- Не хочу я этого, - мама отмахнулась от меня как от назойливой мухи.
- Но почему? Это всего лишь небольшая операция, ты её даже не вспомнишь. Уснула, проснулась, всё.
- Не хочу. Я тебе не собака.
- А это тут причём?
- Они ставили эти штуки собакам, я читала.
- Ма-ам, они испытывали их на собаках, естественно ты не собака. Сначала испытали на животных, потом на людях. Теперь любому желающему вживляют.
- Не хочу, - она поправила заколку и снова слабо отмахнулась.
Нас было трое детей: я, Наташа и Володя. Брат погиб двенадцать лет назад, а сестра была слишком занята собой и своей личной жизнью, поэтому все заботы о матери легли на меня. После смерти папы, она ходила тенью. В течение месяца мама похудела настолько, что даже мой муж Сергей не выдержал и предложил обратиться к врачу. Каким-то чудом мама смогла справиться, и всё вернулось на свои места. Но однажды, когда мы в очередной раз к ней приехали, она схватила меня за руку, чем сильно испугала. В комнате никого не было. Муж с сыновьями отправились в гараж, а я помогала маме поливать цветы.
Бегонии и фиалки, алоэ и герань, вся зелёная братия выстроилась на подоконнике в зале в одинаковых горшках. Её любимые незабудки занимали в этом параде особое место. Их она могла полить и сама. Однако раскидистые лианы, норовившие погладить каждого входившего на кухню, стояли на антресолях по обеим сторонам от двери. Достать до них она могла, только если заберётся на шаткую табуретку, чего я ей категорически запретила делать. Это, пожалуй, был единственный раз в жизни, когда она не стала возражать.
Рука её, лёгкая и холодная, вцепилась в мою и потянула вниз.
- Юля, - еле слышно прошептала она. - Ты это … приезжай ко мне. А то помру, соседи сбегутся, а я тут нараскаряку. Стыдно будет.
- Мама! - я почувствовала, как моё лицо загорелось.
- Ты послушай! Приезжай почаще, хорошо? А помру, - она отпустила меня. - Там деньги, в конверте, в прихожей за зеркалом. Вот на них меня и похороните.
- Мама, - я попыталась сделать серьёзный голос, но тот предательски дрогнул, и я с трудом удержалась, чтобы не разрыдаться. – Ну, о чём ты? Тебе ещё жить да жить. Внуки вырастут, привезут тебе правнуков. У тебя ещё дел выше крыши!
Она улыбнулась знакомой с детства улыбкой, складки на лбу разгладились, будто в окно заглянуло солнце. Я уже и забыла, когда она в последний раз так улыбалась. Наверное, когда папа ещё был жив. На уголках глаз блеснули бусинки слёз. Её руки легли на колени, и она замерла. Я помню, как в тот момент она напомнила мне бабушку.
Мне было лет пять, и мы точно так же приехали её навестить, как сейчас с Сергеем и детьми приехали навестить маму. И мама хлопотала по дому. Бабушка тогда тоже осталась одна, и топить печь, носить воду из колодца, ухаживать за козой, единственной оставшейся живой скотинкой, ей было уже трудно. Бабушка тоже часто ворчала, и мама, то и дело недовольная, спорила с ней. Бабушка тоже говорила про смерть. А потом она села, как мама сейчас, улыбнулась, и замерла глядя перед собой выцветшими глазами. На меня тут же, как и тогда, накатила волна холода. Пришлось сдержать себя, чтобы не схватить её за плечо и не растормошить.
Мы стали навещать её раз в два дня. Хорошо, что ездить было недалеко. Каждый раз, подъезжая к дому, сердце начинало биться чаще. Я с нарастающим волнением поднималась на её этаж, едва не роняя ключ, спешила открыть дверь поскорее, и почти вбегала внутрь, чтобы едва не столкнуться с вышедшей навстречу мамой. Каждый раз с сердца ухал камень, и, будь он реален, отдавил бы обе ноги за раз.
Однажды я не удержалась и проговорилась мужу. Сергей сделался мрачнее тучи. Каждый раз, когда начинал о чём-то упорно думать, он уходил в себя и грыз ногти. В тот раз я не стала его бить по руке, а только стояла в сторонке и ждала. Как ни пыталась, самой ничего хорошего в голову не приходило. Лучшее, что удалось придумать, так это отвезти её в дом престарелых. Там она хотя бы будет под постоянным надзором. Сергей лишь мотнул головой: «Не согласится». И он был прав. Чем дальше, тем ворчливее и упрямее становилась мама.
