Глава 24
КАТАНКОЛЬ
Яркое полуденное солнце снова беспощадно жарило. Далеко, за линией горизонта, словно жемчужина в безжизненной пустыне, притаилось озеро Катанколь, а его берега обрамлял тугайный лес.
– Ох и толстые, говорят, караси на этих озерах водятся! – одухотворенно почесал в затылке Кальмаров. – Хорошо, что удочку взял.
– Грех не порыбачить! – согласился Эмир.
– Угу, – Григорий Семенович кивнул и стал вытаскивать из рюкзака рыбацкие снасти.
– Так мы надолго здесь?! – счастливо улыбнулся Морозов. – Красивые места!
– На пару дней... – Кальмаров сосредоточенно наматывал леску на катушку.
– Ого! Так я успею и до Барсакельмеса сгонять! – пошутил Шурка.
– Чего? – непонимающе прищурился на него сосредоточившийся на своем занятии Кальмаров и строго добавил: – А у тебя харя не треснет по диагонали зигзагом?! Мне знаешь, что Николаич сделает за самовольство на корабле?
– И что же? – Шурка легкомысленно зажевал травинку и сплюнул.
– Усы без анестезии выдернет! – пожаловался Кальмаров. – Сходите лучше с Наташкой в лес за дровами. Пора уже обед варить!
– С такими темпами пора уже ужин готовить, – Эмир подбоченившись оглядел округу.
Чуть поодаль, обняв рюкзак, уютно прикорнул уставший от пережитых эмоций Салтыков. Мотыль, сосредоточенно ссутулившись, блуждал с камерой по берегу в поисках объектов для фотосъемки. А Добронравов с унылым видом наполнял песком какие-то колбочки.
– А где Татьяна Ивановна? – оглянулся Кальмаров.
– Вроде только что была тут, – неопределенно пожал плечами Шурка и, набрав полную грудь воздуха, истошно крикнул: – Татья-я-яна-а-а! Ива-нов-на-а-а-а!
Ответа не последовало, лишь в ближайшем лесу раздалось эхо, да выпорхнули из камышей напуганные утки. Егор что-то раздраженно забормотал, а Мотыль испуганно зыркнул в нашу сторону.
– Этого мне еще не хватало. Кок спит, – Кальмаров пульнул взглядом в Салтыковскую спину. – А мичман исчез куда-то.
– Какой такой мичман? – усмехнулся Эмир.
– Татьяна, – ответил Кальмаров.
– А почему мичман? – поинтересовался Шурка. – И что это ты все морскими терминами разговариваешь?
– Мы ж на море собрались все-таки, – пояснил Эмир.
– Кто такой мичман, говоришь? – строго нахмурился Григорий Семенович. – Это высшее звание старшинского состава, помощник офицера. Татьяна Ивановна разве не старше вас всех?
– А я почем знаю, – снова сплюнул Шурка и достал из кармана смятую сигарету. – Вроде старше.
– Это прекрасная женщина! – взгляд Кальмарова снова вспыхнул мечтательным огнем. – И она всегда будет молода, несмотря на свой возраст.
– Может, она купаться ушла? – неожиданно подкрался из камышей Мотыль.
– А ты все подслушиваешь, да? – хитро усмехнулся Шурка.
– Вы так орете тут, что на другом берегу слышно, – проговорил Мотыль.
– Много нафотографировал? – участливо подошел к нему Шурка.
– А тебе-то какое дело? – мрачно ответил Мотыль. – Все, что нафотографировал, все мое.
– Да я так, я просто спросил, – пожал плечами Шурка. – Щас возьму фотик и тоже нащелкаю.
– Щелкают только по носу, – язвительно заметил Мотыль и отвернулся, спрятав прыщавый лоб под кепку.
– Слышь, Гриша, – повернулся к Кальмарову Шурка. – Может, мы с Натахой в лес за дровишками сбегаем?
