...Первые закрытые заведения для реабилитации несовершеннолетних преступников появились на десять лет раньше государства Израиль: в 1938-м году. Сейчас в стране шесть подобных заведений, где содержатся подростки, совершившие совсем не детские преступления, включая попытку убийства, изнасилование и инцест, однако и этого количества на всех не хватает. На самом деле нуждающихся в неотложной реабилитации намного больше, чем могут вместить сегодня закрытые интернаты.
АЛЬТЕРНАТИВА С УСЛОВИЕМ
- Большинство подростков поступают туда по решению суда, - говорит мне Тали Йогев, возглавляющаю соответствующую службу в министерстве соцобеспечения («рашут хасут ха-ноар»). – Это либо подростки, совершившие преступление, либо очень близкие к тому, чтобы его совершить, либо жертвы, нуждающиеся в защите. Всего у нас в стране 56 интернатов. Шесть из них закрытого типа, 13 – школ-интернатов, 35 хостелей для несовершеннолетних, где подростки посещают обычную школу, расположенную в том же районе. Есть два заведения лечебного профиля, где проходят реабилитацию подростки, страдающие от наркотической и алкогольной зависимости. Кроме того, мы открыли шесть убежищ для бездомных подростков, сбежавших из дома и оказавшихся на улице: туда они могут прийти без направления социальной службы - просто постучать в дверь и получить кров, пищу и помощь инструктора по работе с молодежью.
В закрытые интернаты подростки поступают в таком состоянии, что на первой стадии не готовы ни с кем сотрудничать, - продолжает Тали. - В первую очередь наши специалисты пытаются установить с ними контакт. Мы хотим, чтобы подростки как можно скорее вернулись к нормальной жизни и смогли покинуть рамки закрытой системы. Чтобы они учились в обычном интернате, или жили в хостеле, работали и готовились к службе в армии. Очень много усилий наши специалисты прилагают и для того, чтобы восстановить утерянную связь подростка с семьей и обучить его какой-либо профессии.
Недавно мы провели исследование, которое показывает, что чем больше времени подросток, совершивший преступление, находится в рамках системы наших интернатов, тем больше шансов на его успешную реабилитацию. Если 15 лет назад было достаточно, чтобы такие дети хотя бы начали учиться, то теперь часть из них уже получают в наших интернатах аттестат зрелости, открывающий им двери в вузы.
На самом деле закрытый интернат – это последний шанс, который дается подростку, чтобы избежать тюрьмы. Своего рода альтернатива ей. В отличие от петенциарной системы, помещение в закрытый интернат – не наказание, а возможность реабилитироваться, - подчеркивает Тали. - Единственное условие пребывания там: подросток обязан выполнять все наши требования, иначе его дело вернется в суд и отсроченный приговор вступит в силу.
- Как часто вам приходится отправлять «дела» подростков обратно в суд?- спрашиваю я Тали.
- Таких случаев не так много, но, к сожалению, они есть, - отвечает она. - Мы обязаны сообщать судебной инстанции о результатах реабилитации подростка, которому предоставили последний шанс перед вынесением приговора о тюремном заключении. И если подросток не выполняет наших требований и продолжает совершать правонарушения, у нас нет другого выхода, как предоставить суду решать его дальнейшую судьбу.
- Мне в свое время приходилось писать статью о единственной израильской тюрьме для несовершеннолетних - «Офек». Признание одного заключенного подростка, который в свое время прошел и закрытый интернат, меня поразило. Он заявил, что предпочитает сидеть в тюрьме, поскольку в закрытом интернате жить намного тяжелее...
