"ЭПОХА ЧЕТЫРЁХ ЛУН" (Отредактировано)
Том 2
"МОТЫЛЁК"
Книга 2
Глава 10
"КРОВАВОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ"
Теперь, уважаемый читатель, несколько дат и событий, сохранившихся в летописях Англии.
В 1315 году умер старый граф замка Уорик, который расположен всего в 45 км от известного вам местечка Вустершир.
У графа Ги де Бошан остался наследник, двухлетний сын Томас де Бошан, который родился 14 февраля 1313 года. При нём регентом стал Роджер Мортимер, у которого к 1317 году уже было четверо сыновей и одиннадцать дочерей. Он страстно жаждал политической власти в Англии. Потому держать под контролем один из величественных и стратегически расположенных замков, которым являлся замок Уорик, идеально вписывалось в его планы. И Роджер — фаворит королевы Изабеллы — немедленно воспользовался предоставленным судьбой шансом. Используя политические связи и своих подраставших детей, он расширил владения, зону влияния и контроля.
Зимой 1315-1316 года вымерз почти весь скот. Лето принесло скудный урожай. И в скорости Англию накрыл голод. В военных и политических путешествиях по стране иногда и самому королю Эдуарду трудно было найти для себя хлеб.
Четыре нелёгких года прошло-пролетело со времени предсказаний Филы Дэлфиар.
Всё чаще и печальнее звонил тяжёлый колокол старого ведического храма, перестроенного в местную христианскую церковь. Её нынешний священник — благочестивый епископ Отец Вульф-Стэн, провозглашал громкие искренние проповеди о смирении, терпении и человеколюбии, приводя в пример добровольную жертву Исуса Христа — Спасителя душ человеческих. А на городском кладбище всё чаще появлялись деревянные кресты и рядом с ними обливающиеся слезами беззащитные сироты.
В 1317 году, в известных вам из моего рассказа местах, случилась вторая страшная, небывало снежная и морозная зима.
Когда-то давно у восточного склона гор Плинлиммона в Уэльсе возник горный источник, положивший начало самой протяжённой английской реке — Северн. Длина её течения составляет ни много ни мало: 354 километра. В верхнем течении, направляющемся на северо-восток, Северн украсила себя несколькими водопадами-жемчужинами. А от Уэлшпула, в 244 километрах от устья, красавица-Северн уже судоходна.
Этой ранней весной она и её притоки жадно приняли в себя все бурные талые воды с гор и равнин, подаренные слишком жарким для этого времени года солнцем. Буйная в своём весеннем неутомимом беге река набирала скорость и размах. В лесах Северн наткнулась на бобровые запруды, ломала их несколько часов, тяжело ухала, ворчала, ругалась. Потом разозлилась и прорвала одну за другой естественные, образовавшиеся за прошлый год плотины из мелких веток, листьев, тысяч обломков больших и малых деревьев. И вот уже неуправляемый грязный поток понёсся по расширяющемуся руслу. Потревожив илистый сон камышовых заводей, он ворочал и катил всё разом, цеплял и волочил за собой донные топляки и валуны по кручёным быстринам. В месиве гибли старые гнездовья, рыба, речные животные.
Глухой рокот реки, как весенний первый гром, нарастал издалека, приближая неминуемое стихийное бедствие.
Рано проснувшаяся, переполненная мусором и талой водой с гор, обычно мирная широкая река застала людей врасплох, коварно, ночью.
Взбешённый грязный поток налетел и снёс в пригородных заливных долинах все луговые постройки прибрежных поселений. Всего за несколько часов, как гигантская доисторическая рептилия, река поглотила чудом уцелевший в зимних морозах скот и птицу. Унесла дома, хлева, сараи, остатки сенных стожков, лодки. И, как безоговорочную дань, бедствие унесло сотни человеческих жизней. Крестьяне и рыбаки, тщетно пытаясь бороться со стихией, погибали семьями.
Это жуткое половодье марта 1317 года навсегда погубило отчаянные надежды обездоленных крестьян на будущее.
Те, кто спасся от паводка, теряли последние силы в несчастьях и болезнях. Ютясь, где придётся, они умирали от холода, голода и становились пищей для бродячих собак и лесных хищников.
Иные страдальцы, кому повезло больше, перебрались с остатками пожитков в города, и нашли приют в домах у сострадательных людей. Как говорится: в тесноте, да не в обиде.
Кому повезло меньше — встречали злую судьбу под открытым небом, моляще протягивали костлявые ладони за куском спасительного хлеба.
К концу весны голод и отчаяние собрали ещё одну щедрую жатву. Вдобавок, когда половодье потихоньку сошло, обнажилось месиво из мусора, частей трупов погибших людей и животных. Над ними роились мухи и слепни, кричали тучи воронов, кружили стаи падальщиков. Оголодавшие люди бродили средь смердящего речного мусора, с остервенением отвоёвывали друг у друга, что можно съесть, и охотились на птиц и собак. Проявились болезни и начался мор. Страдальцы умирали быстро, в муках. Трупы бедняг-каннибалов становились пищей для падальщиков.
