Он метался по комнате, и с самого заката ему было то душно, то зябко. Он открывал и закрывал окно, выходил на балкон, пил из крана, садился в старое, обтертое кресло, на пару минут засыпал прямо сидя, потом вскакивал опять.
Сомнения не терзали. Терзала сама эта ночь, провалиться бы ей. Мучило желание быстрее начать действовать, двигаться, быть живым. Тесная маленькая квартира, казалось, просто душила.
Вчера он получил сразу две посылки. Первую принесли около полудня. В дверь причем сразу и позвонили, и постучали, и даже, кажется, подергали ручку и несколько раз кашлянули. Кифа открыл не сразу, сначала прислушиваясь, потом вглядываясь в глазок. Увиденное, кажется, немного его удивило. На пороге, чуть-чуть отстранив от себя небольшую картонную коробку, как будто боясь испачкаться невидимой пылью, стоял кругленький улыбающийся японский Хотэй. И животик у него висел точно таким же мешком, растянув рубашку из застиранного хлопка и опасно выпятив несколько пуговиц. Он был потным и бритым до синевы. И сразу, не спрашиваясь, японский божок шагнул в квартиру – выставляя свою посылку как таран вперед. В прихожей огляделся, ничего подходящего не нашел и шагнул на кухню, где поставил коробку на стол и, все так же улыбаясь, но ощутимо страдая от одышки, стал что-то пояснять:
– А вот это тебе доставочка. Хорошая посылка, сработано хорошо. Там и брелочек такой, сработает метров с пятисот. Разбираешься?
– Разберусь, – сказал Кифа, на коробку покосился, но трогать не стал.
– Бедненько живешь, – стал по-хозяйски осматриваться Хотэй. – Или ремонт затеял?
– Ремонт, – сухо ответил Кифа.
– С пола начни, – посоветовал Хотэй. – А коробку… Как хочешь, можешь сейчас разобрать или так понести и уже на месте, твое дело. Можешь даже потрясти, если хочешь.
И Хотэй издал какое-то кудахтанье, которое только отдаленно напоминало смех.
– Я понял, я разберусь, – снова повторил Кифа и совсем не любезно, демонстративно открыл перед гостем дверь. Японец улыбнулся, кивнул (как будто сделал маленький поклон, но с такой уничижительно малой амплитудой, что в ней должна была прочитаться вся его презрительность к невежливому хозяину дома) и пошел к выходу.
– Вот, – спохватился Кифа, роясь в карманах брюк и выуживая оттуда какую-то бумажку. – Отдай Захару.
Японец немного скривил губы и уточнил:
– Что это?
– Мой счет.
– Ммм… – Хотэй немного поколебался, косясь на бумажку, потом сказал: – А, ладно…
Положил листик в карман и ушел.
Кифа снова покосился на ящик, стоящий на кухонном столе, но даже подходить не стал. Ушел в комнату, выглянул на балкон, посидел в кресле.
Вторую посылку принесли часа через два. На пороге стоял высокий, поизношенный мужчина с серой щетиной на тощем лице. В руке он держал черный истрепанный полиэтиленовый пакет. Хозяину, открывшему дверь, сразу улыбнулся:
– У меня посылка от братишек. Ты заказывал.
Кифа протянул руку, человек сначала было протянул пакет, но потом отдернул, прижав его к груди:
– Через порог нельзя…
– Заходи, – кивнул Кифа.
– Да, ладно, – сказал незнакомец. – Я вот так, аккуратненько…
И он поставил одну ногу на край половой тряпки, лежавшей в квартире вместо коврика в прихожей.
Пакет был передан из рук в руки.
– Я что-то должен? – уточнил Кифа.
– Нет, – замахал руками неизвестный, и его щетинистое, тощее лицо стало изображать все оттенки любезных улыбок. – Ничего, ничего. Просто береги себя, времена такие…
– Ладно.
– И данные, какие ты запрашивал, мы тебе скинули, верно? – незнакомец чуть понизил голос, чтобы эхо не разнесло его слова по подъезду.
– Да.
