Даты, имена, места действия, время и снова время

Владимир Каев
                …антиутопии …рассказывают об уязвимостях,
                точках возможного разлома и, значит, работают
                как предупреждение. Ну и, как ни странно, дают
                надежду, потому что каким бы жутким ни казался
                придуманный сценарий, он всегда только начало
                истории, а не ее конец, и самое главное
                происходит потом.
                Яна Вагнер (1973)

Радио «Книга» эпизодически слушаю, как и прочие каналы – в дороге или за обеденным столом – окружная дорога новостей и литературы.
Есть и прямые как стрела дороги, одной из них в 2017 году переместился из Москвы в Питер, провёл несколько дней в гостинице «1913 год», в двух шагах от Исаакия.
С книгами и радио понятно. С временем сложнее, его не прочесть, не услышать, за числами просматривается календарь и слышен шелест опадающих листьев. Да, пожалуй, – листы календаря как листья на ветвях лет.
Год 2017 отсылает на сто лет вспять. Продолжая перемещение во времени, из 1917 попадаю в 1913, последний мирный год, дальше Первая Мировая.
Обратная дорога во времени оттого напомнила о себе нынешним декабрём, что услышал на «Книге» фрагмент повести, в котором действие происходит в Сараево, эпизод убийства 8 июня 1914 года эрцгерцога Франца Фердинанда, наследника австро-венгерского престола, и его жены герцогини Софии Гогенберг сербским гимназистом Гаврилой Принципом. Имена и титулы подсказывает светящийся экран, в памяти на сей счёт сумерки.
И ещё одно имя прозвучало – Исаак Ньютон. Отсылка ко времени его жизни и что-то о природе времени, открывшейся Исааку. Интересно, как автор развивает тему? Нужна книга.
Выясняется – «Время и снова время / Time and Time Again», автор Бен Элтон, год издания 2014.
Нахожу в Интернете. Отзывы и краткое содержание оставили в состоянии неудовлетворённости. Надо читать. Приступаю. Сохраняю фрагменты, не раскрывающие содержание книги, оставляю их, потому что иначе вовсе забуду о прочитанном, останется в памяти смутное впечатление, путаница, словно время зря потратил. Вплетаю время чтения во время будущее – из будущего вернусь в декабрь 2023 года, по невнятным следам что-нибудь да восстановлю… заодно и начало прошлого века о себе напомнит.
В книге, кстати говоря, исходная точка – года 2024 и 2025. На пороге стоим.
Мои комментарии в квадратных скобках. Иллюзия диалога с текстом. За текстом – автор. Нужен ли он мне, выясню по ходу дела. Я ему не нужен, тут и выяснять нечего.

* * *

Вот тебе Советский Союз, обративший великую марксистскую идею в заразный глобальный кошмар, который намертво поработил целые народы. Вот тебе Соединенные Штаты, поклоняющиеся конкуренции, потреблению и избытку, результатом чего нынешнее угасание планеты.


[Любопытно. То, что англичанин, младший мой современник, так славно определил общую площадку для глобального кошмара, обещающего каждому по потребностям, и для поклоняющихся потреблению и избытку, мне нравится. Хочется выпить с ним по рюмочке джина.]

– Погодите! Не только американцы виновны в разрушении окружающей среды.

– Не только, но они зачинщики. Кто учил народы потреблять сверх необходимого? Даже сверх желания? Потреблять просто ради потребления. Величайшая мировая демократия, вот кто! А посмотри, что стало с нами. Говорю тебе, Великая война разрушила все. Фары сдохли, тормоза отказали. Только представь, каким сейчас был бы свет, если бы не случилось войны, если бы великие европейские народы продолжили свой путь к миру, процветанию и просвещению, если бы миллионы лучших юношей из отменно образованного и культурного поколения не сгинули в грязи, но стали цветом двадцатого столетия.
[Хочется представить себе. Можно, конечно, но без потребления сверх необходимого нет экономики.]


Служил новой расе, господствующей в мире на плаву. Особям двадцать первого века – безудержно растущей флотилии миллиардеров и триллионеров, переселившихся в море, дабы укрыться от социальной катастрофы, в значительной степени спровоцированной их трудами. В полном смысле слова беженцам от изменения климата.
[Мир на плаву. Острова для миллиардеров и триллионеров. Это не фантазии, это реальность. Интересно, читают ли на тех островах книги?]


