В соавторстве с Мариной Белухиной: http://proza.ru/avtor/uevfybnfhbq
Капитан 1 ранга Александр Добромыслов вышел на Лермонтовский проспект через КПП своего родного училища. Он всё ещё не мог привыкнуть к тому, что теперь к его воинскому званию надо было добавлять слова «в запасе» — то есть, уже на пенсии. Относительно молодой — но всё же, пенсионер. К курсантам на занятия, тем не менее, Александр приходил одетым строго по форме — так, как он привык делать на службе. А вот по улице, выйдя за пределы училища, можно было теперь расхаживать и в обычном пальто (кто ж его за это упрекнёт)...
Навстречу Александру шла стайка девчонок, легкомысленно дымивших на ходу тонкими сигаретами. Ему почудилось, что девушки не шли, а летели, как пушинки от одуванчиков, внезапно возникшие над заледенелым асфальтом. Очевидно, они были старшеклассницами, а может быть, уже и первокурсницами. Милые, симпатичные лица с живыми смеющимися глазами. Девочкам явно не нужен был никакой макияж — при их юной естественной красоте это было излишним. Но, когда прелестные создания поравнялись с Добромысловым, и он услышал, как они разговаривают, возникшее было очарование сменилось досадой. В точности, как случилось тогда, много лет назад, ещё на первом курсе (когда он впервые услышал в вестибюле клуба, как девчонки своими ангельскими голосами произносят такие известные всем нам ругательства).
«Матерятся, как пьяные мужики в кабаке, когда им не хватает слов, чтобы что-то объяснить своим корешам», - подумал Добромыслов. «Но ведь эти-то девочки, наверняка, достаточно образованы, и явно могут внятно выражать свои мысли и безо всяких матюгов! Зачем же они употребляют это просто для связки слов или вместо знаков препинания? Видимо, потому, что сейчас мода такая». Вздохнув, Александр подумал: «Наверное, старею. То и дело, тянет мораль кому-нибудь почитать - мол, вы такие-сякие, а вот когда я был пионером, то мы тогда собирали макулатуру, помогали старушкам переходить через дорогу, не курили и не выражались». Однако, вспомнив, что, временами, было не совсем так (а порой, и совсем не так), он улыбнулся. На душе снова стало хорошо и весело.
Девчонки уже куда-то упорхнули, а дымок остался. И тут, от внезапно всплывших где-то в подсознании воспоминаний, Александр вздрогнул, сердце забилось сильнее. Такое, до боли знакомое, сочетание — свежий холодный ветерок и запах табака! Как в море, когда он стоял на мостике... Очень разными бывали те дни: порой, мучили несправедливые обиды, порой, приходилось переживать из-за каких-то недоделанных дел, нерешённых вопросов... И постоянно беспокоило - как там, на берегу, дела у Зои и детей, у родителей? А нередко, он именно в море чувствовал себя победителем, сумевшим преодолеть и обстоятельства, и самого себя. Но всегда Добромыслов был счастлив от осознания того, что он здесь нужен и занимается любимым делом.
Александру вспомнилась его первая ходовая вахта. Молодой и наивный лейтенант Сашка, поднимаясь вверх из центрального поста по вертикальному трапу, сильно волновался. Он ощущал гордость от того, что сейчас, наконец-то, будет заниматься тем, чему его учили. И не где-нибудь, а на мостике настоящей, очень серьёзной (и очень красивой!) атомной подводной лодки. И, при этом, побаивался, что, по неопытности, может что-то сделать неправильно.
Саша доложил командиру о заступлении — а дальше всё пошло так, как будто это вахта была не первой, а сотой, или, по крайней мере, десятой в его жизни. Юный лейтенант внимательно отслеживал всю обстановку, принимал доклады и, в нужное время, подавал нужные команды. Очень хорошую моральную поддержку оказал тогда Сашке его вахтенный инженер-механик — немолодой и знавший себе цену капитан 3 ранга, который обращался к нему подчёркнуто уважительно, показывая, тем самым, что на ближайшие четыре часа лейтенант Добромыслов — не просто лейтенант, а вахтенный офицер - главный человек в своей боевой смене.
