ОТ ЯДЕРНОГО РЕНЕССАНСА ДО ЛИДЕРСТВА НА ГЛОБАЛЬНОМ РЫНКЕ
Начало XXI века ознаменовалось возвращением ядерно-энергетических технологий на приоритетные позиции.
Мировое научное сообщество и правительства ведущих стран вынуждены были признать, что помимо исчерпаемости углеводородов и их высокой стоимости, жестким ограничителем роста традиционной энергетики становятся экологические проблемы. Важным триггером «реабилитации» мирного атома стала ратификация в 2005 году Киотского протокола, призванного стабилизировать уровень концентрации парниковых газов в атмосфере на таком уровне, который не допускал бы опасного антропогенного воздействия на климатическую систему планеты. При этом повышение глобальной температуры всего на два градуса рассматривается современной наукой как переломный момент, критически важный для жизни на Земле.
Развитие атомной энергетики в промышленном масштабе позволяет находить баланс между вопросами энергетической безопасности и экологической приемлемости при создании долгосрочных энергетических стратегий. Поэтому в мире растет спрос на энергоэффективные и безопасные ядерные технологии.
25 мая 2000 года правительством Российской Федерации была подписана «Стратегия развития атомной энергетики России в первой половине XXI века» — первый документ государственного уровня, задавший вектор крупномасштабной модернизации отрасли. Фактически после более чем десятилетней стагнации мировой атомной отрасли в нашей стране был создан курс на ядерный ренессанс.
Правительством были поставлены задачи сооружения современных энергоблоков третьего поколения с реакторами на тепловых нейтронах, замещающих устаревшие энергоблоки. В последующие годы аналогичные шаги были предприняты ведущими европейскими странами и США.
На Саммите тысячелетия в ООН, состоявшемся в Нью-Йорке 6 сентября 2000 года, президент России Владимир Путин выступил с инициативой по энергетическому обеспечению устойчивого развития человечества, кардинальному решению проблем нераспространения ядерного оружия и экологическому оздоровлению планеты.
Эта инициатива отозвалась возрождением энергетических программ по развитию мирного атома в ряде стран.
В России уже с середины 1990-х годов начали возобновляться проекты по сооружению АЭС. Стали заключаться контракты на строительство АЭС за рубежом с участием российских специалистов. В 1995 году был подписан генконтракт на до стройку АЭС «Бушер» в Иране. В 1998-м генподрядчиком проекта становится ЗАО «Атомстройэкспорт», и уже в 2001 году площадка принимает первое оборудование. В 1999 году начинается строительство первой очереди Тяньваньской АЭС в Китае. В 2001-м запускается первый блок Ростовской АЭС, возобновляются работы по сооружению второго блока. В 2002-м начинается строительство первой очереди АЭС «Куданкулам» в индийском штате Тамилнад. В 2004-м запущен третий блок Калининской АЭС.
В России формируется законодательная база для преобразования отрасли. Наступает переломный этап масштабной перезагрузки и глобальной модернизации.
10 мая 2006 года в своем Послании Федеральному собранию президент России Владимир Путин заявляет о крайней важности реформы атомной отрасли. «Сегодня необходимы и шаги по развитию атомной энергетики. Энергетики, основанной на безопасных реакторах нового поколения. Нужно укрепить позиции России на мировых рынках атомного машиностроения, максимально используя здесь наши знания и навыки, новейшие технологии и, разумеется, международную кооперацию», — подчеркнул президент.
Осенью 2006 года была утверждена Федеральная целевая программа «Развитие атомного энергопромышленного комплекса России на 2007–2010 годы и на перспективу до 2015 года».
В начале 2007 года принят Федеральный закон № 13 «Об особенностях управления и распоряжения имуществом и акциями организаций, осуществляющих деятельность в области использования атомной энергии, и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации». Закон позволил провести реформу отрасли. В соответствии с его положениями отрасль была разделена на гражданскую и военную части, определен порядок реструктуризации гражданского сектора.
В декабре 2007 года образована Государственная корпорация по атомной энергии «Росатом», призванная обеспечивать проведение государственной политики и единство управления в использовании атомной энергии, стабильное функционирование атомного энергопромышленного и ядерного оружейного комплексов, ядерную и радиационную безопасность.
Перед Госкорпорацией «Росатом» была поставлена задача выйти в лидеры по темпам строительства новых атомных энергоблоков, соответствующих требованиям МАГАТЭ по уровню безопасности и надежности.
В 2008 году на базе Нижегородского научно-исследовательского, проектно-конструкторского и изыскательного института «Атомэнергопроект» (НИАЭП) создается первая инжиниринговая компания Госкорпорации «Росатом», способная обеспечить выполнение контрактов по сооружению АЭС под ключ. Компания фактически заново создает строительный комплекс атомной отрасли и завершает сооружение второго блока Ростовской АЭС, ставшего В России формируется законодательная база для преобразования отрасли. Наступает переломный этап перезагрузки и глобальной модернизации. символом ядерного ренессанса в России. Начинается строительство третьего и четвертого блоков.
В том же 2008 году по проекту «АСЭ-2006» (ВВЭР-1200) начинается сооружение Нововоронежской АЭС-2 и Ленинградской АЭС-2.
Вокруг НИАЭП формируется группа компаний с единым контуром управления проектами сооружения АЭС в России и за рубежом, впоследствии получившая статус Инжинирингового дивизиона Госкорпорации «Росатом».
В 2011 году в контур Инжинирингового дивизиона вошел «Атомстройэкспорт», привнеся в общие компетенции многолетний опыт управления проектами сооружений АЭС за рубежом.
В 2021 году «Атомстройэкспорт» стал управляющей компанией дивизиона.
В настоящий момент Инжиниринговый дивизион объединяет: акционерное общество «Атомстройэкспорт» (Москва, Нижний Новгород, филиалы в России и за рубежом), Объединенный проектный институт — АО «Атомэнергопроект» (Московский, Санкт-Петербургский, Нижегородский филиалы — проектные институты, филиалы в России и за рубежом, изыскательские филиалы) и дочерние строительные организации.
Сегодня Инжиниринговый дивизион Госкорпорации «Росатом» ведет свою деятельность в России, Европе, на Ближнем Востоке и в Северной Африке, а также в Азиатско-Тихоокеанском регионе и является лидером на глобальном рынке сооружения АЭС большой мощности.
В портфеле зарубежных заказов Инжинирингового дивизиона — Белорусская АЭС, АЭС «Аккую» (Турция), АЭС «Пакш-II» (Венгрия), АЭС «Эль-Дабаа» (Египет), АЭС «Куданкулам» (Индия), АЭС «Руппур» (Бангладеш), Тяньваньская АЭС и АЭС «Сюйдапу» (Китай).
Проектам сооружения Инжиниринговым дивизионом АЭС в России и за рубежом посвящена вторая половина книги. Эта история пишется в наши дни. Масштабы ее вдохновляют и вселяют веру в прорывное энергетическое завтра. В будущее для всего человечества и самой биосферы Земли. В будущее, которое невозможно представить без чистых, экологичных и безопасных источников энергии — энергии атомных электростанций.
Александр Локшин «Гармония атома»
Александр Маркович Локшин.
Первый заместитель генерального директора по развитию новых продуктов атомной энергетики Государственной корпорации по атомной энергии «Росатом», президент АО АСЭ с 2018 по 2023 год
В судьбе каждого человека есть кто-то или что-то, определяющее выбор жизненного пути. Для меня знаковой фигурой стал мой брат Михаил. Он всегда был и остается для меня образцом не только потому, что он старше меня на семь лет. Михаил всегда выделялся на фоне своих сверстников. Серьезно увлекался точными науками, побеждал на олимпиадах. Поэтому, когда я пришел в ту же самую школу, меня воспринимали не иначе как «брата Локшина». И я по определению должен был преуспеть в точных науках.
После школы Михаил поступил в Московский институт электронной техники. Таким образом, мой путь был предопределен: я тоже должен был выучиться на физика. Оставалось выбрать институт. Мне в то время Ленинград нравился больше Москвы, город на Неве был овеян какой-то особой романтикой. Я нашел в Ленинградском политехническом институте физико-механический факультет, который как раз удовлетворял моим требованиям. Во-первых, это была физика, причем очень интересное направление — теплофизика, а во-вторых, экзамены начинались на месяц раньше, чем в обычных вузах. Это давало возможность в случае неудачи попытаться поступить еще и в «обычный» институт.
Экзамены я сдал и стал учиться в Ленинградском политехе, хотя физик во мне всегда соперничал с лириком. Параллельно с обучением играл в вокально-инструментальных ансамблях. Это «раздвоение» у меня осталось до сих пор. Но тем не менее главное внимание в жизни было отдано точным наукам. Это стало магистральным направлением. Правда, пару раз я все-таки стоял на распутье и подумывал, а не поменять ли это самое магистральное направление. Первый раз еще в институте, а второй — когда уже работал на Смоленской АЭС.
Судьба
В реестре вузовских специальностей тех лет теплофизика шла под номером 309, а под номером 310 — электрические станции. И меня по сей день терзают смутные сомнения: а может быть, энергетиком я стал по ошибке? И в кадрах просто что-то напутали? Впрочем, в то время массово сооружались атомные станции, не хватало профильных специалистов, и всех, кто получал диплом, хоть как-то связанный с атомной энергетикой, направляли туда. Тогда было принудительно-добровольное распределение. Диплом у меня был не красный, хоть и с высоким средним баллом, и из списка предприятий, который нам был предложен, я выбирал третьим или четвертым.
Мои родители тогда жили под Киевом, и меня привлек вариант работы на Чернобыльской АЭС. Недалеко от родителей, живописная природа, хорошая зарплата. В общем, не задумываясь, выбрал ЧАЭС, но, когда туда приехал (а, замечу, на последнем курсе я женился), понял, что не очень-то и нужен на Чернобыльской станции. Потому как меня даже не на саму АЭС направили, а в филиал проектного института (группа рабочего проектирования) и предложили минимальную зарплату. Обиделся, пришел перераспределяться. Мне сказали: «Перераспределиться можно, но только уже в границах ВПО “Союзатомэнерго”». Предложили работу на Смоленской АЭС, где и зарплата была выше на 10 рублей, и комнату давали, а в перспективе обещали отдельную квартиру. Когда после 1986 года я встречался со своими институтскими друзьями-товарищами, многие удивлялись, что жив. Потому как прошел слух, что я погиб во время взрыва на Чернобыльской станции. Многие просто не знали, что я сразу перераспределился.
«Живешь на Смоленщине — будь строителем!»
Как уже было сказано, я подозревал, что из физиков в энергетики попал случайно. И уж совсем не думал не гадал, что мне придется стать еще и строителем. Но на смоленской земле стал им, можно сказать, с первых дней. Подъезжая к площадке, можно было увидеть огромный плакат с лозунгом: «Живешь на Смоленщине — будь строителем!» И действительно, чем бы ты ни занимался на САЭС, не почувствовать себя строителем было невозможно. И лучше всего это ощущали ноги, обутые в резиновые сапоги. Дело в том, что в этом регионе очень хорошая глина и, если шел дождь, уровень грязи мог подняться до колена. Сапоги — это первое и самое главное, что нужно было приобретать тем, кто поступал туда на работу.
Чтобы было понятнее, какой была стройка тех лет, упомяну один факт. Кроме плаката «Будь строителем!» на самом видном месте висело большое табло, которое информировало о том, сколько дней остается до пуска блока. Когда я приехал в мае 1980 года, до пуска, по-моему, оставалось 130 дней, хотя всем было очевидно, что это абсолютно невозможно. Эти 130 дней закончились, и какое-то время табло показывало 0 дней, потом появилось число 200. В общем, за то время, пока запускали станцию, эти сроки менялись раз пять-шесть, не меньше. Должен сказать, это произвело на меня неизгладимое впечатление. До сих пор очень болезненно отношусь к заведомо ложной информации. И когда мы формулировали на уровне Госкорпорации памятку для руководителя, настоял на включении в нее заповеди: «Не лги и не умалчивай». Передать заведомо недостоверную информацию — худшее, что может сделать сотрудник. Это «кривой патрон», с которым людей потом посылают на фронт. Думаю, что ложь и недомолвки — одна из главных причин развала Советского Союза.
Цех
В 1980-е годы была практика, когда ребят с высшим образованием сначала отправляли на рабочую должность. Если пришел в эксплуатацию, то сперва побегай по насосам, поизучай трубопроводы, а потом уже пойдешь работать либо начальником смены, либо на блочный щит — кнопки нажимать. Но когда мне предложили рабочую должность в реакторном цехе, я опять сильно обиделся. Все-таки почти ученый, да и специальность у меня не энергетическая. В отделе кадров так и сказал: «Не для того меня шесть лет учили физике и высшей математике, чтобы гайки крутить».
И тут рядом как нарочно оказался какой-то парнишка, пришедший на станцию на полгода раньше и уже все понимавший.
— Хочешь наукой заниматься — иди вон в ЦНИИ, — сказал он мне.
И мне так это название понравилось — ЦНИИ! «Наверное, это Центральный научно-исследовательский институт», — подумал я. Тут же согласился и был принят на работу инженером в лабораторию систем регулирования турбины, а ЦНИИ оказался цехом наладки и испытаний. Позже он был преобразован в цех наладки, испытаний и пусков, а потом на его базе создали нынешний «Смоленскатомтехэнерго».
Два с лишним года в этом цехе отработал, стал старшим инженером. И должен сказать, что прошел хорошую школу, потому что система регулирования турбины, пожалуй, одна из самых сложных систем на станции. С такими же тремя молодыми ребятами (один из них сейчас — директор Смоленской АЭС) изучал ее с нуля. Собственно, тогда же и появилось умение разбираться в железе. И конечно, пересмотрел свое отношение к ручному труду. Во всяком случае, согласился, что политика устройства молодых специалистов сначала на рабочие должности абсолютно правильная. Пока своими руками не потрогаешь, пока ключами не поработаешь — не поймешь, что происходит. Тем не менее, как только осознал свою ошибку, одновременно открыл для себя, что «передний край» — это оперативный персонал, который работает на блочном щите. И стал стремиться туда.
Только через два года при поддержке тогдашнего заместителя главного инженера по эксплуатации, ныне, к сожалению, уже покойного, Евгения Михайловича Сафрыгина, которому я чем-то понравился, мне удалось перевестись на должность старшего инженера по управлению блоком на блочный щит.
Тогда такие скачкообразные переходы были еще возможны, потому что персонала катастрофически не хватало. Сейчас у нас по нормативам как минимум семь, а то и восемь человек на каждой должности должно быть для работы по сменам, а тогда в наличии их было всего трое. И подменяли, если что, друг друга без разговоров. А если кому-то еще нужно было съездить — я уже не говорю про отпуск, просто к родителям, — ребята работали по 12 часов без выходных.
Так начался второй этап моей трудовой биографии — работа в эксплуатации, которая продолжалась с 1982 по 1993 год. В это время к стройке я уже не имел никакого отношения, чему был несказанно рад. Потому что в цехе наладки, особенно поначалу, кроме ежедневного перемешивания глины сапогами приходилось еще и бетон укладывать. Нас на месяц-два забирали из нашего ЦНИИ и отправляли в какую-нибудь подрядную организацию на горячий участок. Горячий — это не там, где бетон насосами качают, а там, где его надо нагрузить в ведра и отнести по лестнице на три этажа вниз. Другого способа доставки в такие места уже не было. На подобных работах молодые специалисты и проявляли себя по мере сил. Так что с полным правом могу говорить, что побыл настоящим строителем — плотником-бетонщиком третьего разряда.
Зарубежный опыт
К 1993 году я дорос до начальника смены станции. Попутно принимал участие в сооружении станции, но уже не как строитель, а как «пускач», во время пусконаладки. Мы вводили в эксплуатацию второй и третий блоки «Смоленки». И, поработав какое-то время начальником смены станции (НСС), я понял, что уперся в потолок, что дальше развиваться некуда. Следующим шагом для НСС считалась позиция заместителя главного инженера, но на эту должность, как правило, приходили с большим опытом, молодых старались не брать.
Мне стало скучновато, а в то время железный занавес уже упал и мы начали общаться с внешним миром. Съездили в Шотландию, посмотрели, как там работают наши коллеги-атомщики. Взялся за английский и в 1993 году был командирован на два года в московский центр Всемирной ассоциации организаций, эксплуатирующих атомные станции (ВАО АЭС), по-английски — WANO.
Организационно эта ассоциация состоит из центров, объединяющих атомных операторов в основном по региональному признаку — в Москве, Атланте, Токио и Париже. Работа всей ассоциации координировалась из пятого, Лондонского, центра. Я работал в московском центре два года, а потом еще год отслужил в Лондоне. И это был третий этап моей трудовой биографии, для меня крайне интересный, давший мне очень важный опыт. Поездил по миру, посмотрел своими глазами, как строят, как эксплуатируют атомные станции наши коллеги за рубежом. То есть понял, как это организовано у «них».
Номер пятый
В 1996 году, к концу моего пребывания в лондонском центре, туда приехал Эрик Николаевич Поздышев. Он был тогда президентом концерна «Росэнергоатом» и по совместительству президентом ВАО АЭС.
Имя Поздышева сегодня кому-то, может быть, ничего не скажет, а жаль: это, без преувеличения, великий человек. Необыкновенно активный, напористый. Он немножко мне Евгения Олеговича Адамова напоминает. Настоящий лидер — в том же концерне «Росэнергоатом» благодаря ему все крутилось. И помимо прочего, он оказался искателем талантов. Находил перспективных молодых ребят и, что называется, «бросал их в воду». Я оказался одним из тех, кто не «утонул».
Когда Поздышев приехал в Лондон, меня, естественно, к нему прикрепили, и дня три-четыре я сопровождал его по Великобритании. Перед отъездом он спросил меня о планах на будущее. А у меня была договоренность с тогда уже директором Смоленской станции Евгением Михайловичем Сафрыгиным, он предложил под меня создать должность заместителя директора по международной деятельности. Сказал об этом Поздышеву, а он мне в ответ: «Старик, замдиректора по международной деятельности — это работа для пенсионеров, а тебе еще лет тридцать крутиться надо! Так что вернешься в Россию — сразу ко мне в кабинет».
Вернулся, пришел к нему, он нажимает кнопочку селектора и говорит: «Сергей, зайди!» Заходит Сергей Щербаков. Должность у него называлась «руководитель генеральной дирекции по реализации платы за безопасность и развитие атомной энергетики». Станции тогда были самостоятельными юридическими лицами, а концерн «Росэнергоатом» был как бы сопутствующей, поддерживающей организацией. Из выручки станций она получала 30 % на то, чтобы обеспечивать общие процессы и выполнять функцию эксплуатирующей организации. Но это были не деньги, а долги потребителей электроэнергии, и надо было превращать их в какие-то активы. Вот этим дирекция и занималась.
Заходит, значит, Сергей, и Поздышев ему говорит: «Знакомься, это твой новый заместитель». Тот обреченно посмотрел на меня и спросил: «Пятый?»
Квазиэкономика
Тогда процветали неплатежи, бартер, векселя, то есть экономика была абсолютно извращенной. Никто из традиционных экономистов в ней не разбирался, нарождалось что-то совершенно новое, где-то даже иррациональное. Например, достать наличные деньги, чтобы выплатить зарплату, было практически невозможно. Это была уже не наука, это был предмет переговоров, договоренностей и чего угодно… И молодые наглые ребята в этом новом мире, что называется, ловили рыбку в мутной воде. У кого-то получалось. Вот почему с огромным уважением отношусь к искателю талантов Поздышеву. Не знаю, понимал ли он, что происходит, или интуитивно чувствовал, что нужно учить будущих руководителей жить в этих новых условиях. Он сразу же мне сказал, что хочет из меня сделать дирек тора станции. Но для того, чтобы понимать, что происходит на таком уровне в нынешних условиях, я должен «натаскаться». Технику я знал, в международных отношениях ориентировался, а вот экономику, особенно современную с приставкой «квази», не пробовал.
Учился не один. Первым заместителем руководителя этой дирекции уже был назначен знакомый мне раньше по работе на Смоленской АЭС Сергей Петрович Крылов. Он был тогда заместителем начальника того самого цеха наладки испытаний и пусков реакторного оборудования, в котором я начинал. Тогда, на станции, мы с ним не очень общались, а в новых условиях подружились. Сидели в одном кабинетике, оба сильно курили («хоть топор вешай» — как раз про тогдашнюю нашу обстановку), очень сблизились.
И год с лишним я учился «плавать» в «мутной воде» как заместитель руководителя — руководитель информационно-аналитического отдела. Через меня проходили схемы обращений векселей. А в целом обстановка в отрасли становилась все тяжелее. Неплатежи нарастали, зарплату выдавали с задержкой до полугода, персонал был недоволен.
Тяжелые времена
И случилось то, что десять лет назад невозможно было даже представить, — марш атомщиков на Москву. Это был, по-моему, первый такой масштабный «зарплатный» протест в России. Персонал Смоленской атомной станции составил костяк группы протестующих, к нему присоединились сотрудники других станций. Всего человек двести собралось, и они пешком в белых одеждах прошли 350 километров от Смоленской станции до Москвы с требованием выплатить долги по зарплате, выделить деньги на эксплуатацию и ремонт станций…
Евгений Михайлович Сафрыгин был человеком советской закалки и в тех условиях, что называется, потерял ориентиры. Руководство министерства решило для усиления направить на Смоленскую АЭС Сергея Петровича Крылова. Придумали для него должность, которая называлась «первый заместитель директора по экономике, маркетингу и коммерческой деятельности». Но было очевидно, что его готовят на замену. Так и вышло: прошло полгода или месяцев восемь — сняли Евгения Михайловича, поставили Сергея Петровича. Прошла еще пара месяцев — Сергей Петрович приехал к руководству и попросил, чтобы ему отдали меня. Так я и вернулся в 1998 году из «Росэнергоатома» на Смоленскую АЭС. Занял ту самую должность, которую придумали для Крылова — первого замдиректора по экономике, маркетингу и коммерческой деятельности.
И начался самый тяжелый период моей жизни. Утром вставал с мыслью о том, где взять деньги, чтобы выплатить персоналу зарплату и не сесть при этом в тюрьму, вечером ложился с той же мыслью. Уснуть не мог. Спал только в машине, когда ехал в Москву, Брянск или Тулу «выбивать» деньги. Рефлекс даже выработался, от которого с трудом потом избавился: машина трогается — засыпаю. Даже за руль долго потом не мог сесть. А остальное время, вне этой автомобильной психологической брони, — ну очень жутко было. И все-таки, несмотря ни на что, как-то прорвались. Я сейчас имею в виду не себя лично и не Смоленскую АЭС, а всю страну.
Директор
В 2001 году руководство отрасли посчитало, что я уже созрел и меня пора отправить директором на Ростовскую станцию. Был выпущен приказ по министерству, согласно которому с 7 сентября я должен был приступить к своим обязанностям на Ростовской АЭС. Меня туда свозили, представили уполномоченному представителю по Южному региону, а 2 сентября Сергей Петрович скоропостижно скончался. Оторвался тромб. Нагрузка, конечно, жуткая была, он еще и курил много, и выпивать приходилось по работе — эхо «алкогольной дипломатии» старых времен. В кризисные времена она особенно популярна.
Было ему всего 53 года. Сейчас понимаю, как это немного, а тогда мне было 43 и казалось, что 53 — вполне солидный возраст…
Получилось, уже был приказ о том, что я с седьмого числа должен быть в Волгодонске, и тут же выходит другой приказ с назначением меня с этого же числа исполняющим обязанности директора Смоленской АЭС.
То есть один день я был директором двух станций одновременно. Месяца, наверное, два-три исполнял обязанности, не «распаковывая чемоданов», а потом было принято решение оставить меня директором на Смоленской АЭС. Так и не поехал на Ростовскую. До сих пор, когда туда приезжаю, меня называют «несостоявшийся директор Ростовской атомной станции». На что я отвечаю: «Состоялся! День вами командовал, а вы этого даже не почувствовали».
Концерн
На «Смоленке» я был директором с 2001 по 2006 год. В конце 2005-го Александр Юрьевич Румянцев, руководитель Федерального агентства по атомной энергии, в которое было преобразовано наше министерство, приехал с визитом ко мне на станцию и предложил перейти к нему в заместители. Думал я недолго, поскольку на одном месте сидеть мне тогда еще было скучно, согласился, и мои документы стали оформлять.
Пока оформляли, вместо Александра Юрьевича назначили Сергея Владиленовича Кириенко. Румянцев на следующий после этого назначения день позвонил: «Вот видишь, Саша, как бывает, не успели мы. Ты с Кириенко будешь работать?» Неожиданный поворот, хотя с Кириенко к тому времени я уже встречался — на инаугурации губернатора Саратовской области. Редчайший по тем временам случай: губернатором был назначен директор Балаковской атомной станции Ипатов. Естественно, он пригласил всех коллег-директоров на это историческое событие. Кириенко в то время был полномочным представителем Президента России, он, собственно, и выбрал Ипатова. Мне он понравился. Я сказал Румянцеву, что никаких предубеждений у меня против Сергея Владиленовича нет. «Ну, тогда информацию о тебе передам».
Вскоре после прихода Сергея Владиленовича на должность генерального директора концерна «Росэнергоатом» был назначен Сергей Александрович Обозов, и я получил предложение перейти на работу в центральный аппарат концерна в должности его первого заместителя. При определении зоны моей ответственности Сергей Александрович сразу предложил взять на себя стройку. Мол, там есть возможность для совершения подвига. На это я ему категорически ответил: «Все, что угодно, кроме стройки». А где-то через восемь-девять месяцев Сергей Александрович был направлен на создание атомного машиностроительного комплекса, и обязанности генерального директора концерна принял я.
Зам по мирному атому
Директором концерна я работал недолго. Через год меня пригласил Сергей Владиленович и, отметив, что моею работой он доволен, предложил на выбор три варианта развития событий. Первый — он забирает меня к себе заместителем, второй — иду первым замом директора в создававшийся «Атомэнергопром», в который выводились все гражданские активы отрасли. И третий вариант — остаюсь на должности гендиректора концерна.
Выбрал я, конечно, первый вариант и до сих пор ни разу об этом не пожалел. Кстати, зарплата при этом переходе у меня упала раза в два. В центральном аппарате корпорации тогда зарплаты были как у госслужащих — ниже, чем на многих крупных предприятиях.
Так я стал заместителем Кириенко, пока с не очень определенной зоной ответственности. Подход был определен моим начальником так: «Чувствуешь, что готов на себя взять что-то под ключ, — приходишь, фиксируем, забираешь».
На каком-то этапе вся тематика Госкорпорации была разделена на две зоны: я отвечал за мирный атом, Иван Михайлович Каменских — за ядерно-оружейный комплекс. «Эта проблема к какой части относится? — спрашивал Кириенко. — К военной? Тогда — к Каменских. К гражданской? К Локшину».
А потом изменилась концепция по «Атомэнергопрому», и он со всем содержимым стал дирекцией по ядерно-энергетическому комплексу, а я превратился в заместителя генерального директора — директора дирекции по ЯЭК. Дирекция просуществовала около двух лет. Потом, ввиду того что она составляла около двух третьих всей корпорации и по численности работающих, и по активам, и по выручке, ее «разобрали» и перешли на дивизиональный принцип управления, а я стал первым заместителем генерального директора Госкорпорации по операционному управлению.
Возвращение
Отвечая за весь мирный атом, я много ездил, знакомился с предприятиями отрасли. Проезжал и через Читу — город, в котором я родился. Мой отец был военным, и в 1963 году, когда мне было шесть лет, его перевели из Забайкалья на Украину, под Киев.
Отец, как и я, с тех пор ни разу не был в Чите и в то время жил в Берлине. Я позвонил ему из Читы, и он стал прямо по телефону «водить» меня по «историческим местам» — в буквальном смысле слова работал навигатором.
«Видишь слева одноэтажный дом? В этом доме ты прожил с года до трех лет. А напротив должен быть еще один дом, барачного типа. Есть?!» — «Есть, правда, совсем уже в землю врос…» — «А туда тебя из роддома принесли». Я сказал, что выехал на центральную площадь. «Слева должно быть четырехэтажное здание голубого цвета. Это штаб Забайкальского военного округа, я в нем работал».
В общем, как выяснилось, мало что в Чите поменялось за 50 лет.
Идем на Восток!
Одной из первых сложных задач, которые поручил мне Сергей Владиленович, была достройка первого блока АЭС «Бушер» в Иране. С конца девяностых те, кто знал, что там происходит, говорили об этом проекте достройки станции, которая начинала строиться почти 30 лет назад по немецкому дизайну, со скептицизмом, с ехидством, с улыбочками. Слушая их, я очень радовался тому, что не имею к этому никакого отношения. Легко понять мои чувства, когда вдруг этот проект стал моей головной болью. У меня появилась мечта закончить блок, сдать его заказчику и забыть обо всех связанных с этой АЭС проблемах. Первая часть мечты реализовалась: блок мы все-таки достроили. Он, бесспорно, уникален. Других таких в мире нет и никогда не будет. Но это отдельная история. Сдавали мы его торжественно, с мусульманскими молитвами, а потом заключили контракт на строительство еще двух блоков АЭС «Бушер»…
Тем не менее ответственность за сооружение новых АЭС я считал чем-то вроде факультатива, не относящегося к моим основным обязанностям. Был даже один забавный эпизод: когда мы стали разбираться, кто из заместителей генерального директора отвечает за стройку де-юре, Сергей Владиленович предложил: «А давайте посмотрим должностные инструкции». Это было воспринято почти как шутка, поскольку никто из нас своих должностных инструкций, страшно сказать, тогда не читал, понимая, что работаем мы не по ним. Уже догадались, у кого нашли соответствующую строчку? «А, вот кто, оказывается, виноват в том, что со стройкой у нас так плохо», — тут же отреагировал Кириенко. В результате передали эту строчку Ивану Михайловичу, потом установка на управление этим видом деятельности еще не раз менялась, а когда одновременно сооружаемых блоков стало очень много (сейчас их около 30), ответственность за них поделили между мной и первым заместителем по международному бизнесу Кириллом Борисовичем Комаровым.
Мне достались АЭС, сооружавшиеся в России, и Белорусская станция, а зарубежные проекты стал курировать Кирилл Борисович. Предполагалось, что по мере того как зарубежные проекты будут переходить в фазу сооружения, они тоже будут передаваться под мое кураторство. Наверное, так бы оно постепенно и происходило, если бы Валерий Игоревич Лимаренко, тогдашний президент «Атомстройэкспорта», нашего Инжинирингового дивизиона, в декабре 2018 года не стал губернатором Сахалинской области. Как оказалось, мы были совсем не готовы к такому развитию событий, адекватной замены Валерию Игоревичу не было. После обсуждения всех возможных вариантов Алексей Евгеньевич Лихачев, сменивший к тому времени Сергея Владиленовича на посту главы «Росатома», предложил мне, сохраняя должность первого заместителя генерального директора Госкорпорации по операционному управлению, временно взять на себя и функционал президента АСЭ. Я согласился, понимая, что все остальные варианты действительно хуже, и воспринял «временно» как два-три месяца. Жизнь же внесла очень существенные коррективы.
На первом этапе, пока документооборот был еще не налажен, такое совмещение породило много экзотических бумаг и ситуаций. Например, как первый заместитель генерального директора Госкорпорации и куратор Инжинирингового дивизиона я давал президенту АСЭ письменные поручения, потом переходил в кабинет президента АСЭ, получал их и сам же организовывал их выполнение. Первому заместителю гендиректора Госкорпорации «Росатом» Локшину приходили обращения и отчеты от президента АО ИК «АСЭ» Локшина. А если к этому добавить еще и то, что моим первым вице-президентом по сооружению АЭС в АСЭ стал Андрей Ювенальевич Петров, совмещавший эти обязанности с обязанностями генерального директора АО «Концерн “Росэнергоатом”»… Сейчас уже вроде бы все отстроилось, таких казусов нет.
Инжиниринг
Теперь нужно вернуться назад, в 2006 год, и проследить историю создания Инжинирингового дивизиона. Руководством страны было принято очень важное для атомной отрасли решение о возвращении к масштабному сооружению энергоблоков АЭС в стране. Была принята федеральная целевая программа, выделены бюджетные деньги. А строительный комплекс из-за длительной паузы в сооружении АЭС оказался к выполнению этой программы не готов, поэтому первоочередной задачей стало его восстановление, причем в новом качестве — в форме инжиниринговых компаний. Кроме того, нужно было создать современный проект АЭС, потому что предыдущие уже не полностью отвечали актуальным нормативным требованиям.
У нас было три проектных института — московский, санкт-петербургский и нижегородский, причем последний разрабатывал не самостоятельные проекты АЭС, а работал на субподряде у первых двух. В целях обеспечения конкурентной среды создание нового проекта было поручено и московскому, и санкт-петербургскому институтам. Предполагалось, что потом можно будет выбрать из них лучший и на его базе обеспечивать серийное сооружение. Оппоненты этого решения, к которым принадлежал и я, были уверены, что на стадии проекта выбрать лучший вряд ли возможно, нужно будет каждый из них построить, проверить на практике технологии сооружения, а еще лучше — поэксплуатировать лет пять, чтобы оценить «ходовые» качества и ремонтопригодность.
Тем не менее два проекта под названием «АЭС-2006» появились на свет. Ожидаемо, выбрать лучший не получилось, и проектным институтам было предложено самим же, но уже в форме инжиниринговых компаний, свои детища построить. В институты добавили строительные подразделения, нижегородскому поручили строить второй ростовский блок по проекту с ВВЭР-1000, санкт-петербургскому — Ленинградскую АЭС-2, а московскому — Нововоронежскую АЭС-2.
Эксперимент получился интересный, но очень болезненный. Сначала провалился питерский институт — не получилось у них строить. Через некоторое время стало понятно, что и московский АЭП как инжиниринговая компания не состоялся. А нижегородский то ли благодаря личности Валерия Игоревича Лимаренко, то ли потому, что был меньше загружен проектированием и у него было больше времени обращать внимание на стройку, потихоньку разогнался. Второй блок Ростовской АЭС достроили, пусть и с задержкой на полтора года. А следующие блоки серии ВВЭР-1000 — четвертый Калининской и третий и четвертый Ростовской АЭС — пускали даже с опережением графиков.
Таким образом, лидер инжиниринга был определен по аналогии с разжиганием костра. Знаете, когда поджигаешь костер сразу с нескольких сторон, бывает так, что он в одном месте погаснет, в другом погаснет, а в третьем начинает разгораться, и в это место постепенно перекладываешь все дрова. И у нас не оставалось другого выбора, кроме как грузить на эту состоявшуюся инжиниринговую компанию все то, что провалили другие.
Сначала передали московский АЭП с его стройкой, а через некоторое время и питерский. Последнее присоединение прошло уже тяжеловато, с перегрузом. И нужно еще учитывать, что разгонялся наш инжиниринг на отработанных серийных проектах ВВЭР-1000, а строить теперь надо ВВЭР-2006 и ВВЭР-ТОИ, преодолевая их «детские болезни» и проблемы, накапливая новый опыт. Да они и просто сложнее в полтора раза из-за нового функционала систем безопасности и новых требований. А когда мы набрали в портфель еще и зарубежных контрактов, то поняли, что, если не наладим сооружение АЭС так, чтобы оно работало как машина, придем к катастрофе. Штрафные санкции за невыполнение контрактов нешуточные, и сослаться на какие-то непредвиденные обстоятельства вряд ли получится. Словом, сооружение АЭС вышло в «Росатоме» на передний план. Этим, собственно, и объясняется мое присутствие в Инжиниринговом дивизионе. Причина не в том, что я лучше, чем кто-либо другой, справляюсь с обязанностями его президента, но в текущей ситуации весовая категория инжиниринга должна быть выше, чем у руководителя дивизиона. Во-первых, это сильно сокращает путь принятия отраслевых решений, во-вторых, фактически в АСЭ я пришел не один, а с поддержкой всей корпорации, прежде всего ее центрального аппарата и генерального директора. Так что то, что сооружение АЭС — главный фронт всей корпорации, не просто слова. На этом мне хотелось бы сделать паузу в два-три года и продолжить тогда, когда станут видны результаты этого решения…
2020 г.
Рубен Топчиян «В атомной отрасли случайных людей не бывает»
Рубен Мигружанович Топчиян.
Первый вице-президент — директор Объединенного проектного института АО АСЭ, генеральный директор АО «Атомэнергопроект»
Весь мой профессиональный опыт говорит о том, что в атомной отрасли случайных людей, как правило, не бывает. Тот, кто попадает сюда, либо, сталкиваясь с первыми трудностями и грузом ответственности, сразу уходит, либо остается навсегда, порой приводя в профессию детей, а потом и внуков. Поэтому атомная отрасль так богата трудовыми династиями.
Для меня путь в атомщики начался с отца. В 1970-е годы в Армении он занимался строительством Разданской ГРЭС — тепловой станции высоко в горах. По окончании строительства ему предложили переехать в Москву — поработать в институте, занимавшемся проектированием этой станции. Тогда этот институт назывался «Теплоэлектропроект». Это была большая организация со множеством отделений по всему Советскому Союзу. Так наша семья оказалась в Москве.
Потом отец попал в главк «Союзатомэнерго», который занимался атомными станциями. А затем снова вернулся в институт, на тот момент уже называвшийся «Атомтеплоэлектропроект». И как раз в это время проходило разделение организации на тепловиков и атомщиков, и он пошел по атомному направлению. Мама, тоже энергетик-проектировщик, работала в «Теплоэлектропроекте», занималась гидротехникой. С энергетикой связан и мой брат.
Так что судьба моя как будущего энергетика, по сути, была предрешена. Спорить с отцом, который и направил меня в профессию, в то время было, во-первых, не принято, а во-вторых, с ним вообще было трудно спорить. Но жизнь показала, что он был прав.
По окончании в 1988 году Московского инженерно-строительного института (сейчас — НИУ «МГСУ») я устроился на работу в трест «Мосэнергомонтаж», который занимался монтажом тепловых электростанций. Потом была ТЭЦ № 22 в Капотне, где я прошел путь от рабочего до мастера, затем 25-я ТЭЦ в Очаково. И там, и там я занимался монтажом турбогенератора. Эту работу на турбине я считаю для себя очень большой и серьезной школой жизни. Я в армии не служил, но именно эта работа была для меня той армией, которая нужна каждому парню.
Так я проработал до начала 1990-х годов, но потом работы в «Мосэнергомонтаже» практически не стало, и мне предложили перейти на действующую 25-ю ТЭЦ. В то время это была престижная и хорошо оплачиваемая работа. Но чтобы туда попасть, надо было подождать несколько месяцев. Я пришел к отцу и попросил взять меня на временную должность в московский «Атомэнергопроект». В результате получилось, что пришел на время, а остался насовсем.
Семья «Атомэнергопроект»
Возвращаясь мысленно к тому моменту моей жизни, все более убеждаюсь в том, что решающим фактором в моем выборе, о котором я никогда не пожалел, стала атмосфера московского «Атомэнергопроекта». Коллектив здесь был и остается похожим на большую семью. Ко мне сначала относились настороженно, так как я был сыном начальника, но в ходе работы все эти шероховатости стерлись. К тому же у меня были замечательные учителя. В частности, очень большую роль в моей жизни сыграл Геннадий Иванович Кутюрин, заместитель главного инженера. И если изначально у меня были какие-то задатки руководителя, то они были отшлифованы именно Геннадием Ивановичем. Он обучал меня как техническим, так и процедурным моментам, особенностям работы в связке «заказчик — проектировщик — подрядчик». От него же я узнал обо всех возможных подводных камнях и опасностях, о том, как надо готовить то или иное решение.
Придя в «Атомэнергопроект», я изначально попал в БКП-1 (тогда было единое БКП), познакомился с начальником — Сергеем Аполлоновичем Черновым. Он определил меня в схемно-режимный отдел к Веронике Анатольевне Ласкиной. Первым моим объектом была Запорожская станция, потом я занимался пускорезервной котельной, которую хотели построить на Нововоронежской АЭС. Затем я попал в отдел ГИПов (главных инженеров проекта), а в 1994 году сам стал ГИПом третьего и четвертого блоков Нововоронежской станции. В этом качестве я проработал до 2005 года, в то время мне отдали уже всю Нововоронежскую станцию и Балаковскую АЭС. До сих пор иногда жалею, что ушел из ГИПов.
Школа «Нововоронежа»
Если говорить об отдельных проектах, то пока самым значимым в моей жизни является проект «Нововоронежская АЭС-2». Его история началась для меня в то время, когда я был ГИПом по Нововоронежской первой станции, а первый директор московского «Атомэнергопроекта» как инжиниринговой компании Владимир Николаевич Генералов — ГИПом по строящейся. Изначально мы с ним по работе практически не пересекались, так как эти две станции управлялись разными дирекциями, а просто много общались. Это очень талантливый и грамотный руководитель высшей пробы. Он мне много чего подсказывал, помогал советами. И эту помощь я очень ценю.
