МЭТЬЮ АРНОЛЬД1; ПАРНЕЛЛ; ОСКАР УАЙЛЬД;
«УТРЕННЯЯ ПОЧТА»; БОТТОМЛИ2
____________________________
1 Мэтью Арнольд (1822—1888) — английский поэт и культуролог, один из наиболее авторитетных литературоведов и эссеистов викторианской эпохи. Стоял у истоков движения за обновление англиканской церкви.
2 Горацио Боттомли (1860—1933) — британский фи-нансист, журналист, редактор, владелец газеты, мошенник и член парламента.
В свой первый год в «Вечерних новостях» я достиг ус-пеха. Мои работодатели были весьма довольны. Я сократил потери более чем наполовину и был уверен, что на второй год расход на производство сократится до 15 000 фунтов вместо 40 000, а тираж вырастет с 8 000 до 20 000 в день.
Работал я так же усердно, как и всегда. С восьми утра до семи вечера я никогда не покидал офис, за исключением обеденного перерыва. Со временем я стал принимать пригла-шения на обеды, а также на обеды в воскресные дни. Раз в не-делю миссис Джин3, вскоре ставшая леди Джин, благодаря посвящению в рыцари ее мужа, известного судьи, приглашала меня на один из своих восхитительных приемов, где встреча-лись все знаменитости, от парламентских лидеров до избран-ных деятелей искусства, литературы и жизни. На второй год я был представлен ее главной сопернице леди Шрусбери4, в до-ме которой собирался узкий круг избранных.
_______________________________
3 Сьюзан Элизабет Мэри Джин, баронесса Сент-Хелиер, урожденная Маккензи, ранее Стэнли (1845—1931) — жена Фрэнсиса Джина, 1-го барона Сент-Хелиера.
4 Анна Тереза Кокерелл, леди Шрусбери (1836—1912) — на время рассказа вдова.
Я не раз рассказывал, как познакомился у миссис Джин с Оскаром Уайльдом и какое огромное впечатление он на меня сразу же произвел. Там же я встретил Рассела Лоуэлла5 и Томаса Харди6, а также множество более или менее выдающихся писателей и политиков, некоторых из которых я уже описал в своих «Современных портретах». Но здесь я расскажу только о тех, кто оказал большое влияние на меня и мое развитие.
___________________________
5 Джеймс Расселл Лоуэлл (1819—1891) — американ-ский поэт, педагог, эссеист и дипломат.
6 Томас Харди (1840—1928) — выдающийся англий-ский прозаик и поэт поздневикторианской эпохи.
Среди них назову Уолтера Патера7 и Мэтью Арнольда, особенно Арнольда, к которому меня влекла та любовь к иде-альному человечеству, которая объясняла все его строгости в отношении английского образа жизни и английским манерам.
_____________________
7 Уолтер Патер (1839—1893) — английский эссеист, литературный критик и гуманист.
Мэтью Арнольд был восхитительным собеседником, полным причудливых фантазий и готовым, как правило, по-смеяться над самим собой. Помню, как рассказывал ему о на-смешке Оскара над первым романом его племянницы, миссис Хамфри Уорд8. Уайльд сказал ей:
__________________________
8 Мэри Огаста Уорд (1851—1920) — британская писа-тельница и общественная деятельница; свои произведения подписывала мужским именем Mrs. Humphry Ward.
— Вы, сэр, представили читателям «литературу», а она вдруг стала решительным вкладом в «догму».
Арнольд рассмеялся, как школьник.
— Миссис Уорд слишком серьезна, — сказал он. — Интересно, почему женщины гораздо серьезнее мужчин?
Когда Арнольд вернулся из Соединенных Штатов, где прочитал несколько лекций, он с присущим ему юмором зая-вил, что большая часть его успеха была связана с ошибкой людей, принявших его за Эдвина Арнольда9.
_______________________
9 Сэр Эдвин Арнольд (1832—1904) — английский поэт, журналист и издатель викторианской эпохи. Он первым изло-жил идею строительства железной дороги из Каира в Кейпта-ун. Все значительные поэтические произведения Арнольда (самое известное — поэма «Свет Азии») связаны с индийской культурой. Поэма «Свет Азии» была переведена на многие индийские языки, в том числе на хинди. Она имела грандиоз-ный успех в Великобритании и США.