– Ты бы аккуратнее, ладно? Это большой человек в городе, на этих выборах в губернаторы хотел пойти. А сейчас много какими делами ворочает, всякое говорят. Обдумай, может, оно того не стоит.
– Понял, – кивнул Кифа.
И незнакомец, удовлетворенно кивнув, растопырил пятерню, запечатлев ею шлепок по воздуху, изображающий дружеское «пока-пока», и с грохотом ссыпался вниз по лестнице.
Все необходимое теперь было на месте. План уже давно был продуман. Осталось только действовать, и Кифа с трудом заставлял себя сидеть на месте, как большая взбудораженная птица всю ночь носясь по квартире и только на несколько минут засыпая сидя в старом, обтрепанном кресле.
Перед рассветом он встал, оделся, уложил в свою спортивную сумку и черный пакет, и какие-то свертки, которые вынул из картонной коробки, и вышел на улицу. Долго ехал на автобусе в пригород, где, сосредоточенно изучая какую-то карту в телефоне, быстро отыскал нужный дом в небольшом, но очень респектабельном поселке. Тут явно жили те, кто на бедность не жаловался, а городскую суету не очень уважал.
Аккуратно, издали обойдя дом и всматриваясь в те места, где на заборе торчали камеры видеонаблюдения, Кифа сначала немного озадачился, потом сообразил и быстро нырнул в кусты возле крыши, опирающейся прямо на забор из красного гладкого кирпича. Судя по всему, тут был навес для машин и край покатой крыши венчался блестящей хромированной трубкой водостока. В эту самую трубу Кифа и затолкнул один из свертков, который сначала лежал в картонной коробке, а потом был переложен в спортивную сумку. Оценил свою работу – хорошо, даже вблизи ничего не видно.
И быстро ушел прочь.
Всего через час он опять был в городе. Несмотря на ранний час, он уже кипел. Наверное, воодушевленные утренней свежестью все спешили пожить, переделать все свои сегодняшние дела и поскорее спрятаться от полуденного зноя или под кондиционеры в офис, или в домашние стены, где можно забраться в холодный душ или просто просидеть на балконе, отгоняя мух свернутой рекламной брошюрой.
Кифе эта суета не понравилась. Он стал хмур, сосредоточен. Несколько раз сверился с какой-то информацией, которой был забит старенький смартфон. Шевеля губами, трижды пробубнил себе под нос какой-то номер телефона. Запомнил? Да, кажется, запомнил.
Добравшись до нужного места – двух высоких новостроек с огороженным двором, а рядом – старая пятиэтажка, которой, похоже, готовилась участь быть в скором времени снесенной, любуясь двором за изгородью, сел прямо на крыльце заброшенного здания и планомерно удалил все с телефона. Потом еще и карманы проверил – ничего лишнего. Снова пробубнил номер телефона и задумался…
План был. У него было сразу несколько планов. Но у каждого были свои минусы – время, трудности, дефицит возможностей. А действовать нужно было быстро. Может быть, даже глупо – отчаянно и напролом. Но так, чтобы никто ничего не успел понять.
– Безумству храбрых поем мы песню... – напутствовал сам себя Кифа и по памяти набрал номер телефона.
Всего через два гудка трубка отозвалась:
– Алло! – немного нервозно, слегка растерянно.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, – как будто отзеркаливая, отозвалась трубка.
– Мне нужно с вами встретиться. Я в городе всего несколько часов, потом мне нужно на вокзал, у меня поезд. Но мне очень нужно поговорить.
Трубка нервозно возмутилась:
– Я не служба доверия, звоните туда!
– Нет, мне нужно поговорить. С вами. По поводу одного человека, про которого, как мне сказали, вы собираете информацию. Это очень важно и очень быстро. И очень срочно! Такие данные есть только у меня. Но я не могу ждать, мне нужно уезжать из страны!
В телефоне замешкались:
– Кто вам дал мой номер телефона?
– Кто надо, тот и дал! Или я сам в интернете нашел, какая разница? Если тебе про Захара не интересно, то я поеду себе… И каждый сам за себя.
– Про Захара…?