То есть «Нововоронеж-2» начался для меня с Владимира Николаевича Генералова и Геннадия Ивановича Кутюрина, о котором я уже упоминал. Полностью в этот проект я окунулся в 2008 году и с тех пор плотно им занимался. Это, конечно, для «Атомэнергопроекта» была позиция № 1.
Нововоронежская АЭС-2 — очень серьезная школа. Многие, кто работал над этим проектом, выросли в карьере, хотя порой случалось и наоборот. Этот объект мы прошли с нуля до самого конца. Я старался как можно меньше отвлекаться от этой работы, чтобы чего-то не пропустить. И ничуть не жалею об этом. Для меня Нововоронежская АЭС-2 — это эпохальная история. На действующей станции результатов приходится ждать в течение достаточно долгого времени. А здесь проектирование и строительство шли практически параллельно, сразу можно было видеть результат своей работы.
В 2005 году мне предложили стать заместителем директора московского «Атомэнергопроекта». Это было очень почетно, учитывая, что в тот момент мне было 39 лет, но и очень сложно, так как пришлось начать принимать не только технические, но и организационные, финансовые решения. Ответственность возросла в разы. И с тех пор ее становится все больше и больше.
Объединенный институт
Сейчас мое главное дело — это Объединенный проектный институт, который я возглавляю. Мы создали крупнейший проектный блок в отрасли. Основу ОПИ образуют авторитетные проектные институты, у которых за плечами не одно десятилетие успешного проектирования АЭС по всему миру: московский, санкт-петербургский, нижегородский «Атомэнергопроекты».
ОПИ — это единый производственный коллектив, работающий по единым стандартам и созданный для того, чтобы обеспечивать качественное и своевременное исполнение заказов Инжинирингового дивизиона в части проектного производства. Сейчас мы решаем задачи, которые до нас не решал никто, так как наряду со всеми коллегами по дивизиону выполняем проекты самого большого в мире портфеля заказов на строительство АЭС за рубежом. С таким объемом работ мы все столкнулись впервые. Уже с самого начала стало понятно, что работать по-старому в ситуации подоб решающим фактором в моем выборе стала атмосфера московского «Атомэнергопроекта». Коллектив здесь был и остается похожим на большую семью. ных вызовов невозможно. Поэтому-то и было принято решение о создании Объединенного проектного института.
Изначально самая большая сложность заключалась в том, что работу по созданию новой структуры мы вынуждены были проводить параллельно с выполнением производственных задач. Все организационные шаги были направлены на то, чтобы сделать труд проектировщиков комфортнее, а решение стоящих перед нами производственных задач — эффективнее.
Главным результатом преобразований, на мой взгляд, является то, что сейчас над всеми существующими проектами специалисты трех наших институтов трудятся сообща. Конечно, у каждой организации остаются их традиционные проекты, которые они уже давно ведут, такие как, например, индийский проект для московского АЭП или китайский проект для санкт-петербургского института, но над новыми и самыми сложными объектами уже работают и будут работать все три коллектива. Основу разделения труда составляют компетенции и загрузка специалистов.
Хорошо забытое старое
Помимо решения производственных задач, важным направлением деятельности Объединенного проектного института является реализация программы «Развитие системы проектирования АЭС с реакторами ВВЭР». Эта программа — не что-то внешнее по отношению к нашему производству. Многие ее позиции настолько тесно связаны с текущими процессами, что будут развиваться и трансформироваться вместе с ними. Вообще, многое из того, что мы сегодня внедряем, — это современная интерпретация хорошо забытого старого. Поэтому мы сохраняем весь опыт, все традиции, которые были наработаны нашими институтами.
Для меня очень важны поддержка и понимание со стороны моих сотрудников. И, зная наши коллективы, я уверен, что со всеми стоящими перед нами задачами мы успешно справимся, помогая «Росатому» всегда быть номером один.
2023 г.
Сергей Егоров «Хоккей без скамейки запасных»
Сергей Владимирович Егоров.
Директор по науке и инновациям АО "АЭП"
Окончил Ленинградский ордена Ленина кораблестроительный институт по специальности «Судовые силовые установки», кафедра атомной энергетики, квалификация «инженер-механик». Получил дополнительное образование по специальности «экономист» в Ленинградском финансово-экономическом институте имени Н.А. Вознесенского.
Второй финский
Ну а дальше, как говорится, — уже история, истории… Очень важная, например, история нового финского тендера: в некотором смысле с этого момента в 2002 году начался тот самый ядерный ренессанс, который мы переживали в нулевые. У будущей пятой финской АЭС тогда еще не было площадки, и рассматривались Ловииса и Олкилуото.
Сначала было практически посткризисное состояние, когда вроде бы закончились все беды, завершился «период полураспада» и стали возрождаться какие-то достагнационные формы. Но в метафоре рассвета это была все-таки пока предрассветная мгла.
И вот начинается этот тендер, и мы в него вваливаемся со всей традиционной мощью, пытаясь возродить взаимоотношения АСЭ и «большой тройки»: генерального поставщика АЭС, генпроектировщика, а также научного руководителя и главного конструктора реакторной установки в одном лице. Идет подтягивание и Ижорских заводов, и «Гидропресса», и «Силовых машин». Очень существенным для нас было то, что подготовленные финнами, компанией ТВО, требования к объекту были для нас абсолютно новыми. Они принципиально отличались от тех требований, с которыми мы когда-либо имели дело.
И тут, конечно, сразу возникает фигура Юрия Германовича Иванова. Мне повезло, я работал с ним в группе «Temps of condition», которая обсуждала условия участия в тендере, и Юрий Германович (Герма;ныч, как мы его звали между собой) как раз возглавлял эту команду.
Владимир Владимирович Парыгин координировал эту работу в целом по рабочему процессу, по тендеру. Тогдашнее руководство АСЭ очень сильно переустроило весь уклад нашей работы. Собственно говоря, сегодняшняя интеграция, когда многие люди до сих пор работают вместе, на этом тендере и начала складываться.
Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло: на нашу удачу, мы не выиграли этот тендер. Нас обошла Areva, переиграла, мягко говоря, не совсем допустимыми методами. Это лукавая была история. Они «уронили» стоимость, фактически выведя нас из тендера, а потом их заявленная цена просто выросла в ходе сооружения.
Но так случилось, что этот тендер закончился для нас если не победой, то получением громадного опыта, информации и навыков коммуникации — такого у нас давно не было.
Надо сказать, что конкурсный стиль, который был задан в тендере по пятой финской АЭС, до сих пор сохраняется. Практически все, что мы имеем в нынешней регламентации: выдвижение требований, взаимодействие на этапе подготовки к тендерному производству, коммуникации по согласованию тендеров у заказчика — все это зародилось тогда. По сути, выработался определенный неформальный стандарт для всех прочих конкурсов.
Была заложена очень хорошая основа, и могу сказать так: мы с созданной фактической коалицией проектировщиков, конструкторов и научного руководства почти без перерыва начали «выкручивать» проект ВВЭР-1500. Он, к сожалению, не пошел в производство: поменялись планы, такого рода мощности не стали востребованными, хотя одно время все-таки продолжали думать, что надо уходить от ВВЭР-1000 в бо;льшую мощность, и даже не в 1200, а в 1500 МВт.
«Колонтаево»
В декабре 2005 года Сергей Владиленович Кириенко собрал нас всех вместе в подмосковном доме отдыха «Колонтаево» на первом организационно-деятельностном семинаре «Росатома», который был посвящен проектированию АЭС нового поколения и перспективам развития атомной энергетики.
Это была большая неожиданность, потому что никто предварительно не оговаривал формата, не предлагал общей программы действий. Были отдельные движения, но никакого единства, никакого сплочения особо не наблюдалось. И надо сказать, что это была выдающаяся и очень памятная история.
АСЭ принял в ней более чем активное участие — бренд АЭС-2006 там фактически и был создан. За эти трое суток с коротким перерывом на сон и отдых мы сделали этот бренд, собрали из того замысла, более чем амбициозного, который перед нами озвучил Сергей Владиленович. Конечно, мы отталкивались от громадного потенциала и высочайшей ответственности, которые у АСЭ были на основных рынках — в Индии и в Китае. И если бы этих площадок не существовало, проект АЭС-2006 не стал бы таким, каким он стал.
В июне меня вызвали в Москву, назначили директором проектно-конструкторского филиала концерна «Росэнергоатом». Я был поставлен, собственно говоря, как кризисный управляющий, чтобы продвинуть дальше все то, о чем мы договорились в «Колонтаево». Дело в том, что там был совершен еще один мощнейший апгрейд — принято решение о формировании трех инжиниринговых компаний на базе трех проектных институтов. И таким образом явились на свет два семейства проектов: питерские — по ЛАЭС-2 и московские — по «Нововоронежской-2», которые стали фундаментом для нашей работы в настоящее время.
После этого мы решили сделать еще один шаг вперед — унифицировать проектное решение на принципиально новом уровне, позволяющем продавать проект дальше и реализовывать те амбиции, которые мы себе нарисовали. Сейчас, по истечении некоторого времени, мы понимаем, что сделали в виде ВВЭР-ТОИ весьма достойный проект, он оценен. 12 июня 2019 года разработчики получили сертификат соответствия проекта EUR. Он лицензирован в России и в Турции. Мы надеемся, что и в других локациях он получит достойную оценку.
«Колонтаево» стало для меня знаковым местом именно потому, что это было место принятия конкретных решений в нужное время. Когда все сконцентрировано, когда ответственность нужно брать не когда-то потом, а здесь и сейчас. Все, кто приехал туда на первую, еще не «дежурную» встречу, уезжали другими. С чувством «мы точно все сможем». И это чувство нас не обмануло. То, что мы задумали, мы делали, конечно, дольше, чем хотелось бы, но в тот момент, когда это все только начиналось, наши планы казались вообще нереализуемыми. Словно все это было сказкой, которую мы рассказали друг другу, сами в нее поверили, а потом начали ее воплощать в жизнь. Это ощущение — поразительное и незабываемое.
«Ленинградская-2»
Когда я отправлялся на Ленинградскую АЭС-2, Александр Константинович Полушкин меня напутствовал: «Теперь твой день должен начинаться в пять утра. Ты должен вставать раньше всех и обходить всю площадку. Тогда ты будешь понимать ее и чувствовать, чем она живет».
ЛАЭС-2 я строил больше полутора лет. Для меня это было тяжелое время. Приходилось работать и головой, и глоткой, и договариваться, чтобы процесс не стоял. Решать и технологические задачи, и организационные вопросы. Потому что мы практически шли по целине, истории технологического воспроизводства фактически не было. Было ощущение и понимание того, что наше желание делать и наше умение делать — это «две большие разницы». И «хотим» у нас — было, а «умеем» — нет.
Необходимо было находить нужных людей, которые обладали не только знаниями, но и практическими навыками. Приходилось выстраивать новые цепочки взаимоотношений, потому что строители, которые до этого момента возводили гражданские и промышленные объекты, не очень понимали, чего мы от них хотим. Они вообще не понимали, что они строят, не понимали масштаба этого действа, не понимали, какая скоординированность требуется на строительстве атомных станций. И надо сказать, проблемы, с которыми мы столкнулись на ЛАЭС-2, очень похожи на сложности, возникшие у наших коллег в Нововоронеже.
«Начальник Чукотки»
Турецкий проект АЭС «Аккую» был очень интересным кейсом, сложно его было разыгрывать, и формировался он непросто. Это же первый проект BOO, Build-Own-Operate («строим — владеем — оперируем»). Долгое время он напоминал большой улей, который вроде бы живет одной жизнью, но при этом у каждого есть свои дела, проекты.
И когда мы опять встретились в новых условиях и начали новую страницу — это, конечно, произвело сильное впечатление.
Новая площадка — это всегда энтузиазм. Сейчас, например, Узбекистан вошел в активную фазу, готово техническое задание. Всякий раз это как весна. Всегда есть надежды на новые свершения, старт, при котором что-то получается, а что-то — не очень. Все равно что заложить сад. Каждый раз смотришь: вроде все чудесно, вот он зацвел, и эмоции были правильные, и действия ты все предпринял правильные, и цвет хороший, завязи… а плодов нет. Потом собираешься с силами, переживаешь зиму и возвращаешься к делу. И так много раз.
Эта цикличность очень важна. Потому что на эмоциях можно взять одну вершину, ну две, но вернуть себя в состояние боевой готовности и пойти на штурм в третий, четвертый, десятый раз — совсем другая история.
Я думаю, способность что-то сделать не раз и не два — очень ценное качество и АСЭ, и «Росатома» в целом. Способность работать дальше и дальше — это показатель истинного профессионализма. И не просто уровень компетенции, а еще и уровень коммуникабельности.
Конечно, человек ко всему привыкает, например к неудобствам, к лишениям. К площадке. Приходишь на нее, когда на ней ничего еще нет, потом она обустраивается, обживается, становится практически родным домом, а потом ее надо оставить и все начать с нуля. Это, конечно, очень тяжело эмоционально, отсюда, собственно, ротации и бывают. Не все такое выдерживают.
Я по этому поводу всегда вспоминаю фильм «Начальник Чукотки». Когда герою грезится: там завод вырос, там дирижабль по небу ходит. И он берет блокнотик и делает пометку: да, здесь тоже надо с бани начинать. Все моменты, связанные с выбором площадки, с проектированием, принятием решений, конечно, очень личные, эмоциональные. Но это то, что нас делает нами.
Знаете, мы как хоккеисты: их на поле выпускают, они выложились до конца, садятся на скамейку запасных. Потом — опять на поле и опять на скамейку. Проблема только в том, что у нас нет этой хоккейной скорости. И надо играть долго, не имея смены, но все время находясь в состоянии готовности выкладываться по полной.
Рубикон перейден
Я думаю, что у нас хорошие перспективы. Если уж мы преодолели эту длинную ночь, в которой вообще не было никаких надежд, то теперь не остановимся… Даже когда в 1990-е продавали имущество Крымской АЭС, потому что стройку закрыли, и то какие-то были надежды, какое-то упрямство, просто упрямство. На морально-волевых дотянуть… Ну а когда забрезжил рассвет, когда мы поняли, что проекты будут, объекты начнут строиться, у нас буквально выросли крылья.
И сейчас наша история — это как везде поспеть, как не отстать в этой гонке, в первую очередь от самих себя, и ничего не упустить, потому что качество работы из-за количества блоков не должно падать. И наш главный фронт там, где решаются вопросы качества: как нам делать много, но хорошо. И это самый большой сейчас вызов.
В том числе для меня сейчас самый большой челлендж — как воспроизводить то, что мы уже спроектировали. Как повторять уже совершенные нами технологические операции, к которым мы можем подключить новых партнеров. Это новый вызов и другая жизнь. Просто другая.
Может, потом будет еще какая-то третья. Не знаю. Может быть, уйдем в цифровые двойники и процессы коммуникации между партнерами. Рано или поздно будет какое-то сетевое решение. Какая-то нейросеть, может быть квантовая. Потому что технологии меняются, и мы должны быть готовы к чему-то совершенно новому.
То, что мы раньше моделировали и макетировали в натуре, сегодня уходит в цифровое производство. То, что мы ставили на стенды, сегодня преобразовалось в цифровых двойников. В этом отношении просто непочатый край работы и — возможности, возможности. Я оптимист, все время вижу возможности. Я надеюсь, что они просто не все реализуются, но надо себя собирать. И снова, и снова бросать себя в эту историю.
Так говорил Германыч
Печально, что хорошее когда-нибудь кончается, но эта печаль — светлая. Потому что, хотя люди большого обаяния и большой инженерной культуры, громадного человеческого такта, конечно, уходят, — помните: «Нет, весь я не умру…»
Про Герма;ныча я могу долго говорить, но расскажу один случай, почти анекдот, которым я со многими молодыми ребятами делился. Это был один из его мастер-классов. И вот как он учил: «При тяжелых переговорах надо сидеть и часа два-три внимательно слушать противоположную сторону. Она будет приводить аргументы, все время доказывать свою точку зрения. В это время желательно молчать. По истечении двух-трех часов следует с каменным лицом выдохнуть и сказать: “Ну хорошо, а каковы будут ваши конкретные предложения?”»
Так заключаются большие контракты и так ведутся регулярные проекты. Только так достигается результат, потому что нужно настолько тонко чувствовать эмоцию собеседника, настолько хорошо знать предмет обсуждения и настолько четко проявлять волевые качества, что это больше, чем профессионализм.
Можно выучить нормативно-технические документы, запомнить формулы, можно иметь заготовки моделей, чертежи, выполненные расчеты, но распознать чужой настрой и выдать на основе него системное решение — это на уровне искусства. Это, что называется, «разгадке жизни равносильно». Озарение, когда ты не просто достаешь из кармана какое-то типовое решение, а входишь в мысль, как в грозовое облако.
Отрасль
В отрасли много людей с таким умением. Собственно говоря, такие таланты и позволяют нам оставаться лидерами атомного инжиниринга в очень жесткой конкурентной среде.
Можно спорить, но, согласитесь, сегодня мирный атом — единственная немилитаристская отрасль, которая является топовой по всей России. Нефтяники молодцы, но это в значительной степени все-таки добыча, переработка, а сама индустрия в значительной степени, увы, «не наша». Индустрию покупают, верстают из этих компонентов нефтепереработку, или нефтедобычу, или нефтеперегонку. При всем уважении к этой отрасли и самому труду — все-таки по интеллектуальному объему это несопоставимо с тем, что делаем мы.
В атомной отрасли наблюдается глубочайший синтез всех этих компонентов. Мы трудно изыскиваем площадки, мы через преодоление компонуем на них сам проект. Идет очень сложная, многокомпонентная в части обеспечения цепочек поставки работа по компиляции всего объекта на площадке. Сложнейшие технологии строительства, совмещенного монтажа и пусконаладочных операций. Начиная от ядерного синтеза и заканчивая генерацией пара, водоподготовкой, сложнейшими биохимическими процессами по обращениям с теплоносителем, с отходами — все это многоплановая логистика, сотни тысяч людей, задействованных конкретно в каждом проекте производства, десятки тысяч занятых в процессе сооружения непосредственно на площадке. Тысячи людей, уходящих в пусконаладку, потом — в эксплуатацию.
Конечно, еще одна гордость страны — космос, но и там гораздо меньше стройки. Есть стартовые столы, какие-то производственные цеха, но это все-таки несопоставимо по масштабу с атомной станцией. Это, может быть, больше по количеству, объему бетона, но не так сложно по длительности пользования и по кондициям, которые надо обеспечить.
Сейчас станции строят под расчеты 60+ лет, то есть фактически три полных поколения. Если брать модернизации, то и до шести рабочих поколений проходят через объект с учетом продления сроков эксплуатации. АЭС — практически вечный объект.
Таких системообразующих отраслей в общем-то больше и нет. Ну и конечно, все наши объекты значимы с точки зрения реноме страны. Это тоже накладывает обязательства.
Крепость
Иногда мне приходит в голову один в некотором роде военный образ АЭС. Мы строим форт на чужой территории — не вражеской, не дружественной, — просто форт. И нужно будет эту территорию не то чтобы контролировать, но каким-то образом находиться там и с помощью этого форта существовать. Мы фактически строим некую базу отношений, культуры, производства, потому что люди, которые работают вместе с нами, тоже становятся носителями наших ценностей.
Это экспансия, но не на заказ. Мы приходим и в любом случае получаем очень серьезный синтез культур и технологий. Эксплуатация длится десятилетиями, вывод из эксплуатации — через столетие. Это и поставка топлива, и апгрейд оборудования, и возможность постоянной учебы. Мы ставим некие базисные вешки в очень разных местах на планете, и каждый раз, даже если нас очень ждут, к нам не готовы. И нам приходится с нуля начинать эту индустриальную историю.
У американцев есть такой агитационный плакат: флот — это не работа, а способ увидеть мир. В этом отношении АСЭ — это не только способ увидеть мир, это возможность изменить его. И это очень круто.
И безусловно, это инструмент эволюции государства. Не то чтобы стартер — но очень хороший приводной механизм, который и толкает, и показывает, куда можно двигаться.
Работа
Первый раз я поехал на Калининскую станцию зимой 1990 года. Я еще института даже не окончил — меня направили туда в командировку. И вот уже 30 лет прошло… Мне в Питере как-то Марк Вениаминович Рудинштейн, один из главных инженеров проекта СПбАЭП, которому тогда было за семьдесят, сказал: «Я внутри чувствую себя все равно двадцатилетним. Те же ощущения, та же решимость, воля. Жалко, организм стал подводить».
Марк Вениаминович имел такую присказку: «Узнаешь город, только когда походишь по нему пешком…» С ним я прошел два города — Пекин и Париж. В первом мы были по китайскому проекту. Было что-то головокружительное, иррациональное в том посещении Пекина. Эпоха великой перестройки, когда взрывались старые районы и прямо на их месте буквально на глазах строились новые, когда каждый год вокруг Пекина вырастало новое транспортное кольцо. Когда Ляньюньган превращался из рыбацкого поселка в мегаполис: там строилась Тяньваньская АЭС. Мудрость Китая бесконечна и очень разнообразна. Для нас иной раз непостижима, а для них совершенно очевидна.
И снова «Здравствуйте!»
Кого-то это может удивить, кого-то возмутить, но АЭС «Белене» в Болгарии для нас — очень успешный проект. Финансово оформленное завершение прошлых переговоров — это замечательный итог. Это очень поучительная, конечно, для всех история в том плане, что она долго тянулась и печально пока для заказчика закончилась, но они люди прагматичные — вернутся к нему…
Для нас это тем более поучительная история, потому у нас теперь все настороженные и внимательные, правильно считают денежку и правильно подписывают контракты. Вот чисто экономически — да, пауза в проекте удачно оформлена. Но мы же никуда не денемся, мы открыты для предложений. Они всегда могут вернуться за стол переговоров. Мы тоже можем вернуться.
Венгрия же сделала рациональный выбор. Там и очень непростая площадка, и сложные обстоятельства сооружения, и трудные переговоры — тяжелый кейс. Но с точки зрения политэкономической они правильно рассудили: они готовы стать донорами энергии для относительно «зеленых» стран. Прежде всего для Германии и Австрии, которые не хотят иметь ничего общего с атомной энергетикой, — и это шанс для всех. Это возможность энергетической безопасности и для других стран. Я думаю, что следом будет Чехия, и если объявят там тендер, то у нас очень неплохие шансы на успех.
И площадка «Темелин» лет десять назад для нас тоже была шансом. Мы там уже участвовали в предтендере — подали документы, предложения, — но пока ее свернули.
Словом, «снова здравствуйте» — это наш формат. Ведь страны живут мечтой о том, что у них будет атомная станция, о техническом прогрессе, о новой идентификации. Вполне понятно, что у зажиточных немцев нет сейчас такой нужды. Но, мягко говоря, все же понимают, что там большое указание было со стороны госпожи Меркель, которая, во-первых, политически всегда была за зеленых, а во-вторых — она, собственно говоря, в очень нужное время (после фукусимской катастрофы) предложила своему достаточно зажиточному обществу вывод из эксплуатации всех старых энергоблоков. За их счет, естественно. Они все восприняли это как благотворительность, но на самом деле это было обременение или то, что в русском языке называется «разводом».
Англичане продолжают искать альтернативу, и, если бы не политический аспект, мы точно уже участвовали бы в тендере. Мы были в ONR (Office for Nuclear Regulation) в Лондоне в 2010–2013 годах, договаривались по процедуре предварительного одобрения проекта. А там есть дефицит электроэнергии, там есть востребованность атомной энергетики, и там нет такого хорошего предложения, как у нас.
Инженерная система
И я убежден, что мы бы соответствовали там всем мыслимым и немыслимым требованиям по обеспечению безопасности, по экономическим аспектам, инфраструктурным объектам. Ведь то, что мы наблюдали у партнеров, то, что мы видели у EPR-1600 и тем более у AP-1000, не выглядело утешительно. Мы же не только знаем, что представляет собой наш объект как инженерная система, — мы Словом, «снова здравствуйте» — это наш формат. Ведь страны живут мечтой о том, что у них будет атомная станция, о техническом прогрессе, о новой идентификации. понимаем, как его строить, как его эксплуатировать, и мы понимаем, как решать проблемы, которые могут возникать на этом нелегком длинном пути. И это большая разница. Это не просто «нарисуем — будем жить», а «нарисуем, изготовим, построим, наладим и будем долго и счастливо жить». Абсолютно другой уровень сложности.
На сегодня так умеют делать очень немногие, с учетом не очень большого успеха Areva и Westinghouse. Потому что инженеры уходят в другие отрасли, и мировая атомная энергетика за последние десятилетия от этого много потеряла. Именно в практике. То есть они, конечно же, вырабатывают теорию, пытаются держаться на плаву, и, конечно, они будут наращивать инжиниринговый мускул за счет цифровых технологий, опыта других стран, опыта смежных отраслей. Они явно будут копить энергию. Но они — не в поле, не в активной фазе сооружения достойного числа объектов. Единичные постройки, единичные проекты — это все-таки совсем другая история. Нужен масштаб, чтобы иметь хорошую кузницу уникальных кадров и широкое поле деятельности.
Это как в спорте. Там, где есть спортивные школы, хорошо развит детский и любительский спорт, там, как правило, очень сильные профессионалы и спорт высоких достижений на уровне. А где что-то прихрамывает в массовом спорте и при этом все силы брошены на большой, там нет и не может быть главного успеха. Есть еще флотское правило: скорость колонны определяется самым медленным из кораблей. И поэтому мощность, возможность иметь высокие достижения определяется числом объектов, в сооружении которых участвует компания. Я надеюсь, что мы из этого масштаба, из количества «скуем» в том числе и хорошее качество.
2020 г.
Андрей Лебедев «Мудрость Индии»
Андрей Олегович Лебедев.
Вице-президент по проектам в Индии АО АСЭ (2003–2023)
Удача в жизни в плане профессиональной деятельности мне явно улыбнулась. По окончании Ивановского энергетического института я попал на одну из самых масштабных строек Советского Союза 1970–1980-х годов — Запорожскую атомную станцию. Это шестиблочная АЭС, и мне довелось в той или иной степени участвовать в сооружении, наладке, пуске и эксплуатации каждого из энергоблоков, причем в профессиональном диапазоне от электрослесаря до главного технолога станции.
Энергодар
Начиналось все с курирования электромонтажных работ, далее — работа в лаборатории по основным системам регулирования энергоблока на этапах наладки, освоения мощности и эксплуатации. Отдельный этап — работы по повышению противоаварийной устойчивости станции в целом, продлению ресурса энергоблоков. Обрести такой опыт и пользоваться им в дальнейшей жизни — это большая удача.
Конечно, огромная заслуга в выборе профессии и дальнейшей успешной работе принадлежит моим родителям. Они тоже энергетики. Отец и мама всю жизнь работали в тепловой энергетике, начиная с трехсоток на Урале и заканчивая восьмисотками на Запорожской ГРЭС. И супруга моя, кстати, тоже энергетик.
По окончании института я предварительно распределился в новосибирскую наладку, но буквально на излете окончательного распределения пришел запрос на двух специалистов на Запорожскую АЭС. Я оказался одним из них и в 1982 году приехал в город Энергодар. Уникальное место, на территории которого на нескольких квадратных километрах сооружены две станции — тепловая и атомная, установленной мощностью около 10 ГВт. Такая вот концентрация традиционной и ядерной энергетики в одном месте.
Начинал с курирования строящегося первого блока Запорожской АЭС. Это была уже стадия циркуляционных промывок. По образованию я специалист по АСУ ТП и в цехе автоматики попал на самый интересный и сложный участок — на основные системы регулирования энергоблока, обеспечивающие его динамическую устойчивость, которые впервые в Советском Союзе были реализованы на цифровых управляющих системах. Очень интересная инженерная работа, ставшая основой для применения теоретического фундамента, полученного в институте. Словом, стопроцентное попадание в профессию.
Когда я произношу какие-то тосты, очень часто начинаю со слова «удача». Желаю человеку, чтобы она всегда сопутствовала ему в жизни. Хотя главным, конечно, считаю желание, задор, нормальные мужские амбиции доказать себе, что ты в этой жизни чего-то стоишь и умеешь достигать.
Эпоха в безопасности
С благодарностью вспоминаю работу на Запорожской АЭС. Много там осталось друзей, целая плеяда которых в 2000-е годы работала у меня на проекте первой очереди в Индии. После Запорожской АЭС, уже в России, я руководил предприятием, которое поставляло для «Атомстройэкспорта» АСУ ТП нового поколения для первого блока иранской станции. Система отличалась широким применением цифровой техники и переходом на управление системами нормальной эксплуатации через дисплей. Когда эта работа близилась к завершению, Евгений Александрович Решетников со свойственной ему прямотой предложил мне: «Давай-ка ты к нам переходи». Я перешел в АСЭ, в иранское управление, ведущим специалистом финансового управления. Так что путь-то мой лежал в Иран, а оказался я в Индии. Это были 2003–2004 годы, начиналась интенсивная работа по индийскому проекту. Людей не хватало, и Виктор Васильевич Козлов, в то время гендиректор АСЭ, предложил мне это направление. Помню, поначалу было внутреннее сопротивление, все-таки Иран был ближе и понятнее, но отказываться от предложений в нашей отрасли как-то не принято.
Так я попал на АЭС «Куданкулам», о чем в дальнейшем не пожалел. На момент ввода в эксплуатацию это был, безусловно, самый передовой проект среди российских, да и, пожалуй, среди мировых. Поясню почему. На «Китае», то есть на Тяньваньской АЭС, мы шагнули в создание ловушки на случай аварии с расплавлением активной зоны, а на «Индии» сделали первый шаг по реализации пассивных систем безопасности. В чем их принципиальная новизна и даже революционность? Такие системы при полной потере внешнего энергоснабжения обеспечивают остановку реактора и отвод остаточного тепловыделения за счет естественных законов природы. Это прорыв в повышении безопасности АЭС, и шаг этот был сделан именно на проекте в Индии. Огромная заслуга в этом проектировщиков, конструкторов, наших специалистов на площадке и, конечно же, индийских коллег, в содружестве с которыми это делалось.
Сегодня это главное преимущество современных блоков, но индийский проект в этом плане был первым. Безусловно, у него есть свои особенности, есть резервы для оптимизации, он несколько грешит технической перегруженностью, но в плане безопасности индийские блоки у меня опасений и настороженности не вызывают. К тому же на «Куданкуламе» широко применены разветвленные системы диагностики — профилактика заболевания, а не лечение. Эти системы позволяют увидеть отклонение от нормы и реагировать на симптом, а не на событие, не дожидаясь того или иного отказа оборудования.
Сейчас площадка по проекту состоит из шести блоков. Первые два в работе, третий, четвертый, пятый и шестой — в стадии сооружения. На этом сооружение АЭС «Куданкулам» предполагается завершить. Число «шесть» для меня приобрело некий магический оттенок. На Запорожской атомной станции было столько же энергоблоков. И предполагаемая новая площадка в Индии тоже рассчитывается на шесть блоков.
Кадры — наше все
С целью управления проектами АЭС «Куданкулам», которые фактически делятся на три независимых проекта двухблочных станций и находятся на различных стадиях реализации, в АО АСЭ создана дирекция по проектам в Индии. Набрали хороших, сильных специалистов, настоящих профессионалов. Уверенность в команде растет. Нельзя не сказать о правильном отношении к кадровому вопросу руководителя проектов по блокам № 3–6 Михаила Новикова и его первых заместителей по техническим и финансовым вопросам. Руководители дирекции понимают необходимость создания дееспособного коллектива и занимаются его формированием внимательно и эффективно.
Большинство людей, которые к нам приходят, всех профессионально устраивают, так что, в принципе, коллектив под задачи управления проектами АЭС «Куданкулам» считаю сформированным. Эффективные, собранные специалисты. Тут все нормально. Но если случится вторая площадка, а это еще шесть блоков, вот тогда с подбором кадров придется сильно поднатужиться. Ядерная энергетика все-таки специфическая область, и при серьезных темпах строительства набирать инженерный персонал, способный решать столь масштабные задачи, — это большая работа.
Первые два блока мы поднимали в основном с помощью специалистов с Запорожской АЭС. Это были профессионалы, как правило, с 30–35-летним стажем работы, каждого из которых я знал и приглашал лично. Отличная команда, спаянный коллектив, плеяда руководителей и специалистов. Но время берет свое. Люди уходят на отдых, уезжают в родные края. К каждому из них отношусь с бесконечным уважением и благодарностью. Не могу не отметить руководителей нашей команды на площадке, работавших в ключевые периоды сооружения и ввода в эксплуатацию первой очереди. Это Александр Васильевич Макаревич и Евгений Николаевич Дудкин, ныне заслуженные пенсионеры. Иван Иванович Иванисов и сегодня продолжает трудиться на площадке. Работать с этими людьми было и есть большое удовольствие.
Сегодня на площадке новые, не менее опытные профессионалы. Полное становление коллектива еще не завершено, но костяк уже создан, и сомнений в его качестве нет.
Экономика гуманизма
На Запорожской АЭС отдельные блоки строились и вводились в рекордные сроки. Опыт поточного строительства на сооружаемых нами станциях мы используем и сегодня. Но, к сожалению, на индийской площадке мы все делаем… по-другому. Заказчик потребовал строить три отдельные двухблочные станции, предполагая при этом значительные временны`е интервалы в сооружении.
Парадокс ситуации состоит в следующем. Если взять Запорожскую АЭС, то там все шесть блоков стоят гуськом на единой площадке. И все обеспечивающие здания и сооружения для этих шести блоков — общие, а схема механизации производства строительно-монтажных работ при их сооружении была сквозная. Это, безусловно, огромная экономия на капвложениях и эксплуатационных расходах. А в Индии философия другая: «Нет, нам нужно так: одна станция — два блока, вторая станция — два блока, третья станция…» Получается, в Куданкуламе мы строим три атомные станции. И на мое недоумение — мол, ребята, ну это же не совсем, что ли, логично — ответ был прост до банальности: «У нас очень много народу в стране, всем нужно быть при деле». Впрочем, на второй площадке мы все-таки попытаемся перейти на единый генплан для шести блоков и поточный метод сооружения, значительно сократив сроки строительства. Надеемся, что наших экономических аргументов хватит.
Демократическое наследие
Все мы знаем, что на государственное устройство Индии и вообще на менталитет индийцев в значительной степени повлияли англичане. Исторически так сложилось. А в силу сформированного национального подхода они считают себя даже бо;льшими демократами, чем европейцы. Если эти люди выражают довольство, то очень сдержанно, если недовольство, то гиперактивно. Причем подача различного рода исков, вплоть до обращений в Верховный суд, — это совершенно нормальная и устойчивая практика для индийцев. И так по всей стране.
В связи с этим у нас возникало и возникает немало трудностей. Все помнят Хиросиму, Чернобыль, Фукусиму. Боязнь атома присуща обывателям всего мира, но все по-разному на свои страхи реагируют. Так вот, что касается индийцев, убедить их — особенно сельское население или жителей рыбацких поселков — в приемлемости, допустимости, безопасности, экологичности атомной станции очень непросто.
У нас был беспрецедентный случай, когда готовый к пуску, загруженный свежим ядерным топливом первый блок несколько месяцев простаивал, потому что вокруг станции шли волнения. И почти полгода это волнующееся население, перекрыв все пути на станцию, блокировало доступ нашим специалистам к месту работы. На станцию ездил только сменный персонал, поскольку оставлять совершенно без присмотра столь сложный объект было невозможно. Но при этом все работы по пусковым операциям на станции были блокированы. В какой-то момент мы уже были готовы вывести наш персонал с площадки. Однако этого не произошло, так как индийские атомщики очень настойчиво просили нас не уезжать с объекта. Конечно же, мы не могли не откликнуться на обращение коллег.
Четыре месяца решения по всем станционным вопросам принимались на оперативных совещаниях с индийскими коллегами в поселке проживания наших специалистов. Много сил было потрачено, чтобы как-то сгладить ситуацию. Пришлось и нашим специалистам ездить по индийским весям, убеждать, разъяснять основы безопасности и экологичности сооружаемой станции. К чести индийского правительства и местных властей, волнения удалось остановить.
Протестное движение было далеко не стихийным, как многим представлялось. Глобализация мира и неприкрытая конкуренция за рынки Индии, думаю, и в этом сыграли и продолжают играть свою роль. А когда станция заработала, многие вопросы и опасения ушли сами собой. Недовольные есть и сегодня, но уже не в таких масштабах, как было на этапах сооружения первого и второго энергоблоков. С началом стройки и особенно с вводом энергоблоков в эксплуатацию многое изменилось. Стало понятно, что станция — это хорошие перспективы занятости для населения огромного южного региона.
Успокоились и рыбаки: температура прибрежной воды и океанское течение в порядке — соответственно, рыба не ушла, меньше ее не стало. Каждый опытный рыболов знает, что рыбы больше на стремнине. И с нашей АЭС этот закон природы подтвердился. Бурлящие потоки воды со станции всколыхнули флору и фауну акватории и, наоборот, привлекли рыбу в этот регион.
Ковш
Гидрокомплекс, и в частности водозабор для морской охлаждающей воды, — это грандиозный объект. Масштаб работ по его созданию просто колоссален. Так, сухой док для сооружения водоводов охлаждающей воды и систем рыбозащиты выходил в океан метров на семьсот от береговой линии. И это все было пространство, отвоеванное у океана и осушенное. Порой по размаху и задачам я сравниваю этот комплекс с береговой линией защиты Санкт-Петербурга, к которой, кстати, специалисты «Атомстройэкспорта» тоже приложили руку.
Гидрокомплекс АЭС «Куданкулам» по сути своей выполняет функции, аналогичные функциям санкт-петербургского КЗС. Кроме задачи успокаивать охлаждающую воду для станции, его назначение — защита против возможных океанических катаклизмов.
Уникальность водозабора станции заключается и в его возможностях защиты морской фауны. Мощные компрессорные установки создают потоки воздуха в воде, поступающей на охлаждение АЭС, Большинство людей, которые к нам приходят, всех профессионально устраивают, так что коллектив АЭС «Куданкулам» считаю сформированным. что заставляет рыбу подниматься наверх. В верхних же слоях водоструйные насосы создают быстрое течение, и через проемы рыбу выносит обратно в океан. Нижние слои воды идут на станцию.
Одной из природных достопримечательностей водозаборного ковша является обилие в нем тропических рыб и прочей фауны. Это незабываемый набор оттенков цвета ультрамарин. А еще порой удается увидеть такого размера океанских черепах и скатов, что диву даешься.
Атомная крепость
В крупных городах Индии сегодня вполне цивилизованные условия жизни. Университеты, гостиницы, автомобили, супермаркеты, офисы. Растет прослойка населения со средним достатком, которая вполне может пользоваться этими благами.
Уважение вызывает уровень тамошней медицины, в частности хирургии. Пришлось несколько раз с этим вплотную столкнуться, занимаясь лечением наших специалистов. К примеру, замена суставов или полостные операции по шунтированию аорты в Индии поставлены на поток. Когда наши медики узнавали, в какой стране находится человек, нуждающийся в подобной помощи, то уверенно рекомендовали получить ее в Индии. И дешевле, и гарантия хорошего результата.
Вместе с тем подавляющая часть огромного населения Индии живет в другом мире, отнюдь не всегда стабильном и комфортном. Штат Тамилнад, где расположена наша станция, — это край сельского хозяйства. Не секрет, что эта деятельность во многом зависит от погодных условий (муссонов, наводнений) и сформированных на засушливый период запасов воды. В неурожайные годы люди целыми селениями могут сниматься с постоянных мест жительства и мигрировать в сторону больших городов — там больше вероятность пережить неудачный год.
Так вот, наша станция и прилегающие к ней территории становятся неким гарантом стабильности и точкой притяжения для населения штата. Всевозможные магазинчики, мелкая торговля — все стягивается сюда. Почему? Потому что людям тут стало лучше.
Помню, как в 2000-е годы на подъезде к АЭС было полное безлюдье, совершенно пустынные территории. Сегодня картина кардинально другая: дорога к станции пролегает через сплошной населенный пункт. Здесь и приличные по индийским меркам жилые коттеджи, и обилие сервиса для населения, которое мигрировало сюда со всего юга Индии.
Объяснить это несложно: люди чувствуют себя более защищенными в этом регионе, где им гарантированы пусть и небольшие, но устойчивые доходы.