Тем не менее, без «ложки дёгтя» тогда, всё же, не обошлось. На мостик поднялся заместитель командира дивизии, который был старшим на борту, и начал с пристрастием экзаменовать вахтенного офицера по всему спектру вопросов, которые тому требовалось знать. Сашка отвечал уверенно и правильно — однако, немного «поплыл» при опросе по знанию морского театра. Из всех мысов острова Кильдин он вспомнил только Могильный, да, вдобавок, ещё и перепутал характеристики светящего знака, мимо которого в тот момент проходила лодка. Замкомдив беззлобно обматерил лейтенанта и сказал:
- Иди в штурманскую рубку и учись! Через пять минут доложишь.
Саше, позднее, передали, что, пока он был у штурмана, заместитель командира дивизии одобрительно сказал командиру, поднявшемуся наверх:
- Понравился мне твой Добромыслов!
Эти слова услышали некоторые, особо жадные до новостей, люди, курившие в ограждении рубки (такие встречаются в каждом экипаже). Естественно, вскоре уже все на борту знали: новый лейтенант — надёжный парень, с таким служить можно!
Выходя из штурманской рубки, Саша едва не столкнулся с замкомдивом, спустившимся в центральный пост. Он доложил въедливому начальнику то, что требовалось, и в ответ услышал доброжелательное:
- Ладно, ступай!
Вновь поднявшись на мостик, Добромыслов недолго огорчался из-за своего очень досадного, как ему казалось, сбоя. Он продолжал делать то, что требовалось, и, при этом, не переставал думать о жене. Совсем недавно они одновременно приехали к новому месту службы: Саша с беременной Зоей и Купцов с Надей и их четырёхлетней Танечкой. Как, перед отъездом на Север, отговаривала Зою от такого шага добрейшая Ангелина Константиновна!
- Заюшка, ну погоди немного! Зачем тебе сейчас ехать в неизвестность, в какой-то медвежий угол, без жилья, с чемоданами и с таким животом! Вот пусть Саша обустроится на новом месте, всё подготовит... А ты пока отдыхай, придёт срок — отвезём тебя в «снегирёвку» (знаменитый роддом имени профессора Снегирёва), там благополучно родишь...
Саша, пожалуй, был готов уже согласиться с доводами бабушки, желая уберечь свою молодую жену от излишних трудностей, но Зоя была непреклонна:
- Я везде и всегда буду с мужем!
А дальше были поезд сообщения Ленинград-Мурманск, междугородний автобус (билеты на который удалось взять только чудом) и пустынная площадь перед Домом офицеров. Никто их здесь не ждал... Побегав по разным инстанциям, Саша, не солоно хлебавши, вернулся туда, где оставил Зою, и, неожиданно, увидел рядом с ней Купцовых. У них-то с жильём проблем не было: прямиком заселились в квартиру, которую оставили Купцу его родители, уехавшие с Севера. Когда Добромыслов подошёл поближе, Надя решительно сказала:
- Вы временно поживёте у нас! Идёмте!
Оказывается, пока он бесполезно метался по городку, Купцовы зашли в свою квартиру, разложили вещи и даже успели попить чаю. За столом, взглянув на жену, Саша заметил, что Надя хмурится. Она, перехватив вопросительный взгляд мужа, сказала:
- Знаешь, Сань, что-то я беспокоюсь. Давай-ка оставим Танюшку дома, а сами прогуляемся до площади.
Купец пожал плечами и стал одеваться. Ещё издали ребята увидели Зою, с несчастным видом стоявшую возле своих вещей на крыльце Дома офицеров. Надя сказала:
- Давай временно поселим их у себя! Ведь это же форменное свинство получается: одним - трёхкомнатная квартира со всеми удобствами, а другим - шиш.
Купец едва заметно скривился, но промолчал. Сердцем он понимал, что другого выхода нет...