- Меня это вовсе не удивляет, - говорит Тали Йогев, - Я тоже не раз слышала подобные признания от наших воспитанников. В подростковой тюрьме, при том, что там есть школа и всевозможные занятия и кружки, никто не может заставить заключенного ходить на них, если он предпочтет отбывать заключение безо всякой реабилитации. У нас же реабилитация – главное условие. Подросток обязан участвовать в разработанной для него программе, включающей индивидуальную и групповую терапию, учебу, занятия в кружках, работу. А это связано с жестким распорядком дня и его постоянной занятостью, практически не оставляющей времени для личных нужд. Но тут важно отметить: чем успешнее проходит реабилитация, тем больше личной свободы у воспитанника. Его распорядок дня становится более гибким, мы разрешаем ему навещать семью в выходные и праздники.
- Во что обходится государству содержание 56 интернатов и хостелей, двух лечебных заведений и шести убежищ для подростков, совершивших преступление, нуждающихся в защите, или оказавшихся на улице? На какое количество мест они рассчитаны? Каков их штат?
- Ежегодный бюджет министерства соцобеспечения, предназначенный для этих нужд - 135 миллионов шекелей. В интернатах и убежищах, рассчитанных на 1600 подростков, работает около 800 специалистов, включая психологов, социальных работников, воспитателей и инструкторов.
- На какой срок помещаются подростки в подобные интернаты?
- От нескольких месяцев до нескольких лет. В каждом случае по-разному.
- Какие критерии вы предъявляете к работникам подобных интернатов, хостелей и убежищ для несовершеннолетних?
- Мы стараемся брать на работу тех, кто помоложе: им легче найти общий язык с подростками. Среди инструкторов, работающих в интернатах и хостелях, немало наших бывших воспитанников, прошедших успешную реабилитацию.
- Система заведений для реабилитации несовершеннолетних преступников существует с 1938 года. Какие проблемы вы считаете до сих пор не решенными?
- Интернатов по-прежнему не хватает, из-за чего мы не можем принять всех подростков, нуждаются в альтернативном решении, которое могло бы удержать их от серьезного преступления или тюремного заключения. При том, что за последние двадцать лет число интернатов удвоилось, этого по по-прежнему недостаточно. У нас есть проблема и с армией, которая не готова призывать людей с уголовным прошлым, или страдавших наркозависимостью. Понимая все опасения ЦАХАЛа, мы продолжаем бороться за каждого воспитанника, прошедшего успешную реабилитацию и покончившего со своим прошлым, доказывая армейскому руководству, что он способен к службе в армии.
- Вы работаете с подростками из группы риска много лет. Насколько изменился за эти годы «профиль» несовершеннолетнего преступника?
- Если еще двадцать-двадцать пять лет назад мы имели дело в основном с имущественными преступлениями подростков – кражами и грабежами, то теперь подавляющее большинство случаев связано с употреблением наркотиков и алкоголя, физическим и сексуальным насилием. Среди несовершеннолетних все больше случаев групповых изнасиловний, сексуальных домогательств по отношению к младшим братьям и сестрам, или своим сверстникам. Нередко среди наших воспитанников есть дети, совершивщие одновременно несколько тяжелых преступлений из тех, что я только что перечислила. В какой-то степени это отражение процессов, происходящих в израильском обществе...
- В начале беседы вы упомянули о подростках – жертвах преступления, которые так же находятся под вашей опекой. Поясните, о чем идет речь.
- 90 процентов девушек, которым мы предоставляем убежище для дальнейшей реабилитации, - жертвы сексуальных домогательств, и в том числе – со стороны своих близких и родственников. 40 процентов из тех, что пережили подобную травму, склонны к суициду или предпринмали подобные попытки. Когда их привозят к нам из полиции, или по решению суда, у некоторых девушек нет никакой мотивации для реабилитации: они переживают тяжелейший стресс и не готовы принять какую-либо помощь извне. Специалистам приходится предпринимать немало усилий, чтобы вывести их из этого состояния.
...В этом месте нашей беседы с Тали Йогев мы ненадолго прервемся, чтобы узнать о том, что происходит в стенах убежища для девочек, о котором она говорит.