«MAKE IN INDIA»
Согласно взаимным контрактным обязательствам, строит, пускает и эксплуатирует станцию Индийская корпорация по атомной энергии. Ответственность за поставки оборудования, рабочей документации и техническое содействие на всех этапах сооружения станции несет российская сторона. По поставкам на третьем — шестом блоках — 80–85 % нашего оборудования, на первом и втором было 100 %.
Лидером Индии Нарендрой Моди продвигается программа «Make in India» — лозунг новой индийской индустриализации. Процесс локализации оборудования для АЭС зародился на третьем и четвертом блоках, и что-то мы им уже отдаем в части объема производства и поставок. Предполагается расширение локализации на пятом и шестом блоках. Это не уступка, а здравый смысл. Сделанное в Индии стоит дешевле, и объекты становятся более конкурентоспособными, поскольку стоимость их при сооружении и эксплуатации снижается. Но здесь не может быть революций, это поступательный эволюционный процесс. Реальная локализация — это передача технологий, лицензий, это начало производства основного оборудования в стране по российским технологиям. Этих шагов индийцы очень ожидают, и мы понимаем, что рано или поздно к этому придем. Они создали свою линейку атомных тяжеловодных реакторов, заимствовали и развили самодостаточное производство оборудования для них, придерживаются принципов культуры безопасности при эксплуатации станций. Но для передачи наших технологий, связанных с производством реакторной установки совершенно другого типа, потребуется время и кропотливая работа.
«Городок провинциальный»
Место, где расположена станция, — это самый юг Индии. Чистое, светлое, солнечное место. Недалеко от станции находится город Каньякумари — южная оконечность полуострова Индостан. Священное место для всех индийцев, ибо здесь хранилась урна с прахом Махатмы Ганди, до того времени, пока прах не развеяли в водах «трех морей». Это место, где сливаются Аравийское море, Бенгальский залив и Индийский океан. Пляж с белым чистым песком шириной 25 метров тянется километров на сорок. Народ там купается круглогодично, годовое колебание температуры — максимум четыре-пять градусов.
В городке атомщиков Анувиджай индийцы и наши специалисты живут на одной охраняемой территории. Этот район обеспечен повышенной индивидуальной охраной, при этом доброжелательные индийские охранники выполняют двойную функцию: защищают не только в привычном смысле, но и от опасных представителей индийской фауны. Нередки случаи, когда они виртуозно справлялись со змеями. Например, банановая змея — зелененькая, маленькая, но укус ее может быть смертелен. У охранников на этот случай даже пики есть специальные, раздвоенные.
Раньше докучали еще и обезьяны, явление для нас экзотическое, а для Индии совершенно будничное. Сейчас, конечно, в нашем городке сетки повесили, так что этим животным уже не пробраться. А вот когда все только начиналось, случаи обезьяньего разбоя происходили достаточно часто. Бумага, документы, ручки, очки, телефоны — все могло стать добычей наших «пращуров». В любой момент схватит — и ищи ветра в поле. Ценные вещи, кошельки, телефоны старались вообще на виду не держать… Сейчас, повторю, такого уже нет.
Семь плюс
Есть теория, что человек через семь лет своей профессиональной деятельности достигает некоего насыщения. Дальше — стагнация, уход в непродуктивную область, потеря знаний, интереса к работе. Поэтому важно раз в семь-восемь лет менять свою профессиональную специализацию. С этим тезисом хорошо коррелирует японский принцип ротации кадров. Поработал в одном месте — поразрешай проблемы в другом, а потом наберись знаний в третьем.
Этот принцип считаю очень правильным. Невольно начал анализировать свой профессиональный путь и увидел, что теория верна. Семь лет — на станции в лаборатории автоматизации, семь лет оперативной работы в смене, семь лет — в инжиниринговой структуре станции и руководстве.
Но вот что странно: хотя индийский проект я для себя последним не считаю, другого на сегодня не ищу, хотя прошло уже два с половиной раза по семь. Нет набитой оскомины или какого-то гложущего изнутри червячка, хоть и понимаю, что могло быть и лучше, эффективнее. Есть неудовлетворенность конкретными техническими проблемами, но они возникают на любом проекте, их невозможно исключить. Интегрально я нахожусь в равновесном профессиональном состоянии — видимо, перенял что-то от индийцев. За 20 лет работы на этих проектах многое мне стало по Наша станция и прилегающие к ней территории становятся неким гарантом стабильности и точкой притяжения для населения штата. нятным. Это нормальный жизненный и профессиональный опыт, который нарабатывается у любого человека, если он занимается своим делом с желанием. А как же теория? Вероятно, для задач такого масштаба она не работает.
Главным в человеческой натуре я считаю желание чего-то достигать. Если человек не лег на диван, а чего-то хочет, у него активная жизненная позиция, интерес к своему делу — это счастливец. Впрочем, классики не раз описали в своих произведениях эту истину. Просто мои жизненные наблюдения лишний раз это подтверждают.
В Индии плачут дважды
Как-то с индийцами в неформальной обстановке зашел разговор об отношении иностранцев к их стране. Есть категория людей, которым Индия категорически не нравится. Индийцы на это отвечают очень по-восточному: «Это не Индия вам не нравится — это она вас не приняла». И есть еще другая мудрость, известная всем путешественникам. В этой удивительной стране гости плачут дважды: первый раз — приезжая, второй — уезжая.
Что и говорить, страна очень своеобразная, очень разнородная, потенциально конфликтная, но тем более удивительно, как индийцы умеют сглаживать противоречия. Видимо, это заложено в их природе, культуре, в тысячелетнем опыте их цивилизации. Знаю, что индийские руководители проектов принадлежат к разным кастам, но на работе это никогда не сказывается.
При сооружении первых энергоблоков зачастую можно было наблюдать картину, когда рабочий люд жил возле станции в шалашах из банановых листьев — довольно экзотично даже для некоторых местных жителей. Они получали зарплату в 20 долларов и были счастливы. Никто никогда их не притеснял, не унижал.
Без этой прослойки Индии прожить невозможно — по крайней мере, сегодня. Эти люди обеспечивают порядок в огромных индийских мегаполисах, на них все мелкое снабжение, легкий транспорт, доставка еды, уборка мусора. В Индии клерки, как правило, себе не готовят, каждому должен быть доставлен термосок. И это все обеспечивают люди из трущоб. Хотя трущобы — вещь достаточно условная. По утрам из этих районов выходят аккуратно одетые детки и идут в школы.
Философия безопасности
Действительно, должны пройти годы, прежде чем начнешь понимать индийцев, их своеобразную демократию, их темп жизни. Они живут словно в другом измерении. Для меня долго оставалось тайной, почему они так медленно принимают решения. Казалось бы, страна ярко выраженной иерархичности, кастовости, а все решения принимаются не административно, а коллегиально. Скажем, 25 человек участвуют в решении вопроса, и все должны быть «за». Даже если вопрос очевиден и ясно, что он в итоге будет решен именно так. А это же время! И часто просто раздражает, что можно незамедлительно решить вопрос, скажем, за время «t», а решаем его за «t + 25t». Вот такая специфика. Я им говорю: «Вот у нас я взял и принял решение. Время сэкономил, станция быстрей начнет работать!» А они отвечают: «Мы не то чтобы время не экономим — мы считаем, что так лучше фильтруем возможные ошибки». И для них это не просто осторожность, а тип мышления, уходящий корнями в глубь веков. Я долгое время боролся с этим, говорил, мол, вы же тратите драгоценное время, из-за этого получите все позже. Они соглашаются: «Позже. Но на более длинном отрезке времени мы выиграем. Потому что мы все взвесили». И в этом, действительно, глубокая философия.
Сегодня на второй и третьей очереди АЭС индийцы, контролируя качество изготавливаемого оборудования, стремятся в технологии производства этого оборудования, что называется, докопаться до руды. Я сначала считал, что у них основная задача — познать, чтобы потом воспроизвести. А сегодня я прихожу к другому выводу. Главное для них — именно понять, исключить все сомнения, оптимизировать технологии, чтобы станция надежно работала сейчас и в будущем. Двадцать лет с ними общаюсь, и всегда полагал, что понимаю, куда они идут. А потом как-то поймал себя на мысли, что идут-то они туда, но цели конечные у них гораздо глубже и шире. Это люди, у которых есть чему поучиться.
2023 г.
Алексей Банник «Мы сделали лучшие в Китае блоки»
Алексей Юрьевич Банник.
Вице-президент по проектам в Китае и перспективным проектам АО АСЭ
Мои родители учились в Московском энергетическом институте. Отец долгое время работал представителем «Атомэнергоэкспорта» в Румынии. И потому еще в школе я начал думать о том, что, наверное, буду атомщиком.
В 1988 году поступил в Московский энергетический институт, на кафедру атомных станций, окончил его в 1994 году. Тогда мой диплом позволял работать практически в любой области: «инженер физик-теплоэнергетик», «Проектирование атомных станций», «Эксплуатация и сооружение». Но мне очень хотелось в «Атомэнергоэкспорт», туда же, где когда-то работал отец, который к тому моменту перешел в «Технопромэкспорт».
И в том же году после собеседования с руководством «Атомэнергоэкспорта» я был принят туда на работу. Отдел назывался «Атом Инжиниринг 2». Он вел сразу два проекта — китайский и индийский; оба были на этапе подписанных межправительственных соглашений и неподписанных контрактов.
Страшно подумать: ощущаю себя достаточно молодым человеком, но в этом году исполнилось 29 лет, как я работаю в атомной отрасли. И пролетели эти годы как один день.
Наставник от Бога
За что я всегда благодарил и благодарю судьбу, так это за то, что моим первым непосредственным руководителем стал Юрий Германович Иванов. Это был наставник от Бога. Человек, у которого хватало терпения учить нас, молодых дураков, и вкладывать в нас все свои знания и всю свою душу. Он был учителем не только по работе, но и, наверное, по жизни, за что ему большая светлая человеческая память. И, кстати, воспитал он не только меня: у нас в организации найдутся еще сотрудники, которые считают Герма;ныча (так мы его звали между собой) своим Учителем.
Китайских проектов, которыми на тот момент занимался, наряду с индийским кейсом, наш отдел, было два. Один из них, большой, — сооружение первого и второго блоков Тяньваньской АЭС. Он находился в совершенно зачаточном состоянии. Мы тогда пытались реанимировать межправительственное соглашение 1992 года и подписать исполнительные контракты.
Параллельно занимались сооружением в Китае газоцентрифужного завода. И вот это была деятельность ежедневная. К ней-то меня и подключил Юрий Германович. Три года я занимался получением экспортных лицензий на оборудование, отвечал за его таможенное оформление и транспортировку до границы, передачу китайцам. Это было яркое время: новые знакомые, новые города, длинные командировки в Китай, в Забайкалье, в Читу, Краснокаменск, Иркутск, Ангарск, Владимир, Ковров. Я очень признателен Юрию Германовичу за то, что он так сразу, с ходу, с институтской скамьи, «воткнул» меня в живое дело. Я даже помню, что он очень обрадовался мне, молодому ученику, и с огромным энтузиазмом начал вливать в меня все свои знания о работе и жизни.
Бронепоезд
Мне было 24 года, когда я стал заниматься газоцентрифужным заводом. При этом грузы, которые мы тогда возили в Китай, были достаточно серьезные. Настолько, что по процедуре взаимоотношений между Россией и Китаем сопровождались вооруженной охраной. Нам часто приходилось передвигаться на этих поездах, скажем, из Краснокаменска через Забайкальск в Манчжурию. Выглядело это примерно так. В Краснокаменск прибывает состав из 14 вагонов. В хвосте и в голове поезда — два вагона с вооруженными людьми, которые по прибытии на станцию выходят на пути и осуществляют караульную службу. Все в бронежилетах, с автоматами и прочими атрибутами вооруженной охраны. И когда я прихожу в администрацию станции подписывать какие-то накладные, оформлять бумаги по дальнейшему движению поезда, несмотря на то, что парень я молодой, все видят, как начальник караула со мной общается: это мои люди с оружием, мой состав. Или я прихожу на таможню оформлять документы, и таможня тоже слегка взбадривается, зная, что это мой состав с кучей вооруженных людей. То есть, невзирая на твои 24 года, все начинают на тебя совершенно по-другому смотреть. Хотя понятно, что этот состав принадлежит «Росатому», но магия вооруженной охраны работает безотказно.
И, конечно, это очень поднимало тогда наш статус в этих командировках в Забайкалье. Куда бы мы ни приехали, все двери перед нами были открыты. Это, конечно, грело самолюбие, и мое, и всех членов команды, потому что, во-первых, приятно, а во-вторых, и вправду понимаешь: делаем очень важное, серьезное, государственное дело.
Технический отдел
В 1997 году был подписан контракт на технический проект первого и второго блоков АЭС в Китае, началась работа по выпуску проектной документации, и опять же по инициативе Юрия Германовича я был переведен на этот проект. Занимался сначала таможенным оформлением, постепенно перешел к техническим, проектным вопросам. И с 1997 по 2005 год я проработал в техотделе, пройдя все должностные ступени — от простого специалиста до начальника подразделения. Отвечал за весь спектр вопросов, связанных с проектированием, конструированием оборудования, с получением китайских лицензий на загрузку топлива и прочим. Моим непосредственным начальником был тогда Виктор Александрович Володин, ставший моим наставником в технических вопросах. Будучи выходцем из московского АЭП, он имел обширные связи с другими проектными институтами, в том числе с СПбАЭП, как тогда назывался генеральный проектировщик Тяньваньской АЭС. Володин ввел меня в круг этих людей, научил с ними работать, за что я ему тоже очень признателен.
При выстраивании отношений с институтом нужно понимать, что имеешь дело не с одним лицом, скажем директором или менеджером проекта, а с целой группой проектных подразделений, разными специалистами из отделов, управлений, бюро. И со всеми этими людьми нужно найти общий язык.
Если идти напролом, то никогда никаких задач не решишь. Нужно быть гибким, уметь учитывать и настроение проектировщиков, и их желание сделать лучше, стремление применить какие-то новшества в проекте. Если человек вкладывает душу и он что-то, допустим, изобрел, какое-то улучшение с точки зрения безопасности, то ты не можешь ему просто сказать: «Мне это на проекте не нужно, мне дай дешево и сердито, а ты вот здесь придумываешь какие-то усложнения». Если все узелки не поразвязывать, проект будет топтаться на месте и не пойдет вперед.
Второй важный момент, которому меня научил Володин: работая с внешним заказчиком (в данном случае — с китайским), ты всегда должен не только возглавлять команду проектировщиков, но и защищать ее. Ты не можешь бросать их одних на заказчика, потому что это особенные, творческие люди. Они как художники.
Поэтому бесперспективно ожидать, что они станут отстаивать интересы АСЭ или будут правильно трактовать контракт, бороться с внешним заказчиком. Скорее всего, они найдут с иностранным заказчиком общий язык по технике, но будет ли это полезно проекту в целом и «Атомстройэкспорту», а также отрасли и России, — еще вопрос. Поэтому нужно быть все время с ними рядом, координировать их взаимодействие с заказчиком. Потому что заказчики, как правило, стараются в сумму уже подписанного контракта напихать огромное количество опций для себя. Дополнительное оборудование, системы, дополнительные какие-то обязательства. То есть они все время стараются расширить круг наших обязательств — при сохранении контрактной цены, конечно. И проектировщик не всегда может противостоять такому давлению грамотного, квалифицированного, я бы даже сказал, наглого и упрямого клиента. И поэтому ему надо помочь отбиться от дополнительных требований, а заказчику объяснить, что его желания избыточны и что если он хочет реализовать их в проекте, то нужно заплатить за это отдельно. Всему этому, повторю, меня тоже учил Володин.
Нечаев
В какой-то момент меня пригласил к себе Александр Константинович Нечаев и предложил стать одним из его заместителей. У Нечаева, человека в отрасли известного, был круг людей, которых он консолидировал около себя, мнению которых доверял. В этот круг трудно было попасть, но у меня получилось — думаю, во многом благодаря содействию Юрия Германовича.
Это был тоже интереснейший период моей жизни. Нечаев очень мудрый, сильный и опытный человек, у него можно было учиться, просто даже находясь с ним рядом и слушая, как он ведет совещание, говорит по телефону, отдает команды, общается с руководителями отрасли. Это все была одна большая школа — узнавать, как выстраивать отношения в коллективе, вести переговоры с заказчиком, что это, вообще, за ответственность такая — строить ядерные объекты и тем более за рубежом. Всему этому я учился, уже находясь в команде Александра Константиновича.
Тот период, когда я стал одним из заместителей Нечаева, был очень сложным, можно даже сказать драматичным для компании, для российского ядерного экспорта вообще. Пуск китайской станции постоянно отодвигался, а главная причина срыва сроков заключалась в том, что мы были первыми — первыми, кто ступил на этот тернистый путь после стагнации мировой атомной отрасли.
Ядерные горки
Сооружение первого и второго блоков Тяньваньской АЭС в Китае было новым проектом с современной философией безопасности. Это был первый для нас проект с двойной защитной оболочкой, первый проект, в котором мы применили «ловушку» расплава активной зоны, в котором использовали немецкую цифровую СКУ, обеспечивающую высочайший уровень автоматизации всех технологических процессов. Были применены новейшие решения с точки зрения обеспечения безопасности блоков с реакторами ВВЭР-1000 — четыре независимых канала активных систем безопасности, оптимизированы все технологические схемы энергоблока.
Такого мы никогда не делали ни у себя, ни за рубежом, и поэтому ряд ошибок, которые по неопытности были заложены в проект, всплыл уже при монтаже оборудования. Более серьезные — при холодно-горячей обкатке и пусконаладке всех систем. Именно здесь все просчеты, которые мы не могли увидеть на бумаге, стали очевидными. Нам пришлось вносить проектные изменения уже непосредственно на площадке и доводить блоки до такого состояния, в котором они сейчас прекрасно работают.
Нарушения графика были связаны и с тем, что российская промышленность давно не выпускала серийно оборудование для АЭС. Поэтому, работая на старом запасе, мы получили определенные проблемы и здесь. Например, у нас была длинная история с растрескиванием теплообменных трубок парогенератора, были проблемы с вибрацией турбины. Словом, возник ряд сложностей, которые тут же вызвали остановку работ и пристальный интерес китайских органов атомного надзора.
И тут надо сказать, что дотошность китайских партнеров добавила, конечно, особого драматизма этой эпопее, а нам, соответственно, — седых волос. Ведь качество и безопасность для китайских партнеров были важнее графика сооружения и любых финансовых вопросов. По каждому случаю отказа, аварии, несоответствия тут же начиналось расследование, создавалась комиссия, которая делала выводы, направляла отчеты в атомный надзор Китая, где собиралась еще одна комиссия, потом — еще одна. И все это время мы стояли, так что нарушения графика сооружения связаны прежде всего с этими долгими разбирательствами. Не могу сказать, что описываемые мной несоответствия представляли серьезную угрозу безопасности станции, и это вызывало у нас чувство досады. В России мы бы подобные проблемы решили за неделю-другую. Но в условиях суровой китайской действительности мы потеряли на этом долгие месяцы. Впрочем, доведя до конца не одну из таких историй, понимаешь, что китайцы настолько въедливы, придирчивы именно потому, что опять-таки безопасность, качество для них — прежде всего.
Как бы то ни было, для компании и особенно для коллектива, который занимался непосредственно сооружением станции, — представительства АСЭ в Ляньюньгане, возглавляемого Александром Павловичем Селиховым, и китайского управления в Москве — это было очень тяжелое время. Мы подвергались критике со всех сторон, хотя очевидно, что те трудности, с которыми мы столкнулись при сооружении Тяньваньской АЭС, не были связаны с тем, что мы плохо делали свою работу. Наоборот, мы делали ее очень хорошо, и только поэтому нам удалось все эти трудности преодолеть. Самое удивительное в этой истории — то, что вынужденный и болезненный простой пошел китайской станции только на пользу.
«И опыт — сын ошибок трудных…»
Самое же удивительное в этой истории то, что вынужденный и такой болезненный простой пошел китайской станции только на пользу. Высвободившееся время позволило нам, грубо говоря, «вылизать» проект. Мы все равно ждали решения атомного надзора по парогенераторам, по другим существенным вопросам, так что параллельно успели устранить несколько менее существенных проблем, которые могли пройти незамеченными в тени этих больших. У нас появилась возможность остановиться, подумать и где-то улучшить результаты пусконаладки, где-то решить задачи с внесением небольших изменений в проект, что потом дало синергетический эффект: после того как мы пустили блок в коммерческую эксплуатацию, он ни разу не останавливался. Мы не поймали ни одной АЗ — аварийной защиты. Блок планово проработал до первого ППР, до перегрузки.
Таким образом, мы в этой ситуации все-таки вырулили и в 2007 году совместными с китайскими партнерами усилиями пустили первый блок. А через несколько месяцев пустили и второй. Затем ввели блоки в коммерческую эксплуатацию, и, надо сказать, здесь наши основные проблемы и закончились. В итоге этот большой труд всей отрасли не пропал даром. Мы совместно с китайскими партнерами довели блоки до идеального технического состояния. И когда блоки вошли в строй, то больше не останавливались. Они молотили на 100 % и сейчас продолжают, и китайский заказчик радостно хлопает в ладоши и говорит: «Это лучшие блоки в Китае!» Вот на такой оптимистической ноте закончилась эта история в 2007 году.
Здесь хотелось бы также вспомнить и других руководителей АСЭ, принимавших участие в сооружении первой очереди Тяньваньской АЭС. Прежде всего Евгения Александровича Решетникова. Перейдя на работу в АСЭ из Минатома, Евгений Александрович часто бывал на площадке сооружения и лично руководил решением наиболее сложных проблем. Я не был его непосредственным подчиненным, но работал с ним бок о бок, чему очень рад.
Также я хотел бы выразить благодарность коллективу представительства АСЭ на площадке ТАЭС: А.П. Селихову, В.С. Зарубаеву, В.И. Максимову, А.М. Бондарю и другим специалистам, благодаря ежедневному и самоотверженному труду которых этот проект стал таким, какой он есть.
Надо сказать, что, несмотря на все проблемы и такую загрузку коллектива сооружением первого и второго блоков ТАЭС, мы никогда не теряли надежду на продолжение сотрудничества. И все эти годы, что строили первую очередь, мы вели переговоры с китайским заказчиком о продолжении сооружения таких же блоков на тяньваньской площадке. В 2007 году, когда мы пустили блоки в эксплуатацию, китайские партнеры наконец сказали: «Да, теперь мы можем доверять российской технологии». И, проведя еще два года в непрерывных коммерческих переговорах с китайским заказчиком, в 2009 году мы достигли соглашения по основному разделению объемов и по цене сооружения третьего и четвертого блоков Тяньваньской АЭС. Это позволило нам в 2010 году подписать генеральный контракт, уже принципиально новый.
Сопряжение
Блоки второй очереди интересны тем, что это сплав лучших китайских и российских технологий. Мы проектировали «ядерный остров», китайские партнеры проектировали и поставляли «неядерный остров». Эта совместная работа российских и китайских инженеров по сопряжению двух проектов, по взаимной выдаче заданий, по контролю интерфейсов еще больше сплотила наши коллективы, и во многом поэтому проект второй очереди ТАЭС оказался таким успешным. Во-первых, мы, конечно, опирались на опыт ошибок, возникавших в ходе сооружения первых двух блоков. А во-вторых, в процессе строительства третьего и четвертого блоков нам удалось применить то лучшее, что есть у российской и китайской стороны. Поэтому на сегодня мы имеем современные блоки — блоки поколения «3», в которых, наряду с российским, задействовано большое количество китайского оборудования, которое прекрасно работает.
Так, нам очень повезло с китайской турбиной — это яркий пример того, как Китай умеет брать от мира самое передовое и лучшее и интегрировать это в свои реалии. На момент сооружения третьего и четвертого блоков в Китае имелись производства трех типов тихоходных турбин для атомных станций мощностью 1000+ МВт. Это были японские, немецкие и французские модели. Все они на тот момент были локализованы в Китае, и это позволило заказчику выбирать между тремя разными поставщиками. Они выбрали тихоходную турбину Харбинского завода. С самого начала турбина повела себя прекрасно. С первого же толчка нам было ясно, что она будет отлично работать. Мы и сейчас продолжаем за ней внимательно наблюдать, и никаких вопросов не возникает.
Китайские специалисты оказались отличными строителями и монтажниками. Опыт монтажа они получили на первом и втором блоках, где мы отдали им на субподряд самые ответственные участки в здании реактора, в здании безопасности. И они с этим справились отлично. Набрались опыта, воспитали целую плеяду монтажников, которые умеют работать с нашими технологиями. Это позволило нам на третьем и четвертом блоках отдать им весь монтаж полностью.
Мы на 95 % отдали заказчику и пусконаладочные работы, оставив за собой только сложные процессы по наладке спецсистем АСУ ТП, и это тоже дало свои плоды. Сегодня мы имеем стабильно работающие блоки, которые были введены в коммерческую эксплуатацию с опережением контрактного графика в 2018 году.
Параллельно с работой по сооружению третьего и четвертого блоков мы начали переговоры по сооружению седьмого и восьмого блоков и по расширению нашего присутствия в Китае другими проектами. Здесь уже переговоры велись от лица АО «Русатом Оверсиз» (РАОС) — новой структуры, которую создал «Росатом». И контрактную работу по новым блокам мы вели вместе с ними одной дружной командой. Это также обеспечило наш успех, потому что, с одной стороны, там были опытные переговорщики из РАОС, а с другой — их поддерживала команда от «Атомстройэкспорта», которая успешно построила четыре блока в Китае и знала все нюансы этого проекта. Мы подписали хороший контракт и очень рады, что у нас есть работа на ближайшие несколько лет. Самое главное в жизни — когда у тебя есть работа, а если ее много и она интересная, это вообще счастье.
Мы также продолжаем надеяться, что еще больше расширим спектр наших проектов в Китае. Возможно, это произойдет не только за счет проектов типа ВВЭР, но и за счет других типов реакторов. Мы надеемся в этом поучаствовать.
Свое лицо
Самое простое, что можно сделать с точки зрения изучения Китая, его культуры, истории, — это поехать на Стену. Проще только попасть в Запретный город. Как это ни смешно звучит, но в центре Пекина все пути ведут к Запретному городу. Что касается Стены, то это тоже близко, грандиозно и красиво. И там надо побывать, чтобы все увидеть своими глазами.
Но особенно мне запомнилась поездка в Сиань. Я читал, что в древности это был самый большой город мира, в шесть раз больше Рима. Отсюда начинался Шелковый путь. И сейчас это один из главных исторических и культурных центров Китая. Один из китайских императоров, Цинь Шихуанди, построил себе здесь гробницу и уникальный скульптурный комплекс — Терракотовую армию.
Волею судеб меня занесло в Сиань на переговоры с китайским заказчиком, они нас туда позвали на несколько дней. И они же показали нам Терракотовую армию. Это феноменальное зрелище! Не менее грандиозное, чем Запретный город, чем Великая Китайская стена. В Китае вообще все — великое. Они маленькие вещи делать не умеют. Если они что-то строят, то ничего более масштабного в мире не будет. Самая длинная в мире стена, самая большая в мире площадь — Тяньаньмэнь, и такая же громадная гробница в Сиане. Терракотовое воинство, которое в ней дислоцируется, производит колоссальное впечатление, особенно с учетом того, что у каждого воина, который стоит в этом бесконечном строю, — свое лицо, как будто его лепили с натуры, а этих скульптур там — больше восьми тысяч.
Драйвер мирового развития
В 1996–1999 годах я учился в Академии внешней торговли, и нам уже тогда на курсе мировой экономики говорили о том, что Китай будет мировым лидером. Пройдет 20–30 лет, и он обгонит и по темпу развития, и по уровню ВВП Соединенные Штаты. Тогда в это верилось с трудом, а сегодня понятно, что все эти прогнозы сбываются.
Все эти «тектонические» сдвиги Китая мы видим своими глазами. Имея возможность часто ездить, например, в Пекин или Ляньюньган, мы наблюдаем, как стремительно меняются эти города. Китайцы удивительно быстро строят. Качественно и быстро. Приезжаешь и не узнаешь знакомых улиц. Буквально три месяца назад тут было старое здание, а сегодня ввинчивается в небо новый небоскреб.
Но гораздо бо;льшие изменения за эти годы произошли в самих китайцах. Они превратились в динамично развивающуюся нацию, которая ощущает себя мировым лидером. Это, конечно, подлинное чудо, проявляющееся в каждом китайце. Они действительно считают, что они — великие люди, достойные великого будущего. И я с ними согласен.
Китай сегодня однозначно мировой лидер. И мне повезло, что я более 29-ти лет собственными глазами наблюдал становление этого государства. Повезло работать с одной из самых развитых, сильных стран мира. И с этой точки зрения наша работа приобретает особую важность. Потому что мы сегодня не просто строим атомную станцию или завод в Китае — мы стратегические партнеры не только в регионе, но и в масштабах планеты. Все это видят, все наблюдают за тем, как Россия и Китай лидируют в реализации новейших проектов АЭС.
И это не просто работа по сооружению вроде «я вам деньги — вы мне оборудование». Мы строим фундамент для дальнейших долговременных, дружеских, добрососедских, стратегических отношений наших стран. Мы и сами растем на этом проекте, учимся у партнеров, а они учатся у нас. И люди, имеющие этот опыт, в дальнейшем несут в душе убеждение, что русские и китайцы — два великих народа, которые должны жить дружно и что-то сообща создавать. Что-то грандиозное и передовое для всего мира. Это очень важно. Трудно переоценить крупнейший продукт нашего сотрудничества именно с этой точки зрения — геополитической, стратегической.
2023 г.
Александр Хазин «И мы еще споем!»
Александр Борисович Хазин.
Старший вице-президент по зарубежным объектам АО АСЭ с 2015 года, старший вице-президент — директор проекта по сооружению АЭС «Пакш» АО АСЭ с 2019 по 2021 год
По образованию я строитель. Поступил после школы в Нижегородский строительный институт, а окончил в 1993 году уже Строительную академию. Получил диплом как раз в разгар развала Советского Союза. Да и незадолго до Беловежской пущи время было непростое, все институтские годы я работал параллельно с учебой, потому что надо было как-то жить.
Шаг за шагом
Когда окончил академию, распределения так такового, конечно, уже не было, но так как у меня мама работала в тресте «Волгонефтехиммонтаж», тогда еще в горьковском, я проходил там летние стажировки и после защиты диплома пошел туда — в цех металлоконструкций. В различных структурах треста проработал почти восемь лет.
Постепенно рос в профессии. Понял, что нужно получать второе образование — экономическое. Поступил в Московский гуманитарный институт на вечернее отделение. И так шаг за шагом из цеха металлоконструкций перешел сначала на должность замначальника отдела ПТО, потом — начальника коммерческого отдела. Работал уже больше в офисе, с бумагами (выбор материала, спецификации), но со стройкой все это время был связан: сначала после института руками работал, а потом занимался экономикой строительства.
К концу 1990-х в стране заработала президентская программа по переподготовке управленческих кадров, и в 1999 году я туда поступил на первый поток. После обучения, овладев, в частности, необходимым уровнем английского, поехал на стажировку за границу. Работал некоторое время в зарубежных компаниях Италии и Австрии. Когда вернулся, получил приглашение поработать в РЖД, на Горьковской железной дороге, в должности заместителя по экономике и финансам управляющего треста Горьковской железной дороги, а завершил работу уже управляющим треста.
Надо сказать, Горьковская магистраль связывает центральные и северо-западные районы России с Уралом, открывает выход в Сибирь и на Дальний Восток. В зону ее обслуживания попадает 15 регионов России, среди которых шесть республик и восемь областей.
В 2007 году Валерий Игоревич Лимаренко позвал меня в молодую тогда инжиниринговую компанию. Так что НИАЭП для меня — всего лишь третье место работы (если не считать различные курсы и стажировки). Собеседование проводил сам Валерий Игоревич со своим замом по кадрам Николаем Павловичем Шешокиным. Они мне сразу назвали приоритетную задачу — пуск Ростовской АЭС (у компании было тогда всего два проекта: Ростовская станция и Калининская).
На атомных стройках я до этого не работал, но у меня к тому времени был уже очень большой опыт работы на Горьковской железной дороге. В трест входили несколько строительных предприятий в различных субъектах Российской Федерации и проектный институт; персонала — больше семи с половиной тысяч рабочих. Большое, беспокойное хозяйство. Поэтому такая масштабная работа, включающая в себя управление строительством и капиталовложениями, ввод объектов в эксплуатацию, строительство жилья, в принципе мне была понятна. Я принял это предложение и с января 2008 года работал в структуре НИАЭП, который называется сейчас АО ИК «АСЭ», а и входит в Инжиниринговый дивизион.
Скажу сразу, что непростую задачу по пуску Ростовской АЭС мы выполнили, и здесь я бы хотел отметить дальновидность и открытость к инновациям Валерия Игоревича Лимаренко. Я сейчас не веду речь о совершенно революционном прорыве НИАЭП в технологии управления и цифровизации сложных инженерных проектов — системе MULTI-D. Это отдельная тема. Но даже если говорить о рекрутинговых технологиях, о HR, то важно отметить: руководство НИАЭП уже тогда понимало, что наряду со специалистами, обладающими узкими техническими, технологическими навыками — hard skills, необходимо привлекать специалистов с soft skills. То есть людей, необязательно имеющих конкретный отраслевой опыт, но понимающих философию дела, способных постоянно развивать свои компетенции и овладевать новыми. В частности, в силу большого опыта в смежных областях, в управлении, в хозяйственной деятельности, в экономическом анализе.
Позже Валерий Игоревич вспомнил про мой международный опыт и пригласил меня — отчасти уже с учетом hard skills — на работу с зарубежными проектами. С 2015 года я работал старшим вице-президентом по зарубежным объектам АСЭ. В 2019 году сконцентрировался на АЭС «Пакш-2» и других европейских проектах. Вот такая у меня несложная карьера.
«Ростов-папа»
На Ростовской АЭС я провел много времени. Участвовал как начальник УКС в пуске второго энергоблока (мы его называли еще «Ростов-2»). Потом был начальником стройки на создании третьего — к слову, третий и четвертый блоки параллельно строились.
Руководителем стройки «Ростова-2» был уважаемый Николай Васильевич Петренко. Мы — я и Михаил Юрьевич Щербак — работали с ним рядом. Петренко, имеющий колоссальный опыт управления атомной стройкой, отвечал за полевую работу. Мы с Щербаком занимались экономикой строительства, отчасти сметным делом, формировали подходы к учету капитальных вложений и прочее. Руководителем станции тогда был Александр Васильевич Паламарчук, а главным инженером — Андрей Александрович Сальников, и они нас многому научили в части отношения к делу, умения довести его до конца, концентрации усилий, ответственности. Это был важный и очень драгоценный опыт.
Ростовские блоки были, скажем так, напряженные, нередко возникали сложные, даже критические ситуации. На «Ростове-2», например, было существенное отставание от графика по тепломонтажу. И возникла непростая задача нарастить численность сварочного персонала, причем высококвалифицированного. Решение было найдено. Так, собственно говоря, и росла наша компания.
Учет вели ежедневный, что называется, «до гвоздя». Сколько сваривали стыков, сколько монтировали трубопроводов и арматуры, сколько проложили электрокабеля! Хоть и типовой блок, а многое приходилось осваивать заново. У нас, повторю, опыта сооружения АЭС не было, опыт был в основном у заказчика. Но планирование осуществлялось детальное. Люди понимали, в какие сроки что нужно сделать. Снабжение было неплохо отрегулировано — за это спасибо Андрею Аркадьевичу Медведеву и Леониду Сергеевичу Ваганову.
На «Ростове-3» тоже бывало всякое. Во-первых, у нас там однажды случился небольшой пожар. Это, конечно, ЧП, и довольно серьезное; мы даже думали, что из-за этого у нас будет отставание от графика по сооружению. Однако обошлось. Мы с заказчиком сконцентрировались, оперативно устранили все последствия пожара. Затем применили новый способ монтажа первого контура — поменяли последовательность действий. Традиционно сначала устанавливается в заданное положение корпус реактора, а потом в зону монтажа подаются парогенераторы, трубопроводы первого контура. Мы сделали наоборот, то есть корпус реактора «подали на десерт». Это позволило нам сэкономить время, и мы пустили «Ростов-3» даже чуть-чуть раньше графика.
Ну и мелкие неприятности случались почти каждый день. К примеру, рельсы трещали и лопались, когда подвозили парогенераторы к блоку, в монтаж, и мы оперативно перекладывали их, и кабель вырубали на блоке — устраняли обрыв. Таких историй в каждой стройке с сотню наберется. И шторма были на Цимлянском водохранилище, и баржи переворачивались со щебнем. То есть настоящая была стройка, со всеми нюансами, но все преодолели, потому что команда была сплоченная.
Школа поколения «3+»
ВВЭР-1000 — блок довольно известный, проверенный, имеющий хорошие референции для поточного строительства. А вот новые блоки строить, особенно за рубежом, сложнее. Они довольно сильно отличаются от этой тысячной серии. По объему сложнее, по инженерным решениям — системам безопасности. Недаром это поколение называется «3+». И опыта сооружения таких блоков за рубежом нет, есть только Нововоронежская и Ленинградская станции.
Поэтому на новых зарубежных площадках приходится принимать во внимание очень много факторов. И ситуация, несмотря на весь опыт, который мы имеем, довольно сложная. Именно с реализацией проектов за рубежом.
В этом смысле показательны Белорусская АЭС и бангладешская АЭС «Руппур» — два проекта, на которых мы должны пройти уроки и учесть опыт, который получим или уже получили на этих площадках.
Первые ростки MULTI-D
Я очень благодарен и Валерию Игоревичу, и вообще всей этой замечательной команде, которая, используя лучший мировой опыт и самые смелые тренды в технологиях управления, создавала цифровую платформу MULTI-D и потом впервые применила, обкатав ее отчасти на ростовском проекте. Особенно ценно, что система позволяет лучше понимать предмет и эффективнее распоряжаться ресурсами — людскими, материальными, временны;ми.
MULTI-D заставила нас обучаться, погружаться в сложнейший процесс цифровизации. И я считаю, что благодаря этой системе мы не только следуем мировой тенденции использования цифровых технологий в реализации проектов, но и создаем свой собственный тренд. И здесь мы впереди планеты всей — хотя бы потому, что никто, кроме России, не запустил пока в эксплуатацию блок нового поколения. Так что это наша атомная отрасль — «Росатом», АСЭ — двигает к цифровому двойнику инженерные проекты масштаба атомной станции. От 3D-моделирования и выпуска рабочих чертежей из модели до моделирования всех процессов с учетом ресурсов. И там, на Ростовской АЭС, это был первый опыт. Как умели, загружали исходные данные во все электронные оболочки, SPF, ENOVIA, другие программы. Собственно говоря, вот эта нестандартная последовательность монтажа родилась при изучении процесса на 3D-модели. То есть посмотрели ППР — план производства работ — с помощью 3D-модели, можно ли это сделать, и убедились, что можно. Технологи поработали очень профессионально, мой заместитель по тепломонтажу Сергей Владиславович Разумов и наши коллеги из «Сезама», тепломонтажной компании. Таким образом пришли к правильному, оптимальному решению и осуществили его. Там было много и других ПСР-проектов: по натяжению канатов, по другим технологическим процессам. То есть убирали все традиционные непроизводственные потери — именно благодаря MULTI-D-моделям и используемым в MULTI-D системам и производственной системе «Росатома».
Министерство «Пакш-2»
По венгерскому проекту на сегодня идет процесс лицензирования. Это довольно сложная тема, потому что в европейских странах мы еще ни разу не лицензировались, не получали разрешения на сооружение блока поколения «3+».
Для этого надо пройти несколько шагов. Сначала сдать заказчику технический проект. На основе техпроекта наши коллеги-проектировщики и консультанты готовят предварительный анализ оценки безопасности (ПООБ), или PSAR. Собственно лицензионный пакет объемом более 200 000 страниц, включая PSAR и поддерживающие отчеты, наш заказчик АЭС «Пакш-2» 30 июня 2020 года подал в регулирующий орган по атомной энергии Венгрии.
Затем регулирующий орган в течение 15 месяцев изучает документы и в итоге выдает комментарии, замечания. Мы устраняем недочеты и после этого вправе получить лицензию на сооружение. Спустя некоторое время (там есть определенные циклы) мы приступаем непосредственно к работам основного периода сооружения: это подготовка площадки, закупка оборудования, сертификация российского оборудования в Европе, а также привлечение на проект российских и международных компаний, их лицензирование, размещение персонала.
