Введение
Постсовременность всех касается.
мы все в ней прописаны, и лучше
это знать, дабы не удивляться.
А. Рубцов
В истории человечества одна эпоха сменяется другой. Это нормальный процесс. Нынешняя эпоха постмодерна (постклассическая, постиндустриальная, постсовременная – кто как ее называет) началась с 1960-х – 1970-х годов и активно завоевывает пространство (сжимающееся) и время (ускоряющееся)…
Мы все живем в мире глобальном, новейших технологий, включая образование «цифрового мира». Особенности общества постмодерна не могут не влиять на право, преступность, права и свободы человека, правосудие.
Одной из особенностей постмодерна является «цифровизация» жизни, наше параллельное существование в мире реальном и виртуальном. Причем мир виртуальный постепенно становится «ведущим», особенно для подростков и молодежи. Это имеет много достоинств (получение массы информации, освоение современных IT), но и негативных последствий (замещение реальной жизни с реальными людьми на нечто механическое, искусственное, когда собственно человеческие отношения подменяются общением в «сети»).
Законодательство, юридическая практика, правовая наука далеко не всегда поспевают за требованиями цифровой, виртуальной действительности. Более или менее подробно раскрыть все возникающие проблемы в одной статье (да и монографии!) невозможно. Автор лишь попытается на примере трех из них показать значительные сложности, возникающие перед современным юридическим осознанием реальности общества постмодерна.
Цифровой мир и преступность
Виртуализация и «цифровизация» жизнедеятельности порождает киберпреступность, кибердевиантность и «переструктуризацию» преступности, когда преступления в цифровом мире теснят «обычную», «уличную преступность» (street crime), «замещая» ее.
С конца 1990-х - начала 2000-х годов наблюдается сокращение уровня преступности (в расчете на 100 тыс. населения) во всем мире. Так, например, к 2016 г. уровень смертности от убийств снизился: в Австралии с 1,8 в 1994 г. до 0,9; в Австрии от 1,5 в 1992 г. до 0,7; в Венгрии с 4,5 в 1993 г. до 2,0; в Италии с 2,2 в 1992 г. до 0,7; в Колумбии с 88,5 в 1993 г. до 25,5; в Нидерландах с 1,3 в 1992 г. до 0,5; в Польше с 2.9 в 1994 г. до 0,7; в США с 9,9 в 1992 г. до 5,3; в Финляндии с 3,2 в 1994 г. до 1,4; в Японии с 0,6 в 1994 г. до 0,26.
В России количество зарегистрированных преступлений с 2002 до 2022 г. снизилось в 2 раза, убийств (с покушениями) в 4,4 раза; разбойных нападений с 2005 г. в 16 раз (!), грабежей - в 12 раз. А количество актов мошенничества выросло в 5 раз.
Есть несколько объяснений происходящему, но главное и общепринятое: подростки и молодежь – главный субъект уличной преступности – ушли в мир Интернета. Там они встречаются, дружат, расходятся и «убивают», удовлетворяя в компьютерных играх («стрелялки») потребность в самоутверждении, а также совершают мошеннические действия. Вообще потребность в самоутверждении, самореализации присуща всем людям, но особенно подросткам и молодежи. А между тем, именно у них наименьшие возможности удовлетворения этой потребности (отсутствие необходимого образования, профессии, жизненного и профессионального опыта). Неудовлетворенная же потребность в самоутверждении в полезной, творческой деятельности приводит к общественно опасным попыткам самоутвердиться («комплекс Герострата») или же к «уходу» - в алкоголь, наркотики, из жизни (суицид). Вот почему так необходимо государству обеспечить вертикальные лифты, предоставить подросткам и молодежи широкие возможности самоутверждения в общественно полезной деятельности (в техническом, художественном творчестве, спорте и т.п.).
Появилась и стремительно возрастает киберпреступность. Снять миллион долларов из банка другой страны, сидя в кресле за компьютером неизмеримо выгоднее и безопаснее, чем бегать с ножом по улице, отбирая сотню рублей у пенсионерки… Исследования американских университетов в Вилланове и Ратгерсе показали, что во время пика продаж видеоигр (прежде всего, «стрелялок») количество преступлений существенно снижается, до 30%.
