Глава 11. Салон Павловой
На следующее утро после визита в Екатерининский институт благородных девиц я занималась текущими канцелярскими делами. Накопилось немало дел, которые требовали решения. Я уже в шутку подумывала над тем, чтобы создать “Собственную Её Императорского Высочества канцелярию”, по примеру папочкиной, которая к этому времени разраслась уже на пять отделений. Особую известность получили Третье отделение и корпус жандармов.
Я тоже почему-то теперь озаботилась собственной охраной. После того случая на вокзале мне донесли, что двое полицейских, которые неучтиво так повелись со мной, уволены, но не арестованы. Я была удовлетворена таким решением, и больше судьбами этих двух мерзавцев не интересовалась. Относительно казаков, не пропустивших меня в вагон, я поначалу была очень зла, хотела сурового наказания, но потом подумала, что в принципе служивые поступили правильно. Потому что на моем месте могла оказаться какая-нибудь террористка. И, не дай Бог, она проникла бы в мой вагон. Поэтому я ограничилась только тем, что повелела уряднику построить всех казаков, высказала перед строем всё, что думала о них, а затем подарила каждому свою фотокарточку с автографом, приговаривая: “ Не дай Бог, ещё раз ошибётесь и не узнаете меня! А если не узнаете меня и по фото, то попросите меня написать свой автограф!” После этих разборок я собрала всех своих пажей и провела с ними совещание относительно моей безопасности. В том, что так произошло в воскресенье утром, обвинила в первую очередь себя. На будущее поставила перед парнями задачу, чтобы они постоянно негласно опекали меня. Да так, чтобы даже я не догадывалась об этом. Я, как гостья из будущего, прекрасно знала как обстоят дела с охраной VIP-персон в том мире. Ещё подумала, что не мешало бы сформировать из числа фрейлин или институток подразделение девушек-охранниц, которые бы заботились о моей безопасности в местах, куда мужскому полу доступ запрещён, например, в бане или во время купания на море. Поморщилась, вспомнив, что в эти времена на море или на речке купаются совсем по-другому. Нет ни откровенных купальников, ни пляжей. На берегах строятся специальные помещения, так называемые купальни, где можно за плату окунуться в речную или морскую воду! Или же купаются обнажёнными в безлюдных местах, скрытых от посторонних глаз лесными зарослями или камышами.
А с пажами договорились, что они меня повсюду будут сопровождать, иногда даже в штатской одежде, то ли в дворянской, то ли в мещанской, а может даже и в крестьянской! И тут же возник вопрос финансовый: нужно выделить деньги на пошив такой одежды каждому моему личному охраннику. Поручила камер-юнкеру Косте обратиться к Адлербергу, чтобы тот выделил необходимую сумму, а потом найти хорошего портного.
Впрочем, к обеду у меня возникла ещё более блестящая идея. Её я озвучила, снова собрав свой узкий круг доверенных лиц:
- Побывав в доме Сыромятниковых, хочу теперь ознакомиться и с жизнью других слоев и сословий нашей Империи. Где открыто, где инкогнито, а где и просто незаметно. Поэтому сегодня же попрошу Адлерберга выделить деньги на пошив мне платья крестьянского, мещанского, купеческого, казацкого и прочих. Где будем проезжать, буду собирать коллекцию местной одежды. Буду заказывать швеям, просить, чтобы местные подданные дарили, либо покупать у них.
- Надо учитывать, что одежда – очень дорогое удовольствие, особенно для крестьян и туземцев. – это вставила Елизавета Карамзина. - Некоторые передают праздничные одежды по наследству, носят ещё бабушкины или прабабушкины платья и сарафаны. А в целом идея мне нравится! Особенно эта коллекция пригодится, когда создадим музыкальную группу и будем выступать!