Есть несколько параллельных, скажем так, предметных областей, которыми мы сейчас занимаемся. Это очень большая и серьезная работа на территории Евросоюза. Не все мы знаем, но венгерские коллеги нас во всем поддерживают. С их стороны функционирует специальное министерство, глава которого занимается только этим проектом. Дороги, обеспечение подъездных путей, социальные аспекты, размещение персонала — это зона ответственности венгерской стороны. Но это все, конечно, требует от нас ежедневных усилий, переговоров, каждодневной кропотливой работы всей нашей команды.
Сейчас на проекте работает не очень много народа. В Москве — сорок с небольшим сотрудников, в филиале — около ста. Но к началу основных работ численность персонала превысит 200 человек, и в основном они будут на площадке. В Москве больше штабная ра Благодаря системе MULTI-D мы не только следуем мировой тенденции использования цифровых технологий, но и создаем свой собственный тренд. бота и работа внутри компании, а на строительной площадке — реализация контракта, причем непосредственно в связке с заказчиком.
График сооружения второй очереди АЭС «Пакш» согласован, все идет по плану.
Страна
В Венгрии я раньше бывал, но так плотно обосновался впервые. Хорошая страна, небольшая по российским меркам. Европейское государство, которое живет по общим для ЕЭС законам, со всеми этими бюрократическими сложностями. Да, все очень зарегламентировано, вольностей они себе не позволяют и нам не дают вольничать.
Объект расположен, как и обычно наши станции, в небольшом городе с населением в 15 000 человек. Многие горожане обслуживают действующие первые четыре блока. Отношение к нам здесь совершенно нормальное, нет никаких проблем. Завязались хорошие рабочие коммуникации.
Когда на площадке начнется настоящая работа, будем открывать начальную школу, чтобы сотрудники АСЭ могли приезжать с детьми. Да, условия еще пока довольно спартанские, многое нужно развивать, потому что если и есть что в рамках инфраструктуры, то слишком маленькое, компактное. Так что будем с заказчиком строить поселки для рабочих. Пока же все живут в радиусе примерно 20 километров от объекта, в деревнях и маленьких городках.
По межправительственному соглашению у нас определена доля локализации на этом проекте. Венгерские коллеги отчасти будут сами строить, но поставка основного оборудования — за нами: это первый контур, ловушка локализации расплава и другое длинноцикловое оборудование. Наша компания собственными силами будет там осуществлять инжиниринг. Небольшое число высококвалифицированных рабочих будем туда посылать, но основная наша роль — управление проектом.
Мы планируем туда привлекать наши отраслевые компании: «РОССЭМ», «Титан-2», ЭСМ, РАСУ, НИКИМТ, в основном их инженерный состав. Хотя конкретно в Венгрии большой дефицит рабочей силы. Гастарбайтеры приезжают изо всех окрестных стран — Болгарии, Сербии, Румынии, — тогда как квалифицированные венгерские кадры стремятся в Западную Европу, где уровень зарплаты, конечно, выше. В Венгрии зарплаты сопоставимы с нашими. Только жизнь дороже.
Трудности перевода
Многие специалисты с «Пакш-1», действующей станции, говорят по-русски, да и многие из тех, кто работает над проектом «Пакш-2», тоже, потому что учились в Москве. Тем не менее очень много времени уходит на переводы. Есть определенные трудности и во взаимопонимании. Язык контракта — английский, заказчик говорит по-английски, но часть персонала заказчика и часть нашего — нет. Поэтому в живом диалоге все время идет перевод с русского на венгерский, на английский. Каждый день общаемся с заказчиком, создано много рабочих групп, и это занимает массу времени, да что там — пока все время. А дальше, я думаю, MULTI-D нам поможет. И мы еще споем!
2021 г.
Виталий Полянин «Победили, несмотря ни на что»
Виталий Полянин.
Вице-президент — директор проекта по сооружению Белорусской АЭС АО АСЭ, директор проекта по сооружению АЭС «Пакш» АО АСЭ с 2023 года.
В атомной отрасли я оказался благодаря собственному выбору. Моя учеба в Ленинградском ордена Ленина кораблестроительном институте на факультете корабельной энергетики подходила к концу, осенью 1988 года наступил день распределения (тогда это еще практиковалось), и я решил пойти на Ростовскую АЭС.
Причина была банальная: на АЭС мне как молодому семейному специалисту гарантировали отдельную квартиру. Хотя были предложения, больше устраивающие в плане географии, например Зейская гидроэлектростанция на Дальнем Востоке, Волгоградский судостроительный завод на малой родине, в Волгограде. Однокурсники смотрели на меня с некоторым недоумением, ведь всего два года прошло после аварии на Чернобыльской АЭС. Но меня это обстоятельство ничуть не смущало и даже наоборот — повышало ответственность за свой выбор.
Между Питером и Москвой
Но на Ростовскую АЭС я в итоге не поехал, потому что позвонил отец и сказал: «Слушай, читал на днях газету и на первой полосе увидел фотографию атомной электростанции в Тверской области. На фоне прекрасного озера. Поезжай, посмотри, все-таки рядом и Питер, и Москва».
Съездил, посмотрел. Город Удомля мне понравился, и я оформил перераспределение на Калининскую АЭС. Наобещали мне очень многого, включая быстрое получение отдельной квартиры, записали в ЦТАИ — цех тепловой автоматики и измерений на строящийся энергоблок № 3. С жильем, кстати, не повезло: его пришлось ждать не год, как обещали, а почти восемь лет (грянули лихие 90-е — непростой период для атомной отрасли), но сейчас жизнь с подселением и в малогабаритном общежитии вспоминаем с женой с улыбкой и иронией.
По приезде на Калининскую АЭС в апреле 1989 года с подачи заместителя начальника цеха ТАИ Тимофея Анатольевича Косицкого я оказался не на строящемся третьем энергоблоке, а на действующих блоках, недавно принятых в эксплуатацию, в составе оперативного персонала в должности электрослесаря по обслуживанию средств автоматики и измерений 6-й группы.
По квалификации это была очень высокая группа для молодого специалиста, и мне тогда пришлось отрабатывать этот аванс доверия, доказывать старожилам, что не зря хлеб ем. Первый год моей работы, моего становления как специалиста был сложным, я его до сих пор вспоминаю как во сне. Но прожил его не зря: например, что такое фаза и ноль, узнал, как говорится, на собственной шкуре.
От электрослесаря до начальника ЦТАИ
Дальше были десять лет сплошной учебы — наряду с движением от электрослесаря до заместителя начальника ЦТАИ по эксплуатации. Сегодня с огромной благодарностью вспоминаю всех замечательных людей, с которыми мне удалось поработать и благодаря которым у меня появилась возможность перейти на следующий этап своей деятельности — сооружение АЭС.
Этот период начался с третьего энергоблока Калининской АЭС, я участвовал в его сооружении уже в качестве заместителя начальника ЦТАИ по эксплуатации. И пришлось не просто участвовать, а с головой окунуться в создание новой цифровой АСУ ТП, аналоги которой в настоящее время проектируются на новых современных блоках поколения «3+». Это были незабываемые годы плодотворной работы над новой АСУ ТП. Именно здесь я впервые получил опыт работы в проектной команде. Подчеркну: от принятия решения создать новую АСУ ТП до ее ввода в промышленную эксплуатацию прошло всего пять лет. С.И. Антипов, Ю.А. Мурашов, А.В. Шуваев, В.С. Ганчев, Г.И. Шафтан, И.Р. Коган, Ю.П. Ельцов — те люди, которые в свое время приняли это решение и опыт работы с которыми я использую до сих пор.
Ну а дальше был четвертый энергоблок Калининской АЭС и начало работы под руководством В.И. Лимаренко; подача напряжения на собственные нужды третьего энергоблока Ростовской АЭС в 2012 году (считаю, что отдал таким образом свой долг Ростовской АЭС за перераспределение на Калининскую) и огромный опыт от взаимодействия с командой Ростовской АЭС во главе с А.А. Сальниковым; совместно с Н.В. Петренко сдача в 2013 и 2014 годах двух энергоблоков Южноуральской ГРЭС мощностью по 420 МВт (первый и единственный проект «Росатома» в тепловой энергетике). Это был неоценимый опыт работы с заказчиком (холдинг «Интер РАО») вне контура «Росатома» с контрактом под ключ.
Новый вызов
Первый блок НВАЭС-2 стал для меня новым вызовом, и я также с удовлетворением вспоминаю эту площадку, заказчика в лице В.П. Поварова и его команды и слаженный коллектив «Атомэнергопроекта», который сумел за короткое время перестроить свою работу и сдать в 2017 году в промышленную эксплуатацию первый энергоблок поколения «3+». На этом проекте произошла и моя первая встреча с А.Ю. Петровым, под руководством которого (кто бы мог предположить!) мне посчастливится работать на проекте сооружения Белорусской АЭС.
После — полтора года работы вице-президентом на проекте АЭС «Ханхикиви»: ровно столько времени ушло на то, чтобы разобраться в системе проектирования и отладить взаимодействие наших проектировщиков с финским заказчиком. Именно на этом проекте я окончательно понял, что не бывает «плохого», «неудобного» заказчика. Есть ты, и если работу с тобой клиент оценит, поверит в нее, то вы с ним вместе пойдете к общей цели — вводу в эксплуатацию энергоблока АЭС. А если обманешь хоть раз, недоработаешь, то доверие будет потеряно и вернуть его невозможно. На каждом проекте приходится своим личным отношением к работе завоевывать авторитет и доверие как заказчика, так и подрядчиков и подчиненных.
Точно так было и на проекте сооружения Белорусской АЭС. Первый анализ состояния дел на площадке показал, что доверия к нам нет и команды на проекте нет. Причины были разными, но во многом мы оказались сами виноваты. Больше двух лет новая команда проекта работала над восстановлением этого самого доверия, и сейчас можно уверенно сказать, что мы победили. Победили, несмотря ни на что!
2023 г.
Алексей Дерий «В атомной отрасли работают фанаты своего дела»
Алексей Владимирович Дерий.
Вице-президент — директор проекта по сооружению АЭС «Руппур»
Когда меня спрашивают, как я попал в атомную отрасль, был ли этот выбор случайным или осознанным, я полушутя отвечаю: «Все было предрешено 4 марта 1980 года — в тот самый день, когда я родился…» А если серьезно, то дело, скорее, в том, что это потомственное. Вся моя семья — энергетики, причем атомщики. Например, мой дед занимал должность, которой сейчас в нашей отрасли уже нет, а раньше она была на каждой атомной станции. Называлась она «заместитель главного инженера по науке».
Так вот, дед работал научным заместителем главного инженера на Нововоронежской АЭС. А мама и папа занимались вводом атомных станций. Начиная с 1980 года с их участием в эксплуатацию были введены АЭС «Пакш» в Венгрии, АЭС «Козлодуй» в Болгарии, а также Ростовская АЭС, Нововоронежская и Калининская станции в России.
Мой профессиональный путь начался довольно незатейливо: я поступил в Южно-Российский государственный политехнический университет и окончил его по специальности «автоматизация тепловых процессов».
На земле
Еще учась в институте, стал работать. Начинал с другими студентами на монтаже. Разбившись на звенья, мы монтировали технологические трубопроводы. Это была полноценная практика: нам давали внятные и при этом достаточно большие и амбициозные объемы работ. Трудились самостоятельно, но контроль наставников, конечно, присутствовал.
Окончательную практику проходил на третьем блоке Калининской АЭС, туда же и вернулся сразу после получения диплома. Занимался вводом в эксплуатацию различных систем АСУ ТП: безопасности, контроля управления реакторным отделением. Надо сказать, работа была очень интересная. Особенно для тех, кто получил в институте теоретические знания и стремится узнать, как все на деле. И скажу, что именно «на земле» ты осознаешь, насколько практика далека от теории и какая огромная тебе, начинающему специалисту, требуется притирка к реальности.
Восток — Запад
После третьего блока Калининской АЭС меня перебросили на индийский проект — сооружение АЭС «Куданкулам». Там, будучи АО АСЭ специалистом компании «Атомтехэнерго», взаимодействовал с заказчиком по вопросам монтажа и сдачи оборудования в эксплуатацию.
Потом получил приглашение в Иран на проект «Бушер» в качестве технического руководителя по пуску систем АСУ ТП и ЭТО, позже перешел в АО ИК «АСЭ» на должность заместителя руководителя этой стройки. А вводил «Бушер» в эксплуатацию, уже став директором по сооружению станции.
Без преувеличения, это был большой и знаковый проект, потому что российская атомная отрасль впервые достраивала блок после другого подрядчика. Соответственно, нужно было осуществить колоссальную интеграцию немецкого оборудования в нашу, отечественную версию. И мы это сделали!
Вслед за этим меня перебросили на контрактацию финского проекта «Ханхикиви», там я работал в составе групп переговорщиков. Затем руководство вернуло меня в мой родной город Нововоронеж, чтобы я поработал на благо российского капитального строительства. А спустя совсем недолгое время было принято решение направить меня уже в должности вице-президента АО ИК «АСЭ» на Ростовскую АЭС. Там я руководил проектом от этапа холодно-горячей обкатки до набора проектной мощности. По завершении этой стройки меня опять переместили, на сей раз в город Курчатов на строительство Курской АЭС. А в 2021 году был назначен на должность вице-президента — директора проекта по сооружению АЭС «Руппур».
Фанаты
Мне всегда сложно отвечать на вопрос «Что для вас означает работа в атомной энергетике?», потому что я не знаю, как это — работать в других сферах. В самом деле, что это для меня? Ну, я бы сравнил эту отрасль с военным делом или с медициной, потому что, на мой взгляд, во всех трех остаются чистые фанаты своего дела. Рабочий день у нас не имеет границ, у него нет четкого начала и четкого окончания. Мы буквально живем на работе, дышим ею. И, что характерно, порой, когда сперва все трещит, когда, как говорится, жилы рвутся от напряжения, а потом ты достигаешь определенной победы, появляется такое ощущение… Это сложно передать. Мне кажется, так же чувствует себя врач, когда спасает человека. Или спортсмен, переживающий ликование от победы, от осознания того, что принес пользу своей стране.
Для меня, подчеркну, очень важно работать на государство, а не на какого-то там дядю для получения сверхприбыли. Это важнейшая задача, потому что атомная станция — она и для людей, и для государства, как в части обеспечения электроэнергией, так и в плане научных разработок, которые необходимы для выхода на международные рынки.
Я обучаюсь по программе кадрового резерва, и это дает очень многое. В частности, ты изучаешь те вещи, в которые самостоятельно не вникал в силу разных обстоятельств. Возьмем хотя бы модуль по стрессоустойчивости. Да мне легче было принять, что я живу в постоянном стрессе, нежели пойти и овладеть методами борьбы с ним! Примерно так же с темой мотивации персонала. Это же так называемые гибкие навыки, важность которых не сразу осознаешь.
Если, например, нужна формула для расчета, то ты садишься и учишь ее, а заниматься какими-то психологическими вещами просто некогда. Программа же мотивирует на усвоение этого на первый взгляд необязательного, но на деле очень важного материала. Ну а второй аспект пользы от учебы в резерве — она дает возможность много общаться с коллегами и перенимать у них опыт.
«Есть такая профессия…»
Меня часто спрашивают: «А как ваша семья выдерживает такой режим — с места на место?» Про близких могу сказать только одно: они уже давно не спрашивают, куда мы в очередной раз перебираемся. Когда я прихожу и говорю: «Мы переезжаем», они просто начинают укладывать вещи. Тем, кто только приходит в атомную отрасль, я посоветовал бы не думать сразу о больших деньгах и комфорте. Скажу откровенно: когда мы начинали свой трудовой путь, мы совершенно не задумывались о том, какая у нас будет зарплата. Жили в общежитиях и чувствовали себя замечательно: днем работали, вечером на гитаре играли, в спортзал ходили. Поэтому мой совет — не зацикливайтесь на комфорте и будьте открыты миру.
2023 г.
Григорий Соснин «Первая в Африке»
Григорий Иванович Соснин.
Вице-президент — директор проекта по сооружению АЭС «Эль-Дабаа» АО АСЭ с 2017 по 2023 год
Каждый этап реализации проекта имеет свои особенности, свои «вершины» и «пороги», покорение и прохождение которых требует от команды мобилизации всех ее сил. Кто-то у нас в компании пошутил: «Есть начальники, а есть кончальники». Это значит, что одни руководители хорошо начинают проект, другие — отлично его заканчивают. Например, Виталий Олегович Полянин показывает высокий класс как раз на завершающей стадии. Себя же я отношу к тем, кто успешно ст артует.
Кадры для Египта
В Египте мы находимся на этапе проектирования, подготовки к основному периоду реализации, и одна из первостепенных задач сегодня — собрать коллектив. С самого начала она осложнилась тем, что в подписанном контракте заложены высочайшие стандарты руководящего персонала проекта. Так, например, согласно требованиям директор филиала должен десять лет отработать в атомной отрасли и иметь в портфолио объект, сданный им в эксплуатацию в ранге руководителя проекта, руководителя филиала. А людей с таким послужным списком, тем более тех, кто пускал блоки поколения «3» и «3+», сегодня в мире можно пересчитать по пальцам. Все они из нашего дивизиона. Это бывший президент компании, ныне губернатор Сахалинской области В.И. Лимаренко, Н.В. Петренко, А.К. Полушкин, В.О. Полянин, руководитель индийского проекта А.О. Лебедев, а также В.Н. Павлов, отвечающий за АЭС «Бушер». Это главный по Китаю А.Ю. Банник. В этом и прошлом году добавились О.Н. Шперле и А.В. Дерий — они пускали Калининскую, Ростовскую, Нововоронежскую станции. Таким образом, подходящие кандидатуры есть, но они все заняты реализацией своих проектов.
То же самое происходит с формированием остальной команды. До 2018 года «Росатом» пускал один блок АЭС в год, а с 2023 года должен пускать уже пять. Очень мало специалистов с опытом работы и навыком пуска станции, все они на вес золота. К ним египетский заказчик также предъявляет высокие требования. Стали смотреть специалистов в других, неатомных областях. Но если в дирекцию в Москве, в Нижнем Новгороде людей найти еще можно, то Египет — это совсем другая история. Например, человек пришел и сказал, что всегда мечтал поработать в Африке, готов ехать. И нам он понравился. Подходит и по специальности, и по опыту, и по характеру. Приняли, завтра ему уже лететь в Каир, а он вдруг звонит и рапортует: «Я не поеду, извините». Спрашиваю: «Как же так? Почему?» Оказывается, он до визита к нам с женой поругался, решил от нее сбежать в другую страну. Теперь помирился и ехать никуда не хочет.
И такой эксцентрики было на удивление много: первые 200 собеседований не дали ничего. В итоге, конечно, переломили ситуацию, но это были, как сейчас говорят, квест и челлендж. И знаю, что с такими сложностями сталкиваются руководители всех проектов, особенно зарубежных: например, в Бангладеш сейчас работает более 15 000 человек.
Понятно, что с набором персонала, с формированием команды приключения не заканчиваются. Чемпионский пояс, как известно, мало завоевать — его надо удержать. Один наш сотрудник поработал какое-то время и понял, что не прижился в Египте, не подошли ему особенности климата. Звоню знакомому, говорю: возьми человека, мол, хороший, квалифицированный сотрудник. Тот отвечает: «Нет, не возьму — ты его увольняешь». Поясняю: «Да ему климат не подошел».
Долго думали, советовались. Я этого сотрудника спрашиваю: «Тебя куда направить? Может, в среднюю полосу?» — «Нет, — говорит. — Я понял, что север люблю. Хочу за Полярный круг». Ладно, есть у нас площадки и «на северах». Устроили человека на финский проект. Через месяц мне звонят: и северный климат ему не нравится. Стали второй раз искать ему работу, уже ближе к средней полосе, в результате — Белоруссия. Поработал он там и… уволился. Дальнейшая его судьба мне, к сожалению, неизвестна. Видимо, не во внешнем климате было дело, просто жаркий климат в коллективе и наш рабочий темп ему не подошли.
Сквозь ценности к звездам
Но даже если человека все вроде бы устраивает и мне он подходит, его может не принять команда. Сегодня наш маленький коллектив в Каире из 60 человек живет своей жизнью. Могу сказать: это такое сублимированное сообщество, что его хоть на Марс отправляй. Одна беда: новичку ужиться в таком «отряде космонавтов» очень проблематично.
И я понял: надо как-то концептуально изменить отбор — скажем, проводить собеседования на предмет соответствия ценностей претендентов ценностям «Росатома». Почему нет? Если у людей в этом плане будет много общего, то сложится хороший и достаточно успешный коллектив.
Ценности «Росатома» графически представлены в виде секторов кольца, и внизу расположен ключевой, фундаментальный аспект нашей деятельности — безопасность. И теперь я, беседуя с человеком, всегда спрашиваю: как он относится к безопасности, насколько для него это ценно?
Надо сказать, было много интересных моментов, но приведу один из самых показательных. Один соискатель говорит: «Я вообще про безопасность не думаю. Готов на все. Много экспериментирую». Спрашиваю: «Экспериментируете с чем?» Отвечает: «В детстве совал пальцы в розетку». Уточняю: «А во взрослой жизни продолжаете такие изыскания?» В ответ: «Конечно! Недавно, например, проверял, сколько метров машина будет останавливаться без тормозов. В Египте есть горы? Хочу провести такой эксперимент на серпантине».
Другая ценность «Росатома» — инновации, стремление быть на шаг впереди всех. Один претендент на собеседовании вдруг заявляет, что компьютеры — это зло, самое плохое, что произошло с человечеством. Также он считает, что в паспорте не должно быть номера, а от ИНН он отказался в связи с тем, что, по его мнению, это противоречит Конституции РФ и Гражданскому кодексу, поскольку является новым средством индивидуализации его личности.
Должен сказать, что ценностный фильтр оказался достаточно эффективным. Отторжение новых сотрудников практически прекратилось.
Философия ответственности
Когда пускали Нововоронежскую АЭС-2, меня в числе многих делегировали туда. В то время моим наставником был Николай Васильевич Петренко. Он мне сказал: «Григорий Иванович, тут, в кабинетах, каждый может, а ты иди посмотри, как работают ночные мастера». И стал загонять меня через день в ночную смену дежурным.
Это был шестой блок, шли пусковые мероприятия, холодная, горячая обкатка. Надо было каждый день выдавать результаты, а по ночам проверять, как ребята монтируют, помогать решать какие-то вопросы. Проблемы были со складами, с допуском на территорию, логистикой, материалами. Иногда нужно было где-то кого-то поддержать. Очень многие засыпали, их приходилось буквально выковыривать из-под труб.
Что отмечу: в офисе я обычно хожу в рубашке с запонками, как нормальный «белый воротничок». В Нововоронеж взял десять таких рубашек. Ни одна из них не дожила до физпуска, потому что, когда я приходил с ночной смены, у меня все отвороты были черными. Я поначалу пытался их отстирывать, но потом пришел к выводу, что это занятие бесперспективное. Так что десять хороших рубашек полегли ради запуска Нововоронежский станции.
Сам Николай Васильевич Петренко — человек гиперответственный и суперчестный. Я не преувеличил, когда использовал приставки «гипер» и «супер». Он мой самый главный учитель и самый важный для меня человек в нашей компании, я ему очень благодарен. Главное, чему он меня научил, — это честность и ответственность. Часто вспоминаю связанный с ним курьезный случай.
Когда я был руководителем проекта на одном из объектов «Росатома», туда часто приезжали и Николай Васильевич, и другие флагманы атомного инжиниринга. Поскольку это было действующее производство по линии ОЯТ и РАО, дозиметрические службы, контролирующие уровень облучения, функционируют очень четко. Идешь на работу — тебя переодевают в белую одежду. Возвращаешься — проходишь санпропускник, переодеваешься, моешься. Дозиметристы измеряют твой фон — руки, ноги, подошвы. Кроме этого, проходишь мимо аппарата, который, если на тебе что-то осталось, звенит. И тогда — марш опять в душ, будь ты хоть Лимаренко, хоть Кириенко.
И вот как-то возвращаемся с работы. Николай Васильевич идет впереди, мы с Сергеем Петровичем Олонцевым за ним. Прошли санпропускник, душ, дозиметристов. Николай Васильевич подходит к посту с аппаратом, а рядом стоит стол и на нем — обычный телефон. Николай Васильевич проходит мимо аппарата, и тут раздается телефонный звонок. Петренко как по команде поворачивает назад — в санпропускник. Мы ему: «Николай Васильевич, что такое?» — «Я пост проходил, зазвенел, иду снова мыться». Когда мы ему сказали, что это был телефонный звонок, он смеялся больше всех. Все, кто был в тот момент в санпропускнике, эту историю часто вспоминают и хвалят Николая Васильевича за ответственность.
А если серьезно, то из вот таких нюансов, из подобного отношения к делу, из таких, если угодно, инстинктов и складывается то, что мы сегодня называем «философией безопасности». В ее основе лежит на первый взгляд необоснованно завышенный, многократный запас прочности и ответственности, и это как раз то, что сегодня исповедует атомная энергетика и атомная отрасль, пройдя трудный путь длиной в 75 лет.
«Пока горит свеча»
Сооружение блока — это всегда большой процесс, эпопея. Контракт, проект, лицензирование, стройка, поставка, пусконаладка, физпуск, энергопуск, сдача в эксплуатацию. Люди выкладываются на все сто, иногда и больше.
Не так много тех, что умеют работать в таком режиме. И, наверное, самое сложное в нашем деле — начать сначала. «Я в сотый раз опять начну сначала, пока не меркнет свет, пока горит свеча» — это песня про атомных строителей. Когда ты выложился из последних сил и прошел физпуск, а потом энергопуск АЭС, ты можешь расслабиться. Но принципиально важно найти в себе силы на другой станции, на другом проекте мобилизоваться во второй, в третий раз. Это очень тяжело. Я видел людей, которые перегорают уже после первого пуска. Буквально засыпают на рабочем месте, не находят в себе мотивации. И поэтому так важно коллегам и руководителям внимательно отнестись к этим сотрудникам, помочь им, поддержать их, снова зажечь в них искру. Важнейшая задача по окончании проекта — сохранить коллектив, который построил блок. Потому что эта «армия», одержавшая победу, на самом деле дорогого стоит и может взять новые высоты.
«Опора счастья»
Я бесконечно признателен тем женам, которые пытаются помогать своим мужьям-строителям, и мужьям, поддерживающим жен. Эти люди находят в себе силы — и моральные, и физические — всякий раз переезжать на новое место, несколько раз за свою трудовую биографию начинать жизнь практически с нуля в плане быта, повседневности. Ведь каждые пять-шесть лет нужно менять город, школу, квартиру, нажитых друзей, все свое окружение. Жены, всюду следующие за своими мужьями, — просто декабристки.
Я уверен, что вопрос социализации людей на объекте строительства — один из самых важных для руководителя. Иногда приходится даже выступать в роли семейного кадровика. Например, когда я работал еще в «НИКИМТ-Атомстрое», мы договаривались с «Энергоспецмонтажом» и трестом «РосСЭМ» о том, что взаимно трудоустраиваем жен. Много здесь, конечно, бывает и проблем, и курьезов. Один из самых запомнившихся: семейная пара работала вместе, и жена пришла жаловаться, что, мол, муж — плохой начальник. Пришлось принимать решение, кого куда переводить: ее подальше от него или наоборот.
Притирка кодов
Когда мы подписали крупнейший в истории атомной отрасли договор по Египту, председатель правления Комитета по атомным электростанциям Египта доктор Амгад аль-Вакиль пригласил нас к себе в кабинет и предложил отметить это событие. Я, молодой менеджер, подумал, что он сейчас достанет бутылку, нальет. Он же вынул из шкафа конфеты и сказал, что у них все принято праздновать сладостями.
С тех пор у меня на столе всегда лежат египетские лакомства. И новым сотрудникам, и приезжающим из АСЭ я теперь в шутку говорю, что мы тут всегда и все отмечаем сладостями, а не тем, о чем вы подумали.
Есть одна особенность, имеющая непосредственное отношение к реализации египетского проекта. Я знал, что египтяне и вообще восточные люди любят торговаться. Но я не думал, что эта любовь настолько всеобъемлюща. Нельзя просто взять и договориться даже о ничтожных мелочах. Это обязательно должен быть какой-то об Я уверен, что вопрос социализации людей на объекте строительства — один из самых важных для руководителя. мен, размен. Если ты в лоб что-то предлагаешь, они могут тебя искренне не понять. Только когда уточняешь, что, мол, я вам — одно, а вы мне — другое, они начинают вникать. По их представлениям, это уже нормальный разговор пошел. Я сначала даже не понимал, почему они не соглашаются на, казалось бы, элементарное предложение. Вроде бы правильно все сказал, а оказывается, нет, сначала нужно подумать, что им взамен предложить. Разумеется, это происходит не от жадности или прижимистости, а действительно является частью культурного кода страны и целых регионов на Востоке, через которые проходили главные караванные пути.
А еще они очень многословны. Я с этой кросс-культурной особенностью, помню, опять-таки попал впросак. Пришел на совещание первый раз в качестве руководителя, а доктор Ассар, министр обороны и военной промышленности, что-то говорит. На второй минуте я понял, что он не просто говорит, а произносит приветственную речь для меня. На третьей — что это действительно длинная речь и остановится он не скоро.
И точно: говорил он семь минут. Судорожно соображая, я стал набрасывать тезисы ответного слова, чтобы продержаться хотя бы один раунд. Написал 20 слов, и этот план помог мне выдавить из себя достаточно стройную и правильную речь на три минуты. К счастью, кое-какие навыки уже были. Но пока в эту историю всерьез не погрузишься, достойно соответствовать египтянам в ораторском формате довольно проблематично.
Египтяне очень не любят в чем-то отказывать, говорить «нет» на переговорах. Какое бы у них ни вызрело решение, они никогда тебе не скажут «no». Ты пришел к ним — все, ты брат и будет тебе счастье. Ты вышел за двери — и тогда может произойти все что угодно. Это нужно понимать и всегда, что называется, читать между строк.
Они также не любят, когда им говорят «нет». С пониманием воспримут письмо с отказом, но когда это происходит на переговорах, все должно быть тонко, со взаимным уважением.
Большой начальник
В Египте сложно с правами на землю. Там огромной территорией может владеть какое-нибудь племя бедуинов или берберов. Земля, на которой мы ведем стройку, частично принадлежала берберам, государство выкупило ее у них.
Так вот, у берберов есть такая особенность: они выбирают себе вождей по масштабу телосложения. Когда мы первый раз встречались с ними, я понял, что подхожу под их формат руководителя. Правда, взаимодействовать пришлось с парнем в белой одежде, который был выше меня сантиметров на 15, но так как из наших сотрудников я был самым крупным, он признал, что я тоже вождь. И на этой почве у нас с ним сложились нормальные взаимоотношения.
Тем не менее берберы дали нам понять, что они здесь хозяева, и даже пытались отяготить нас оброком. Думаю, они до сих пор толком так и не поняли, что такое Россия, «мистер Путин», но что оброк мы платить не будем, до них все-таки дошло. А главное — нам было что предложить взамен. Я сказал: «Нас здесь будет много, тысяч двадцать строителей, и у вас расцветет торговля и инфраструктурные проекты». Как ни странно, они этим удовлетворились и пошли готовить почву для этого развития.
Одна из интересных особенностей Египта — мощный военный бизнес, не случайно руководитель страны господин Ас-Сиси — военный. У нас, условно говоря, сливки общества — бизнесмены, политики, ученые, люди искусства, а у них — военные. Армия поддерживает множество сервисных бизнесов, и это тоже накладывает отпечаток на менталитет. Например, самые безопасные районы в Каире — те, где живут военные.
Вместе с тем статус ученого, обладателя научной степени у них куда выше, чем у нас. Я, кандидат наук, никогда не придавал большого значения этому статусу. Знаю, что раньше, в Союзе, это положительно отражалось на зарплате, иногда на карьере, а в наши дни — ну кандидат и кандидат. Конечно, приятно это звание на визитке указать, но не более.
У них же научное звание приравнивается буквально к титулу. Если человек солидный, то это не какой-нибудь «мистер», это всегда — «доктор». Поэтому, когда мне представляли в первый раз руководителя нашего заказчика, сказали: «Это доктор Амгед, а вы, собственно, кто? Как вас представить?» Я быстро сориентировался и сказал: «Я кандидат наук». В ответ: «Ясно. Вы тоже доктор». И это оказалось принципиально важным. Нельзя в Египте получить назначение на большую должность, если ты не имеешь научного веса, если ты не доктор. И, конечно, это основная форма обращения в «высшем обществе». Следующая ступенька — это инженер. Тоже очень значимый статус.
Страна Исиды
В общем, Египет имеет достаточно развитое и современное общество. Несмотря на то что у нас бытует мнение о социальной ограниченности египетских женщин, это не так. У многих дам очень высокий статус. Один из руководителей нашего подрядчика — женщина, активная женщина, сильный переговорщик. Я знаю несколько семей, где в семье главенствует женщина.
Любопытно, что за своими черными одеждами они могут скрывать кучу драгоценностей, и это культурный код. Они считают, что наряжаться нужно для мужа, а не для посторонних. И из-под «панцирей» могут выглядывать Louis Vuitton или Gucci. Просто там все иначе. Скажем, женщины не показывают лицо. С другой стороны, демонстрация тела в танце живота — это чисто восточная история. И те артисты, что исполняют беллиданс, очень обеспеченные люди. Это тоже культурный код, и пока ты его не научишься читать, тебе будет трудно в этом мире.
Женщины Египта имеют реальные права. Так, мужчина, который женится, берет на себя большие обязательства по содержанию жены. Да, может быть вторая жена, но она должна жить не хуже, чем первая, в отдельном доме. В отношении всех жен обязательства мужа тоже действуют одинаково, и судебная система, как правило, на стороне женщин. Но все же подавляющее большинство «ячеек общества», семей, состоит здесь из двух человек.
Мало кто не знает, что Египет — мусульманская страна. Но также здесь есть так называемые копты — этнорелигиозная группа христиан. По разным оценкам, они составляют от 10 до 20 % населения страны, у них много святых, почитаемых мест, в Каире множество христианских коптских храмов.
Древний мегаполис
Каир — «город контрастов». Про пирамиды, древность цивилизации и богатство Каирского музея точно слышали все.
Но, возможно, кто-то не знает о Городе мертвых и Городе мусорщиков. Первый, по сути, представляет собой древнее богатое кладбище, расположенное на большой территории. На нем остались большие склепы. И так как за ними уже никто не ухаживает, там стал селиться бедный народ. Теперь над этими склепами выросли вторые, третьи этажи, и вся эта территория огорожена, как огромный коттеджный поселок. Это закрытая община, там свой рынок и свои магазины. Городу мертвых уже больше 100 лет. Город мусорщиков — большой район Каира, где на первых этажах организован бизнес — сортировка мусора. Жители привозят мусор в свои довольно большие дома, на первом этаже складируют его, разбирают, а живут на вторых и третьих этажах.
Есть очень красивые современные города — Новый Каир, Новая столица и Город имени 6 октября, — которые поражают размахом и красотой. Все это очень колоритно и самобытно, из этого состоит красочная палитра Египта.
«Адаптеры»
У нас есть несколько сотрудников, которые когда-то уже работали в Египте и захотели вернуться туда с нашим проектом. Например, Юрий Васильевич Мамеев. Он рассказал историю о том, как они с супругой когда-то привыкали к этой стране. Жене первое время было неуютно, Юрий Васильевич тогда сказал ей то же, что и мне спустя десять лет: «Ты эту страну либо полюбишь, либо нет, другого не дано». Так вот, они вернулись туда с любовью и теперь работают там, являясь нашими, как мы шутим, адаптерами, а скорее, даже адептами Египта.
У нас также работает Шаден Зайцев, россиянин сирийского происхождения. Он юрист, но консультирует нас не только по правовым, но и по кросс-культурным вопросам: подсказывает, какие действия можно и нужно предпринимать, а какие нельзя. Ахмед Элатик, профессор Каирского университета, вовлечен во все наши переговоры, и в процессе перевода он иногда исправляет, «стирает» наши ошибки. Эти люди тоже своего рода адаптеры для смычки нашего бизнеса с Египтом и, конечно, наши большие друзья. Чем больше таких людей, тем лучше. Я считаю, что наша будущая Египтяне относятся к нашему проекту с превеликим уважением. Когда был подписан договор, они называли его «Асуан-2017». победа здесь, на первой в Северной Африке площадке, — в людях. В людях, которые понимают и русский культурный код, и арабский. Не говоря уже о языках. Проект многоязычный: язык договора — английский, язык коммуникаций — арабский, у нас в офисе звучит русский. Поэтому такие люди крайне необходимы.
Дружба
Все египтяне относятся к нашему проекту с превеликим уважением. Когда в 2017 году был подписан договор, они называли его «Асуан-2017». Это огромный статус внутри страны. Проект даже не государственного масштаба — у него континентальный уровень: это первая АЭС в Северной Африке, что означает залог лидерства на всем континенте.
Ведь Асуанская ГЭС тоже была историей континентального масштаба. АЭС «Эль-Дабаа» — энергетический прорыв такого же уровня. Поэтому проект имеет очень весомый политический статус и иначе как проект тысячелетия не позиционируется. Наши партнеры понимают, что ничего более крупного в ближайшее время у них быть не может.
Когда мы встречаемся на совещаниях с египетским коллегами, они говорят, что проект принесет им новые технологии. И это так, за нами действительно приходят разные компании: и производители оборудования уже сейчас пытаются делать инвестиции, и международные энергетические корпорации стремятся наладить локальное производство.
Они ждут, что сооружение станции даст стране мощный толчок — прежде всего в технологиях. И еще: одна из крупных египетских компаний уже заявила о том, что купила участок земли в Узбекистане, с которым у АСЭ заключен контракт, и открыла офис в Бангладеш, где строительство атомной станции идет полным ходом. Компания оценила перспективы и синергетический эффект от нашего проекта и сейчас инвестирует и в те регионы, где мы уже работаем, и в те, где только собираемся строить.
На одном из наших росатомовских совещаний мне задали в шутку вопрос: будем ли мы привлекать к строительству те компании, которые строили пирамиды? Я также в шутку ответил, что если они в конкурсной документации смогут подтвердить свои референции, то обязательно привлечем.
Надеюсь, наш проект будет развиваться и АЭС «Эль-Дабаа» станет таким же символом, каким были пирамиды исторического Египта, но уже символом Египта современного — процветающего и сильного.
2022 г.
Николай Виханский «Ответственное глобальное лидерство»
Николай Игоревич Виханский. Вице-президент по капитальному строительству АО АСЭ
Я окончил с отличием экономический факультет МГУ, потом получил магистерскую степень по направлению «Управление предприятием и финансами» в Высшей школе бизнеса МГУ. Позже окончил МЭИ по специальности «Тепловые электрические станции». Работать начал еще в студенческие годы. В 2003 году, как раз во время реструктуризации электроэнергетической отрасли, устроился в РАО «ЕЭС». Эта компания стала для меня хорошей школой. Мы тогда готовились к первому российскому IPO в электроэнергетике — размещению акций на зарубежной бирже. Поскольку иностранные инвесторы задают очень глубокие вопросы, нужно было хорошо разбираться в экономике, финансах, производстве — соответственно, я погружался в эти темы.
Стратегия финансов
В «Росатом» пришел в 2008 году. Поработал и в «Росэнергоатоме», и в «Атомэнергопроме», и в центральном аппарате, всюду занимался стратегией, экономикой и финансами, взаимодействием с органами исполнительной власти.
В 2012 году перешел в блок управления капитальными вложениями «Росатома», а в 2018 году — в АО ИК «АСЭ», где я отвечаю за блок по управлению капитальными вложениями. Руководство дивизиона поставило передо мной ключевые задачи: обеспечить эффективное управление портфелем проектов сооружения АЭС, повысить индекс удовлетворенности руководителей проектов в части управления стоимостью, оптимизировать управление капитальным строительством и контрактацией, а также повысить эффективность управления стоимостью и сроками реализации проектов.
Надо сказать, я пока не встречал более сложного направления. Здесь нужен синтез строительных, инженерных, управленческих и экономических компетенций. Для меня это стало вызовом.
В целях сохранения и развития конкурентоспособности на международном рынке сооружения АЭС мы обеспечиваем поиск и внедрение наилучших доступных технологий в капитальном строительстве, разрабатываем и внедряем современные методологию и инструменты по управлению сроками и стоимостью, совершенствуем и обеспечиваем контрактацию строительно-монтажных работ и смешанных лотов. В 2022 году мы запустили Дивизиональную программу повышения конкурентоспособности АЭС большой мощности.
Моя главная задача — организовать между всеми подразделениями сквозные процессы по управлению сроками и стоимостью, повысить нашу внутреннюю эффективность, обеспечить своевременную контрактацию с подрядными организациями.