После этого, таща по направлению к своему дому самый тяжёлый из добромысловских чемоданов, Купец пыхтел, и, пока девчонки были заняты своими разговорами, полушёпотом ругался:
- Ну чё у тебя за детская наивность такая, Добрик? Приволок, хрен знает куда, свою Зойку, не позаботившись заранее о жилье! Очнись, ты ведь на Земле живёшь, в реальном мире!
Добромыслов промолчал. Он-то ведь, и в самом деле, искренне полагал, что в стране Советов во всех базах, где ждут лейтенантов-выпускников, должны заранее предусматривать, где размещать их вместе с семьями. Во всяком случае, хотя бы, на первое время... Это ведь для командования ожидаемое событие, а значит — его можно и нужно планировать так, чтобы понапрасну не мучить людей!..
Всего лишь за несколько лет совместной жизни супруги Купцовы сильно изменились. Саша, для которого раньше не было никаких авторитетов, очень привязался к дочери, да и жену, похоже, перестал воспринимать, как неизбежное зло (женился-то ведь, что называется, «по залёту»). Теперь он стал относиться к супруге заметно теплее, нежнее и... начал её слушаться. А у Нади, неожиданно для всех (в первую очередь - для неё самой), прорезалась жилка настоящей «матушки-командирши» - властной, энергичной и уверенной в себе. Кроме того, она после родов преобразилась и внешне: похорошела, расцвела. Куда подевалась прежняя «серая мышка» - тихая, застенчивая и незаметная?..
На следующий день оба Саши, почистившись и нагладившись, пошли в отделение кадров флотилии. Им повезло: попали на плавающие подводные лодки, в хорошие экипажи (в разные дивизии). И началась лейтенантская служба! Домой попадали нечасто и, как правило, вразнобой. При этом, оба ревниво следили за успехами друг друга: кто сколько наплавал, кто чем стрелял, кто какие зачёты успел сдать. А этих зачётов было предостаточно: на допуск к самостоятельному управлению группой, на допуск к дежурству по кораблю, на допуск к самостоятельному исполнению обязанностей вахтенного офицера (на ходу и на якоре), на допуск к исполнению обязанностей командира отсека... Да ещё и оба лейтенанта, как водится, стали руководителями групп политзанятий с личным составом срочной службы. Но это не освобождало их, как и других корабельных офицеров, от конспектирования первоисточников по марксистско-ленинской подготовке, отнимавшего неимоверно много времени. Всё это было очень тяжело, но, как оказалось, вполне преодолимо.
А потом и Саше с Зоей дали свою отдельную квартиру, через два дома от Купцовых (и неважно, что обставлена она была обшарпанной «казённой» мебелью — ребята были на седьмом небе от счастья).
И вот пришёл день, когда Зоя (пока Саша, как обычно, был в море) попала в родильное отделение. Как сказали врачи ещё в Ленинграде, у неё ожидались мальчик и девочка. Даже не имея медицинского образования, Зоя понимала, что роды будут непростыми, и, конечно, боялась. Сколько раз, за это время, она успела вспомнить слова Ангелины Константиновны: и о «медвежьем угле», и о «снегирёвке»! Но ни разу Зоя не пожалела о принятом решении. Да ещё и более опытная соседка по палате утешила:
- Не переживай, у нас в городке самая лучшая в мире заведующая «родилкой». Когда-то она здесь принимала роды у моей мамы, а теперь будет принимать у меня уже второго ребёнка! Так что, всё у тебя будет хорошо!
Всё, действительно, прошло вполне благополучно. Своих детей, как и было заранее решено, Добромысловы назвали Алёнкой и Толиком. Надя с Танюшей на некоторое время переселились к Зое, чтобы помогать ей: мужья и папы-то всё равно были в автономках...
Танечка Купцова искренне восхищалась тем, какие добромысловские ребята маленькие, хорошенькие и забавные. Через какое-то время, ей доверили ухаживать за детьми, нянчить их. Ещё не научившись читать, Таня рассказывала Толику и Алёнке сказки, которые сочиняла сама, пела песенки... А ещё через несколько лет, придя из школы, она, первым делом, бежала поиграть со своими подшефными, и только потом шла домой (уроки-то ведь тоже надо было учить!)