Те малые крохи, которые удалось крестьянам спасти с полей, очень быстро закончились. То, что удавалось заработать, горожане нехотя, но делили с обездоленными крестьянами и уокерами (наёмными ремесленными рабочими). То, что обнищавшие могли ещё продать, приезжие купцы «из сострадания» скупали за кусок хлеба или за горсть крупы. Крестьяне покидали насиженные места, бежали от хозяев и искали лучшей доли в других графствах, подальше от адской реки.
Иной, находясь на пределе возможного, даже продавал своих ослабленных детей проезжавшим через город скупщикам тряпья, бродячим театрам и циркам просто за миску муки, за синего обозного каплуна. И с выцветшими от голода и горя глазами прощались со своими чадами навсегда.
Настоятель церкви — Преподобный Отец Вульф-Стэн, разделяя тревоги и лишения своих прихожан, настойчивей призывал к смирению. От имени единого Всемогущего Господа он широкими взмахами окроплял страждущих святой водой. Искренне обещал райские кущи усиленно молящимся верующим и говорил, что за щедрые пожертвования Бог отдаст им на небесах всё, чего они лишены на земле.
Что голод — это испытание, которое посылает Господь своим возлюбленным чадам.
Что тело — тлен, и главное — Душа верующего, очищенная страданиями от земных грехов.
Голодный и истощённый Отец Вульф-Стэн часто повторял проходя мимо сломленных горем прихожан: "Господь терпел и нам велел. Усердней молись, братья и сестры мои", но в глаза пухнущих от голода людей смотреть не мог.
А граф Вустершира никак не хотел ограничивать свой комфорт, стол и уют. Вдобавок ко всем посланным Богом несчастьям, он поднял общий городской налог, налог с торговли и налог за пользование весами. Голодные сборщики податей подливали масла в огонь, настойчиво требуя своего.
Среди крестьян, ремесленников и уокеров возникало молчаливое недовольство и брожение умов, порождая опасные мысли и намерения. Терпение у людей быстро кончалось. Над этими землями распростёр мрачные крылья дух голода, смерти, отчаяния. Недовольства поборами фаворитов короля провоцировало желание людей каких-то действий и перемен к лучшему.
Сначала пошли негромкие разговоры в семьях. Потом шёпот усилился на улицах и по углам. Затем народ бурно возроптал. Некто в чувствах отчаяния и безнадёги хватался за вилы и свои тяжёлые рабочие инструменты. Другие — возроптали.
— Может, он, граф наш, не знает, что мы разорены?
— Может, его приближённые вассалы не говорят ему правды о том, что с народом творится, что мы пухнем и мрём от голода?
— Может, нужно к нему просто пойти и всё рассказать? И он помилосердствует?
— Он же может позаботиться о нас и выдать деньги в долг на год, чтобы купить скотину и семена, пока ещё не совсем поздно сеять.
— А осенью, даст Бог, будем живы, частями рассчитаемся, — рассуждали люди.
— Отец-то его был к нам всегда добр…
— Да что, он сам ничего не видит, что ли?!
— Лошадей да собак своих лучше кормит, небось.
— А мы уж и собак, и крыс всех съели.
— Нда-а… Народ дуреет. Потерял душу. Вот в прежние времена…
— Северн сожрала хорошие времена. Чего о прошлом вспоминать?
— Нам бы сеять сейчас. Протянули бы уж как-то до урожая…
— Если Бог не отвернётся — река и лес поддержат и одарят.
— Будем надеяться.
— А что ещё остаётся-то?
— К прежним — НАШИМ богам возвращаться надо! Велесу, Таре Перуновне поклониться!
— Без шкуры своей остаться хочешь? Дурень!
— Время ещё покажет, кто из нас дурень! В леса уходить нужно, пока не поздно!
В конце концов, многие объединённые общими мыслями горожане, решились пойти к дворцу на площадь, чтобы поговорить с графом Вустершира о своих бедах и попросить помощи. Среди них была и возбуждённая отчаянием молодёжь ремесленных кварталов, включая тех ребят, о ком прежде вёлся рассказ.
Раннее утро. Тихо скрипнула дверь. Увидев, что дочь вернулась с охоты только с ростками крапивы и сныти, Дэли потерянно опустила глаза и улыбнулась.
— Ничего, мотылёк… В другой раз повезёт. — Заметив на её юбке пятнышкно крови в виде перевёрнутой руны с недобрым значением, мать, предчувствуя сердцем неладное, обратилась к Флави. — Ты с Ксандром поможешь мне сегодня на рынке? Гребень хочу продать.
— Какой рынок, мам? Ты что? Как можно папин подарок продать?! Не надо.
Мы ж все вместе идём говорить с графом и просить у него денег. Сейчас на площади все собираются, и оттуда пойдём.
Пить хочу! Бежали, чтобы не опоздать.
Мамичка, оставь дела, давай с нами! Воскресенье же...
