Однажды в лагере

Михаил Тимофеевич
Иногда случаются истории, которые, которые кажутся совершенно неправдоподобными. Уверять собеседника, что всё рассказанное было на самом деле – бессмысленно, либо там слишком уж много случайных совпадений, либо какое-то совершенно невероятное стечение обстоятельств, либо просто слишком уж нелепая ситуация. Бывает ещё, что совсем невесёлые события, спустя годы начинают выглядеть несколько даже забавно. Когда же всё это происходило в действительности – ничего забавного в них не было и вообще могло всё закончится трагически.

То, что я сейчас расскажу в полной мере соответствует всему этому. Во-первых, всё это выглядит совершенно невероятным. Если бы мне кто-то рассказал – я бы очно не поверил, ну а вы уж решайте сами. Во-вторых, когда всё это происходило – было совершенно не до смеха. И вообще людям впечатлительным и со слабыми нервами лучше пока не поздно прекратить чтение и перейти сразу к следующей главе. Если же всё-таки решите дочитать, то, забегая вперёд на всякий случай, чтобы поберечь ваши нервы, сообщу, что все герои остались живы и здоровы и никаких ужасных событий не произошло.

Всё рассказанное правда хотя бы потому, что, если бы я захотел выдумать что-то подобное, то моей фантазии бы точно не хватило. История эта стала мне известна от одного из непосредственных участников. Я лишь попробую изложить её более-менее складно. Короче говоря, хотите верьте, хотите нет, но дело было примерно так.

В семидесятые годы, как многие из нас помнят, детей часто отправляли на лето в пионерские лагеря. Меня, кстати, сия участь миновала, и я ни разу там не был, но многие мои знакомые были и некоторые по многу раз.

Антон съездил в лагерь один раз, когда ему было одиннадцать лет. Больше его туда на всякий случай никогда не посылали. Да и в тот раз он так и не смог пробыть там до конца смены – его выпроводили домой. Даже многоопытная начальница лагеря не знала, как поступить и предпочла замять это дело при условии, что родители заберут его домой.

Всё началось с того, что в самый первый день смены Антон подружился с Лёхой. Это была странная дружба. Они были совершенно непохожи друг на друга, причём это касалось и внешности, и характера. Лёха был высоким и тощим. Антон – упитанным и низковатым для своих лет. Алексей увлекался музыкой и волейболом, Антона это совершенно не интересовало – он любил читать, что в свою очередь не любил Лёша. Антон хорошо учился, а по математике и вовсе был лучшим в классе. Лёша учился не так, чтобы совсем плохо, но и успехами в этом деле никогда не отличался, а с математикой и вовсе у него были сложные отношения. Короче говоря, трудно было понять, что же их объединяло, но с первого дня в лагере они старались держаться друг друга.

Первую неделю пребывания в лагере всё шло замечательно. Вожатые не сильно напрягали, кормили неплохо, ребята в отряде тоже собрались нормальные. Кровати Антона и Лёхи находились рядом и перед сном они долго болтали друг с другом, рассказывали анекдоты и просто разные истории.

На второй неделе всё изменилось. Лёха неожиданно влюбился в девчонку из другого отряда. Её звали Светка. Будучи человеком очень эмоциональным, Лёша после пары дней размышлений, решил подойти к Свете и объясниться. Антон, видя, как изменилось поведение друга и умея мыслить логически, сразу догадался, что произошло с товарищем. Не знал лишь, кто является его избранницей. Впрочем, вечером сам Лёха поведал другу о своих душевных страданиях.

Антон, будучи человеком рациональным, не очень любил все эти охи и вздохи, поэтому, сразу предложил другу следующий алгоритм действий. Тому надо предварительно продумать короткую речь о себе и о своих чувствах. После этого надо напрямую спросить Светку, как она относится к нему? Если окажется, что Лёха ей тоже симпатичен, то всё отлично. Если же нет – то это тоже неплохой результат. Любая известность, как утверждал Антон, в любом случае лучше, чем неизвестность.

На следующий день, уличив момент, Лёха вызвал Свету на разговор. Теперь уже никто точно не узнает, что там он говорил ей и что она отвечала, но было ясно, что разговор не сложился или сложился совсем не так, как это себе представлял Алексей. Вероятно, Света сообщила ему, что никаких чувств к нему не испытывает и попросила оставить её в покое.