Но рисковать жизнью ради медиамагнатов, нефтяных королей и паразитов, торгующих недвижимостью? Чтобы они тешились на своих яхтах, когда весь прочий мир полыхает?
[Так платят же…]


Доказав миру, что круговые и эллиптические орбиты планет объясняются гравитацией, Ньютон понял, что время движется аналогично: оно скручивается, изгибается, предвещает рост Вселенной и связано силой притяжения всякого существующего атома. Проще говоря, Ньютон понял, что время спирально. И если знание о гравитации позволило ему проследить и зафиксировать планетарные орбиты, оно же дало возможность проследить движение времени. А значит, предсказать его курс.
[Эйнштейн кивает головой кудрявой. Раз время четвёртая координата, почему бы ни скрутить её в спираль!
Да, время одновременно циклично и линейно. Это сочетание проявлено во всём, что доступно сознанию. Похоже, что и само сознание – феномен времени и только времени, поэтому нейронные сети можно изучать до потери пульса, но к загадке сознания не приблизиться – времени не хватит.]


 Людское множество возродится, но только не больным тошнотворным скопищем духовных дегенератов, готовящихся к вымиранию, а подлинными человеками.
[Призрак коммунизма. Готовлюсь к вымиранию, но хочется думать о подлинном…]


Германия погрузится во внутренние разборки. Британия сосредоточится на злосчастном ирландском вопросе, не говоря уже о суфражистках. Россия продолжит неспешное движение к современному государственному устройству. Франция будет ликовать, глядя на муки, которые Германия сама себе причинила и которые займут ее на весь 1914 год, а то и дольше. Независимо от того, какой Германия выйдет из кризиса – левого или правого толка, – во главе ее уже не будет стоять сбрендивший поджигатель войны. Кроме того, возросшее благосостояние и экономическая независимость европейских держав вкупе с демократической реформой, набравшей ход в обеих странах, сделают войну невозможной. Две современные капиталистические демократии никогда друг с другом не воевали. И знаешь, что в этом плане самое хорошее? Прелестные русские царевны останутся в живых!
[Вот она, версия истории. Хочется продолжить "неспешное движение к современному государственному устройству".]


– Всем заправляют денежные мешки. Так всегда было и будет.
[Ну, да – семибанкирщина и обслуживающий персонал…]


 Человечество имеет право на второй шанс. Оно заслужило двадцатый век лучше того, в котором мы родились.
– Не соглашусь, что мы его заслужили…
[Согласен… не заслужили… но кто эти "мы"?]


…он не позволял себе задумываться о том, что и впрямь может оказаться в прошлом, но вот оказался. И не где-нибудь в древних веках, а в Европе начала двадцатого столетия. Во времени волнующе отважных чудес техники – паровых двигателей и летательных аппаратов, а не смартфонов и косметической хирургии. Там, где еще оставались неизведанные дебри и непокоренные вершины.
[В начале двадцать первого века дебрей не стало меньше, но они стали гуще и зловещей: ядерным дубинам и бактериологическим вариациям летательные аппараты по барабану.]


Лето 1914 года выдалось отменным, о чем поминали буквально все исторические книги, сравнивая чудесную погоду с золотым веком имперской Европы, который вот-вот столь резко и страшно закончится. … Казалось, весь континент испускал глубокий вздох полного удовлетворения. Конечно, в трущобах и фабричных цехах жизнь виделась иначе, но когда за окном проплывали бескрайние плодородные поля, деревни и городки, словно сошедшие с открыток, Европа и впрямь казалась напоенной солнцем идиллией, какой ее всегда представляли историки романтического склада.
[Ещё один Золотой Век. Для тех, кто почитает год 1917 за начало Золотого Века трудящихся, такое представление абсурдно.]


Одинокий человек, который любил жену и детей. Ради любви Франц Фердинанд воспротивился отцу и пренебрег наследством. Ради любви он умер, думая о детях.

Вдобавок ко всему он благоволил сербам, якобы от имени которых его должны были убить. Франц Фердинанд знал, что они обижены и хотят большей автономии. Если б он стал императором, вся история Балкан двадцатого века пошла бы иначе. Именно поэтому сумасшедшие ксенофобы вроде Аписа желали ему смерти, ибо своим сочувствием к сербскому национализму он лишал его жала.

Стэнтону нравился бритоголовый старина эрцгерцог, смешной и чопорный.

И он ненавидел жестокого фанатика Аписа.

[Апис, организатор покушения, – ничтожество. Возможно, он это знал о себе, оттого и стал организатором бессмысленного и жестокого предприятия. Он был ничем… кто был ничем, тот станет всем, – так он думал, или так хотел. И остался тем, кем был – … (внутренняя цензура стирает недопустимое в приличном обществе).

Раздел 22. Или параграф? Как правильно назвать эту часть текста, обозначенную двумя двойками. Именно этот фрагмент я слушал по радио и решил прочитать книгу. Чем и занят…

Далее диалог героя повествования с женщиной в вагоне-ресторане. Полночь близится, спать пора, но с женщиной в вагоне-ресторане интереснее…]

 За обедом он болтает с привлекательной женщиной. Заурядная ситуация: если человек тебе приятен, ты хочешь немного о нем узнать.