Когда Добромысловы - младшие сами пошли в школу, пятиклассница Таня зашла на перемене к ним в класс и громко объявила:
- Если кто-то посмеет тронуть этих ребят — будет иметь дело со мной!
Это было излишним. Алёнка и Толик были очень дружны и сами могли бы постоять за себя, но одноклассники их сразу зауважали: вон с какой большой девочкой дружат!
А Тане, в принципе, очень нравилось возиться с малышнёй - и неудивительно, что после школы она поступила в университет имени Герцена, хоть её многие и отговаривали: мол, быть училкой в наше время уже не модно и не престижно...
Время шло, и вот уже стали оба Александра командирами подводных лодок. Тёзки служили очень хорошо: Добромыслов — потому, что это была его стихия, а Купцов — потому, что для него это был путь к заветным адмиральским погонам. Однажды, после крупных флотских учений, проверяющие очень высокого ранга отметили успешные действия лодок, которыми командовали оба Александра. Прошёл бодрый доклад на самый «верх», после которого и Купцов, и Добромыслов досрочно стали капитанами 2 ранга.
Надя Купцова устроилась работать в библиотеку Дома офицеров. Через несколько лет начальник предложил ей руководить только-только открывшимся детским хореографическим кружком, но Надя отказалась: и ставшая привычной работа её вполне устраивала, и, честно говоря, не очень-то ей хотелось возвращаться к танцам: она уже и пополнела, и слегка обленилась. Купцова предложила начальнику устроить на эту работу Зою. Тот повздыхал, поохал (он-то ведь планировал перевести Надю на другое место, чтобы освободить её должность для жены какого-то очень нужного и полезного человека), но, всё же, согласился.
Зоя с упоением взялась за работу. Она не просто рассказывала, что и как надо делать, но и сама показывала, как всё должно выглядеть на сцене. Дети, ходившие в кружок, восхищались ею — и, как потом выяснилось, не только дети... О Зое говорил весь городок, и многие мужики пытались добиться её расположения. Стройная, грациозная, черноглазая и черноволосая, ослепительно красивая женщина казалась им похожей на Кармен (так её, между собой, и прозвали). Однако, для Зои существовал только один мужчина — Саша, и, через какое-то время, все ухажёры от неё отстали. Выяснилось, что заполярная Кармен не просто неприступна, но, также, умна и остроумна (до ехидства). А кому из мужиков хочется лишний раз становиться посмешищем?
Только одно очень сильно огорчало Зою. Ни Толю, ни Алёнку танцы не увлекали, хотя задатки у обоих были хорошие. Посидев, чисто для проформы, там, где мама вела свой кружок и чему-то учила чужих детей, ребята потихонечку «линяли» в библиотеку, где их всегда ждала добрая тётя Надя. Там, как оба точно знали, в укромном месте стоят горячий чайник, чистые чашки с ложками и полная банка варенья (почти всегда - разного!). А ещё, в библиотеке были интереснейшие книги Жюля Верна и разных советских фантастов. И толстенные подшивки журнала «Наука и жизнь» - аж с шестидесятых годов — как намёк на то, что фантастику можно сделать реальностью. Неудивительно, что техникой и точными науками с детства заинтересовался Толя — но удивительно то, что он увлёк этим и Лену... В школе ребята учились с интересом и, в общем-то, без напряжения.
Погоревав, Зоя, постепенно, смирилась. В конце концов, далеко не всем дано быть артистами... Зато, вскоре её дети начали приносить домой не только пятёрки, но и грамоты с различных олимпиад!