«Один за всех, и все за одного»
Каждый участник проекта должен предельно четко понимать, за что он отвечает и с кем ему нужно взаимодействовать. Мы выявляем проблемы в уже сложившихся процессах на наших площадках. При необходимости подтягиваем компетенции, проводим обучение — в общем, работаем по всем фронтам.
В моей команде есть как признанные старожилы отрасли, так и молодые талантливые сотрудники, относительно недавно пришедшие на предприятие. Что касается ветеранов, то они работают по данному направлению с момента создания Инжинирингового дивизиона, они участвовали в сооружении и вводе таких объектов, как второй, третий, четвертый энергоблоки Ростовской АЭС (2010, 2015 и 2018 годы соответственно), четвертый энергоблок Калининской АЭС (2012 год), первый и второй энергоблоки Нововоронежской АЭС-2 (2017 и 2019 годы соответственно), а также на зарубежных площадках — в Китае, Индии и других странах.
В моем подчинении в АСЭ находится блок по управлению капитальными вложениями, в котором находятся подразделения отвечающие за управление стоимостью, много лет исполняющие ключевые функции контроля и управления стоимостью и рисками на протяжении всего жизненного цикла проекта сооружения АЭС — от подготовки ценовой части коммерческого предложения и оценки стоимости на предконтрактной стадии до фиксации фактических затрат по итогу исполнения контракта для последующего использования в качестве объектов-аналогов.
Также в блок по управлению капитальными вложениями входят подразделения отвечающие за развитие, оптимизацию, повышение производительности и обеспечение сквозного и прозрачного управления сроками и стоимостью при сооружении АЭС. Они осуществляют ряд дополняющих друг друга функций, таких как обеспечение непрерывного контроля финансово-экономических показателей проектов, формирование централизованной аналитики зарубежного портфеля и формирование требований к системе управления сроками, что в целом позволяет обеспечивать комплексное управление стоимостью и сроками проектов сооружения АЭС. Кроме того, занимаются поиском, отбором, внедрением и тиражированием инновационных технологий для повышения производительности труда и сокращения издержек при сооружении атомных станций, вырабатывают техническую политику при техническом перевооружении дочерних строительных обществ (ДСО).
Сегодня мое внимание сфокусировано на площадках, где ведется активный разворот работ основного периода и контрактация с субподрядными организациями — АЭС «Эль-Дабаа», АЭС «Пакш». При этом я также плотно работаю с Курской АЭС-2 и бангладешской АЭС «Руппур». Конечно без внимания не остаются и площадки в Индии и Китае. Мы формируем новые подходы к производственной программе планирования проекта до конца его реализации, чтобы прогнозировать изменения и влияние сроков на стоимость, ведем систему контрактации и оценки лотов, формируем договорные условия, что важно для привлечения и создания надежного пула подрядчиков. Основной задачей сейчас является оптимизация стоимости новых проектов сооружения, ближайший из которых Курская АЭС-2, блоки № 3 и № 4.
Управлять управлением
Наша команда, насчитывающая более 300 человек из более чем 20 подразделений, обеспечивает качественное и прозрачное управление проектами сооружения АЭС. Несмотря на то что у нас работают люди разных поколений — от ветеранов до вчерашних студентов, — противостояния между старой и новой школой управления нет. Все зависит от того, как относиться к системе управления. Для меня это инструмент достижения основной цели — сооружения и ввода объектов в соответствии с взятыми на себя обязательствами. Новые задачи, новые страны, растущий портфель — все это вызовы для развития и совершенствования системы управления. Противоборства никакого не вижу, а вот грамотно управлять изменениями — это наша задача как руководителей. Мне всегда было легко находить общий язык с коллегами вне зависимости от возраста, статуса или профессии: для этого нужно уважительно относиться ко всем, помнить, что все мы прежде всего люди и работаем на благо нашей отрасли.
Иногда на уровне философских споров приходится слышать, что информационно-цифровая цивилизация, помимо очевидных преимуществ и благ, несет в себе немало опасностей, что наше общество теряет историческую объемность, становится линейным, одномерным. Разумеется, технический прогресс всегда был связан с определенными издержками, но, по моему глубокому убеждению, сопротивляться естественной эволюции человечества — все равно что бороться с ветряными мельницами.
Если же говорить о будущем нашей компании, то в моем представлении это, с одной стороны, ответственный глобальный технологический лидер, а с другой — компания, в которой будет приятно и интересно работать моим детям и внукам, если они, конечно, этого захотят.
Я трудоголик, почти все время на работе. Но когда появляется возможность, читаю профессиональную литературу. Много черпаю из общения с коллегами, настоящими профессионалами. Параллельно нарабатывается умение выстраивать партнерские отношения, коммуницировать с разными людьми. Когда доказываешь свою позицию, приводишь аргументы, важно не просто слушать, но и слышать. Если не уважаешь того, с кем ведешь диалог, с кем работаешь, то никакой вопрос не сможешь решить. Но на этом я не останавливаюсь — планирую учиться дальше.
Баланс
Вообще, учиться нужно непрерывно. Я постоянно повышаю квалификацию, пользуясь возможностями, которые дает Госкорпорация и Академия «Росатома». Еще в 2016 году я вошел в кадровый резерв «Достояние “Росатома”», что также способствовало моему продвижению и развитию. А в этом году поступил в магистратуру МГСУ на программу «Строительство».
Найти баланс между работой и личной жизнью сложно, но семья меня поддерживает. У нас с женой две дочки. До рождения первой я читал пособие для родителей. В главе для пап было написано: «Все, что от вас нужно, — любить свою дочь и показывать это всеми возможными способами. А остальное неважно». Я обеих люблю и балую, у нас очень теплые отношения. Что касается воспитания, то мой метод — личный пример. Если говоришь, что нельзя курить, а сам куришь, если учишь, что нужно есть вовремя и спать ложиться пораньше, а сам непонятно как питаешься и долго не отдыхаешь, то и ребенок будет за тобой повторять.
Как бы не был загружен работой, нахожу время для хобби — автомобильного спорта. Участвую в Российской серии кольцевых гонок — соревнованиях, которые проводит отечественная автомобильная федерация. Физическая подготовка, собранность, внимательность и быстрота реакции очень важны в этом. Увлекаюсь автоспортом с 2010 года: сначала был любителем, а в последние годы состою в профессиональной лиге, стал кандидатом в мастера спорта. У меня свой спорткар — Honda Civic 2003 года выпуска. В этом году очень удачно начал сезон, на первом этапе, который проходил в Сочи, я дважды поднимался на подиум, первое и второе место в классе «Супер-продакшн». Надеюсь, что к концу сезона будет еще чем похвастаться. Причем у меня есть моя группа поддержки, это моя семья, друзья, коллеги. И это очень важно. В любом случае, каждая гонка это выброс адреналина и масса эмоций, что позволяет снять стресс, накапливающийся на работе, и перезагрузиться.
2023 г.
Константин Ильинский «Нам есть, чем гордиться»
Констанин Михайлович Ильинский.
Первый заместитель генерального директора АО «Атом-энергопроект» — директор Санкт-Петербургского филиала АО «Атомэнергопроект» — «Санкт-Петербургский проектный институт»
За многолетнюю историю существования Санкт-Петербургского проектного института его специалистами было разработано более 100 проектов тепловых электростанций и ГРЭС, более 20 проектов АЭС с исследовательскими реакторами и несколько десятков промышленных АЭС, действующих в России и за рубежом, включая первую в мире атомную станцию, запущенную в 1954 году в Обнинске.
Если говорить о работах, которыми наши сотрудники гордятся больше всего, то это прежде всего наши проекты в Китае — первая и вторая очереди Тяньваньской АЭС, новые энергоблоки АЭС «Сюйдапу». Кроме того, это реакторы на быстрых нейтронах БН-600 и БН-800. Это АЭС «Ловииса» в Финляндии. И, конечно, наша гордость — Ленинградская АЭС, наша родная станция, АЭС с ВВЭР-1200; это для нас новый проект, как в свое время был новым проект АЭС-91 с реактором ВВЭР-1000, по которому строилась Тяньваньская АЭС, а еще раньше — АЭС «Ловииса» 440-го проекта. Все они доказали свою состоятельность. Это большие победы, в достижение которых вложены серьезные ресурсы. Из того, что происходит сейчас, важным для нас является, безусловно, проектирование АЭС «Пакш-II», АЭС «Эль-Дабаа».
Авторский надзор
Из своей биографии. Я пришел в петербургский проектный институт по окончании магистратуры Политехнического университета. Через пару лет был направлен в группу авторского надзора на площадку Тяньваньской АЭС в Китае, где проработал около трех лет. Это был тот опыт, который впоследствии определил все мои дальнейшие шаги в профессиональной карьере. По возвращении я включился в работу по проекту АЭС-2006 с ВВЭР-1200. Параллельно мы переводили на 18-месячный топливный цикл первый и второй блоки Тяньваньской АЭС. В этом процессе я принимал активнейшее участие, совмещая одновременно работу главного инженера проекта (ГИПа) и технического эксперта. Далее были Балтийская и Белорусская станции. И, конечно, текущие проекты, о которых я сказал выше. Если говорить о карьерной лестнице, то я прошел практически все ступени от инженера до директора проектного института, кем сейчас и являюсь.
Тренажер для ГИПа
Инженером мне интересно быть и по сей день. Я и сейчас могу часа на два-три погрузиться в производственные совещания наших подразделений, и время тогда летит совсем незаметно. Для меня это своеобразная отдушина. Административная работа сродни искусству, это то, чему ни в одном институте не научат. Только опыт реальной работы с проектами дает понимание, как работать с людьми, как ими руководить, как планировать и ставить задачи, контролировать, мотивировать. Мне повезло в том, что в нашем бюро технологических схем, где я работал изначально, взращивали главных инженеров проекта. Чтобы сформировать настоящего ГИПа, на мой взгляд, нужно не менее десяти лет. И мы, будучи еще инженерами третьей категории, получали работу, которая затрагивала весь институт: нужно было распределить задания, собрать информацию по всем подразделениям, проанализировать результаты и так далее. Эти задачи были своеобразным тренажером, стартовой площадкой для подготовки. Проходя все ступени от инженера до начальника бюро, отдела или управления, мы шли к руководящим должностям.
Ставим на молодых
Сегодня у нас очень молодой коллектив, который требует особого подхода к людям, мотивации и подготовки. К тому же раньше количество проектов, как я уже говорил, позволяло готовить ГИПов в течение десяти и более лет. Времени хватало. Сейчас и количество проектов возросло, и сроки их исполнения сжались, поэтому на должность ГИПов мы вынуждены назначать более молодых специалистов, чем раньше.
Безусловно, то, что молодым дается шанс сделать карьеру, — одна из лучших практик нашего института. Наши молодые специалисты видят и знают, что от них требуется, куда расти, какие качества и знания для этого нужны.
Главные вызовы для нас — это качество нашей продукции и изменившиеся условия по приемке нашей документации. Это требует полной перестройки работы института. Мы переосмыслили наши подходы, изменили мышление людей, систему мотивации. Сейчас мы принимаем эти вызовы и в Венгрии, и в Египте. Мы должны понимать, что сегодня заказчик покупает не просто атомную станцию — он приобретает процесс. Соответственно, хочет знать, как станция проектируется, сооружается, сдается в эксплуатацию, то есть требует прозрачности всех процессов. Поэтому у нас появились дополнительные направления: планы качества, информационное моделирование, управление конфигурацией, управление нормативными требованиями, рисками, несоответствиями, ресурсное планирование и так далее. И, конечно, создание концепции проекта и документации верхнего уровня.
Чтобы решать все эти задачи, нужно опираться на некий костяк специалистов, и он у нас имеется, на рынке мы таких людей не найдем. Это группа главных экспертов: в ее состав входят прежние заслуженные руководители уровня директоров, заместителей директоров. Это те люди, которые стояли у истоков наших проектов, прошли, что называется, огонь и воду. И сейчас мы их подключаем к деятельности в производственных подразделениях, чтобы они помогали выстраивать работу, проверять качество документов, выступали в роли наставников.
Прививка Китаем
Практически вся моя профессиональная жизнь связана с Тяньваньской АЭС. Я пришел в институт в 2002 году и сразу же включился в работу по китайской площадке. А в 2004-м уже отправился в Китай в свою первую командировку, которая продлилась девять месяцев. В общей сложности я провел на площадке три года. Это было очень интересное время и важный этап моего становления как специалиста. Изначально я проектировал технологические системы, так называемые «бантики», «фонарики», линии, замысловатые схемы, а непосредственно на площадке мне довелось впервые увидеть то, что я рисовал, в железе. Конечно, сильное впечатление производит то, что на бумаге занимает полтора сантиметра, а в реальности оказывается полутораметровой задвижкой или двухметровым насосным агрегатом. Подобный опыт — большая школа. В период строительства первой очереди я принимал непосредственное участие во всех ключевых событиях: физпуске, загрузке топлива, энергопуске, сдаче в эксплуатацию.
Был в курсе всего проекта. Когда начались проработки второй очереди — рамочный, генеральный контракт, — меня привлекли уже как состоявшегося специалиста. Я начал работу на этапе технического проекта. Параллельно занимался проектом по переводу на 18-месячный топливный цикл первой очереди, то есть одновременно участвовал в двух работах.
Проектирование второй очереди однозначно самый запоминающийся этап работы над китайским проектом. Очень тяжело было выстроить отношения с заказчиком, поскольку главным отличием второй очереди от первой было совместное проектирование. Если в первом случае мы полностью проектировали весь блок, то во втором произошло четкое деление: ядерным островом занимаемся мы, турбинным — китайская сторона. Мы оказались связанными и по проектированию, и по поставкам оборудования. В связи с этим состоялась целая серия переговоров и процедур.
Яркой и запоминающейся была модернизация проекта. Сначала мы не оценили масштабов этой работы, не понимая, чего хочет от нас заказчик. И если бы мы тогда не создали базу данных по модернизации, не подключили всех нужных специалистов, то, наверное, до сих пор проектировали бы.
Действительно, подходы к проектированию у нас разные. Мы, специалисты российской школы, закладываем аналог, потом проходим стадию перепроектирования, если позволяет время, прямо на ходу можем поменять какие-то решения. За рубежом так работать не привыкли. Тем не менее мы нашли баланс между подходами (отчасти помогало то, что есть китайские специалисты, которые учились или практиковались у нас в России). Со временем в горизонтальных коммуникациях у нас с китайцами сложились, можно сказать, дружеские и даже братские отношения. Это подтверждается чувством, что мы — один коллектив. Кроме того, до этого момента мы с китайцами вместе ничего подобного не делали.
Без преувеличения могу сказать, что я стал совершенно другим человеком — по-новому глядящим на жизнь, по-другому мыслящим. Я взглянул на свою работу с другой стороны.
Вообще, Китай дает очень большой толчок для профессионального развития. У того, кто приезжает оттуда, видишь огонь в глазах. Это уже совсем иной человек, он готов браться за самые непростые вопросы. Как говорится, «берет больше — кидает дальше».
А еще китайские проекты, что первый, что второй, что третий и последующие, отличает наличие сплоченной команды, где все работают на общий результат и поддерживают друг друга. Здесь нужно отдать должное руководителю проекта Алексею Юрьевичу Баннику, который на второй и последующих очередях продолжил и приумножил традиции первой. Очень приятно, что полным ходом реализуются новые совместные проекты — еще четыре энергоблока для китайского заказчика, теперь уже проекта АЭС-2006 с ВВЭР-1200. Хочу пожелать всем нам как можно больше интересных задач, потому что движение вперед — это жизнь. 2023 г. Китай дает очень большой толчок для профессионального развития. У того, кто приезжает оттуда, видишь огонь в глазах.
2023 г.
КАДРЫ — НАШЕ ВСЁ
Николай Петренко «Люди всегда должны быть на первом месте»
Николай Васильевич Петренко.
Исполнительный директор по управлению дочерними строительными организациями АО АСЭ (по 2022 год)
Стаж работы Николая Петренков отрасли — ровно полвека. За это время он прошел путь от мастера-строителя, прораба до генерального директора Северного управления строительства и директора по управлению дочерними строительными организациями Инжинирингового дивизиона «Росатома». Внес большой вклад в сооружение и ввод в эксплуатацию четырех энергоблоков ЛАЭС и продление срока их эксплуатации, объектов энергоблока № 4 Калининской АЭС. Руководил достройкой и пуском энергоблока № 2 Ростовской АЭС, Южноуральской ГРЭС-2. До 2023 года курировал работу пяти дочерних организаций компании: ООО «ВдМУ», ООО «Трест РосСЭМ», ООО «СМУ № 1», АО «НИКИМТ-Атомстрой», ПАО «Энергоспецмонтаж».
Призвание
Я думаю… нет, уверен, что я себя ни в какой другой отрасли не нашел бы. Хотя доля случайности в выборе профессии была. После школы поехал с товарищем в Киев сдавать документы в радиомеханический техникум. Его документы приняли, а мои нет. Дело в том, что документы принимали у тех, кто родился в первом полугодии 1949-го, а я — октябрьский. Тогда я отправился в город Остёр, что недалеко от села Лутава, в котором я родился. Там был строительный техникум. Поступил туда, и выбор оказался правильным!
В 1968 году окончил учебу. Мой старший брат в то время уже работал на строительной площадке Ленинградской АЭС, и я стал советоваться с ним: «Может, мне приехать на стройку к тебе?» Он ответил: «Нет, у нас до 27 лет могут давать отсрочку, а за два месяца отменят и призовут в армию. Зачем это тебе? Отслужи, а потом приедешь».
Я прошел срочную службу в Германии, в танковых войсках, летом 1970-го приехал на Ленинградскую станцию и 3 августа начал работать в отрасли. Вначале строил инженерные сети, кабельные туннели, каналы, объекты РАО и ХТРО, объекты жилищного строительства в Сосновом Бору, объекты оборонки. Работал мастером, прорабом, начальником участка, замначальника СМУ, начальником СМУ и генеральным директором Северного управления строительства в городе Сосновый Бор.
В 1966 году, когда начали строить ЛАЭС, Сосновый Бор был поселком, где все друг друга знали. Его основное население составляли атомщики, строители, руководители и специалисты, которые приехали из Томска, Красноярска, Челябинска, Свердловска — городов, где наша отрасль уже прогрессировала.
И одним из первых прибывших в Сосновый Бор был начальник стройки Владимир Николаевич Латий — строитель, военный, «настоящий полковник». На стройке, помимо гражданских, работала дивизия солдат строительных войск. Это были молодые ребята из России, Узбекистана, Казахстана, Армении, Азербайджана, Молдавии, с Украины. Безусловно, с каждой бригадой работал вольнонаемный инструктор или мастер-бригадир.
Владимир Николаевич руководил одновременно и строительством города, и сооружением строительной базы и строительством Ленинградской АЭС, а также других объектов, включая создание базы рабочего снабжения (забегая вперед, скажу, что он обеспечил снабжение строителей и горожан по высшему разряду). Его первым заместителем по производству был Иван Иванович Семыкин, он же начальник СМУ-1, которое и строило главный корпус. В 1973 году был сдан в эксплуатацию первый энергоблок ЛАЭС, а в 1975-м — второй. Ивану Ивановичу Семыкину было присвоено звание Героя Социалистического Труда. В связи с выходом на пенсию по возрасту Владимира Николаевича Латия начальником стройки был назначен Иван Иванович Семыкин, он же обеспечил строительство и сдачу третьего и четвертого энергоблоков ЛАЭС в короткие сроки.
Руководители управлений стройкой были очень жесткими, но справедливыми. Требовательными и к себе, и к другим. Полностью отдавали себя работе — кроме стройки, у них не было никаких других интересов. И, соответственно, во всех управлениях стройки были такие же крепкие руководители, такие же специалисты, и работали они так же ответственно.
Меня на работу принимал начальник СМУ Константин Александрович Кирюшин, мастодонт строительства объектов оборонки. Он знал все. Умел мобилизовать коллектив на выполнение поставленных задач, умел разговаривать и с рабочими, и со специалистами, и с руководством. С начальником стройки — на «ты». Он даже Берию застал, встречал его на одной из площадок, рапортовал…
За время работы на стройке я обрел друзей и товарищей. К сожалению, многих из них уже нет. Особенно близкие, по-настоящему дружеские отношения были с Александром Андреевичем Ушаковым, моим первым производственным учителем, и с его семьей. Мы могли с ним за ночь, переработав чертежи, выдать рацпредложения — с последующим оформлением через проектный институт и внедрением в производство. Работал Александр Андреевич с азартом, вдохновением, всегда применяя самые передовые технологии.
С Сергеем Касьяненко мы прошли рядом и одновременно все ступеньки роста от мастера до заместителя начальника СМУ. Мы и сейчас общаемся, называя друг друга «брат». А мой родной брат, Петр Васильевич, стал еще и настоящим другом. Каждый раз, когда я осваивал новую должность, он был моим наставником, учителем, всегда давал хороший совет. Виктор Васильевич Бобров, Владимир Васильевич Васильев — мои первые начальники участков, которые могли в любую минуту обеспечить выполнение своим коллективом любой порученной работы и сами всегда стояли во главе исполнения. Такая вот была крепкая, надежная дружба, сплачивающая работа.
В 1993 году Константин Александрович, уходя на пенсию, спросил меня и Сергея Касьяненко: «Кто из вас возглавит СМУ»? После длительных переговоров Сергей признал: «Нет, не смогу». Я сказал: «Тогда я готов стать начальником СМУ». Вскоре был назначен на должность начальника СМУ, и это была уже другая работа и другая ответственность. Взаимодействовать приходилось с руководством стройки и городскими властями. Начальник строительства Николай Александрович Бабенко, знающий меня по работе, сделал только одно наставление: «К тебе с различными просьбами будут обращаться многие люди, включая руководство города. Оценивай трезво возможность исполнения, поменьше обещай, а лучше, соизмерив свои силы, просто сделай».
Поскольку я рос профессионально вместе с коллективом СМУ, то знал способности и возможности каждого бригадира и специалиста. И возможности многих рабочих. Так что работа шла ровно, и все тематические планы и задания вместе с коллегами мы выполняли в срок без каких-либо срывов и несоответствий. Несмотря на повышение, от коллег я не отдалился, а приобрел еще больше настоящих товарищей и друзей. Когда передал СМУ новому руководителю, многие сожалели о моем переходе на другую работу и жаловались, что у нового начальства иной подход и, соответственно, в коллективе СМУ складываются другие отношения.
«Гул затих. Я вышел на подмостки»
Начиная с 1995 года, когда вся отрасль переходила в частные руки, мы, руководители, выступали против этого процесса. Считали, что предприятия атомной отрасли не должны приватизироваться. Но нас никто не послушал. Приватизация состоялась, и весной 1997 года стало совсем тяжело. Строители, месяцами не получавшие зарплату, начали бастовать. В том же году случился «марш атомщиков».
Пять месяцев люди объявляли голодовки, перекрывали дороги. Начальник стройки, работавший по договору с акционерами Северного управления строительства, ушел в сторонку, стал создавать свое предприятие. Акционеры начали усиленно искать человека на его место. Обратились ко мне, и я дал согласие.
Это был, конечно, самый сложный момент. Получив назначение, выхожу на крыльцо офиса Северного управления строительства. Сбежал на несколько ступенек вниз, там стоят около полутора тысяч обозленных человек, пять месяцев не приносивших домой зарплату. Поздоровался. Кто-то послал матом, кто-то ободряющие слова произнес, кто-то пробурчал что-то невразумительное.
К выступлению я не готовился, поэтому просто сказал: «Кто меня знает?» Слышу голоса: «Да кто тебя не знает!» (А я к тому времени 27 лет там проработал.) И я сказал: «Вот кто знает, доверяет мне, завтра выходит на работу». На следующий день, 28 октября 1997 года, забастовка прекратилась, строители вышли на работу. Безусловно, это не я такой всемогущий, а просто сработало нормальное, человеческое слово.
Сложно было восстанавливать стройку. Месяца три-четыре в кабинет заходил только поздно вечером, поработать с документами, наметить планы работ на следующий день, обменяться информацией со своими заместителями и начальниками отделов. Зато не вылезал из кабин экскаваторщиков, крановщиков, встречался с бригадами, с коллективами подразделений СУС, которых было 18. Обратился к директору атомной станции, директору оборонного института. Приходил и говорил: «Прошу вотум доверия на полгода, ситуацию на стройке выровняем, будем работать в соответствии с графиками и тематическим планом».
Они сказали: «Хорошо, посмотрим, начинайте». В итоге, действительно, стройка возродилась, выполнили работы по продлению срока службы первого энергоблока Ленинградской АЭС, потом второго. После начались работы по продлению срока службы третьего энергоблока. Одновременно на оборонном заказе восстановили работы и вместе с другими предприятиями обеспечили ввод объекта в эксплуатацию в утвержденные сроки.
Перестройка
Помимо строительства Ленинградской АЭС-2, Северное управление строительства выполняло и другие заказы. Так, мы приняли участие в завершении, без преувеличения, проекта века — дамбы Санкт-Петербурга, или комплекса защитных сооружений Санкт-Петербурга от наводнений (КЗС СПб), а по-простому — многолетнего недостроя.
Наш участок по обустройству дамбы длиной был почти пять километров. Пять водопропускных сооружений уже были построены, а мы с нуля делали шестое и седьмое. Кроме того, за нами была отсыпка самой дамбы. Руководители и сотрудники СМУ-4, СМУ-7, Управления механизации, УПТК с честью выполнили все работы в срок и даже взялись обустраивать дополнительный участок.
Выровняли положение дел и на других объектах. И опять рядом сформировалась команда руководителей и специалистов, готовых работать на единую цель, на результат. Это заместители и директора предприятий: А.П. Новичихин, А.С. Петрухин, Г.К. Путинцев, В.Н. Устрехов, Н.А. Бабенко, П.И. Суриков, А.И. Помилуйко, В.В. Васильев, В.Т. Драгун, А.А. Новикова, Л.А. Дериземля, Д. Жданов, И. Вишневецкий, С.В. Ладохин, П.В. Петренко, О.В. Малыхин и многие-многие другие, кого объединила одна цель — сохранить Северное управление строительства и выполнить все порученные ему производственные задачи. Большую роль в достижении этой цели сыграло влияние акционера И.В. Устинова.
Надо сказать, для сплочения коллектива управления была проведена большая работа — как индивидуальная, так и общественная. В первую очередь обеспечили своевременную, два раза в месяц, выплату заработной платы. Да, она была не очень высокой, но гарантированные выплаты без задержек в то время значили очень много. Начали оплачивать лечение тех, кто остро в этом нуждался. Возобновили автобусные экскурсии по окрестностям Ленинграда. Проводили тематические вечера. Спустя много лет, когда я уходил, очень многие расстраивались, особенно рабочие, потому что я ввел моду на туристические слеты, когда мы на три дня уезжали в лес, устраивали там всевозможные соревнования и конкурсы. Тогда же начали проводить торжества в честь Дня строителя. И по сей день это лучший праздник в Сосновом Бору. Приезжают артисты с концертными программами, местные войска проводят парад, вечером гремит праздничный фейерверк.
Как-то в начале мая 2007 года я шел по городу весь такой принаряженный: рубашка, туфли, брюки — все белое. Вдруг звонок. «Здравствуйте». — «Здравствуйте». — «Я Лимаренко». — «А я Петренко». Он: «Нам с вами надо встретиться». Я: «Вы знаете, я сегодня первый день в отпуске, ни с кем не хочу встречаться». Он: «Мне надо дать ответ о нашем дальнейшем сотрудничестве. Завтра в 8 утра». Говорю: «Ну тогда я приеду ночным поездом, переговорим».
Я, конечно, знал, что Валерий Игоревич Лимаренко — новый дирек Начиная с 1995 года, когда вся отрасль переходила в частные руки, мы, руководители, выступали против этого процесса. тор НИАЭП, вновь созданной инжиниринговой компании, первой в отрасли. А какое такое предложение? Просто о сотрудничестве?
Приехал утром. В половине восьмого уже встретились. Валерий Игоревич предложил принять на выбор достройку второго энергоблока Ростовской АЭС или четвертого энергоблока Калининской АЭС. Я сказал: «Беру второй блок „Ростова“».
Пока ждали директора Ростовской АЭС, позвонил жене: «Наташа, я на „Ростов“ уезжаю». Она: «Надолго?» — «Года на три». — «Ты решение принял?» — «Да». — «Ну тогда поезжай». Я у нее спрашиваю: «А ты?» — «А я вместе с тобой». Это вот дословно такой разговор был, без какой-либо подготовки.
Приезжает через несколько минут директор АЭС Александр Васильевич Паламарчук. Валерий Игоревич собрался было нас друг другу представить, а Паламарчук говорит: «Коля, здоро;во!» А я ему: «Привет, Александр Васильевич!» Мы ведь к тому моменту лет семь уже как знали друг друга. Впервые я побывал на ростовской площадке в 1999 году, тогда и познакомился с руководством станции.
Валерий Игоревич был приятно удивлен этим фактом. Он говорит: «Николай Васильевич дал добро принять площадку. Вечером будет подписан приказ об ответственности нас троих за физпуск второго энергоблока в 2009 году». А тогда, подчеркну, все считали, что блок нельзя пустить раньше 2011 года и что это лучший вариант. Ну а мы обнялись и пошли в бой во главе команды.
Здесь, конечно, возникает вопрос, почему я ушел из Северного управления строительства. Основой решения стало понимание, что на строительстве Ростовской АЭС снова будет работа, а не ее поиск, будет создание новых объектов и в целом новой станции.
И снова в первую очередь создали команду. Скажу так: без атомщика А.В. Паламарчука, без главного инженера АЭС А.А. Сальникова, без станционников-эксплуатационников мы бы в такой короткий срок энергоблок не построили и не ввели в эксплуатацию. В первый же день мы договорились о том, что практически весь состав УКС станции передают нам (мы же «голые» пришли), а они оставляют у себя только технический надзор и сметную службу.
Мы с Валерием Игоревичем обрадовались и тут же перевели предлагаемых специалистов к себе, в НИАЭП. А потом, через некоторое время, Паламарчук говорит: «Мужики, я погорячился, давайте делиться». Мы, конечно, вернули нужных заказчику специалистов.
Безусловно, взаимодействие с заказчиком было полнейшее. Андрей Александрович Сальников, директор Ростовской АЭС, а в ту пору главный инженер, со своими начальниками цехов курировал не только качество и готовность технологических систем к проведению пусконаладочных работ, но практически участвовал в выдаче ежедневных заданий и подведении итогов их исполнения. На особом контроле находились работы, идущие на «красной линии». Я во время обхода площадки всегда встречался на этих критических точках с начальниками цехов станции.
Принципиально правильным решением в отрасли на тот момент было объединить проектный блок, закупки, поставки, строительство в единый коллектив. Исчезли лишние трения. Понятно, что каждый отстаивал свою позицию на уровне требований, но, если серьезных доработок не требовалось, решения принимались сразу. При этом Валерий Игоревич твердо следовал своему принципу — не выделять какое-то отдельное направление. Все главные, мелочей нет. Полная нагрузка, самоотдача, и рядом с ним были только такие люди, с такими же убеждениями. Например, Юрий Алексеевич Иванов, ныне покойный, очень много сделал для создания единой команды. До прихода Валерия Игоревича он был директором института, а потом — первым замом по проектному направлению.
Второй большой вопрос, который оперативно решили, — это питание рабочих и специалистов на площадке. Я как руководитель стройки начал вносить улучшения в действующую инфраструктуру, но Валерий Игоревич пришел и сказал: «Нет, переделаем все в корне. Первый зал будет столовая, второй — кафе с официантами». Это как-то сразу подняло культуру общепита. Когда был совсем напряженный график работы на стройке, организовывали доставку питания на блок. Но в какой-то момент из-за жары с санитарной точки зрения пришлось отказаться от этой затеи. Тогда построили пункты питания на площадке и снизили потери рабочего времени при проходе на КПП. Кстати, на пропускном пункте было поминутное расписание прохода людей на площадку, одно время возле КПП играл духовой оркестр — для поднятия духа.
Главной проблемой при сооружении блока были допоставки необходимых материалов и оборудования. Часть оборудования, в основном трубопроводы, находилась уже на площадке, но маркировки не было, а хранение оставляло желать лучшего. Да что там! Царила разруха: шесть-семь генподрядчиков проработали примерно по году. Их меняли, учет практически отсутствовал. Правильным решением было объединить проектный блок, закупки, поставки, строительство в единый коллектив.
Каждый что-то из материалов и оборудования брал в монтаж, не всегда монтировал. Со временем несмонтированное оборудование терялось или приходило в негодность, мы вынуждены были искать нужные материалы и оборудование на стройплощадке, проводить его ревизию, приводить в соответствие с требованиями или закупать все новое. В своевременном обеспечении закупки и поставки необходимых ресурсов огромную роль сыграл высокий профессионализм команды Андрея Аркадьевича Медведева, в том числе Леонида Сергеевича Ваганова, Сергея Петровича Олонцева.
А время неумолимо шло. Нам, как и предшественникам, говорили: долго не продержитесь, будет очередная смена генподрядчика. Но единство команды, единство цели правильного управления сделали то, во что мало кто верил, кроме руководства отрасли и нас самих…
Много воспоминаний осталось о дисциплине во время достройки второго энергоблока Ростовской АЭС. Она была по-военному жесткая, иной раз до крайности доходило. Даже пропуска отбирали, если дневное задание не было выполнено. Звонили на проходную — такого-то не выпускать. Был случай, когда все СМУ задержали. Безусловно, это не совсем правильно — там ведь были и женщины, которым детей из садика надо было забирать. Обижались, сердились. В то же время эта мера положительно повлияла на выполнение ежедневного задания. А когда блок уже построили, как раз те, кого чаще других оставляли на работе, рассказывали взахлеб, насколько это было правильно, насколько необходимо.
В 2007–2008 годах на площадке не шло речи о достройке третьего и четвертого энергоблоков, и местные подрядчики считали, что чем дольше будет идти строительство второго энергоблока, тем лучше для них. Нам пришлось изгонять эти мысли из их сознания, доказывая, что любую работу надо выполнять своевременно и качественно. И руководители подрядных организаций — Николай Евстифеевич Шило, он же бывший начальник стройки «Атоммаша», Евгений Демьянович Суббота, бывший начальник стройки энергоблоков № 1, 2 Ростовской АЭС, Садияр Бабаевич Карибов и многие другие — первыми стали надежными коллегами в сооружении энергоблока № 2 и дальше: энергоблоков № 3, 4 и других станций в России и за рубежом. Со временем все начали работать как единый организм. И в этом огромная заслуга Валерия Игоревича Лимаренко. Из команды руководителей, набранной в 2007 году В.И. Лимаренко, Н.П. Шишокиным и В.Г. Ярыгиным, и по сей день работают почти все: Ю.М. Кошелев, А.А. Гаганов, А.А. Андреев, Д.В. Романец, О.И. Бородин, Л.С. Ваганов, Н.Ю. Щербак, О.В. Рымарь, А.Б. Хазин и другие. А Инжиниринговый дивизион усилили специалисты-эксплуатационники, такие как А.К. Полушкин, А.В. Паламарчук, О.В. Высоцкий, В.О. Полянин, В.С. Белов, О.Н. Шперле и многие другие высококвалифицированные специалисты, в том числе из АСЭ. И то, что мы создали такой коллектив, — это потрясающе! Мы не просто построили второй энергоблок Ростовской АЭС — мы вместе с ним восстановили строительный комплекс в атомной энергетике.
Безусловно, руководство отрасли нас поддерживало. Сергей Владиленович Кириенко несколько раз в году бывал на «Ростове». Другие руководители также регулярно проводили совещания на площадке и принимали соответствующие решения. И мы сами все время чувствовали, что присутствует не только контроль и спрос, но и доверие к нам, поддержка руководства. Соответственно, это надо было оправдать и сделать все возможное, чтобы ввод блока состоялся в намеченные сроки.
Когда мы в 2009 году обеспечили физпуск второго энергоблока Ростовской АЭС, С.В. Кириенко это событие назвал подвигом. Но добавил, что больше такие подвиги совершать не надо — следует все грамотно планировать и последовательно воплощать планы в работу, в жизнь.
«Калинин»
Потом был энергоблок № 4 Калининской станции. Приехали туда все, кто пускал второй блок Ростовской, прибыли к Игорю Владимировичу Круузу — руководителю площадки. Закрепились за отдельными объектами, трудились плечо к плечу. Даже Валерий Игоревич взял на себя управление участком работ и руководил им. Ежедневно вечером спрашивал всех об исполнении суточного задания, сам отчитывался об исполнении задания и принимал решения.
Когда пришло время физпуска и последующего набора мощности, в помещении главного щита управления прозвучало короткое обращение к президенту страны Владимиру Владимировичу Путину: «Владимир Владимирович, разрешите набор мощности АЭС». Ответ был еще более кратким: «Разрешаю». Каждый из нас испытывал гордость за новое достижение, такое важное для Родины, для страны, за то, что мы как команда смогли оправдать доверие и совместно с эксплуатацией, проектировщиками, наладчиками и заказчиком качественно выполнить задание руководства.
ГРЭС
О сооружении Южноуральской ГРЭС можно писать книгу, и она в основном будет о людях, о крепости их характера, об их взаимном доверии и вере в то, что все получится и все будет хорошо.
Когда начали объединять НИАЭП и «Атомстройэкспорт», меня назначили руководителем департамента по строительству Южноуральской ГРЭС-2. Я приехал в Южноуральск. Критиковать никого не хочу, но, чтобы было понятно, скажу: до этого стройкой командовали из Москвы. Руководители раз в месяц приезжали на площадку и проводили совещания, штабы, что-то подписывали и затем с чистой совестью уезжали обратно в столицу.
Пришлось заменить всю управленческую команду. Подобрали своих людей, подтянули местных. Конечно, для нас это было особенно сложно, потому что мы таких объектов — тепловых электростанций — еще не строили. Но подняли людей и вместе с директором строящейся ГРЭС Сергеем Павловичем Жевтяком и его коллективом обеспечили сооружение двух энергоблоков общей мощностью 840 МВт в установленный срок. В качестве начальника стройки завершал сооружение энергоблока № 1 Южноуральской ГРЭС Виталий Олегович Полянин, а я был назначен руководителем проекта на этом же объекте и стал первым, кто получил в НИАЭП такую должность.
Честно говоря, поначалу задачи руководителя проекта были понятны только в общем, а конкретики и юридической ответственности не было сформировано. Потом уже начали намечаться схемы, заработала система. Александр Константинович Полушкин очень многое сделал для становления руководителей проектов: в создании стандартов, матриц, организации обучения руководителей искусству управления проектами.
Мы видим и понимаем, что без руководителя проекта стройка практически встанет. Сейчас это главный человек, распорядитель и вдохновитель исполнения работ, связующее звено с заказчиком, с местными органами.
В наше время блок должен строиться максимум за пять-шесть лет, и поэтому управление стройкой в прежнем режиме неэффективно. Здесь требуется уже другой уровень как квалификации управленцев, так и их оперативности. И руководитель проекта, безусловно, находится на острие этого процесса.
Около 80 % портфеля АСЭ приходится на зарубежные страны, а это требует от руководителей проектов большого переговорного опыта и компетенций в области внешнеэкономической деятельности. Большую роль в глобализации атомного строительства, в передаче молодым руководителям проектов опыта международного сотрудничества сыграли Александр Маркович Локшин, Кирилл Борисович Комаров, Андрей Ювенальевич Петров.
Собственные силы
При завершении строительства второго энергоблока часть подрядчиков не выдержали высокого темпа, растеряли кадры, и кто-то должен был завершить работы вместо них. Тогда и появилась идея создать строительные силы при генподрядчике.
Первую задачу Валерий Игоревич поставил в том числе такую: 30 % объема строительно-монтажных работ взять на исполнение собственными строительными силами. Сегодня 70 % строительно-монтажных работ при сооружении энергоблоков мы выполняем самостоятельно. Это практически 100 % тепломонтажных и строительных работ по ядерному острову, машзалу и объектам РАО и ОЯТ. Значительный объем строительно-монтажных работ приходилось выполнять вместо нерадивых подрядчиков. И тогда в 2010 году было создано СМУ № 1 во главе с Дмитрием Романцом.
Это управление стало не только доводить до ума брошенные другими подрядчиками объекты, но и брать новые. Прижились Когда мы в 2009 году обеспечили физпуск второго энергоблока Ростовской АЭС, С.В. Кириенко это событие назвал подвигом. так называемые собственные силы НИАЭП. Очередное испытание эти силы выдержали и тогда, когда нужно было подтянуть работы на «Маяке» (местные не справлялись, а со стороны никто не ехал). Валерий Игоревич поручил подобрать людей. Встречаюсь с одним, вторым, третьим, четвертым кандидатом — никто не хочет ехать на «Маяк» из-за якобы высокой радиации. Я им один пример, другой, третий. Говорю, мой брат родной там работал, после женился, у него два сына, два внука, все здоровы, у всех все нормально. Нет, не соглашаются ехать на этот объект.
