Сюжет является художественным вымыслом, любые совпадения случайны.
Глава 3
– Ты очень бледна, устала? – заботливо спросил муж, помогая ей снять пальто.
Присев на колено, развязал шнурки полуботинок. Маргот опять подумала о том, как ей повезло. Тридцать шесть лет счастливого по всем канонам брака… Роберт был на десять лет старше неё, до войны преподавал географию и историю в одной из мужских гимназий, затем – мобилизация и Восточный фронт, почти сразу – тяжёлое ранение в голову, повредившее зрительный нерв. После лечения в госпитале, ослепший на один глаз, преодолевая приступы жестокой мигрени, вернулся к преподаванию, но быстро не выдержал: не физически – морально… Снова видеть, как дети превращаются в юных нацистов, с какими горящими глазами вскидывают руки в характерном приветствии и выкрикивают речёвки, ему, воспитанному на лучших примерах мировой классической литературы, было невыносимо… Ещё в 1933-м, глядя, как в кострах исчезают книги любимых им Виктора Гюго и Джека Лондона, Генриха и Томаса Маннов, Ремарка, Цвейга, Бабеля, Ярослава Гашека, величайшего русского писателя Достоевского… – он вспоминал фразу, вычитанную им у Генриха Гейне и написанную более чем за сто лет до событий: «Там, где сжигают книги, будут сжигать и людей…» Он ушёл из гимназии, сославшись на последствия ранения, устроился истопником в Людвигскирхе…
Они познакомились в начале мая 1945-го, за пару дней до официальной капитуляции Германии. Познакомились… Роберт спас её. Спас от американских солдат, опьянённых властью победителей. Впрочем, те двое были пьяны и от чрезмерной дозы алкоголя. В тот вечер Валя бесцельно брела по разрушенному городу, спотыкаясь о груды камня, видя перед собой только одну картину – руины на месте дома Вальтера. Словно издеваясь над ней и её мечтами, среди обломков, нетронутая, лишь усыпанная рыжей кирпичной крошкой, стояла кривоногая скамейка. Огонёк надежды, который теплился в её душе все эти годы, погас. Вальтер не вернётся. Откуда в ней взялась такая уверенность, Валя не смогла бы объяснить. Просто вдруг почувствовала всем своим существом, что они больше не увидятся.
Сначала ей показалось, что крик отчаяния исторгся из её собственной груди, но в следующее мгновение она увидела отвратительную сцену: двое темнокожих мужчин в форме солдат американской армии тащили куда-то девочку-подростка. Та визжала и извивалась, но была слишком хрупкой и слабой, чтобы вырваться из крепко державших её рук. Валя была такой же хрупкой и слабой, но не раздумывая бросилась на насильников с кулаками. Всё закончилось бы печально и для девочки, и для неё, если бы не появление Роберта. Он выбежал на крики, вооружившись тем, что попалось на глаза, – лопатой для угля. Валя так никогда и не узнала, оглушил он тех двоих или убил… Не спрашивала. Сначала – потому что чувствовала лишь облегчение и радость от внезапного спасения. Потом – так как хотела скорее забыть об испытанном ужасе.
Главным ощущением первого послевоенного года была растерянность… Люди не понимали, как жить, что их ждёт… Казалось, все устремления сосредоточились на том, чтобы раздобыть пропитание и крышу над головой. Роберт заботился о ней. Узнав, что она одна и идти ей некуда, он сразу предложил ей остаться у него. Мелькнула было мысль отправить её в Ландау-на-Изаре, маленький городок недалеко от Мюнхена, там жили его родители. И, к счастью, городок несильно пострадал во время бомбёжек. Но отец и мать были строгой католической веры и девушку приняли бы только в качестве его законной жены.
На улицах появлялось всё больше мужчин в военной форме без знаков отличия – тех, кому повезло уцелеть на войне, и тех, кого она сделала калекой, но главное – оставила в живых. Валентина снова обрела надежду. Роберт помогал ей наводить справки о Вальтере. Сам себе он мог признаться, что полюбил девушку, что не хочет потерять её, но тем настойчивее поддерживал в ней веру в чудо – лишь бы видеть, как от его слов ярче начинают светиться её глаза… С возвращением на родину он посоветовал Валентине не торопиться. Слухами земля полнится – и рассказы о фильтрационных лагерях для «перемещённых лиц» уже курсировали среди так называемых «остарбайтер», достигая ушей всех, кого это волновало. Роберт придумал для девушки легенду, объяснявшую знание языков, в особенности русского. С этой легендой она устроилась на работу переводчиком, а сам он снова стал преподавать…
Надежда, что Вальтер жив и найдётся, притупилась, постепенно уходя в прошлое, но в 1949-м, когда в страну стали возвращаться бывшие военнопленные из Советского Союза, вспыхнула вновь. Всё это время Роберт был рядом на правах хорошего, надёжного друга. Он выждал ещё год и сделал Валентине предложение. Признался в том, о чём она и сама давно догадывалась, ведь скрыть любовь невозможно… Маргот Шульц стала Маргот Хубер… Они обвенчались в той самой Людвигскирхе, рядом с которой произошло их «знакомство»… К тому же это был единственный уцелевший храм в округе…
*
– Да, устала…
– Приготовить тебе ванну?
– Нет, просто под душ и спать… Глаза смыкаются. Переговоры были долгими, да потом ещё этот банкет.
