А. А. Манштейн-Ширинская. Судьба и память

Обложка книги

 






АНАСТАСИЯ АЛЕКСАНДРОВНА
ШИРИНСКАЯ

Судьба и память















Москва, хххххххххххххххххх
2024






ДЛЯ ВЕРСТКИ                С НОВОЙ СТРАНИЦЫ


С хх
ББК хх.х (х) хх
Схх



М.: Издательство …………………………………, 2012 – 300 с..
ISBN х_ххххх_ххх_х




Анастасия Александровна Ширинская хранила память о Русской эскадре, которая ушла в 1920 году из Крыма,  о русских людях, оказавшихся на чужбине, и многое рассказала автору этой книги, одному из создателей документального фильма «Анастасия» (кинопремия Ника за 2008 год).
Что случилось в Крыму в 1920 году?
Как Русская эскадра оказалась у берегов Африки?
Как жили русские люди в Тунисе?
Как они построили православные храмы и сохраняли русскую культуру?
Почему надо изучать Историю России, ее революций и Гражданской войны?
Как служить России?
Какой будет Россия, о которой мечтали наши отцы и деды, о которой мы мечтаем?
Обо всем этом разссказала Анастасия Алексндровна, свидетель и летописец отшумевшей эпохи, которая  много лет прожила в своем маленьком доме рядом с православным Храмом Александра Невского в тунисском городе Бизерта…




© Сологубовский Н.А., 2012


ДЛЯ ВЕРСТКИ                С НОВОЙ СТРАНИЦЫ

Посвящается
Анастасии Александровне Ширинской,
Елизавете Васильевне Сологубовской,
Ксении Нестеровне Стеценко,
Анне Владимировне Сологубовской,
Ирине Николаевне Сологубовской,
Нине Дмитриевне Мауриной,
Галине Павловне Самохваловой,

а также тем женщинам,
без которых эта книга не была бы написана…


Светлая память!

Российские военные моряки называют ее «бабушкой Русского флота».
Тунисцы  и друзья называют просто – Бабу.  Мэр Бизерты говорит о любви, которая связывает ее и город уже сто лет. Площадь, на которой находится Храм Александра Невского, названа ее именем.
Многие годы она возглавляла православную русскую общину в Тунисе.
За свой неутомимый и благородный подвижнический труд она была награждена орденами и почетными знаками России, Туниса и Франции.
Ее книга воспоминаний «Бизерта. Последняя стоянка» была переиздана несколько раз и получила литературную премию Александра Невского.
Ее просьбу о судьбе православных храмов в Тунисе выполнил Патриарх Московский и всея Руси.
Президент России посылал ей поздравительные телеграммы и подарил свою книгу с дарственной надписью: «В благодарность и на память».
Мэр Парижа называл ее «мамой» и каждый год навещал ее.
Документальный полнометражный фильм «Анастасия», сделанный о ней российскими кинематографистами, был признан в России лучшим неигровым фильмом 2008 года.
Из России, Украины, Франции, Германии, Швейцарии и других стран приезжали в Бизерту люди, чтобы навестить ее и послушать ее рассказы о Русской эскадре и русских судьбах, посетить храмы, поклониться могилам русских моряков.
Вдали от Родины, она   сберегла  в душе Россию, веру и  любовь к русской  культуре и истории.
Ее  имя – Анастасия Александровна Ширинская.

В 2004-2009 годах мне посчастливилось быть рядом с ней в течение многих дней. И магнитофон, видеокамера, фотоаппарат сохранили ее образ, ее воспоминания и  размышления, слова, обращенные ко всем нам.























ДЛЯ ВЕРСТКИ                С НОВОЙ СТРАНИЦЫ


И мне так больно, когда читаешь разное 
и видишь, как злоумышленно искажают правду.
Больше всего я ненавижу неправду!
И как хочется, чтобы люди узнали правду.
О тех, кто уже ничего не может сказать…
Анастасия Ширинская


Глава первая

«БЫВАЮТ СТРАННЫЕ СБЛИЖЕНИЯ»

5 сентября 2012 года друзья Анастасии Александровны Ширинской, которая прожила всю жизнь в тунисском приморском городе Бизерта, отметят сто лет со дня ее рождения .
23 декабря 1920 года восьмилетняя девочка Настя, дочь командира эскадренного миноносца «Жаркий», старшего лейтенанта Александра Сергеевича Манштейна, прибыла с мамой и сестренками в этот порт на одном из русских кораблей.
Мы познакомились с Анастасией Александровной в 1987 году. Тогда Сергей Владимирович Филатов, корреспондент газеты «Правда»  в Алжире, приехал в командировку в Тунис, а я работал в этой стране корреспондентом Агентства печати Новости.
"Надо, чтоб кто-то, хоть один человек, в нужный момент оказался на нужном месте, чтобы цепь – от поколения к поколению – не прервалась". Так Анастасия Александровна говорила о сохранении Истории .
И такой человек нашелся. Сергей Владимирович первым рассказал в советской прессе о ней и Русской эскадре.  Потом в Бизерту приехали другие журналисты и съемочная группа советского телевидения. Так началась открываться правда о другой, «рассеянной России»  в Северной Африке…

«Он отдал Пушкину приказ быть!»