Когда Лёха поведал другу о неудачном коротком свидании, Антон, как настоящий пионер и товарищ, начал его утешать. Какие только аргументы он не приводил – и намекал на то, что у Светки кривоватые ноги, и заверял, что в их отряде есть девчонки в разы красивее и умнее её. Говорил и то, что все девчонки в принципе дуры и не стоят того, что такие парни, как Лёха портили из-за них настроение и свой законный отдых. Но ничего не помогало. Лёха по-прежнему твердил, что Света всё равно самая лучшая и, что без неё ему жизнь не в радость.

Как только Антон ни пытался отвлечь товарища от его переживаний! Даже стал пересказывать содержание книги «Собака Баскервилей», которую закончил читать как раз перед лагерем. Увы, ничего не утешало друга и тот всё твердил о том, что без Светки ему ни лагерь не мил, ни вообще жизнь – не мила.

После пары дней душевных переживаний и любовных терзаний, Лёха заявил, что принял окончательное решение. Без Светы жить ему совершенно неинтересно и вообще – к чему такая жизнь? Антон понять этих страданий не мог. Все эти сантименты совершенно не укладывались в его картину мира, а уж желание свести счёты с жизнью из-за какой-то девчонки и вовсе представлялось полнейшим безумием. Он призывал мыслить здраво и логически. Объяснял Лёхе, что не стоит брать в голову эту ерунду. Доказывал, что впереди ещё почти половина смены и можно много чего интересного придумать. Однако все доводы Антона никак не меняли настроения друга – Лёха твёрдо решил распрощаться со своей несчастной жизнью. По крайней мере, он сообщил, что ждать конца смены не намерен и сегодня же поздно вечером планирует осуществить свой план.

Проще всего было бы, конечно, застрелиться, но из оружия была только рогатка и силы её выстрела явно не хватало. Была мысль отравиться. Но чем? Можно было припрятать пару котлет с обеда, положить их где-нибудь в укромном месте, а, когда через пару дней они окончательно протухнут – их съесть. Однако Антон, будучи человеком привыкшим просчитывать каждое действие, заверил, что ничего из этого не выйдет и токсичных веществ в испорченной котлете хватит только на то, чтобы Лёха последующие несколько дней провёл в туалете. Это совершенно не вписывалось в романтико-героическую картину, которую представлял себе отвергнутый влюблённый.

В конце концов, Лёха пришёл к выводу, что единственным доступным способом ухода из жизни является повешенье. Для этого никаких особенных приспособлений не требовалось – верёвку или ремень достать было не так уж сложно, а с тем куда её привязать, вопрос решался ещё проще – это могло быть любое дерево, крюк или перекладина.

Антон, видя, что никакие доводы не работают, смирился с решением друга. Будучи человеком практичным и привыкшим рассуждать логически, он сказал, что по книгам и фильмам знает, что для эффективной работы виселицы требуется два условия. Прежде всего, нужен некий предмет, на который надо предварительно забраться, чтобы сунуть голову в петлю (например, стул или табуретка). Кроме того, понадобиться ассистент, который в нужный момент, когда всё будет подготовлено, выбьет последнюю опору из-под ног несчастного. Антон сказал, что раз уж переубедить друга он не смог, то готов помочь выполнить последнее его желание, взяв на себя эту жутковатую обязанность.

Надо честно сказать, что предложение Антона и его деловой подход к решению вопроса несколько озадачило Лёшу. Между тем, Антон начал палочкой на песке производить какие-то расчёты и что-то прикидывать. Через пару минут он сообщил слегка опешившему Лёше, что, если они найдут ветку на высоте примерно метр восемьдесят, то им понадобиться не такая уж большая верёвка – не больше ста пятидесяти сантиметров. Потом он сказал, что ещё в первый день пребывания в лагере приметил под крыльцом столовой хорошую верёвку. Будучи человеком, практичным, он ещё тогда подумал, что можно будет как-то задействовать её в какой-нибудь игре. Конечно, тогда ему и в голову не могло прийти для чего именно она может понадобиться.

Лёха хотел выбрать какое-нибудь красивое роковое место – хорошо бы развесистое дерево где-нибудь над обрывом. Но, как назло, никаких живописных обрывов не было ни на территории лагеря, ни в ближайших местах за его пределами. Поэтому, пришлось довольствоваться теми деревьями, которые были поблизости. Самое подходящее место было найдено за спортивной площадкой. Тем более место было отгорожено от взоров высоким кустарником.

После ужина Антон незаметно прихватил примеченную ранее верёвку и тут же около крыльца на удивление быстро нашлась и какая-то старая табуретка. Они побрели в сторону спортивной площадки. Шли молча. Никто из ребят на них внимания не обратил, наверно подумали, что выполняют какое-то поручение по хозяйству.