— Да, да, — засмеялся он, — это был «Свет Азии», ко-торый стал для меня «Светом Мира» и осветил мой путь. Тирс10 им неизвестен, моя поэзия там не рассматривалась. К счастью, поездка прошла успешно и избавила меня от денеж-ных забот. Америка была очень добра ко мне, хотя иногда и наказывала мое тщеславие. Как вы и предсказывали, они при-гласили меня проповедовать ораторское искусство!
______________________
10 Тирс — деревянный жезл или посох, увитый плющом и виноградными листьями; тирс — атрибут древнегреческого бога рождающих сил природы и вина Диониса, а также его свиты — сатиров и менад. Непременный атрибут дионисий-ских мистерий, символ человеческого созидающего начала — фаллоса мужчины.
Однажды Арнольд произнес речь в Вестминстере о школах или о школьном образовании. Речь была хороша, но не вдохновляла.
Из чистого озорства я хотел докопаться до самого со-кровенного у оратора — до его недостатков как критика. По-видимому, Арнольд не глубоко знал французскую поэзию. Ко-гда я хвалил «Легенду веков» Виктора Гюго или «Мудрость» Поля Верлена, он заявил, что они ему безразличны. Тогда я заговорил об Эмерсоне11 как о великом поэте, подобном Уит-мену, но и эта поэзия оказалась ему не интересной. Я проци-тировал:
___________________________
11 Ральф Уолдо Эмерсон (1803—1882) — американский эссеист, поэт, философ, пастор, лектор, общественный дея-тель; один из виднейших мыслителей и писателей США. Пер-вым сформулировал философию трансцендентализма, наде-ляющую природу неисчерпаемой духовной силой.
Вопрос твой безответен.
Твой взор как правды свет.
Ты спрашиваешь вечно,
Но ложь — любой ответ.
Наедине с Природой
Оставь гостей твоих:
Тысячелетий тайну
Не разгадаешь вмиг12.
_____________________________-
12 Эмерсон Р.У. Из «Сфинкса». Перевод А.В. Шарапо-вой.
— Но разве это поэзия? — фыркнул Арнольд. — Не очень-то и верится.
— Вспомните «Скромную пчелу»! — воскликнул я. — И тогда откажите ему в поэтическом даре. В этом стихотворе-нии, несомненно, есть истинная поэзия!
— Да, действительно, — неохотно заколебался Ар-нольд, — но все мы в определенные моменты становимся по-этами.
— Разве что в определенные моменты, — с сарказмом в голосе согласился я, потому что он просто уклонился от отве-та.
Арнольд покачал головой.
— Думаю, что «Скромная пчела» достойна быть в од-ном ряду с «Жаворонком» Шелли, — продолжал я. — Не в об-ласти музыкальности, конечно, но у нее есть свои собственные поэтические достоинства, и когда-нибудь ее узнает и полюбит широкая публика. Я редко хвалю Эмерсона, — добавил я, — потому что он поссорился с Уитменом и выступал за законы13 против свободы слова.
____________________________
13 Имеются в виду «законы Энтони Комстока», феде-ральные и штатов. Приняты в течение 1870-х гг. Запрещались публичная нецензурная брань, распространение порнографии, пропаганда контрацепции и т.д. — все, что оскорбляло викто-рианскую мораль.
— Боюсь, что я тоже сторонник этих законов, — сказал Арнольд. — Речь легко может стать чрезмерно свободной, не так ли?
— Ненавижу английскую чопорность, — ответил я, — и английское лицемерие. Жизнь в Англии похожа на жизнь в английской воскресной школе, где учительница — ханжа-девица и царит атмосфера смертельной скуки. Неужели мы никогда не доберемся до большей свободы Данте, если не до свободы Гете?
— Был ли Данте когда-нибудь свободен в этом смысле? — спросил Арнольд.