ИЗОЛЯЦИЯ – МЕРА ВЫНУЖДЕННАЯ
- Девочек помещают к нам, чтобы защитить их от той среды, где они получили травму, - объясняет мне 35-летний Алекс Белкин, координирующий всю работу в закрытом интернате для девочек на протяжении последних семи лет. Обладатель ученой степени по криминологии, Алекс работает с подростками из группы риска уже 12 лет.
...Закрытый интернат, а по сути убежище, о котором идет речь, находится неподалеку от Явне, занимая обширную территорию с несколькими корпусами. 99 процентов несовершеннолетних девочек из тех, что поступают сюда - жертвы, прошедшие физические или сексуальное насилие, и в том числе – инцест. Они помещаются в закрытый интернат по решению суда на три месяца, в течение которых проводится диагностика их состояния, после чего составляются рекомендации для принятия судом дальнейшего решения: вернуть пострадавших в семью, или перевести в другое заведение для дальнейшей реабилитации. В некоторых случаях срок пребывания несовершеннолетней в закрытом интернате приходится продлевать, но опять-таки по решению суда.
Это заведение – единственное в своем роде на всю страну, поскольку только здесь проводятся все виды диагностики травм, нанесенных девочкам, и проверки их душевного состояния. В настоящее время в Явне содержатся около полусотни несовершеннолетних в возрасте от 12 до 18 лет.
- В нашем интернате четыре группы, две из них – закрытого типа, где девочки находятся под круголосуточным наблюдением, поскольку склонны к суициду и способны причинить себе вред, - объясняет мне Алекс. - С ними постоянно работают психологи и социальные работники. Когда пострадавшая от насилия начинает выходить из кризиса, ее переводят из закрытой группы в открытую. Хочу особо отметить, что речь идет о кратковременном вмешательстве в ситуацию. После случившегося, с момента, как полиция доставляет к нам очередную девочку, мы постоянно находимся на связи с ее близкими и проверяем возможность ее возвращения в семью.
- Опишите «профиль» тех, кто попадает в ваш закрытый интернат,- предлагаю я Алексу.
- Это девочки, оказавшиеся в самых тяжелых ситуациях. Одних обнаруживают на улице или на пляже в бессознательном состоянии после приема большой дозы алкоголя или наркотиков. Других, переживших изнасилование или избиение, доставляют из больницы или полиции. Мы принимаем пострадавших 24 часа в сутки. Большинство проходит в интернате первичную реабилитацию, после чего их судьбу решает суд – возвращает в семью под опеку социальной службы, переводит в закрытый интернат, рассчитанный на более длительное пребывание, или хостель открытого типа. В каждом конкретном случае - свое решение.
Как я уже сказал, большая часть девочек, попадающих к нам, пережили изнасилования или инцест, - продолжает Алекс. – На первом этапе им очень трудно смириться с мыслью, что преступник (парень, с которым она встречалась и была изнасилована, либо домогавшийся ее родственник или сосед) находятся под домашним арестом, в то время, как она изолирована от всего мира. Пережив тяжелую травму, многие девочки пытаются заглушить душевную боль физической, пытаясь нанести себе раны или помышляя о суициде. Постепенно они понимают, что их изоляция – вынужденная и вызвана нашим желанием защитить их от опасной среды. Теперь можно приступать ко второму этапу реабилитации, который не менее сложен. Личность девочки и все ее прежние представления о людях и человеческих отношениях настолько разрушены, что все приходиться выстраивать заново, начинать «с чистого листа».
- Какой случай из всех, с которыми вам приходилось сталкиваться за последние семь лет работы в закрытом интернате, был самым тяжелым?
- Все случаи очень тяжелые. Но больше всего меня поразил один, о котором я не могу забыть: отец насиловал свою 14-летнюю дочь на глазах матери, которая держала девочку, чтобы та не оказывала сопротивления. Это вообще за рамками какого-либо понимания... Как бы ни была запугана женщина своим мужем, но она же мать!
