За то что ваших псалмов не пою...

Марина Ильяшевич
Друзья, не напрягайтесь так. Это не про Бога (я даже не знала, где ударение в слове "псалмы", оно тогда не бытовало в языке).

Ранний сентябрь в окне шестого этажа.. Пионерский посёлок. На письменном столе в простенке початая бутылка белого сухого, шуршит плёнкой катушечный магнитофон. Над стене афишка провинциальной рок-группы: четверо по-славянски круглолицых парней, смешное название - месяц года. Смеяться нельзя. Для ребят в комнате это священная корова, хотя  именно про таких и говорят: у них ничего святого.

Жёсткая отповедь этим стихам, не помню, что так рассердило в них Сашу..

Миротворец не участвует в споре, видно, не знает, какую сторону принять.

        Это 1983, мне только (двух месяцев не прошло) исполнилось 19. Не помню, по какому поводу стихи. Нужно учитывать контекст: в какой компании и среде я болталась предыдущие полгода: портовый город, о совдепии - только через губу, со смешком, уважаемые люди - даже не «тофаруфет, зафсклат, тиректор магазын», а морячки, живущие с продаж привезённого из рейса мужьями барахла.

Блевотная публика.

Презираю. Но одежду мне покупают с руки "у Жанны", оборотистой бабушкиной подруги, моложе её на добрый десяток лет.

Бабуля пишет маме, как устроился мой дядька, вернувшийся на юга создавать семью со своей школьной любовью. Он  классный инженер, за него схватились. Но все недоумевают: как это: инженер с прицелом на должность - и беспартийный? По южным меркам это скандал, такого не может быть, потому что не может быть никогда. Он понемногу сдаётся, идёт кандидатский срок.

Моя подружка провалилась в мед (предсказуемо, несмотря на все её школьные пятёрки и ставившуюся мне в пример усидчивость), родители — скромные итээры, то есть, ни денег, ни связей; любой мед на территории двух южных краёв и соседней области при таких стартовых условиях исключён.

Подружка поступает в медулище и готовится в капээсэс - партбилет должен заменить пачку банкнот при поступлении (не сбылось, эта «валюта» вскоре начнёт дешеветь).

Мой отец стойко держит оборону: он главный энергетик регионального строительного треста, беспартийный.

Парторг на отца не особо и наседает. Всё-таки Урал. Здесь всегда «ехать» было важнее «шашечек» (старый советский, вернее, антисоветский анекдот, олды, конечно, вспомнят). Кстати, увидеть в то время такси — в провинции, по крайней мере, - было невероятней, чем генсека.

Я, правда, видела и то, и другое — в южном детстве. На такси мы с дедом ездили в Кабардинку (в автобусах меня укачивало). С дедом же (тогда он был подтянутый мужчина  немногим за шестьдесят)  видели и «дорогого Леонида Ильича» - сентябрь 1974, мы стоим за ленточкой на Советов, в районе «Круглого» магазина, теперь пышно именуемого «Колизей», мимо проплывает кортеж, в машине с открытым верхом — Он. Скорость небольшая, чтобы народ успел пропитаться благодатью, изливаемой легендарным политруком, главой советского государства — самого могущественного в мире. Мне десять лет.

А теперь - девятнадцать. И я декламирую, только что на табуреточку не встала:

ЧЕКИСТ В БОЖНИЦЕ

Иконам вашим

           (с которыми мы ходим на демонстрации )

не поставлю свечи,

За то, что трижды мною клятый бог

Взвалил на расцветающие плечи

Тяжёлую безвыездность дорог…



(Здесь была ещё пара строф, но их я помню смутно…)



Я вам кричу: не мажьте вашим миром

Нестриженную голову мою,

А смажьте глотку мне кипящим жиром,

За то, что ваших псалмов не пою.



И не пластайте на кресте прогнившем

Мою непричастившуюся плоть.

А мне, изгою, "бога" не простившему,

Под силу вашу веру расколоть.



Друзья, повторюсь, не напрягайтесь. Это не про Бога. Религиозная символика, атрибутика - просто из общего культурного контекста, Церковь ещё не вписана в общественное сознание, она - фольклор. Это 1983. И через пару лет эта "вера" действительно пойдёт нереставрируемыми трещинами и в итоге расколется. Ещё через пятилетку - дороги перестанут быть безвыездными, уехать можно будет куда денег хватит, не держа экзамен по благонадежности перед полногрудыми тётеньками и сухопарыми мужчинами с одинаковыми лицами. Родина будет взирать на твою дорожную сумку с безразличием: п...уй нах.

А мы начнем метаться в поисках Бога, позволяя разным гуру вместо парторгов и профоргов насиловать свой мозг.

Ждала ли я такого ошеломительного результата? Верила ли в его возможность? Конечно, нет. Это был всхлип отчаяния.

Но таких "изгоев" становилось всё больше, находились помощнее и постарше, чью плоть действительно пластали, и это была не фигура речи, не преувеличенный образ юношеского стиха.

Сейчас, из дали наступившего и быстро прошедшего будущего, очевидно: можно было и не кричать, система была обречена и рухнула сама по себе, особо сметливые приватизировали славу ниспровергателей, но "крест" двух континентов повалился бы и сам.

Кстати, эти мальчишки не были никакими диссидентами. Они ничего не собирались ниспровергать, более того - нуждались в этой карикатурной системе: предмет весёлых издёвок, неистощимая тема анекдотов и ёрнических песенок, повод щегольнуть смелостью, полигон для оттачивания своего остроумия. А остроумие, сами знаете, лучший способ уложить девушку в постель.