Из встреч с Бабу, как называли Анастасию Александровну близкие, мне особенно запомнилась одна, которая состоялась в 2007 году. Тогда она начала нашу беседу рассказом о своей будущей книге.
– Я вот о чем хочу написать... И начать издалека, с 1547 года, года венчания на царство Ивана Грозного. В Тунисе – это время корсаров Барбароссы, которые господствовали в Средиземноморье. В Крыму – татарское ханство. Россия воюет с Турцией. Петр Первый и его арап Аннибал, который  родом из Африки . Потом на русский трон восходит Екатерина. При ней начинаются торговые связи России и Туниса.
И вот Пушкин пишет, что в Истории «бывают странные сближения». В самом Пушкине, великом русском поэте, течет африканская кровь.
Мой племянник Коля пишет мне из Тулузы: «Бабушка, здесь спорят: Пушкин – он из Камеруна или Абиссинии?»
Одно известно, что восьмилетнего Ибрагима, прадеда Пушкина, привезли в Россию из Стамбула от русского посла, да еще окольными путями. К Петру Первому, вот к кому привезли мальчика.
Марина Цветаева пишет о Петре Первом: «Il a donne `a Poushkine l`ordre d`etre!»
Анастасия Александровна переводит эту фразу: – «Он отдал Пушкину приказ быть!» – и читает по памяти стихи Цветаевой:
И шаг, и светлейший из светлых
Взгляд, коим поныне светла...
Последний – посмертный – бессмертный
Подарок России – Петра.
– И через сто лет в четвертом поколении Аннибала  родился Пушкин, – добавляет она. – Поэт гордился, что в нем африканская кровь. И говорил: «Под небом Африки моей!»
Анастасия Александровна декламирует по памяти:
Придет ли час моей свободы?
Пора, пора! – взываю к ней;
Брожу над морем, жду погоды,
Маню ветрила кораблей.
Под ризой бурь, с волнами споря,
По вольному распутью моря
Когда ж начну я вольный бег?
Пора покинуть скучный брег
Мне неприязненной стихии,
И средь полуденных зыбей,
Под небом Африки моей,
Вздыхать о сумрачной России,
Где я страдал, где я любил,
Где сердце я похоронил...
Добавлю к сказанному Анастасией Александровной. Продолжая работать над пушкинской «африканской» темой, «открытой» для меня с «тунисской» стороны, я нашел примечание к 50-й строфе первой главы «Евгения Онегина», где Александр Сергеевич Пушкин пишет о своих корнях:
«Автор со стороны матери происхождения африканского. Его прадед Абрам Петрович Аннибал на 8 году своего возраста был похищен с берегов Африки и привезен в Константинополь. Российский посланник, выручив его, послал в подарок Петру Великому, который крестил его в Вильне. Вслед за ним брат его приезжал сперва в Константинополь, а потом в Петербург, предлагая за него выкуп; но Петр I не согласился возвратить своего крестника. До глубокой старости Аннибал помнил еще Африку, роскошную жизнь отца, 19 братьев, из коих он был меньшой; помнил, как их водили к отцу, с руками, связанными за спину, между тем как он один был свободен и плавал под фонтанами отеческого дома; помнил также любимую сестру свою Лагань, плывшую издали за кораблем, на котором он удалялся.
Восемнадцати лет от роду Аннибал послан был царем во Францию, где и начал свою службу в армии регента; он возвратился в Россию с разрубленной головой и с чином французского лейтенанта. С тех пор находился он неотлучно при особе императора. В царствование Анны Аннибал, личный враг Бирона, послан был в Сибирь под благовидным предлогом. Наскуча безлюдством и жестокостью климата, он самовольно возвратился в Петербург и явился к своему другу Миниху. Миних изумился и советовал ему скрыться немедленно. Аннибал удалился в свои поместья, где и жил во все время царствования Анны, считаясь в службе и в Сибири. Елисавета, вступив на престол, осыпала его своими милостями. А.П. Аннибал умер уже в царствование Екатерины, уволенный от важных занятий службы, с чином генерал-аншефа на 92-м году от рождения. Сын его, генерал-лейтенант И.А. Аннибал принадлежит бесспорно к числу отличнейших людей екатерининского века (умер в 1800 году)».

Тунисский друг Пушкина, корсар в отставке Морали

– Вы меня спросите, к чему я это все говорю? – спрашивает меня  Анастасия Александровна. – Почему  я вспомнила пушкинские слова, что в Истории «бывают странные сближения»? Так вот, в двадцатые годы девятнадцатого века Пушкин встречается в Одессе с Морали, выходцем из Туниса, они очень подружились. Пушкин его называет «мавр Али»…
Сколько раз я, как  и другие ее собеседники, мог убедиться, что у Анастасии Александровны прекрасная память на персоналии, события и даты!
В средние века, во времена корсаров были три брата-пирата по фамилии Барбаросса. Младший брат, Хайреддин, один из предводителей тунисских корсаров, чинил свои корабли в бухте Наварин. Запомните, в бухте Наварин, на Балканах, и там есть местность Морея. В 1534 году…
– Да, я помню, – уверенно говорит Анастасия Александровна, – в 1534 году Хайреддин уплывает из Наварина в Алжир и у берегов Туниса попадает в шторм. Чтобы переждать непогоду, он высаживается в… Бизерте, да, да, в которой мы сейчас с вами пьем чай. А одним из его корсаров был Муралли, то есть «человек из Мореи».
И вот представьте себе, что в Бизерте у меня среди тунисских друзей есть семья Муралли. И господин Муралли однажды показывает мне письмо за подписью тунисского бея, дающего его далекому предку Муралли право заниматься… корсарством!
Анастасия Александровна показывает на книжные полки, которыми заставлена ее маленький рабочий кабинет, и продолжает:
– А Пушкин как-то сказал своему другу Морали: «Может, и мой предок, и твой дружили вместе!» И друзьям Пушкин говорил то же самое о Морали: «У меня лежит к нему душа, кто знает, может быть, мой дед с его предком были близкой родней...» Ну как, как он это почувствовал?
Она берет одну из книг, лежащую на письменном столе, и раскрывает ее на странице, заложенной листом бумаги с пометками:
– Пушкин в девятой главе «Евгения Онегина» пишет:
Я жил тогда в Одессе пыльной...
Там долго ясны небеса,
Там хлопотливо торг обильный
Свои подъемлет паруса;
Там все Европой дышит, веет,
Все блещет югом и пестреет
Разнообразностью живой.
Язык Италии златой
Звучит по улице веселой,
Где ходит гордый славянин,
Француз, испанец, армянин,
И грек, и молдаван тяжелый,
И сын египетской земли,
Корсар в отставке, Морали.
Действительно, было о чем задуматься после слов Анастасии Александровны. И пусть не смущает, что Пушкин называет Морали «сыном египетской земли». В его эпоху многие называли Северную Африку то Ливией, то Варварией, то Берберией, то Египтом…
А вот что пишет о Морали Липранди, который был знаком и с Морали, и с Пушкиным: "Этот мавр, родом из Туниса, был капитаном, т.е. шкипером коммерческого или своего судна".
Среди черновых набросков Пушкина есть и такие загадочные строки:
«И ты Отелло-Морали....
………………………..
И сумрачный корсар-араб
……………………………»
Добавлю к сказанному Анастасией Александровной еще один отрывок из той же главы. Вот как Пушкин описывает утро в Одессе…
Бывало, пушка зоревая
Лишь только грянет с корабля,
С крутого берега сбегая,
Уж к морю отправляюсь я.
Потом за трубкой раскаленной,
Волной соленой оживленный,
Как мусульман в своем раю,
С восточной гущей кофе пью.
Иду гулять. Уж благосклонный
Открыт Casino; чашек звон
Там раздается; на балкон
Маркёр выходит полусонный
С метлой в руках, и у крыльца
Уже сошлися два купца.
Я часто, сидя в бизертинской кофейне среди мусульман и глядя на море, пытался представить себе Александра Сергеевича, ставшим «невыездным» по милости заботливого императора и замышляющим вместе с корсаром Морали «вольный бег»… в Бизерту и долгожданный «час свободы» …

Странные сновиденья!

