сознанием вспомнил, мамку, отца, родной хутор, свою хату. И уже на краю привиделась ему, та, которая могла стать его женой, нарожать детишек, красивая Павлина.
 Павлина не выжила, в то страшное время, губили людей не только кровавые схватки, но болезни. Свалил её тиф, увяла она как цветочек, под жарким ветром пустыни, сгорела от болезни за считанные дни.
Положили её в домовину, в платье невесты, не одень ей никогда его для свадебного венчания, не познать радости семейной.
Вот так погасли две искры в нашем бушующем тёмном мире, не разгорелись они в жаркий костёр любви. Не пошли от этого костра угольки, дети их, чтобы не прервалась цепочка жизни.
Потому не позволяйте люди, нас разделить, рассорить, потому что в сваре этой погаснут многие искорки жизни, погасят их грубыми сапогами, на радость врагам нашим. Знайте, враги могут нас разделить соблазнами, посулами, обещаниями, но ложь всё это, нет у них любви к России, так что, господа, учитесь находить волков в овечьих шкурах, не позволяйте им творить их чёрное дело.