На днях получил от младшего брата Владимира из Харькова фото, которое считал утерянным.
Снимок сделан ориентировочно в 1923-1924 году. В центре сидит моя мама. Позади нее стоят ее старшие сестры: Мария (черноволосая голубоглазая девушка) и Клавдия (чуть выше ростом). Особняком стоит еще одна сестра - девочка-подросток Нина. Слева от мамы сидит брат моего деда Ефим Андреевич Зарецкий, а справа - их сестра Ксения Андреевна (много лет жила у нас в Харькове, ухаживала за всеми нами, умерла в 1956 году в возрасте 82-х лет). Снимок сделан в городе Скопин Рязанской области в фотографии известного фотографа Ионова М.И.
Ефима Андреевича я не знал - говорили, он погиб в лагерях, где морили помещиков. Марию тоже не знал - она умерла в возрасте 18 лет. Ну, а своих обеих тетушек - тетю Клаву “московскую” и тетю Нину Зарецкую - обожал всегда. И они меня любили. Ну, а свою крестную - бабушку Ксению - любил как родную (правда, в детстве почему-то думал, что Крестная - это ее имя). Она читала французские газеты без словаря, но предпочитала газету "Правда". Нас с братом она научила молитвам, водила в церковь, и под ее влиянием я даже поверил в бога. Но очень скоро разуверился в сказках, стал убежденным атеистом и мы спорили с ней постоянно, причем не только на религиозные темы.
А вскоре мне прислали еще одну драгоценность - фото дедушки Семена Андреевича Зарецкого и бабушки Татьяны. Вместе с ними запечатлена их старшая дочь Мария. Снимок сделан ориентировочно в 1911-1912 году все в той же фотографии Ионова.
Весь вечер смотрел на фото родных, которых уже нет на этом свете, а под утро приснился фантастический сон. Как всегда, цветной широкоэкранный.
Вроде сижу я на диване в приемной какого-то шикарного офиса, а за мной пристально наблюдает охранник в странной одежде. В руке у него огромный посох, украшенный явно не фальшивыми камнями-самоцветами.
Меж тем он вдруг “вытянулся во фрунт”, трижды ударил посохом об пол и возвестил: "Барыня Ксения Андревна Зарецкая!"
Двери распахнулись и вошла моя бабушка-крестная, причем в возрасте, как на фото. Глянула на меня и вдруг бросилась обнимать и целовать: "Толик! Радость-то какая! Как давно я тебя не видела. Какой большой стал. Как хорошо. А мы едем в Скопин фотографироваться, как на том фото. Поехали с нами".
Ответить не успел, потому что Крестная вдруг выскочила во двор и вскоре услышал ее голос: "Ефим, запрягай два экипажа! С нами Толик поедет, нашей Надежды старшенький".
В это время охранник снова задолбил своим посохом и возвестил: "Барышни Клавдия Семеновна и Нина Семеновна Зарецкие!". А в двери впорхнули тетя Клава и тетя Нина в белых платьях, как на фото. Правда, выглядели "барышни" лет на 30.
- Толик приехал! - искренне радовались они и наперебой обнимали меня и целовали, как маленького.
- А где моя мама? - не удержался я.
- Как обычно, ворчит и возится с нарядами, - ответила тетя Клава, - Она у нас младшенькая. Баловень. Не то что ты, старшенький.
В это время двери с треском отворились - охранник в ужасе даже поперхнулся и закашлялся, - а в прихожую вихрем влетела моя мама в детском платьице, как на фото: “Ну вот! Стоят. А мне даже надеть нечего. Придется взять мамину лису. И букетик мне захватить не догадались. Как я буду без букетика, а особенно без лисы? Мне даже прикрыться нечем” , - сердито выговаривала она сестрам, - “Вам хорошо. У вас платья хоть куда, а я все в детском”.
- Да плюнь ты на одежду, Надюша. Бери мамину горжетку, а букетище тебе дядюшка Ефим уже давно нарвал. Ты лучше сюда посмотри, твой Толик приехал, - сказала тетя Нина.
- А-а-а, - равнодушно глянула она на меня мама, - Он не ко мне приехал, а к жене и дочери. Вот приедет ко мне, обниму и расцелую. А у меня сейчас ни платья, ни лисы, ни букетика, - всхлипнула она.
- Мамочка! Ты жива, а это главное, - бросился я к ней и проснулся.
А сердце рвалось из груди и хотелось плакать.
В ту же ночь сон не повторился, а продолжился подобно серии телевизионного сериала.
Итак, теперь уже в большом зале были мама, обе тетушки и вернувшаяся со двора бабушка Крестная:
- Ну, девки. До сих пор не собрались. Даже наше поместье Толику не показали. Он-то здесь впервые.
- А разве его не взорвали большевистские комиссары? - удивленно спросил Крестную.