— Конечно, — ответил я, — отчасти его юмор — это веселый юмор непослушного маленького мальчика, который показывает вам язык и даже хуже.
— Действительно? — засомневался Арнольд. — Я не помню ничего подобного у Данте!
— Вот одно стихотворение. — И я процитировал конец двадцать первой песни «Ада»:
«Что вижу я, учитель? Ради Бога,
Не нужно спутников, пойдем одни, —
Сказал я. — Ты же знаешь, где дорога.
Когда ты зорок, как всегда, взгляни:
Не видишь разве их кивков ужасных
И как зубами лязгают они?»
«Не надо страхов и тревог напрасных;
Пусть лязгают себе, — мой вождь сказал, —
Чтоб напугать варимых там несчастных».
Тут бесы двинулись на левый вал,
Но каждый, в тайный знак, главе отряда
Сперва язык сквозь зубы показал,
И тот трубу изобразил из зада14.
__________________________
14 Данте. Божественная комедия. Перевод М.Л. Лозин-ского.
— Как странно, — засмеялся Арнольд. — Я никогда этого не замечал. Надо перечитать.
— Гете, конечно, был свободен, но он заместил свои нецензурные выражения в «Фаусте» звездочками, а не слова-ми. Однако мы знаем от Эккермана15, — продолжал я, — что Гете не смущался и не брезговал писать весьма неприличные пьесы и стихи.
_________________________
15 Иоганн Петер Эккерман (1792—1854) — немецкий писатель, личный друг, секретарь и исследователь творчества И.В. Гёте.
Похоже, Арнольд был слишком англичанином, чтобы принять мой вызов. Я уговаривал его написать для «Двухне-дельного обозрения», и он прислал мне классическое стихо-творение, посвященное любимой собаке.
Арнольд действительно был высоко одаренным челове-ком, и меня всегда возмущал тот факт, что англичане исполь-зовали одного из своих самых благородных творцов в качестве инспектора школ. Если бы Арнольд был удостоен чести в воз-расте от тридцати до шестидесяти, как и следовало бы, если бы люди были готовы заплатить золотом, чтобы услышать, как он проповедует на любую тему, философ дал бы нам даже больше, чем успел сделал. Главная тайна жизни: почему люди уделяют так мало любви и чести настоящим духовным учите-лям нашим при их жизни. Арнольда следовало поставить на самое почетное место в обществе и с великим уважением вы-слушивать его поучения, но мудреца просто игнорировали. Как он сохранял свое солнечное добродушие при всеобщем безразличии, остается для меня загадкой.
Я всегда чувствовал, что Арнольд как прозорливец и вообще человек широчайшего кругозора превосходил любого своего современника. Правда, в нем засела глубочайшая ме-ланхолия, но в общении он все равно оставался неизменным оптимистом. В этом, как и во многом другом, Арнольд похо-дил на Анатоля Франса. У него тоже были прекрасные мане-ры, как у великого француза — общался со всеми на равных, предпочитал говорить на высокие темы, но при этом добро-душно подшучивал над заурядными обывателями. Он любил находить в каждом лучшее и не замечать недостатки.
Арнольд первым сказал мне доброе слово об Оскаре Уайльде, в то время как другие только осуждали его как экс-центричного позера.
— Прекрасный ум и замечательный собеседник, — ска-зал мудрец.
Как я уже говорил выше, поскольку Мэтью Арнольд, на мой взгляд, достиг идеальной зрелости ума, действительно был свободен от недостатков и не манерничал, я всегда ста-рался найти в нем хотя бы какую-то слабинку.
Однажды я не удержался и попытался докопаться до су-ти его мысли. Я использовал его знаменитое определение «Вечные, а не мы, ведут к праведности», чтобы завести его.
— Это «не мы», — сказал я, — кажется мне неправиль-ным. Единственное, что в мире ведет нас к праведности, — это святой дух человека.
— А как насчет закатов, цветов и пения птиц? — отве-тил он со странной полуулыбкой. — А музыка сфер? Будете ли вы отрицать их?
