Надо сказать, что не каждая поселковая больница отличается стерильной чистотой, промытыми окнами и какой-то особо благостной обстановкой. Да и сам посёлок Холмогоры был светлым и доброжелательным. Он располагался на небольших холмах и в зимнюю пору казался просто сказочным. И белая церквушка с золотыми куполами и узкой колоколенкой, чудесно смотрелась на дальнем высоком холме.
Я совершенно случайно оказался и в этом посёлке, и в этой больнице, как говорится Бог миловал, нашлись люди сердечные и подобрали меня возле станции. Так что о здешних местах, я мало что знаю. Живу в городе замкнуто и давно одиноко. В том году ушёл на пенсию из строительного комбината, где проработал не полных сорок лет.
Вы спросите меня что я нажил – да, в сущности, ничего, ни друзей, ни капитала. Благо, что приобрёл квартирку маленькую, да и то — это не моя заслуга, а влиятельного господина, которому понравилась наша коммунальная квартира, в приглядном районе, вот он всех соседей по ульям и расселил. И меня расселил со взрослой дочерью, которая с тех самых пор дорогу ко мне позабыла. Ещё я за годы работы нажил язву, и как мне сообщили – прободную.
Прихватило внезапно, прямо на станции, я поехал повидаться со старым приятелем, да только адреса точного не знал, сошёл на станции и почувствовал вдруг боль, жуткую боль, как кинжальном, а потом упал, слабость, холодный липкий пот… ну а дальше мало чего помню. Словом, как я уже говорил, люди неравнодушные вызвали скорую помощь.
Сегодня меня уже перевели в общую палату, нас четверо с разными проблемами и разными судьбами. Дедушка лежит у окна, славный, тихий, нетребовательный, вся семья его навещает, люди приветливые. Двое парнишек в аварию попали, но, по счастью, не серьёзно, их подштопали, раны залатали и скорей всего скоро домой пойдут. Все тут местные, только я один оказался гость случайный.
Неожиданно в оплату зашла женщина, она была в белом халате, с прозрачным кульком мандарин, с тем неповторимым запахом детства и Нового Года, который всех заставил приподняться, даже дедушка улыбнулся. Понятно было, что она пришла кого-то проведать, но увидев мужскую палату, чуть замешкалась и слегка улыбаясь протянула каждому кулёк со словами:
- Угощайтесь.
Как, в сущности, мало человеку надо, немного внимания, доброй улыбки и протянутой руки. Я взял один мандарин и сказал:
– Значит не один я тут случайный гость, Вы тоже наша случайная гостья.
- Можно и так сказать, я перепутала палату, но раз уж так получилось, то в другой раз Вас тоже навещу.
Я не могу объяснить того тепла, которое, как живая влага, разлилась по всему телу, даже коснулась шва, который ещё не успел зарубцеваться. Я держал в руках этот мягкий, гладкий мандарин с тем давно забытым чувством, с которым мужчина прикасается к женщине. Что же было в ней такое, что согрело моё, давно осиротевшее тело, и оживило душу... спокойные светло-серые глаза, пепельные, скромно собранные в лёгкий узел волосы, в ней был покой провинциальной жизни, мягкое общение и особенный воздух, в котором хотелось находиться.
И уже совершенно от меня независимое моё сознание, тело и всё моё существо ждало её и ждало так, как будто до встречи с ней не была прожита длинная жизнь. Казалось, что с приходом этой, совершенно незнакомой женщины, моё прошлое было вычеркнуто и забыто. Вся прошлая боль моего одиночества и дочь, бросившая меня много лет тому назад, всё разом было прощено. Как будто с неба спустилась благодать…
Я этой ночью, словно вновь родился
И жизнь свою, и дочь за всё простил,
И трижды в благодарности перекрестился,
За то, что смысл в жизнь впустил.
Я бы на всё от счастья согласился,
Чтобы остаток лет лишь с ней прожить,
И если Бог бы дал, я вновь бы покрестился,
Чтобы на свете лишь её любить.
Она пришла двумя днями позже, с запахом морозного солнца и приветливо сказала:
- День, прямо Пушкинский сегодня.
Я улыбнулся и процитировал:
- Мороз и солнце, день чудесный.
Она тоже улыбнулась, добавив:
- Ну, я-то учительница, а Вам похвально.
Так у нас появилась что-то первое общее.
- Вы преподаёте литературу?
- Русский и литературу, в этом году у меня последний выпускной год, - и чуть позже добавила, - а потом займусь домом, он совсем при моей занятости захворал.
- Меня зовут Вадим Сергеич, давайте познакомимся.
- Отчасти тёзки, - Ольга Сергеевна.
- Как Вам идёт это имя, спокойное, несколько старомодное, мягкое.
- Интересно, никогда не думала, что имя, как платочек, может быть, или не быть к лицу.
- Не к лицу, к душе. Я, конечно, не инженер человеческих душ, но в прошлых воплощениях я, скорее всего, был поэт, а в этом, я могу вылечить хворающий дом, если поверите в меня и дозволите.
Дом был добротный, старинной кладки, брёвна просмоленные, проолифленные, полы крепкие, кое-где поскрипывают, напоминают о возрасте, а ставни с наличниками, кружевные, просто как из русских былин. В центре зале широкая дубовая столешница не окрашенная, с высокими тяжёлыми стульями, против входа дубовый, резной комод, сразу видно родительское наследие.