- Что происходит в случае, когда в интернат поступают беременные несовершеннолетние девочки, пережившие изнасилование или инцест?
- К сожалению, бывают и такие случаи... Мы не может заставить девочек принять то, или иное решение по поводу судьбы будущего ребенка, у нас нет на то права: они принимают его сами. Но я не помню ни одного случая, чтобы девочка, забеременевшая от насильника, захотела сохранить свою беременность.
АЛЬТЕРНАТИВА С УСЛОВИЕМ (продолжение)
Ну а теперь завершим беседу с Тали Йогев, после чего узнаем, что происходит в закрытых интернатах и хостелях для совершивших преступление мальчиков.
- Какая община, на ваш взгляд, наиболее проблемная в настоящее время в связи с преступлениями несовершеннолетних?- спрашиваю я Тали Йогев.
- Вопрос неоднозначный. Существует определенная закономерность, связанная с волнами алии. Если 15-20 лет назад в наших интернатах было очень много выходцев из бывшего Союза, то теперь они в количественном отношении сравнялись с уроженцами страны. В настоящее мы опекаем достаточно много выходцев из Эфиопии, репатриировавшихся в последние годы. Но что я хочу подчеркнуть особо: среди наших воспитанников немало детей и из вполне нормативных и состоятельных семей, а не только из социально неблагополучных. Очевидно, проблема не только в статусе семьи и ее материальном достатке, а в том, как родители воспитывают ребенка, насколько внимательны к тому, что его волнует и чем он занимается в свободное от школы время.
- В каких отношениях ваше управление находится с общественными организациями, занимающимися реабилитацией подростков?
- В самых непосредственных. Если закрытые интернаты и часть убежищ относятся к государственной системе, то школы-интернаты и хостели управляются общественными организациями, выигравшими объявленный нами конкурс. С восемнадцатью из них мы работает постоянно на протяжении многих лет. Кроме того, есть еще три добровольческих объединения, занимающиеся подготовкой подростков к армии – мы с ними тоже сотрудничаем.
...Слушая представительницу министерства соцобеспечения, я думаю о том, как в свое время была потрясена цифрой из отчета о положении подростков в Израиле: по его данным, восемь тысяч несовершеннолетних мальчиков и девочек обитали на улице, становясь жертвами преступников или вынужденых заниматься проституцией, чтобы как-то выжить. Интернаты и хостели специального назначения рассчитаны только на 1600 мест. Да и является ли для таких детей система закрытых и прочих интернатов и хостелей оптимальной альтернативой? – еще вопрос.
...Являются ли заведения для реабилитации несовершеннолетних, с которыми не справляются ни родители, ни педагоги, ни представители ведомств, занимающихся проблемами подростков, оптимальным вариантом? И почему число подобных интернатов постоянно растет, а мест по-прежнему не хватает?
СБЫВШИЕСЯ И НЕСБЫВШИЕСЯ НАДЕЖДЫ
- Я работаю в интернатах для подростков десять лет, - говорит 33-летний Марк Истахаров, обладатель двух ученых степеней, возглавляющий один из реабилитационных хостелей в округе ха-Шарон, – Последние четыре года опекаю несовершеннолетних в возрасте от 15 до 18 лет, до этого моими воспитанниками были дети 12-15-лет.
Большинство детей попадают к нам по решению суда после того, как они совершили различные правонарушения. Хостель – не тюрьма и не закрытый интернат, здесь более свободный режим, - объясняет мне Марк. - Тем, кто проходит реабилитацию успешно, мы разрешаем раз в две-три недели навестить своих родных: при этом постоянно проверяем, не нарушают ли «отпускники» наши условия, отправляясь в ночной клуб или на дискотеку. Если такое случается, нарушитель лишается отпуска на два-три месяца.