Он поймал меня. Я мог только улыбнуться в ответ; но, несомненно, дух Божества находится в нас, людях, и наиболее полно раскрывается в наших благороднейших делах. Мы не можем разгадать загадку природы. Не на стенах нашей кельи будет найдено примиряющее слово, но в сердце человека, ус-тавшего выносить тяготы жизни: там, только там и есть уста-лая тяжесть этого непонятного мира.
Едва я начал думать о Мэтью Арнольде как о самом со-вершенном литераторе, когда-либо встречавшемся мне, когда пришла шокирующая новость о том, что он, как и его отец, умер от сердечной недостаточности. Он перепрыгнул через калитку или забор, упал… и более не произнес ни слова. Какая трагедия — безвременный конец такой великой и милой личности.
По мере того, как я познавал жизнь Лондона, она стано-вилась для меня все богаче и богаче. Каждый обед у миссис Джин или леди Шрусбери становился событием. Когда я упо-минаю миссис Джин как хозяйку, я не должен забывать об Артуре Уолтере16, который был более чем добр ко мне с самого начала.
___________________________
16 Артур Фрейзер Уолтер (1846—1910) — британский газетчик и издатель, главный владелец газеты «Таймс» с 1894 по 1908 г.
Каждое лето с 1884 по 1895 год я не раз приезжал по-гостить к ним на дачу в Финчэмпстед. Там я встретил Хер-лберта17 и сэра Эрнеста Касселля18, его дочь19 и других из-вестных людей. Артур, и миссис Уолтер стали мне дороги по причине их безграничной человеческой доброты.
__________________________
17 Уильям Генри Херлберт (1827—1895) — американ-ский журналист, возможный автор книги «Дневник общест-венного деятеля», которая когда-то была признана «самой ги-гантской» проблемой неопределенного авторства в американ-ской исторической литературе.
18 Эрнест Джозеф Касселль (1852—1921) — британ-ский банкир-коммерсант прусского происхождения.
19 Амалия Мэри Мод Эшли (Касселль) (1879—1911) — единственная дочь Э. Касселя, благотворительница.
Я снова и снова пытался заставить Артура Уолтера уви-деть Парнелла таким, каким он был на самом деле, но все мои усилия были напрасны. Он решительно считал Парнелла рево-люционером и ирландским ненавистником Англии.
С другой стороны, я действительно перебарщивал с восхищением Парнеллом. Никто иной, как Вершойл, дал мне первое представление о нем как о сильном бойце. Он расска-зал мне историю своей юности в дублинском отеле «Шел-бурн». Однажды Вершойл и несколько его родичей были в ресторане отеля, а за соседним столиком неизвестный им мужчина вел предательские разговоры. Наконец, двоюродный брат Вершойла, известный спортсмен и боксер, встал, подо-шел к незнакомцу и сказал:
— Если вы хотите поговорить о делах изменческих, вам лучше удалиться в отдельный кабинет, потому что я не наме-рен далее слушать ваши разглагольствования.
— Не лезьте не в свое дело, — ответил незнакомец, вставая.
И началась драка. Вершойл был крайне удивлен — на его глазах кузен-боксер был беспощадно избит. Незнакомцу тоже досталось, но выглядел он получше. Прибежали офици-анты и полиция, разняли их. Незнакомца звали Парнелл, Чарльз Парнелл.
Впервые я встретился с Парнеллом и миссис О;Ши на обеде, который давал дорогой старый Джастин Маккарти20. Должно быть, Парнелл уже был знаком с миссис О;Ши: в тот раз она сидела за столом напротив него, и Парнелл почти не отрывал глаз от ее лица. В это время она показалась мне сон-ной, приятной на вид женщиной лет тридцати трех — тридца-ти пяти, с миловидным личиком и прекрасными глазами, очень живыми, о многом говорящими, полными добродушия и задора. Время от времени она преувеличивала, как мне каза-лось, свой ирландский акцент, но делала это с неподражаемым артистизмом. Очевидно умная и компанейская женщина. Все время, пока она говорила, суровый, молчаливый, красивый мужчина напротив пожирал ее горящим взглядом.