Тогда бригадиров собрал: «Я сам тоже еду». Поехал, они за мной. Но убеждать, что радиационный фон не выше обычного, пришлось и там. Оперативно познакомился со строителями на объекте, организовал встречу местных специалистов со своими и говорю: «Вот, смотрите, человек с 1970-х годов здесь работает и до сих пор никуда не поехал. Если бы тут уровень радиации был повышен, он бы бросил все давно и ушел, но он работает на стройках “Маяка” более 40 лет — значит, все здесь нормально». В итоге собрали там хорошее руководство во главе с Сергеем Петровичем Олонцевым и руководителем объекта Алексеем Смирновым. А бригадир Казимирович взял аккордный наряд и возвел каркас здания силами не 43 специалистов, а 26, и в более короткие сроки. Так же качественно и высокоэффективно работали бригады бетонщиков и отделочников.
Техника и технологии
Техника, инструмент, малая механизация — сегодня сохранились только эти названия, а уровень их производительности, качества и безопасности стал в разы выше. Бетон доставлялся автосамосвалами, подавался краном грузоподъемностью максимум 16 тонн при помощи бадьи.
Вообще, интересно сравнить. Почти все экскаваторы и бульдозеры раньше были только тросовые — никакой гидравлики. Из автокранов самым мощным был К-162 грузоподъемностью максимум 16 тонн. Опалубка — только из отдельных досок.
А сегодня? Гордость за строителей и за их оснащенность, за возможность выполнять работы укрупнительными элементами, сборками. Сегодня ручную доработку грунтового основания под здания и сооружения (трудоемкость сумасшедшая, выработка близка к нулю) выполняет гидравлический экскаватор с точностью до 5–10 мм.
Опалубка из досок исчезла, вместо нее — сборная, расчетная по любой конфигурации, быстро монтируемая опалубка Peri и другие, а также сталефибробетонная, в которой уже забетонированы закладные детали.
Мощный рывок в производительности труда без снижения качественно-прочностных характеристик получается при использовании самоуплотняющейся бетонной смеси.
А новая технология возведения стен ядерного острова путем монтажа собранных на строительной базе армометаллоблоков размером 12;16 метров с полным армированием и монтажом закладных деталей, трубных проходок, трубопроводов для натяжения канатов системы СПЗО! На высоте остается только сварка листового металла армоблока между ярусами и накрутка муфты на арматуру с уже готовой резьбой на торцах арматуры для соединения стержней между собой.
Безусловно, гордость — это монтажные краны грузоподъемностью 1300 тонн и даже 3000 тонн. За один подъем — одна треть купола над ядерным островом с собранными технологическими и электротехническими системами, с полным армированием и готовностью под укладку бетона!!!
А какие сегодня сварочные технологии! В 2008 году, когда на втором энергоблоке Ростовской АЭС приступили к сварке главного циркуляционного трубопровода (ГЦТ), один из руководителей сказал мне: «Ты что, планируешь выполнить сварку ГЦТ быстрее, чем на Запорожской АЭС, быстрее, чем герои социалистического труда?» Да, тогда, в 2008-м, сварка ГЦТ была выполнена за большее время, чем на Запорожской АЭС, но спустя девять лет на энергоблоке № 1 Белорусской АЭС сварили в три раза быстрее, чем в 1980-е годы — герои социалистического труда. И это при качестве, соответствующем всем требованиям, подтвержденном сначала контролем сварных швов и гидроиспытаниями на максимальном давлении, а после — безаварийной работой на действующих станциях.
Примеров высокого качества, достигнутого при строительстве энергоблоков, в том числе по монтажу технологических систем, много. Так, при проведении гидроиспытаний первого контура на Белорусской АЭС не было ни одного замечания. Ни одного дефекта! Андрей Ювенальевич Петров позвонил, поблагодарил за работу и сказал: «Так и дальше держите марку монтажника». Так что люди не просто работают — они оттачивают мастерство. Достигается такое качество еще и высокой требовательностью к исполнению. Около 80 % портфеля АСЭ приходится на зарубежные страны. Это требует от руководителей проектов большого опыта и компетенций. До передачи любого строительного конструктива технологической системы под дальнейшее производство работ или проведение пусконаладки осуществляется проверка исполнения специалистами генподрядчика, заказчика, эксплуатации, надзорными органами.
Хотелось бы сказать про своих молодых коллег. Все эти парни — А.Б. Хазин, Г.И. Соснин, О.И. Бородин, Д.В. Романец — вместе со мной прошли школу восстановления строительного комплекса. Окрепли и сегодня стали классными (штучными) специалистами.
А.Б. Хазин был строителем объектов принадлежности железнодорожной области, а я «посвятил» его в атомщики. Накануне физпуска, в половине второго ночи, забираю его из офиса: «Александр Борисович, пойдем со мной». Одеваемся в рабочую одежду, идем на блок. Подходим к корпусу реактора, я предлагаю прикоснуться к нему. И дальше говорю: «Александр Борисович, ты последний из строителей и монтажников, кто до него дотрагивается, так как завтра будет произведена загрузка в него ядерного топлива». Безусловно, такие моменты запоминаются на всю жизнь. И все. Он без стройки больше не может.
Люди
И в завершение хочу поведать об одном ярком эпизоде. Купол гермозоны («тюбетейку») второго блока Ростовской АЭС собрали в конструктив рядом с блоком. Установку на штатное место проводили из-за большого веса двумя кранами разной грузоподъемности и разной скорости подъема и перемещения по подкрановым путям. Процесс был очень сложный, руководил им Дмитрий Владимирович Романец. По его команде крановщики поочередно делали «вира» на высоту не более 500 миллиметров. После того как низ купола достиг необходимой отметки, его на высоте необходимо было переместить с места сборки на штатное место, то есть два крана с грузом на высоте 78 метров должны были переместиться по подкрановым путям на 70 метров. И вот здесь участники операции проявили экстра-класс. Так как скорость перемещения по рельсам у кранов была разная, то Романец также по очереди давал команду на движение первому крану на три метра, останавливал его, потом второй кран передвигался по своим подкрановым путям на шесть метров и так далее.
Купол — на высоте 78 метров, парусность большая, краны при перемещении разворачивают купол в сторону движения. Монтажники при помощи 100-метровых лееров удерживали купол от раскачивания. И так все 70 метров. Когда купол был доставлен к штатному месту и установлен на него, все облегченно вздохнули. Но смотрим на него и понимаем: чего-то не хватает (а надо сказать, купол вместе с арматурой смотрится как крыша рейхстага в 1945 году). И все одновременно сказали: «Нужно знамя».
Даю поручение принести из моего кабинета флаг РФ. И вот мы — все руководство, бригада, крановщики, все, кто участвовал в этой работе, — поднялись на купол. Флаг — в руке у Александра Васильевича Паламарчука. Установили стяг на верхнюю точку, 80 метров, сфотографировались. Ощущение гордости было неописуемое. Флаг развевается, и мы стоим рядом. Победа! Там же, на куполе, вручили двум крановщикам (одна из них — женщина по имени Наталья) и бригадиру Дмитрию Гальчинскому сертификаты на телевизоры.
Спустились вниз, рабочий день уже закончился. Смотрю — крановщица идет, Наталья. Я остановил ее и говорю водителю: «Сергей, забери Наталью, отвези в магазин и попроси, чтобы телевизор доставили ей домой». Водитель потом рассказывает: «Зашли в магазин, а там — домашний кинотеатр с огромным экраном. Наталья спрашивает: “А шо це таке?” — “Да это же вам телевизор”. — “Да вы шо!?”»
Я это к чему рассказываю? Люди всегда должны быть на первом месте. Безусловно, и других факторов очень много, но без внимания к тем, кто с тобой работает, ничего не получится.
В 2018 году в отрасли подводили итог: за десять лет — 15 блоков, построенных и сданных в эксплуатацию, это с учетом зарубежных. Я на пятнадцати не был, но на всех российских работал, потому могу лично засвидетельствовать: это все сделали наши люди. Производство зависит от людей, мы строим для них и с ними же. И когда я поздравляю кого-нибудь, всегда говорю так: «Желаю, чтобы ты радовался людям и они радовались тебе».
P. S. До 2030 года только «Атомстройэкспорт» как генподрядчик должен построить и ввести в эксплуатацию несколько энергоблоков АЭС. Два энергоблока в Народной Республике Бангладеш, четыре энергоблока Курской АЭС, четыре энергоблока АЭС «Эль-Дабаа» и два блока АЭС «Пакш». И все должны сделать специалисты — люди, люди, люди…
2022 г.
Александр Чегодаев «Каждую секунду мы делаем то, что может повлиять на всю нашу жизнь»
Александр Евгеньевич Чегодаев.
Директор по персоналу дочерних строительных организаций АО АСЭ
Как и многие коллеги, в профессию я попал случайно — всегда улыбаюсь, вспоминая это. В то же время случайностей не бывает. Но давайте расскажу свою историю, что называется, по порядку. Мои родители, порядочные и трудолюбивые люди, всегда были для меня примером. Отец работал врачом, мама — инженером на станкостроительном заводе.
В середине 1990-х, а точнее, в 1995 году мы жили в Нижнем Новгороде, в рабочем районе города.
Мне тогда было 15 лет, я заканчивал 9-й класс. Сверстники разделились на 2 группы: одни хотели пойти работать (сразу или через шаг, то есть после ПТУ, лицея, колледжа), другие планировали закончить 11 классов и поступать в институт. Я тогда точно не знал, чего мне хочется, но определенно не хотел еще два года учиться в школе. Когда родители для ребенка авторитет, он к ним прислушивается. Вот и я пошел за советом к отцу и по его подсказке выбрал медицину — поступил в медколледж.
После колледжа ребята в основном шли в институт на хирургию, но меня эта перспектива не очень привлекала. Снова поговорил с отцом и снова прислушался к его мнению — поступил в пединститут на психолого-педагогический факультет.
В вузе я начал заниматься научно-исследовательской и педагогической деятельностью: совмещал учебу с работой по специальности, поступил в аспирантуру, написал и сдал в учебный совет проект диссертации, но… Вдруг понял: то, тем чем я занимаюсь, — не совсем мое.
Я всегда тяготел к лидерам, руководителям
Стремился быть там, где принимаются решения. Мне хотелось больше динамики, возможности видеть результат своей работы не в далеком будущем, а уже завтра, через шаг. Научная среда с ее степенностью, а также сфера профобучения такой возможности дать не могли.
Поэтому в 2005 году я осознанно решил изменить направление своей профессиональной деятельности. Просто взял лист бумаги, написал плюсы и минусы от перемен, а потом нарисовал для себя образ того человека, каким хочу стать. И принял решение, начал выдавливать себя нового по капле. Пришлось многое начинать с нуля, но трудности только закалили мой характер и прибавили выносливости.
Результат: когда-то я отмечал День медработника, потом День учителя, после — День кадровика, HR-менеджера, а сейчас мои праздники — День строителя и День атомщика!
Я с 17 лет работаю
Конечно, когда учился очно в училище и институте, это были различные подработки: и вожатым в лагерях, и шашлычником на югах… Были и многочисленные специальности на стройке — от разнорабочего и маляра до монтажника-высотника. Потом педагогический период: работа в школе, профучилище, пединституте. После — смена деятельности, трудовой путь от консультанта кадрового агентства до директора консалтинговой компании. Ну а последние 14 лет я помогаю строить технически сложные объекты «Росатома», такие, как атомные электростанции.
Я по старинке пользуюсь ежедневником
И каждый год на первой страничке нового блокнота пишу себе напоминание: «Каждую секунду мы делаем то, что может повлиять на всю нашу жизнь!»
У кого-то это высказывание не вызывает никаких эмоций, но для меня оно очень важно по трем причинам. Во-первых, чтобы развиваться, нужна цель, которая не позволяет сбиться с пути. Во-вторых, чтобы двигаться к ней поступательно, необходимо преодолевать возникающие трудности и препятствия.
Ну и в-третьих, оно подтверждено опытом: видя цель, я прошел трудовой путь от специалиста до директора по персоналу стройкомплекса Атомстройэкспорта, состоящего из пяти крупных дочерних строительных организаций (ДСО).
Я отвечаю за планирование, подбор, обучение и развитие трудовых ресурсов этих «дочек», выстраивание системы мотивации персонала для достижения поставленных производственных задач. Значительная часть моего рабочего времени проходит в командировках: выезжая в наши филиалы, я провожу фокус-группы с сотрудниками предприятий, решаю текущие вопросы, разрабатываю программы и курирую их внедрение на местах.
В моем подразделении, с сотрудниками которого мы решаем задачи по развитию трудовых ресурсов дочерних строительных организаций АСЭ, работает 16 человек. Еще 200 специалистов HR-служб решают оперативные задачи, связанные с управлением персоналом, непосредственно в наших «дочках».
В штате ДСО трудится более 35 тысяч человек, из них около 27 тысяч — квалифицированные рабочие. В целом персонал нашего стройкомплекса достаточно молодой, средний возраст работников — 38 лет, а почти половину его составляют специалисты моложе 35 лет.
Как мы обеспечиваем строительные площадки квалифицированной рабочей силой — вопрос, актуальный во все времена. Работа ведется по нескольким направлениям.
В первую очередь активно используем внутренние ресурсы стройкомплекса. Например, персонал, высвобождающийся с тех объектов дивизиона, на которых строительство завершается или становится временно невостребованным, перемещается туда, где требуются руки. Сейчас, например, переводим работников с Курской АЭС-2 на проект Эль-Дабаа в Египте. В АСЭ созданы все условия для того, чтобы перебазирование работников в другие регионы и страны и их работа там были максимально комфортны: действует релокационный пакет льгот и компенсаций, большое внимание уделяется развитию социально-бытовой инфраструктуры площадок.
Что касается других источников кадров, то, конечно, используем наем людей с опытом работы в строительстве на открытом рынке труда. Поиск ведем не только в регионах сооружения АЭС — приглашаем специалистов со всей России, а также из Республики Беларусь. Каждая организация кроме самостоятельного рекрутинга на уровне управляющей компании реализует еще и проекты централизованного привлечения строительного персонала. Хорошим рабочим инструментом зарекомендовали себя Общественные приемные. Отработанная методология их создания позволяет в кратчайшие сроки массово привлечь людей, организовать отбор рабочих и уже на начальной стадии строительства оперативно укомплектовать кадрами стройплощадку. При этом основной акцент — на занятость местного населения.
Еще один инструмент массового найма — наш проект «Агрегатор». Это, по сути, трансформация Общественной приемной, произведенная с учетом современных трендов, цифровых технологий и автоматизированных решений. Поток кандидатов агрегируется на брендированную лэндинг-страницу АСЭ и оперативно обрабатывается специалистами внешнего подрядчика. Потом происходят отсев, сбор полной информации, экспресс-оценка и передача выбранных соискателей в работу рекрутерам ДСО — для дальнейшего согласования внутри компании и трудоустройства.
Разумеется, привлекаем и молодых специалистов, выпускников ВУЗов и СУЗов. Характер и сложность работ на АЭС диктует к ним — неопытным или с небольшим опытом работы — особенно высокие требования. Поэтому отдаем предпочтение тем, кто проходил практику на стройплощадках филиалов ДСО, в том числе в формате студенческих строительных отрядов. Привлечение на объекты стройотрядовцев позволяет успешно пройти пики работ в летний период и высвободить квалифицированный персонал стройплощадки для более сложных процессов. Всего с 2008 года на объектах дивизиона в составе стройотрядов поработали более 5000 студентов.
У любого человека есть как сильные стороны, так и зоны развития
В своей работе я всегда старался увидеть, понять профессиональные достоинства руководителей, коллег, партнеров и, по возможности, перенимать, развивать их у себя.
Последние 14 лет я фактически работал в одном предприятии и благодарен многим руководителям за совместный труд, конструктивную критику, поддержку, полученный опыт.
Безусловно, все наиболее сложные задачи решаются в коллективе. При этом я работаю в командах или создаю их, опираясь на уже имеющиеся кадры и привлекая новичков. Команда — это ресурс, ее ведущие участники за счет своих сильных сторон и компетенций укрепляют других, выводя совместную работу на более высокий уровень.
Я всегда работаю с большой самоотдачей, такого же подхода ожидаю и от других
Если говорить о качествах, которые помогали мне расти профессионально, то отмечу три. Первое — деятельность. Можно много рассуждать и говорить, при этом сидеть сложа руки. А можно просто начинать действовать, помня, что любой труд почетен и каждую работу нужно делать хорошо. Второе — движение к цели. За сотнями повседневных задач необходимо видеть и понимать вектор этого движения, приближаться к намеченному. Третье — честность и порядочность. Честному человеку нечего бояться, он никогда не станет заложником компромата и даже в сложных ситуациях сохранит уверенность и способность спокойно выполнять свои обязанности.
Последние полтора года были для нашей компании, как и для страны, динамичными и богатыми на события
Массированное введение Западом санкций в ответ на защиту наших рубежей стало серьезным вызовом, который компания АСЭ встретила, что называется, с открытым забралом. Я вместе с руководителями вырабатывал пути решения проблем, объяснял сотрудникам, что делается в компании, инициировал работу по поддержке семей мобилизованных, на личном контроле держал работу волонтерских групп.
В ходе общения с трудовыми коллективами всякий раз видел много людей, близких мне по духу: любящих свою страну, поддерживающих ее развитие, готовых, если нужно, вступить в ряды добровольцев. За этот год не из книг, а из жизни я почерпнул, что у России и ее народа точно есть своя уникальная история, свое призвание, свой код.
И когда меня спрашивают, что я понял и чего желаю другим, отвечаю — верьте в свою страну, делайте то, во что верите, и не бойтесь идти вперед!
2023 г.
Евгений Ратц «Дорогу осилит идущий»
Евгений Ратц.
Ведущий инженер АО «Атомэнергопроект» (НПИ), председатель Совета молодежи
Я родился и вырос в городе Арзамасе Нижегородской области, в семье, где об атомной энергетике знали лишь понаслышке. Учился в гимназии с гуманитарным уклоном и, как и многие дети, просто осваивал школьную программу, не задумываясь о ближайшем будущем. Отец никогда не говорил, кем хотел бы видеть меня, давая тем самым определиться в жизни самостоятельно, — за это я ему особо благодарен.
Я буду долго гнать велосипед
Начиная со средних классов я занимался велоспортом на шоссе, выступал за область на всероссийских соревнованиях. Много раз побеждал и был призером. За счет этого удалось посмотреть всю страну, закалить характер и научиться работать в команде.
Не желая зависеть от родителей материально, еще во время учебы в школе я пошел работать на стройку, сначала в летние каникулы. Было непросто, да и брать неопытного мальчишку никто не хотел. Я уговорил прораба, чтобы он принял меня по предоставлению ему не паспорта, а копии документа. Ну а дальше дело за малым: я поменял две цифры в дате рождения и стал на три года старше. Повезло в том, что и выглядел я немного взрослее сверстников.
Работа захватывала! Когда еще ничего не умеешь, каждый день открываешь для себя что-то новое и удивительное даже на стройке. Но учебе это, конечно, мешало, тем более что близились экзамены. Мой выпускной год был первым, когда в вузы принимали по ЕГЭ, отчего и я, и родители еще больше волновались. Нужно было решить: училище олимпийского резерва или университет? Выбор был непростым, но все же в пользу последнего: зарабатывать на хлеб интеллектуальным трудом в нашей семье считалось почетным.
Что касается вуза, то с ним было все очевидно — Нижегородский архитектурно-строительный университет. Я считал, что видеть, как по твоим чертежам создаются объекты, которые многие годы будут служить людям, — это ни с чем не сравнимое удовольствие. Переезд в большой город, проживание в общежитии, осознание того, чем хочешь заниматься в будущем, — все это стало частью нового этапа в жизни, а ощущение свободы и предоставленности самому себе просто кружило голову. И я понимал, что дальше нужно брать ответственность за свою жизнь, делать себя самостоятельно.
Специальность для настоящих мужчин
При выборе специальности хотелось избежать узкопрофильности. Поэтому я вполне осознанно выбрал «Технологию строительного производства», специальность для настоящих мужчин. С третьего курса меня назначили старостой в группе, и это было настоящей школой лидерства и выстраивания отношений в команде — роль сплоченности и взаимовыручки в коллективе сложно переоценить.
Я всегда мечтал работать в команде профессионалов. Быть ее частью и вместе с ней реализовывать необходимые людям масштабные и уникальные проекты. И рассуждал примерно так: если проектирование продуктового магазина будут полезно сотне горожан, стадиона — нескольким тысячам спортсменов и поклонников спорта, то пользу от АЭС ощутят на себе миллионы людей, в чьих домах загорится свет от энергии, запущенной нами. Поэтому работа в «Росатоме» стала для меня настоящей мечтой.
Я тогда принял весьма амбициозное решение: писать дипломную работу на тему, связанную с сооружением атомных станций. К сожалению, университетская программа не затрагивала этот вопрос, так что необходимый материал приходилось искать самостоятельно: ездить в строительный и энергетический институты, сидеть на специальных форумах и в библиотеке. Моя дипломная работа тогда была признана лучшей не только в вузе, но и в регионе. Ее выдвинули на всероссийский конкурс, и я защищал ее в финале.
Стипендия Поздышева
Однажды в университете на одном из стендов я увидел ярко-голубой плакат с объявлением: «Нижегородская инжиниринговая компания “Атомэнергопроект” объявляет конкурс на присуждение именной стипендии имени Э.Н. Поздышева». О реализуемых этой компанией проектах, их масштабах и сложности, о высокой ответственности коллектива в решении задач знали специалисты моего профиля не только в городе, но и далеко за пределами нашей страны. Я увидел для себя отличную возможность проявить свои профессиональные способности и начать карьеру в одной из ведущих отраслей страны. Я воспользовался возможностью и в итоге вошел в число победителей — этот день можно считать началом моего пути в «Росатоме».
Для стипендиатов была разработана программа, которая максимально быстро готовила нас к предстоящей работе. Еженедельно приглашались ведущие специалисты компании, они с энтузиазмом рассказывали о специфике работы в отрасли и деятельности своих подразделений. А кульминацией курса стала поездка на площадку строительства Ростовской АЭС. Признаюсь, было трудно поверить, что все это только для нас, что компания инвестирует столько средств и времени в подготовку и развитие молодых специалистов. Именно с того дня у меня начало формироваться представление об отрасли, ее ценностях.
Главное — задать темп
До конца обучения в магистратуре оставался год. Как я выяснил, еще одним шансом попасть в «Росатом» был отраслевой турнир молодых профессионалов «ТеМП». Каждый участник турнира — потенциальный кандидат на трудоустройство, и к ним предъявляются достаточно жесткие требования, ведь из нескольких тысяч участников необходимо отобрать лучших. Я участвовал в «ТеМПе» вместе с командой, мы вышли в финал и защищали свой проект перед Сергеем Владиленовичем Кириенко и топ-менеджерами Госкорпорации.
Турнир запомнился прежде всего практической ценностью заданий, разрабатываемых экспертами предприятий. С каждым годом все больше организаций отрасли принимают участие в турнире, на котором предлагаются все более разнообразные и сложные тесты, напрямую связанные с задачами того или иного подразделения и актуальными бизнес-приоритетами Госкорпорации в целом.
Как правило, каждое задание представляет собой описание конкретной производственной проблемы, требующей решения в кратчайшие сроки при некотором ограничении в ресурсах.
И вот в 2015 году наша команда вышла в финал турнира с проектом, решающим задачу по интеграции ИСУП с отраслевым каталогом оборудования. Это решение позволило сократить трудозатраты на отработку информации при переносе данных между системами. Для каждого из нас это был уникальный опыт. Необходимо было быстро вникнуть в суть проблемы, провести мозговой штурм, отфильтровать идеи и начать проработку. Каждый в команде занимался своим делом. Я выполнял роль капитана, на мне лежала ответственность за результат работы и выступление.
Мы понимали всю важность и ответственность предстоящего выступления перед топ-менеджерами Госкорпорации: на кону было трудоустройство в ведущую компанию отрасли. А для успеха нужно было хорошо выступить семь раз подряд по пять минут, презентуя проект руководителям разных предприятий, сидящих за отдельными столами. Решили говорить, с одной стороны, максимально просто и понятно, чтобы можно было уловить суть с первых минут, но при этом энергично и мотивирующе.
Работа в команде позволяет достигать высоких результатов и мотивирует на дальнейшую коллективную деятельность. Замечу, что с ребятами мы продолжаем общаться, и это несложно, поскольку все они — мои коллеги в компании, дивизионе и отрасли. Каждый развивается в своем направлении и является специалистом высокой квалификации в проектных и инжиниринговых подразделениях.
Уже через месяц после защиты диплома, тема которого, как я уже отмечал, была связана с возведением АЭС, после подведения итогов конкурсов и турнира «ТеМП» был достигнут тот результат, ради которого это все и замышлялось: меня пригласили на собеседование с начальником отдела организации строительства Госкорпорации. По итогам встречи в отношении меня было принято однозначно положительное решение; победа в турнире стала окончательным аргументом в пользу моего трудоустройства.
Переступив порог компании, я сразу почувствовал ее энергетику, атмосферу. Уважительное отношение друг к другу, дух инноваций. Молодая проектная команда, харизматичный руководитель, офис в центре города, рабочее место, оснащенное всем необходимым. Все это буквально заряжало на успех. Наверное, у мирового лидера атомного инжиниринга не могло быть иначе. Компания дает много возможностей для реализации лидерского потенциала молодых сотрудников, заметного невооруженным глазом. У каждого из нас появляются идеи и предложения, как улучшить ежедневные рабочие процессы. Постепенно эти идеи можно реализовать в ПСР-проекте.
350 миллионов
С коллегами из проектной группы мы инициировали и реализовали два предложения по сокращению стоимости Курской АЭС-2 на стадии сооружения. При разработке проекта организации строительства — той его части, которой мы непосредственно занимаемся, — мы обратили внимание на некоторые заложенные ранее особенности. Во-первых, на конфигурацию искусственного основания под гидротехническими сооружениями. Дело в том, что грунты под площадкой строительства не в полной мере удовлетворяли необходимым требованиям. Под частью сооружений нужно было устроить искусственное основание из песка и песчано-гравийной смеси, в результате чего ожидалось достигнуть требуемых прочностных характеристик. Изменив конфигурацию и повторно рассмотрев устройство искусственного основания с точки зрения организации строительства, мы произвели перерасчет прочности. Исходя из него можно было определить, отвечает ли решение всем необходимым требованиям и будет ли иметь значительный эффект.
Также при оценке сроков строительства второго энергоблока мы обратили внимание на расположение здания резервной емкости. Возникла идея, что вспомогательное здание можно разместить более рационально, избежав значительных затрат на замещение грунта. Это и стало сутью нашего второго предложения, разработкой которого мы сразу занялись. Котлован разрабатывался для всех сооружений АЭС, как основных, так и вспомогательных, потому возникла идея уменьшить объем котлована всей стройплощадки за счет переноса резервной емкости на территорию первого блока, между двумя брызгальными бассейнами. Так и сделали, и песка, необходимого для заполнения котлована, понадобилось меньше. За счет этих и некоторых других наших предложений стоимость сооружения Курской АЭС-2 была снижена более чем на 350 миллионов рублей.
Наша задача — уменьшить себестоимость проекта и сократить сроки строительства, не снижая качества и безопасности проектных решений. Ее ставит руководство, об этом буквально кричат плакаты на стендах и публикации в отраслевых СМИ. Ведь экономия — это снижение стоимости киловатта электроэнергии в будущем. Мы стараемся прорабатывать каждую зацепку, которая может привести к решению стратегических задач Госкорпорации.
Турнир «ТеМП» стал моей первой победой в рамках карьеры в «Росатоме», но не последней. Через год я выиграл отраслевой конкурс «Человек года — 2016» в специальной номинации генерального директора «Восходящая звезда». После этого последовала череда побед и в других отраслевых конкурсах и программах. Но рядом с моим рабочим местом далеко не все дипломы — лишь те, которыми больше всего горжусь. Подчеркну: каждой победой я во многом обязан тем, кто меня окружает.
Параллельно с основной деятельностью я возглавляю Совет молодежи компании — креативную команду, которая поддерживает молодых специалистов, а также организует форумы, конференции, воркшопы, интеллектуальные игры, волонтерские проекты. В 2019 году их участниками стали более 780 человек. Положительные отзывы дают нам право считать, что мы проводим по-настоящему качественные и полезные мероприятия. Если есть классная идея и она действительно зажигает, то дело пойдет, а трудовые будни заиграют новыми красками.
Учись, на старших глядя
У меня нет кумиров. Даже само это слово мне не нравится. Но есть люди, с которых стараюсь брать пример, особенно в профессиональном плане. Это прежде всего Игорь Владимирович Бронников, директор Нижегородского проектного института АО «Атомэнергопроект». Между нами несколько управленческих уровней, и тем не менее мне иногда выпадает возможность пообщаться с ним. Проектировать и сооружать АЭС далеко не просто, и всем руководителям приходится работать в условиях постоянного эмоционального напряжения. Так вот, я ни разу не был свидетелем проявления Игорем Владимировичем неконтролируемого гнева, раздражения и грубости по отношению к подчиненным. Он полностью выслушивает всех и задает конкретные вопросы, в содержании которых уже имеется часть ответа. Спокойно и рассудительно выносит решения и примиряет конфликтующие стороны. Сам постоянно учится, внедряет на предприятии лучшие разработки и методики. Для меня он образец здравомыслия и тактичности.
Если, придя в компанию после вуза, я занимался в основном реализацией ранее принятых проектных решений, то сегодня все чаще эти решения принимаю самостоятельно. Выступаю техническим консультантом руководителей на совещаниях, доказываю правильность решений в государственных органах. Я вижу свой экспертный рост, осознаю, насколько нетривиальные задачи получается решать. Ежедневно тесно взаимодействую с площадками строительства, в результате чего у всех сторон формируется однозначное понимание того, как возводится каждое из зданий в отдельности и строится АЭС в целом. Если быстро пролистать все мои чертежи, то получится нечто похожее на мультфильмы, которые мы в детстве рисовали на тетрадных полях. Только вот сюжет куда сложнее и серьезнее. Без понимания этапов сооружения объектов, отраженных в чертежах, стройкой руководить невозможно.
К вершинам!
В будущем я готов управлять зарубежным проектом. Руководство комплексным процессом сооружения станции, взаимодействие со всеми сторонами этого процесса — видимая, хоть пока и далекая, вершина моей профессиональной карьеры. Альпинистской веревки на пути к ней нет, поэтому это будет, скорее, подъемом без страховки.
К слову, о вершинах: меня всегда притягивали горы, их красота и величие. Пока удалось побывать только на Кавказе, в Фанских горах Таджикистана и Атласских горах Марокко. В планах все же подняться на так называемый восьмитысячник.
Сейчас готовлюсь с группой к Непалу, но это будет только трекинг вокруг Аннапурны, а серьезные восхождения впереди. Многим возможность взойти на высоту 8000 метров выпадает только раз в жизни, и это требует колоссальной подготовки — как физической, так и моральной, и материальной. Коммерческие восхождения — отдельный вид бизнеса. Когда вершина уже близко, а сил остается все меньше, многие просто теряют голову и отказываются помогать замерзающим и обессиленным спутникам — чтобы не тратить последние силы и дойти до пика. В этот момент вершина для них становится смыслом жизни, хотя рядом с ними кто-то в тщетной надежде на спасение доживает свои последние минуты. Я бы не хотел оказаться ни по одну, ни по другую сторону, но, оказавшись перед выбором, повернул бы назад. Важно оставаться человеком в любой ситуации.
В работе мы тоже идем в одной большой связке, и необходимо это осознавать. Если корпоративные ценности — единство команды и уважение друг к другу — поставить на первое место, то все остальное встанет на свое.
2020 г.
ЦИФРОВАЯ ЭРА
Ольга Толстунова «Успешно выйдем на новый этап развития»
Ольга Дмитриевна Толстунова.
Вице-президент по цифровизации и информационным технологиям АО АСЭ
Я училась в Московском физико-техническом институте в Долгопрудном. Выбор моего дальнейшего пути пришелся на непростые нулевые годы, когда тысячи научных работников переехали работать за рубеж. Те выпускники физтеха, которые хотели заниматься наукой, также в основном разъезжались по всему миру, а те, кто решил остаться в России, выбирали коммерческое направление и шли работать в бизнес, который давал возможность реализоваться в выбранной профессии.
По-настоящему интересные и прорывные проекты в то время развивались в ИТ-компаниях. Меня привлекали задачи, связанные с искусственным интеллектом, с появлением новых приложений и продуктов. Поэтому я приняла приглашение российской компании ABBYY. Работала много лет в технологических продажах и разработке продуктов. Для меня это был очень интересный опыт, поскольку мы занимались созданием систем искусственного интеллекта, в частности системы распознавания текстов и форм, и развитием лингвистических технологий. Сегодня компания признана мировым лидером рынка решений для интеллектуальной обработки документов. Я очень благодарна ABBYY за полученный опыт.
Переходя с позиции вице-президента по глобальному развитию бизнеса ABBYY в Госкорпорацию «Росатом», я, конечно, рисковала: необходимо было начинать все заново, основательно менять дорожную карту своей жизни. Это как если бы сказали: «Вот ты на арфе играешь, это хорошо, музыканты нам нужны, давай-ка садись за рояль». Но меня привлекли новые большие задачи.
В Инжиниринговом дивизионе открылись неведомые горизонты, совершенно другой масштаб цифрового продукта. К тому же в АСЭ пришлось столкнуться c неожиданными для меня направлениями. Например, с оптимизацией внутренних ИТ-процессов Инжинирингового дивизиона «Росатом», а это три проектных института, «Атомстройэкспорт», десятки площадок сооружения АЭС по всему миру. И многое другое пришлось узнавать, осваивать, и это все на фоне большой ответственности, которая сразу легла на плечи. Задачи цифровизации атомной отрасли — огромные и интересные. На ИТ-рынке России по важности для страны и по масштабности, пожалуй, трудно найти что-то подобное. Думаю, что это редкая удача — быть причастной к их реализации.
На переднем крае
Чтобы быть конкурентоспособными на мировом рынке, требуется не просто построить атомную электростанцию, а еще и создать ее высококачественную цифровую модель для эффективной дальнейшей эксплуатации.
Требования к наличию качественной информационной модели АЭС де-факто стали стандартом для контрактов на сооружение: вместе с физическим объектом необходимо передавать его цифровую копию.
Комплексная информационная модель тиражируется на различных площадках сооружения АЭС. Она обеспечивает управляемость информацией по проекту на всех стадиях сооружения объекта, начиная от первых шагов по проектированию и заканчивая пусконаладочными работами. Прозрачность данных влияет на сроки и бюджет сооружения. Дальше на цифровую модель блока накладываются данные эксплуатации, с которыми работает оператор станции.
Разумеется, чтобы создать виртуальный аналог физического блока, который позволял бы, например, проводить испытания, моделировать разного рода ситуации и так далее, мы должны использовать самые передовые технологии.
Для реализации стоящей задачи несколько лет назад создана методология управления проектами — Multi-D. На данной методологии базируется собственная цифровая разработка Multi-D. Помимо, отечественных решений, сегодня представленных на рынке, мы используем цифровые продукты собственной разработки для достижения технологического суверенитета атомной отрасли. В отличие от зарубежных аналогов, на работу наших импортонезависимых систем не влияют санкции других стран.
У ГК «Росатом» также есть цель расширения бизнеса за счет новых продуктов. Multi-D изначально созданы в продуктовой логике. Цифровые продукты Multi-D позволяют вывести на качественно новый уровень процесс создания и эксплуатации объектов крупного капитального строительства и усилить конкурентные преимущества отрасли на внутреннем и внешнем энергетических рынках. И будучи направленными, в первую очередь, на обеспечение проектов сооружения АЭС, могут быть использованы и другими участниками рынка.
Для таких проектов требуется прежде всего высококвалифицированный штат ИТ-специалистов. Наличие собственных команд продуктовых разработок и внедрения обеспечивают независимость компании от сторонних подрядчиков, сокращение сроков реализации цифровых проектов и повышение эффективности взаимодействия с проектами сооружения АЭС, быть более гибкими к потребностям наших заказчиков. Российские программисты, бесспорно, одни из лучших и востребованных во всем мире, потому отечественный рынок ИТ-специалистов дефицитен и дорог, особенно в Москве. Эти обстоятельства диктуют необходимость формирования у целевой аудитории образа АСЭ как цифровой компании и лидера в разработке цифровых продуктов. Безусловно, это один из ключевых вызовов, над которым мы работаем совместно с Блоком по персоналу и внутренним коммуникациям. Мы заинтересованы в том, чтобы к нам приходили самые светлые головы, самые умные и амбиционные выпускники ведущих вузов: МИФИ, Бауманки, Физтеха, МГУ.
К слову, в 2017 году в ВИШ МИФИ (прим. Высшая инжиниринговая школа НИЯУ МИФИ) был открыт набор в магистратуру на обучение по образовательным программам, реализуемым совместно с АО АСЭ, чем мы очень гордимся. Студенты ВИШ, конечно, выручают. Но это только ребята нашей кафедры ВИШ МИФИ.
О ценностях
Опросы выпускников технических вузов показывают, что в глазах вчерашних студентов образ государственной компании, к сожалению, не самый позитивный. Молодежь смотрит в сторону частного бизнеса, который завлекает их, зачастую прибегая к весьма популистской стратегии. Есть даже отдельный термин в сленге ИТ-специалистов для этой истории — «плюшки», то есть некие бонусы, что даются как приятное дополнение за работу в компании: например, статус ИТ-компании, подразумевающий особые усло Сегодня требуется не просто построить атомную электростанцию, а еще и создать ее цифровую модель для эффективной эксплуатации. вия получения ипотеки для ее работников, гибкие условия труда, режим дня или обширный социальный пакет. Нам сложно конкурировать с таким пиаром.
Ребята с хорошим техническим бэкграундом, самые способные выпускники лучших вузов, если у них есть возможность, уезжают из страны за рубеж, остальные взяли курс на трудоустройство в известные компании в сфере ИТ-технологий, в крупные банки и так далее, которые могут обеспечить им удаленный режим работы, в том числе из-за рубежа. И это настоящая проблема.
Но зато у нас есть то, чем действительно можно привлечь человека, если он относится к своей жизни серьезно. Ведь какова одна из главных ценностей жизни? По моему мнению, это возможность получать удовольствие от дела, которым ты занимаешься, что не купишь за деньги, даже самые зеленые. Выбор дела, которому можно посвятить свою жизнь, требует особого внимания и обдумывания. И я считаю, завлекать лучших выпускников нужно именно интересностью и масштабом задач, их значимостью для страны.
Вот этим вопросом надо заниматься более плотно. Возможно, больше участвовать в популярных мероприятиях, больше пиарить дивизион как «место силы», где ведутся интересные, классные разработки для всей России и еще доброй половины мира. Говорить о том, что никогда еще в истории атомной отрасли не было такого огромного портфеля заказов, и поэтому, чтобы удержать лидирующие позиции, выдержать конкуренцию с тем же Китаем, необходимо соблюдать сроки и сокращать стоимость проектов. А это требует применения самых новых цифровых технологий, прежде всего в области цифрового двойника и искусственного интеллекта.
Немаловажно, в том числе и для популяризации отрасли, участие в мировых чемпионатах, один из которых — чемпионат рабочих профессий WorldSkills. Нам есть чем гордиться: сотрудники «Росатома» традиционно приносят медали в копилку российской сборной. И вопрос выравнивания зарплаты с рынком труда тоже решается.
Очевидно, что нужно искать и находить новые пути, принимать нестандартные решения, чтобы все-таки перенаправить этот ручеек «мозгов».
Как известно, всегда есть какая-то константа, определенный процент людей, занимающихся наукой в любых обстоятельствах. Это подвижники, способствующие прогрессу. Те, кто отдает предпочтение комфорту и бонусам, вряд ли создадут что-то по-настоящему стоящее. Я, конечно, говорю об идеалах, но в каждом студенте есть что-то от Константина Циолковского, Сергея Королева, Андрея Сахарова, Льва Ландау, Льва Арцимовича, Дмитрия Блохинцева — от тех людей, которые создавали фундаментальную науку и совершили эпохальные прорывы в технологиях.