Мать налила и подала дочери кружку с остывшим настоем из трав и налила в миску Тароша — сына Шауро — воды.
Флави и её друг-охотник жадно утоляли жажду и притупляли чувство голода.
— Нет. Не сегодня. Вы там решайте, Флави, что нужно, а я дома останусь. Да и слабость у меня какая-то вдруг в ногах и груди. Я лучше полежу. А может, ты всё-таки передумаешь и останешься со мной? Поговорим о свёртке, о замужестве, пока никого не будет. Ты же хочешь замуж за Ксандра? Побудь со мной, давай поговорим о приданом, о будущем, — предложила Дэли. — Уже давно пора и замуж, и рожать... Надо как-то дальше жить. Я в твои годы…
— Мам, ну ты что? Столько народа собирается! Все наши идут! А я о замужестве? Да и не тороплюсь я сейчас. И Ксандр об этом пока не говорит. И вообще, вон, сколько девиц на него пялится. Может, он другую молодку замуж за себя позовёт.
Мам, ну успеется мне ещё... И какая свадьба, когда самим есть и надеть нечего.
Ты не волнуйся. Сегодня мы не с пустыми руками. Одного зайца всё же Ксандру удалось подстрелить. Я крольчиху беременную видела мельком, фазанов слышала, лебедей. Возвращаются. Несколько древесных грибов нашла. И Шауро, вроде, несколько полёвок сожрал. Ему повезло больше, чем мне.
— Это хорошо.
— Тётя Марфа сказала, что сегодня её черёд похлёбку на нас варить. Я ей грибы, щавель конский и крапиву отдала.
— Правильно.
— Нам же тоже нужно на площади быть, чтобы как-то выжить! Если будут выдавать деньги, а от нас никто не придёт, то кого потом винить, спрашивается? Надо выживать, мамочка, надо идти. И, кроме того… — Флави обернулась на голоса толпившихся на улице взволнованных людей и, расслышав возбуждённый говор Ксандра с братьями, улыбнулась ему в предчувствии значительного грядущими событиями дня.
— Флави-Ар! Не надо! Остановись! Пусть Георг вместо тебя получит деньги. Посиди со мной, мне что-то нехорошо. Руки дрожат, и в груди щемит. Видно, сердце. Да и в силу тебе входить пора. Не опоздать бы. Тебе вскоре двадцать один исполнится. Время — обучаться, а не в толпе тереться, — настойчиво уговаривала её Дэли. — Поговорим о твоём замужестве. Самое время, пересидела даже! Гляди, в девках останешься... Или замуж, или принимай дар. Пора выбрать. Вскоре Новое Коло. Ра будет входить в силу.
— Ну, мам, — отпрашивалась дочь, нетерпеливо поглядывая на ребят за окном. — Давай потом! Что вдруг за спешка?
— Видишь, слабею я. А вот как завтра совсем слягу и умру? Мои рисунки уйдут со мной в Навь, и ты не сможешь в силу войти. Со свёртком больше некому будет помочь. Откладываешь всё, итак с этим затягиваешь, будто тебе вовсе не важно, что...
— Мамочка! Ну что ты? — прильнула к ней Флави. — Ну, о чём ты говоришь? Ты меня отговариваешь, да? — догадывалась дочь. — Так я — туда и обратно. Только узнаю, дают ли ссуду – и назад. Я на минуточку, а потом будем заниматься столько, сколько скажешь. Хорошо? Ты у меня такая молодая, красивая и сильная. Не умирают так просто молодыми, — Флави нежно взяла лицо матери в ладони и поцеловала её, находясь в приподнятом настроении.
— В голод? А отец? — напомнила ей Дэли.
Флави опустила глаза и замолчала. Пока обдумывала слова матери, вспомнила и достала из кармана горсть плодов шиповника, которые удалось сегодня найти. Флави решила запарить плоды и приготовить для матери и брата горячий настой.
— Но один день ничего же не решит? — наконец выдохнула она.
— Один день, дочь, – это целая вечность. Ну что тебя так на площадь тянет? — настаивала на своем Дэли. Она заметила, что руки Флави сильно оцарапаны. Увидев плоды шиповника, поняла, что добыть их стоило боли и крови. Дэли с благодарностью мысленно обцеловала раны дочери.
— Ничего. Просто мы с ребятами…
— Ах-х, мы с ребятами… — тяжело вздохнула мать, прибавляя вес словам. — Ну, что ж… Поступай, как знаешь, Фила Дэл Свэн Флавиора!
Дэли первый раз назвала её полным именем, что ножом резануло дочери слух. Девушка вздрогнула и обернулась.
— Так серьёзно?
— Да! Прошу, сегодня останься со мной дома.
— Хорошо, я только Ксандра предупрежу…
— И сразу же возвращайся. Я тебя жду, а времени у нас с тобой, кажется, уже совсем нет.
— Как нет, мам? До этого дня было, а сейчас нет? Не пугай меня, не надо.
