Ей долго не спалось. Перелистывала события последних дней - веселые ланчи с подругой, ее комментарии по поводу ухаживаний Гвидо, и прощально - улыбчивая напоследок, смугло - солнечная Генуя, поездка в Рим на машине с ночевкой в маленьком уютном мотеле.
-Ну, что тебя там ждет? -говорила о Москве подруга. - Сама подумай! Писать и сочинять можно везде, а здесь -то, на античной земле - сам бог велел! Не сходи с ума! Неужели этот маленький калека так запал в твою душу, что ты готова променять здравый смысл на призрачные мечты? Сколько тебе лет? Опомнись, матушка! Чай, не девочка! О будущем думать надо…
-А какое у меня здесь будущее? - удивлялась Вирджиния.
- А какое там?- не унималась подруга.- Да, если б не связи твоего отца и деньги твоего мужа, ходила б ты со своей красотой на рынок с кошелкою, как миленькая, и носила бы китайские джинсы! А привязанность студента что тебе может дать? Букет ландышей на майские праздники? Билет в кино на последний ряд? Липкую карамель на потной ладошке? Да, с твоим умом и обаянием ты способна украсить палаццо венецианского дожа, а не читать мне с восторгом смс глупого мальчишки!
Не зная, на кого ей больше досадовать, Вирджиния вертелась в постели, сон упорно не шел.
Так она и не заметила, в какой момент уже под утро ее все-таки сморило .
Сон был чугунно- тяжелый, похмельный какой -то…
И проснулась она с головной болью.
Телефон, оставленный на зарядке, заливался трелью веселой мелодии.
-Ванька! - подкинуло Вирджинию и она, босая, бросилась к телефону.
-Здравствуйте! - ласково пропел девичий голосок.- Меня зовут Дарья, я представляю салон красоты «Дива» и хочу предложить вам наши услуги…
- Подите к черту с вашими услугами! - в сердцах крикнула Вирджиния опешившей собеседнице и швырнула телефон на пол.
Надо было начинать жить по московским правилам: ходить в магазины, готовить, убирать в квартире.
Во второй половине дня Вирджиния наметила поездку в издательство.
А сейчас предстояло разобраться с вещами, загрузить стиральную машинку, стереть пыль.
Она выставила к дверям подарочные пакеты для коллег.
Вирджиния долго раздумывала, что привезти Ивану.
Выбрала маленькую изящную вещицу - плоский стеклянный сосудик, оправленный в кружево металла, на замшевом шнурке. Он был предназначен для ношения на шее. В нем разноцветными слоями был засыпан песок с разных побережий и на стекле красовались подписи, откуда привезен песок.
Вирджиния намеревалась преподнести его со словами, что ноги Ивана пройдут по всем этим местам за долгую счастливую жизнь.
В издательстве Вирджинию встретили восторженно, вертели во все стороны, расхваливали загар, жадно расспрашивали - что да как?
Она даже успела устать от нескончаемого внимания.
Улыбаясь, накрыла стол в комнате для досуга и чайных посиделок.
Дегустируя вина и смакуя деликатесы, коллеги наперебой рассказывали издательские сплетни и новости, завидовали мягкому климату Генуи, где счастливица Вирджиния пробыла шесть недель, ругали, как водится, московскую непогоду…
Вирджиния в шутку обмолвилась о дружбе с итальянским ресторатором, с удовольствием рассказала, с каким изяществом он поздравил ее с недавним днем рождения.
Коллеги зашушукались, переглянулись и выставили на стол бархатный футляр.
В нем оказалась серебряная цепочка тонкого плетения, украшенная подвеской в виде морской раковины.
За именинницу подняли тост.
- Ну, расскажи, расскажи, дорогая, не томи - какие они, итальянские мужчины? - приставали за столом. -Темпераментны, да?
Вирджиния смеялась.
Застолье, накрытое на скорую руку среди рукописей было совсем непохожим на церемонные походы в ресторан Дзефферино.
Здесь так все было попросту, привычно и непафосно, что Вирджиния ужаснулась: - И разве я могла бы все это предать? Променять на глянцевые листья пальм и запахи приморских кабачков?
Согретая теплым застольем с друзьями, Вирджиния добиралась домой и зябко поеживалась, отвыкнув от московских осадков у теплого моря.