Прежде Стэнтон не имел повода благодарно вспомнить председателя Мао Цзэдуна. Теперь он появился.
[И знаете, что сказал Мао? –  женщины держат половину неба. На этом месте я засмеялся. Да, смеюсь и решаю лечь спать. Надо растянуть удовольствие. Надо?
Цитата из Мао – пункт 24.
Продолжаю на следующий день.]

…Вена привыкла быть старой доброй столицей, но, утратив свою важность, взяла и размякла. Я к тому, что в Лондоне или Берлине все суетятся: мы хотим всех опередить, немцы пытаются нас догнать. Насколько я знаю, в Нью-Йорке лихорадка еще бешенее. Даже Париж хочет выглядеть главным и значимым. А Вена как будто сдалась, понимаете? Австрийцы знают, что живут в разношерстной недопеченной империи, а их дряхлый император больше озабочен дворцовым этикетом, нежели международной политикой.

[Политика, политика… но далее неожиданная эротичность оживляет фантастический сюжет. Для меня – оживляет. Мало читаю последнее время. Мало живу.]

– Я лишь попутчик в поезде. Как и ты.

– Попутчик в поезде, – медленно повторила Берни. – На слух романтично.

– И по сути тоже. Для меня, по крайней мере. В поезде «Сараево – Загреб» случайно знакомишься с очаровательной женщиной и проводишь с ней ночь в венском гостиничном номере, залитом лунным светом. Я не могу представить ничего романтичнее.
[Я тоже.]


В Берлине производили всё. Почти весь ассортимент химикалий. Массу электроприборов. Большую часть стали. Все лучшие в мире фото– и кинокамеры, телескопы и точные инструменты. И сверх того здесь делали невероятно большие деньги. Даже огромные города индустриальных США поглядывали на Берлин с завистью.
Не считая психов, никто в этом городе не хотел войны.

Шанс прожить в ином и лучше веке, в котором мир еще не стал маленьким и скучным, в котором человеческие горизонты не сузились до размеров смартфона. Шанс вместе с человечеством прокладывать новый курс века.
…Германия уцелеет. Новая страна сказочных универмагов, обширной сети трамвайных путей и цветников веселых миловидных продавщиц…
«Вертхайм» был просто огромен. В нем было восемьдесят три лифта. Восемьдесят три! В 1914 году. Кто бы мог подумать? Если бы год назад Стэнтона спросили, сколько лифтов в предвоенном центральном универмаге Берлина, он бы ответил: ну, штук шесть. А «Вертхайм» даже не считался самым большим, были еще «Яндорф», «Титц» и новейший «Торговый дом Запада». Стэнтон всегда полагал предвоенный Берлин этаким плацем для военных парадов, но в реальности город оказался громадным торжищем наподобие аэропорта двадцать первого века. Помешанным на успехе и купавшимся в деньгах. И все это сгинуло в угоду неуравновешенному правителю и злобной кучке стариков-генералов.
…прошел в знаменитый атриум. И снова, как всякий раз, у него перехватило дыхание. Казалось, он вошел в храм. Храм торговли. Пять этажей, увенчанных стеклянным куполом. В центре огромная статуя, этакое воплощение пасторального идеала – благородная крестьянка с корзиной, полной даров природы. Две одинаковые винтовые лестницы, обрамлявшие скульптуру, вели ко всем пяти этажам, что были сродни слоям огромного кремового торта, напичканным духами и шоколадом, дамскими сумочками и платьями и всевозможными атрибутами роскоши, чрезвычайно далекими от пасторального идеала.
[Картина предвоенного Берлина для меня выглядит как чистая фантастика.
Недавно посмотрел ролик, на котором череда удивительных сооружений по всему свету поражает воображение. Иной раз кажется, что склоки идеологов и "злобной кучки стариков-генералов" разрушают чудо существования, красоту и великолепие того, что создано человечеством.
Как же всё перепутано!
Отчего мы слышим друг о друге только дурное?
Только психи хотят войны.
И только психи делают её неизбежной.]


Разглядывая кайзера, Стэнтон поразился его сходству с членами британской королевской семьи, даже теми, кто родился на сто лет позже. Один сильный генофонд. Мощный. Невероятно мощный. Британский король, германский кайзер, русский царь. Все друг другу двоюродные братья.
…предотвратить самую страшную войну в истории. Войну, ставшую вехой кошмарного столетия, в котором человечество поставило убийства на поток. За два десятилетия сгинули целые народы – евреи, цыгане, поляки, украинцы. Всех их убил коммунизм русских Советов.
[Один сильный генофонд. Но убийцей назначен коммунизм русских Советов. Тут спотыкаюсь. Возможно, это стилистика момента – кто-то должен так думать, потому что остальное в голове не помещается. Генофонд не позволяет.]