— Ты ж под липой с Тайллерами всё пропадала, да и время бежало быстро, а сейчас уже действительно пора.
— Ма-а, — мягко произнесла Флави-Ар, — ...мы уже договорились. Я сейчас вернусь! — и выбежала навстречу друзьям.
Обласканная горячим весенним солнцем, она предвкушала счастливые и интересные события этого дня, которые дадут шанс на выживание всем и которые пройдут без её участия. Флави-Ар заранее ужасно об этом сожалела.
Вскоре она вернулась домой. Расстроенная, но готовая к серьёзным делам Флави поднялась по лестнице на второй этаж, достала, развернула свиток и привычно подсела на лежанку к матери. Та кивнула, поцеловала дочь в лоб, развернулась, стащила через голову платье и рубаху со своей спины. Дочь в точном порядке и пропорциях продолжила срисовывать её татуировки. Мать поглядывала на пергамент и поясняла Избранной значение вязи из символов и знаков.
Прошло несколько обычных тихих часов, прежде чем шум и неожиданные тревожные крики на улице отвлекли обеих женщин от их занятия, связанного с магией жизни.
— Быстрее, прячьтесь! Спасайтесь! Бегите! — голоса людей смешались с шумом, издаваемым преследователями.
— Где мой сын?
— Тео!
— Том?!
— Джон!
— Герхард!
— Томас?!
— Людорф!
— Иллора, где ты?!
— Филипп! Сынок…
Разноголосьем кричали женщины из метавшейся в разные стороны перепуганной толпы, которая неслась в панике по узким мокрым улочкам голодного весеннего Вустершира.
Вздрогнув, Дэли торопливо одёрнула рубаху, натянула на себя платье. Флави быстро свернула пергамент и сунула его под подушку. Припав к оконцу, мать и дочь тревожно вглядывались в происходящее. А на улице слышались окрики горожан, доносились всхлипы и возгласы перепуганных женщин.
— Артуар, где мой Тэо?! Тэо! Тэо, где ты, сынок?!
— А вы не видели моего сына? Томас! Он совсем маленький такой! Ну как же?! Не видели, нет?! — на бегу кричала в истерике тоненькая худая женщина. Она на мгновение обернулась, остановилась, будто бы заметив мелькнувший зелёный колпак своего сынишки.
Дэли и Флави сбежали по лестнице вниз, прильнули к окну и встревожено вглядывались в происходящее на улице.
Обе с ужасом увидели, как новая волна перепуганных до смерти горожан рванула врассыпную от конных преследователей. Как в панике люди смели, как пушинку, худенькую женщину. Она упала в ещё не растаявшую кучу ледяной каши и не смогла сразу подняться, увязнув в ней. А прямо на неё неслись всадники, нанося бежавшим и упавшим удары мечами и копьями. И эта исхудавшая слабая женщина больше не шевелилась. Её кровь, смешавшись с грязью давно не чищеных улиц, окрасила рыхлый лёд в красно-бурый цвет.
Дэли отшатнулась от окна, вжалась в стену, закрыла рот кулаком и мысленно воскликнула: «О Боги! Началось?!»
— Марфа! Ма-арфа-а!!! — басил из проулка Драгор Тайллер, уклоняясь от мечей скакавших и поскальзывавшихся всадников.
Флави видела, как, заметив свою жену, Драгор выдернул её из бешеного потока человеческого безумия крепкой рукой и прижал своей спиной к стене. Услышав мысль матери, девушка инстинктивно сжала ей ладонью плечо и, как Драгор, прикрыла собой.
— Дети?! Где дети? — Драгор старался разглядеть среди обезумевших людей своих сыновей и готов был вырвать и их из общего бурлившего потока, но никого из них в толпе не увидел.
Флави-Ар услышала его надрывные крики, как призыв о помощи. Метнулась к двери и рванула её на себя. Навстречу летел всадник с окровавленным мечом. Флави мгновенно захлопнула дверь и уклонилась от удара в сторону. Скользнув по внешней стене, оружие попало в окно, пробив его насквозь. С шумом посыпались на пол осколки цветного стекла. Сжавшись, Дэли отскочила к чуланчику, где, как память, хранилась пара прекрасных лёгких мечей, сделанных Свэнэльдом. Дэлфиар осознала, что она, как Воин, обязана защитить жизнь Избранной любой ценой. И час этот пришёл. Мать стремительно развязывала на полу тряпицу с оружием, готовясь к бою. А Флави снова резко открыла дверь, намереваясь вылететь наружу.
В дом ворвался холодный резкий ветер и взметнул волосы перепуганным насмерть женщинам.
Вдруг в глазах Дэли и Флави остановилось Время. Оно будто затаило дыхание, резануло мыслью сознание матери и дочери, а потом бешено рвануло с места и полетело, не дав обеим женщинам ни мига на размышление.
— Нет, Флави! Назад! — воскликнула мать, бросившись следом к выходу, чтобы её удержать.