Анастасия Александровна вновь обводит взглядом книжные полки, на которых стоят книги на русском и других  языках, а я вспоминаю ее слова: «Я никогда не засыпаю без книги. Обязательно прочитаю перед сном несколько страниц». А, прочитав, она запоминала текст наизусть!
– А дальше? О чем бы мне хотелось еще написать? – задумчиво продолжает Анастасия Александровна. – Дальше грянул 1770 год. Битва при Наварине между русским и турецким флотами. Кто стал героем  Наварина?
Она смотрит на меня, а я, как ученик, не выучивший урок, отвожу взгляд в сторону.
– Иван Ганнибал, старший сын Ибрагима,  – с улыбкой отвечает она на свой вопрос. – Да, того Ибрагима, мальчика из Африки. А учиться Ивана на инженера послал в Европу  Петр Первый!
– И вот что позже написал Пушкин, – Анастасия смотрит в свои записи, – в стихотворении «Моя родословная»:
И был отец он Ганнибала,
Пред кем средь чесменских пучин
Громада кораблей вспылала,
И пал впервые Наварин.
Почему я говорю обо всем этом? Потому что тот флот, который начал строить Петр, и его флаг, Андреевский флаг, флот под этим флагом…
Я чувствую, что Анастасия Александровна начинает волноваться. Это волнение охватывало ее всегда, когда она в своих воспоминаниях   осторожно подходила к самому сокровенному.
–… Вернее, остатки его Императорского флота пришли в Бизерту в двадцатом году. Через сто лет после встречи Пушкина с Морали! И по пути в Бизерту из Константинополя русская эскадра сделала остановку… в Наварине! Героем которого был… да, Ганнибал! Предок Пушкина!
Декабрь 1920 года… В пустынной бухте Наварина стоит неподвижно корабль Русской эскадры под флагом Петра Первого. И, представьте себе, одному из офицеров приснился сон. Он увидел эту  битву двух  флотов! Под Наварином! Битву, которая произошла в 1827 году. Вот что рассказывает об этом  капитан II ранга Лукин…
Анастасия Александровна берет другую книгу, открывает, находит нужную страницу.
«…Наварин и одиноко стоявший в его бухте русский корабль погрузились в сон. Вахтенный начальник поднялся на мостик. Наползал легкий предрассветный туман. Офицер вошел в рубку, сел на диванчик… Полная тишина, мир, давно неиспытанный покой, и лейтенант задремал…
Вдруг он вздрогнул. По рейду явственно прокатился гул пушечного выстрела. Лейтенант выбежал на мостик. Что за дьявол?! Бухты не узнать... В глубине –  лес мачт в красных полотнищах, вспышки залповых огней. Офицер схватился за бинокль. С противоположной стороны, с моря, прямо на него одна за другой выплывали из тумана колонны кораблей. Вот отчетливо обозначился головной подветренной колонны. На мачтах стеньговые Андреевские флаги, на бизани – контр-адмиральский флаг.
Лейтенант узнал его: «Азов»! На мостике  – адмирал. Машет рукой.
– Караул и музыканты наверх! – успела только мелькнуть мысль, как вздутые паруса пронесли величественный силуэт.
Из мглы выплыл новый корабль – «Гангут»! За ним – «Иезекиил», «Александр Невский», «Елена», «Проворный», «Константин», «Кастор». Бушприты задних на корме передних. Колонна пронеслась, словно видение, и исчезла в тумане.
Удаляющиеся аккорды «Славься», бой барабанов смешались с грохотом пальбы...
Дрогнул колокол Исаакия, загудели колокола Казанского собора. Перезвон всех санкт-петербургских, московских и всея Руси соборов и церквей. Россия получила весть о Наваринской победе!
Торжественный благовест...»

«Флаг с крестом Святого Андрея» 

А теперь позвольте предоставить слово другу детства Анастасии Александровны,  Александру Владимировичу Плотто, главному историку Русской эскадры.  Я не раз встречался с ним в Париже, он мне сообщил многие факты об эскадре и передал бесценные фотографии .
– Этот флаг был введен царем Петром Великим и представлял собой белое полотнище c голубым диагональным крестом. Официальный статус этот символ российского морского флота получил относительно поздно ( в 1703 г.), после учреждения царем «регулярного» военного флота (1696 г.) и попыток введения иных флагов (трехцветного с горизонтальными полосами красного, синего и белого цветов; белого с синим прямым крестом; трехцветного с полосами белого, синего и красного цветов и т.д.). Можно предположить, что выбор диагонального креста был продиктован учреждением первого и высшего российского ордена, а именно Ордена Святого апостола Андрея Первозванного. Это святой, считавшийся покровителем Российской земли, был распят на кресте, имевшем форму Х.
Почему для российского морского флага царь Петр выбрал именно такое сочетание цветов – голубой крест на белом фоне? На этот счет существует легенда. Однажды зимой в Архангельске, в своем домике, который был разве что чуть больше обычной крестьянской избы, царь допоздна засиделся за работой – он набрасывал на листе различные варианты флага. Утомившись этим занятием, он как сидел, так и уснул, уронив голову на стол. А утром, проснувшись, взглянул на брошенный листок и заметил, что солнечные лучи, пробиваясь сквозь затянутое инеем слюдяное оконце, словно нарисовали на листке бледно-голубой крест. Царь счел это знаком свыше.
Поначалу бледно-голубой косой крест нашивали поверх бело-сине-красных полос уже имевшихся флагов. Затем появились флаги с косым крестом, обозначавшие место корабля в походном эскадренном строю, – крест был вписан в белый прямоугольник, расположенный в верхнем углу флага. И при этом флаг головного корабля эскадры был синий, кораблей основных сил («кордебаталии») – белые, а замыкающего корабля эскадры – красный.
В 1710 году все существовавшие до того флаги были отменены, и был введен единый: белое прямоугольное полотнище с косым крестом в центре. А в 1712 году и он был несколько измерен: в окончательном варианте голубые лучи креста шли от угла до угла полотнища.
В таком виде российский военно-морской флаг просуществовал до Революции 1917 года, когда на смену ему пришел красный. Однако корабли, сражавшиеся во время Гражданской войны на стороне белых, ходили под флагом Святого Андрея. Он же реял на кораблях, пришедших в Бизерту после эвакуации из Крыма в 1920 г., и был спущен на русских кораблях 29 и 30 октября 1924 года в результате признания нового Советского государства правительством Франции.
Этот флаг был снова введен в Военно-морском флоте Российской Федерации в 1992 г.  после крушения советской власти.
В России этот флаг, как правило, называют «Андреевским флагом», хотя полное и правильное его название – «Флаг с крестом Святого Андрея».
– И именно в Бизерте, куда в 1920 году после остановки в Наварине пришли русские корабли, – продолжает Анастасия Александровна рассказ Александра Владимировича, – в 17 часов 25 минут 29 октября 1924 года был спущен последний Андреевский флаг, который когда-то поднял сам Петр Первый. Непобедимый и непокоренный флаг, спущенный самими русскими офицерами!
Церемония последнего подъема и спуска Андреевского флага  прошла  на эсминце "Дерзком". Собрались все, кто еще оставался на кораблях: офицеры, матросы, гардемарины. Были участники Первой мировой войны, были и моряки, пережившие Цусиму. И вот прозвучала команда: «На флаг и гюйс!» И спустя минуту: «Флаг и гюйс спустить!» У многих на глазах были слезы...
Помню взгляд старого боцмана, смотрящего на молодого гардемарина, взгляд непонимающий. Никто не понимал, что происходит. Веришь ли ты, Великий Петр, верите ли вы, Сенявин, Нахимов, Ушаков, что ваш флаг спускают? И французский адмирал переживал все это вместе с нами… А недавно мне подарили картину, вот она, художника Сергея Пен, «Спуск Андреевского флага»…
Анастасия Александровна отворачивается, показывает рукой на картину, висящую на стене и замолкает…
Есть минуты, когда все слова ничтожны. Есть  картины трагических событий, которые будут возникать перед глазами того, кто пережил их,  постоянно. И это не воспоминание, это прочувствование – и  в который раз!
И эта минута наступила. Был слышен городской шум и шорох пальмовых листьев, раскачивающихся за открытым окном…
Молчание прерывает сама Анастасия Александровна:
– В 1999 году  в Бизерту пришел барк «Седов» с курсантами. Эти курсанты, такие  молодые, бравые… – Она снова улыбается. – И мне выпала честь совершить на барке подъем Андреевского флага! Три четверти века спустя… Эсминец «Дерзкий»  и  барк «Седов»! Я подняла в небо этот флаг, символ России. Если бы могли это увидеть те, кто стоял в  1924 году на эсминце!
В ее голосе звучат и печаль, и гордость.
– А 11 мая 2003 года, когда Петербург праздновал трехсотлетие, раздался телефонный звонок, и знакомый голос Бертрана Деланоэ   мне говорит: «Угадайте, откуда я вам звоню?» – «Из Парижа, конечно!» – отвечаю я. А он говорит: «Я стою перед Петропавловской крепостью, в Петербурге день солнечный, прекрасный, и над Адмиралтейством развивается Андреевский флаг!» 
Представляете, флаг Великого Петра развевается снова!
И я хочу написать о "reversibilite des temps"!  Эти французские слова можно перевести как "неизбежное повторение исторических эпох", написать о том, как закрывается один цикл времени и начинается новый. Новый, но который повторяет предыдущий…
И вот в этот момент и бывают неожиданные встречи или, словами Пушкина, «странные сближения».
Я очень чувствительна к переменам времени. Время действительно все необыкновенно меняет. Но надо прожить очень долгую жизнь и быть близким к Истории, чтобы стать свидетелем этих «странных сближений», о которых говорил Пушкин…
– И еще я хочу написать, – Анастасия Александровна говорит спокойно, стараясь скрыть волнение, – о тех временах, когда убивали офицера только потому, что он носил фуражку морского офицера. Когда за слово «родина» люди платили своими жизнями…
– И о новых временах тоже! – Анастасия Александровна улыбается своей неповторимой улыбкой. – Когда пережито все тяжелое, когда можно увидеть, как великий народ начинает по-своему осваивать это пережитое, долго пребывая в неведении причин… Потому что трудно уничтожить память народа! И народ рано или поздно начинает искать следы своего прошлого!
Я вижу, что люди перестали бояться. Они начали говорить правду. И одно из свидетельств – эти фильмы.
Анастасия Александровна показывает рукой на стопку видеокассет на письменном столе. Фильмы серии «Русский выбор» .
– Могла ли я тогда, в ноябре двадцатого года, в Севастополе, представить, что, 75 лет спустя,  напишу воспоминания об эскадре, что мою книгу будут читать, что меня будут показывать по телевидению России и что я смогу обо всем рассказать... Мне прислали эти фильмы Никиты Сергеевича. С каким талантом он передал ту трагическую эпоху! Реакция на его фильмы была такая, что мне звонили из многих русских городов, говорили: «Я приеду на три-четыре дня, чтобы вас повидать…»
– «Странные сближения», – задумчиво произносит Анастасия Александровна. – Сближения между людьми и событиями. Я вот думаю: сколько исторических книг пишется, сколько нового люди узнают. Одни решаются сказать, другие решаются прочитать… Вот почему ко мне приходят люди. И они знают – я расскажу все искренно. Для того, кто любит историю, для  того, кто не делит ее на «вчера» и «сегодня», для него все интересно! И нет ничего более интересного, чем история своего народа. У Пушкина есть еще такие слова: «Уважение к минувшему – вот черта, отличающая образованность от дикости...»
Надеюсь, эта книга рассказов и воспоминаний Анастасии Александровны и вам даст ценную информацию для размышлений о минувшем, об истории русского народа. С ее разрешения я дополняю  беседы с ней отрывками из ее замечательной книги «Бизерта. Последняя стоянка» .А также свидетельствами других участников Исхода и документами того времени.