Добромыслов не собирался никуда уходить с подводной лодки — он даже и не помышлял о другом месте службы - в то время, как Купцов упорно лез вверх по служебной лестнице. Вот он уже стал и командиром дивизии — самым молодым на флоте! Забот у комдива, особенно, в наступившие времена, всегда было предостаточно, и служебными вопросами, нередко, ему приходилось заниматься круглосуточно. Тем не менее, Купцов, иногда, с некоторой завистью успевал подумать о своём однокашнике. Пусть тот так и оставался командиром корабля - однако, Купец точно знал, что у Добрика и кругозор шире, да и вообще, морские качества развиты лучше, чем у него. И вот, однажды, желая самоутвердиться, молодой комдив совершил глупость, которая могла всем обойтись слишком дорого.
Дело было так. Лодка, старшим на борту которой был Купцов, отрабатывала задачу в одном из полигонов вместе с другой, которой командовал Добромыслов. Умные и опытные люди разработали когда-то документ, предписывавший, что и как, в этом случае, делать, чтобы плавание обоих кораблей было безопасным. Купец же, стремясь показать, какой он волевой и нестандартно мыслящий начальник, самовольно изменил утверждённую схему маневрирования своей подводной лодки по курсу и глубине, сумев убедить и командира корабля, и его штурманов, что так тоже можно. Своё распоряжение Купцов объяснил подчинённым так: «Пусть всё будет, как на войне, где надо удивлять противника неожиданными для него действиями».
И вот, через какое-то время, обе подводные лодки (водоизмещением по несколько тысяч тонн каждая) устремились в точку, в которой они неминуемо должны были столкнуться - почти под прямым углом. Последствия такого столкновения могли быть самыми тяжёлыми. То, что его удалось избежать, наверное, было чудом. А может быть, вовсе и не чудом, а закономерностью: прекрасно подготовленный экипаж Добромыслова сработал в самые последние минуты дружно, слаженно и чётко, как хороший оркестр. Корабли, оказавшиеся, по милости Купцова, на одной глубине, разошлись всего лишь в нескольких кабельтовых — акустики на каждом из них слышали, что на другом по громкоговорящей связи подаются какие-то команды...
Об этом инциденте, который позже, в директиве командующего флотом, был назван «предпосылкой к тяжёлому навигационному происшествию», все, кому надо, узнали почти сразу же. Теперь предстояло долгое и тяжёлое разбирательство...
Сидя в своей каюте, Купцов не спал всю ночь и мучительно размышлял, обхватив голову руками: «Надо же было так подставиться уже на финишной прямой, когда, как говорят, командующий флотилией успел подписать мне представление на адмирала! Что теперь будет?! Ясно, что хорошо не будет, а будет только два варианта: «плохо» и «очень плохо». От чего будет это зависеть? Конечно, от того, что и как доложат командующему флотом». И тут, в голову Купцу пришла спасительная для него идея: а ведь, если постараться, доложить могут и так, что всё будет поставлено с ног на голову! Тогда, виноват будет уже не он, а Добрик! «Административный ресурс», чтобы попытаться это провернуть, у Купцова был: обширные связи - причём, уже не отцовские - а те, которыми он сам успел обзавестись. Если это получится, то он вскоре станет адмиралом, а Добромыслова, вероятнее всего, снимут с должности.
Купец скрипнул зубами. Нет, так не пойдёт! Как же он, после этого, посмотрит в глаза Сашке? А Наде, а Зое? Все ведь вокруг далеко не дураки, все ведь догадаются - кем, как и зачем всё было сделано... И Таню в школе задразнят: «Твой папа подлец!» (дети ведь частенько подслушивают разговоры взрослых)... И, наверняка, в дивизии найдутся офицеры, которые скажут: «Товарищ комдив, я Вам руки больше не подам...» А те, что не посмеют сказать это в глаза, будут обсуждать произошедшее в каютах и курилках... И ведь, всех не уволишь, всем рты не позакрываешь! Ну, и для училищных однокашников, которые Купца и так не особо жаловали, он просто перестанет существовать...
Купцов врезал кулаком по столу и решил: «Будь что будет! Говорить придётся правду: то, что виноват я и только я». Как ни странно, от такого, неимоверно трудного, решения на душе у него стало легче и спокойнее.
