Этим гонконгским гриппом я уже болела в 1968 году тоже в декабре и тоже вот так, два раза подряд, второй раз тяжело. И помню, как мама вызывала неотложку, и плакала, ей было страшно, но в больницу меня не брали, некуда было класть, все переполнено. И да, тогда мне снились странные сны про пожар, лошадей, и потом этот сон повторялся, я даже в стих его записала, чтобы отвязался. И сейчас приснился сон, странный.
В черствых сугробах Сампсониевского гулял лебедь, я его нашла и торчала рядом с ним в полном отупении, что с ним делать, ну нельзя же так оставить.
Как не знаю, но догуляла его до квартиры, какой же он тяжелый, сильный и не кантующийся. Он в корридоре даже толком развернуться не может, а с крыльями так вообще, налила ему ванну, но презрительно в нее не полез. Поставила таз с водой, задумчиво топтался и пил, чем его вообще кормить. Упаковка свежего шпината пошла на ура, но мало и что делать-то. Ветеринарки радостно меня приветствовали, мы с ним даже как-то доехали в грузовом такси. Его куда-то чем-то заманили и увели развлекать, когда деньги на карточке у меня кончились, лебедь оказался совершенно здоров. С чем меня и выпроводили. Куда его девать никто не знал, он же здоров. Летите, куда хотите. На обратном пути мы с ним в кустах нашли второго лебедя. А я только вот нашла по телефону владельца фермы с утками. Как два, нет два лебедя это много, они много едят. Что, что они едят? Кричала я в одиночестве с двумя прекрасными вельможными птицами под елками у администрации Выборгского района.
Все.
...
Сон во время гонконгского гриппа 1968 года
Башинская Татьяна
На черной площади в кровь с желчью рвет огонь,
дым рукавами и руками машет,
брусчатка блещет, плачет страшно конь
и за решеткой запертою пляшет.
На площади полночной никого,
там лошади. От страха заикаясь,
я кажется кричу, не слыша ничего.
Мне кажется бегу, а только спотыкаюсь.
На черных прутьях высоко замок,
горячую не выдернуть защелку,
сейчас-сейчас, не бейте ноги только,
и оступаюсь пяткой в водосток.
Перекрывая мне пути назад,
огромной створкой закрывает небо,
безумно лошади бегущие хрипят,
а я свой телом принимаю жребий.
Бег лошадиный настигает пламя,
мне расплетает волосы огонь,
но перед тем, когда меня не станет,
я вижу, закрывает звезды конь,
единственный из всех, мой конь.
Он синий. Синий! Синий!
Его копыто мне ломает спину.
И к Богу возвращаюсь я в ладонь.