ДЛЯ ВЕРСТКИ                С НОВОЙ СТРАНИЦЫ

Глава вторая.
 КОРНИ

Манштейн – сподвижник Петра Первого

Представьте себе 1920 год, Севастополь, Графскую пристань, печальный уход Русской эскадры. Среди нескольких вещей, которые взяла с собой Зоя Николаевна, покидая с Настей и ее двумя сестренками Россию, икона Христа Спасителя, семейные фотографии и рукопись «Записки о России», издание 1875 года!
Эту книгу, пережившую Первую мировую войну, Гражданскую войну в России, шторм в Черном море, бомбежки Бизерты во годы Второй мировой войны, хранила, как зеницу ока, Анастасия Александровна у себя в доме.
Ее автор - Христофор Манштейн.
Предки деда Анастасии Александровны по отцовской линии – Манштейны – были близки к русской императорской фамилии. Генерал-поручик Эрнст Себастьян Манштейн был одним из  близких сподвижников Петра Первого. Его сын, полковник Христофор Герман Манштейн (1711-1757)  был флигель-адъютантом фельдмаршала Миниха, служил при дворе Анны Иоанновны, лично арестовал герцога Бирона. Он  участвовал в военных кампаниях русской армии  и пал смертью героя на поле битвы.
Хорошо зная русский, латынь и другие языки, Христофор Манштейн многое видел, многое слышал,  «умственным занятиям посвящал большую часть своего времени», знал всех именитейших представителей власти в России.  В 1745 году он написал книгу о России на французском языке и, кроме замечательно добросовестного изложения событий, оставил ряд ярких литературных портретов современников, деятелей России XVIII века.
Его книгу под названием "MEMOIRES" редактировал лично Вольтер. Первое издание вышло в Лейпциге в 1771 году, второе – в Лионе в 1772 году. На русском языке книга увидела свет только в 1875 году. Первый перевод с французского на русский был сделан Губергом под названием "Записки о России",  и именно этот рукописный перевод хранился у Анастасии Александровны как семейная реликвия. 
«Записки о России»  и сегодня пользуются большим авторитетом у историков. Профессор К. Н. Бестужев-Рюмин называет их «знаменитыми» и свидетельствует, что, «кроме Манштейна, для  исторического описания царствования Анны Иоанновны нет ни одного иностранца, на которого можно было бы положиться». Исключительная ценность «Записок» – это достоверность написанного автором, свидетелем и участником событий этой эпохи.
Анастасия Александровна подходит к своему письменному столу, открывает один из его ящиков и бережно достает драгоценную реликвию.
– Вот она, эта рукопись, я ее храню как память о моем далеком предке. Она вместе с нами прошла весь путь от Рубежного до Ревеля, от Севастополя до Бизерты, – рассказывает Анастасия Александровна. – Была целая череда Манштейнов, офицеров Русской армии. Мой отец Александр Сергеевич стал первым морским офицером в этой фамилии.
Я делаю фотографии книги, пытаюсь разобрать фразы…
Как трудно читать рукопись, но зато насколько ближе становится прочитаное! Благодаря  таким книгам человеческая мысль переживает века и доходит до нас сохраненной  в оригинале.
«Мне случалось читать рукопись ночью, пишет в своей книге  Анастасия Александровна, когда жизнь вокруг засыпает, когда легче забыть окружающее; тогда меж пожелтевших страниц, стирая столетия, дрожит от волнения голос рассказчика, то с гордостью, то с возмущением, но всегда со страстным желанием убедить читателя. Как дороги такие встречи с Историей!»
Надеюсь, вы прочитаете переизданную в будущем – я надеюсь! – книгу "Записки о России" Христофора Германа Манштейна. В приложении я привожу из нее несколько отрывков.
– Может быть, когда-нибудь мои внуки или правнуки будут искать крупицы истины в моей книге, как искала их когда-то я в «Записках» Христофора Германа Манштейна, – говорит  Анастасия Александровна. – Мой отец навсегда сохранил уважение к имени, которое он носил. Знание прошлого, своих корней, культуры своего народа, – какая это сила в тяжелых испытаниях!