А не угодно ли пожить в веке, где уже четвертое поколение коммунистических психов правит всей планетой? Где вся планета – одна огромная сеть концлагерей. Где любовь считают предательством и заставляют матерей топить своих младенцев, где всякий человек – букашка, управляемый автомат, робот. Где людей забивают до смерти. Где они загибаются на рудниках и мрут от голода. И как заводные отплясывают на Красных площадях Берлина, Лондона, Москвы, Вашингтона. Тысячные толпы размахивают алыми лентами, а партийные динозавры злорадно пялятся с трибун. Поживи в мире, где нет свободы. Нет личности. Нет радости вообще.
[Версия Истории. Впечатляет. Такого рода версий не счесть. То, что именуется антиутопией.]

* * *

Всё, точка. На пороге 21 числа 12 месяца года 2023 книгу дочитал. Кому любопытно, тот найдёт в ней своё; мои реплики и череда фрагментов не исчерпывают ситуации, отклоняюсь от генеральной линии повествования… чтоб им, этим линиям, неизбежно завершающимся мировыми войнами или тотальной деградацией!…

Невидимую книгу возвращаю на невидимую полку. Пора заняться автором.

Бен Элтон (Ben Elton, Бенджамин Чарлз Элтон) — актер, писатель, драматург и режиссёр. Родился 3 мая 1959 года в образованной мультикультурной лондонской семье учительницы английского и ученого. В возрасте 23 лет (год 1982) написал в соавторстве новаторскую комедию положений, ставшую культовым хитом во всём мире. Ведущая фигура в поколении британских звёзд комедий.

И так далее.

Да, комедии хорошо продаются, если попадают в русло ожиданий публики: зрители комических сериалов получают удовольствие; устроители зрелищ получают деньги; делающие деньги (упомянутые миллиардеры и триллионеры) обращают мир в комедию с дурным запахом; жизнь продолжается.

Ряд сцен затронули, может статься, буду возвращаться к ним. Есть картины прошлого в неожиданном ракурсе. В целом, что-то сериальное и комическое присутствует.

Такое ощущение, что люди предпочитают быть персонажами идиотических сюжетов, не ими написанных, лишь бы не думать.

И то сказать, столько умных людей поставлено к стенке и закопано в лагерных захоронениях… и на воинских кладбищах…

Вот и думай теперь.

P.S.

Яна Вагнер, едва появившись в поле зрения, обозначившись цитатами и узнаваемыми наименованиями, помогла мне понять, какого рода дистанция разделяет русскую и западную литературу. Точнее, не понять, а почувствовать. И не только литература, но и русская культура другая. Последнее, впрочем, сейчас всё менее очевидно, потому что процесс глобализации идёт и никакие призывы к патриотизму и сохранению национальных ценностей процесс этот не остановят. И очень хорошо. Возводить заново железный занавес было бы полным идиотизмом. Что до ценностей, они слишком тесно связаны с властью и силой, это проявляется, в частности, в цензуре и в навязывании того, что не может иметь своим источником всевозможные "органы" власти.

Увлекаюсь. Между тем, моё представление о культуре и глобальных процессах достаточно поверхностны, никаких озарений, никаких погружений в глубины, всего лишь впечатления. Вот и Яна Михайловна для меня пока ещё только название её романа, аннотации и цитаты.

Роман «Вонгозеро» издан в 2011 году. На тех озёрах и реках, что километрах в 20 от границы с Финляндией бывать довелось, чудесные места.

Читаю аннотацию: «Однажды вирус гриппа оказывается смертельным. Сначала закрывают на карантин крупные города, а потом весь мир оказывается во власти тяжелого заболевания. По зимним, заснеженным трассам нашей необъятной родины бегут, спасаясь не столько от болезни, сколько от охватившего весь мир хаоса, обычные люди, которые хотят выжить любой ценой и спасти своих близких и детей».

Но ведь это написано не пару лет назад, когда известная зараза прописала маски всему населению планеты, а в первом десятилетии века нынешнего! Не знаю, стану ли читать, больно уж всё очевидно… больно… оставлю многоточия. А точку поставлю тем, что указано в Сети как сказанное Яной.

«Апокалипсис часто так трактуют — как будто он уже случился в каком-то нефизическом, духовном смысле. Я вообще с этим не согласна. Однозначных святых или злодеев мало — а большинство из нас, остальных, способны на самые разные вещи, но я уверена, что мы, по крайней мере, небезнадёжны».