– Ну вообще-то я тоже хотел помочь. Ну если ты с Натахой, то ладно, – многозначительно произнес Эмир, понимающе посмотрев на Шурку.
– Только сегодня возвращайтесь, – напутствовал Григорий Семенович, обреченно добавив: – Я уж понял, что обед будет только к ужину.
– Да, мы пока с Гришей тут карасей натаскаем на ушицу! – подбодрил Кальмарова Эмир. – Пойду червей накопаю.
Мы с Шуркой быстрым шагом направились к лесу.
– Красота! – зачарованно оглянулся на озеро Шурка. – Надо непременно поплавать.
– Вода ж холодная, – ответила я. – Лично я в этом году уже не буду плавать.
– По фиг! Здоровее буду! Я вообще люблю холодную воду, – заявил Шурка.
– С чего это?
– Она бодрит и оздоровляет. У меня так отец от рака вылечился.
– Отец? – остановилась я. – У тебя отец раком болел?
– Да, было дело. Потом с какими-то кришнаитами познакомился, стал в холодной Исети купаться и выздоровел. А потом мы с ним на Кипр поехали. Хорошее было время!
– Как много я о тебе не знаю, – задумчиво проговорила я.
– Ну так узнавай! – Шурка остановился посреди поляны и с наслаждением вдохнул бодрящий воздух. – Вот он я, весь перед тобой.
– Помнишь, как мы с тобой на Глухое ездили? – мечтательно произнесла я. – Тоже дрова искали для костра...
– Я тоже об этом сейчас вспомнил, – посерьезнел Морозов и глубокомысленно добавил: – Ситуации повторяются.
– Хорошо, что мы с тобой снова в лесу очутились, – ностальгически вздохнула я.
– Надо было сухого камыша для растопки наломать. Камыш хорошо горит, – Шурка задумчиво остановился возле сухого кустарника.
– Ну так давай наломаем, – предложила я. – А сейчас просто по лесу погуляем.
– Потеряют нас, Натаха. Да и жрать все уже давно хотят, – Шурка запрокинул голову, рассматривая редкие лениво плывущие облака. – Красота! А мы с тобой ночью прогуляемся.
– Ну да, ты же у нас ночная птица, – согласилась я. – Мне тоже здесь очень нравится – необычно все как-то. И лес какой-то не такой, как у нас. Удивительно, что в далеком Казахстане есть наши русские березы.
– У тебя с Мишей все? – неожиданно перевел тему Шурка, с силой пнув трухлявый пень.
– С Мишей?.. – я рассеянно посмотрела на него.
– Ну да, с Мишей, с тем парнем, который тебя из университета встречал, – пояснил Морозов.
– С этим-то?! Да давно уже все! С тех пор, как тебя встретила, – зачем-то выпалила и я тут же пожалела.
– Что ты сказала? – Шурка вплотную подошел ко мне. – Ну-ка повтори.
– А что такое? Ничего, – растерялась я.
– Повтори. Кажется, ты сказала, что с тех пор, как встретила меня.
– Зачем?
– Ну просто повтори, мне ведь приятно, – Шурка обнял меня.
– Такими словами не бросаются.
– А что такое? Я вот – люблю тебя! – Морозов дышал мне в лицо, и я заметила, что зрачки его расширились, а радужки были темно-серого цвета, с лопнувшими сосудиками на белках.
– Шурка, ты много куришь и мало спишь, – я смущенно вырвалась из его объятий. – Не бережешь себя совсем.
– А ты научи меня, как надо жить! – Морозов начал ломать старые ветки на березе.
– Ты же все равно не послушаешь.
– А вдруг послушаю!
– Ну вот если скажу, не езди на остров, ты же все равно отправишься.
– А ты переживаешь за меня, да? – Шурка пытливо сверлил меня взглядом.
– Ну конечно, переживаю.
– За меня никто раньше не переживал. Ты первая, кто за меня переживает.
– А жена? – тут же спросила я.