- У меня есть знакомый, - Сергей оторвался от ногтей. - Он как-то рассказал, что в Новосибе изучают обломки метеорита, того, что упал на северах. Говорит, что они уже много всякого на основе тех кристаллов придумали. А сейчас заканчивают опыты с каким-то прибором, который сможет продлить жизнь человека.
- Это как?
- Он не знает, пока держат в тайне. Думаю, со временем выбросят на рынок.
- Это в больнице будут делать? Потому что у мамы льготный …
- С ума сошла? Кто ж тебе такое бесплатно даст.
Изобрети они такую штуку, моим переживаниям можно было смело отправляться на пенсию, и ждать там, пока не скажу: «Можно». Кто ж не мечтает как можно дальше отодвинуть день, когда старость заберёт одного из самых близких.
Дни ожидания вытянулись в месяцы, время погрузилось во мрак неизвестности. И однажды по телевизору короткой строкой пробежало объявление, что в частной клинике неподалёку вживляют небольшие капсулы, которые, воздействуя на мозг человека, замедляют старение.
Тут же поднялся крик в газетах и в телевизоре. Жаждавшие получить толику внимания заявляли, что прибор не прошёл все испытания. Другие им вторили, что испытали на собаках, а на людях такие эксперименты ставить нельзя. Третьи воздевали руки к небу, трясли ими и грозили всеми карами небесными за вмешательства в дела божьи. Казалось, каждый тогда решил высказаться на эту тему.
Мне было всё равно. Я устала дрожащими руками искать ключи и со страхом входить в мамину квартиру. Оставалось решить вопрос с кредитом на операцию. Об отпуске в Турцию можно было забыть. Как и о новой шубе на ближайшие двадцать лет. И о ремонте, о котором квартира то и дело нам намекала. Препятствие возникло там, где не ожидалось. Хотя следовало подумать об этом в самую первую очередь.
Ежедневные увещевания и просьбы заканчивались привычной отмашкой. Мама ни в какую не поддавалась. И тогда я решила пойти ва-банк. Открылась ей, рассказав, как не нахожу себе места. Как просыпаюсь посреди ночи и бесцельно брожу по квартире, пока муж сердито не одёрнет. В итоге я поставила ей ультиматум: если ей всё равно на меня, если она не ценит даже собственных внуков, то мы просто перестанем к ней приезжать. А её просьбу навещать почаще, подобно ей, задвину куда подальше. Я устала и больше так не могла. Мама прекратила поливать цветы. Не знаю, сколько тянулось молчание, но в итоге она сдалась и лишь слабо кивнула. В тот момент я почувствовала себя маленькой девочкой, получившей на Новый Год долгожданный подарок.
Перед походом в банк, мы с мужем решили посетить клинику, в которой проводились операции по вживлению. Нас встретило пустое фойе. Не самые дешёвые кресла пустовали. Только у самой кромки, возле регистратуры, сидел пожилой мужчина и читал газету. Девушка в коротком платьице поприветствовала нас. За всё время разговора с её губ не сходила улыбка. Медленно, но верно закрадывалось подозрение, что мы пришли не по адресу, и вместо частной хирургии попали в общественную психбольницу.
Не прошло и пяти минут, как врач принял нас. Невысокий и смуглый, он больше походил на дворника, что метёт у нас во дворе, чем на доктора, проводившего сложные операции. Артур Амирович, как он представился, заметив наше сомнение, провёл рукой по висевшим за его спиной многочисленным сертификатам, свидетельствам, благодарностям и прочим грамотам особо нам ничего не говорившим.
Первым заговорил Сергей. Он поинтересовался о самом устройстве и как оно работает. Врач начал рассказывать. При этом он щедро сыпал терминами и активно жестикулировал, наглядно показывая, как будет проходить операция, и как будет действовать имплант. Из всех слов я поняла только знакомые ещё со школы «мозг», «гипоталамус» и «секреты». Покосилась на мужа. Он, казалось, понял все до последнего. Сергей кивал, с ходу задавал другой вопрос, за ним ещё один.
- Насколько безопасна операция? – наконец смогла вставить слово и я.
- Риск есть всегда, - врач пожал плечами. – Но за всю практику ещё ни одного отторжения.
- Как такое может быть? Даже вставные зубы иногда не приживаются.