На всех этапах разбирательства Купцов именно так и делал. В результате, он был строго наказан (а Добромыслова, в ходе разбирательств, командующий просто сердито отругал — так, для проформы, на всякий случай)...
Тем не менее, адмиральские погоны Купец, всё же, получил, хоть и значительно позже. В юношеских мечтах Александру казалось, что в такой день всё вокруг должно будет внезапно измениться самым чудесным образом: зазвенеть, засиять, закружиться от счастья! Но отреагировал он на это - безусловно, радостное - событие, к которому упорно шёл столько лет, сравнительно спокойно и немного устало... Видимо, понял, что в жизни, кроме карьеры, есть ещё что-то очень-очень важное.
Вскоре контр-адмирал Купцов принял крещение и, по возможности регулярно, стал ходить в церковь. Окружающие реагировали на это очень неодинаково: кто-то — с одобрением, а кто-то — с ехидством, непониманием и осуждением... Впрочем, в приходе он не оказался чужим с самых первых дней: как и следовало ожидать, там было много его знакомых и сослуживцев.
А Добромыслов служил бы ещё да служил — и возраст позволял, и здоровье, и желание плавать не пропало. Но... Наступил в нашей новейшей истории период, о котором, позже, скажут: «Бывали времена тяжелее, но не было времён подлее». Пьяный президент России тогда обнимался с «другом Биллом» и кричал: «Боже, храни Америку!», а наши «заклятые друзья» в те годы делали в России всё, что хотели. Однажды они решили разоружить нас за свои деньги — и это у них почти получилось.
Американцы, фальшиво-дружелюбно улыбаясь, заявили: мол, у вас сейчас слишком много подводных лодок, которые теперь непонятно зачем нужны (ведь врагов-то у России больше нет). Они приносят вам сплошные убытки — ведь содержание флота всегда стоило и стоит больших денег. А давайте, вы их порежете на металлолом, а мы все расходы на их утилизацию вам оплатим. Долларами!!! Тогдашнее российское руководство (в том числе, и военное) увы, с восторгом приняло предложение американцев.
И, как в те годы говорили, «процесс пошёл»... Выяснилось, что американцы прекрасно знали техническое состояние всех наших кораблей и диктовали нам, когда и какую лодку надо утилизировать. В первую очередь, они требовали уничтожать те корабли, что были новее (или только что прошли ремонт), могли ходить в море и применять оружие. Старые лодки наших тогдашних «партнёров» не интересовали: пусть стоят и ржавеют дальше, пока сами не утонут...
И вот лодку Добромыслова (только-только после среднего ремонта, модернизированную и с новыми активными зонами реакторов) вывели из боевого состава, поставили в отстой и перевели на сокращённый штат, чтобы вскоре превратить в металлолом. Большую часть офицеров (начиная с командира) уволили в запас с бездушной и безликой формулировкой: «По оргштатным мероприятиям». Горю Александра не было предела!
Тем не менее, жизнь продолжалась. Чтобы не маяться дома без дела, надо было хоть куда-то устраиваться работать — пусть даже временно - по крайней мере, пока Толя и Лена, девятиклассники, не окончат школу. А там, можно будет перебираться и на «большую землю», в Санкт-Петербург. И тогда Добромыслов устроился электриком в котельную — более удачной вакансии в городке, где были уже сотни таких же уволенных офицеров, он не нашёл. Работа не приносила ему радости, к тому же, она была физически тяжела (одна лишь замена громадных, массивных, покрытых сажей, вентиляторов чего стоила!) Тем не менее, работая, Александр (пусть даже только на какое-то время) мог отвлечься от грустных мыслей, да и его получка - довольно скромная - лишней для семьи не была.
Дети выпустились из школы. С выбором пути у них особых проблем не возникло. Правда, Толя хотел было пойти по стопам отца, но Александр с трудом отговорил его. Скорее всего, и грядущий набор в бывшие военно-морские училища (ставшие или «корпусом», или, тьфу, институтами!) будет небольшим, да и плавать будущим лейтенантам, в ближайшей перспективе, будет уже почти не на чем... Служить же в качестве «сухопутного моряка» Толя и сам не захотел. Ну а Леночка, как и её брат, давно уже проявляла к физике и математике значительно больший интерес, чем к танцу (хотя на сцене, во время школьных концертов, у неё всё получалось легко и красиво). Немного поразмыслив, дети единодушно решили: будем поступать в один из ленинградских университетов! Гражданский, но связанный с флотом и оружием кораблей!