Она вернулась в Москву мыслями, чувствами, всем телом, всем нутром.
Метро всосало ее, продутую сырым ветром, в свой мир света, гулкости, суеты, разноголосицы. Она миновала этот этап пути в глубокой задумчивости.
В мыслях всплывали то синьор Дзефферино с галантной улыбкой склонившийся к ресторанному столику, то Иван, лежащий на ковре ее комнаты и завороженно разглядывающий неспешное движение рыб за стеклом аквариума.
То снова Дзефферино, катающий ее на яхте, то снова Иван, стоящий в темноте двора под ее окнами.
Вирджинии вдруг так нестерпимо захотелось вернуть вечер, когда Иван остался с ней, что, выйдя из метро, она побежала в сторону дома бегом.
Вирджиния была уверена, что, добежав до двора, она непременно столкнется там с Иваном.
-Ну, какая же я идиотка! - ругала она себя, спеша домой. - Вот сейчас я увижу его! Непременно увижу его! Ерунда, что телефон молчит! На нем, элементарно, может не быть денег - студент же! Вот и все! Пока я загорала, Ванька ходил ко мне под окна. Стойкий мой солдатик…Вот сейчас, сейчас я увижу его!
Она ворвалась во двор, тяжело дыша от бега. Двор был пуст.
В нетерпении поднявшись в квартиру, Вирджиния прошла на кухню, выглянула в окно. Двор был по-прежнему пуст.
Не раздеваясь, она стала искать телефон в сумочке. Уже оказавшись в ее руках, телефон вдруг зазвонил.
-Але! - крикнула Вирджиния в трубку.
-Ты приехала, наконец? - старческий капризный голос прозвучал в мембране возле уха. - Ну, здравствуй, дочка!
- Да, папа, я приехала,- машинально ответила Вирджиния. -Я заеду к тебе завтра. Прямо с утра.
- Я нездоров, - сказал отец ворчливо. - Не тяни с приездом! Только бы вам всем развлекаться! Про долг перед родителями никто и не вспоминает!
-Ну, что ты такое говоришь, папа!- возразила Вирджиния. - Просто я только с самолета! А тут холодно…Я зябну страшно. Я привезла тебе все, что ты любишь - завтра устроим пир!
Утро следующего дня прошло в доме отца и встреча эта вовсе не была желанной для Вирджинии.
Отец кряхтел, ныл, стонал, упрекал слезливо, что дочь вспоминает его лишь в дни рождения, хотя это было явной неправдой.
Отцу помогала домработница, но все равно полдня было посвящено уборке и наведению порядка в доме, примерке обновок и потчеванию привезенными гостинцами.
Глядя на ветхую фигуру отца, Вирджиния с болью вспоминала те времена, когда он, полный сил, крепкий, моложавый, приезжая из многочисленных командировок, одаривал свою семью обещанными презентами.
- Как все меняется…- с горечью думала она.- Теперь он, как несмышленое дитя, с нетерпением ждет моих приездов…
Вышла от отца она с тягостным бременем чувств и побрела бесцельно по улицам.
После визита к отцу, она шагала налегке и ноги сами несли ее к институтской проходной.
- Подожду Ивана, - решила она спонтанно. -В это время он, как раз, заканчивает учиться.
С полчаса она прослонялась около проходной, вскидываясь на каждый хлопок открывающейся и закрывающейся за студентами двери.
На нее посматривали, а то и откровенно глазели курящие у крыльца мальчики. Ей было все равно.
Потом толпа поредела, затем вовсе рассосалась.
На крыльцо с сигаретой вышел представитель службы охраны, солидный, в добротном костюме с бэйджем на лацкане пиджака, покурил и направился прямиком к Вирджинии.
-Увидел в камере слежения…» - мелькнуло в голове у Вирджинии.
- Вы кого - то встречаете? - осведомился он без тени улыбки.
- Встречаю, - как школьница отрапортовала Вирджиния.- Впрочем, наверно, все же нет. Просто мне нужно в деканат факультета информационных технологий.
- А документы у вас с собой? - строго поинтересовался начальник службы безопасности, как успела прочесть на лацкане Вирджиния.
Она не обиделась и достала из сумочки издательский пропуск.
Мужчина раскрыл пропуск, прочитал содержимое и, кивнул Вирджинии.
- Проходите! - пригласил он.