Две ветви Манштейнов

Есть немецкая и русская ветви Манштейнов. Во время Второй мировой немецкий фельдмаршал фон Манштейн наступал на Ленинград во главе гитлеровских войск, которые несли огромные потери, преодолевая сопротивление Советской армии, а другой  Манштейн, Юрий Сергеевич Манштейн, отец Аллы, двоюродной сестры Анастасии Александровны, был призван на Ленинградский фронт в советскую танковую часть, занимался эвакуацией и ремонтом подбитых танков…
Если мы обратимся к истории Великой Отечественной войны –Ленинград и Севастополь, Сталинград и Крым, –  то и здесь мы встретим «странные сближения»…
.Это было 70 лет назад… 25 ноября 1942 года Гитлер отозвал с Ленинградского фронта фон Манштейна и поставил его во главе вновь сформированной группы немецких армий "Дон" с задачей деблокировать, наступая с юго-запада, 6-ю армию генерала Паулюса, окруженную советскими войсками под Сталинградом.
Манштейн, изучив обстановку, пришел к выводу, что единственный шанс спасти 6-ю армию от разгрома заключается в том, чтобы 6-я армия предприняла отступление из района Сталинграда в западном направлении, а войска Манштейна одновременно предпримут наступление навстречу, чтобы таким образом прорвать кольцо окружения. Но Гитлер не разрешил Паулюсу отход от Волги. 6-я армия была обречена  остаться в Сталинграде, а группе армий "Дон" предстояло пробиваться к окруженным.
Манштейн снова пытался убедить Гитлера, что это просто невозможно, что «русские здесь слишком сильны». Но фюрер был глух. 12 декабря 1942 года группа армий "Дон"  начала наступление, которое было названо операцией «Зимняя гроза», Но немецкая «гроза» оказалась бессильной  перед неистовой огненной русской «зимой», обрушившейся на фашистов. Паулюс капитулировал, а Манштейн был  разбит …
В это же время в Северной Африке, на тунисской  земле  агонизировала немецко-итальянская группировка. Союзники  Советского Союза наносили один удар за другим. Бизерту бомбили  нещадно. Одна из бомб попала в Храм Александра Невского. Пострадал и дом Анастасии Александровны от снарядов и от грабителей…
В 2009-2010 гг. я был несколько раз в Севастополе, снимая фильмы о городе русской славы, советских ветеранах, Черноморской эскадре и исторических местах, связанных с Русской Эскадрой. Работая с архивными документами, я вновь столкнулся с фельдмаршалом фон Манштейном. Оказывается, один из лучших военачальников рейха был бит не только под Ленинградом и Сталинградом. 250 дней и ночей немецкие и румынские войска под его командованием не могли взять  Севастополь! По силе артиллерийского огня, который обрушили фашисты на Севастополь, не сравнится ни один город, разрушенный артиллерией во время Второй Мировой войны. Именно сюда, под стены этого города Гитлер приказал доставить знаменитую пушку «Дору», каждый снаряд которой весил семь тонн! Но Севастополь продолжал сражаться! Стоял,  как скала!
В своих мемуарах «Утраченные победы» Манштейн не скрывает своего удивления перед стойкостью советского воина, не понимая, какая внутренняя сила живет в душе советского человека, какие мощные родные корни питают эту душу. Манштейн во всем винит Гитлера, который якобы не смог воспользоваться «доблестными победами» немецкого оружия над русским, когда оставалось так немного до полного уничтожения Советского Союза и его народов.
Я это пишу к тому, чтобы мы никогда не забывали, что бредовые, человеконенавистнические идеи Гитлера разделяли многие немецкие офицеры и солдаты, а также те вояки из покоренных Гитлером европейских стран, которые с оружием в руках пришли на советскую землю. Разделяли до тех пор, пока не оказались разбиты Красной армией.
Никогда не будем забывать это! Тем более что и сегодня антирусские идеи находят поклонников, опять кое-кто видит в России только жизненные просторы и несметные богатства, и опять кое-то рисует россиян и русскую жизнь только черной краской, а саму Россию называет, как и Гитлер, «исчадием ада».
Почему я так подробно пишу об этом?
Потому что если бы фон Манштейн, который служил бесноватому Гитлеру с его идеями тотального закабаления России, прочитал книгу генерал-поручика Манштейна, который служил верой и правдой России, да еще узнал, как стойко сражались с немцами в годы Первой мировой войны старший лейтенант Манштейн и другие русские офицеры и солдаты, он никогда не дал бы себя ввязать в страшную авантюру. Эта авантюра принесла столько бед всему миру и самому немецкому народу.

Снова «странные сближения»

Вы скажете, что у Истории нет сослагательного наклонения. Но мне почему-то вспоминаются эти «странные сближения» времен и персонажей эпох, так далеко живших друг от друга, когда  сегодня россияне в Рунете, на телевидении и радио спорят о России, о русских, о патриотизме, о том, что касается самого главного в жизни человека: Чести, Веры и Достоинства.
И задаешь себе простые вопросы: а что скажут о тебе твои потомки? Какую память, историю, факт, книгу, фильм, «гений начатого труда» ты передашь им, чтобы продолжить эстафету русской культуры и русской истории?
И еще одно «странное сближение». Когда в 1942 году  фон Манштейн наступал на Ленинград, когда Анастасия Александровна переживала налеты немецкой авиации на Бизерту,  а русские морские офицеры, их сыновья и дочери в Тунисе сражались бок о бок с союзниками против немцев, в осажденном Ленинграде академик А.Н.Крылов издал свою книгу воспоминаний, в которой рассказывал о поездке советской комиссии, – он ее возглавлял, – в Бизерту  в 1924 году и о боевых качествах кораблей Русской эскадры, которых лишилась Россия . Он думал о том, как пригодились бы эти корабли для обороны Ленинграда от фашистов Манштейна...
И лишилась этих кораблей Россия не по вине русских моряков и офицеров, которые сделали все, что было в их силах, чтобы сохранить кораблидля возвращения на Родину!
Так кто виноват?
И почему сегодня снова над Россией, «разделенной на лагеря»,  на «государственников» и «оппозиционеров» всех цветов, нависла тень гражданской войны? И почему сегодня снова  экстремисты, подзуживаемые внешними силами,  призывают русских пойти против русских?
А трагические последствия распада Советского Союза, когда братские народы оказались поделенными на государства?  И разве мы не чувствуем, что все больше отдаляемся друг от друга?  Кому это на руку?
А судьба Черноморского флота? И что надо сделать, чтобы трагедия ухода русских кораблей, разыгравшаяся в  Крыму в  1920 году, не повторилась снова?
Когда я в июле 2008 года вернулся из Севастополя в Бизерту, то  первым делом  Анастасия Александровна меня спросила:
– Опять там ссорятся?
– Да, есть такое. Но все будет хорошо, Бабу, не волнуйся. Смотри, какие я тебе фото привез. Вот каким был Севастополь в 1920 году, а вот каким он стал сейчас. Красивый город! А вот стоят рядом российские и украинские корабли . И еще я привез диски с русскими и украинскими песнями…
Мое нежелание рассказывать о конфликтной ситуации вокруг  Черноморского флота огорчило ее, и она высказала мне  то, что у нее наболело.
– Россия и Украина – это один народ. Это одна история! Один дух!  Одна религия! Для меня они едины и неделимы! Правители приходят и уходят, но народ остается. Кому-то опять очень хочется столкнуть людей лбами. Но я верю в будущее моего народа и в то, что никогда больше не будет на родной земле проливаться кровь. Мы слишком дорогую цену заплатили за потрясения и революции.
Родилась я на берегу Донца, и мне говорят: «Значит, Вы – украинка!» Я отвечаю: «Да, я родилась на Украине! Это самая настоящая Киевская Русь. Это колыбель русского государства. Слово Украина появилось только в семнадцатом столетии, когда поляки забрали территорию. И поляки дали это название: окраина Польши. А крестил Киевскую Русь Владимир! И Ярослав Мудрый написал в Киеве свод законов, которые назывались «Русская правда». И свод законов считался как бы первым камнем Русской империи!
Помню, как в нашей прогимназии в Бизерте профессор Кожин читал нам Гоголя в большом зале «адмиральского помещения» «Георгия  Победоносца». Его умение читать оставило у нас в памяти незабвенные картины великолепия украинских ночей, Днепра, казацкой удали и очарования вечеров на хуторе близ Диканьки…
Как ярко и поэтически говорила о своем детстве Анастасия Александровна. И было бы бестактно перебивать вопросами эту песню любви к Украине и России. К тому, что она рассказала мне в течение многих встреч, я добавлю только подзаголовки и  некоторые отрывки из ее книги.