– Да. И про нас с тобой тоже. Я же не просто так уезжаю. Не в отпуск с любовницей. А информация у меня такая, что куда попало нести не могу.
– Гм. А я тут при чем?
– Ну, если не при чем, то прошу прощения.
И Кифа решительно отключился.
Сидел, даже позы не переменил. Только зубы сжал, вглядываясь в экран погасшего телефона. Или он все сделал не так, просчитался и сглупил, или сейчас ему перезвонят.
Но экран был темным.
Неужели просчитался? Что-то в этой истории понял не так? Ошибся в выводах?
Личная встреча сейчас единственный способ выманить крысу из норы. Из этого большого, со всех сторон огороженного дома, где даже проход на парковку перекрыт. Идти туда напролом просто самоубийство. И Кифу, конечно, пытались вынудить именно на такой шаг – глупый, бессмысленный. Чтобы пошел как упрямый таран и провалился. Крысе тогда стало бы страшно, но не больше. И Кифа бы больше не был для кого-то проблемой, даже для самого Захара.
И потом… Нужно же разобраться, самому понять, что за человек перед ним. Действительно ли крыса? Захар, конечно, в своем окружении никогда святых не терпел, но вдруг в этот раз все не так?
Так что вариант был только один, но он, похоже, проваливался…
Кифа достал из кармана электронную сигарету, растерянно вставил в рот, поперекатывал языком туда-сюда, похрустел пальцами руки. Ничего не происходило, телефон молчал. Хрипло ругаясь, он встал, несколько раз прошелся по тротуару вокруг закрытого двора, попинал какой-то камень, снова пристроился на крыльце с сигареткой в зубах, раздумывая, как же быть дальше. И когда ему уже казалось, что все пропало, телефон наконец-то ожил и зазвонил.
– Да?!
На другом конце провода покрякали, как будто прочищая горло, и заговорили значительно более вежливо, чем во время первой беседы:
– Мы как-то не очень удачно начали… Простите. Вы сейчас где?
– На вокзал еду, я же сказал! – теперь нервозно и недовольно говорил Кифа.
– Сколько у вас времени? Если я могу куда-то приехать…
– Решай сам, мне без разницы…
Невидимый собеседник тут же подстроился под новую тональность беседы и тоже перешел на ты:
– Зовут тебя как?
– Петр, – Кифа не стал ничего выдумывать. В конце концов, если сейчас о нем тоже будут наводить справки, так будет даже лучше. Но собеседник не требовал полных паспортных данных. И на какое-то время, похоже, задумался.
– Ладно, Петр, – сказали в телефоне. – Город же знаешь? Можешь приехать к Маяку, к новостройкам?
Кифа чуть не подпрыгнул. Похоже, его были готовы пригласить в эти самые непреступные новостройки или куда-то поблизости.
– Найду…
– Набери, когда будешь поблизости.
– Ладно.
Собеседники разъединились.
На город накатывалась жара. Аллея становилась похожа на сковороду. И даже птицы, которые до этого суетливо выискивали что-то на тротуаре и на газоне, куда-то разлетелись.
Кифа несколько раз шумно выдохнул. Протер ладонью внезапно вспотевшее лицо и, совершенно не музыкально напевая себе под нос: «Безумству храбрых поем мы славу! Безумство храбрых – вот мудрость жизни! О смелый Сокол! В бою с врагами истек ты кровью… Но будет время – и капли крови твоей горячей, как искры, вспыхнут во мраке жизни…», побрел в сторону ближайшего магазинчика, где не без удовольствия купил и съел сразу две пачки мороженого.
Затем, сделав еще один короткий круг по аллее, снова занял свое место на крыльце заброшенного дома и достал телефон:
– Я на месте. Прогуливаюсь тут по аллейке. Подойдешь?
– Гм, нет… – собеседник, казалось, включил режим «капризная барышня» и теперь сам не мог решить, что ему делать. – Ты один?
– Да, – сказал Кифа и для убедительности даже кивнул, хотя, пожалуй, собеседник не мог его видеть. Или мог? А если, например, смотрит из окна?
– Точно один?
– Да!
