Мы прошли весь Крещатик, не особо-то долго идти, полчаса не торопясь, главный проспект родины, а Богданчик вот до сих пор не посетил, позорище. Когда им разъезжать-то было, этому поколению локдауна и комендантского часа, господи прости. Что он видел в свои девятнадцать? Сельскую школу, райцентр Измаил, и вот теперь нашу обшарпанную Одессу - поступил тут на менеджмент, а куда еще поступать, не на актерское же, сказали родители.
Крещатик ушел вниз, к Подолу, а мы поднялись к Арке Дружбы Народов, нерушимой и прочной еще так недавно.
-Бодик, смотри, здесь шикарный вид на Днепр, снимай видосик для инсты, пока солнце светит, тут реально классно, таких красивых местяков и в Европе не особо найдешь, ты не думай, что это у нас провинция типа - нет, Киев действительно весьма хорош, без шуток.
Богданчик верит, глаза его светятся, и благодарностью тоже. Снимаем видосы.
Он замечает Стеклянный Мост, фига себе, -пошли! Нам в ту сторону?
-В ту, в ту. Видишь, там внизу колесо обозрения, нам туда. Но учти, мост - туристская попсня, как Лондоне, через эту…
-Темзу.
-Да! Хорошая школа у вас в селе.
-У нас болгарский класс был вначале, и, вообще, да, школа неплохая, у меня друзья в Одессе не знают вообще ничего, даже Лондона, не то что Темзы. Или там Бейкер стрит.
-Ого. И Конан Дойля читал?
-Читал. По-английски. И фильмы смотрю. Еще болгарский знаю, гагаузский понимаю, немного румынский.
-***се ты полиглот с проглотом!
-Сам ты проглот. Глотать нельзя, заразиться можно.
-Партнеру доверять надо, тогда можно всё.
-Доверяй, но проверяй, так мне бабушка говорила. Я читал, что большинство заражений у постоянных пар. Такая статистика.
-Ладно. Ты хоть заметил, что мы по стеклу идем?
-Что? Ух ты!! Блин, реально не заметил. Круто.
Мы прошли через мост, купили розовую сахарную вату, миновали памятник святому Владимиру, двинулись по Аллее художников в сторону Андреевского спуска, остановились под фуникулером. Богданчик снимал свои видосики, некоторые подальше от меня, для мамы, чтоб мой просвещенный голос не сболтнул ничего лишнего. По легенде он поехал в Киев с одногруппниками, которые путают Париж с Лондоном, а про Темзу или там Сену вообще кранты, так что я в легенде был явно лишним.
На Аллее художников художники покуривали около своих картин.
-Видишь, Богданчик, явно на продажу рисовалось, ширпотреб для туристов.
-А мне, вот смотри, пейзаж нравится.
-Да ну, дешевка, они под копирку делаются.
-Ну не прямо же под копирку, как это. Ты вообще все обсираешь только.
-Не все. Природу нет.
Аллея уперлась в Андреевский спуск, я отбежал вниз и сделал видос, как Богданчик вприпрыжку спускается по булыжной мостовой на фоне Андреевской церкви. Видос тут же был помещен в сториз и уже через пару секунд зазвенели первые лайки. Глаза Богданчика благодарно заблестели.
-Когда ты человека рили хочешь, то и фотки с видосами автоматом хорошие получаются, это желание передается зрителю, -сообщил я Богданчику.
В Андреевскую церковь мы не пошли, я сказал Богданчику, что на Подоле есть другая, не для туристов, там боженька гораздо явнее чувствуется.
По берегам Андреевского спуска стояли со своими товарами продавцы всяческой туристкой хрени: значки, монеты, фенечки, браслеты. Мы купили Богданчику бусы и браслет, долго выбирали, искали те, что ему нравятся, нашли, он был доволен.
Мы споро шагали вниз к Днепру, я слегка обнимал Богданчика, он часто поглядывал на меня, в его глазах читалось желание, наверняка в моих тоже. Мы зашли в крошечный переулок и быстро поцеловались. Киев все же не Амстердам, ухо надо держать востро.