- Будем действовать по обстоятельствам! Если увидим, что нам дарят очень дорогое, последнее, то будем щедро благодарить в ответ! А мальчикам-пажам и музыкантам тоже надо подбирать коллекцию национальных и сословных костюмов. Не только, чтобы в них выступать, но и просто пройтись со мной неузнаваемой по улицам. Кстати, Костик и Андрей! Разработайте план, как бы нам на днях прогуляться по примечательным местам Москвы, не привлекая к себе внимания. Я, Ксюша Сыромятникова, двое- трое парней, например, в мещанской одежде бродят по Охотному ряду, по лавкам, кондитерским, паркам. Торгуются, угощаются расстегаями и пирожными, развлекаются. А сзади, на приличном расстоянии как бы невзначай идут за нами несколько мастеровых или студентов – дополнительная охрана.
Наше сборище прервал Александр Сергеевич Пушкин. Он напомнил, что сегодня вторник, а по вторникам встречаются в салоне Каролины Карловны Павловой, куда я очень хотела попасть. Пушкин попросил, чтобы я уже собиралась, потому что хочет поехать туда пораньше, так как договорился встретиться с одним начинающим молодым писателем и поговорить с ним в спокойной обстановке, пока не нахлынет основной поток посетителей.
А этим начинающим писателем оказался… Как вы думаете кто? Михаил Юрьевич Лермонтов собственной персоной! Симпатичный поручик. После нашего знакомства, Лермонтов с гордостью показал новенький томик “Героя нашего времени”.
- Вот только что забрал из типографии! Пока только в единственном экземпляре! Я потом вам, дорогой Александр Сергеевич, пришлю экземпляр с дарственной надписью!
- А можно мне посмотреть? – не удержалась я.
Лермонтов неохотно протянул мне книжку, а я ухватилась за неё и хотела листать! Ага! Щас! Это вам не 21 век! Здесь, чтобы прочитать новенькую книжку, надо сначала разрезать её листы.
- А можно, - смущенно промолвила, - пока вы будете обсуждать свои дела, я тихонько посижу вон на той скамейке, почитаю. Ну, пожалуйста!
- Конечно, Шурочка! – Михаил Юрьевич сначала опешил от такой наглости, заколебался, а потом добродушно улыбнулся.
- Извольте принести мне нож для разрезания страниц! – тормознула какого-то слугу в ливрее. Вообще-то салон Павловой отличался аристократической изысканностью, даже многочисленные слуги были одеты в красивые ливреи с гербовыми пуговицами! А уж о самом убранстве комнат нечего и говорить! Не хуже, чем у нас в Зимнем!
Получив изящный костяной ножичек, я уселась и начала разрезать страницы книги. Читать её мне не особо и нужно было: хорошо помнила содержание романа ещё со школьной скамьи. В своё время написала школьное сочинение “Образ Печорина” так, что наша учительница русского языка и литературы Евгения Дмитриевна ставила мою работу всем в пример, просила меня зачитать эту работу перед своим классом, а потом и перед параллельным. И, соответственно, щедро осыпала меня за это пятерками. Так что о Печорине я была готова поболтать с автором бесконечно долго. И хотела его этим удивить.
За каких-нибудь полчаса я разрезала все листы, просмотрела, вспомнила текст. И вроде бы с сожалением отдала книгу обратно автору. Шепнула ему:
- Прочитала! Мне очень понравилось! Хотелось бы с вами поговорить об этой замечательной книжке и её главном герое!
- Неужто прочитали всю книгу? Что-то сомневаюсь.
- А я очень быстро читаю! Владею новейшей немецкой техникой скорочтения! – соврала.
-Давайте уже в конце вечера обсудим, а то начали съезжаться гости. Нам спокойно поговорить не дадут!
- Сейчас буду знакомить вас, Шурочка, со многими известными людьми! – это сказал стоявший рядом с Лермонтовым Александр Сергеевич.
Пушкин подводил меня к группкам людей, здоровался, представлял меня, говорил: “ Знакомьтесь, это моя протеже Шурочка, приехала из провинции! Очень талантливая барышня! Рекомендую сегодня её послушать!” Я, в свою очередь, кланялась и делала реверанс. Потом Александр Сергеевич представлял мне этих господ.