- Тут особая технология, основанная на кристаллах. Слышали, наверное, по телевизору? Благодаря ей организм воспринимает имплант как часть себя.
- Ну, раз никакой опасности. Давайте обсудим …
- По закону я обязан вас предупредить, - прервал врач. – Несмотря на безопасность операции и гарантированную эффективность, у импланта есть побочный эффект.
В кабинете повисла тишина. Так и знала. Всё было слишком гладко, слишком хорошо, чтобы не было подвоха. Я не хотела спрашивать. Не хотела слышать то, что зарубит всё на корню. Я боялась возвращаться к тому, с чего начинали. Так долго упрашивала маму, и ради чего? Чтобы добравшись до финишной ленты развернуться и уйти?
- Какой?
- К сожалению, работа импланта затрагивает другие важные процессы. Чем дольше он работает, тем хуже у пациента с памятью. Процесс протекает как деменция у стариков. Чем старше пациент, тем скорее наступают последствия.
- То есть?
Я не узнала собственный голос. Он донёсся до меня словно эхо из глубокой пещеры. Безжизненный и чужой. Не вцепись покрепче в кресло, наверняка упала бы на пол.
- Человек, которому будет вживлён имплант, проживёт дольше, чем без него. Однако его память будет ухудшаться заметно быстрее, чем без импланта.
Весь оставшийся день прошёл как в тумане. Я ни с кем не разговаривала, всё валилось из рук. Мысли как сонные мухи натыкались на стены, беспомощно жужжали где-то вдалеке, так и не находя выхода. Несколько раз смотрела на телефон, поднимала трубку, и каждый раз роняла её на аппарат. Когда в очередной раз потянулась к нему, он разразился пронзительным звоном, способным поднять даже мертвеца из могилы. Подобно сигналу тревоги он кричал: «Время на исходе! Решай! Решай!».
Это действительно была мама. Её голос, как всегда спокойный, даже убаюкивающий, лёг подобно бальзаму на раненное сердце. Как в детстве, когда конец света с первыми её словами превращался в мелкую проблемку, обычную неурядицу. Она звонила узнать, что мы решили и когда ей готовиться к операции. Я сама того не понимая разревелась. Мама взволнованным голосом спросила, что произошло. Я рассказала ей о нашем визите к врачу. Рассказала о побочном действии.
Сначала была тишина. Я решила, что с телефоном что-то не так. Затем раздался её смех:
- И ты поверила? Ну как, как я могу забыть вас? Как я могу забыть тебя и Наташу? Вы ж дети мои!
От её слов на душе сделалось легче. Однако подленькое чувство некоего предательства, даже лжи продолжало точить изнутри. Нет, это не было нормально! Нельзя к этому относиться так легкомысленно! На что я даже сквозь трубку почувствовала, как мама по привычке махнула рукой: «Всё в порядке, не переживай». А я и не переживала, всего лишь места себе не находила. Металась из одного угла в другой, коту случайно хвост отдавила. Ерунда ведь!
Пришла ночь, а с ней и покой. Из-за нервов я вымоталась настолько, что стоило голове коснуться подушки, как тут же провалилась в сон. Один за другим приходили видения. То это родительский дом, папа что-то молча мастерит у распахнутой ниши, а я, приодев собаку, устраиваю чаепитие с куклами. То момент прощания, когда папа уже уходит, а мама только собирается. Утро хоть и принесло некоторое облегчение, проснулась я разбитой.
Время шло. Я как могла оттягивала момент принятия решения, пока мама, наконец, сама не подняла эту тему. На её лице не было ни морщинки сомнения. Словно это она всё затеяла, а не я, что из раза в раз капала ей на голову, причитая и уговаривая. От её взгляда всякие волнения тот же час уходили прочь, будто и не было никакой проблемы вовсе. Её уверенность постепенно передалась и мне. Грозное предупреждение, пшикнув, превратилось в обычную пугалку непослушным пациентам от своих врачей.
Сергей сходил в банк и взял кредит. Сумма, хоть и достаточно крупная, не так уж сильно ужимала наш бюджет. В конце концов, не в вещах счастье. Назначили дату операции. На один день приехала Наташка. Операция прошла хорошо, и сестра ни с чем отправилась обратно.
Мама лежала с перевязанной головой и смотрела на уютный скверик за окном. В открытое окно врывался чей-то хриплый смех, смешанный с запахом табака. Гавкала собака и смеялись дети, играя на построенной неподалёку площадке. Летний ветерок приподнял пыльную тюль и тут же её уронил.