- Да где там. Наши мужики набежали с косами и вилами. Те бы и со своей пушкой с ними не справились. Толик, а почему ты один? Где твоя женушка и доченька? - поинтересовалась она.
- Светланка в пионерлагере в Скопине, а где сейчас Таня, даже не знаю. Должна была сегодня объявиться.
- Ну, твоя Светланка и голова. Всю нашу родословную раскопала аж до 1500-го года. Думаю, она и до нашего пращура Кошицы докопается. Умница, - похвалила Крестная, - Ну, вроде все в сборе. А где Мария? - спросила она у Клавдии.
- Она уже в Скопине. Оттуда гонца прислали с известием. Остановилась у наших на Красной площади.
- А разве тетя Мария жива? - удивленно спросил тетю Клаву, - Я же видел когда-то ее фото в гробу.
- Конечно, жива. А то фото не настоящее. Обыкновенный муляж для маскировки. Умерла и умерла. А так она спряталась от этих комиссаров очень хорошо. Вот, наконец, на днях приехала из Харькова. Жила там в лагере военнопленных. Твой отец ее там надежно спрятал, да и я ему помогала, когда у вас жила, - рассказала Крестная.
В это время во дворе зазвучала торжественная музыка, словно заиграл целый оркестр. Выпучив глаза, в зал влетел испуганный охранник и обратился к Крестной:
- Барыня, там во дворе народу гибель! Все нарядные. Солдаты с оружием стоят, оркестр и много важных господ. А один подошел ко мне и сказал: “Любезный, доложи-ка барыне, что к ее милости прибыла правительственная делегация из Польши. Просим принять без промедления”.
- Так что же ты стоишь, дурень! Пригласи немедленно! - воскликнула Крестная.
И вот уже отворились обе створки парадной двери и “дурень”, трижды грохнув посохом, проорал: “Правительственная делегация из Польши!”
Во дворе заиграл оркестр, а в зал церемонным шагом медленно вошли и выстроились колонной нарядно одетые господа. Один из них вышел вперед, поклонился Крестной, а потом всем нам.
- Глава Сейма Ежи Подъяпольский, - преставился он.
- Ну, здравствуй, Ёжик! - радостно воскликнула Крестная, - Как же тебе удалось эмигрировать при советах, да еще в довоенную Польшу? А тут вдруг “Глава Сейма”.
- Не обо мне сейчас речь, Ксения Андреевна. Я лишь уполномочен объявить, что в нашей стране большие перемены и вы к ним причастны. Во-первых, Сейм отменил конституцию Польской народной республики и утвердил конституцию монархического государства Полония со столицей в Кракове. Создан Королевский Совет, который должен огласить имя монарха. А теперь слово Главе Королевского Совета пану Ямпольскому.
- И ты здесь, Сташек! - узнав, судя по всему, давнего знакомого, снова обрадовалась Крестная.
- Разумеется, Ксения Андреевна. Как Глава Королевского Совета страны уполномочен объявить, что ваш славный род Зарецких, отмеченный великими делами еще в 11 веке, достоин дать стране монарха, короля Полонии. На наш выбор повлияли исследования родословной Зарецких, проведенные вашей правнучкой Светланой. Ее усилия отмечены присвоенной ей ученой степенью доктора исторических наук и званием академика Академии наук Полонии, - под дружные аплодисменты объявил пан Ямпольский.
Аплодисменты-аплодисменты.
- Но обо всем по порядку, - продолжил Ямпольский, - К глубокому сожалению, вас больше нет в этом мире, Ксения Андреевна, как и всех здесь присутствующих из достойнейшего рода Зарецких. Единственный, кто еще может послужить великой Полонии это пан Анатолий, - жестом указал он на меня и поклонился.
- Я?! - удивленно спросил его, - Но я же пенсионер и даже не республиканского значения.
- Монархи пенсионерами не бывают. Даже когда они ничего не делают в старости, они наше Знамя. Вы, пан Анатоль, можете стать таким Знаменем.
Аплодисменты-аплодисменты.
Я встал и поклонился Великому панству Полонии - высшему свету страны моих далеких предков. Тут же вспомнил, как дочь Светлана показывала мне и комментировала данные нашей веточки огромного древа рода Зарецких. Тогда она добралась до некого Прокопия Зарецкого, жившего в начале 15 века. Молодчина.
- Да, но моя мама, хоть и родилась в семье столбовых дворян, но за 5 дней до Октябрьской революции, отменившей сословия, Она долго скрывала свое происхождение, даже от меня. А отец вообще не был дворянином, - высказал я свои сомнения Ямпольскому.
- Не волнуйтесь, пан Анатоль, в народной Польше много подобных историй. Мы тоже долго шли вашим путем. В нашей Полонии все будет иначе. А потому вашему папе мы даровали титул “графа Сербского”, посмертно, но передаваемый по наследству по мужской линии.