Невидимый телефонный собеседник продолжал раздумывать. Наверное, что-то предчувствовал или, наоборот, хотел полностью владеть ситуацией и оставить за собой все рычаги воздействия на собеседника:
– Прости, я забыл уточнить – тебе нужны деньги? Сколько?
Кифа сообразил, что же смущает его собеседника. Действительно, если он не просит денег, в чем тогда его мотив? Бескорыстная идейность сейчас мало кому понятна. А торговаться как-то не особо хотелось. Тем более это могло бы сейчас сомневающегося собеседника и отпугнуть. При этом там, на другом конце провода, дали понять, что торги, собственно, не особо и уместны:
– У меня сейчас нет свободной наличности. В конце концов, я даже не уверен, что твоя информация будет мне полезна.
– Будет, – уверенно сказал Кифа. – Это вопрос жизни и… э… благополучия.
– Даже так? – напряглись в трубке.
– Да. Причем и твоего, и моего. Так что тут вопрос не в деньгах. А в том, как и чем мы друг другу можем быть полезны…
Про себя Кифа даже выругался. Все это звучало не очень убедительно, как-то по-киношному. И почему люди не рождаются со способностями великих переговорщиков? Ведь именно речь, красивая, разумная и связная, определяет наш вид как доминирующий.
Но собеседник, кажется, услышал и воспринял ответ как-то по-своему. Может быть, был удовлетворен тем, что Кифу не интересуют деньги.
– Тогда поднимайся во второй подъезд, шестой этаж, квартира 49. Я предупрежу охрану.
Такой удачи и предсказать нельзя было. И Кифа немедленно кинулся к железной калитке с кнопкой. Теперь все решится.
– И капли крови твоей горячей, как искры, вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной жаждой свободы, света! – чуть не во весь голос запел Кифа.
Охрана, состоявшая из заспанного мужика в бушлате, совсем не впечатлила. Несколько камер, которые любовались на входящих и внимательно разглядывали тех, кто сел в лифт, хоть и вызывали легкую тревогу, но уже тоже не казались проблемой.
А на нужном этаже уже была приоткрыта дверь и из нее по-птичьи, свернув голову на бок, выглядывал человек, близоруко поблескивающий очками.
– Петр? – тревожно спросил он.
– Да, – кивнул Кифа.
– А, заходите…
И человек распахнул дверь, пропуская гостя в квартиру. Кифа, обычно не склонный впадать в сентиментальность, переживая какие-то сложные жизненные моменты, вспомнил какую-то книгу, которую увлеченно рассматривал в детстве – кажется, сборник мистических рассказов. Одна история очень уж запомнилась, как и иллюстрация к ней – толстый купец, запускающий в свой дом жуткого незнакомца в черном плаще. Как потом оказалось, незнакомец оказался вампиром, и если бы купец сам великодушно не попросил бы его войти в дом – вампир никак не мог бы попасть туда иначе. А так люди часто приглашают беду в свой дом сами…
Хозяин квартиры суетливо пробежался по комнатам, пока Кифа неспешно шел и осматривался. Вокруг был беспорядок – строительный мусор, какие-то вещи, разобранная постель почему-то с теплым, зимним, тяжелым одеялом в несвежем пододеяльнике.
– Сам живешь? – уточнил Кифа.
– Нет, – откуда-то из недр квартиры отозвался суетливый хозяин. – Жена и дочь в другом корпусе, а тут решил себе кабинет сделать, чтобы не мешали. Так и живу. Все равно времена такие, приходится работать из дома…
– Понимаю… – согласился гость.
– Сюда, сюда давай… – позвал его владелец квартиры, и они оказались в просторной гостиной, уже, очевидно, окончательно подготовленной для жилья в свеженьком, еще не до конца обжитом и отремонтированном помещении. Комната и правда казалась уютной – французское окно с приятным видом на сквер, справа от него – высокий стол с двумя барными стульями и кофе-машиной, слева – бледная софа на высоких изогнутых ножках и два кресла. На стенах – какие-то грамоты и фотографии.
– Уютно, – пробормотал Кифа.