Поступили оба и сразу. На первом же занятии по высшей математике у них произошла интересная встреча. Преподаватель, Виктор Михайлович Ипатов, лысеющий уже мужчина со смешными оттопыренными ушами и добрыми глазами за стёклами очков, посмотрел на список группы, чему-то удивился и обшарил взглядом аудиторию. Увидев симпатичных парня и девушку, сидевших рядом и похожих друг на друга, как брат и сестра, он с улыбкой спросил их:
- Так, наверное, Добромыслов А. А. и Добромыслова Е. А. - это вы?
Толя утвердительно кивнул. Ипатов продолжал:
- Такая редкая фамилия! И кого-то вы оба мне очень напоминаете! Отца вашего, случайно, не Александром зовут?
- Александром!
- Большой ему привет от меня!
Дома, когда Толик и Алёнка взахлёб, перебивая друг друга, делились с родителями впечатлениями от очередного дня и передали отцу привет от Ипатова, он заулыбался и ласково, нараспев, произнёс: «Че-ба!»
После этого, Зоя и ребята с новыми подробностями услышали историю о том, как вчерашний школьник Саша Добромыслов поступал в своё училище.
А потом произошла знаменательная, удивительная встреча и у самого Александра. Ещё не зная, куда и кем пойти работать в Питере, он решил съездить к своей «альма-матер», поклониться родным стенам. У памятника Лермонтову он увидел эффектную длинноногую женщину, которую бережно держал под руку моложавый контр-адмирал. Подойдя ещё ближе, Александр узнал обоих: это были Володька Крисанов и Альбина! Они радостно бросились навстречу друг другу.
Добромыслов пригласил друзей к себе. Зою предупреждать не стал: пусть это будет для неё сюрпризом!
Сюрприз удался. За столом женщины, счастливо улыбаясь, всё никак не могли поверить, что, наконец-то, смогли встретиться. Они непрерывно говорили и не могли наговориться. Мужчины, почти всё это время, молчали, и лишь, иногда, согласно кивали...
Оказывается, Альбина, почти сразу после окончания училища, вышла замуж. Удивительно, как она сразу не смогла разглядеть в Олеге - представительном мужчине, который так красиво за ней ухаживал и казался интеллигентным (даже стихи на память читал!) - самого настоящего бандита, да к тому же - «авторитета». Любви к нему у Альбины не было, скорее — просто сиюминутная симпатия, любопытство и желание пожить красиво - тем более, когда удача, как казалось, сама шла к ней в руки...
Сразу после пышной свадьбы муж резко изменился. Куда подевалась прежняя галантность? Он стал грубым, циничным и, периодически, устраивал Альбине сцены ревности, хотя причин для этого не было никаких. Напившись (а это случалось нередко), Олег её бил.
Они жили в Москве, в престижном районе, в роскошной квартире. По нескольку раз в год летали в края, где были лазурное море, золотые пляжи, дорогие рестораны и пальмы за окном. При этом, счастливой себя Альбина не чувствовала: сама себе она казалась похожей на птицу, которую посадили в красивую золотую клетку. Муж сразу же прервал все её контакты, даже с подругами общаться запретил, и контролировал каждый её шаг. К тому же, заводить детей в его планы не входило. А ещё Альбину угнетало то, что Олег демонстрировал её своим знакомым точно так же, как различные свои приобретения, обладание которыми у тех людей считалось не только престижным, но и обязательным.