- Мама?
Она вздрогнула и обернулась. На секунду её взгляд показался мне чужим, каким встречают незнакомцев. Однако в следующий миг она улыбнулась и поманила нас рукой. Сыновья с радостным гомоном кинулись к ней и с ходу засыпали её вопросами. Муж поставил пакет на тумбочку и стал выгружать из него гостинцы.
- Как ты? Не болит?
Мама поправила сеточку на бинтах и покачала головой:
- Нет, всё в порядке. Юля, врач тебе не говорил, когда выписывать будут? А то дома дел полон рот. Домофон нам ставят. Цветы опять же.
- Когда надо будет, тогда и выпишут.
Я назидательно подняла указательный палец. Мы рассмеялись.
Через неделю она была уже дома, хлопотала с соседками вокруг монтажников, врезавших в железную дверь новенькую коробочку с кнопками. И с цветами было всё в порядке. Пока её не было, мы приезжали поливать их. Заодно и прибралась немного. Могла бы и больше, только мама такой человек, что не любит когда в её вещах кто-то копается. Даже чтобы просто навести порядок. От чего ушла к тому и вернулась, что её вполне устроило.
Первое время у меня на душе скребли кошки. Всё ещё опасаясь внезапных осложнений, я названивала ей по два раза на день. Ей это быстро надоело и она уже сердито, пускай это и было наиграно, сказала: «Соберусь помирать - дам знать. Успокойся!». Этого вполне хватило, чтобы я вновь почувствовала как мир, наконец, вернулся в своё привычное русло. И завтрашний день снова стал предсказуем, и даже немного скучноватым. Это в свою очередь устраивало уже меня.
Мы всё так же навещали её. Иногда я приезжала одна и помогала ей по дому.
- Буду теперь жить вечно, - шутила мама. – На отложенные деньги сапоги куплю, розовые!
- И манто из белки.
- И пойду дефилировать перед домом престарелых.
- Девушка, постыдились бы.
Просмеявшись она обычно смотрела куда-то вдаль за окном. А я смотрела на неё и гадала, не жалеет ли. Ведь она только ради меня и согласилась на операцию. Многие к семидесяти уже ненавидят всё, своих родных. Даже себя. Мечтают умереть. Потому как в жизни испробовано всё, что хотел узнать узнал. Дальше просто не интересно. Когда-нибудь, я на это надеялась, смогу спросить её прямо.
- Подай лейку, Наташ.
- Юля!
- Ой, вечно путаю.
В тот день тревога вернулась в моё сердце.
Лето клонилось к закату. Всё ещё зелёные листья один за другим уже начинали опадать. Осень, и особенно зима, в наших краях жёсткие, настоящие. Раз осень, значит дожди. Раз зима, значит сугробы, вьюга скребётся в окно. И лето настоящее, с жарой и грозами. А вот с весной как-то не заладилось. У других ручьи журчат, первая травка пробивается. У нас то слякоть по колено, то лёд в локоть толщиной. От этого и земля скупа. Огородников мало. А те, что есть, постоянно жаловались на глину да камни.
Для мамы это было как ножом по сердцу. Деревенская девушка, она была приучена работать на земле. С детства у неё отложилось в голове, что должен быть огород, на котором будут своя картошка, огурцы с капустой. Что овощи в магазине покупать стыдно. И переехав вслед за отцом на новое место, она сильно расстроилась, узнав насколько плохая тут была почва. Растить что-то в горшках на балконе неудобно, да и урожая-то не даёт никакого.
Со временем она нашла себе отдушину в комнатных растениях. Красные цветы и синие. Без цветков вовсе. Даже кактусов она не чуралась. Любила копаться в земле. Часто заходя к ней в ванную, можно было застать горшки со стелющейся по чугунному дну зеленью. Включишь свет, и на листьях в тот же миг вспыхнут росой на солнце капельки свежей воды. Цветы тоже любили её. Старались не болеть. Чтобы порадовать, цвели и благоухали. Кто регулярно, а кто в определённые дни и только по ночам.
Тихо подкрадывалась осень. Я приехала её навестить. По пути зашла в магазин, прикупить съестного. Стоя на кухне, выкладывала из пакетов. Мама пристально посмотрела на меня и спросила:
- Давненько от Вовки ничего не было. Ты с ним не созванивалась?