Хозяин квартиры тем временем, мучаясь одышкой, наконец прекратил свой галоп по комнатам и начал пристраивать чашки на поддон кофе-машины. Нажал, покрутил что-то, пофыркал. А потом обернулся и, как будто опомнившись, протянул руку для приветствия:
– Алексей.
– Петр, – гость пожал руку хозяину и теперь спокойно рассмотрел его. Это был плотный, одутловатый, неопрятно одетый человек с седеющими рыжими волосами, короткой, растущей кустами бородой и неспокойными руками, которые постоянно должны были что-то вертеть или ковырять – веревочку на домашних шортах, невидимую заусенку на крае мебели, блюдце с грязной чашкой, стоящее тут, видимо, с прошлого визита каких-то неизвестных гостей.
В целом вид у него был достойный актерской карьеры – такого можно загримировать как угодно, хоть в крепенького, но солидно переросшего ребенка, хоть в старика. Только глаза за толстыми диоптриями немного портили бы образ – две слезящиеся серо-голубые, как будто абсолютно пустые пуговки. Как будто и не глаза, а два крошечных бельма.
Кофе-машина два раза чихнула, Алексей снова рьяно кинулся к ней с разбирательствами, что-то подкручивая и нажимая, объясняясь по ходу дела:
– Прости, не разобрался тут еще… Дурацкая машинка, зачем столько кнопок?
Кифа тем временем прошелся вдоль стены, разглядывая дипломы и фото. У одного группового снимка невольно скрипнул зубами, но задерживаться не стал. Прошел мимо, сел на софу. Удобно!
– Так вот…
– Да-да! – тут же откликнулся Алексей.
– Не знаю я, как начать… Мне бы хоть в общих чертах понять, что у тебя с Захаром? Говорили, какое-то дело было? И, вроде, ты с ним до сих пор на связи?
Кофе, побулькав, был разлит по чашечкам. Хозяин квартиры, подсунув одну чашку гостю, развалился в кресле, закинув руки за голову, от чего частично оголился круглый рыхлый живот. Раскрепощенный, самоуверенный кот, не иначе.
– Да какие сейчас дела. Раньше больше дел было. Бизнес, туда-сюда. Сейчас, по старой памяти и зная, что за Захарчиком должок, обращался с разными вопросами. А теперь ему надоело старых друзей поддерживать, грубит, дерзит, отказывает. Угрожать начал. А у меня, скажем так, и без него проблемы есть разные, так что стараюсь аккуратнее быть.
– Это правильно, – быстро согласился Кифа. – Времена такие, нужно быть аккуратным. А что за бизнес был?
Алексей хмыкнул, погладил живот и с ироничной ухмылкой стал пояснять:
– Да знаешь, времена такие были, дружище. Салон мы открыли, вместе с фотографом одним – набирали моделей, фотографировались они голенькие, а потом эти фото продавали заграничным любителям наших красавиц. Хорошо пошло, только крутиться нужно было: магазин белья сделали рядом с салоном, типа моделей для примерки трусов и пеньюаров приглашаем, объявления по институтам давали… Но дальше вообще красота – модели наши с заказчиками по видео общались из салона, десять долларов минута. Дружище, жили тогда в шоколаде! Моделям доллар, нам – девять. В день меньше пяти тысяч домой не приносил.
– Неплохо…
– Да. У нас там мальчик еще фотографом был, он же директором магазина числился, и в компьютерах понимал. Гений, я думаю. Только ленивый и в бухгалтерии темный лес, но фотографировал замечательно! Мы бы и дальше там работали, но потом объявился владелец помещения и стал долю требовать. И все стало сложно. Дружище, тогда и завертелось…
Алексей вскочил, пробежался по гостиной, стал рассматривать фото на собственной стене так, как будто забыл, что там вообще висит.
