Самое главное
Дорога от дома до магазина никогда не занимала больше десяти минут. Но сегодня Пётр Алексеевич потратил на неё больше обычного. После недели пронзительных ветров и непрекращающихся метелей, сегодняшний день будто в честь наступающего праздника выдался просто волшебным. Яркое солнце играло и переливалось в каждой снежинке, бесчисленное множество которых образовало непроходимые сугробы на городских улицах. Ветра, ещё вчера бушевавшие по всем закоулкам, стихли настолько, что снег не облетал даже с самых тоненьких веток деревьев. Встречавшиеся по пути прохожие, так же любовавшиеся новогодним преображением природы, здоровались, с улыбкой уступая Петру Алексеевичу место для прохода на узкой, едва почищенной дорожке.
Колокольчики на открывшейся двери магазина встретили вошедшего весёлым перезвоном, а торговый зал окутал тёплым воздухом, в котором явственно пахло мандаринами. Пётр Алексеевич на мгновение даже довольно зажмурился. Кто бы мог подумать, что обычный маленький цитрус сможет вызывать столько ассоциаций. И в первую очередь, праздничных. Люди, стоявшие в небольшой очереди, обернулись на звон колокольчиков и тут же наперебой загомонили:
– С праздником, Пётр Алексеич!
– Дядь Петь, с Наступающим вас!
– Алексеевич, всего самого наилучшего тебе и детям твоим, и внучке!
– Лексеич, а может по граммульке в честь праздника?
– А тебе уже с утра надо, да? Не можешь вечера дождаться как нормальный человек?
Женщина, сказавшая это, грозно покрутила палкой колбасы перед отшатнувшимся мужичком, который за секунду до этого призывно размахивал бутылкой портвейна.
– Спасибо, спасибо мои хорошие, – засмущался Пётр Алексеевич, рассматривая собравшихся. – И вас с праздником. Пусть всё у вас хорошо будет не только в следующем году. А самое главное, чтобы здоровыми были.
– Лексеич, так может обратно в поликлинику? – подмигнул мужичок с портвейном. – Понабрали молодых, а таких специалистов как ты, уже и нет.
– Нарколог тебе нужен, а Пётр Алексеевич у нас терапевт!
Чуть ли не прорычав это, женщина вдруг как-то неловко опустила колбасу в корзину и тихонечко спросила:
– Алексеевич, а может и правда, а? Очень тебя не хватает.
В носу что-то защипало, а глаза предательски наполнились влагой. Пётр Алексеевич почесал нос снятой перчаткой и грустно улыбнулся:
– Ну, надо же и молодым дорогу давать. Наберутся опыта и ещё получше меня станут. А я … Вы же знаете, что я никому никогда не отказываю. Всегда помогу да подскажу. Но лучше, конечно, чтобы ни у кого повода для этого не было.
Он шутливо погрозил пальцем и под общий тёплый смех направился к прилавкам, прихватив по пути корзину.
Всё же чудесный фрукт этот мандарин. Сколько они уже лежат в большой вазе на кухне? Пять минут? А аромат на всю квартиру такой, будто в каждой комнате по целому дереву растёт. А самое удивительное то, что Пётр Алексеевич никак не мог понять, почему именно сегодня захотелось мандаринов. Как врач он, несомненно, признавал пользу этих маленьких солнышек, приятно согревающих ладони, заставляющих жмуриться от удовольствия первой дольки. Но покупать их, равно как и отмечать главный зимний праздник, уже давно не приходилось. С тех самых пор, как умерла жена и ему просто не с кем стало праздновать. Да и не хотелось как-то уже. Дети? У дочери давно своя жизнь, муж, своя дочь и свои же заботы. Столичная круговерть прочно затянула их в свои суетливые глубины. Нет, они периодически приезжают в родной город к отцу. Вон, даже внучку постоянно на лето привозят.
Из омута грустных воспоминаний вывел мандарин, неожиданно брызнувший в глаз. Зажмурившись, Пётр Алексеевич потёр глаза и отложил в сторону ароматный кусочек лета.
– И когда только успел почистить?
Удивлённо хмыкнув, он потянулся за телефоном. Легонько катая по столешнице очищенный шарик мандарина, Пётр Алексеевич вслушивался в идущие из телефона гудки. Ответили только после десятого:
– Папа?
– Привет, моя хорошая. Ну, как вы там?
– Да всё хорошо, папуля! Ты сам там как? Всё хорошо?