...Хостель, о котором идет речь, расположен в престижном районе, в арендованной вилле. До недавнего времени в нем проживали 12 подростков, семеро – выходцы из стран СНГ, трое – из Эфиопии и двое уроженцев страны. Около месяца назад трое ребят были призваны в армию. Вскоре их место в хостеле займут другие подростки.
В течение учебного года подростки подростки посещают местную школу, после обеда выполняют работы по дому, встречаются с психологами и социальными работниками, посещают секции и кружки. Те, что постарше, работают.
У новеньких более жесткий распорядок: их день расписан по часам, им запрещается покидать хостель. Этот запрет распространяется и на всех остальных, но только в ночное время. Любое нарушение, совершенное одним из подростков, обсуждается на экстренном совещании с участием воспитателей, социальных работников и родителей, после чего подростку дается еще один шанс, либо его переводят в закрытый интернат. В особо тяжелых случаях дело доходит до суда. По словам Марка, в нынешнем году хостелю пришлось расстаться с двумя подростками, совершившими преступления: их судьбу решал суд.
Один из нарушителей, о которых идет речь, провел в хостеле больше двух лет, но каждые полгода был замешан в каком-нибудь инциденте, связанным с употреблением наркотиков, дракой или кражей, о чем руководство хостеля обязано сообщать суду. В результате его приговорили к исправительным работам и штрафу, поскольку он в то время уже работал.
- В детстве мальчик перенес тяжелую болезнь и его жизнь была под угрозой, - рассказывает Марк историю этого подростка. - Отец, переживая случившееся, начал пить: в результате семья распалась. Мать мальчика, очень сильная женщина, сумела вылечить сына, правда, ему пришлось из-за болезни пойти в первый класс с опозданием на два года. Она вела нелегкую жизнь: работала и училась. Когда парень подрос, ей не удалось уберечь сына от влияния улицы.
Второй парень, с которым мы тоже вынуждены были в срочном порядке расстаться, - продолжает Марк, - был замечен в сексуальных домогательствах к другому воспитаннику. Его история еще более тяжелая: до того, как его перевели в наш хостель, он жил в закрытом интернате, куда попал после того, как нанес другому подростку в драке пять ножевых ранений.
...Что же касается остальных десяти подростков, то их реабилитация в хостеле протекала более успешно.
- Недавно мы провожали в армию троих воспитанников, - говорит мне Марк. – На самом деле, это большой успех. Особенно если учесть состояние, в котором они к нам когда-то поступили.
Один из призывников репатриировался в Израиль еще ребенком, его мать умерла в стране исхода, он приехал с отцом, который был уже в очень зрелом возрасте, и старшей сестрой. Проводивший на немало времени на улице один, он обворовал киоск, благодаря чему попал в поле зрения полиции. После нескольких рецидивов подростка суд вынес решение о том, чтобы направить его в закрытый интернат, а впоследствии перевести в наш хостель, где он провел четыре с половиной года и успешно прошел реабилитацию. Его отец к тому времени уже находился в доме престарелых, а сестра, отслужив в армии, работала и снимала квартиру. И сам парень в последние девять месяцев до призыва в армию уже работал, продолжая жить в хостеле. Мы устроили ему очень теплые проводы. Думаю, что он получит в армии статус солдата-одиночки, и все у него сложится хорошо.
Среди этих призывников был парень из эфиопской общины, с которым я работал пять с половиной лет – еще с закрытого интерната, - продолжает Марк. – До того, как он попал туда, считался совершенно неуправляемым, слонялся по улицам, часто затевал драку, никого не слушал. У него был тяжелый конфликт с отцом, который пытался вернуть его к порядку силой: подростка однажды даже были вынуждены связать, после того, как он едва не разнес весь дом. Первый раз я увидел этого парня в закрытом интернате: ему тогда было 13 лет и до него нелегко было достучаться. И вот на днях мы провожали его в армию. Это был уже совсем другой человек. Живя в хостеле, он учился и работал, Нам удалось восстановить его отношения с отцом, который явился на проводы сына в армию с букетом цветов.