В постели Маргот прислушалась к тихому бормотанию телевизора в гостиной. Почему она не рассказала мужу, какая неожиданная, невероятная встреча произошла сегодня?.. При воспоминании о Вальтере, его последнем рукопожатии, когда он чуть дольше задержал её руку в своей ладони, его прощальном взгляде, в котором смешалось столько чувств, что у неё сбилось дыхание, Маргот ощутила прилив жара во всём теле… Словно заново пережила их единственную, такую восхитительную близость. Никогда больше она не испытывала подобных эмоций… Муж был ласков и внимателен, их интимные отношения доставляли им обоим радость, но в груди, там, где стучало сердце, ей всегда хотелось слышалось биение второго, сердца Вальтера – как тогда, когда они зазвучали в унисон в момент их полного слияния…
Завтра в пять… Как дотерпеть до этого времени?.. В голове царил сумбур от миллиона мыслей. Бессмысленно гадать… К безмерному счастью, что он жив, завтра добавится боль от подробностей его жизни… Женат… Наверняка дети и внуки, как и у неё…
– Валь-енька, Валь-юшка, – прошептала Маргот, вслушиваясь в давно не произносимое имя.
Почему судьба, позволив обоим выжить в аду войны, поступила так жестоко, не дав им возможности быть вместе?.. И зачем дразнит сейчас, воскрешая похороненную было любовь?..
*
Она пришла на час раньше. Но Вальтер уже ждал её. Маргот издалека увидела его густую белоснежную шевелюру. Редкий «сорт» мужчин, которым старость к лицу. Когда черты словно аккумулируют в себе благородство души и мудрость прожитых лет.
«Зачем я здесь? Как мне потом без него жить?» – промелькнуло в голове, стирая мечты и фантазии бессонной ночи. Маргот вдруг испугалась, остановилась. И если бы Вальтер уже не шёл ей навстречу, то повернула бы обратно. Знать, что он есть на этом свете, разве не достаточное счастье? Разве не об этом она молилась? Разве, думая о нём, не шептала: «Только живи…»?
Вальтер приблизился. Обнял сначала за плечи, внимательно заглянул в лицо – смятение на нём напомнило прежнюю Валентину. То же волнение, та же мучительная борьба с собой, та же любовь через «нельзя»… Изменилась лишь причина этого «нельзя»… Он прижал её к себе, обнял крепко-крепко, зарылся лицом в волосы, почувствовал, как мелко задрожали её плечи – она плакала.
Так и стояли, обнявшись, не говоря ни слова. Слишком много нужно было рассказать, слишком жалко было времени, ведь пришлось бы разомкнуть кольцо рук. Пришлось бы говорить о других, а делать этого не хотелось…
– Мне пора, – наконец произнесла Маргот, отстраняясь, глядя на него полными слёз глазами.
Вальтер смотрел на её губы. Решился, приник к ним. Осторожно, нежно, вспоминая…
*
– Ich bin kein Nazi.
– Ich verstehe. Danke, Walter.
Она впервые назвала его по имени. Он впервые обнял её. Впервые почувствовал биение её сердца так близко от себя. И её губы оказались так близко… Потом он много раз воскрешал в памяти тот первый их поцелуй, вкус её губ, их ласковость, манящую податливость… Пил из чаши воспоминаний маленькими глотками. А в тот момент нежность слишком быстро уступила место жадной торопливости, желанию познать её всю, убедиться в том, о чём настойчиво нашёптывала душа: «Твоя… Создана для тебя… Для твоих рук, твоих губ…» Он был счастлив каждый миг из недолгого времени, проведённого с нею. Валенька. Валюшка… Он давно научился произносить её имя правильно… Если бы не война…
*
Вальтер ослабил объятие, понимая, что ещё чуть-чуть – и поцелуй потребует продолжения. Они не могут себе этого позволить. Накануне ночью он не сомкнул глаз. Мысли и чувства перескакивали с состояния абсолютного счастья оттого, что она жива, к чёрной тоске и сетованиям на жестокость Судьбы, разлучившей их навсегда… А то, что именно «навсегда», не подлежало сомнению. За его спиной семья, а главное – дорогая ему женщина, мать его детей. Женщина, которую он любил. Во всяком случае, ему так казалось до того момента, как в его сознание ворвался голос из прошлого, а затем прошлое обрушилось на него неизмеримой радостью и сердце повело себя так, словно не знало и не ведало никаких чувств к другой, а только к ней, к той, в чьих смятенных глазах он увидел то же счастье вперемешку с чёрной тоской, что завладели им.
– Самолёт завтра утром. Ты придёшь?
– Приду. А сейчас не провожай меня, пожалуйста…
Он смотрел, как она удаляется по парковой дорожке. Стремительно, словно убегая. Ни разу не оглянувшись. Закатное солнце позолотило её бежевый плащ, и она стала похожа на осенний листок, уносимый ветром. Цветы! Вальтер бросил взгляд на каменную скамью, на которой забыл купленный для Вали букет. Он долго выбирал его, пытаясь представить, какие цветы могли бы ей понравиться, в итоге остановился на ярких игольчатых астрах – жёлтых и оранжевых, под стать осени.
В груди опять защемило. Положив под язык валидол, медленно двинулся к выходу из парка.
Продолжение:http://proza.ru/2023/12/25/271