– Ах, вот! Вот этот фотограф… Забыл как зовут…
Кифа тоже встал. Да, то самое фото. В полупустом офисе, за громадным столом, заваленным бумагой и заставленным принтерами, сидят Захар, по правую руку Алексей (уже полный, но еще без седины – красно-рыжий, как помидор), слева, положив Захару руку на плечо, стоит Светка – бледная, худая, без улыбки. Одета так, что и не узнать – короткая юбка и свитер в тонкую полоску с очень длинными рукавами, но сам несуразно короткий, оголяющий пупок, на шее намотан огромный пушистый шарф. А перед столом, вполоборота к фотографу, какой-то юноша. Кифа почему-то сразу окрестил его «пионером» – ну, точно, как будто доклад читает перед активом: стоит по струнке перед столом, заискивающе смотрит на свое начальство, даже рот приоткрыт, как будто рапортует о чем-то. Лица почти не рассмотреть, зато объектив старого фотоаппарата четко сфокусировался на свитере с елками и смешном детском значке на этом свитере – цирковой слоник на тумбе, а вокруг головы у него золотистый обруч. Детский сад какой-то…
– Понятно, – покивал Кифа и сел обратно.
– Ага, вот такие дела у нас были. Дружище…
По тому, как хозяин квартиры повеселел и становился все более разговорчивым, Кифа сообразил, что тот, похоже, что-то принял. Алексей тем временем яростно потел, начинал подхихикивать и даже как-то заговариваться. Чашку с кофе отставил, достал из бара бутылку коньяка, щедро налил в стакан, гостю не предложил.
– Дружище… Дела были! До сих пор на те бабки живу. Вот только с хозяином помещения трудности были. Не помню, как звали… Нет, мы свою позицию аргументировали, как могли – и денег слегка сунули, и легкие телесные. Но дело закончилось плохо. Для него.
– Понятно, – снова покивал Кифа.
– Да… И вот после этого у нас тоже что-то не так пошло. Фотограф на своей волне, Захар в политику ударился, а я… Что, крайним быть? Слил бизнес и перепрофилировался. Сейчас недвижимостью занимаюсь, строительством. А Захар сначала помогал, а потом обижаться начал.
– А жена его…? – осторожно переспросил Кифа.
– Какая жена? – изумился Алексей.
– Ну, вот так девушка на фото…
– Светка? Ну, дружище… – Алексей вдруг захохотал. – Какая она ему жена? Шалава какая-то, бегала за ним все время. Бывало, борщ в банке принесет прямо в студию и сидит всю ночь, ждет…
И дальше хозяин квартиры так разошелся, что рассказал скабрезный анекдот и выдал порцию самых пошлых эпитетов по поводу всех женщин на земле. А потом, как будто это могло иметь какой-то особо важный, сакральный смысл, бравурно выкрикнул:
– Вот такой борщ в банке, дружище!
Снова налил коньяк, выпил залпом. Как будто опомнившись, всмотрелся в гостя и снова стал опаслив и подозрителен:
– А ты… э… забыл, как зовут, зачем пришел? У тебя на Захара что-то есть?
– Да, – охотно признал Кифа.
– Меня касается?
– Да, – снова кивнул Кифа.
– Ну?
– Он тебя заказал.
– Че?
Кифа вздохнул, встал с софы, еще раз, уже с грустью, как будто прощаясь, всмотрелся в фотографию со Светкой, поковырялся в сумке. И не оглядываясь, просто на крик: «Ты че делаешь, мужик?!» не целясь выстрелил.
Потом, как робот, пошел прочь – к двери, по лестничной площадке к лифту, мимо консьержа на улицу, через двор в сквер. Вот там его и догнало приступом – как будто все звуки спрессовались и взорвали голову: выстрел, хрип и бульканье, звон разбитого стакана и какая-то высокая, болезненная, рвущая все нервы нота. Кифа обнял ствол дерева и просто старался не упасть, пока по телу перекатывались какие-то спазмы и земля под ногами перекатывалась, как будто перестала быть твердой.
Никто не обращал на него внимание. Только какой-то малыш, на вид не больше трех лет, вдруг замер и стал смотреть в упор.
– Все нормально, нормально… – одними губами сказал ему Кифа. – Сейчас пройдет.
И звук прекратился.