Я чуть на пол не села. Почувствовала, как тогда язык прилип к горлу. Я открыла рот, но ещё некоторое время не могла ничего произнести. По выражению маминого лица, я поняла, что она спрашивала меня вполне серьёзно.
- Нет, не созванивались. Вот, убери сразу в холодильник, а то испортится.
Сунула ей в руки батон колбасы и постаралась сделать вид, будто сильно занята содержимым пакета. Я ни за что не смогла бы сообщить о смерти брата ещё раз.
Мама погрустнела, но не стала больше расспрашивать. Казалось, кризис миновал.
Шло время. Месяц за месяцем пролетел год. Мамино здоровье начинало сдавать. Она наотрез отказывалась переезжать к нам. Сергей предложил нанять для неё сиделку, на что последовало упрямое: «Я всё ещё способна позаботиться о себе сама». Но где-то внутри, я догадывалась, что она просто не хочет нас стеснять.
«Старики должны жить со стариками», - говаривала бабушка. И, на удивление, это сработало. Предложение перебраться в дом престарелых она приняла не сразу, но быстро сдалась, в очередной раз провернув всё так, будто это было её решение.
Пансионат находился за добрых двести километров. А это без малого четыре часа езды. Часто навещать уже не получалось. Со звонками там тоже не всё было гладко. Достаточно грубый персонал не любил частые звонки. Недовольные голоса на грани хамства сильно портили общение с мамой. Постепенно она устроилась, даже завела подруг. А вот её любимому занятию места там не нашлось. Крохотный двор и строгие правила отметали попытки обустроить там подобие садика.
Прошло ещё полгода. Вернулось лето, а вместе с ним пришли тревожные новости про странную чуму на севере. В новостях всё подавали по крупице, и что происходило там на самом деле, никто не знал. Из-за этой заразы в стране ввели строгий карантин. Говорили, что чума передаётся по воздуху. С визитами к маме стало совсем плохо. Иммунитет у стариков слабый, почти как у младенцев. Один чих – и привет. Приходилось заранее договариваться с руководством, назначать дату посещения, оговаривать, что можно привозить, чего нельзя.
Мы не виделись уже несколько месяцев. Радостная от долгожданной встречи я ворвалась в общую комнату, оставив Сергея разговаривать с врачом. Монотонный гул телевизора прерывался кашлем, тяжёлым дыханием старика в маске, кто-то шаркал в коридоре. В воздухе стоял запах времени. Он давил на всякого посмевшего вторгнуться в его владения.
На секунду у меня замерло сердце – я нигде не могла найти маму. Пока не заметила сидевшую в кресле-каталке женщину. В отличие от своих ровесников она всё ещё сохраняла темноту волоса, хоть и сидела сгорбившись. Как и обещала реклама, она старела заметно медленнее остальных. В этом году ей должно было исполниться шестьдесят пять.
Я приобняла маму, прижавшись с ней головами. Теплая вязаная кофта приятно грела руку. Мама встрепенулась, вернувшись из мира грёз, и посмотрела на меня потухшим взглядом. Через мгновение она улыбнулась.
- Здравствуй. Прости что так долго, не хотят к вам пускать. Говорят, зараза ходит.
Я ей рассказала о том, как дома дела. Что Наташка снова вышла замуж. Что внуки учатся хорошо, и спрашивают как там бабушка. И с квартирой всё в порядке, что за цветами ухаживаем. Тут я спохватилась и полезла в сумочку. Извлекла на свет носовой платок. В нём, уютно свернувшись, лежал цветок её любимой незабудки. Мамины глаза вспыхнули, дрожащими руками она приняла подарок.
- Как у тебя дела? Хорошо кормят? Лекарства нужны какие-нибудь?
Мама долго молчала пристально глядя на крохотное сокровище в своих морщинистых ладонях. После чего повернулась ко мне и на её лицо легла тень. Её взгляд стал тяжёлым, как у человека, что пытается найти что-то очень дорогое, очень важное, чего терять никак нельзя, но всё не получается. В уголках её глаз проступили слезинки.
- А вы …, - она запнулась. – Вы здесь работаете?
Мама отвернулась к своей незабудке и морщины на лице вновь разгладились.
Уже у самой машины, я посмотрела на неё ещё один, последний раз. Она всё так же сидела перед открытым окном и улыбалась той самой, запомнившейся с детства улыбкой. Улыбалась, поглаживая синий цветок в старом платке.