Но киберпреступность высоко латентна. На очередной ежегодной конференции Европейского общества криминологов (ESC) в г. Сараево (2018) приводились данные: средний уровень раскрываемости преступлений в странах Европы ¬– 42-46%, а киберпреступлений – 4-5%. Думается, что не успешнее раскрываются киберпреступления и в России.
Интернет предоставляет невиданные возможности, но и затягивает вплоть до интернет-зависимости, как заболевания. Не говоря уже об использование сетей террористами, организованной преступностью, нео-фашистами, экстремистами всех мастей.
Появляются все новые и новые виды мошенничества с использованием современных средств связи. По официальным данным, в стране растут преступления в киберпространстве. Так, мошенничество с банковскими картами только за несколько месяцев 2020 г. увеличилось в шесть раз. Основными жертвами таких преступления являются пожилые люди, пенсионеры, у которых не вызывает сомнений телефонный звонок «сотрудника Сбербанка», предупреждающего об «опасности», о снятых с карты деньгах и предлагающего сообщить номер карты для обеспечения ее безопасности…
Всего преступлений с использованием компьютерной и телекоммуникационной техники выросло а 2018 г. на 92,8%, в 2019 г. - на 68,5%, в 2020 г. - на 73,4%.
Цифровизация и права и свободы человека
Современные технологические возможности используются, конечно, не только в преступных целях, но и государством для защиты от преступлений и иных правонарушений, для обнаружения правонарушителей, предупреждения преступлений . В частности, видеонаблюдение, широко используемое в современных городах и сканирование всего и вся. Но эти же возможности государственного обеспечения безопасности влекут чрезвычайно неприятные последствия.
Технические возможности «цифровизации» населения приводят к китайскому «цифровому концлагерю», программа которого была разработана к 2013 г, а к 2021 г. реализовано более, чем в 100 городах. Людям присваивается определенный рейтинг, возрастающий с "хорошим поведением" и снижающийся с неугодным, отрицательным. Лица с баллом ниже определенного становятся изгоями, коих не возьмут на работу, им не дадут кредит, им не продадут билеты на скорые поезда и самолеты. Им грозит «превентивное воспитание», т.е. арест со всеми вытекающими последствиями.
Но «цифровой» контроль существует не только в Китае. Ведь и в США существует система «Police Cloud», возможен «превентивный арест». Да и в России на фоне ограничений, вызванных пандемией коронавируса, видеонаблюдение, прежде всего в Москве, обеспечивает достаточно полный контроль над жителями.
В результате «цифровизации» населению грозит тотальный контроль государства над каждым из нас. Реализуется «1984» Джорджа Оруэлла (оруэллизация жизни). Каждый «под колпаком». Какая уж тут Свобода, провозглашаемая в первых статьях «Декларации прав человека и гражданина» (Франция, 1789 г.), Всеобщей декларации прав человека (1948), Конституции Российской Федерации! Да, в современном мире растут возможности технологической свободы (быстрое перемещение по планете, молниеносная связь по смартфону, скайпу, помощники-роботы и т.п.). Но намного сложнее с личностной свободой, все более ограничиваемой «мерами безопасности».
«Меры безопасности vs права и свободы человека» - актуальная и сложнейшая общемировая проблема. Одни из первых ее подняли немецкие социологи, политологи, криминологи. Страшное прошлое гитлеровской Германии заставило немецких коллег (профессора H.-J. Albrecht, J. Arnold и др.) бить тревогу раньше других. Из отечественных криминологов можно назвать работы Н.В. Щедрина, С.Я. Лебедева, Я.И. Гилинского и др.