К моему разочарованию, кроме М.Ю. Лермонтова я не услышала ни одного имени более-менее известного мне деятеля. Нет, фамилии вроде как бы знакомые, где-то их слышала. Но… Среди присутствующих были Хомяков Алексей Степанович, историк и писатель, поборник православия и старины, выступавший за созыв нового Земского собора. Погодин Михаил Петрович также был профессором Московского университета, писателем, публицистом и издателем. Шевырев Степан Петрович – историк, критик и поэт. Писатель Аксаков Сергей Тимофеевич, автор знаменитой сказки “Аленький цветочек”, пришел на вечер с сыновьями Иваном и Константином.
Это были так называемые “славянофилы”. Другая группа людей называлась “западниками”. К ним относились Грановский Тимофей Николаевич – декан историко-филологического факультета Московского университета, знаменитый ученый-медиевист, Кетчер Николай Христофорович, поэт, переводчик и известный московский врач, Кавелин Константин Дмитриевич, недавно закончивший юридический факультет Московского университета, кандидат права, подающий большие надежды как историк и правовед.
Дольше всего мы знакомились и болтали с братьями Киреевскими, Иваном Васильевичем и Петром Васильевичем. Эти были тоже славянофилами. Оба весьма приятной наружности молодые люди около тридцати лет. Оба - писатели, а младший Петр, кроме того, ещё и известный археограф, переводчик, фольклорист. А ещё они, неожиданно для меня, оказались сыновьями Авдотьи Петровны Елагиной, родной племянницы нашего наставника В.А. Жуковского и тоже содержательницы литературного салона. В отличие от салона Павловой, собиравшегося по вторникам, салон Елагиной действовал по воскресеньям. Это были знаменитые Елагинские вечера! Братья упрекали Пушкина, почему он, будучи уже в Москве, проигнорировал, не пришел к ним в это воскресенье. И таки добились от Александра Сергеевича обещания нанести им визит и отобедать завтра или послезавтра. Обязательно вместе с Шурочкой, то есть со мной, - настоятельно добавили. Видно было, что я им понравилась не только как начинающая поэтесса.
Пока мы беседовали с Киреевскими, западники сцепились в громком словесном споре со славянофилами насчёт назревающей в стране аграрно-промышленной революции. Меня это интересовало в последнюю очередь, поэтому я вышла на балкон подышать свежим воздухом. Там столкнулась снова с Лермонтовым. Поболтали о его последней дуэли, вызвавшей международный скандал. Я хотела услышать лично от Лермонтова, почему его так жёстко наказали за дуэль. Михаил Юрьевич объяснил, что эта дуэль чуть было не вызвала международный скандал, потому что дрался он с сыном французского посла Эрнестом де Барантом.
Причиной дуэли, по словам Михаила Юрьевича, была женщина, точнее несколько женщин. Оба, Лермонтов и Барант были слегка влюблены в княгиню Марию Щербатову. Лермонтов даже посвятил ей стихотворение “Мне грустно, потому что я тебя люблю”. А Барант, кроме Щербатовой тягался также за женой русского дипломата Терезой Бахерахт. Последняя и натравила Баранта на Лермонтова, приплев якобы ненависть Лермонтова ко всей французской нации.
Дуэлянты сначала дрались на шпагах, пока у Лермонтова не переломился клинок. Поэтому перешли на пистолеты. Барант стрелял первым, но промахнулся. Лермонтов выстрелил в воздух.
Поэта арестовали сразу после дуэли, привлекли к военному суду. Сына посла к суду не привлекали. Барант оскорбился показаниями Лермонтова, настаивал, будто бы поэт врёт, что выстрелил в воздух. Такая версия выставляла Баранта посмешищем в свете, особенно в посольстве и во Франции. Через влиятельных людей, в том числе Бенкендорфа, сынок посла пытался заставить Лермонтова письменно подтвердить неправду. Это грозило бы тогда бесчестием поэту.
В итоге, Лермонтова очень невзлюбил лично император, хотя за него и ходатайствовал брат царя великий князь Михаил Павлович, главнокомандующий всей гвардией. Суд приговорил Лермонтова к ссылке в действующую армию на самый опасный участок войны. Его перевели из гвардии в Тенгизский пехотный полк, на Кавказ.