Семейная жизнь Альбины закончилась внезапно: во время очередных криминальных разборок Олег получил пулю и умер на месте. Похороны, на которые собирала деньги вся «братва», были, пожалуй, даже более пышными, чем свадьба. Говорят, на могиле ушедшего в мир иной «авторитета» через год поставили большой, дорогой и невероятно безвкусный памятник из цельного куска мрамора: Олег во весь рост, опирающийся на радиатор своего любимого «БМВ»...
Спокойно пожить молодой вдове, конечно же, не дали. Ей прозрачно намекнули, что у мужа осталось много неоплаченных долгов, которые необходимо срочно возвращать. Для этого, Альбине пришлось продать и свои королевские апартаменты, и новенький лимузин, и все свои наряды, и все украшения, да ещё и отдать, почти до копейки, те деньги, которые Олег переводил ей на мелкие расходы.
Растерянную, издёрганную, запуганную Альбину случайно встретил старший лейтенант Крисанов, бывший в Москве проездом. Володя сразу же сделал ей предложение, и через три дня они уже летели на Дальний Восток, крепко взявшись за руки. При Альбине тогда было всё её имущество: одно-единственное платье, туфельки и сумочка.
Володя привёз её в места, которые можно было бы назвать глухим захолустьем: тысячи километров от столицы. Однако, Альбина к городку, в котором ей теперь предстояло жить, привыкла довольно легко. К тому же, её постоянно поражала и восхищала окружающая природа - такая непохожая на всё, что она доселе видела - и невероятно красивая. Сейчас Альбина нигде не работает: ведь трое детей разного возраста, родившихся у них с Володей, требуют столько заботы, времени и внимания...
Володя о себе рассказывал мало: ведь они с Сашей и так кое-что периодически слышали друг о друге от общих знакомых. Крисанов всегда мечтал служить на родном Севере, но судьбе было угодно, чтобы он попал на Камчатку. Судьба офицера — капризная и своенравная дама... Не всегда то, что с ним происходит, поддаётся прогнозированию, а иногда это, вообще, противоречит логике и здравому смыслу. Но к Володьке эта самая судьба была милостива, и он получил именно то, чего был достоин. Безусловно, ему, при этом, всегда очень везло — но ведь и должно же везти честному, умному и трудолюбивому человеку.
Если Купцову, скорее всего, кто-то помогал делать карьеру (за что сослуживцы прозвали его «дикорастущим»), то Володя прошёл все ступеньки сам. Он не стремился к большим звёздам, а просто так у него сложилось. Досрочно никаких званий Владимир не получал, но адмиралом стал даже на полгода раньше, чем Купец. Крисанов сейчас тоже командует дивизией подводных лодок. Понять, какие испытания выпали, за эти годы, на долю Володи, можно было, посмотрев на его голову: он стал полностью седым, как старый дед...
Мужчины выпили, как положено, и за дам, и за тех, кто в море. Помянули умерших друзей. Подсчитали, что из их роты не хватает уже каждого шестого. Даже безо всякой войны... Будь бы все эти ребята не военными, а гражданскими - скорее всего, были бы до сих пор живы...
- Ну что, Саня, - сказал Владимир, - а не хочешь ли ты устроиться на работу в родное училище? Наверное, за этим туда и приходил?
- Нет, я просто хотел издали поглядеть на него — и тут встретил вас! Ну а что, было бы здорово, если есть такая возможность.
- Есть. Мне сегодня начальник кафедры тактики жаловался, что ему позарез нужен старший преподаватель — а взять его негде... Вот тут-то ты и пригодишься! С твоим-то опытом — в самый раз!
Так началась новая страница в жизни Добромыслова. Оказалось, преподавать мальчишкам морские науки - увлекательное дело! Занимаясь с курсантами, он ухитрялся просто и доходчиво объяснять им даже самые трудные для понимания моменты. Зачастую — иллюстрируя их примерами из своего опыта и опыта других командиров, которых он знал предостаточно. Видя, как горят глаза у курсантов, и убеждаясь, что они всё схватывают налету, Александр радовался.
Добромыслов не задумывался, считает ли он себя счастливым. Но, если бы он вдруг задал сейчас сам себе такой вопрос — то точно бы ответил: «Да, считаю!»