Любимовка, любимая сестра Болшева

Маргарита Головатенко
   
На фото: дача Алексеевых в Любимовке;река Клязьма вблизи Любимовки; К.С. Станиславский.


В нашей семье давно живёт старая книга с пожелтевшими страницами. Книга пережила тяжёлые времена, какой-то варвар (подозреваю, что это был одноклассник моей младшей сестры, оставивший на первой странице свой героический росчерк) вырезал из неё все 70 страниц иллюстраций. Уже не найти ни титульного листа, ни названия издательства, ни года издания, но на благородном потускневшем коленкоровом переплёте можно прочесть вытисненное изящное факсимиле «К. С. Станиславский», а на корешке – «Моя жизнь в искусстве». Помню, в степной украинской глубинке подростком я начала читать эту книгу. Узнала, каким артистом и режиссёром был Константин Сергеевич Станиславский, как он создавал Московский художественный театр и свою знаменитую систему. Книгу прочла, но ещё не раз открывала её. Покривлю душой, если скажу, что открывала её ради разбора ролей и спектаклей, которые создал великий артист и режиссёр. Нет, меня тянуло перечитать те страницы, где он рассказывал о своём детстве и юности и, особенно, о времени жизни в подмосковном имении отца С.В. Алексеева. Вот что писал Станиславский:

«Яркое воспоминание из моего далёкого прошлого относится к моему первому сценическому выступлению. Это было на даче в имении Любимовка, в 30 верстах от Москвы, около полустанка Тарасовка Ярославской ж.д. Спектакль проходил в небольшом флигеле, стоявшем во дворе усадьбы. Как полагается, были поставлены живые картины «Четыре времени года». Я изображал Зиму < > с приувязанной бородой и усами, постоянно всползавшими кверху…»

Дальше маленький Костя, которому тогда было четыре года, устроил пожар и его, плачущего, унесли на руках в детскую. В книге тогда ещё были иллюстрации и в том числе такие: «Репетиционный сарай в Пушкине» и «Сцена репетиционного сарая в Пушкине». В сочетании с живым рассказом эти иллюстрации давали волю моему воображению, но где это место, при чём тут Пушкино – бог весть. Очень интересно было читать об увлекательных делах и проделках алексеевской молодёжи во время летних каникул:

«Рядом с нашим имением жили мои двоюродные братья  Сапожниковы. Это были очень просвещённые и по тому времени передовые люди, усовершенствовавшие в России целую отрасль производства – ткацкое дело. В их доме было шумно и весело. Иногда все семьи соединялись и устраивали водные праздники. Днём плавали на призы, а вечером катались по реке в разукрашенных лодках. Впереди плыла огромная лодка на 30 человек с оркестром духовой музыки. В ночь на Ивана Купала все большие и малые участвовали в устройстве заколдованного леса. Закостюмированные в простыни и загримированные люди подкарауливали ищущих папоротник…»

Да, и дом тогда был шумный и весёлый, и по Клязьме, той самой реке, что течёт мимо Любимовки, могли плавать лодки на 30 человек… У родителей Константина Сергеевича было десятеро детей. Можно себе представить, что творилось летом, когда братья и сёстры вместе с двоюродными были на каникулах! Ставились домашние спектакли, разыгрывались шарады в костюмах, живые картины.

«Уступая общей просьбе, отец решил построить< > здание с большой залой, в которой при случае можно было бы давать домашние спектакли. Флигель был построен, когда мы увлекались спектаклями. Получился настоящий маленький театр со всеми удобствами, уборными для артистов и прочее».

Признаюсь, я очень завидовала тем, кто жил тогда в Любимовке. Хотелось увидеть это чудесное место, где так весело жилось. Волею судьбы в лице  симпатичного майора, который набирал молодых специалистов для работы в НИИ, я оказалась в Болшеве,. рядом с которым оказалось и то самое Пушкино. А  лет десять тому назад уютное Болшево стало частью Королёва как его микрорайон.

