Рабочий день подходил к концу, когда у меня зазвонил телефон. Я поднял трубку и услышал энергичный голос моего друга Володьки, находившегося в своём цехе, примерно в трёхстах метрах от меня:
– Михалыч, как насчёт рыбалки завтра?
Завтра был уже выходной, причём даже не один, а целых три. Я не успел ответить, как Володька спешно начал излагать:
– Есть вариант хорошо посудачить. Тут наши цеховые мужики завтра едут в Синегорье, есть возможность сесть на хвост…
У непосвящённого в таинства рыбалки читателя эта информация вызвала бы определённые вопросы. Ведь он не знает, что «посудачить» – это на нашем сленге означает «половить судака», что Синегорье – лакомое местечко, хотя и весьма удалённое, где, как говорят бывалые, судак сам из лунки к тебе выпрыгивает, только пробури. А понятие «сесть на хвост» к судаку имеет весьма отдалённое отношение, поскольку имеет в виду не судачий хвост, а возможность уехать на рыбалку на чужой машине.
Я задумался… В заветном Синегорье я, как и Володька, ещё не бывал. Не то чтобы не на чем было съездить – колёса есть у нас обоих, да и до места бы мы по карте добрались. Но что мы там будем делать без проводника, знающего рыбные места? Волга – она огромная! Выйдешь ещё затемно на бережок – а куда идти? Тропки по заснеженному льду в разные стороны на километры.
– Володя, ты хочешь сказать, что нас обоих возьмут? – недоверчиво спросил я. – А поместимся в машину?
– Поместимся, там – минивэн, – успокоил меня соратник.
– Ну, ладно, – согласился я, – только на бензин скинемся, на халяву ехать стыдно.
На том и порешили, и вечер у каждого из нас прошёл в хлопотах, суете, сборах и сладостных предвкушениях.
Рано утром, а точнее – поздно ночью, часа в три, мы уже сидели в салоне старенького «фольксвагена», заваленные ящиками, рюкзаками, ледобурами, пластиковыми санками-волокушами и прочим рыбацким добром. Водителя и его напарника, расположившегося на переднем пассажирском месте, в лицо я знал, видел на заводе. Но друзьями мы не были, и это обстоятельство вносило определённые коррективы в наши отношения. Я шепнул Володьку, что не следует по приезду «наглеть» и проситься с мужиками на их заветные места. Другое дело, если сами позовут…
Порядочность в этом вопросе – дело архиважное. Не раз случалось на зимней рыбалке, что я в ожидании поклёвки исподтишка поглядывал на друга, «напавшего» всего в нескольких метрах от меня на хорошую окунёвую стаю и вытаскивающего одного горбача за другим. Сидел и терпеливо ждал, что, возможно, мне великодушно будет предложена незанятая соседняя лунка. Самому подойти и пробурить свою – нельзя, почти стопроцентно распугаешь рыбу.
Через пару часов езды в беспросветной мгле, рассекаемой только светом наших и чужих фар, наш микроавтобус ощутимо «нырнул» на какой-то крутой спуск и медленно стал сползать вниз и вниз, и казалось, что вот-вот мы полетим по уклону кубарем. Наш скарб давно переполз грудой к передним сиденьям, а мы с Володькой оставались на своих местах только потому, что уцепились, за что только нашли. Было ясно, что мы спускаемся к Волге.
Наконец мы остановились возле какой-то тёмной «коробки» с огромной дымовой трубой. Заснеженные кучи каменного угля освещала яркая одинокая лампочка. Мы вытащили и уложили на волокуши амуницию, включили налобные фонари и гуськом двинулись на лёд.
Здесь следует пояснить читателю, что клёв судака, ночного хищника, может начаться в предутренние часы, на рассвете, поэтому выйти на место лучше ещё затемно, чтобы вовремя расставить снасти.
Идти было несложно, поскольку шли мы по натоптанной тропе – впереди наши «благодетели», Сергей с Виктором, за ними я, а замыкал шествие Володька. Пройдя к середине реки метров триста, я, помня нашу договорённость с Володькой, окликнул впереди идущих:
– Мужики! Может, мы с Володей здесь останемся? Вы обратно здесь же, этой тропой пойдёте?