Внизу свернули на Сагайдачного, у памятника славному гетману остановились покурить. Заспорили о Сагайдачном: я утверждал, что он правил козаками после Хмельницкого, во времена руины, а Богданчик настаивал, что до. Я с треском проиграл и купил в Сельпо два пива, с пивом в карманах мы и сели в кабину колеса обозрения.
Кабину можно было раскачивать, я веселился от души (не без участия пива) и хохотал над Богданчиком, вжавшимся в свою скамейку от страха. Колесо ехало долго и иногда останавливалось, на остановках я садился к Богданчику, не переставая хохотать, мы жадно и быстро целовались.
-Да не ссы, Бодька! Вот смотри, видишь купол? Туда сейчас пойдем - там, если служба сейчас будет, услышишь, как они поют, женщины, это церковь при Флоровском женском монастыре, так сладко поют, писдец, я их часами могу слушать. Часто говорят Фроловский вместо Флоровский, но это неправильно, как талерка вместо тарелка, согласные переставили, флора это вроде цветок по-латыни, был там такой великомученик Флор.
Я размашисто покрестился в сторону купола и успел пропеть "господи помилуй" раз пятнадцать или больше, пока мы не приземлились.
-Даже не знаю, сколько раз нужно петь.
-По идее сорок, -ответил Богданчик.
У входа во Флоровский монастырь сидели вонючие бомжи. Они попросили у нас сигарету. Я не дал, из-за запаховой нагрузки, не хотелось приближаться. Во дворе был устроен источник, народ стоял в очереди с бутылками и баклажками, а нам было не во что набрать. Одна женщина подарила нам пол-литровую емкость из-под сока. Я подумал, что надо было, наверное, кинуть тому бомжу сигарету, но черт с ним.
Вода в источнике имела слегка сладковатый вкус и желтилась на просвет.
-Наверное, целебная, -сказал я Богданчику, -уж лучше чем магазинная, ту вообще пить стало невозможно. Ладно, пошли в церковь, там ты почувствуешь намоленность. Если на любой камень молиться лет триста без перерыва, то он начнёт отдавать энергию, хе-хе.
Богданчик усмехнулся.
Мы вошли. Довольно красивый батюшка лет тридцати пяти пел нараспев, стоя у царских врат, вроде бы так эти воротики называются. Невидимые за широкой колонной женщины совершенно дивно подпевали ему в нужных местах, их чистые голоса журчали подобно ручейкам, мне стало хорошо. В определенные моменты посетители осеняли себя крестным знамением. Я, как человек сугубо мирской, почувствовал неловкость, как будто подглядываю за кем-то, лезу в чужие таинства. Я встал у уголке, сбоку от ларька со свечками.
Богданчик будто забыл про меня. Он купил в моем ларьке свечку, смело подошел к иконе в центре, которую все целуют, тоже ее поцеловал, поставил свечку, отошел назад. Он тоже знал, когда нужно молиться! Это привело меня в восхищение и вызвало страх. Я теперь здесь единственный, кто чувствует себя гостем, ни пришей ни пристеби, что я здесь делаю вообще, недоправославный - культура вроде христианская, а молится не умею. Даже и не гей толком, ведь женат был - ни одной идентичности не прорисовать, как там у Пушкина, полуподлец-полуневежда, вот да.
Между тем какой-то человечек расстелил на церковном полу не очень свежий ковер. Женщины в забавных клобуках тихонько вышли из-за колонны и встали по краям ковра. Сексуальный батюшка занял место прямо посреди ковра, он нараспев призывал помолиться за всех своих коллег и начальников, читая имена по книжечке, и в нужные моменты женщины затягивали свое "господи помилуй" так красиво, что захотелось выпить. Батюшка водил пальцем по своей книге и читал не все имена, некоторые его палец явно пропускал. Видимо, менялась там у них политика партии и молиться уже полагалось не за всех. Я пытался посчитать, сколько раз они повторяли "господи помилуй", но сбивался.
Вскоре из врат вылез довольно противный толстый поп, постарше, видимо начальник первого, голос у него тоже был мерзкий, они теперь читали свой тягучий рэп по-очереди, молодой еще как-то старался, а старый совсем на автоматизме, Станиславский не верит. Женщины нежно подпевали им в нужных местах. Одна из них, совсем молоденькая, что-то сказала соседке, и та вспыхнула, покраснела и засмеялась, не смогла или не захотела удержаться. Так и пела, улыбаясь. Тоже люди, шутят иногда на работе, -усмехнулся я сам себе.