Девушка на мгновение обернулась в дверях, схватила свой плащ и тут же исчезла, смешавшись с толпой на улице.
«Ксандр! Ксандр! Ребята! Георг!» — пульсировало в её голове.
Ловко нырнув в первый же проулок, Флави-Ар набросила на голову капюшон и заскользила серой тенью по безопасным полупустым улочкам, стремясь оказаться на каменной площади с башней. Флави, то замирала на месте, вжимаясь в стену, то задерживая дыхание, пропуская мимо разгорячённых вооружённых всадников. А то, не оборачиваясь на вопли и стоны сбитых и раненых, она бежала туда, где, возможно сейчас укрывались от опасности Ксандр с братьями и Георг.
А под ногами скользкая дорога — месиво из грязи, тающего снега, крови и лохмотьев, ослабленных голодом людей, которые собрались на площади с надеждой на милосердие и вспомоществование.
Перед глазами: крошево из изуродованных тел, снесённых убогих лотков и каких-то жалких товаров.
В ушах: со всех сторон крики и стоны раненных. Флави-Ар чувствовала их страдания и оттого сердце её разрывалось.
И вот она – площадь! Усеянное трупами место, где вскрылось истинное лицо знати.
Люди обречённо голосили у тел погибших родственников. А между ними... ходила пешая, вооружённая до зубов стража и хладнокровно добивала всех, кто ещё подавал признаки жизни.
В самом центре площади один из раненых мужчин, прикрывая окровавленный живот рукой, на коленях молил о пощаде приближающегося наёмника-латника. А тот, небрежно переступая через трупы, направлялся к раненому горожанину.
У Флави щёлкнуло в голове.
— Па-па?! — Горячей волной ударило в лицо, в грудь. И Флави-Ар изо всех сил бросилась к мужчине на помощь.
Но голова и рука с частью тела безымянного уже нелепо шмякнулась в дымившуюся лужу чьей-то ещё тёплой крови.
Сердце Флави-Ар вспыхнуло гневом отмщения! Она сорвалась. На бегу выдернула что-то торчавшее из другого мёртвого тела и с диким рыком в одно мгновение долетела до палача. На выдохе вонзила обломок вил убийце в грудь и горло, проткнула насквозь и, оцепенев, замерла.
Самоуверенный палач по инерции сделал ещё несколько шагов, уронил вдруг ставший тяжёлым меч и, не веря, что его смертельно ранила обычная девушка, выпучил голубые глаза. Он с удивлением на лице упал на колени, на руки и, наконец, замертво повис на вилах.
Отрешённо оглядев стонущую площадь, Флави-Ар почувствовала на себе чей-то жгучий взгляд. Разгорячённая мстительница перевела взор вверх, на серую стену дворца. На балконе стоял престарелый граф со свитой. Оказалось, не взгляд старика обжёг Флави, а того «безликого» в тёмном капюшоне, который спокойно стоял рядом, опираясь на чёрный посох.
Избранная смотрела на него так же хладнокровно, как и он — бросая вызов. В этот миг в душе Флави-Ар возникло устойчивое, неприятное до тошноты ощущение, что она попалась, и некто, обладающий большой тёмной силой, увидел её как зажжённый во тьме зелёный фонарь.
На башне собора Христа и Пресвятой Девы Марии ударил низкий колокол. Впервые в жизни Флави ощутила этот звук кожей. И он обжигал, проникал в тело и рвал его изнутри. В эти минуты девушке показалось, что вострубил сам Ангел Смерти. И что эта кровавя бойня кем-то заранее спланирована.
Воля Флави-Ар плотно сжалась в кулак. От звука колокола сердце задрожало. Избранная вдруг ощутила острую необходимость немедленно применить свои магические силы, почувствовала готовность совершить абсолютно всё, что угодно: сжечь дотла графа и весь его дом. Но...
Но вдруг её тело взлетело в чьих-то могучих горячих руках. Это Глэдиас подхватил и забросил подругу на плечо. Силач изо всех сил мчался по закоулкам, унося Флави-Ар подальше отсюда. А следом нёсся Ксандр. Часто оборачиваясь, он отслеживал быстро меняющуюся обстановку, предугадывал её развитие. Тем самым юноша оберегал и направлял друзей в безопасный проулок, к стене или в чей-то пустой в эту минуту двор.
— Быстрей, сворачивай!
Всё, стой, замрите! — руководил он, внимательно наблюдая за ситуацией.
— Чего тебя понесло туда?! — задыхаясь, кричал он на Флави-Ар, в оцепенении висевшую на плече старшего брата.
— Мне показалось, там был отец, — тихо произнесла она.
— Чего-о?! Какой отец?! Ты что, ополоумела?! Сидела дома, вот и оставалась бы там! — продолжал он в запале, осторожно выглядывая из-за угла.
— Ну, всё, всё! Теперь доберемся до дома, и всё будет хорошо, — успокаивал их силач Глэдиас.