В ответ послышался голос:
– Здесь же, сворачивайтесь часа к четырём…
Я оставил свою волокушу, подошёл к Володьке:
– Ну что? Говорил я, что не надо идти с ними на их места! Ведь не позвали с собой!
– Да ладно, сами половим, как получится, – примирительно ответил друг.
Мы стали располагаться, не удаляясь сейчас, до рассвета, от тропы, бурили лунки, расставляли снасти, оснащая их мороженой тюлькой. Через полчаса начало светлеть, и вскоре мы выключили изрядно «подсевшие» налобные фонари. Оказалось, что мы изрядно не дошли даже до середины реки. Наша тропа уходила наискось к противоположному берегу, возле которого, как раз напротив высоковольтной опоры, на льду копошились две фигуры. Это, без сомнения, были Сергей и Виктор, поскольку в той стороне никаких иных рыбаков видно не было.
Клёва не было, судак либо ещё спал, либо кормился, но в другом месте. Через полтора часа мы, наскоро посовещавшись, сменили тактику и смотали лишние снасти, которые без постоянного пригляда могли запросто вмёрзнуть в лунках, ведь мороз был вполне приличный, около пятнадцати градусов.
Мы перешли на «бродячий» способ ловли одной удочкой. Пробурив лунку, я сидел над ней минут десять-пятнадцать, после чего в десятке метров от неё бурил следующую… Метод оказался более эффективным: я выволок на лёд налима килограмма на полтора, Володька – судака чуть скромнее весом.
За день на морозе мы опустошили свои термосы с кофе и чаем, съели бутерброды. Рыба не клевала. Периодически кивок удочки вздрагивал, заставляя меня напрячься, но последующих поклёвок не было. Часа в три две фигуры из-под высоковольтной опоры медленно двинулись в нашу сторону. Нам не потребовалось много времени, чтобы смотать по одной удочке и собрать ледобуры.
Наконец, Виктор и Сергей подошли к нам. Спрашивать о результатах ловли необходимости не было, достаточно было взглянуть на их объёмистые рюкзаки, из-под клапанов которых торчали замёрзшие хвосты крупных судаков…
– Надо было с ними идти, – тихо пробормотал Володька, таща свою волокушу к машине.
Я оглянулся на него:
– А разве нас с собой звали?
В тот же вечер мы, отогревшись дома и приняв с устатку по чарке, созвонились. После недолгих дебатов было решено завтра же отправиться в Синегорье вновь, вдвоём, своим ходом. Но ехать решили днём, с ночёвкой. Решение, пожалуй, было слишком легкомысленным для солидных мужиков, уже отягощённых внуками, но воспоминания о судаках, не вписывающихся в рюкзаки, напрочь забивал все жалкие угрызения здравого смысла…
Итак, на следующий день после обеда мы вдвоём выехали на моём стареньком «Москвиче» в Синегорье. Без проблем проехали около сотни километров, добрались до села и осторожно спустились по извилистой дороге с кручи на берег. Рассмотреть село так и не удалось, поскольку меня занимал только спуск, а село раскинулось по береговым холмам и увалам. Увидеть его целиком возможно было разве что с Волги.
Мы остановились у той же котельной, зашли к истопнику, познакомились и договорились, что здесь, под его присмотр, оставим на ночь машину. Мужик изумился, услышав, что мы собрались рыбачить в ночь:
– Посмотрите на градусник на улице – уже двадцать пять!
Мы лихо отговорились, мол, не такое видали и хлопнули дверью… Засветло мы прошли по той же тропе мимо своих вчерашних лунок, двинулись дальше. Найти место, где судачили Сергей и Виктор, проблем не было: тропа привела именно туда и никакого продолжения не имела. Напротив, в сотне метров от берега возвышалась высоковольтная опора.
Я быстро собрал ледобур, осмотрел площадку, где накануне «порезвились» наши земляки. Их лунки основательно замёрзли, пришлось рядом бурить свои. Едва я пробурил первую лунку, как из неё наверх хлынула вода. Она пёрла и пёрла, как из скважины, образовав огромную лужу. Пришлось срочно огораживать лунку бортиками из мокрого снега, которые тут же обмерзали. Обувь моя, рассчитанная на всякие подобного рода сюрпризы, воды не боялась, но шлёпать по лужам в такой мороз удовольствия не доставляло. Обсудив ситуацию, мы пришли к выводу, что за время нашего здесь отсутствия Горьковская ГЭС закрыла плотину, а повышение уровня воды вызвало такой напор. Как это скажется на клёве, ещё ясно не было.