- Но у меня дочь!
- Не волнуйтесь так, пан Анатоль. Все предусмотрено. Решением Совета Светлана теперь “графиня Сербска”, в порядке, так сказать, исключения, как, например, незаконный отпуск Рабкину (надеюсь, вы меня поняли, пан Анатоль).
- Но у Светланы муж тоже простолюдин, - робко намекнул ему.
- Уже нет, - улыбнулся Ямпольский, - Ее муж граф Маттео Италийский. Титулован почти как ваш Суворов. Решение согласовано с итальянской стороной. Извините, пан Анатоль, но вы так похожи на нашего короля Казимира. Буквально одно лицо. Не удивительно, ведь его женой была королева Ядвига Зарецкая, происходившая из того же клана витязя Кошицы, жившего в 11 веке и достойно служившего нашему славному королю Леопольду. Внесите портрет! - громко приказал он своим людям.
Под звуки знаменитого Полонеза, временного гимна государства Полония, внесли большой портрет короля Казимира. Я глазам своим не поверил: в королевской короне и золоченых доспехах римских императоров с портрета строго смотрел на меня я сам. Поразительно!
Аплодисменты-аплодисменты.
- Тут и без всякой генетической экспертизы вполне очевидно, что это ваш великий предок, а вы, пан Анатоль, его второе пришествие. А потому Королевский Совет рекомендует вам прямо сейчас изменить свое имя и отныне зваться Казимиром Зарецким. Вашей дочери также следует именоваться графиней Ядвигой Зарецкой, или, на ее выбор, Яниной Зарецкой. При коронации, которая состоится через месяц в столице Полонии, городе Кракове, вы обретете титул и имя “короля Полонии Казимира Второго”, а ваша дочь титул “принцессы”, как ее с рождения звала бабушка Антонина Михайловна. А присутствующая здесь покойная Надежда Семеновна Зарецкая, мать короля Казимира Второго, автоматически обретает титул “королевы-матери”.
- А когда мы поедем в Скопин фотографироваться? Да и как я поеду в этих детских обносках, если я теперь королева? - капризным тоном заявила королева-мать.
- Вы, Надежда Семеновна, торопитесь. Автоматика еще не сработала, ибо ваш сын, пан Анатоль, еще не король Казимир Второй. Но, из уважения к грядущим переменам, внести одежду королевы-матери! - скомандовал Ямпольский.
Под гром аплодисментов тут же внесли шикарное, сияющее вшитыми бриллиантами платье, а следом золотую диадему королевы-матери.
- Среди присутствующих я не вижу жену нашего будущего короля, - вдруг напомнил о моей Танечке пан Ямпольский.
“Как жаль, что ты не дожила до моего триумфа и не сможешь обнять нашу дорогую принцессу”, - вдруг больно сжалось сердце.
- Она в соседней комнате! - вдруг громко заявила тетя Клава.
- Почему в соседней, а не здесь, среди вас. Ведь она будущая королева, посмертно, - вполголоса добавил он.
- Какая такая королева. У нее даже отца нет и никогда не было. Тоже мне королева, - вдруг закапризничала королева-мать.
- Где моя Танечка?! Я хочу ее видеть! Где та дверь, за которой ее прячут?! - закричал я.
- Тебе туда нельзя, Толик! - вдруг бросилась ко мне тетя Клава, - Туда легко войти, но из той комнаты мертвых уже не выйдешь никогда.
- Но вы же вышли.
- Это не мы, Толик. Это всего лишь наши души. Они здесь и нигде, как вездесущий электрон.
- Плевать мне на электрон! Я хочу к ней, к моей Танюшке! - бросился я к огромной черной двери в конце зала.
- Барин, не пущу! - преградил мне дорогу дурень с посохом.
- Какой я тебе барин! Я король! - отработанным с каратистами движением легко отбросил его в сторону, рванул запретную дверь и застыл на пороге Бездны, поглощающей всё некогда жившее на издревле обитаемой планете Земля.
Полвека назад я стоял на этом пороге, замирая от ужаса. Сейчас же, на 80-м году жизни, чем еще можно меня напугать, если даже близкая смерть давно не страшит.
- Танечка! - громко, как только мог, крикнул я в зияющую Пустоту расширяющейся Вселенной, остро осознавая бессмысленность как рокового прыжка, так и своего дальнейшего существования в этом догорающим для меня мире.
Проснулся от своего же крика, весь в слезах и сомнениях, немощный одинокий старик с пружинками в сердце и трубочкой в мочевом пузыре, некоронованный "король" разве что сказочной Лилипутии, вольготно раскинувшейся на необъятных просторах моей давно опустевшей от накопленных знаний головы скромного 56-го размера.