ВИШ МИФИ
Одним из таких решений, позволяющих этих ребят находить и поддерживать, раздувать в них огонь подвижничества, стала наша собственная магистратура. Совместно с нашим базовым вузом НИЯУ «МИФИ» создана Высшая инжиниринговая школа МИФИ (ВИШ МИФИ) по подготовке магистров, которую я уже упоминала ранее. Студенты, проходя у нас в течение двух лет магистратуру, заражаются чувством причастности к большому, интересному, важному для страны делу, и в итоге мы можем конкурировать за их умы и сердца. По окончании магистратуры ребята уже заточены под работу в Инжиниринговом дивизионе. Они с самого начала обучения в ВИШ МИФИ внедрены в проекты сооружения современных АЭС. У нас применяется практика стажировок студентов по выбранным направлениям работы, благодаря чему есть возможность изначально видеть всю систему изнутри.
Конечно, есть риск, что после получения опыта и знаний в отрасли уже «наши» специалисты через некоторое время будут переманены на более высокие зарплаты или должности. Но на этапе подготовки ребята могут быть уверены, что кураторы от блока цифровизации окажут им всестороннюю поддержку, в том числе и с выбором будущего рабочего места. Мы, в свою очередь, требуем от них готовности не только учиться, участвовать в работе компании, но и доводить свою работу до результата, до такого уровня, когда она реально влияет на наши проекты за счет привнесения в процесс нового и полезного.
Благодаря решению интегрировать студентов в реальные проекты отрасли, обеспечивать им доступ к экспертам, организовывать стажировки мы на выходе получаем конкретных специалистов для нужд атомной энергетики, уже встроенных в нашу корпоративную культуру и успешно работающих по проектам.
Ежегодно из магистратуры к нам приходят прямо-таки золотые ребята — сильные и инициативные специалисты. К сожалению, у нас остаются не все. Часть отсеивается, часть трудится в других структурах атомной отрасли. Но те несколько человек, которые оказываются у нас, — отличные ребята, о них только самые положительные отзывы как о знатоках своего дела.
У всех выпускников ВИШ МИФИ абсолютно взрослые задачи. Одни решают вопросы корпоративного мессенджера, другие — задачи по автоматизации строительного контроля, и в целом все справляются. Вообще, теоретики с такой базой, как МИФИ, всегда хорошо себя проявляют. Как мы любим говорить, если человек смог разобраться в теоретической физике, то и блокчейн он сможет освоить.
Я не стояла у истоков магистратуры ВИШ МИФИ, а, скорее, радостно пожинаю плоды. В это дело много сил и времени вложил Вячеслав Матвеевич Агапкин. Он уловил необходимость сочетания образовательных кейсов и реальных практик, развил удачную концепцию подготовки специалистов под ключ на базе ВИШ МИФИ и продолжает активно помогать. Конечно, нужно отметить заслуги блока по персоналу и внутренним коммуникациям в развитии образовательных программ для реальных потребностей дивизиона. Я, со своей стороны, очень им благодарна и этот проект всячески поддерживаю как кузницу дефицитных кадров. Но, несмотря на сделанное, к сожалению, выпускники ВИШ МИФИ не могут покрыть всю нашу потребность в людях.
Цифровой суверенитет
Сегодня в стране, и в «Росатоме» в частности, идет активный процесс импортозамещения в области ИТ. Инжиниринговый дивизион и блок цифровизации активно в нем участвуют, мы вместе со всей отраслью встали на путь цифрового суверенитета.
Мы ориентированы на процессы отечественной цифровой разработки. Во-первых, это необходимо, чтобы создавать виртуальный аналог физическому субъекту и обеспечивать качество передаваемых данных. Во-вторых, критичные для бизнес-процессов системы должны оставаться работоспособными даже в случае рисков, связанных с ограничением или отзывом лицензий на импортное ПО.
Реальность сегодня такова, что, к сожалению, во многих областях качественное решение есть только у иностранных вендоров. И для того, чтобы убрать санкционные риски использования импортного софта, мы переключились на отечественный рынок ит-решений и развиваем собственные цифровые импортонезависимые продукты.
Мы активно работаем с российскими производителями, правильно ставя перед ними задачи и подтягивая их до мирового уровня.
Например, в области автоматизации процесса проектирования (САПР) мы взаимодействуем с отечественными вендорами, а операционная система Linux должна использоваться на преобладающем количестве серверов, в том числе для суперкомпьютеров. При всем при этом критичные и жизненно важные для отрасли системы покрыты собственными решениями. Мы это делаем на импортонезависимой платформе с архитектурной возможностью замены модулей без создания неудобств для бизнеса и для пользователей. Мы понимаем, что риски нарушения непрерывности бизнеса неприемлемы, если реализация проекта исчисляется десятком лет.
PRO & CONTRA
Идеей цифровой трансформации охвачен весь мир. Это, определенно, новая техническая революция, которая несет в себе много вызовов. Я не беру в расчет, конечно, конспирологические теории на тему замены людей роботами. Давайте говорить о реальных проблемах, скажем о защите данных и учащенных случаях их воровства. Поэтому процесс цифровизации экономики, и общественной жизни должен контролироваться государством следовать букве закона.
Многие со скепсисом и недоверием относятся к техническому прогрессу. Отвечу на это словами великого академика Андрея Сахарова: «Прогресс неизбежен, его прекращение означало бы гибель цивилизации». Поэтому либо ты идешь в ногу со временем и развиваешься, либо за тебя это сделают другие. Сами по себе технологии нейтральны. Сегодня прогресс, конечно, порождает новые вызовы, но он же и предлагает решения, которые еще вчера были невозможны. Кого-то настораживает, что цифровизация начинает делить людей на тех, кто выполняет команды роботов (а как еще оценивать езду по навигатору?), и на тех, кто этих роботов создает и пишет для них программное обеспечение.
В конце концов, каких только испытаний на прочность не было у человечества! Оно пережило эпидемии, унесшие большую часть населения Земли, малые оледенения, «ядерные зимы» после взрывов супервулканов, темные века, гибель цивилизаций, глобальные войны и множество самых разных псевдореформ. Но оно выстояло.
Так что, уверена, у нас обязательно все получится, мы получится, научимся соседствовать с искусственным интеллектом и использовать цифровизацию и во всеоружии перед новыми вызовами, в том числе энергетическими и экологическими, выйдем на новый этап развития.
2023 г.
Вячеслав Агапкин «Школа инженеров будущего»
Вячеслав Матвеевич Агапкин.
Доктор технических наук, профессор, академик РАЕН, почетный президент Международного Института строительства
Первый научный опыт я получил еще в студенческие годы в Московском институте нефтехимической и газовой промышленности имени И.М. Губкина. Институт определил мой путь, и я сохранил на всю жизнь благодарность моим учителям. Я перед ними в большом долгу, и, как мне кажется, я понемногу возвращаю его, передавая знания следующим поколениям.
В те времена молодежь приобщалась к научно-исследовательской работе в студенческом научном обществе (СНО). Мне повезло: я смог совмещать СНО с работой в лаборатории при кафедре. Принимал участие в исследованиях по заказу промышленности, применяя методы математической обработки экспериментальных данных, моделирования и оптимизации. Тогда же опубликовал первые статьи в отраслевых научно-производственных журналах. Результаты исследований вошли в дипломную работу, затем я развивал эту тему в аспирантуре.
Научные интересы тогда сконцентрировались в области математического моделирования на основе сопряженных систем уравнений математической физики, описывающих неустановившиеся процессы движения и теплообмена жидкостей со сложными свойствами с учетом их теплового взаимодействия с окружающей средой. Нефтегазовая промышленность Нефтегазовый комплекс страны в те годы стремительно рос и развивался, и после аспирантуры я решил обратиться к практике.
Особенно привлекала тема обоснования проектных и строительных решений для больших инженерных систем, сооружаемых в сложных природно-климатических условиях. Это было время крупномасштабных программ промышленного развития нашей страны. Осваивались нефтегазовые месторождения Западной Сибири, строились магистральные трубопроводные системы, которые должны были снабжать углеводородами нашу страну, поставлять их в Западную Европу.
К решению столь масштабных задач были привлечены лучшие силы научно-исследовательских и проектных институтов, конструкторские бюро разных отраслей, а также многие институты АН СССР. Многолетнее сотрудничество с ведущими научными организациями сформировало мое научное мировоззрение.
Мне посчастливилось работать с выдающимися учеными и организаторами производства, принимать участие в решении межотраслевых и междисциплинарных задач, которые не имели аналогов. В частности, в составе секции Научного совета АН СССР по комплексным проблемам энергетики, возглавляемого академиком Львом Александровичем Мелентьевым, в Научном совете АН СССР по комплексной проблеме «Математическое моделирование», которая связана с именем пионера этого направления — академика Александра Андреевича Самарского. Я также участвовал в работах Научного совета АН СССР по повышению эффективности основных фондов, капитальных вложений и новой техники, возглавляемого академиком Тиграном Сергеевичем Хачатуровым. Сотрудничал с Институтом экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения АН СССР и Академией народного хозяйства при правительстве СССР, которые возглавлял академик Абел Гезевич Аганбегян.
Атомный инжиниринг
На протяжении последних трех лет мне посчастливилось быть вовлеченным в процесс цифровой трансформации АСЭ и развития проектного управления, реализации образовательных программ для формирования новых компетенций цифрового инжиниринга.
Объекты атомной отрасли, как и объекты нефтегазовой сферы, относятся к числу наиболее капиталоемких, технически сложных и особо ответственных. Атомщики и нефтяники обмениваются знаниями и опытом, прежде всего в сфере компьютерного проектирования, организации инжиниринговой деятельности, цифровых технологий на всех стадиях жизненного цикла объекта. АСЭ — инжиниринговая компания мирового уровня, которая отличается так называемой цифровой зрелостью в сочетании с высокими стандартами проектного управления.
Вместе с тем увеличение портфеля зарубежных заказов на строительство АЭС и все возрастающий уровень требований заказчиков не позволяют останавливаться в развитии. Необходимо повышать эффективность проектирования и строительства, применять лучшие практики и технологии, создавать новые компетенции сотрудников во многих производственных звеньях. Высшая инжиниринговая школа, сформированная на базе опорного вуза атомной отрасли — НИЯУ «МИФИ», как раз является таким масштабным образовательным проектом формирования нового поколения кадров для АСЭ.
ВИШ МИФИ: как всё начиналось
Переход к цифровому инжинирингу, помимо прочего, потребовал подготовки новых кадров, изначально ориентированных на работу с новыми технологиями, а также дополнительного профессионального образования уже давно работающих сотрудников. Таким образом, кадровый потенциал компании стал развиваться по двум направлениям. Первое — подготовка по новым специальностям молодежи, «свежей крови», которая вольется в коллектив с новыми знаниями; второе — дополнительное обучение тех, кто уже работает в компании и нуждается в повышении компетенций с учетом новых требований. Сила в том, что создается сплав нового, молодого и традиционного, опытного.
Сейчас ВИШ МИФИ решает эти задачи. Она начала свою деятельность в 2017 году с подготовки магистров, а сейчас на подходе программы дополнительного профессионального образования в области цифрового инжиниринга для тех сотрудников компании, которые желают повысить свой профессиональный уровень.
Отцы-основатели
Отцами-основателями ВИШ МИФИ стали тогдашний президент АО ИК «АСЭ», а теперь губернатор Сахалинской области Валерий Игоревич Лимаренко и ректор НИЯУ «МИФИ» Михаил Николаевич Стриханов. В июне 2017 года они подписали соглашение об образовательном и научно-техническом сотрудничестве АО ИК «АСЭ» и НИЯУ «МИФИ», и с этого, собственно, все и началось.
ВИШ МИФИ создавалась при поддержке Центра стратегических исследований «Северо-Запад» при активном участии его президента Владимира Николаевича Княгинина и заместителя генерального директора Дмитрия Васильевича Санатова. Директор ВИШ МИФИ Мария Герасимовна Ганченкова и начальник отдела образовательных программ Надежда Михайловна Троянова заложили основы учебного процесса, наладили внутри- и межуниверситетское сотрудничество школы, обеспечили привлечение лучших преподавательских кадров.
Среди преподавателей НИЯУ «МИФИ» особо хочется выделить профессоров Георгия Валентиновича Тихомирова и Николая Вениаминовича Максимова, доцентов Антона Сергеевича Королева и Валентина Васильевича Климова. Разумеется, на пустом месте ничего не возникает. И речь идет не только о потенциале НИЯУ «МИФИ», его славной истории и месте, которое он занимает среди отечественных и зарубежных университетов.
Активное участие инжинирингового дивизиона в создании ВИШ МИФИ объясняется тем, что вопросам подготовки и переподготовки кадров, в том числе новых специализаций, в АСЭ всегда уделяли много внимания. К моменту появления ВИШ МИФИ уже работала базовая кафедра «Системы управления жизненным циклом сложных инженерных объектов», созданная НИАЭП в 2012 году для дополнительного профессионального образования и профориентации студентов старших курсов Нижегородского государственного технического университета имени Р.Е. Алексеева и Нижегородского архитектурно-строительного университета. Она готовила специалистов под профиль потребностей НИАЭП. Создавал эту кафедру В.И. Лимаренко, а ее преподавательское ядро составили Н.Я. Леонтьев и В.П. Чалов.
Кроме того, в АСЭ существовал совместный с Московским государственным строительным университетом (МИСИ — МГСУ) проект по целевой подготовке специалистов для зарубежных строек АСЭ; его инициировал и курировал А.К. Полушкин. В проекте участвовали студенты старших курсов МИСИ — МГСУ. Они получали возможность прослушать дополнительные курсы, которые читали специалисты АСЭ, пройти производственную практику на объектах компании, подготовить дипломные работы на основе материалов таких практик применительно к актуальным задачам строительства АЭС за рубежом.
Это был ответ на вызов, связанный с увеличением объема зарубежного строительства и необходимостью готовить специалистов непосредственно для зарубежных строек. И надо отметить очень сильную новаторскую кадровую службу АСЭ во главе с вице-президентом Натальей Борисовной Шафалович. Эта служба во главу угла ставит задачу обеспечить АСЭ кадрами в соответствии с требованиями к их компетенциям исходя из целей компании в горизонте 10–15 следующих лет, причем с учетом изменений в технологиях проектирования и строительства АЭС.
Главная причина возникновения ВИШ МИФИ — вызов, связанный с переходом в АСЭ к массовому применению цифровых технологий, компьютерному проектированию и цифровому инжинирингу по всей цепочке создания АЭС. Для ответа на этот вызов требовались не отдельные изменения в уже существующих образовательных программах, а качественно новые учебные планы. Готовых вариантов не было, их требовалось создать. Однако ВИШ МИФИ открывалась не только для того, чтобы готовить кадры для дивизиона. АСЭ лишь первым осознал потребность в специалистах для цифрового инжиниринга и сформулировал требования к ним и процессу их подготовки. Как и планировалось, школа уже сейчас, с учетом накопленного опыта, стала интересна и для остальных дивизионов «Росатома» и даже других отраслей. Она и замышлялась как школа цифрового инжиниринга для разных отраслей промышленности, такой и останется.
Свой путь
Но, бесспорно, этап становления ВИШ МИФИ был связан прежде всего с удовлетворением потребностей АСЭ: специалистов готовили по его перспективным запросам. Когда формировали концепцию вуза, мы учли отечественный и международный опыт, тенденции и новые форматы в области университетского образования. Думаю, наиболее интересно и ценно в принятой для ВИШ МИФИ модели то, что образовательная деятельность здесь нацелена на подготовку инженеров завтрашнего дня. Упор сделан на специальности цифрового инжиниринга для технически сложных объектов в рамках всего их жизненного цикла, а это пока лишь перспективная практика. Это первая особенность.
Вторая особенность заключается в том, что образовательный процесс здесь совмещен с проектной деятельностью студентов, а хорошо известно: твердо закрепляются лишь те знания, которые можно сразу же применить. Если обычно студентам из года в год дают стандартные, специально подготовленные преподавателями тесты с известными решениями, то студентам ВИШ мы предлагали еще не решавшиеся задачи из реальной производственной практики АСЭ. У этих проблемных ситуаций был внутренний заказчик, то есть лицо, заинтересованное в практическом применении ожидаемого ответа. Более того, в идеале мы стремились ориентировать студентов на решение вопросов, которые стояли на повестке завтрашнего дня и даже более отдаленного периода.
Третья особенность образовательного процесса ВИШ МИФИ — задачи (проекты) формировались как комплексные. То есть для Когда формировали концепцию вуза, мы учли отечественный и международный опыт, тенденции и новые форматы в области университетского образования. их решения требовалась команда студентов разных специальностей. Поэтому в школе на одном потоке учились студенты сразу трех специальностей (27.04.03 «Системный анализ и управление», 09.04.04 «Программная инженерия», 14.04.02 «Ядерные физика и технологии»), которые для проектной работы собирались в междисциплинарные команды, выполняя в них роли проектировщика, расчетчика, программного и системного инженера. Независимо от специальности, все студенты факультативно прошли обучение по курсу «Проектное управление» и практически все смогли сдать тесты на получение международного сертификата по стандартам IPMA (International Project Management Association). Это позволило ребятам вести проектную работу в соответствии со стандартами IPMA и регламентами АСЭ.
Четвертая особенность — студенты вели свою проектную работу в АСЭ в условиях реального производственного процесса, соблюдая требования и стандарты компании. Прежде всего это касалось разработки новых технических решений на всех стадиях — от подготовки ТЗ до передачи результата в опытно-промышленное, а затем в промышленное применение. Эта работа в реальной производственной среде позволила «инженерам будущего» изнутри изучить компанию. Они научились взаимодействовать со специалистами, адаптировались к производственным процессам. И в итоге приобрели, может быть, самые важные навыки, какие только могут получить молодые люди, — умение работать в коллективе и отвечать за решение задач, которые были перед ними поставлены.
Пятая особенность модели ВИШ МИФИ заключается в том, что междисциплинарные проектные команды студентов работали вместе с наставниками из числа опытных сотрудников АСЭ, причем на протяжении всей проектной работы. Команда также получала поддержку преподавателей университета и привлекаемых из числа сотрудников АСЭ консультантов по отдельным специальным вопросам. В числе первых наставников хочется отметить Александра Юрьевича Шаманина, Андрея Сергеевича Санкова, Евгения Михайловича Чеботарева, Дмитрия Евгеньевича Акулова, Максима Вячеславовича Желнова.
И, наконец, шестая особенность и особая ценность модели ВИШ МИФИ состоит в том, что у АСЭ как индустриального партнера работа по взаимодействию с ВИШ МИФИ и другими университетами по подготовке кадров с новыми компетенциями ведется специализированным подразделением кадрового блока — управлением образовательных программ АО ИК «АСЭ». Его первым руководителем была Елена Сергеевна Осипова, а сейчас управление возглавляет Александр Юрьевич Шаманин. Кстати, в этом подразделении успешно работает Ольга Рябчикова — выпускница магистратуры ВИШ МИФИ первого набора.
Первые результаты
Все это позволило студентам к моменту окончания ВИШ МИФИ получить не только тот объем знаний, который обычно получают их сверстники в других вузах, но и реальный опыт работы в инжиниринговой компании мирового уровня. В ходе магистерской программы и дипломной работы они участвуют в производственном процессе и могут видеть результаты своего труда. Причем эти задачи не только стоят на повестке настоящего периода, но и рассчитаны на перспективу. Так что студенты уже на стадии подготовки решают задачи завтрашнего дня. Разумеется, пройдя столь нетривиальный путь, выпускники ВИШ полностью адаптируются к работе в коллективе АСЭ. Как результат, 80 % первого потока юношей и девушек по окончании ВИШ МИФИ остались работать в компании, а 20 % пошли на другие предприятия отрасли. Только один человек в силу личных причин и предпочтений нашел себе применение за пределами атомной энергетики. Польза принятой в ВИШ МИФИ модели подготовки специалистов налицо. Примечательно: если взять средние показатели оценок студентов ВИШ МИФИ за дипломные работы и за все время обучения в университете, то они будут выше средних по НИЯУ «МИФИ».
Помимо прочего, студенты ВИШ МИФИ с первого дня магистратуры были вовлечены в общественную жизнь на отраслевом и дивизиональном уровнях. Многие приобрели известность, получили благодарности от генерального директора Госкорпорации «Росатом», стали финалистами отраслевого конкурса «ТеМП-2018». Один из студентов, Павел Толчин, стал Человеком года «Росатома» в номинации «Восходящая звезда».
Заданный студентами первого набора ВИШ МИФИ настрой стал определяющим и для следующих потоков. Так, студент второго набора Булат Айтбаев — призер конкурса Kaspersky Start Russia и победитель конкурса на получение именной стипендии предпринимателя Владимира Потанина. И это еще не все победы студентов ВИШ МИФИ. Их главные виктории в качестве сотрудников АСЭ ждут их впереди! Студенты вели свою проектную работу в АСЭ в условиях реального производственного процесса, соблюдая требования и стандарты компании.
Свежий взгляд
Важный момент: многие вещи, которые опытным сотрудникам казались привычными, были увидены студентами в новом ракурсе, в результате чего на эти проблемы в АСЭ обратили более пристальное внимание. Это относится к идее студентов первого набора во главе с Романом Бобровым создать корпоративный мессенджер для упрощения коммуникаций между сотрудниками и одновременно защиты информации. Идея получила поддержку руководства «Росатома» и легла в основу проекта общеотраслевого мессенджера Dialog Rosatom, реализуемого с участием студентов ВИШ МИФИ. Студенты второго набора обратили внимание на необходимость унифицировать корпоративные сервисы и взялись интегрировать их на единой цифровой платформе. Были поставлены новые задачи по диспетчеризации «цифровой» стройки (проект «Диспетчеризация информационной системы “Строительный контроль”»), а также по созданию интеграционной шины для «бесшовного» обмена данными между разными расчетными системами и системами автоматизированного проектирования.
Равнение на лучших
Кадровая служба АСЭ совместно с руководством ВИШ МИФИ традиционно проводит мероприятия, позволяющие привлекать и отбирать абитуриентов, заинтересованных в интенсивном обучении и последующей работе в АСЭ. Этот подход сложился еще при подготовке к первому набору и стал традиционным. Большая заслуга в этом всей кадровой службы АСЭ, в частности Александра Евгеньевича Чегодаева, который вместе с командой ВИШ МИФИ (М.Г. Ганченкова, Н.М. Троянова) заложил основы методики привлечения и отбора абитуриентов. Подход заключается в том, чтобы проводить адресную работу с бакалаврами НИЯУ «МИФИ» и других опорных университетов атомной отрасли, информировать их о содержании образовательных программ ВИШ МИФИ. Важную роль играют и опросы фокусных групп выпускников бакалавриата университетов, выявляющие их интерес к магистерским программам ВИШ МИФИ. Опросы проходят во время проведения дней открытых дверей в АСЭ, собеседований кадровых сотрудников с абитуриентами. Это позволяет отобрать действительно мотивированных, заинтересованных студентов с хорошим потенциалом. Таким образом, основа высоких показателей выпускников закладывается еще до того, как они поступают в ВИШ МИФИ.
Английский час
Первые дни студентов в ВИШ МИФИ проходят в рамках уже сложившихся традиций. Бывшие абитуриенты за неделю перед началом учебного года сплачиваются в студенческую команду и приобретают начальные навыки проектной работы (эту традицию заложили М.Г. Ганченкова и Е.С. Осипова). Они также встречаются с руководством АСЭ и знакомятся с работой компании, а еще получают интересную информацию от студентов старших курсов. Особая «виньетка» визитной карточки ВИШ МИФИ — это «английский час». Несмотря на то что учебным планом предусмотрено немалое количество часов на изучение иностранного языка, еженедельный день проектной работы в АСЭ обычно начинается именно с него. На этот час приглашаются англоязычные специалисты, которые читают лекции на темы, не входящие в учебный план, но важные для расширения знаний студентов об отрасли, АСЭ, о цифровых технологиях, об особенностях работы на зарубежных стройках. Это в том числе и доклады специалистов АСЭ, сделанные на международных научно-технических конференциях.
Нефть цифровой экономики
Первый набор в ВИШ МИФИ 2017 года был самым запоминающимся в силу новизны всего. Зато следующие потоки, 2018 и 2019 годов, взяли числом: в каждом было до 40 студентов — почти в два раза больше, чем в 2017 году. Если первый набор был сфокусирован на программах «Системная инженерия для сложных технологических систем», «Цифровые технологии сложных инженерных объектов», «Цифровые технологии и управление жизненным циклом в атомной энергетике» в целом, то позже мы в этих программах сделали акцент на формировании компетенций Data Analyst, Data Scientist, Data Engineer (поиск, сбор, обработка, интерпретация, визуализация, презентация данных, модели данных, аналитика больших данных, машинное обучение, искусственный интеллект), а также компетенций по созданию цифровых платформ, включая платформы индустриального интернета вещей. Многие вещи, которые опытным сотрудникам казались привычными, студенты увидели в новом ракурсе и привлекли к ним внимание в АСЭ. Почему такое внимание уделяется технологиям работы с данными? Потому что цифровая экономика — это хозяйственная деятельность, в которой ключевым фактором производства и ее основным ресурсом являются данные в цифровом виде. Не случайно данные в цифровой экономике сравнивают по значимости с нефтью в традиционной экономике.
О будущем
У ВИШ МИФИ благодаря этому заделу, который был создан вместе с АСЭ как якорным индустриальным партнером, есть хорошая перспектива. Она в первую очередь связана с дальнейшими совместными образовательными программами (магистерскими и программами ДПО, а также программами подготовки специалистов высшей квалификации в аспирантуре и докторантуре) не только для АСЭ, но и для других дивизионов Госкорпорации «Росатом». В проработке находятся планы для неатомных отраслей, в том числе на межуниверситетской основе. ВИШ МИФИ сегодня имеет соглашения с рядом родственных университетов о взаимодействии в подготовке цифровых инженеров. На выставке «ИННОПРОМ-2019» в Екатеринбурге было подписано соглашение о сотрудничестве с Уральским федеральным университетом.
В стратегии развития ВИШ МИФИ есть направление по подготовке инженерных кадров и из числа иностранных граждан для эксплуатации сооружаемых АСЭ зарубежных атомных станций. Особое значение придается развитию тестового полигона ВИШ МИФИ как пространства для исследовательской и проектной работы студентов с использованием программных комплексов и кейсов ведущих мировых вендеров. Создание его началось в рамках сотрудничества ВИШ МИФИ и АСЭ с «Аутодеск». Участие в тестовом полигоне открыто и для других технологических партнеров. С самого начала ВИШ МИФИ была нацелена на подготовку инженеров следующего поколения, ориентированных на применение технологий будущего. Поэтому приоритетом обучения в ВИШ МИФИ является сейчас и будет в дальнейшем подготовка инженеров, способных применять цифровые технологии в разных отраслях энергетики и промышленности. Если заглядывать дальше, то я бы предложил начать заблаговременную подготовку инженеров для сферы ядерно-водородных технологий. Такие специалисты будут востребованы для формирования новой подотрасли атомной промышленности — экологически чистого масштабного производства водорода и его использования как энергоносителя, накопителя энергии и компонента многих промышленных продуктов. В России и во всем мире ускоряется переход к водородной энергетике, и у ВИШ МИФИ есть возможность вместе с индустриальными партнерами из атомной отрасли начать подготовку инженеров для новой отрасли водородной экономики.
2018 г.
ЗАВТРА НАЧИНАЕТСЯ СЕГОДНЯ
Андрей Гагаринский «Ядерный ренессанс еще впереди»
Андрей Юрьевич Гагаринскuй (1939–2023).
Советник директора РНЦ «Курчатовский институт», заместитель директора Института инновационной энергетики, вице-президент Ядерного общества России, доктор физико-математических наук.
Взлеты и падения
Атомная энергетика знала разные времена. В 70-е годы она пережила огромный бум, пускалось несколько блоков в год, и, казалось, никаких препятствий развитию ядерной энергетики нет, и это развитие шло семимильными шагами. А потом все сошло на нет. Не надо думать, что это произошло только из-за Чернобыля. Хотя и Чернобыль здорово подкосил, но просто к тому времени оказалось, что не так уж это все и дешево, не так уж все просто, а нефть — дешевая, а газ еще дешевле, и атомная энергетика, как принято говорить, сошла на уровень стагнации.
Хотя мне лично не нравится этот термин. Стагнация это, когда вообще все умерло или на пути к этому, а ядерное энергетическое производство никогда не останавливалось, оно все-таки немножечко, но росло. Скажем, последние десять лет производство атомной энергии в мире выросло процентов на 13. Не только за счет ввода новых блоков, но и за счет того, что продлевали ресурс, и просто мощность увеличивали.
Говорят, в Америке в восемьдесят каком-то году перестали заказывать новые станции. Это так конечно, тем не менее, с 80-года по 2000-й ядерное производство в Америке выросло в три раза. Мало кто это осознает. Но оно выросло потому что, во-первых, хоть и не заказывали, но строили уже заказанные, а потом увеличенные мощности, и, конечно, очень важный фактор — повышали уровень эксплуатации. Если начинала Америка с КИУМ — 60 %, то сейчас больше 90 %. Это все равно, что новые блоки вводить. Но, тем не менее, резкое замедление скорости роста произошло. И отношение скисло к атомной энергетике во многих странах, начали заявлять об отказе Швеция, Германия. Италия три действующих станции остановила.
Но потом ситуация начала постепенно сдвигаться. Стало понятно, что с органическим топливом не все так хорошо, в разных регионах разные побудительные стимулы были вернуться к атомной энергетике. Начнем с Америки, они в 2000 году продекларировали Новую энергетическую политику. Она заключалась в том, что они строят много атомных станций. Правда, с тех пор они еще не построили. Одну станцию начали достраивать. Тем не менее, они говорят, что будут развивать, потому что не хотят зависеть от органики. И поэтому они провозгласили возвращение к ядерной энергетике.
Европа боится зависимости от русского газа, не нравится им зависеть от «крана», а второе — это эмиссия парниковых газов. Мы в России не очень об этом беспокоимся, а в Европе — вовсю. Они страшно этого боятся. Сейчас, по общепризнанной оценке, сколько бы мы не говорили, что глобальное потепление — это не антропогенное воздействие, что это объективный процесс, нет, это антропогенное воздействие. Это результат деятельности человека. И в силах же человека — сейчас четко ставится такая задача — не допустить потепление больше, чем на два градуса. Потому что дальше — нельзя.
И так уже идут все эти процессы, связанные с торнадо и другими явлениями, но при дальнейшем потеплении всего на два градуса, последствия человечества будут катастрофическими.
Что же делать?
Нефть газ и по ресурсам ограничен и из-за парниковых газов, не жечь, а если жечь уголь, которого много, то надо улавливать углекислый газ и его хранить. Это огромные деньги, огромная программа, она делается только в экспериментальном порядке, и никто не сказал, что можно это осуществить в глобальном масштабе.
Ну и, конечно, ставят на повышение эффективности, на экономию, на снижение энергоемкости основных производств. Но это еще в Европе можно сделать, а как решать эту проблему в Африке, где миллиарды людей вообще живут без электричества. Кто там будет экономить? Будут только развивать и развивать со страшной силой. Возобновляемые источники — всеобщая мечта, всем хочется, ветер, солнце, но при самых оптимистических рассуждениях, их не хватит, чтобы покрыть все нужды в энергии. Из всех возобновляемых источников только гидроэнергия развита примерно, как атомная энергия, но гидроэнергия не имеет перспектив роста. Нельзя строить плотины бесконечно. Уже сегодня нет таких мест. Кое-где, конечно, она будет развиваться, но уже в малых масштабах.
Потребление энергоносителей в середине века должно вырасти почти в три раза от сегодняшнего уровня. Это колоссальные цифры, и чем их подкреплять — не известно. Единственный источник, который развит и технологически проработан это атомная энергия. И это поняли люди. И сейчас, конечно, еще не Ренессанс ядерной энергетики, но какое большое во всем мире ожидание его, и процесс это просто пока замедлен. И, тем не менее, даже в Европе, которая порывалась закрыть все исследования в этой области, сейчас отказываются от прежних запретов.
Современный масштаб безэмиссионной ядерной энергетики и ее технологический ресурс позволяют сделать вывод, что она действительно может стать системой, способной к устойчивому и достаточно быстрому развитию. Если предположить, что область неудовлетворенного спроса будет заполнена ядерной энергией, то установленные мощности АЭС должны составить к середине столетия огромную величину в несколько тысяч гигаватт. Надо прямо сказать, что многое будет зависеть от наличия скоординированных совместных усилий двух основателей "первой ядерной эры" — Соединенных Штатов и России. Инициированные нашими странами в начале века международные проекты — ИНПРО (МАГАТЭ), «Поколение-IV» и более поздние инициативы — только начало того, чего требует "глобальная энергетическая революция".
Сама Россия при ее запасах углеводородов стратегически заинтересована в ускоренном развитии собственной ядерной энергетики для обеспечения энергетической безопасности, сохранения и эффективного использования собственных ресурсов, а также расширения экспорта энергии и высокотехнологичной продукции. Так что это предложение, от которого невозможно отказаться. Нам придется принять ядерную энергетику как жизненную необходимость для нашего будущего и суметь обеспечить ее быстрое развитие.
Термояд
Во Франции сооружается уникальная энергетическая установка — международный проект ИТЭР, который должен продемонстрировать принципиальную возможность использования термоядерной энергии в мирных целях. В отличие от реакторов современных АЭС, использующих принцип ядерного распада, работа международного экспериментального реактора основана на принципе термоядерного синтеза.
Фактически ученые ставят перед собой задачу повторения в лабораторных, а затем и в промышленных условиях процессов, происходящих на Солнце: слияние ядер изотопов водорода — дейтерия и трития — приводит к образованию химически инертного гелия и сопровождается выделением большого количества энергии. Температура топлива составляет 100 млн. градусов. Это дает такие преимуществ: на планете есть неиссякаемые запасы топлива — воды для ИТЭР, месторасположение реактора не имеет значения, обеспечивается полная защита окружающей среды. Нет радиоактивного излучения и т. п. Общая стоимость оценивается примерно в 5 миллиардов евро, и примерно во столько же его опытная эксплуатация.
В проекте участвуют Россия и Казахстан, США и Канада, страны ЕС, Китай, Индия, Республика Корея. Все эти участники должны что-то вложить. Мы вкладываем технологию высокотемпературных материалов, которые у нас хорошо поставлены. Это очень серьезный вклад. Так что наши инновации дороги не только в материальном плане — они востребованы на самом высоком международном уровне. Безусловно ввод в коммерческую эксплуатацию реакторов этого типа — задача не одного десятилетия, ИТЭР — это лишь путь к созданию термоядерной энергетической станции.
Именно поэтому ни в отдаленном будущем, и тем более, в ближайшем будущем, термоядерную энергетику нельзя рассматривать в качестве конкурента современной атомной энергетике. Так что современные атомщики без работы сидеть не будут. К концу века термоядерная энергетика действительно может стать реальностью, однако не достигнет такого уровня, который способен удовлетворить постоянно растущие потребности человечества в энергии. Сделать это возможно только комплексным путем.
В термояде мы были когда-то лидерами. Наша идея, наш Токамак, наша идея самого проекта ИТЕР. Мой непосредственный начальник академик Евгений Павлович Велихов это придумал, сумел обаять Горбачева, Горбачев с Рейганом переговорил, потом с Миттераном. А сейчас все это строится во Франции. Американцы там еще немножко надурили. То были за, то против, то входили в проект, то выходили, как у них обычно бывает, и надурили нас. Но в целом уровень американский и европейский очень высокий. Токомаки настроили в Америке и Европе, во Франции в том числе. И мы все еще лидируем в некоторых направлениях — сверхпроводниках, магнитных обмотках, еще кое-где, но сказать, что мы единственные и неповторимые, теперь увы нельзя. Хотя, безусловно, Россия — один из лидеров в этой области.
Неэлектрическое использование
У неэлектрического использования атомной энергии очень большое будущее. Советский Союз в свое время сильно продвинулся в этом направлении. Был большой проект высокотемпературного реактора и был проект поменьше для радиационных целей: пластмасса, например, при облучении меняет свои свойства и становится прекрасным материалом для труб. Но не пошло это. И Чернобыль подошел и всякие политические события. Был спроектирован реактор на 400 МГВт для химических производств. И у нас и у американцев были наземные прототипы высокотемпературных реакторов для ракет. С фантастической температурой. Водородом ТВЭЛ охлаждался, и на выходе была температура 3 тыс. градусов. Это колоссально. И это все делалось. Были в мире и первые высокотемпературные станции, правда, их потом остановили все. Но это перспективное направление и им заниматься надо.
Кстати, люди даже не подозревают, насколько широко применение ядерных технологий. К примеру, все пищевые продукты, в частности, морепродукты и мясо, а также табак и даже древесина подвергаются стерилизации в гамма-камере. И это дает большой эффект: уничтожаются все жучки-паучки, бактерии. Ионизирующие излучения давно уже применяются в различных отраслях тяжёлой (интроскопия) и пищевой (стерилизация инструментов, расходных материалов и продуктов питания) промышленности, а также в медицине (облучение злокачественных опухолей с целью уничтожения злокачественных клеток, ионизация воздуха). Для лечения опухолей используют тяжёлые ядерные частицы такие как протоны, тяжёлые ионы, отрицательные ;-мезоны и нейтроны разных энергий. Создаваемые на ускорителях пучки тяжёлых заряжённых частиц имеют малое боковое рассеяние, что дает возможность формировать дозные поля с чётким контуром по границам опухоли. Так что за ядерными технологиями не только будущее — они давно обосновались в нашей цивилизации.
Ну и, конечно, это — производство водорода, потому что автомобили чем-то надо питать, а нефть рано или поздно кончится. На электромобили все не пересядут, а водород — прекрасное топливо и никаких вредных выхлопов. Мечта! Так что у неэлектрического использования атомной энергии очень большое будущее.
ВВЭРы
Ядерное топливо — низкообогащенный уран — не может использоваться для целей изготовления ядерного оружия. Плутоний в отработавшем топливе не обладает характеристиками достаточными для оружейного использования. Международные гарантии по мандату ООН, подкрепленные все более тщательными инспекциями, в состоянии обнаружить любую попытку переключения гражданских ядерных установок или топлива на военные цели. Атомные электростанции также могут помочь в уничтожении военных ядерных боеголовок путем сжигания их радиоактивных веществ в своих электрогенерирующих реакторах.
Подразделение, которое занимается водо-водяными реакторами (ВВЭР) у нас самое крупное в институте. Многое вложено в это, и как результат, конструкция активной зоны ВВЭР такова, что она устойчива к авариям. Если происходит какое-то возмущение, которое может вынести его в опасную область, то внутри нее сами собой срабатывают технические алгоритмы, которые эту опасность нейтрализуют.
Чем, вообще, хорош, ВВЭР, если коротко? Если он нагревается, вода расширяется, свойства, размножающиеся ухудшаются — реактор глохнет. Это основа основ внутренне присущей безопасности реакторов ВВЭР. (Я говорю внутренне присущая, некоторые называют ее естественной, но я этот термин не люблю — «естественная безопасность». А что тогда такое не естественная безопасность?) Но только на внутренне присущую безопасность полагаться нельзя, нужны и другие системы. Необходимо сочетание систем.
И все время идет борьба: с одной стороны надо по дешевле сделать большой выход энергии, и в то же время сохранить безопасность.
Благо требования к безопасности сейчас очень жестко определены. Они выработаны на международном уровне и в общем-то схожи друг с другом. Где-то мы пожестче, где-то они пожестче, но в целом очень схожи. У нас шестигранные кассеты, а у них — квадратные — то это уже не так уж существенно. Электросталевский завод уже и квадратные выпускает — для западных реакторов…
Надо сказать, что технологии часто развиваются параллельно. Атомную бомбу — да, мы позаимствовали, мягко говоря, а вот атомный самолет и в Америке, и у нас независимо стали проектировать, а потом в Женеве собрались и стали смотреть конструкцию — поразились: материалы такие же, размеры кассет такие же. Хотя не было разведывательного обмена. Просто люди думали параллельно, и получалось очень похоже. Так что не надо думать, что мы так уж сильно от них отличаемся, а они от нас. Конечно, культура производства — они поаккуратней любят работать, за то и денег берут много, на правах лидера в этой области.
Правда, сейчас все считают себя лидерами. Французы говорят: мы, и вообще, Европейский Союз — лидеры в атомной энергетике. Ну, я им как-то высказал все, что я думаю об этом.