В это время всех присутствовавших в гостиной и других комнатах пригласили в столовую, отобедать. Столы были накрыты человек на двести и ломились от лакомств. Среди присутствовавших было много студентов Московского университета, - эти выделялись студенческими мундирами. Многие, как и в первые годы становления ближайшее Павловой, приходили сюда прежде всего вкусно пообедать. Хотя, судя по аристократизму салона, случайных людей здесь не было.
За мной всё это время ухаживал Михаил Юрьевич. Он, как галантный кавалер, проводил меня к столу, усадил, сел рядом и выполнял все мои пожелания по блюдам и напиткам. Пушкин, сидевший почти напротив, искоса недовольно поглядывал на нас. Не знаю почему, возможно, из-за чрезмерного и откровенного ухаживания Лермонтова за мной.
После обеда в гостиной начались выступления литераторов со стихами и прозой. Большинство произведений, которые декламировались, по моему личному мнению, были весьма и весьма посредственными.
В это время я, слушая выступающих краем уха, немного побеседовала с милой Каролиной Павловной, хозяйкой салона. Впечатление у меня эта женщина оставила самые лучшие, хотя я была в курсе, что некоторые “благодарные” посетители её салона отзывались о ней весьма нелицеприятно. Говорили, что Павлова не имеет чувства такта, непомерно тщеславна, надоедает всем чтением своих бездарных стихов. Со мной же Каролина Павловна беседовала участливо, искренне старалась помочь разобраться в местном бомонде, думая, что я бедненькая забитая провинциалка.
Наконец, под бурные овации перед присутствующими вышел Александр Сергеевич Пушкин. К глубокому разочарованию некоторых гостей, он не стал читать свои произведения, а порекомендовал послушать юное дарование, то есть меня. Я вышла, немного краснея, держа в руках прихваченную с поезда свою гитару. Уселась на услужливо предложенный одним из студентов стул, перебрала струны. Решила сегодня петь одни романсы. В основном на стихи поэтов 20 века. Первым исполнила “В лунном сиянии”. Потом “Белой акации гроздья душистые” Вениамина Баснера на слова Михаила Матусовского
Вспомнила также великолепную песню “Клён” из репертуара ансамбля “Синяя птица”, солист Сергей Дроздов
Также решила исполнить романс “Веры тонкая свеча” Александры Пахмутовой и Николая Добронравова.
https://m.youtube.com/watch?v=5MGYi4L5-Ro
Публика, поначалу встретившая меня весьма прохладно, была в восторге. Не хотела меня отпускать, требовала петь ещё и ещё. В конце концов, мой опекун, Александр Сергеевич, не выдержал и вытащил меня со сцены.
- У вас, Александра Николаевна, сегодня полный успех! Ваше выступление и вас теперь точно никто не забудет! Считайте, что с этого момента вы общепризнанная знаменитость! Жаль только, что вы инкогнито, никто не узнал вас. Но скоро узнают!
- Известность и популярность для меня дело десятое! Я была бы чересчур популярной даже если бы не открывала рта, но меня бы обьявили как великую княжну! А сейчас мне надо найти господина Лермонтова, обещала обсудить с ним его новый роман.
- Только прошу вас, Ваше Императорское Высочество, не как ваш учитель, а как придворный, будьте осторожны с ним! Не позволяйте очаровать себя этому соблазнителю дамских сердец! Я ведь отвечаю за вас и перед царем, и перед Отечеством!
Беседа с Лермонтовым о Печорине получилась весьма интересной и содержательной. Михаил Юрьевич был поражен, насколько я глубоко вникла в содержание романа, а иногда даже задумывался, говорил, что даже сам не смог бы так охарактеризовать героя, хотя сам же его и выдумал! В конце нашей беседы я осмелилась предупредить поэта о грозящей ему опасности:
- Постойте, Михаил Юрьевич! Я немного могу предсказывать будущее! Дайте свою правую руку!
Положила свои ладони на его руку и зажмурила глаза. Лермонтов, пользуясь случаем, нежно поцеловал меня в губы, щекотно дразня своими усиками.
- Дурак! – оттолкнула его. – Я искренне хочу вам помочь! Запомните: остерегайтесь ссор и дуэлей, особенно с хорошими друзьями. А больше всего с человеком, имеющим обезьянью фамилию.