____________________
20 Джастин Маккарти (1830—1912) — ирландский на-ционалист и либеральный историк, писатель и политик. Депу-тат Палаты общин в парламенте.
Помнится, как потом я сказал Джастину в шутку:
— Если бы она была так же сильно влюблена в него, как он в нее, получился бы идеальный союз.
Но любезный Джастин не пожелал признать их связь.
— Он привлекателен, — сказал Маккарти. — Думаю, мы все привлекательные. Миссис О;Ши весьма интересная женщина.
Вскоре, однако, общество узнало, что эта парочка была любовниками и страстно влюблена друг в друга. Парнелл был высок и хорошо сложен, но казался мне слишком хрупким, чтобы быть очень сильным. Миссис О;Ши, которую я открыто расспрашивал об этом, сказала, что его простая физическая сила всегда поражала ее, но она не слишком зацикливалась на этом.
Парнелл принадлежал к числу великих людей благодаря своему сильному характеру, но как политический лидер он был на удивление плохо начитан и скверно информирован. Снова и снова я вынужден обратить внимание на невежество английских политиков. Даже пример Бисмарка и поразительный рост современной Германии ничему их не научили.
Я всегда чувствовал, что в Парнелле есть какая-то бе-зумная жилка, хотя миссис О;Ши никогда не намекала на та-кую слабость в двух больших томах, которые она посвятила их любовной истории. Я подумал, что его суеверия свидетельствуют о слабости ума. Помню, как однажды шел с Парнеллом к нему домой на ужин. У двери он остановился и не хотел входить. Пробормотав что-то себе под нос, он спросил:
— Вы не против еще немного прогуляться, прежде чем поздороваться с домашними?
Я не возражал, хотя мы уже немного опоздали. Прогу-ливаясь, мы повернули за угол и пошли дальше. Наконец, Парнелл признался:
— Я ненавижу «четыре» и «восемь». Но когда мой по-следний шаг оказывается «девятым», я счастлив. Хватит даже «семи», но «девять» — символ настоящей удачи!
И с улыбкой на лице он вошел в дом.
Экономики Парнелл не знал и понятия не имел, как по-бороть ирландскую бедность. Если бы он когда-нибудь добил-ся полной власти в Ирландии, то, безусловно, разочаровал бы своих последователей.
В первые два или три года моего пребывания в Лондоне произошло нечто невероятно важное для всей моей жизни. И случилось это неожиданно.
По субботам и воскресеньям я обычно обедал в семей-стве Фолкстонов. После обеда леди Фолкстон обычно угощала нас в гостиной кофе. К кофе всегда прилагался графинчик с ликером или коньяком, иногда отличное шампанское. Однаж-ды лорд Фолкстон отвел меня в сторонку и сказал:
— Вы не против, Фрэнк, если я скажу вам кое-что… Это исключительно для вашего же блага!
— Надеюсь, — ответил я, а про себя подумал: «И что же такое можно мне сказать для моего блага, но обидное?»
— Вот и хорошо. Я намного старше, чем вы думаете… Жизнь научила меня кое-чему… Короче, я не умею ходить вокруг да около, потому скажу прямо. Вчера я заметил, что вы выпили пять или шесть рюмок коньяка. Это очень вредно. Се-годня вы уже выпили алкоголя такое количество, что хватило бы сбить с ног несколько крепких парней. И хотя вы при этом не опьянели, все же спиваетесь на глазах. Подумайте о моих словах. Только искренняя привязанность вынудила меня ска-зать вам правду.
— Верю, — кивнул я, но говорил только губами, пото-му что был смертельно обижен и зол.
Немного погодя мы расстались. Я принял слова лорда очень близко к сердцу. Невозможно не признать доброту Фол-кстона, сочувствие, которое побудило его предостеречь меня, но мое тщеславие было так велико, что его укор причинил мне отчаянную боль. Впрочем, в тот же вечер я принял здравое решение. «Лучшее, что возможно сделать, — сказал я себе, — принять это предупреждение с благодарностью. Мне необхо-димо контролировать себя. А потому с завтрашнего дня и в течение года я не выпью ни капли спиртного».