...В хостеле подростки находятся до 18 лет, после чего идут в армию, либо возвращаются домой. Когда здесь устраивали проводы троим призывникам, в те же дни еще один парень покидал хостель. В армию его не взяли по причине слишком тяжелого прошлого: он возвращался домой.
Девять лет этот подросток провел в разных специнтернатах. Его родители развелись, когда он был маленьким. Отец не поддерживал связи с детьми. Мать после развода занялась проституцией. У парня начались проблемы с психикой: несколько раз он пытался себя порезать. Поскольку он был старшим ребенком в семье, мать оставляла его дома, поручая присматривать за младшими сестрами, которых он изнасиловал, когда ему было двенадцать с половиной лет.
После вмешательства школы и социальных служб все дети из этой семьи были помещены в инернаты для последующей реабилитации. Подросток прошел групповую терапию, через определенное время ему начали устраивать встречи с сестрами и матерью под надзором социальных работников, чтобы в определенный момент вернуть в семью, и это произошло на днях.
- Особенность работы с мальчиками в том, что они более импульсивны и эмоциональны, - отмечает Марк. - Они могут подраться, оскорбить другого, совершить кражу, в то время как девочки обычно переживают свои беды в одиночку и более склонны наказывать себя физически, прибегая к режущим предметам. Наши подростки живут, в основном, по-двое. Мы стараемся не поселять вместе тех, кто совершил похожие преступления, или поселять слабых с теми, кто склонен ими манипулировать.
...В хостеле, о котором идет речь, работает восемь человек, включая воспитателей, социального работника, женщину, ведущую домашнее хозяйство, инструкторов. Но есть еще немало добровольных помощников, оказывающих подросткам помощь и устраивающих для них праздники. Например, женская общественная организация помогла приобрести все необходимое для армии трем призывникам: каждый получил сумку с вещами и бытовыми принадлежностями на сумму в 900 шекелей.
- Если семья не участвует в процессе реабилитации, трудно рассчитывать на успех. После десяти лет работы в этой системе я говорю об этом со всей ответственностью, - подчеркивает Марк и добавляет. – У нас нередко возникают проблемы подобного рода с семьями выходцев из Эфиопии, которые не очень доверяют социальным службам.
...Самое тяжелое воспоминание у Марка связано с подростком, в реабилитации которого он участвовал еще работая в закрытом интернате, а затем способствовал его переводу в хостель. После того, как тот обворовал тренажерный зал, куда воспитанников хостеля пускали бесплатно по договоренности с его владельцем, с парнем пришлось расстаться. Его дело было передано в суд.
- Не могу забыть этот момент, как подросток, в которого было вложено столько сил, стоял передо мной и все отрицал, - произносит Марк. - Пришлось показать ему съемку видеокамеры с места преступления, зафиксировавшую его в момент кражи... Самое тяжелое – это когда тебя обманывают те, кому ты доверял. У нас ведь открытый хостель, и без доверия тут никак нельзя.
В закрытом интернате другие проблемы, - продолжает он. – Помню, как однажды мы до трех ночи уговаривали парнишку, собиравшегося прыгнуть с крыши, чтобы он этого не делал. Нам удалось его спасти, но такое вряд ли забудешь... Обычно мы не работаем с детьми, у которых серьезные отклонения в психике: их лечат в клиниках.
ОБРЕТЕНИЕ СЕБЯ
- Я не знаю, где бы я теперь был, если бы не попал в свое время в интернат, - вспоминает воспитанник Марка 18-летний А., который в августе идет в армию. – Мне было шесть лет, когда мы приехали в Израиль с отцом и сестрой. В 12 лет я начал пропадать на улице, отец тогда работал и узнал, что со мной не все в порядке только после того, как его вызвали в полицию, где на меня открыли дело за драку. Потом таких дел было еще немало – я дрался в школе и участвовал в уличных побоищах. Начались суды и разговоры о том, чтобы отправить меня в закрытый интернат.