 Но прошло ещё немало лет, пока я осознала, что старая усадьба, мимо которой мы часто ездили в Тарасовку ,  и есть любезная моему сердцу Любимовка и что  находится  она совсем рядом, рукой подать. В моей молодости наше НИИ устраивало лыжные кроссы, и я бегала мимо Любимовки на пять километров, а что?!   Оказалось, что маленькая Любимовка – сестра нашего большого Болшева! Вот и тихая Клязьма, про которую я узнала ещё в детстве из воспоминаний Константина Сергеевича. А ткацкое производство Сапожниковых – это же нынешняя фабрика «Передовая текстильщица в нашем Королёве! От неё до Любимовки всего один километр по ровной дорожке  с мостиком через Коязьму. Здесь проходит граница между Королёвым и Пушкинским районом. Наконец, карта сложилась в моей голове…

И вот я стою перед обветшавшим, но сохранившим благородные очертания деревянным домом, а за ним виднеется и флигель, о котором писал Станиславский. И опять вспоминается весёлая любимовская кутерьма, из которой у детей С.В. Алексеева выросло увлечение театром. Станиславский пишет:

«Многие из знаменитых русских певцов – Собинов, Секар-Рожанский, Оленин – были частыми гостями в нашем доме и особенно в имении. Пели в комнате, в лесу. Днем романсы, ночью серенады. Пели на лодке, пели в купальне. Ежедневно в пять часов дня, перед обедом, певцы сходились там. Они выстраивались в ряд на крыше купальни и запевали квартет. Перед финальной нотой все бросались с крыши в реку – вниз головой, ныряли, выплывали и кончали квартет высоченной нотой. Тот, кто держал ноту дольше всех, выигрывал».

Не только . Собинов, гостил здесь. Антон Павлович  Чехов с Ольгой Леонардовной жили одно лето в Любимовке, о чём в своей книге весело вспоминает Станиславский:

«Летом 1902 года, когда Антон Павлович готовился писать пьесу «Вишнёвый сад», он жил вместе со своей женой – О.Л. Чеховой-Книппер, артисткой театра - в нашем домике в Любимовке. Рядом, в семье наших соседей, жила англичанка, гувернантка, маленькое, худенькое существо с двумя длинными девичьими косами, в мужском костюме. Она обращалась с Антоном Павловичем запанибрата, что очень нравилось писателю. Встречаясь ежедневно, они говорили друг другу ужасную чепуху..< > ловкая гимнастка-англичанка прыгала к нему на плечи и, усевшись на них, здоровалась за Антона Павловича со всеми проходившими мимо них, т.е. снимала шляпу с его головы и кланялась ею, приговаривая на ломаном русском:

- Здласьте! Здласьте! Здласьте!

При этом она наклоняла голову Чехова в знак приветствия. Те, кто видел «Вишнёвый сад», узнают в этом оригинальном существе прототип Шарлотты».

Да, сама жизнь в усадьбе была продолжением театра. С грустью отрываюсь от книги и возвращаюсь в нынешнюю Любимовку. Долгое время усадьба стояла тихая и заброшенная, заросшая дерезой выше человеческого роста, а Клязьма всё мелела и мелела, в неё сбрасывали старые покрышки и всякий хлам. Но вот в девяностых годах старый дом вдруг ожил, стены заблестели свежей краской, а на окнах обнаружились кружевные наличники. Возле дома, где жил Станиславский, прославившийся первой постановкой «Вишнёвого сада», чьи-то добрые руки посадили молоденькие вишенки, убрали печальные руины, восстановили часовню над Клязьмой, расчистили дорожку от калитки к дому. В этом году, о чудо! - почистили и русло Клязьмы.

Недавно друзья подарили мне собственноручную фотографию, на которой я узнала Клязьму вблизи Любимовки. Фотограф стремился запечатлеть  всю прелесть осенних красок, перед которыми замерли мои друзья. Фотография разбередила душу, снова вспомнилось то, что я читала о славных временах Любимовки.

 Теперь, конечно, трудно представить себе тот дух творчества, хлебосольства, веселья и доброго озорства, что царили тогда в Любимовке. После реставрации  усадьба передана в Фонд К.С. Станиславского. Так что, дорогие друзья, не будем терять надежды на возрождение Любимовки! Вдруг в один прекрасный день в Королёве и Пушкине появятся афиши, приглашающие нас на спектакль в Любимовке…