- Как это?
- Ну, что-то типа “Обезьянкин”, “Мартышкин”…
- Может, Мартынов?
- Может быть! А ещё у этого друга есть сестра, к которой вы были неравнодушны. И которая была одним из прототипов вашей княжны Мэри.
На следующий день с утра я сидела в своем рабочем купе и, наслаждаясь кофе, сладостями, фруктами, обдумывала предстоящие визиты, посещения и прочие дела. Было около 11 часов, когда заглянула горничная Глаша:
- Ваше Императорское Высочество! К вам камергер Пушкин по срочному делу! Изволите ли принять?
- Зови!
Пушкин ворвался не сам, а с какой-то дамой, злое и обиженное лицо которой мне показалось смутно знакомым. Пока я гадала, где могла видеть эту особу, Пушкин поздоровался, подошёл и поцеловал мне руку. А женщина сделала мне реверанс.
- Знакомьтесь! – Пушкин был чем-то взволнован. - Это моя дражайшая супруга Наталья Николаевна!
А потом, показав жене пальцем на меня, произнес:
- А это (сделав паузу и ехидно улыбнувшись) – та самая молодая особа, из-за которой, моя супруга, бросив дом и детей, срочно прилетела в Москву! Через самого императора добилась, чтобы ей выделили самолёт! И не побоялась лететь на этой летающей этажерке! Глубоко извиняюсь, Ваше Императорское Высочество! Но любая на моем месте поступила бы так же! Вы читали “Московские ведомости”? Их теперь самолётами доставляют в Санкт-Петербург в то же утро!
Наталья Николаевна бережно развернула газету и положила предо мной.
- А вы присаживайтесь, господа! Пока я буду читать, располагайтесь, как дома! Пожалуйста, угощайтесь пирожными, круассанами и фруктами! Могу предложить чаю или кофе!
- Спасибо, Ваше Императорское Высочество! – ответил Пушкин. – После такого нервного потрясения требуется что-нибудь покрепче! Это мы уж как-нибудь потом сообразим! А вы читайте, читайте!
Газета “Московские ведомости” за 24 апреля 1840 года
Апреля, 23 дня, как обычно, по вторникам, состоялся литературный вечер в салоне г-жи Павловой. На вечере особое внимание привлёк приехавший из Санкт-Петербурга известный поэт Александр Пушкин. Он был не сам, а с юной особой, которую называл “моя протеже”. Кем ему приходится эта симпатичная девица, мы можем только догадываться. Известно, что в Санкт-Петербурге у г-на Пушкина имеется жена и шестеро детей. Также известно, что в последнее время г-н Пушкин имел с супругой весьма натянутые отношения. Поэтому не исключено, что юная особа, приехавшая к Павловой с г-ном Пушкиным, - его новая пассия. Кое-кто высказал мысль, что эта девица – внебрачная дочь господина Пушкина. Косвенным подтверждением этому является одарённость начинающей поэтессы, способной, по мнению некоторых из присутствующих, затмить самого господина Пушкина. Кроме таланта поэтессы, девица, которую, между прочим, зовут Шурочкой Цыгановой, великолепно поёт и играет на гитаре. Она сыграла и спела несколько сочинённых ею романсов, от которых публика была в восторге. Приехала Шурочка, по словам самого г-на Пушкина, откуда-то из Малороссии. На то, что это девица не является внебрачной дочерью г-на Пушкина, а является всё-таки его любовницей, указывает тот факт, что г-н Пушкин заметно ревновал Шурочку к красавцу гусару Михаилу Лермонтову, известному дебоширу и дуэлянту, со скандалом высланному из Санкт-Петербурга в действующую армию на Кавказ, и находящемуся проездом в Москве. Девица долго флиртовала с господином Лермонтовым, пока г-н Пушкин резко не поговорил с ней и, кажется, даже обидел. С другой стороны, Шурочка грубо отчитала господина Пушкина за игру в карты и заставила его выйти из игры. После чего эта парочка сильно поссорилась, и они покинули салон. Между прочим, г-н Пушкин уже неоднократно проигрывал в карты всё своё состояние и даже деньги своей супруги.