Мы, кстати, тоже только в определенных областях лидеры, но далеко не по всему спектру. Наши ВВЭРы ничем не лучше PVR. Дешевле, может быть, только. Но это вопрос мобилизации общества: работа дешевле, сырье дешевле. Кипящие реакторы и реакторы с водой под давлением они вообще отработаны лучше. Вот по обогащению урана мы были, действительно, лидерами. Без всяких вопросов, но они нас догоняют. Их центрифуги уже не хуже наших. С реакторами малых мощностей у нас есть задел. У американцев тоже, но у нас больше, потому что мы еще и ледоколы делаем. По ледоколам американцы, вообще, вопят, что отстали и русские скоро Арктику захватят. По вопросам захоронения отходов нас обогнали. Мы перестали активно работать в этой области. В области переработки ядерного топливо мы близко находимся по технологиям, но, опять же, не впереди планеты всей. Французские, английские технологии — ничем не хуже. Американцы отстали, правда, но они это дело просто бросили. И кадры разогнали, и установки закрыли. У них сейчас с переработкой — полный нуль. Но у них политика такая была, начинали первыми, потом все бросили. Так что я не могу сказать, что мы впереди планеты всей, но то что мы на хорошем уровне, это безусловно.
Мы традиционно входим в число ведущих держав по атомным технологиям. В каких-то областях мы впереди американцев, японцев и французов, в каких-то несколько отстали. Но, скажем, в направлениях, связанных с топливным циклом, с обогащением урана — мы идем на технологическое опережение. По реакторам на быстрых нейтронах мы тоже находимся в лидерах. Что касается тяжелого оборудования, то нам необходимо еще работать в этом направлении. Здесь у нас наблюдается небольшое отставание. Вместе с тем, наш рост и приоритет очевиден в развитии реакторов малой мощности. На наши последние разработки, в частности, малые станции, плавучие АЭС, — конкуренты взирают одновременно и с испугом, и с интересом.
А в практике сооружения и ввода в эксплуатацию Росатом дальше всех сегодня продвинулся в мире. Никто в мире не строит сегодня столь строит за рубежом. Китайцы строят больше, но они строят у себя. И эти позиции важно не потерять, не проспать. Старые кадры стремительно уходят, а новые не растут. Молодежь сейчас есть, старики не все ушли, а вот средняя часть выбыла. Сейчас, правда, стало лучше с образованием, чем в эти годы замедления, а то одно время стали бояться, как бы, в самом деле, китайцев не пришлось бы заказывать — обслуживать наши собственные станции.
Успехи российских атомщиков — это еще и сигнал другим странам, заинтересованным в развитии ядерной энергетики. Это, если хотите, реклама наших технологий. В ближайшие годы свое желание построить АЭС будет выражать все больше стран. Рынок атомных технологий будет стремительно расти и то, что у наших атомщиков будет все больше заказов из-за рубежа — это все более очевидно.
Безопасность
Я скажу так: ни в одной отрасли промышленности нет такой заботы о безопасности, как в атомной. Но никогда, если речь идет о технике, нельзя говорить, что какое-то устройство не может выйти из строя.
Нельзя сделать абсолютно безопасный автомобиль или самолет, равно как и атомный реактор. Но его можно сделать таким образом, что бы, даже если что-то произойдет внутри, сколько-нибудь опасная радиоактивность не вышла за пределы станции. На это затрачены и затрачиваются огромные усилия.
Например, на рубеже веков, под эгидой Организации экономического сотрудничества и развития, в которую, кстати, Россия не входит, в нашем институте была реализована такая научная программа: мы моделировали происшедшую аварию один к одному, сознательно расплавляли уран, со всеми конструкциями при температуре 3000 градусов. В результате этой программы было сконструировано такое устройство, как ловушка для активной зоны. Впервые ее применил Атомстройэкспорт на Тяньваньской АЭС. Теперь такая ловушка устанавливаться на других реакторах российской конструкции. Атомные станции сейчас, в принципе, строят в полтора раза дороже, чем было раньше, и эти «полтора» — плата за безопасность.
Укрытие
Во время строительства объекта укрытия, или, как его принято называть, саркофага, наша группа должна была все время контролировать обстановку: понимать, что происходит внутри разрушенного реактора, следить за выполнением строительных работ, при необходимости своевременно предлагать проектные решения. Очень важно было постоянно наблюдать за изменением метеорологических условий, конвекцией воздушных потоков. Мы помогали строителям в том, что фотографировали самые труднодоступные места, давали им информацию для того, чтобы они могли скорректировать свои действия в ходе реализации проекта.
Дело было так организовано: с первого дня аварии по предложению нашего института при правительственной комиссии была создана экспертная группа «курчатовцев», которая действовала во время ликвидации последствий. Эту группу, естественно, постоянно должен был кто-то возглавлять. Но так как постоянно находиться в радиационной обстановке было сложно, все члены группы, в том числе и руководители, время от времени менялись. В течение 1986 года сменилось порядка 10 руководителей. Я был одним из этой десятки.
Все задания, связанные с ликвидацией последствий аварии, считались честью и выполнялись безукоризненно. Всего от нашего Курчатовского института там побывало около 700 человек: и молодые, и очень молодые, и старые. Решение о поездке принималось не в зависимости от возраста, а от того, что человек мог там сделать.
Надо было очень много работать. С семи утра до одиннадцати вечера, в постоянном напряжении. Борьба с последствиями аварии — это ведь огромное, сложное дело. Мы все время сталкивались с неизвестными, новыми задачами, которые надо было быстро решать. Очень похоже на военные действия: наступили здесь, тут отступили, двинулись в другую сторону.
Очень сложной была обстановка. Хорошие люди погибали прямо на дороге, потому что трассы были узкими. Представьте: тысячи людей работают в узком месте, в которое постоянно привозят горы различных материалов — тут неизбежны аварии, несчастные случаи. На моих глазах погибли два человека: они летели на вертолете и поливали крышу дезактивирующим раствором из бочки, на тросе подвешенной к вертолету. Вертолет зацепился винтом за гак огромного подъемного крана, немедленно рухнул и сгорел. Я летел на другом вертолете, чуть выше, и все это видел.
Мы прекрасно знали, что такое излучение, что такое «много» и что такое «мало» в отношении радиации. Поэтому не совались в помещение, предварительно не померив там радиационную обстановку. У нас были респираторы, защитная одежда, мы мылись по много раз в день — смывали всю радиоактивную грязь.
Принято считать, что большинство людей не знало о реальной опасности. Однако я считаю, что это далеко не так. Во-первых, среди ликвидаторов, приехавших на станцию после аварии, случаев лучевой болезни практически не было. Люди понимали, как регулировать дозу радиационной нагрузки и делали это. От лучевой болезни пострадали только люди, которые находились на станции непосредственно в момент аварии, которые бросились в это самое жерло вулкана. Во-вторых, самый опасный для проживания город Припять, который находится в 7 километрах от АЭС, был полностью эвакуирован сразу после аварии, всех жителей увезли. Потом также эвакуировали жителей окрестных селений.
Правда, я не уверен, что всех предупредили вовремя. Возможно, если бы всех, оказавшихся в зоне воздействия радиации, вовремя накормили йодом, численность заболеваний раком щитовидной железы была бы значительно меньше. Ведь именно этот вид рака стал практически единственным медицинским последствием радиации, и именно это заболевание сравнительно легко прекратить, если вовремя дать организму нужное ему на этот момент количество йода.
Но впоследствии было сделано огромное количество передач, написано много книг: все, что мы могли, все рассказали и написали. Другое дело, что люди не все прочли и услышали. Ученым ведь, как правило, не верят.
Что страх перед радиацией, стресс, вызванный этим страхом, вреднее, чем малые дозы излучения. Большинство людей представляет себе, что радиация — это что-то страшное, рассыпанное на огромных пространствах. На самом деле — нет. Там, где был реактор, там было страшно, а 10 километров отойдешь — все нормально.
Большие дозы радиации, разумеется, вредны. Но то, что малые дозы ведут к опасным последствиям, нигде доказано не было. Напротив, известно, что если животных поместить в колпак, в котором абсолютно нет радиации, они там просто вымирают. Животные в то время просто наслаждались жизнью: они не чувствовали никакой радиации, только свободу и безопасность, потому что люди из окрестных деревень уехали. Там же до сих пор огромный заповедник — все звери собрались на радостях.
А вот местным жителям пришлось сложно: они были вынуждены бросить свои дома, все, что в них было, уехать от могил предков. Теперь выясняется, что многих перевозили зря, что для многих селений больших опасностей не было. Но, увы, что сделано, то сделано. Впрочем, многие ведь потом вернулись в эту зону и живут там сейчас. Одно время они существовали на правах «мертвых душ» — жили без адреса, непонятно было, где им получать пенсию, и все такое. Сейчас, к счастью, их уже легализовали.
Проблема в том, что люди в принципе неправильно оценивают опасность. Вот, как вы думаете, какое техногенное событие больше всего облучило людей? Чернобыль? Нет. И даже не взрыв бомбы в Хиросиме и Нагасаки. Там остаточная радиация — второстепенный фактор. Коллективная доза, полученная в результате Чернобыльской аварии, — это 2 % дозы радиации в результате испытаний ядерного оружия в атмосфере.
Многие люди до сих пор боятся жить вблизи ЧАЭС. Но уверяю вас, что в Москве сейчас жить гораздо опаснее и вреднее и за счет стрессов, которые неизбежны в огромном городе, и за счет различных химических соединений, которые витают в воздухе, плохого бензина, в конце концов. Только мы привыкли это терпеть.
Можно ли было предугадать аварию на Чернобыльской АЭС? Это было трудно себе представить. Конечно, до этого в мировой энергетике были серьезные аварии. Вот, например, авария на американской станции Три-Майл-Айленд, случившаяся в 1979 году, очень похожа на аварию на Чернобыльской АЭС: там с активной зоной реактора произошло примерно то же, что и здесь. Но, к счастью для американцев, выброс радиации там фактически не вышел за пределы станции. Все осталось под тем защитным колпаком, который там был. Это, конечно, был тревожный «звонок», и мы эту ситуацию изучали. Я, кстати, тоже был на месте американской аварии.
Но, к сожалению, большинство специалистов, особенно тогдашние руководители отрасли, не верили в возможность тяжелых аварий на российских станциях. Была установка, что советские станции — надежные, хорошие и так далее. Поэтому после американской аварии весь мир встрепенулся, а мы в Советском Союзе считали, что «все ничего».
Даже независимый надзорный орган, который занимается проблемами, связанными с радиацией, и который есть в любой стране, даже там, где нет атомного реактора, у нас был создан только за 1,5 года до Чернобыля и к моменту аварии еще не успел полностью встать на ноги и действительно стать контролирующим органом.
Весь мир занимался исследованием причин аварии. На эту тему проведены огромные исследования, исписаны тома. Все причины проанализированы и ясны. Другое дело, что когда происходят подобные катастрофы, они всегда впоследствии обрастают мифами. Каких только причин аварии не придумано — даже землетрясение.
Но существует признанное научное знание. Оно заключается в том, что два фактора наложились друг на друга: первый — нарушение персоналом жестких правил эксплуатации, второй — недостатки в конструкции реактора. Сразу же после того, как произошла авария, на всех станциях СССР были произведены такие изменения, которые сделали невозможным подобную аварию.
Завтра начинается сегодня
Мы занимаемся анализом будущего атомной энергетики. Причем в достаточно серьезной перспективе. Не завтра, не после завтра, а до конца века, например. Где она будет нужна, почему она будет нужна, сколько ее будет нужно, какая она будет нужна и какова будет ее структура и внешний вид — все это будет зависеть от ее масштабов, которые энергетика будет иметь. Масштабы же ее будут определяться возможностями развития, внедрения необходимых технологических инноваций. Инновации давно задуманы и проработаны.
Если темпы развития будут такими же быстрыми, то придется развивать «квазивозобновляемую» энергетику — быстрые реакторы и производить топливо из урана 238 и из тория. Потому что выковыривать урана столько, сколько нужно для нужд атомной энергетики у нас уже не получится, а рассчитывать на добычу его из морской воды — по-моему, не серьезно. Никуда от этого не деться — хочется не хочется, страшно это, не страшно, а делать это придется. И несмотря на то, что плутоний — это палка о двух концах, и если его производство в десятки раз увеличится, да еще во многих странах, то с точки зрения нераспространения, это будет довольно серьезная проблема и надо будет повсюду в мире закладывать такие "краеугольные камни", как культура ядерной и физической безопасности, обращение с высокоактивными радиоактивными отходами.
Безусловно, для этого необходимо широкое международное сотрудничество между странами, имеющими передовые ядерные программы, и новыми участниками "ядерного ренессанса", фактически новая международная политика. Ведь мы все равно придем к той ситуации, когда у всех будет ядерное оружие и вероятность его применения будет очень высокой, тем более, если оно попадет в руки террористов. Но, тем не менее, другого пути у человечества нет.
В то же время, когда мы говорим о быстрых реакторах, это не значит, что будут нужны только быстрые, а тепловые не нужны. Мы считаем, что их совместно хорошо эксплуатировать. Одни производят топливо, другие его потребляют. И сейчас наш институт активно занимается разработкой супер ВВЭР, но это уже не 2006, а дальше, гораздо дальше — на 20 лет вперед. Совсем другой диаметр реактора, совсем другие ТВЭЛы. Придумываем ему светлое будущее. Так что эта линия будет развиваться, малые реакторы, быстрые для производства топлива высокотемпературные для энерготехнологического использования.
Будут ВВЭРы средней мощности, а есть энтузиасты, которые говорят, что большие ВВЭРы — это «дрейдноуты» наших дней и время их уходит, нужно вообще переходить на средней мощности, тем более, их можно не на площадке строить, а производить индустриально и готовые на площадке собирать. Как реакторы для лодки — не на лодке собирают, а на стапеле.
Сейчас подавляющее число станций работает на легководной технологии и так будет долгое время. Поскольку это огромный задел, огромный технологический опыт, и все, кто собирается строить, они будут, конечно, строить реакторы либо с водой под давлением, либо кипящие реакторы. Любая нормальная страна будет делать то, что отработано, и понятно, что мы надолго обеспечены заказами реакторами с водой под давлением. Американцы и французы — кипящими реакторами.
Некоторые страны, которые только собираются использовать ядерные технологии, возьмут канадские реакторы на тяжелой CANDU, но я не думаю, что слишком многие. Эта линия является довольно тупиковой. Дело в том, что CANDU был замечательный реактор, когда он работал на природном уране, а сейчас он невинность несколько потерял, изменились его характеристики из-за опасности температурных коэффициентов, и он стал работать на чуточку обогащенном топливе, как и наш РБМК, а раз так, то — это все! Даже если чуть-чуть, все равно надо обогащать, а это уже другая конструкция.
Так что в основном и новые члены клуба будут строить реакторы с водой под давлением типа ВВЭР. Но, если появятся хорошие реакторы средней мощности, многие страны сразу бросятся их строить, потому что не нужно им сразу 18 тысячников. Куда приятнее начать с небольшой мощности. Не даром ЮАР пытались купить ядерное общество маленькими модульными реакторами на 100 Мвт. Надо один — поставят один, надо два — два, три — три, и так набирается необходимая мощность.
И тем не менее, потихонечку быстрые реакторы будут внедрятся. И сейчас они строятся не только у нас, отнюдь, но и в Индии и в Китае.
Будут, безусловно, развиваться и станции малой и средней мощности, поскольку потребности в мире очень велика. Во-первых, много островных государств, у которых бесконечные проблемы с энерго-источниками и потом еще много стран, которым нужно много пресной воды. Ситуация с пресной водой ни ничем не лучше в мире, чем с углекислым газом. Уже сейчас нехватка в мире, а будет огромная нехватка. Значит, обессоливать надо. И главное, если страна небольшая, то за чем ей огромный блок лепить — у нее и сетей таких нет. Есть страны, в которых сети не больше 1 ГВт пропускают. Значит, хорошо бы реактор поменьше, а никто их фактически в мире не производит на сегодняшний день. А мы можем. У нас колоссальный опыт реакторов малой мощности для атомного флота — ведь реакторов было сделано больше, чем критических и так во всем мире.
Кстати, за рубежом уже двадцать лет ведется международный проект под название «Поколение IV». Сейчас третье действует, четвертое начинается, и там отобрали из сотни вариантов шесть типов реакторов. Это газовый, свинцовый и натриевый. За тем — высокотемпературный, для энерго-технологии, и один с водяной технологией при сверхкритическом давлении, то есть когда уже не вода, но еще не пар у этой среды очень хорошие получаются термодинамические характеристики. Шестой тип — солевой реактор для выжигания актинидов и так далее. Вот шесть направлений. Который общепризнаны. Но это для далекого будущего.
Что касается современной технологической платформы атомной энергетики, то при достаточно разнообразном наборе типов реакторов, сложившемся за пятидесятилетнюю историю, около 90 % мирового реакторного парка составляют водоохлаждаемые реакторы LWR (PWR VVER BWR). Если к этому добавить несколько сот ядерно-энергетических установок для флота, где сегодня в мире используются исключительно реакторы с водой под давлением, получается что ядерный парк на 95 % состоит из реакторов LWR. Этот технологический опыт человечества, конечно, во многом определяет структуру ядерной энергетики — по крайней мере, на ближайшие десятилетия.
Да, процесс зачастую болезненный, промышленности и так далее, но, когда подопрет… Были примеры. Та же самая Франция. Пришел генерал де Голль и сказал, что главное для страны — это независимость, а как мы можем быть независимы, если мы зависим от привозной нефти. Значит, мы должны построить атомную энергетику. И они построили атомную энергетику и всю страну обеспечили атомной энергией. Не самая богатая страна в мире, не самая развитая. Но, тем не менее, построили атомную энергетику, которая дает 80 % электроэнергии.
Так что, это, возможно, была бы политическая воля. У нас же тоже много лет ничего не делалось, а потом появилась политическая воля, появились реальные деньги. Кто думал двадцать лет назад, что бюджетные деньги будут давать на атомную энергетику. Да никогда этого не было. Всегда было так: сколько заработают атомные станции, столько и будут давать, отщеплять от тарифа.
И так будет, в конце концов, атомная энергетика перейдет на самоокупаемость. Но для этого нужно вырасти до некоторого масштаба. И во многих странах так говорят: на ветер мы будем давать деньги, без денег они не выживут, во всех странах на ветровые станции идут огромные дотации, а на другие не будем давать, сами заработают и сами разовьются.
2020
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
«Росатом»: «Опережая время»
Квант цифровизации
Вот уже четыре года «Росатом» является центром компетенций федерального проекта «Цифровые технологии» в рамках соответствующей национальной программы. При его участии были разработаны и утверждены дорожные карты развития в стране сквозных цифровых технологий. В конце 2019 года на рынок были выведены пять цифровых продуктов «Росатома»: модули пакета программ «Логос» («Логос Аэро-Гидро» и «Логос Тепло»), программно-вычислительный комплекс «Волна», центр обработки данных «Калининский» и электронный магазин технической документации. В числе первых заказчиков — ведущие промышленные, энергетические и нефтегазовые компании страны.
Всего в реестре цифровых разработок «Росатома» находится 149 проектов, над которыми ведется активная работа. Некоторые из этих проектов, в точном соответствии с юбилейным лозунгом «Росатома» «Опережая время», носят подчеркнуто футуристический характер и звучат словно новостные сводки, занесенные к нам из фантастических фильмов или прямиком из будущего.
Так, к 2024 году Госкорпорация «Росатом» планирует создать прототип квантового компьютера со 100 кубитами — элементами хранения информации, основанными на квантовых технологиях. В отличие от обычного, квантовый компьютер оперирует не битами (способными принимать значение либо 0, либо 1), а кубитами, одновременно имеющими значения и 0, и 1.
Теоретически это позволяет обрабатывать все возможные состояния одновременно, уже сегодня достигая в ряде алгоритмов сокращения скорости вычисления в миллионы раз.
Квантовый компьютер способен решать задачи организации абсолютно защищенной связи, эффективной работы сверхточных систем навигации и чувствительных датчиков в медицине, обучения нейросетей, создания новых материалов и лекарств и т. д.
Рукотворное солнце
Госкорпорация также активно участвует в разработке международных кейсов класса «мегасайенс». Один из них — проект ИТЭР (ITER, International Thermonuclear Experimental Reactor — Международный термоядерный экспериментальный реактор). ИТЭР представляет собой установку, создающую условия для синтеза атомов водорода и трития (изотопа водорода), в результате чего образуется атом гелия. Этот процесс сопровождается выплеском энергии поистине космического масштаба. Реактор, основанный на принципе термоядерного синтеза, не имеет радиоактивного излучения и полностью безопасен для окружающей среды. Он может быть расположен практически в любой точке земного шара, а топливом для него служит обычная вода.
В основе ИТЭР — разработанная советскими учеными О.А. Лаврентьевым, А.Д. Сахаровым, И.Е. Таммом, Л.А. Арцимовичем установка токамак (тороидальная камера с магнитными катушками), позволяющая удерживать магнитным полем плазму с температурой до 150 миллионов градусов по Цельсию (для сравнения — температура ядра Солнца составляет 40 миллионов градусов).
В случае успешного решения задач, поставленных перед проектом ИТЭР, человечество уже в обозримом будущем сможет рассчитывать на неисчерпаемый источник энергии — фактически «рукотворное солнце».
Гиперболоид инженеров «Росатома»
Ученые «Росатома» проводят эксперименты и по инерциальному термоядерному синтезу. В 2019 году была собрана камера взаимодействия лазерного излучения с мишенью для самой мощной лазерной установки в мире, созданной в Сарове. Примечательно, что идею ее создания советские ученые предложили еще в 1961 году, так что она, зарожденная в прошлом, реализована в настоящем, которое стремительно, прямо на наших глазах, превращается в будущее. Быстрые реакторы Вместе с тем в ближайшие десятилетия ведущая роль сохранится за традиционной атомной энергетикой, основанной на реакциях деления ядер урана. Однако, если продолжать использовать ядерное топливо так, как это делают большинство АЭС в мире — с реакторами на тепловых низкоэнергетических электронах, — уже в обозримом будущем наступит исчерпание разведанных запасов урана. Выход — ядерные реакторы на быстрых нейтронах, технология, в которой Россия на сегодня является безусловным лидером. Представьте, что зола, которая осталась в костре после сгорания дров, в специальной печи вновь превращается в топливо. Причем энергетический потенциал этой золы в 141 раз превосходит дрова. Именно такой эффективностью может в перспективе обладать реактор на быстрых нейтронах. Тепловые реакторы также называют «медленными», потому что в качестве теплоносителя в них используется вода, которая замедляет нейтроны и отнимает у них энергию. В таком состоянии нейтроны способны вызывать деление только ядер 235U, которого в уране всего 0,7 %. Для первых в мире и пока единственных промышленных реакторов на быстрых нейтронах в качестве теплоносителя используется расплавленный натрий, который не замедляет нейтроны. При организации замкнутого топливного цикла быстрые реакторы способны будут дожигать весь 238U, а это уже 99,3 % урана. Быстрые реакторы в качестве топлива могут также использовать торий, запасы которого втрое превышают запасы урана.
Уран-плутониевая диета
24 февраля 2021 года четвертый блок Белоярской АЭС с реактором БН-800 был включен в сеть после планово-предупредительного ремонта. Впервые в реактор было загружено только уран-плутониевое топливо — 160 сборок. Доля МОКС-топлива, с которым связывают завтрашний день атомной энергетики, выросла до трети. В январе 2022 года — до двух третей. В конце июня во время планового ремонта в реактор загрузили последнюю треть, а в начале сентября 2022 года блок включили в сеть. Это важный шаг в выстраивании двухкомпонентной атомной энергетики с замыканием ядерного топливного цикла. «До настоящего времени в основном только Франция промышленно использовала МОКС-топливо для выработки электроэнергии. Для изготовления такого топлива использовали плутоний, наработанный в реакторах на тепловых нейтронах. Его добавляли в количестве до 5 % к урану, обогащенному по 235-му изотопу. Это была попытка перейти от открытого ядерного топливного цикла к замкнутому, — поясняет начальник отдела технологий топлива для быстрых и газовых реакторов ВНИИНМ Андрей Давыдов. — Россия же пошла по другому пути: использование МОКС-топлива в реакторах на быстрых нейтронах позволяет вовлечь порядка 20 % плутония».
Следующий гигантский шаг — БН-1200, первый в мире коммерческий быстрый реактор с натриевым теплоносителем, на площадке сооружения которого начались инженерные изыскания.
(По материалам газеты «Страна Росатом».)
Прорыв «Бреста»
Реализуемый Госкорпорацией «Росатом» проект «Прорыв» нацелен на создание ядерно-энергетических комплексов, включающих в себя АЭС, производства по регенерации и рефабрикации ядерного топлива, подготовке всех видов РАО к окончательному удалению из технологического цикла для крупномасштабной ядерной энергетики и отвечающих следующим базовым требованиям: 1) исключение на АЭС аварий, требующих эвакуации, а тем более отселения населения; 2) обеспечение конкурентоспособности ядерной энергетики в сравнении с альтернативной генерацией; 3) формирование ЗЯТЦ для полного использования энергетического потенциала природного уранового сырья; 4) последовательное приближение к радиационному эквиваленту природного сырья и подлежащего захоронению РАО; 5) технологическое укрепление режима нераспространения: последовательный отказ от обогащения урана для ядерной энергетики, наработки оружейного плутония и его выделения при переработке ОЯТ, сокращение транспортировки ядерных материалов.
На территории Сибирского химического комбината возводится опытно-демонстрационный энергетический комплекс (ОДЭК) в составе энергоблока с реактором четвертого поколения БРЕСТ-ОД-300 со свинцовым теплоносителем, двухконтурной схемой отвода тепла к турбине и закритическими параметрами пара. ОДЭК будет замыкать ядерный топливный цикл пристанционного завода, который включает в себя модуль переработки (МП) облученного смешанного уран-плутониевого (нитридного) топлива и модуль фабрикации/рефабрикации (МФР) для изготовления стартовых ТВЭЛов из привозных материалов, а впоследствии — ТВЭЛов из переработанного облученного ядерного топлива.
Инновационные ВВЭР
Разумеется, быстрые реакторы нового поколения будут работать совместно с тепловыми реакторами, формируя так называемую двухкомпонентную систему атомной энергетики. Супер-ВВЭР (или ВВЭР-С) — перспективный водо-водяной энергетический реактор с кардинально улучшенными характеристиками по использованию ядерного топлива. В реакторах этого типа ядерное топливо будет «выжигаться» более эффективно. Ключевой путь развития водо-водяных реакторов — переход к сверхкритическим параметрам теплоносителя.
На сегодняшний день находятся в разработке различные проекты ВВЭР-СКД (со сверхкритическим давлением воды): с быстрым и тепловым спектром нейтронов, одноходовой и двухходовой схемой движения теплоносителя, для работы в двухконтурной и одноконтурной схемах и т. д.
АСУ ТП: будущее — за «квантовой удаленкой»
Безусловно, будет меняться и философия систем управления АЭС. По оценке специалистов, будущее — за блоком без операторов, за нейронными сетями, искусственным интеллектом. Поначалу оператор будет контролировать работу всей станции целиком с общего пульта управления. Затем операторская может быть перенесена за пределы АЭС. Подобные технологии квантовой связи и квантовой криптографии уже сейчас отрабатываются на проекте ITER. Будущая термоядерная станция расположена в городе Кадараш во Франции, а пульт управления ею — в Японии, в городе Рокасё. Можно сказать, что завтра начинается сегодня!
Олег Сироткин «Природа атомной энергии — тема для кинематографа, для искусства»
Олег Владимирович Сироткин.
Киносценарист, теоретик кинодраматургии, преподаватель сценарного мастерства во ВГИК, Киношколе Александра Митты, Московской школе кино, Школе дизайна при Высшей школе экономики
В ноябре 2020 года на канале «Россия-1» состоялась премьера сериала «Бомба», который я бы определил, как первый киноэпос о первой советской атомной бомбе. Хотел бы высказать несколько мыслей и об этом проекте, и о кинематографическом потенциале таких не слишком популярных в кино тем, как фундаментальная наука, ядерная физика, атомная энергетика и, в частности, история атомного инжиниринга в России. Героическая история стремительного прорыва советского мирного атома, а потом его возрождения после драматичного и даже трагического периода. Буквально новый генезис, хоть и на «плечах атлантов» — великих основателей советской атомной отрасли.
Прежде всего необходимо упомянуть о кинематографическом ландшафте, существовавшем до выхода сериала «Бомба». По большому счету, наука не представлена ни в нашем, ни в зарубежном кинематографе. Ни ученые, ни инженеры не назначаются на роль героев нашего времени. Правда, недавно у нас вспомнили про космонавтику. Сделали две кинокартины про завоевание космоса. Акценты — на экшн, спецэффекты. А ведь двухтомник Ярослава Голованова «Королев. Факты и мифы» — настоящая летопись космоса от первых идей до международных космических «коммуналок» типа МКС. Это следовало бы экранизировать еще лет десять—двадцать назад в виде мощнейшего сериала. Нет ни фильма, ни сериала о так называемой «гагаринской десятке» космонавтов. Космонавт Герман Титов — как сложилась его судьба? Валя Бондаренко, который трагически погиб, Григорий Нелюбов и другие… Великая космическая история страны предана забвению.
То же самое — с наукой, с атомным проектом. За 60 с лишним лет об этом было снято всего два серьезных фильма: «Девять дней одного года» Михаила Ромма и «Выбор цели» Игоря Таланкина. И это по теме, достойной уровня киноэпопей «Война и мир» Сергея Бондарчука и «Освобождение» Юрия Озерова! На экране нет науки, нет людей созидания. Нет, например, фильмов и сериалов, где в центре событий — проблема какого-нибудь крупного градообразующего производства, встроенного в судьбу и историю страны. У нас нет картин об Александре Чижевском, Льве Термене, Льве Кербере. Нет сериалов и картин о лучших авиаконструкторах: Артеме Микояне, Павле Сухом, Андрее Туполеве. Да, была кинокартина «Поэма о крыльях». Но она снята почти 50 лет назад!
Священный огонь
Есть такая концепция, что кино — это метафора священного огня глубокой древности. Первобытные люди собирались в глубине пещеры у костра — посидеть, посмотреть на пляшущие языки пламени, которые при долгом созерцании наводили на размышления о смысле жизни. Люди таким образом получали ответы на свои болезненные вопросы, а шаман помогал им интерпретировать информацию. Сегодня мы тоже приходим в «пещеру» в виде кинозала, сидим, смотрим на холодное мерцающее «пламя» экрана. Проблема в том, что в большинстве этих «сполохов» нет ответов на вопросы дня сегодняшнего. И это одна из причин того, что интерес к современному российскому кинематографу невысок. Простой маленький человек со своими проблемами ушел с экрана. Там — грезы или приключенческие, или шпионские, или любовные, или какие-то криминальные, детективные. Но все равно это лишь грезы, далекие от реальной жизни. Вот почему «холодное пламя», которое должно быть сакральным и давать ответы на насущные вопросы, ничего подобного в итоге не несет. Пляшут «языки огня» на экране, но лишь развлекают. Консервы эмоций Современные требования к драматургии массового кино вынуждают ставить во главу угла сюжет, а характеры героев подбираются под сюжет, как костюмы. Простая, но конкретная, отчетливая, сильная эмоция стала краеугольным камнем современного кино. Кинотеатр, по сути, превратился в эмоциональный ресторан. Современный человек, лишенный полноценных коммуникаций с людьми, который живет, двигается, как электрический импульс в микросхеме между домом и работой, работой и домом, испытывает катастрофическую нехватку эмоциональных переживаний. Когда он приходит в кинозал и стоит перед афишей, он как будто держит в руках эмоциональное меню и выбирает, какой эмоцией сегодня дополнить свою жизнь. Что съесть: сладкую вату из смеха, суп из слез или кровавый стейк из страха? И выбранное «блюдо» он потребляет в кинозале. Так обстоит дело, на мой взгляд, с киноиндустрией. Характер уступил право диктовать историю сюжету, цель которого — выжимать эмоцию, а не нести важные смысловые послания.
«Бомба»
Не знаю, кардинально ли поменял ситуацию сериал «Бомба», который вышел на канале «Россия-1» к 75-летию атомной промышленности, но это, безусловно, определенный прорыв. Никто еще не брался за такой масштабный проект о фундаментальной науке, об атомной отрасли, где эпизоды о научных советах, запекании топливных элементов реактора, испытании тротиловых детонаторов плутониевого заряда бомбы были бы поставлены как напряженные ситуации с полным набором элементов драматических коллизий. Но задачи, стоявшие перед авторами фильма, были слишком уж грандиозны. Не вдаваясь в детали, использую метафору: сериал похож на две половинки уранового заряда пушечной схемы (РДС-1, о котором идет речь в фильме, — плутониевая бомба имплозивной схемы). С одной стороны — экшн, масштабность, атмосфера напряженной работы над атомным проектом, парадоксы эпохи. Чего стоит, например, исторический образ Лаврентия Берии! Абсолютный циник и гений карьеры, безжалостный государственник уровня кардинала Ришелье, в данном конкретном случае он играет на стороне добра и очень много делает для создания атомной отрасли СССР, для ядерного паритета между двумя сверхдержавами. Но вот если бы и вторая часть «заряда», то есть мелодраматическая линия на фоне истории, была бы столь же «радиоактивной», то при сближении двух половинок мы увидели бы сияние истинного шедевра. Мне кажется, личные линии героев выглядят скромнее, чем линия с историческим сюжетом. Но в целом сериал однозначно состоялся.
Недооцененная тема
Тема мирного атома, атомной энергетики в СССР, в России столь же масштабна, как история борьбы за ядерный паритет. Только Простая, но конкретная эмоция стала краеугольным камнем современного кино. речь здесь идет уже не о спасении человечества, а о его будущем. Если хотите, о его выживании в отдаленной перспективе. Даже если отбросить тему энергетики и посмотреть на все эти собранные в книге истории как на судьбы людей — здесь бездна информации. Детали достоверные, потрясающие. Собран очень богатый материал не только про науку, но и про подвиг, совершенный в 1990-е годы. Подвиг россиян, которые сохранили важные элементы государства и по отношению, к которым выражение «государство — это мы» звучит дословно. Взять, например, историю Ростовской АЭС: здесь судьба и страны, и Волгодонска, ставшего символом всех брошенных в 1990-е городов, предприятий, поселков, деревень. Троллейбусный маршрут, который возрождают на последние деньги, чтобы люди почувствовали, что город снова живет. История про женщину, главного экономиста АЭС, которой директор дает немного бензина, чтобы она могла на заправке обменять его на деньги, купить билет и поехать на похороны. И она плачет, получив эти «живые деньги», которые она не держала в руках несколько лет. Поразительная деталь. Уже этот сюжет мог бы лечь в основу сериала для одного из центральных каналов. История про станцию в Китае. Во всем мире — стагнация атомной промышленности. В России экономика и вовсе в руинах, как пример — отдан в частные руки Ижорский завод, на котором Петр I лил пушки, а в ХХ веке варили корпуса реакторов и атомных лодок, в его цехах бродят кошки и гуляет ветер. А построить нужно не просто очередную станцию, типовой проект, а нечто сверхсовременное, чего еще никто и нигде не строил, — АЭС с постчернобыльской философией безопасности. Причем где-то в субтропиках, за многие тысячи километров от дома. И что удивительно: это предложение самих атомщиков, так называемая инициатива снизу. Президент Борис Ельцин подписывает генконтракт, но денег не дает — мол, занимайте у коммерческих банков. Неудачи, провалы, «темная ночь души», и вдруг — мировая сенсация! Первая в мире и в новом веке станция последнего поколения дает первую электроэнергию Китаю! Вся Поднебесная ликует: «Лучшая станция в мире работает у нас!» Боевая, полуавантюрная, философская история! Достройка разбомбленной немецкой АЭС в иранском Бушере напоминает фантастический роман… Наши специалисты, словно астронавты, потерпевшие крушение на далекой планете, находят разрушенный, засыпанный песками инопланетный корабль, восстанавливают его и улетают на Землю.
Роль личности
Или экзотическая эпопея строительства станции на южном берегу Индии, которая, как и все в те годы, когда наша страна хотела только торговать и продавать нефть и газ, началась с инициативы непосредственно атомщиков, с их старых связей с индийскими коллегами. Лишний раз убеждаешься: в мире науки, в мире высоких технологий с поразительной яркостью проявляют себя герои-одиночки. Есть здесь биографии, через которые можно увидеть историю всей отрасли — с 1960-х годов по наши дни. Одна персона может сотворить чудо, один человек может выполнить функции государства. Точно так же один грамм ядерного топлива при реакции распада дает энергию для целого города. Это очень красивый образ, здесь «женится» материал. Поэтому роль личности в атомной энергетике и мощь атома — вот две темы, которые очень хорошо соединяются в единую, цельную историю. Одно есть иллюстрация другого. Это очень удобно и хорошо для кинопроекта.
В мастерской Бога
Сама природа атомной энергии — тема для кинематографа, для искусства. Потому что мы будто бы зашли в мастерскую Бога и пребываем по другую сторону декораций. Это связано с фундаментальной загадкой материального мира: мы берем энергию как бы из ничего. И в случае с атомом соотношение затрат и прибыли впервые в истории человечества нарушено так магистрально. Но такой волшебный избыток не дается даром. Это как бы украденный чертеж из мастерской мироустройства. И с этим связаны все риски атомной энергии, как мне кажется. Серьезный вопрос. Кумиры поколения Фильм Михаила Ромма «Девять дней одного года» — уникальный случай не только в нашем кинематографе, но и в мировом. Было поразительное религиозное ожидание, когда Гагарин полетел в космос, когда строили первые атомные станции. И эта картина, трагичная, героическая, будто говорит: ребята, мы вот-вот Сама природа атомной энергии — тема для кинематографа, для искусства. Мы будто бы зашли в мастерскую Бога и пребываем по другую сторону декораций. приручим солнце и полетим в лазурь, в райские кущи! Таким было реальное ожидание от науки. И герой фильма Дмитрий Гусев, жертвующий своей жизнью ради этого научного рая для человечества, — он, конечно, своего рода Христос в этой истории. Это было совершенно прорывное, свежее кино о самом острие научно-технического поиска человечества. Рядовые граждане нашей страны не имели об этом ни малейшего представления. Сам Алексей Баталов в начале работы над фильмом поразил Ромма своим равнодушием к теме термоядерного синтеза и неосведомленностью в этом вопросе. Фильмы, основанные на жизненном материале книги, были бы, безусловно, естественным продолжением шедевра Михаила Ромма. Потому что все эти рассказы — истории о поколении, для которого герои «Девяти дней одного года» стали кумирами, поколении, вдохновленном кинобитвой за «прирученное солнце» — термоядерную энергию.
«Чернобыль»: «да минует меня чаша сия!»
Весной 2021 года вышел на экраны фильм Данилы Козловского «Чернобыль» — первая российская художественная лента о ликвидаторах Чернобыльской катастрофы. На мой взгляд — удача, несмотря на шквал разгромной критики. Лично меня сразу подкупило, что, хотя фильм, при всей своей камерности и лиризме, презентовался как «наш ответ Чемберлену» — сериалу HBO «Чернобыль», в основу своего сюжета Козловский положил легенду, придуманную как раз HBO. Легенду о затопленных помещениях под реактором и героях, якобы ценой своей жизни предотвративших второй и куда более страшный взрыв. В реальности двое участников той операции, Алексей Ананенко и Валерий Беспалов, живы до сих пор, а Борис Баранов скончался в 2005 году, спустя 19 лет после катастрофы. Новый же взрыв был бы невозможен даже при попадании расплавленного топлива в водный резервуар, где воды на самом деле было по колено.
Тем не менее Козловский уцепился именно за эту историю. И я думаю потому, что эта легенда позволила ему создать сверхсюжет о «Спасителе». Самое поразительное, что чернобыльцы-ликвидаторы приняли фильм Козловского, приняли эту легенду. А профессиональные критики обрушились на сложного протагониста в исполнении самого режиссера. Героя-то нет! Мечущийся эгоист, который по своим моральным качествам в подметки не годится даже смазливому, но беззаветно благородному Леонардо Вильгельму Ди Каприо из «Титаника».
Но может быть, мы просто забыли, что такое классика? Забыли самые великие истории? Забыли Христа с Его молитвой в Гефсиманском саду — «Да минует Меня чаша сия!», с Его воплем отчаяния на кресте: «Или;, Или;! лама; савахфани;?» («Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?»)
Или спустимся на землю и вспомним самого симпатичного героя мировой приключенческой литературы — д’ Артаньяна. Человек из плоти и крови, обремененный всеми пороками своего элегантного времени, — придворный авантюрист, хитрый, эгоистичный, хвастливый, готовый на все ради головокружительной карьеры. Да, влюблен, но в камеристку самой королевы. И только его Поступки всегда заканчиваются одним и тем же — спасением других и личными потерями. И потому д’ Артаньян — это герой на все времена!
Как и гламурный пожарный, который так рвался в Киев со своей любимой и сыном, но отдал свою молодую жизнь за людей. Сознательно и добровольно.
2023 г.