Вишневый сад, воспетый Чеховым

– Я родилась 23 августа 1912 года  в Рубежном, около Лисичанска, в той поместной России, которую вы хорошо знаете по пьесам Чехова. Мое детство прошло на берегу Балтийского моря, но каждое лето мы ездили в Рубежное, имение моих предков.  Я хорошо помню наш дом на холме с большими белыми колоннами и дверями, выходящими в прекрасный парк с дубовыми аллеями. Перед входом в дом – сад, в нем персики огромных размеров, яблони, сливы, вишни. Помните вишневый сад у Чехова?
И навсегда запечатлелись во мне картины безграничного деревенского простора: роскошь украинского лета, шорохи и запахи старого парка и серебряный блеск Донца, стремящегося к Дону.
На чужбине стихи наших поэтов, которые так хорошо знала мама, не дали мне забыть эти первые впечатления раннего детства. Помню, у Алексея Толстого есть стихотворение: «В вишневых рощах тонут хутора…». Помню, как  летними вечерами в саду всегда собиралось много народу. И еще помню, как  хор лягушек поднимался от Донца…

Украина, где все обильем дышит

Первые пять лет моей жизни, с 1912 по 1917 год, обогатили ее навсегда. Мои сестры, намного моложе меня, родились в тяжелые годы революции, и казалось мне, что они остались «за дверью» волшебного, сказочного детства...
Потом мы жили на Балтике, переезжали из порта в порт, меняли квартиры, и, даже если жизнь и была полна интереса и новых впечатлений, я знала, что летом мы вернемся домой в Рубежное, где мне все было знакомо, где все было свое, где всех я знала... Удивительным образом запечатлелись в моей памяти эти детские воспоминания, отрывки картин, любимые лица.
Рубежное навсегда останется для меня Россией – той, которую я люблю: белый дом, запах сирени и черемухи и песнь соловья в тихие летние вечера.
На старых фотографиях дом все еще живет своей мирной жизнью XIX века, которой не коснулись потрясения века двадцатого; спокойная жизнь, которую я еще застала…
Самые известные русские писатели воспевали Украину. Все русские дети в Бизерте знали наизусть описания ее ночей, ее рек «чище серебра», ее безграничных степей и цветущих хуторов, утопающих в вишневых рощах.
«Ты знаешь край, где все обильем дышит?»
И я знала!
Я открывала этот мир восхищенным взглядом детства. Небо – такое высокое и чистое, это небо глазами маленького ребенка, который рассматривает его из своей колыбели, внимательно следя за легким полетом облаков. Игра солнца сквозь листву, светлые и темные пятна по земле – это тот мерцающий, зыбкий мир, в котором ребенок делает свои первые, неуверенные шаги.
От лета к лету, по мере того как я росла, я понемногу открывала этот зачарованный край, который, как мне казалось, простирался в бесконечность.
Тенистые аллеи лучами разбегались во всех направлениях от овальной площадки в центре парка, терялись в тропинках, сбегая с холма к Донцу, к лесу, в поля... Главная аллея, усаженная густой сиренью, исчезала во фруктовых рощах вишен, яблонь, груш...
Удивительно явственно предстают перед взором картины прошлого, когда прошлое запечатлено в сердце!
 Я могу распахнуть двери и войти в этот дом. Старомодная гостиная, красное дерево, темно-красный бархат. Застекленная дверь открывается в парк. Старинные портреты, пожелтевшие фотографии, лица моих предков…

Хозяева Рубежного

Хозяева Рубежного, предки моего отца с материнской стороны, мне известны лучше других. Их имена связаны с судьбой одного из самых промышленных районов России – Донецкого бассейна. Это еще недавняя история, так как местность начала активно заселяться только во второй половине XVIII века. 
Столетиями между Днепром и Доном только ветер гулял по степи да азиатские орды прокатывались по бескрайним просторам, разрушая Киевскую Русь и угрожая Западу.
Еще в первой половине XVIII века эти богатые земли были пустынны. Там и тут только редкие казачьи станицы да иногда огни цыганских таборов. Экспедиции геологов, направленные Берг-коллегией Санкт-Петербурга для поиска полезных ископаемых в бассейне Донца, открыли месторождения каменной соли. Этим объясняется быстрое развитие города-крепости Бахмута. Однако очень редкие земледельцы отваживались селиться из-за  постоянной угрозы нападения крымских татар. Грабежи, истребление мужчин, продажа в рабство женщин и детей были обычным явлением в этих краях.
Только энергичные правительственные меры могли бы изменить положение вещей. В 1753 году Императрица Елизавета Петровна предложила двум сербским полкам, укрывавшимся в Австрии от турок, обосноваться на этих пустынных землях, которые стали называться Славяно-Сербией. Два полка вскоре слились в единый Бахмутский гусарский полк, состоящий из 16 рот. Обжитые ими места именовались вначале по номерам рот – отсюда эти долго непонятные мне названия поселков: Первая Рота, Вторая Рота...
Военнослужащие получали землю, которую должны были возделывать и защищать. Таким образом в 1755 году майор Рашкович основал Рубежное в расположении Третьей Роты. Название произошло от слова «рубеж», которым являлась балка, разделявшая два казачьих поселка – Боровское и Краснянка.
Родившемуся в 1730 году молодому майору было 25 лет. Каким он был, этот мой далекий предок? Хочется думать, что он был велик ростом и тверд характером. Во всяком случае, бесспорно то, что ни энергии, ни мужества ему и его супруге было не занимать: поселяясь в степи, надеяться на легкую жизнь не приходилось! Все бросить и найти силы все создать заново – это дух первых поселенцев во всех заселяемых краях!
Со времени завоевания  русской армией Крыма в 1783 году отпала угроза татарских набегов.
Основание  городов, таких как Екатеринослав и Николаев, относится к этой эпохе. Ранее основанный Харьков становится центром светской жизни для помещиков; многие из них имеют в Харькове свои дома и регулярно проводят в нем часть года. Налаживалась оживленная жизнь разнородного общества – множество иностранцев обосновывается в этой еще недавно пустынной Новороссии, которая благодаря усилиям Потемкина превращается в цветущий край: с севера – немцы, с юга – итальянцы, греки, с запада – французы, спасающиеся от своей революции, и конечно, издавна проживавшие здесь татары и турки.