Первым шёл Антон, держа в руке табуретку, сзади плёлся Лёха. В одной руке у него была кепка, в другой – моток верёвки. За Лёхой шёл кот Мурзик, который почему-то увязался за ними от столовой вероятно в надежде, что ему что-нибудь перепадёт поесть (ребята из лагеря часто подкармливали его). Это был «общественный кот. В том смысле, что хозяев у него не было, к лагерю он не имел никакого отношения, но периодически появлялся у столовой, где нагло выпрашивал что-нибудь съестное. Откармливался он дня два, а потом убегал в неизвестном направлении на несколько дней. Возвращался обычно побитый, исцарапанный и с жалобным видом опять требовал еды. Отъедался, отсыпался, потом опять куда-то пропадал и всё повторялось сначала.

Эту странную процессию и застала начальница лагеря Жаба Ивановна. Вообще то её звали Жанна. Она была довольно полного телосложения, а в чертах лица действительно угадывалось что-то от этого земноводного, поэтому, за глаза все её называли Жабой. Она была опытным педагогическим работником, давно и беспросветно уставшим от шумных и непослушных детей, безалаберных работников и собственных болячек. Голос у неё был громкий и низкий.

- Стоп, куда это вы тащите мебель? Ещё и с верёвкой. Безобразие!
Тут на глаза ей попался Мурзик. Некоторое время она переводила взгляд с табуретки на кота, с кота на верёвку.
- Что вы задумали сделать с котом? Я не позволю издеваться над животными!
Антон начал было оправдываться.
- Он сам увязался за нами. Он нам вообще не нужен – у нас совершенно другие планы.
- Какие ещё планы? Что вы задумали? Зачем утащили из корпуса табуретку? Не нравится мне всё это! Пошли ко за мной.
Она решительно пошла в сторону главного корпуса, позади шёл Антон, по-прежнему, неся злополучную табуретку. Лёха – за ним. Верёвка давно размоталась и тянулась за ним, как хвост. Мурзик похоже осознал, что никто кормить его так и не будет и убежал куда-то по своим кошачьим делам.

Когда они вошли в кабинет Жанны Ивановны, она, помолчав некоторое время, грозно сказала: «я вас слушаю». Лёха похоже совсем растерялся. Он начал было что-то говорить про то, что животных он никогда не обижал и что сам хочет завести себе кота. Начал рассказывать, что верёвка нужна, чтобы учиться вязать морские узлы. Потом глубоко вздохну и вдруг произнёс какую-то совсем уж взрослую фразу, которую, наверное услышал где-нибудь в кино: «жизнь вообще очень жестокая штука». Было видно, что начальница усиленно пыталась понять, что происходит?

- Ладно, не беспокойтесь. Я буду жить.

Ничего не понимающая начальница лагеря уставилась на Лёху. Тот, не выдержав её гипнотического взгляда, опустил глаза и принялся усиленно разглядывать свои кеды.

Антон, желая помочь товарищу, видя, что пауза слишком уж затянулась, тоже начал объяснять.
- Не волнуйтесь. Теперь уж точно всё будет хорошо. Лёша передумал, вы же видите. Обошлось же…
- Что обошлось!? Что всё это значит? Что случилось?

Она почти кричала Вскочив со стула она то сжимала руки в кулаки,  то сжимая руки, то наоборот растопыривая мальцы начинал как будто стряхивать с них невидимые капли. Лёха силился что-то сказать, но от волнения только сопел и из его уст выходили лишь какие-то отдельные слова: «мы… я… передумал… не надо…»
В конце концов опять пришлось Антону брать ситуацию в свои руки.

- Жанна Ивановна. Я всё объясню. Ну не всё, конечно. Да всё и не надо. Я о главном. Просто Лёха хотел повеситься, но это уже в прошлом.

Жанна Ивановна опустилась на стул. Тяжело дыша, она неожиданно тихо спросила, глядя на Антона:
- А ты то куда смотрел?!
- Я просто хотел помочь… Немного…

Лицо Жанны Ивановны стало сначала красным, потом белым. Она зачем то открыла ящик своего стола. Потом, немного подумав, медленно закрыла его.
- Помочь чем? Что это? Вы вообще что?...
- Ну вы же наверняка знаете, что для того, чтобы выбить опору из-под ног, кто-то должен приложить усилие. А, если вдруг Лёша бы передумал, я думал, что успею его подхватить с спасти.