Прочитала и задумалась. Нет, всё же со стороны, возможно, так и выглядел мой “поход в народ” инкогнито, но откуда они взяли, что Пушкин меня ревновал? И что я флиртовала с Лермонтовым? Насчёт ссоры из-за картежной игры ведь тоже неправда! Всё это я и высказала супружеской чете. И получила полнейшее одобрение! Довольные супруги извинились, попрощались и быстро ушли. А я задумалась: видимо мой нынешний папенька действительно имеет с камер-фрейлиной Пушкиной какие-то нестандартные взаимоотношения, если даже соизволил выделить ей самолёт для срочного полета в Москву!
Подняла трубку телефона:
- Барышня, пожалуйста, междугородний. Санкт-Петербург, Зимний дворец. Номер ноль-один. Звонит ноль-семь. – это так делалось, чтобы императору не мог звонить кто ни попадая.
- Флигель-адьютант Долгорукий на проводе!
- Великая княжна Александра! Где император?
- Соединяю…
В трубке щелкнуло и я услышала голос папа;.
- Добрый день, папенька! Как поживаете, как самочувствие?
- Приветствую тебя, Адини! Слава Богу, все живы и здоровы. Трудимся на благо Отечества! А ты как там?
- Очень скучаю по Вам и по маменке. Да и вообще по всем. Но домой пока не собираюсь. У меня очень интересное путешествие! Позавчера были на службе в Успенском соборе, которую проводил сам митрополит Филарет. – начала я, потому что помнила о приличиях и общественной морали этого времени. – Бывала на обедах в нашу честь, побывала также инкогнито в простой московской дворянской семье, а также в литературном салоне госпожи Павловой. Нехорошие слухи о последнем дошли и до Вас, сожалению.
- Не понял!
- А что тут понимать! Вы же дали разрешение госпоже Пушкиной лететь на самолёте в Москву разбираться с пассией мужа? Так этой девицей была я! Но мы уже всё уладили.
Слышно было, как император заливисто хохочет:
- И что же, госпожа Пушкина так сразу тебе и поверила?
- Представьте себе, она сразу всё поняла, как только Александр Сергеевич привел её ко мне и сказал, что я и есть та самая загадочная молодая особа.
- Ах, Адини, Адини! Я тебя не узнаю!
- А ещё, папенька, у меня к Вам есть весьма серьезная просьба. Не знаю, понравится ли Вам это.
- Говори!
- Хочу, путешествуя по России собрать коллекцию женской одежды на себя: народной, дворянской, купеческой, крестьянской, всяких там инородцев: татар, башкир, киргизов. Кое-что купить, кое-что заказать портным, кое-что, думаю, подарят! Зато потом будет шикарная коллекция одежды со всей империи!
- Это ты хорошо придумала! Одобряю!
- Для этого требуются кое-какие денежки. Позвони Адлербергу, чтобы он был в курсе, куда я буду их тратить!
- Хорошо.
- А ещё буду попутно собирать и коллекцию мужской одежды, одевать в неё своих пажей.
- Договорились.
- И ещё одна просьба к Вам, папенька!
- Слушаю!
- Хочу похлопотать за поручика Лермон…
- Не хочу и слышать про этого подлеца! Что???!!! Ты хочешь сказать, что этот подонок и тебя охмурил? Уничтожу гада! За то, что лезет в царскую семью!
- Успокойтесь, папа;! Никто меня не охмурил! Михаил Юрьевич, как мужчина, совсем не в моём вкусе! Просто он талантище, гений! А гении, как правило, часто бывают с невыносимым характером! Это очень противный, желчный, нехороший человек! Зато пишет замечательно! Будет очень нехорошо, если Лермонтов погибнет, а в его гибели будут обвинять вас! Отправьте вы его лучше смотрителем маяка или начальником гарнизона куда-нибудь на Камчатку или на Сахалин. Пускай себе пишет там!
- Хорошо, я подумаю!
- Подумайте! У меня всё! Крепко обнимаю Вас! Пока!