Вирджиния прошла вперед, миновала турникет на входе.
Записав фамилию Вирджинии, начальник службы безопасности вернул ей пропуск, объяснив, как ей попасть в нужный кабинет.
- И что я там скажу? - лихорадочно соображала Вирджиния, поднимаясь по лестнице в поисках нужного кабинета. - Ни фамилии не знаю, ни адреса домашнего…Кем я должна там представиться? И дадут ли мне такую информацию, чужому, по сути, человеку? Здесь ведь не объяснишь, что и почему… Впрочем, могу сказать, что шла по улице и ко мне пристали хулиганы неподалеку от института…А ваш студент меня защитил и даже не представился…Но, у него есть существенный признак, по которому он легко узнаваем. И вот, я бы хотела принести ему благодарность и чтоб на факультете узнали о его благородном поступке…Господи, бред какой-то...
Около деканата, что располагался в торце коридора, с двух сторон обставленного мягкими стульями, версия отпала сама собой.
Вирджиния увидела и сразу узнала Ивана.
Он смотрел на нее с большой цветной фотографии, яркость которой подчеркивала черная лента.
У дверей в деканат явно временно прилепилась парта, на которой стояла под стеклом траурная фотография. В напольной вазе алело облачко гвоздик.
Вирджинию словно кипятком обварило.
Ноги вмиг стали ватными, предательски слабыми, захотелось сесть.
Она присела на краешек стула, вытянула шею, смаргивая, сощурила глаза и пыталась прочесть текст некролога.
Буквы прыгали, разбегались и мешали прочесть короткую, в три строки, информацию: - Трагически погиб…Осокин Иван…3 курса ... незабвенный товарищ…в нашей памяти…
- Значит, Осокин… - сказала сама себе Вирджиния.
-Вчера хоронили… - услышала она, приоткрыв дверь деканата, голос секретаря. - Да, народу -то, конечно, набилось, факультет, кафедра, все…Молодой совсем, бедолага! Маршрутка сшибла на большой скорости, долго не мучился парень. И на том спасибо…
- Ну, вот и другие вопросы не надо задавать… - подумала Вирджиния.
-Что вы хотели? - осведомилась средних лет женщина - секретарь, вернув телефонную трубку на рычаг.
- Адрес Ивана Осокина. Помочь семье деньгами… - проговорила Вирджиния бесцветным голосом.
-Да, конечно! - мягко и участливо проговорила секретарь, как обычно бывает в непоправимых ситуациях и без лишних слов дала Вирджинии адрес.
Выйдя, Вирджиния удивилась, какой у нее в мгновение ока стал ясный мозг.
Она мигом достала из сумочки яркий пластиковый пакет, огляделась и, стащив с парты фотографию Ивана, опустила ее в пакет.
Щеки ее тут же запылали, словно она совершила тяжкое преступление.
- Обойдетесь,- мстительно подумала она, досадуя непонятно на кого. - Мне нужнее…
Выйдя из проходной, она медленно пошла по почти безлюдной в этот предвечерний час улице, мысленно восстанавливая в памяти весь диалог с Иваном в день первой встречи с ним.
Вирджиния плохо помнила , где и по каким улицам она ходила, не чувствуя холода.
Ноги без устали совершали механическую работу, все больше ускоряя неспешный вначале темп.
Щеки пылали от холода.
Потом она, не помня себя, оказалась в каком-то кафе, согревая озябшие руки над чашкой горячего чая.
Домой она добралась совсем к ночи.
Вопреки своим привычкам, долго раздевалась в коридоре; сняв туфли, бестолково искала для них место, забыв о привычном; перчатки, всегда лежавшие у зеркала, переложила в карман пальто, затем в сумку; связку ключей, выроненную из рук, так и не подобрала с пола.
Включила свет в кухне и, прислонясь плечом к дверному косяку, с ужасом увидела в кухонном окне свое сиротское отражение .
Она наморщила лоб и у нее никак не получалось подсчитать, сколько уже вечеров Иван не был в ее дворе. Эти цифры почему-то казались теперь важней всего.
Позавчера в полдень ее самолет приземлился во Внукове, а с Иваном в это самое время прощался институт…
Третьего дня Вирджиния с подругой тронулись из Генуи в Рим, легкомысленно шутя по поводу случайного романа с Дзефферино, а Ивана в это время чужие руки готовили в последний путь.