Кифа выпрямился, сплюнул горечь во рту, улыбнулся и сказал ребенку:
– Там просто крыса была…
Дети стояли над ямой в цветочном павильоне, не рискуя заглядывать туда, вниз. Только Кузнечик лег на живот и прищурился в темноту. Ничего не видно, но если прислушаться, то можно различить хриплое дыхание, а еще почувствовать острый запах спирта. Бомж был там. Мертвецки пьяный он спал и не слышал возни у него над головой.
– Там он, там… – кивнул Кузя и опасливо отполз от края. За его спиной стоял Петкурица, сжимая в руке кусок кирпича. Чуть дальше – Чумка. Камни брать она отказалась, но, демонстрируя воинственность, сжимала кулаки.
– Он – ваша проблема? – переспросил Фотон, который переминался с ноги на ногу где-то у входа в павильон.
– Ну, да.
А Чумка вдруг захныкала и забормотала неразборчиво – ей все происходящее не нравилось, она болела и хотела забиться куда-то в угол.
– И что вы его боитесь? Грязный, глупый, пьяный бомж.
Фотон говорил тихо, но убедительно. И с какой-то такой невероятной злостью, что Петкурица встрепенулся и решительно шагнул вперед, не глядя запуская камень. В черной дыре глухо стукнуло. Похоже, мальчишка никуда не попал. И сам, наверное, вполне остался этим удовлетворен. Ему было страшно. Кузе тоже было не по себе. Странное ощущение – как будто они делают все правильно, но все равно – не правильно, не так, как должно быть. Как будто игра зашла слишком далеко. И уже непонятно, стоит ли остановиться, или наоборот, обязательно нужно довести все до конца.
– А если он проснется?
– Ну и что? Вас трое.
– Нас четверо, – неуверенно поправил Кузя, а потом сообразил, что это значило – Фотон дал понять, что в расправе участия принимать не будет.
– Бейте его! Ночью перетащим вон туда, и все.
Никто не шелохнулся, все продолжали стоять и смотреть на дыру в прогнившем полу. Кому-то нужно было решиться сделать хоть что-то. Или снова кинуть камень, или, может быть, просто развернуться и убежать.
И тут из кустов за павильоном, пробираясь боком, в заброшенную постройку решительно (даже губы сжал!) зашел Ромашка. В двери он кивнул Фотону, чуть отодвигая его в сторону, подобрался к яме и зло заорал в черный провал:
– Ненавижу вас всех! Ненавижу!
Чумка отпрянула, забормотала тоненько:
– Не хорошо, не хорошо, – и глаза у нее опять стали мокрые.
– Ненавижу! – срывая голос заорал Ромашка, встал, широко расставив руки, скинул с плеча старый школьный портфель, достал из него пистолет и прицелился в яму. Кузя отпрянул, Петкурица вжался в стену, а Чумка затихла, зажав одной рукой ухо, а другой – глаз. На лице выражение ужаса.
И… Ничего не произошло.
Ромка потоптался, перехватил тяжелую рукоять поудобнее, облизнул сухие губы.
Ничего.
Где-то там, в темноте, в грязной, захламленной яме подвала старого торгового павильона лежал вонючий, грязный, не добрый, но все равно – живой и теплый человек. Сипел во сне, иногда сквозь сон шлепал по лицу, отгоняя мух. Был пьян. Был гадок. Не брит. Одет не по сезону и в какие-то обноски. Но был живым. Он был тысячу раз не прав. Он тысячу раз обижал других. Он предавал и иногда даже самого себя. Но все равно был жив.
Ромашка дрогнул, опустил оружие, сплюнул в темный провал и наклонился, чтобы подобрать свой старый портфель.
Все молчали.
Спокойно упаковав пистолет обратно, Ромашка закинул портфель на плечи, нервно одернул на себе футболку и, не поднимая глаз, пошел прочь.
Только Фотон провел его взглядом, пока остальные стояли испуганно потупившись. И в спину выкрикнул с укором и изумлением:
– Струсил?!
– Нет, – не оглядываясь сказал Ромка. – Просто… не хочу.
Пожертвовать на корм Пегасу – карта МИР 2202 2023 3930 9985