– Да ей по фиг.
– А мама? Отец? Они за тебя разве не переживали никогда?
– Переживали. Наверно. Не уверен.
Набрав ворох веток и натолкав их доверху в полотняные мешки, мы двинулись к месту стоянки.
За разговорами и прогулкой, как оказалось, мы далеко отошли от озера и пришлось продираться через непролазные колючие кустарники. Я даже поцарапала себе щеку, а острая ветка чуть не покалечила мне глаз.
– Осторожно, – сказал Шурка. – Очень больно?
Мы остановились друг напротив друга. На несколько секунд воцарилась полная тишина, которую нарушил шорох в кустах – словно сквозь них продирался кто-то большой.
– Волк?! – не на шутку испугалась я.
– Да откуда здесь волк... – прислушался Морозов.
– Вон там, в зарослях, – я спряталась за Шурку. – Какие еще животные водятся в Северном Казахстане?
– Манул и как его... джейран, – с трудом вспомнил Шурка.
– Откуда ты знаешь?!
– Перед отъездом читал энциклопедию Казахстана немного от нечего делать.
Шорох раздался совсем близко.
– Если что у меня нож есть! – неожиданно преобразился Шурка, и в его взгляде появилась невиданная доселе свирепость.
Засунув руку в карман джинсов, вероятно, чтобы вытащить нож, Морозов осторожно продвигался вперед.
– Идрит-ангидрит! – раздался знакомый возглас, и нам навстречу вылетел с удочкой наперевес Кальмаров. – Как вы меня напугали! Я думал, кабан.
– Нет, это ты нас напугал! – выдохнул с облегчением Шурка. – Мы уж думали, волк. Или по крайней мере, манул какой-нибудь.
– Карликовая многозубка, еще скажи! – рассмеялся Григорий Семенович.
– Ты тоже читал энциклопедию Казахстана перед экспедицией? – предположила я.
– Кто ж ее не читал! – оправил усы Кальмаров. – Перед отъездом в чужую страну надо знать о ней хоть маломальски.
– А ты чего здесь делаешь, Гриша? – наконец поинтересовался Шурка. – По нужде зашел, что ль?
– Ну что за пошлость! – возмутился Кальмаров и застеснявшись вполголоса добавил: – Я тут слежу за богиней...
– Какой такой богиней?! – любопытно воззрился на него Шурка.
– Вон видишь? – Кальмаров помахал рукой, приглашая Морозова пройти за ним, и отодвинул большую ветку. – Вон в отдалении на берегу загорает.
– Точно... – изумился Шурка и слегка приоткрыл рот от удивления.
– Дайте мне посмотреть! На что вы там так бесстыдно пялитесь! – я протиснулась к наблюдательному пункту, цепляя на себя колючки.
На берегу, обнажив до боли знакомые роскошные формы, загорала, повернувшись к нам спиной, женщина.
– Колобылина?.. – выдавила я из себя. – Да как вам не стыдно! Наблюдать за голыми женщинами?!
– Она ж не видит! – оправдывался Шурка.
– А если увидит! – негодовала я. – Если узнает, что вы за ней подглядывали?
– Если ты не скажешь, она не узнает, Наташка, – заговорщицки прошептал Кальмаров. – Ведь ты же не скажешь?
– Мне кажется, она бы только рада была, если б узнала, – подумав произнес Морозов.
– Ну если учесть ее самомнение, то вообще-то да, – я мельком бросила озадаченный взгляд в сторону ничего не подозревающей Татьяны Ивановны.
– Ладно, пойдемте, – понурился Кальмаров.
– А ты, судя по всему, так рыбы и не наловил? – саркастически заметил Шурка.
– Нет, какая тут рыба. Вот моя самая главная рыба! – Григорий Семенович указал на Колобылину. – Пойду ужин готовить. А то от этой тундры по имени Егор дождемся, как всегда, после дождичка в четверг.
Продолжение следует.