Накануне отъезда из Генуи, она нежилась на пляже в предвечерних лучах и мысли ее были бестревожны, а Иван, отчаявшись дождаться, свел счеты с жизнью.
Вирджиния была уверена, что именно свел.
Она не вернулась в срок - он не смог больше ждать.
Ей вспомнилась одна из его последних смс: - Хочу прижаться к тебе. Представляю, как ты загорела и стала нереально красивая.
Нереально красивая Вирджиния вернулась в нереальную пустоту.
Она ощутила вакуум в груди, будто из нее разом вынули душу, которую согревала любовь маленького мальчика с большим сердцем.
Все, что оставалось сейчас внутри, напоминало темный пустой колодец, из которого навеки ушла вода.
Вирджиния бесцельно походила по квартире, зашла зачем -то в спальню, взглянула на часы у кровати.
Было полвторого ночи…
Вернулась в гостиную, неся с собой кожаную индийскую подушку.
Взяла в руки пестрый пакет, достала фото Ивана, прислонила к подушке так, чтобы он смотрел на рыб.
- Нигде не был, ничего не знаю… - всплыли слова Ивана.
Она прислонилась спиной к аквариуму. Тихо журчал механизм, питающий воду кислородом.
Мерно стучал дождь по подоконнику, да где-то за стенами, в одной из квартир, монотонно плакал ребенок.
Потом плач прекратился, видно, малыш уснул.
На фотографии Иван выглядел совсем юным, короткостриженым; когда фотограф его снимал, Иван с трудом сдерживал улыбку - ведь радость переполняла. Институт, новая жизнь, все впереди…
- Как же я теперь, а, Ванька? - спрашивала Вирджиния беззвучно. -Что ж ты натворил? Куда ж я без тебя? За что ж ты меня оставил? Как мне одной - то?
Иван не отвечал. Он, сдерживая улыбку, смотрел на рыб.
И, казалось, его широко распахнутые глаза удивлялись и выражали восторг: красавицы-рыбы величаво шевелили плавниками, изумрудно -зеленые, лимонно -желтые, серебристые, бархатно-черные… Их плавные движения завораживали.
А в маленьком стеклянном сосудике, оправленном в кружево металла, который Вирджиния в спальне повесила себе на шею, был запаян песок со дна всех морей, откуда к Вирджинии приплыли рыбы, таращившие глаза на Ивана и, словно бы, сожалевшие о том, что его ноги никогда не смогут пройти по побережиям этих морей…
Вирджиния отлепила спину от аквариумного стекла, поднялась, вышла в кухню, откупорила бутылку привезенного с собою вина, взяла два бокала, вернулась в комнату.
Села на ковер, налила вина себе в бокал, второй оставила пустым.
- Я собиралась выпить с тобой это вино и рассказать, как я провела все дни в разлуке с тобой…- она дотянулась до телефона.- Ты рассказывал мне про себя в своих сообщениях. А я не всегда могла и хотела на них отвечать… А сейчас я поняла, что дороже их у меня ничего нет…Прости меня, Ваня…
Иван смотрел на нее и понимающе улыбался.
Вирджиния читала смс по порядку, очень сосредоточенно и рассказывала Ивану, что она делала, когда они к ней приходили: эту она прочла в самолете при посадке, эту - в экспрессе, идущем в Геную, эту - в первый вечер у моря.
Вот эту, про стойкого оловянного солдатика - на яхте, качаясь на легкой волне с Дзефферино…
Вирджиния очень подробно рассказывала о каждом дне, прожитом у моря. Рассказов хватило на всю ночь. Иван слушал внимательно, не перебивая.
Когда смс были прочитаны и все вино выпито, забрезжил рассвет.
- Да, здесь, в этой комнате, время и впрямь останавливается…- то ли подумала Вирджиния, то ли произнесла вслух, как и все слова этой ночи.- И я знаю, Иван, что ты здесь, ты рядом. Так есть и так теперь будет всегда. Жизнь баловала меня любовью, в ней не было недостатка. Но меня любили, как правило, за то, какая я снаружи… Внутрь меня никто не стремился заглянуть, довольствовались оболочкой… Ты - единственный, кто любил мою душу, мои мысли , мои чувства, настроения, привычки, капризы… Все то, из чего я состою, ты искренне любил. Любил меня такой, какая я есть…А не такой, какой меня придумывали для себя…Не такой, что дает пищу тщеславным мужским амбициям.