Так родился Донбасс!

Семью Рашковичей хорошо знали в округе. Майор стал полковником, но так же деятельно занимается своими поместьями, что не мешает ему внимательно следить за поисками месторождений каменного угля. Он часто принимает надворного советника Абрамова, который вместе с губернатором Екатеринослава В. В. Коховским наметил целую программу поисков в Донецком бассейне. И вот в 1792 году на земле казенного села Верхнее, в урочище Лисичья балка, Аврамов находит самое значительное – как по размерам, так и по качеству – месторождение угля в бассейне Северного Донца. Так родился Донбасс!
В 1795 году полковник Рашкович присутствует на торжественном открытии первой угольной шахты России! Вокруг Рубежного начинается промышленная разработка каменного угля, что очень способствует быстрому развитию экономики юга России. Черноморский флот, возникшие береговые крепости и новые порты на Черном море – Севастополь, Николаев, Херсон, Одесса – предъявляли все больший спрос на топливо, вооружение, изделия из металла. В повестку дня был поставлен вопрос о создании в этих краях топливно-энергетической базы юга России.
Указ Екатерины II от 14 ноября 1795 года вошел в историю под названием «Об устроении литейного завода в Донецком уезде на речке Лугани и об учреждении ломки найденного в той стране каменного угля». Это также дата рождения городов Луганска и Лисичанска.
В голой степи, на открытом всем ветрам холме возле балки Лисичьей, используя камень-известняк, хворост и глину, шахтеры сами себе построили землянки и бараки. Вскоре и казна, наряду с добычей угля, приступила к заготовке строительных материалов и постройке домов. Уже в ноябре 1797 года смотритель рудника Адам Смит мог доложить директору завода К. Госкойну, что он перевел всех мастеровых из Третьей Роты в новые казармы «в Лисичьем буераке, где им будет тепло и удобно». Так был заложен первый в стране шахтерский поселок - будущий город Лисичанск…
Сколько перемен за полвека! Бескрайняя, безлюдная степь стала Новороссией, богатой и притягательной…
Когда знаешь, как трудно было нашим дедам все создавать самим в голой степи, можно себе представить, как ценить должны были внуки все, что они получили в наследство. У этой Лисичьей балки, глубоко разрезавшей крутой берег Донца с живописными окрестностями, с его подземными богатствами, они могли построить тот дом, о котором их родители могли лишь мечтать. Строили они его так, чтобы он стоял века – удобный, светлый и теплый. Поколения хозяев следовали одно за другим, каждое вносило в строительство усадьбы свою лепту усилий и любви.
Родившись в Рубежном, я унаследовала эту любовь к очарованному краю – богатство, которого никто не может меня лишить, силу, позволившую мне пережить много трудностей, никогда не чувствуя себя обделенной судьбой.