— Что — хорошо?! — продолжал кипеть Ксандр. — Хорошо — что? Ты этим упырям скажи «хорошо»! — бушевал парень, резко взмахивая руками в сторону бесновавшихся солдат. — Я прямо сейчас готов вступить в бой! Но, к сожалению, это ничего не решит.
— Где Георг? — наконец спросила, приходя в себя, Флави. — Отпустите меня.
— Он-то дома! Сами за двери только что впихнули. А тётя Дэли сказала, что ты… А где Ботиан – не знаю. Потерялся, наверное, сейчас не найти. Но он за себя постоит, не сомневайся!
— Отец с матерью вас ищут, — как ни в чём не бывало, сказала Флави. Казалось, она была немного не в себе. — А Мария дома?
— Да, с матерью, — теперь уже свободней вздохнул Ксандр, переводя дух. — Да, она дома.
— Переждём немного здесь и вернёмся, — вслух подумал невозмутимый Глэдиас.
— Куда? — растерянно развёл руками его брат. — Сейчас надо бы…
— Скорей на площадь, а потом домой, — уточнила Флави-Ар.
— Ну вот, она опять снова-здорово! Домой, и только домой! — настаивал Ксандр. — Там нужно будет собраться с мыслями и обдумать, что делать дальше.
— Ты мне что, отец? — обожгла его взглядом Флави. — Меня бы и отец сейчас не удержал! Нужно помочь раненым, сейчас! Их боль не ждёт! — блеснули фиолетовым цветом её глаза. — А нет, так идите домой, под крылышко папы с мамой, одни! Я должна! Сама!
Зацепила она самолюбие юношей и двинулась с места, успев сделать только один шаг.
— Не-е сей ча-ас… — низким шёпотом насторожённо произнёс Глэдиас и закрыл обоих ребят собой, плотно прижав их своим телом к холодной стене дома.
Все притихли, затаили дыхание.
Громко гикая, мимо проскакали вооружённые вздыбленные всадники. Цокот подков по камням отрывистым звонким эхом заполнил узкие улочки и сразу погас на талом расквашенном снегу. Невдалеке наёмники спешились и оставили лошадей на улице без присмотра. Врываясь в пустые дома с хлипкими дверями, они с грохотом переворачивали там всё вверх дном и забирали жалкую поживу. Латники переговаривались и веселились, привычно занимаясь мародёрством. В полной уверенности в своей безнаказанности и силе, даже не оглядывались.
— Пусти меня, Глэдиас! — рванулась к тому дому Флави.
— Ку-уда-а?! — остановил её силач.
— Пусти меня! Слышишь?! Им нельзя этого позволять! Сегодня или завтра они придут к нам в дома! — негодовала Флави-Ар, глядя на бесчинства солдатни. — Воры! Воры!!!
— Да ты сама хоть понимаешь, чего хочешь?! То на площадь кого-то спасать, то этих наказать… — сурово одёргивал её Ксандр.
— А я бы им тоже вломил! — поддержал Глэдиас и, медленно провожая мародёров глазами, добавил — только нас всего двое, а их — четверо.
— Нет. Нас трое, — уточнила Флави. — Ну и что? Их просто надо разделить, — соображала она вслух.
— Как? На основное блюдо и на десерт? — ёрничал Ксандр и, сжимая за спиной эфес ульберта (волчий меч викингов) уже обдумывал дерзкий план.
— Ага, на острый и горячий десерт для нашего графа, — уточнил Глэдиас, стукнув плотно сжатым кулаком по своей широкой ладони. Таясь от Флави, он ощущал на бедре вес и мощь отцовского ульберта и чувствовал, как тот зовёт в бой за правое дело.
— Именно! — сверкнув глазами, согласилась Флави.
— Понял! Даже знаю, как их уделать! — хитро подмигнул Ксандр, вынул из-за спины меч и прошептал. — За мной…
— Э! Стойте! А откуда у вас отцовские мечи? — вспыхнула Флави.
Братья застенчиво переглянулись, улыбнулись и не ответили.
— Ладно. Давайте. Вперёд! — согласилась девушка.
Слово сказано – дело сделано.
Действуя ловко, дерзко и решительно, они справились с намеченной задачей с первого раза. Ребята сражались спокойно и слаженно, как один, поэтому кровавая и, казалось, неравная схватка окончилась быстро. Мародеры просто не ожидали столь скорого возмездия. Тройка ребят потратила на это совсем немного усилий, и, оставшись довольными собой, они тут же стали горячо обсуждать происшедшее.
— Ух, ты! Как ты их! Треснули, как орехи. Да-а! — возбуждённо говорил Ксандр о разбитых головах врагов, обращаясь к брату и похлопывая его по широкой мускулистой спине. — А ты? Так ловко! Глазом моргнуть не успел, как — кувырок, прыжок – и в горло с левой руки, снизу вверх, как бычка! Впервые вижу. Ты нас ещё чем-то можешь удивить? — вспоминал он незнакомый ему молниеносный приём Флави-Ар.
— Не знаю. — Солгала она, опомнилась и смущённо вытерла окровавленное лезвие подобранного ножа мародёра о снег.