Иван слушал по-прежнему молча и соглашался со всем, сказанным ею.
-Теперь я буду приходить под твои окна, Ванька, ведь сумерки - и мое любимое время… - сказала Вирджиния, обращаясь к портрету.
После ночи, проведенной без сна, у Вирджинии наступило вязко-дремотное, почти параличное состояние.
Ей не хотелось двигаться, да что там двигаться - ей не хотелось шевелиться…
Когда к полудню она поняла, что, хочешь - не хочешь, а надо встать с ковра и хотя бы вскипятить чайник, ноги не слушались. Она с таким усилием поднялась, что пришлось постоять, чтобы сделать несколько шагов до кухни.
- Вот , Ванька, я теперь совсем, как ты!- сказала она Ивану и вышла в кухню.
Иван улыбался с фотографии с веселым сожалением.
Через час Вирджиния смогла выйти на улицу и ей пришлось зажмуриться от белизны - выпал снег.
Время было рабочее, прохожие встречались редко и снег еще не успели затоптать.
Он ложился и тут же таял на теплом асфальте, ежился прозрачным тюлем.
Возле институтской проходной снег был уже истоптан и растащен со ступенек крыльца ногами студентов.
Вирджиния оставила за спиной проходную, в которую еще неделю назад каждое утро входил Иван и пошла по пустой, такой знакомой, улице к перекрестку.
Достала из перчатки листок с адресом, сжала в кулаке и стала отыскивать нужный дом.
Найти его оказалось несложно; дом стоял боком к улице, на виду и гостеприимно зазывал в пекарню-кондитерскую, расположенную в торце и источавшую аромат свежеиспеченного хлеба.
Был он пятиэтажным, трехподъездным.
Маленькие палисаднички, маленькие, в две доски, лавчонки у подъездов.
Дверь, припертая кирпичом, была открыта настежь: грузчики таскали старую мебель из квартиры на первом этаже, громоздя ее прямо у входа в подъезд.
Лифта в доме не было.
Квартира, в которой жил Иван, находилась на пятом этаже.
Вирджиния устала подниматься и на четвертом сделала остановку.
-Трудно взбираться тебе было, Ванька,- вздохнула Вирджиния.- Ау меня в доме лифт, который мне вовсе без надобности. Почему всегда в жизни так?
У нужной ей квартиры Вирджиния помедлила на пороге.
Из прихожей доносился негромкий разговор.
Слова Вирджиния не пыталась разобрать, просто ей необходима была эта пауза, прежде чем сделать шаг туда, внутрь.
Она уже поднесла руку ко звонку, когда дверь внезапно распахнулась и на пороге возник мальчик.
Мальчик, не ожидая увидеть прямо у двери чужую женщину, опешил.
Вирджиния тоже. Ей сперва показалось, что это Иван ей открыл.
- Вы к кому?- удивленно спросил мальчик, похожий на Ивана лицом и голосом. Правда, голос был еще юношеским, ломким.
- К Ивану Осокину. - сказала Вирджиния.
- К Ивану? А он…- мальчик побледнел, растерялся и отступил вглубь прихожей.
Возникла заминка.
Мальчик ошарашенно смотрел на Вирджинию, она на него.
-Мама, - позвал мальчик в глубину квартиры, по - детски непосредственно разглядывая Вирджинию. - Здесь, вот, к Ивану пришли…
-К Ивану? - в коридор вышла моложавая миловидная женщина в джинсах и черной футболке; за ней выглянул высокий мужчина.
Он обнял женщину за плечи, оказавшись ростом на целую голову выше и прижался грудью к ее спине. Все трое стояли и смотрели на гостью.
-Здравствуйте! - первой сказала хозяйка Вирджинии.
- Простите…Я бы хотела…Здравствуйте… - пробормотала Вирджиния пересохшим ртом.- Хотела бы…
-Заходите, пожалуйста! - любезно пригласил мужчина, избавив Вирджинию от лишних слов.
-Я была дружна с вашим сыном, - смущенно сказала Вирджиния, мгновенно почувствовав, как жаркая краска заливает ей щеки. - Меня долго не было в Москве, а два дня назад я вернулась и узнала, что…что…Вы позволите мне побыть в его комнате?