И вот представьте себе. Мне 13 лет и вдруг я оказываюсь запертым в интернате, где за мной постоянно наблюдают и где я никого не знаю. Первые три дня я находился в ужасном состоянии: отказывался выходить из комнаты и все время плакал. При первой же возможности, когда мне разрешили навестить отца и сестру, я сбежал. Меня вернули. Через какое-то время я снова сбежал. И опять меня вернули.
Я начал потихоньку привыкать к интернату, подружился с несколькими ребятами. Распорядок там такой, что свободного времени практически нет: ты все время что-то должен делать – ходить на уроки, беседы с психологом, в кружки. И так целый день.
После полутора лет в закрытом интернате меня перевели в хостель. Здесь распорядок был не такой жесткий. Однажды, когда меня отпустили на выходные домой, я с двумя ребятами совершил кражу и попал в полицию. Поскольку отец уже был в доме престарелых, на суд пришла сестра. Когда я увидел, как она плачет, решил: все, хватит, больше подобного не повторится... Больше у меня нарушений не было.
Я прожил в хостеле три с половиной года, и все, что я сегодня из себя представляю – оттуда. Сегодня я совсем другой человек. Мы живем в одном доме с сестрой. Она для меня как мама. В августе мне идти в армию. Я хотел летом подработать, но сестра сказала: отдохни перед службой. Она работает, я веду домашнее хозяйство и во всем ей помогаю. В районе, где мы снимаем квартиру, у меня появились новые друзья, нормальные ребята, от «проблемных» парней я держусь на расстоянии. Мечтаю служить в Голани, в боевых войсках.
- В чем, по-твоему, разница между закрытым интернатом и хостелем? – спрашиваю я его.
- В закрытом интернате к тебе относятся как к ребенку, каждую минуту говорят, что нужно делать. В хостеле больше самостоятельности и доверия. Все ходят в обычную школу. В свободное время можно работать. Я, например, подрабатывал после школы в пиццерии. И после армии сначала пойду работать, а дальше решу, что буду делать.
ЗАКРЫТЫЙ ИНТЕРНАТ – НЕ КОЛОНИЯ
- Государство у нас доброе, - говорит представитель национального общества защиты детей Хана Дашевская. – Берет на себя ответственность за судьбу подростка, когда все, кто в ней участвовал до того, оказались бессильны: семья, школа, социальная служба. Закрытый интернат - это отнюдь не «преддверие ада». Израиль – не Россия, здесь нет колоний для несовершеннолетних, где никому нет дела до подростков. Закрытый интернат – место, где за подростком наблюдают, пытаясь понять, что с ним происходит и какие методы работы с ним помогут вернуть его в нормальное состояние.
В течение нескольких недель специалисты проводят полную диагностику подростка, ведущего себя антисоциально и представляющего опасность для себя и других, выявляя причины подобных отклонений. По сути это последняя попытка государства спасти подростка и вернуть его в общество, чтобы в будущем, когда он вырастет, - избежать большей беды и не тратить средства на его содержание в тюрьме.
Если бы государство наше было побогаче, то оно часть средств направляло бы на оказание подобной помощи на более раннем этапе – до того, как подросток уже не один раз перешел черту. Иными словами, помочь родителям и вовремя показать его специалистам без ожидания очереди к ним на протяжении долгого времени - бесплатно, или за небольшую сумму. Тогда во многих случаях не было бы необходимости определять подростка по решению суда в закрытый интернат, где ему по сути проводят ту же диагностику, но бесплатно и гораздо быстрее. На содержание закрытых интернатов государство тратит огромные средства, а их по-прежнему не хватает. И все потому, что приходится иметь дело с очень запущенными случаями, которых могло бы и не быть на более раннем этапе вмешательства в ситуацию. Получается замкнутый круг...