Я подустал стоять, видимо, они все тоже. Монашки расступились, человечек свернул коврик обратно, батюшки с пением удалились.
Ко мне подошел Богданчик.
-Ну что? Класс? Как тебе батюшка? По-моему, секси, а?
-Витя, не надо в церкви так говорить. Тихо.
-О господи. Ладно. А зачем ты икону целовал? Ее ж всякие бомжи целуют, заразишься еще чем.
-Я рамку, не бойся.
-Бодька, вот эта калитка, откуда они выходят, это же царские врата, да?
-Да.
-А эта типа кафедра где ты икону целовал? Алтарь?
-Нет же. Это аналой.
-Анал! Ой! Классно
-Тихо ты. Но смешно.
Богданчик не смог не засмеяться.
-Анальные свечки там стоят. Аналойные!
-Да иди ты.
-Ты прямо вот веришь, Бодька? Ну, в бога еще ладно. Но попам-то чего? Это же театр, музыка, развлечение. Ну хорошо, клуб по нтересам. Нельзя же серьезно относиться. Господи-поми-и-и-лу-уй, хм, кто им эту мелодию сочинил, а вдруг Фредди Меркьюри, почему нет, раз Чайковскому можно.
-Тебе бы все - театр.
На выходе все еще сидели те бомжи. Я кинул им две сигареты.
-Слушай, Бодька, а бог неужели успевает регистрировать, кто кому где свечку ставит. Ему что, больше делать нечего?
-Да нет же. Свечки мы ставим не прямо богу, а разным святым. А они уже просят бога о помощи, передают наши просьбы.
-Че реально? Язычество ж чистое. Блин, я даже не знал.
-А вот.
-Дал бы тому батюшке? Мне кажется, он на тебя пару раз глянул.
-Перестань. Это же священник.
-Тю. Ты что, не знаешь, они там все в задницу ипутся.
-Да ну тебя. У нас в селе батюшка хороший.
-Допускаю. Но это, скорее, исключение. Там разврат полный, в этих монастырях.
-Не надо так говорить.
-Отчего же не надо, если это так. Пидер на пидере и пидером погоняет.
Темнело. Я приобнял Богданчика, прижал к себе. А он неожиданно увернулся.
-Ты че, обиделся за попов? Они такие же люди, не лучше тебя.
-Тебе лишь бы обосрать, как обычно.
-Да блять есть у меня мальчик знакомый. Живет с попом. Ты думаешь, я придумываю? Там наших больше половины. Не погрешишь - не покаешься, это у них любимое изречение. Этот его поп даже в гейклуб ходил, не стесняется особо. Пошли пиццерию найдем.
-Не хочу. У меня бабушка в церкви пела, меня с собой часто брала. Там хорошое люди, что ты мне тут рассказываешь гадости всякие.
-А чего гадости-то. Секс это не гадость. Я собственно, не против, пусть чпокаются там друг с другом на здоровье. Просто нехер кричать, что это грех. Иначе выходит, что им можно, а нам нельзя, что за двуличие блин.
-Я не хочу этого всего слышать! Ты можешь заткнуться наконец! Не нужны мне твои комменты идиотские. Самый умный нашелся. Ты же не понимаешь в этом ничего. Я кстати за тебя свечку там поставил, за придурка.
Богданчик вдруг рванул в боковую улицу. В первую секунду я хотел было бежать за ним, но не побежал.
Я медленно вытащил из пачки сигарету, медленно закурил, внимательно наблюдая, как дым поднимается к серому небу, как важно и неторопливо ползут облака, наплывая одно на другое. Вспомнилась моя первая женщина, ее звали Ольга, "эх, Витя, каким бы ты был золотым мальчиком, если б поменьше писдел". Эх.
Он уехал обратно в Одессу на ночном поезде. Когда я вернулся в гостиницу, его чемодана там уже не было. Молодец, быстро сориентировался в чужом городе.