Тем не менее, с великим трудом, но все привезённые с собой снасти мы расставили. Не боясь никакого рыбнадзора, (там ведь тоже работают люди, которые привыкли спать по ночам!) вместо положенных десяти крючков на брата, мы опустили в лунки по тридцать «поставушек» и по шесть удочек. Семьдесят два крючка с тюльками ждали на дне голодных судаков.
… В одиннадцать часов вечера мы уже не выдержали. Обмочив обледенелые усы в кружке с полуостывшим кофе, я предложил Володьке сходить на берег, запустить для проверки мотор «Москвича». Если заведётся с трудом – снять аккумулятор и занести его в тёплую кочегарку. Что ж, предлог есть, причём вполне благовидный… Володька охотно согласился, и мы, закрывая лица рукавицами от встречного ветерка, двинулись к Синегорью.
Кочегар встретил нас как родных, удивился, что мы ещё живы. Ещё больше удивился, узнав, что мы собираемся вновь вернуться на лёд. Аккумулятор, в котором я и не сомневался, запустил движок с первого рывка…
Погревшись около получаса в кочегарке, мы вновь ушли «ловить рыбу», поскольку мороз делал своё чёрное дело, а оставленные на ночь снасти утром уже можно было не сматывать, а просто отрезать намертво вмёрзшие лески. За пару часов мы проверили все семьдесят две насадки, из которых ни одна не была даже повреждена – не то что обклёвана. Чтобы согреться, мы обновляли ледобурами лунки, переставляли снасти на новые места – словом, делали всё для того, чтобы как-то согреться.
Около четырёх часов утра мы вновь пришли к котельной. Градусник на столбе показывал ровно тридцать. Кочегар сварил на электроплитке крепчайший чай, который мы долго-долго смаковали, обжигая алюминиевыми кружками скрюченные, бесчувственные от холода пальцы.
– Забирайтесь на лежанку за котлами, идиоты, там тепло!
Но «идиоты», плотно застегнувшись, вновь ушли тешить свою рыбацкую страсть. Когда рассвело, а с восходом солнца рассеялись и наши последние надежды изловить хоть что-то в местечке обетованном, мы стали сматываться. Процесс этот, исполняемый только голыми руками, радости не доставлял и был мучительно долог. Я кое-как сматывал поставушки, не снимая с крючков тюльку, бросал их в рюкзак (дома в тепле разберу!) и мысленно клялся не брать впредь на рыбалку больше десяти крючков. После пары удочек я надевал задубевшие толстые рукавицы и долго разминал в них окостеневшие пальцы, чтобы через две-три минуты снова вытащить их на мороз…
Наконец, долгая «экзекуция» была завершена, но это отнюдь не означало окончание рыбалки. Настал новый день, и редкие, самые стойкие рыбаки, несмотря на собачий холод, выходили на лёд. Уходить на берег утром неприлично, и мы решили перейти на испытанный «бродячий» метод ловли, благо – ледобур давал хоть какой-то шанс согреться. Не расчищая от льда быстро замерзающую лунку, я бурил новую, новую… Испробовал тяжёлую судаковую мормышку, блесну… Результат по-прежнему был нулевой.
Около полудня к берегу поплелись все, кого можно было ещё разглядеть в окрестностях Синегорья. Теперь достойно уйти с Волги могли и мы. Мотор «Москвича» завёлся с «пол-пинка», как будто и не было двадцати пяти мороза. Уезжать я не торопился, решив основательно прогреть двигатель, прежде чем гнать машину в гору. Чтобы не ехать долгую дорогу молча, я включил радио, под шум которого говорить о чём-либо уже не хотелось. Только у самого дома я сказал Володьке:
– На работу выйдешь – не говори мужикам, что мы на их место съездили, посудачили.
Ничего не отвечая, Володька согласно мотнул головой.