– А что у меня может быть плохого-то? Всё отлично и без изменений. Как пульс у пациента патологоанатома.
– Да ну тебя с твоими шуточками дурацкими! Пап, приезжай к нам, а? До полуночи ещё далеко, успеешь. Соберёмся все вместе, отметим. Мы с Настюхой стол уже готовим. Приезжай, пап. Я знаю, что ты не любишь этот праздник, но всё же, пап. Мы тебе будем очень рады.
Пётр Алексеевич смотрел на лужицу оранжевого сока, капающего на стол из раздавленного в крепко сжатой ладони мандарина. Но внезапно из трубки вылетел просто ураган эмоций, крика и радости:
– Деда! Деда! А мы с мамой куицу готовим! Она такая бойшая! Я сама чеснок для неё езала! Деда, меня тепей микьёбы будут бояться, да? Ты же сам говоил! Деда, а давай к нам! Папа купил фейвек купил и мы будем его запускать!
– Ой, балматушка ты моя! Настюша, ну куда уже мне к вам ехать, солнышко. Вам там и без меня весело будет. Тем более что курица будет, которую ты готовила. А микробы да, чеснока очень боятся. Теперь к тебе ни один злой микроб не подберётся. С праздником тебя, моя маленькая. Расти здоровенькой и слушайся маму с папой. А я попозже приеду и подарочек тебе привезу. Хорошо?
– Да, деда! Хаяшо! Пока!
Ещё немного поговорив с дочерью и в который раз, отказавшись приехать на праздник, Пётр Алексеевич попрощался и положил телефон рядом с раздавленным мандарином. В навесном шкафчике стояла бутылка коньяка. Качественного, ещё со времён Союза, когда это действительно был коньяк, а не смесь спиртов с красителями и сахаром. Есть у Петра Алексеевича друг, который периодически находит такие редкости. Но каким бы большим ни было внезапно возникшее желание опрокинуть стопочку крепкого напитка, всё же рука потянулась к чайнику. Который уже через несколько минут струйкой кипятка из носика смешал в фарфоровой чашке сушеные ягоды, чай из кипрея и ложку мёда. Взяв чашку, исходящую ароматным паром, Пётр Алексеевич перешёл в гостиную, где удобно расположившись под тёплым пледом в кресле, включил телевизор.
Из тёплой сладкой дрёмы под приглушённый звук одной из многих музыкальных программ Петра Алексеевича довольно бесцеремонно вырвала резкая трель дверного звонка. За окном уже темнело. И только дальний край неба светился краснотой, обещая тихую, но морозную погоду. Нехотя откинув плед, пришлось идти в прихожую, гадая о том, кто это мог заявиться.
Не успела дверь открыться, как в квартиру ворвалось что-то маленькое, пушисто-меховое с густой копной рыжих кучерявых волос, выбивающихся из-под тёплой вязаной шапочки.
– Деда!
Внучку подхватили заботливо выставленные руки и она, обняв дедушку, зашептала ему на ухо:
– Это наш тебе сюпьиз!
И тут же начала командовать серьёзным тоном:
– Куицу в духовку, меня вниз, а папе ёлку наяжать!
Опустив Настюшку вниз, Пётр Алексеевич чуть дрожащим голосом спросил у дочери:
– И стоило вам ехать? Весь праздник пропустите. Это ж не столица.
– Пап, перестань. Мы вместе, а это главное. И праздник у нас будет ещё получше, чем в столице.
Под лёгкий перезвон доставаемых из картонной коробки ёлочных игрушек, откуда-то из гостиной донеслось:
– И фейвек будет!
Входная дверь открылась, и вошёл зять, несущий просто невообразимое количество сумок с разными пакетами.
– Ну, ты как настоящий Дед Мороз, – засмеялся Пётр Алексеевич. – Привет.
– Здравствуй, бать. Хороший у вас городок всё же. Не успел вещи из машины забрать, как уже выпить за праздник предлагают.
– Уж не портвейна ли предлагали?
– А ты откуда знаешь?
– Потом расскажу. Да и получше того портвейна у меня кое-что есть. Коньяк, который старше тебя будет.
– Ого! Тогда раздеваемся и готовимся к празднику.
В прихожей сразу стало тесно от обилия сумок, одежды. Дочь с зятем крутились, толкались, раздеваясь и наперебой рассказывая разные новости. А Пётр Алексеевич молча смотрел на них и тепло улыбался. И только на миг все вдруг замолчали, когда уже из кухни донёсся звонкий возглас:
– Ух, ты! Мандаины!