Конечно, после моей городской квартирки, два на два, эти хоромы были непривычны, но её присутствие всё меняло, она не вписывалась в этот интерьер, как если представить охапку сирени в эмалированном кувшине, ни то, ни другое испортить невозможно, только Ольге Сергеевне больше подошла бы другая усадьба, XIX века, где та же сирень стояла бы в высоком, тонком бутылочном стекле, а эмалированный кувшин, полон васильков и ромашек – тут был бы на месте. Вадим Сергеевич разбирался в этом, у него было хорошее образование, просто жизнь погано сложилась…
Между ними довольно быстро возникло душевное тепло, эмоциональное соединение и, не побоюсь этого слова, нужда друг в друге, как бабочку привлекает нектар сиреневой лаванды, или как жемчужине необходима раковина.
Зима прошла скоротечно, были радостные прогулки по заснеженному лесу, сердечные откровенные разговоры за вечерним чаем и что ещё было общее – они одинаково любили старую русскую классику и длинные вечера проводили за чтением, читая поочерёдно вслух.
И дом как-то помолодел, и они, уже приноровившись друг к другу, с наслаждением ожидали весну. Лес казался тоже ожил, встряхнул с себя остатки снежного покрова, проснулись первые ландыши и дыхание весны только прибавляло их чувству романтики.
Как-то разбирая зимние вещи и укладывая их на чердаке, Вадим Сергеевич, который ещё долго оставался под этим именем в доме, в первый раз услышал, как Ольга Сергеевна, которая уже давно была Олюшкой, как бы случайно, сказала:
- Вадюша, посмотри-ка там в углу, под лестницей, должна быть гитара папина, память из моего детства…
И то, что она приблизилась к нему до той степени родства, и то, что назвала его Вадюшей, и что папину гитару решилась дать ему в руки – это всё настолько его растрогало, что неожиданно проступили скупые мужские слёзы и вместе с ними он проглотил комок счастья.
- Олюшка, а давай по случаю твоего последнего выпуска и по случаю нашей первой весны, ты наденешь подвенечное платье, и мы поедем в свадебное путешествие.
Она растерялась, даже порозовела.
- Вадюша, да как-то неловко что ли, в наши годы венчаться…
- А кто сказал – любви все возрасты покорны…
- Ну ты что, серьёзно, ты что предложение мне делаешь, - смущаясь и радуясь одновременно, посмотрев ему прямо в глаза, спросила она.
- А почему бы и нет, Олюшка, мы чисты перед Богом и помыслы наши светлы. Так ты станешь моей женой?
- С радостью, - ответила она и прикоснулась к нему так откровенно, так сердечно и так благодарно, что его сентиментальность опять подвела.
В венчальном платье, взятом из маминого сундука, они провели месяц на пароходе по Волге, шутя называя его медовым. Незабываемые тёмно-апельсиновые закаты и бесконечные русские берега, наполненные грустью, тоской и неповторимым очарованием.
Лето стояло в разгаре, ходили в лес, собирали ягоды, за домом у забора налилась уже чёрная смородина, и вместе с мятой стоял пьянящий аромат. Варили варенье да приговаривали:
—Вот придёт зима, откроем баночку к чаю, и неповторимая прелесть лета придёт к нам в гости.
Небо заметно серело, воздух дышал сыростью, краснели листья и опадала осень, поднявшийся ветер уносил её последнюю душистую прелесть.
Вот в один из таких тоскливых вечеров, когда небо уже сиротливо потемнело, кто-то нервно постучал в окно.
Ольга Сергеевна подошла к окну и спросила:
- Вам чем-нибудь помочь?
Возле окна стояла немолодая полная женщина в сером платке, из-под которого вылезали растрёпанные волосы, рядом стоял мальчик, видно замёрзший, легко одетый.
- Себе помогите, это Вы моего отца к рукам прибрали?
Муторное предчувствие закралось в душе и, подойдя к Вадим Сергеевичу, она сказала:
- Кажется, медовый месяц закончился, приехали твои дети и, по-моему, не с добром.
Вадим Сергеевич так перепугался, что его сердце раньше него побежало к двери и уже оттуда доносились яростные крики и упрёки.
Минут через десять неуемной брани Ольга Сергеевна открыла дверь и сказала твёрдо:
- Войдите в дом и продолжайте свой мирный разговор, я вам не могу позволить устраивать скандал на виду у всех.
Никто из присутствующих не обратил на Ольгу Сергеевну никакого внимания, продолжая горячие споры.
- Ну, как я понимаю, если вы не желаете входить в дом, дело ваше, тогда станция недалеко.
Вадим Сергеевич жёстко сказал:
- Зачем же так, это ведь мои дети...
- Поэтому, я предложила не устраивать базар возле окон, а войти в дом.
Дочка крикнула, что её нога никогда не переступит этот проклятый дом, а Вадим Сергеевич смолчал и вдобавок ко всему ещё и обиделся, подумав в сердцах, - могла бы и принять его семью, обогреть, и уговорить остаться, найти любовь в своём сердце к ним.
Вещей особо не было, всё поместилось в походную сумку. Взяв её в руки, он сухо и укоризненно, стоя уже у порога сказал:
- Нехорошо так, нехорошо.
И они втроём ушли не оборачиваясь. Мглистое осеннее небо быстро поглотило их силуэты.
Наташа Петербужская. @2023. Все права защищены.
Опубликовано в 2023 году в Сан Диего, Калифорния, США.