На самом деле в мозгу Флави была картинка: плывущий в реке тигр, которого ей необходимо было убить одним точным ударом в горло.
— Я сделала что сделала, и всё. А ты, Ксандр! Как волк! Здорово! В подкате под ноги и одним ударом в горло. Здорово и тихо!
Ладно, пора отсюда уходить, — отдышавшись, произнесла она.
— А я — дождусь твоей похвалы? — пробасил довольный собой Глэдиас.
Флави улыбнулась, кивнула и хлопнула его по испачканному плечу в знак одобрения.
— Вперёд! — почти приказным тоном произнесла она.
— Домой? — уточнил Ксандр, отдавая ей право выбора.
— На площадь! — отрезала Флави.
— Домой! — настойчиво повторил Ксандр, желая увести всех в безопасное место.
— На дворцовую площадь! — вместе твёрже произнесли Глэд и Флави.
— И оттуда сразу домой! — быстро перевёл Ксандр. — Мда-а… Двое против одного? Это вы молодцы, конечно! Тогда — я впереди, — раззадорился парень ожиданием новых побед и приключений.
— Давай! — Флави пропустила его вперёд. — Только мечи под плащи уберите. Будь кто увидит оружие в наших руках — жизнь окончим, распрощавшись с головой.
Пробравшись на площадь, друзья, не сговариваясь, замерли и съёжились. Ребятам казалось что, где-то здесь под графским дворцом треснули врата Ада и сквозь щель прорвался обжигающий Душу гул воплей и стенаний мучеников. Знакомые с детства друзья-горожане были неузнаваемы. Их окровавленные руки, лица, одежды. Везде кровь, раненные и покалеченные. В неописуемых позах застыли убитые. У некоторых из них остались открытыми молящие глаза.
Флави-Ар содрогнулась. Её сердце кипело негодованием и желанием немедленного справедливого возмездия.
— О, боги, сколько крови! Сколько боли! Слышите? Всем им, как и нам, нужна защита от произвола завтрашнего дня. — Флави сорвалась с места. — Сегодня не унесём раненых — до завтра или истекут кровью, или замёрзнут.
Глядя на весь этот кошмар, ребята высказывались на бегу.
— Верно. Согласен. Или сейчас — или уже никогда. Нужно собрать всех наших ребят из «Братства викингов» и придумать носилки для раненых и убитых. Разнести по домам… — обхватив женщину с разбитой головой, Ксандр помог ей подняться.
— Хоть эти-то разошлись, — мотнул головой Глэдиас в сторону дворца, имея в виду стражников. — Поможем разнести по домам раненых и остальных. — Бережно взяв на руки чьё-то дитя без сознания, он не решился сказать "мёртвых", — ...И всё-таки пойдём домой. Наши-то в неведении, что с нами. Сидят дома, ждут, сходят с ума от беспокойства.
— Да, согласна. И вы мне потом подробно расскажете, с чего началась бойня, с того момента, как пошли на площадь! — Ощупав окровавленного ребёнка, Флави удостоверилась, что он жив и облегчённо выдохнула.
Оба брата переглянулись и кивнули.
— Эх, знать бы, куда кого разносить…
— Я… я покажу, где мы живём. Это мой Людорф — сынок. Отца его неделю назад как схоронила. Господи, за что посылаешь нам такие испытания? — Всхлипывая, выговаривала раненая женщина.
Взглянув на девушку молящими глазами, она ждала ответа. Флави поняла и, успокаивая, произнесла:
— Жив. Жив мальчик ваш. Перевяжу, помогу. Куда идти-то?
Крепко держась за парня, молодая женщина указала девушке рукой в проулок. Ксандр заметил, как судорожно трясутся её руки и подбородок. Скрепя сердце, Ксандр перевёл взгляд на дорогу и, обходя хлам и трупы, повёл хромающую женщину домой. Глэдиас нёс её беспамятное дитя. Флави — вещи.
Вскоре, вернувшись на площадь, друзья увидели, что здесь уже собрались и оказывают посильную помощь пострадавшим уцелевшие горожане и почти все ребята из «Братства викингов». Обмениваясь тревожными взглядами, они скупо приветствовали кивками уцелевших друзей и соседей. Чувствовалось, что «Викинги» рады увидеть Тайллеров и Флави.
В сознании людей мир перевернулся. Страх, Безнадёга и Ад захлестнули их родной город.
Повсюду неприкаянно бродили пострадавшие. Оглядывая закоулки, люди окликали по именам своих детей и родственников.
Стучась в знакомые и незнакомые двери, волонтёры возвращали живых по домам. Их встречали со слезами счастья и заботливо принимали в любящие руки. Флави всем, кому могла, оказывала помощь: омывала, зашивала раны, останавливала кровотечения, вправляла суставы и давала советы по уходу.
Соорудив из подручных средств носилки, горожане переносили трупы с улиц и площади к церкви.
