В детстве бабуля гадала на картах.
Немудреное вовсе гадание было.
Подражательное,с минимумом манипуляций,и с окончанием этим :"Чем сердце успокоится".
"На исходе лета",фильм,посмотренный после книги об Оболенском,заставил досматривать его сквозь слезы.
Старик-отец,это Оболенский.
В памяти кино это не задержалось,хотя вполне возможно,что фильм и смотрелся.
А сейчас - до слез.
О Ирине,носящей и поныне фамилию мужа, как-то мало мыслится.
Да и понятно почему - больно велик тот,кто был рядом с ней на излете его жизни и в юности ее.
"Мячик поймал на лету.Имя твое - пять букв,как бубенец во рту."
Может,катализатор.
Без нее точно не было бы "Книги в письмах",а там такие россыпи!
Думается,Дюжева Марина,игравшая в фильме молоденькую женщину,похожа на Ирину только взглядом,в котором есть и любовь,и уважение,и понимание глубины старика в пору немощи его телесной,но не оскудевшего умом и чистотой душевной.
То,что было,похоже и не сыграть,только пройти по касательной.
В реальной жизни Оболенского и Ирины ,десятилетия их, "огромный труд души" обоих. На излете.
"На исходе лета" - кино условное,по мотивам,как еще удалось такое снять,к Оболенскому разно относились и тогда,и сейчас.
Заключительная глава книги - "Следственное дело".
За нее и браться не хочется, нужды нет.
То,что всегда были и будут те,кто видит иначе,принимается с трудом,но - как есть.
Лежат же документы на прадеда,ничем не заслужившего судьбы,отправившей его в лагерь,а потом в безвестность.
А вот изумительную зарисовку из книги "Рекомендую: зажигайте свечи!" перечитывать хочется.
Эйзенштейн в ней оживает, не мэтр кино,а щедрый учитель,делящийся на ходу находками столь огромными,что всю жизнь потом освещают.
Леонид о своем замысле сказал,как сцену снять хочет с героем "Торговцы славой",готовящимся читать назавтра написанную ему речь,и ночью репетировавшим ее.
По сюжету отцу сообщили о гибели сына,и идет нечестная,продажная игра,а в конце речи открывается дверь - сын вернулся.
И Сергей Михайлович моментально придумывает акцент - зажечь свечи: две,еще три,затем все,и вдруг дверь распахивается, порыв ветра гасит их все.Нельзя не запомнить!
Начало рассказа о этом эпизоде с "Эйзеном",как называет режиссера Оболенский,про метод Цицерона.
"Три обращения:широкое ко всем (римляне)Жест!потом конкретнее: (Сограждане) - к ним протянуты руки - жест.И наконец(Друзья)Руки к груди."
Фильм "Старый новый год" помните?
Евстигнеев в бассейне: Римлянцы!Совграждане!Товарищи дорогие!
Силен Эльдар Рязанов? Знание это или находка?
Оболенского за многое можно благодарить,жаль только,что утрачено гораздо больше,чем сказано.
И ведь от одной его реплики цепочка тянется дальше и дальше.
Равно,как фетовское - "звук все тот же поет,но с каждым порывом иначе..."
Забылась же Чурикова-Офелия,в памяти только притягательно-нежная Вертинская.
А "бесподобность",как пишет Оболенский, чуриковской Офелии и увидеть-то негде.
У Тарковского играли Чурикова,Терехова,Солоницын.Какие новые Гертруда,Офелия и Гамлет.Непривычные,непринятые,непонятые.
Для Оболенского,с его знанием и пониманием,с его взглядом,Инна - бесподобна.
А откроешь интернет,найдешь такой "свой взгляд",что неловко станет за читаемое.
Тарковский писал,что Чурикова "относится к своим коллегам безо всякой ревности...",ему-то зачем приукрашивать?
Он считал ее " по настоящему чистым человеком",и в роли Офелии не видел другой:
"она придет к Гамлету и скажет,мерцая своими глазищами".
Спектакль шел недолго,мало кому удалось понять замысел режиссера.
Оболенский же не мог не понять.
Есть в книге прекрасная зарисовка,с подсказками,заканчивающаяся так - учись слушать - значит учись молчать...