Жанна Ивановна была опытным руководителем. Много раз ей приходилось возглавлять лагеря. Конечно, детьми в основном занимались вожатые, а на ней были другие заботы, но педагогический опыт у неё имелся. Однако такого поворота событий она даже не могла себе представить. Более всего её поразил даже не Лёша, который только сопел, тяжело дышал и казалось, был готов вот-вот расплакаться. Антон же просто шокировал её своей странной рассудительностью и спокойствием.

- Жанна Ивановна, вы не переживайте, я всё продумал. Я думал, что, когда выбью табуретку, скорее всего Лёша сам поймёт, что помирать пока, пожалуй, рано и я успею его подхватить и вытянуть из петли. Вы же знаете, что человек в петле не умирает мгновенно и, если всё делать быстро. Я даже ножик специально прихватил, чтобы, если что перерезать верёвку…

Тут раздался глухой удар – Жанна Ивановна на мгновение потеряла сознание и упала в обморок. Такого с ней не случалось со времён студенческой юности, да и то тогда это было от недоедания – приходилось экономить на всём, чтобы прожить на стипендию. Упала она удачно. Как-то плавно сползла со стула теперь лежала на полу, на правом боку.

Лёха и без того перепуганный стоял ничего не понимая. Антон опять проявил незаурядное хладнокровие.

- Лёха, не бойся – обычный обморок. Бабы существа слабые, у них такое случается. Давай её на спину перевернём. Надо что-нибудь холодное ей ко лбу приложить.
Лёха наконец вышел из ступора, встал на колени рядом с Жанной Ивановной и они вдвоём, придерживая её голову, перевернули её на спину.
- Посмотри на столе что-нибудь холодное, - крикнул Антон.
- Тут ничего такого нет!
- Ну вода, платок, какая-нибудь железка…
- Ничего тут – одни бумаги да ручки!

Антон вдруг вспомнил про перочинный ножик в кармане и раскрыл его в надежде, что металл лезвия, возможно, сохранил некоторую прохладу. Он хотел плашмя приложить лезвие к её лбу, но не успел. Жанна Ивановна пришла в себя. Первое, что она увидела – был нож в чье-то руке. Потом откуда-то сверху появилось лицо. Это было лицо Антона, но, поскольку он стоял на коленях за головой Жанны Ивановны – лицо его она увидела в перевёрнутом виде.

Ничего не понимая, толи оттого, что не узнала того, кто склонился над ней с ножом, толи наоборот – оттого, что узнала, она вдруг истошно закричала: «А-а-а-а!»

Именно в это мгновение в открытую дверь кабинета начальницы лагеря заглянула вожатая Кира. Она была хорошая и невредная, ребята её любили. Картина, которая открылась перед Кирой была, конечно, странная – кричащая Жанна Ивановна, лежащая на полу, стоявший над ней Антон с ножом в руках и Алексей с какими-то бумагами в одной руке и с верёвкой в другой. Кира вскрикнула. Антон решил ей всё объяснить и успокоить. Пока Жанна Анатольевна занимала вертикальное положение он обошёл её и направился к Кире.

- Не переживайте, теперь уже всё позади. Я вам сейчас всё объясню. Кира словно заворожённая смотрела на руку Антона, держащую рукоять ножа. Тут Жанна Ивановна подала голос.
- Кира, всё нормально. Мы тут уже разобрались.

Пожалуй, опущу детали дальнейших разъяснений и просто скажу, что история закончилась хорошо. Вернее, почти хорошо. Главное, что все остались живы и здоровы. Но вот Антона с Лёшей из лагеря до окончания смены забрали родители. Что уж там Жанна Ивановна им рассказала – точно не известно, но дала понять, что всем будет лучше и спокойнее, если они всё-таки сами заберут детей, дабы избежать разных объяснений. Родители, трезво рассудив, что дело может закончится заявлением начальницы либо в органы милиции, либо в медицинские учреждения, решили до этого не доводить и просто забрали своих сыновей из лагеря «по семейным обстоятельствам». Надо сказать, что Антон и Лёха «на воле» как-то потеряли друг друга из вида. В августе ещё пару раз созванивались, но потом и того, и другого закружили обычные дела – школа, друзья, улица. И лагерь, и вся эта история забылись. Что стало с Лёхой, когда он вырос – я не знаю. А вот Антон свою рассудительность сохранил. Сейчас ему уже много лет, он защитил диссертацию и работает старшим научным сотрудником в одном научно-исследовательском институте.