Опустились сумерки. Дальние улицы обезлюдели. А по площади, словно заблудшие души проклятых грешников, стали бродить с факелами надежд отчаявшиеся горожане. Флави видела их заплаканные серые лица. Видела, как, припадая к каждому неопознанному трупу, разглядывали его лицо; не признав, с облегчением выдыхали и направлялись к следующему. В окровавленном искалеченном теле трудно узнать родственника. Люди расходились по домам и, не найдя родных дома, усталые и окоченелые, снова возвращались на место резни, понимая, что ночь и холод отнимут еле теплящиеся искры жизни. Отчаяние отбирало силы, а надежда их придавала.
И вот наступила ночь, факелы догорели. Руки и спины окоченели и перестали слушаться, а силы человеческие иссякли.
Ксандр, Глэдиас и Флави-Ар вернулись вымотанные и уставшие. Флави толкнула дверь. Споткнувшись о порог, с грохотом ввалилась в дом и, опершись о табурет, поникла. Сердце лихорадочно застучало, к вискам прильнула кровь. Ощутив тепло от камина, Флави почувствовала накатывающую внутреннюю дрожь. Оглянулась и увидела, что разбитое окно мать заткнула тряпками и тщательно замазала глиной. Девушка поняла, что цветных солнечных лучей больше не будет.
— Жива?! Жива! Слава Амону Ра! — вскрикнула Дэли, лишь Флави-Ар вошла в дом. Мать бросилась навстречу, наскоро ощупывая всё тело дочери.
Георг лежал на кровати с перевязанным плечом и замазанными мазью ссадинами на лице. Он трогательно и виновато смотрел на бледную сестру.
— Всё хорошо, ма. Мы помогали переносить раненых и тех, кто не мог идти сам, — успокаивала Флави мать, осторожно обнимая брата и осматривая его раны. Затем она обернулась к матери и крепко прильнула к её груди.
— А стражники? Конные? — продолжала осматривать и ощупывать её Дэли.
— Ничего, обошлось. Мы были осторожны, очень.
— Переждали, пока они оставят всех в покое, а тогда уже… — вторили ребята.
Заметив приготовленные тётей Дэли два лёгких египетских меча, братья переглянулись и подумали, что прежде, чем вернуться домой нужно хорошенько отмыть ульберты от крови и положить их на место, пока отец не обнаружил пропажу наследия семьи.
— Ну, мы завтра зайдём, — устало подмигнул девушке Ксандр. — Мы к отцу, домой, — и оба брата исчезли за дверями.
— Да, их уже давно ждут, — согласилась Дэли. — У тебя штаны порваны и в крови, — заметила она дочери.
— Это чужая кровь. Сама-то я цела. А дыры зашьём. Есть что попить? — и, пока мать не видела, спрятала нож латника за спину, шагнула к очагу, чтобы согреться.
— Настоя или воды?
— Воды, мам. Горло горит, — сказала и залпом опустошила полную кружку.
— Так что там случилось?
— Ребята сказали: завтра расскажут. Я не всё знаю, ма, — размякая от усталости и тепла, вяло пробормотала Флави.
— Хоть все целы?
— Наши? Да. Повезло, ни одной царапины. Только не знаю, Ботиан нашёлся или нет, — засыпая на ходу, ответила она.
Глаза Флави слипались и закрывались сами собой. Она рухнула на лежанку, подумала: «Чудом не нарушила запрет и не применила свою магическую силу на людях». Мысленно поблагодарила Глэда, Ксандра, таясь, сунула чужой нож под лежанку и — забылась.
— Схожу, узнаю, только чуть попозже. С вами разберусь и схожу. Господи! Неужели началось! — тихо всхлипнула мать и зажала себе рот, чтобы не потревожить уснувших детей.
Этой ночью, со слов Драгора и Марфы, Дэли узнала о том, как безоружных, обездоленных и разорившихся горожан правитель щедро одарил россыпью насмерть разивших стрел.
Как смелИ слабых, беззащитных детей и стариков мощными боевыми лошадьми.
Как всадники и латники, словно сорвавшись с цепи, громили остатки лотков.
Как топтали взмыленными лошадьми еле державшихся на ногах голодных бедняг.
Слушая рассказ братьев, Ботиан сидел понурившись. Он отводил глаза, сжимал кулаки и серчал на отца за то, что тот его не отпустил из дома на площадь. Глэдиас и Ксандр в один день возмужали. Это было видно Ботиану невооружённым взглядом. И он кипел душой, сокрушался, что мать, зная о страшных предсказаниях тёти Дэли, заперла его, как маленького вместе с сестрёнкой Марией дома.
Братья тайком переглядывались и лишь в общих чертах рассказывали родным о том, что видели в этот перевернувший всё верх дном прОклятый день. Свидетели щадили разум и нервы своих родных и не посвящали их в некоторые подробности пережитого. Но замолкали, прятали побитые кулаки и опускали глаза, вспоминая о совершённом ими возмездии за погибших в кровавое воскресенье.
Продолжение в главе 11