Сентябрь девяносто третьего выдался на редкость унылым и пасмурным. Зелёной листвы оставалось ещё много и она шипела, как загнанная в угол кошка, с каждым порывом осеннего ветра. Наших Главных Героев мы находим на детской площадке. В одном из маленьких двориков огромной и недавно потерянной страны.
Катюша, наклонив голову набок, легонько раскачивается на скрипучей качели, отталкиваясь от земли носком правого ботика. Как загипнотизированная, она глядит на сплющенный трупик жука на земле, которого раздавила минут пять назад. В её милом личике, с трогательной россыпью еле заметных веснушек, и остренькими ушками из-под затасканного ободка для волос, было что-то от затаившегося катёнка.
Сегодня Катерина Сергеевна (как любили называть её некоторые взрослые) не пошла в садик, чему сначала даже обрадовалась. Ей там вообще не нравилось. Ей не нравились мальчишки, постоянно норовившие стукнуть и убежать. Не нравились девчонки, которые визжали, как поросята, даже если им было совсем не больно. Она смотрела с неприкрытым отвращением, когда те специально поднимали рёв, чтобы привлечь внимание воспитателей. "Ох уж мне эти воспитатели..." – Иногда думала она. Вообще о взрослых Катя была не самого лучшего мнения: "Взрослые обычно врут. Но хотят, чтобы слушали только их... Тебя они точно слушать ни за что не станут!"
А ещё Катя всегда гордилась тем, что в отличие от многих, не была плаксой. Пусть и девочка, но не плакса. Лишь иногда, когда ей было больно по-настоящему, когда в груди разливалась едкая кислота, она тихо плакала, сбежав куда-нибудь ото всех.
Что же до её, почти уже пятилетнего, братца, который носится где-то поблизости и рубит все без разбора растения во дворе какой-то палкой, то плаксой он был просто выдающимся, ещё и ябедник, к тому же... «Ма-а-а-м, она меня стукнула!», «Ма-а-а-м, она меня дулаком обзывает!». Вечно это «мам, мам, мам!» Такого законченного плаксу и нюню она еще не встречала за все свои не полные семь лет. К тому же этот дурачок не блистал здоровьем и часто лежал в больницах. А мама была вместе с ним. Катя всегда уговаривала маму остаться дома и вместе навещать Колю, да хоть каждый день! Но в итоге ей каждый раз приходилось (иногда неделями) жить у противной бабки в пропахшей кошатиной и лекарствами квартире. Старуха плохо слышала, целыми днями молилась, а на ночь ставила свои страшные зубы на полку. Глядя на них, Катя начинала верить в смерть. С каждым возвращением домой Катюше казалось, что в маминых глазах иссяк ещё один маленький лучик, и что скоро она вообще у них умрёт! А сегодня мама и действительно слегла в больницу, только уже одна, без Коли. Они теперь у бабушки непонятно на сколько. А этому дурачку всё до лампочки!
– Смотли! – прокричал Коля, подбежав к сестре, и с налёту ударил палкой по ветке над её головой. – Велтооолётики!
И куча "вертолётиков", подхваченная ветром, закружилась с дерева прямо на Катю.
– А ну дай! – Потянулась она за палкой. Коля успел вовремя убрать её за спину.
– Давай сюда! – она подалась вперед и схватила брата за пояс штанов, но тот вывернулся и отступил на несколько шагов назад. Он остановился, как вкопанный, и смотрел на сестру большущими испуганными глазами, пряча за спиной свой световой меч.
– Давай быстро! – Требовала она. Приоткрыв рот, Коля продолжал соблюдать безопасную дистанцию. С минуту длилось это молчаливое противостояние, пока Катя, наконец, не откинулась на спинку качели.
– Ду-р-р-ак! – Заключила она.
– Са - са - сама... – Замямлил Коля и скорчил гримасу, собираясь вот-вот захныкать.
– Ну, давай, заплачь! Давай! – Подбадривала Катя. – Мамы здесь всё равно нет! И это с ней... из-за тебя!
Глаза брата уже блестели...
– Ду-р-р-ак! Плакса! – В очередной раз констатировала Катя и с отвращением отвернулась.
Со стороны могло показаться, что Катюша, внимательно всматривается в стены, ни чем не примечательной хрущёвки напротив. Но мы то с вами знаем, что, на самом деле, её умные карие глазки в тот момент совсем не видели, ни этой пошарпанной хрушёвки, ни далёких верхушек современных "свечек". Она больше не слышала, как старик на балконе захлёбывается в очередном приступе безудержного кашля, как кто-то пытается выдавить из скрипки хоть пару приличных нот… А главное, она почему-то до сих пор не слышит притворных всхлипов!
Катя медленно повернулась к брату. "Эй!" – бросила она и насторожилась. Тот стоял, понурив голову. Она окликнула его ещё несколько раз, но брат её будто не замечал. С кошачьей лёгкостью она вскочила с качели, и в два прыжка через лужи, оказалась вплотную перед ним. Указательным пальцем быстро подняла подбородок брата и заглянула в его, такие же карие, как у неё самой, глаза. Коля старательно отводил взгляд в сторону.
– Коля? – Вопрос сам собой слетел с губ, словно она сравнивала давно знакомое имя с этими глазами, вмиг ставшими для неё чужими. Он неожиданно сфокусировал свои зрачки на её зрачках, как-то даже немного с вызовом… Вглядевшись в них, Катя вдруг почувствовала, как где-то в груди, в районе солнечного сплетения, медленно растекается едкая кислота...
– Коля. – Её глаза быстро наполнились слезами. – Коленька. Прости… Ты не виноват! – Прокричала она неожиданно громко для самой себя.
Старшая сестра обнимала брата крепко-крепко и тихо плакала. А он не проронил и слезинки.