Женщина молча кивнула, мужчина подвинулся к Вирджинии и стал снимать с нее пальто.
Затем нагнулся и поставил перед ней тапочки.
-Это Ванины. - сказал он, грустно улыбаясь.
Вирджиния пыталась обуть тапочки и у нее никак не получалось.
Наконец, она справилась с собой и с тапочками тоже.
- Костя,- обратилась женщина к мальчику, - проводи к вам в комнату! И иди, куда шел, тебе нельзя опаздывать!
-Я недолго, - поспешила уверить Вирджиния, стесняясь смотреть в лицо матери. - Не буду вас задерживать…
- Ничего страшного, - успокоил мужчина. - Не волнуйтесь, мы никуда не спешим.
Мальчик, похожий на Ивана, открыл дверь в комнату, вопросительно глядя на Вирджинию и, помедлив на пороге две - три секунды, вышел.
Дверь за ним мягко затворилась.
-Ну, вот… Вот, Иван… Я пришла. Ты ко мне не смог прийти, так вот, я сама здесь.
Вирджиния беспомощно огляделась, разом растеряв все силы.
На стене висела фотография - братья Иван и Константин у реки с удочками. Фотография была удачная и очень смешная: в солнечный летний день оба брата сидели спиной к объективу и, как по команде, обернулись, щурясь от яркого солнца, а удочки победно торчали вверх.
Рядом с Иваном на траве лежали пойманные рыбешки.
Они совсем не походили на важных красавиц из аквариума Вирджинии…
На письменном столе, где царил безупречный, совсем не мальчишеский порядок, лежал мобильный телефон, который принадлежал Ивану - Вирджиния его сразу узнала, и стояла такая же фотография, какую Вирджиния стащила в институте, только без траурной ленты.
- Привет, я очень рад тебя видеть, - словно говорил взгляд Ивана на этот раз, - чувствуй себя, как дома! И ничего здесь не бойся - я рядом.
Комната, где до недавнего времени жили братья, была очень небольшой; кроме письменного стола и двух стульев, в ней была еще шведская стенка для гимнастических упражнений и двухъярусная кровать.
Возле кровати на полу стоял рюкзак Ивана.
Вирджиния его узнала, как и телефон, погладила рукой и села на кровати, безошибочно угадав, что Иван спал внизу.
За дверью сперва было тихо, потом возобновился негромкий разговор, который журчал потихонечку, не отвлекая Вирджинию от ее мыслей.
-Как, должно быть, счастливы были эти люди друг с другом, несмотря ни на что, - думала Вирджиния, снова возвращаясь глазами к веселой фотографии с пойманной рыбой. -. И как твоя комната, Иван, напоминает тебя…Я пробралась сюда, как вор, и у меня есть совсем немного времени, чтобы запомнить все это и унести с собой…Унести столько, сколько смогу…
Вирджиния легла на кровать к Ивану, повернулась лицом к стене, подтянула колени к подбородку, как младенец в утробе матери.
- Все здесь пахнет тобой, Иван…Тебя нет, а твой запах остался. - Вирджиния уткнулась носом в подушку к Ивану и впервые, после известия о случившемся, заплакала.
Горько, беззвучно, сотрясаясь всем телом, как безутешная вдова при известии о похоронке.
Она плакала долго и была уверена, что, пока она в комнате, к ней никто не войдет и никто ее не потревожит. И уходить не торопилась.
Ее и правда, не тревожили…
Семья старалась жить привычной жизнью - говорили, двигались, звенели посудой ; и на фоне невозвратной потери эти обычные повседневные проявления выглядели огромным мужеством, чего так не хватало осиротевшей враз Вирджинии.
Она, уйдя в свои переживания, все же продолжала чуть-чуть слышать, как за стеной говорят между собой родители Ивана и испытывала удивительное чувство близости с этими доселе незнакомыми ей людьми.
Хорошо и покойно было осязать и чувствовать присутствие этой жизни, вошедшей в нее так внезапно и не хотелось покидать этот дом.
-Еще немножко, еще несколько минут, самую малость... - говорила себе Вирджиния.
Она знала, что еще засветло ей надо покинуть эту опустевшую безмолвную комнату и поспешить на Сиреневый, чтобы кормить голубей теплым хлебом.