Цифровизация правосудия
Не вызывает сомнения, что современные технологии должны найти место и в системе правосудия. Особенности современного общества постмодерна оказывают все большее влияние на тенденции и структуру преступности (киберпреступность «вытесняет» привычную «уличную преступность», уровень которой снижается во всем мире, корыстная преступность «теснит» насильственную, «технологизируются» методы совершения преступлений и др.). Соответственно должны существенно меняться основания и принципы правотворчества, способы и средства деятельности правоохранительных органов, судебной системы. Излишняя криминализация деяний, не представляющих действительно серьезной опасности, превращает каждого жителя страны в «преступника. Отсюда – «был бы человек, статья найдется», что еще и еще раз противоречит свободе и правам человека.
Цифровизация правосудия уже происходит в разных странах. Так, система хранения и управления доказательствами существует в Великобритании, США, Канаде и ряде других стран.
Примером «электронных весов правосудия» служит разработка профессора Х.Д. Аликперова (Азербайджан), апробированная, в частности, на заседании Санкт-Петербургского международного криминологического клуба 15 февраля 2019 г.
Поддерживая в целом идеи «цифрового правосудия», внедрения технологии блокчейна, следует заметить, во-первых, что принцип Инь-Ян никуда не исчез. В любом положительном таится отрицательное (а в любом отрицательном можно сыскать зерно положительного). Ничего «идеального» никогда не было, нет и быть не может. Следовательно, внедряя современные технологии, включая блокчейн и основанное на нем «цифровое правосудие», необходимо трезво выявить возможные «минусы» и средства их минимизации.
В принципе никто и ничто не может обеспечить, гарантировать достижение «истины» в судебном процессе. Стоит еще и еще раз подчеркнуть: «есть много истин, нет Истины» Или обратиться к Максу Борну: «Я считаю, что такие идеи как абсолютная несомненность, абсолютная точность, окончательная истина и тому подобные, являются плодами воображения, которые должны быть исключены из любой области науки». Более того, «вера любого человека в единую окончательную истину и в то, что он является ее обладателем, является главной причиной всего зла в нашем мире». Надо понять, ни судья, ни суд, ни присяжные не могут гарантировать достижение «истины» в процессе. Судебные ошибки неизбежны. Не сумеет их полностью устранить и любая технология. Тем более, что суд решает вопросы о деяниях людей, со всеми их индивидуализированными жизненными и психологическими нюансами, кои будут недоступны технологиям. Очевидно, на первом этапе внедрения технологий в процесс судопроизводства необходимо будет, заменив бумажное многотомие, сохранить роль судей в решении судеб людей. Другое дело, что судьи с помощью новых технологий типа «электронных весов правосудия» будут обладать неоценимой «подсказкой», обойти которую ради каких-либо неправовых интересов будет весьма затруднительно… Видимо, судьи должны будут в приговоре обосновать, почему их решение расходится с электронным приговором.
Применительно к России, нет больших надежд на реализацию «цифрового правосудия» в условиях «телефонного», заданного «свыше» правосудия, от которого власть вряд ли в состоянии отказаться сегодня…
Заключение
Одной из характеристик современного общества постмодерна является «цифровизация» всех (или почти всех) компонентов общественной жизни: экономики и права, политики и культуры, быта и… преступности.
Юридически значимы глобальные изменения в структуре преступности: сокращение преступлений против личности, рост мошенничества, киберпреступность и др.
Тотальная «цифровизация», когда принципиально возможно наблюдение за каждым жителем страны, обостряет проблему «меры безопасности vs права и свободы человека». Человечество идет к «1984» Оруэлла. Что делать?
Цифровизация не может не затронуть систему правосудия. Есть роботы в производстве, есть роботы-домашние хозяйки, есть беспилотники, не появятся ли роботы-судьи? Пока об этом рано говорить, а вот определенная цифровизация отправления правосудия давно ждет реализации. Уход от многотомны дел, замена секретаря судебного заседания, «электронные весы правосудия», как объективизация выносимых приговоров – реалии сегодняшнего дня.
Дальнейшая цифровизация жизни будет продолжаться. Каковы позитивные и негативные последствия? О чем надо задумываться юристам-практикам и юристам-ученым? Непочатый край работы…