Генерал Насветевич

Порой привычные для нас вещи таят в себе дивные истории прошлого. Луганчанам знакома железнодорожная станция Насветевич, но не каждый знает о том, что названа она в честь Александра Насветевича. Свою карьеру Александр Александрович начал в лейб-гвардии егерского полка (с 1851-го по 1871 год). Затем в его жизни были Русско-турецкая война и Балканский поход 1877-1878 гг. Позднее стал флигель-адъютантом Александра II, учил его фехтованию, передавал это военное искусство и Александру III. Выйдя в отставку, генерал отправился на юг России.
Усадьба и родовое имение Александра Александровича были расположены на рубеже Харьковской и Екатеринославской губерний – отсюда и название Рубежное. Имение и земля – приданое жены генерала, урожденной Богданович. Часть земли боевой офицер Несвитевич получил за свои ратные подвиги на русско-турецких войнах.
Александр Александрович безвозмездно отдал часть своих земель под строительство железной дороги и станции. В тени зеленого холма в 1905 году был открыт вокзал имени Насветевича. 180 гектаров земли он продал под строительство ныне действующего стекольного завода. Все это говорит о том, что А.А. Насветевич был, прежде всего, человеком дела. Его хозяйская рука оставила заметный след в истории «малой родины». Он почти тридцать лет, вложив огромные деньги, участвовал в строительстве железной дорога Харьков –  Лисичанск. В городе Лисичанске стоит памятник Александру Александровичу Насветевичу, который открыли в 2005 году…
А еще он проявлял интерес к только еще развивающейся тогда фотографии. На Каменном острове в своем доме в Петербурге он оборудовал фотолабораторию, и надписанные его рукой фотографии пережили двадцатое столетие. Они выставлялись в 1989 году в Москве, в Манеже, на выставке "Сто пятьдесят лет фотографии". Эти снимки украсили международные фотовыставки в Москве и Мюнхене в 1990 г.
Насветевич имел разрешение снимать события при Императорском дворе. Александр II был крестным отцом его второго сына – Мирона. Крестницей же наследника трона, будущего императора Александра III, была дочь Насветевича – Александра.
Анастасия Александровна раскрывает  фотоальбом и показывает  портрет уже пожилого генерала. Волевое лицо, удлиненный разрез глаз, внимательный взгляд! 
– Вот  фотография супруги Александра Насветевича, – говорит она. – Это моя прапрабабушка, ей около пятидесяти. У нее было три сына: Александр, Владимир  и Сергей.
Старший, Александр Александрович Насветевич  – мой прадед.. Он родился в тридцатых годах. Детство трех братьев прошло в семейном поместье на берегу Донца.
Александр унаследовал энергию своих предков и передал ее своим потомкам. До последних дней моя бабушка и мой отец сохранят эту страсть к тому, что в семье не без опасения называли «предприятиями».
Детство трех братьев было счастливым. Они получили типичное для их среды образование: до 10 лет росли дома под присмотром нянь, гувернанток-француженок, которые готовили детей к поступлению в учебное заведение.
Свечины, друзья Насветевичей, имели гувернером старого француза, бывшего легионера зуавского полка, который часами рассказывал мальчикам о завоевании Алжира. Тяжело раненный при штурме Севастополя, он был взят в плен и остался навсегда в России.
Все читали французские книги, беседовали по-французски на светских приемах и на семейных «чаях», были в курсе происходящего за границей, но тем не менее все эти «чаи» на верандах в тени акаций бывали чисто русскими.
По прошествии девяти лет Александр Насветевич начинает свою военную карьеру. «С 6 июня 1857 года по 24 сентября 1877 года служил в лейб-гвардии егерском полку. Генерал Насветевич», напишет он собственноручно на отвороте записной книжечки, которую он сам смастерит из обшлагов своего парадного мундира в день выхода в отставку.
Гвардейские полки располагались в окрестностях Санкт-Петербурга, что позволяло офицерам свободно наведываться в столицу. Для молодого Насветевича это было открытием светской жизни – мира театров, выставок, музыкальных вечеров, балов у друзей и у родственников.
Это был золотой век русской литературы, время появления новых философских течений, главным образом под влиянием германской философии Шеллинга и Гегеля.
Русские мыслители разделились на два направления: славянофилов и западников. Среди наиболее видных представителей славянофилов в сороковых годах были братья Иван и Петр Киреевские.
Без сомнения, Александр посещал литературные круги, так как примерно в 1860 году он женился на совсем юной Марии Петровне Киреевской, которая вскоре станет хозяйкой Рубежного. Для всей семьи навсегда она останется его душою.
Анастасия Александровна достает мне из коробки пожелтевшую карточку.  На ней написано: «Александръ Александровичъ Насветевичъ
Флигель-Адьютантъ Его И. Величества, Звенигородская, Старо-Егерския Казармы, 12».
– Я бережно храню эту визитную карточку прадеда, – говорит она. – Адъютанта императора Александра II и будущего Александра III связывала искренняя и долгая дружба. Впоследствии они станут товарищами по оружию во время турецкой войны. Оба генерала гвардейского Преображенского полка воевали на Восточном фронте,  на Балканах...
Портреты Марии Насветевич в любом возрасте передают ее чистую, спокойную красоту. На самом старинном из них, уже поблекшем от времени, – лишь облик задумчивой девушки. Вот еще фото.  Она – хозяйка Рубежного в малороссийском костюме. Вот она такая, какой я ее знала, – старенькая, любимая Баба Муня, окруженная детьми….
Анастасия Александровна откладывает фотоальбом и задумывается. Я выключаю видеокамеру. И закончу рассказ Анастасии Александровны отрывком из ее книги:
«Существуют личности, которые занимают исключительное место в окружающем их обществе. Близость к ним придает особый смысл даже повседневной нашей жизни. Их душевное богатство не имеет никакого отношения ни к уму, ни к образованию, ни – еще меньше – к их внешнему облику: часто они даже совсем не похожи друг на друга.
Одно лишь общее есть у таких людей: они любят жизнь с благодарностью. Их никогда не забудешь! Но когда их теряешь навсегда, в душе остается место, которое ничем и никем уже заполнено быть не может.
…В наше время много говорят про одинокую старость. Но ведь счастливую старость надо заслужить!
В Москве в Третьяковской галерее есть картина Максимова 1889 года «Все в прошлом». Она для меня является наглядным примером старости, которой всеми силами надо избежать. Картина скорби - так в ней все безнадежно! Большое заброшенное поместье, барский дом необитаем, заколоченные досками закрытые ставни, парк зарос бурьяном, деревья - голые стволы со скрюченными ветвями.
Ничто больше не трогает старую барыню, кажется, часами сидящую в кресле. Безразличный, устремленный в пустоту взгляд. Она отсутствует даже для своей собаки, уже не надеющейся на ласку, отсутствует и для старой служанки с суровым лицом, упорно поглощенной вязанием. Самовар угас, чашки пусты, а маленький домик, их последнее прибежище, - темен и печален.
«Все в прошлом!» Но что она делала в прошлом?»
Анастасия Александровна  вправе задать этот вопрос:  вся ее жизнь была постоянное «действо». Ради семьи, родных и близких, ради православной общины, ради других людей, даже незнакомых…

Александр Сергеевич Манштейн

Снова наступает день встречи, и  в назначенный час я приезжаю из Хаммамета в Бизерту. Анастасия Александровна снова показывает мне свой семейный альбом.
– Вот фотография, датированная 1890 годом:  это первый внук Марии Петровны и Александра Александровича Насветевич, сын Анастасии, Александр Манштейн! Мой отец! Обратите внимание:  его взгляд, полный интереса к жизни.   С таким же взглядом, с той же  улыбкой он обратится ко мне в последний день своей жизни, перед тем как заснуть и уже не проснуться.
«Довольно часто случается, что в старости, на покое, люди могут позволить себе вернуться к непринужденности детства, – пишет Анастасия Александровна в своей книге. – Гораздо труднее людям, ведущим еще деятельную жизнь, – им не всегда удается избежать компромиссов. Моему отцу это удавалось легко, правда, часто не без материального ущерба. Для него достоинство личности не измерялось социальным успехом, и мотивы его поступков никогда не носили даже оттенок личной заинтересованности».
– Вот, посмотрите на это фото, – показывает Анастасия Александровна. – Отец  родился 22 июня 1888 года.  Здесь ему два года. Чудесный майский день в Царском Селе. Молодая мать кажется счастливой и безмятежной.... Но… она вскоре решает выйти замуж за другого. Православная церковь признает развод, но на виновного накладывается епитимья, и он долгие годы не может вступить в брак. Сергей Андреевич Манштейн взял на себя вину, дабы оградить жену от унизительных формальностей, оплатив даже двух лжесвидетелей против самого себя. Со своей стороны, его жена, которой по суду сын был оставлен на воспитание, никогда не принимала важных решений относительно ребенка, не посоветовавшись с ним.
«Я думаю, что детство у него все же было счастливым. Он любил о нем вспоминать, говорил весело, рассказывал, что он чувствовал себя окруженным заботой и лаской,  – пишет Анастасия Александровна о детстве своего отца. – Он много читает и делится впечатлениями с товарищами. Жюль Верн, Фенимор Купер, Марк Твен, Стивенсон - имена, уже знакомые ребятишкам. Донец для них – и Миссисипи, и безбрежный океан. Даже если нет острова, но несомненно, что сокровище где-то на дне реки! Ведь Донец был частью речного пути богатых караванов – «из варяг в греки». Дети мечтают... Приключения, отвага, щедрость... Великое счастье для человека уметь восхищаться! Не один из них в мыслях чувствовал себя «последним из могикан» перед лицом неоглядной степи, живущей своей дикой жизнью.
Географию мальчик познавал в путешествиях с «Детьми капитана Гранта» или составляя по кусочкам разложенную на столе карту мира. Что касается французского, он его понимал, не делая при этом усилий на нем говорить. Странным образом он сохранил на всю жизнь особенное предпочтение к сослагательному наклонению и употреблял его, когда нужно и не нужно.
Другие науки откладывались «на потом», но это «потом», в конце концов, наступило, и в 10 лет Шурика определили по желанию отца в знаменитый Московский лицей цесаревича Николая Александровича. Сергей Андреевич Манштейн, учебники которого по латинскому и греческому языку хорошо знали русские гимназисты, хотел дать своему сыну классическое образование, но Шурик, ничего не делая в течение четырех лет, скучал, его оценки регулярно снижались, и, наконец, он заявил, что так будет и далее, если его не отдадут в Морской корпус. Чтение «Морских рассказов» Станюковича занимало его более, чем Цицерон или Тацит, и это сыграло решающую роль в его призвании. Отец смирился».
1 сентября 1902 года Александр Манштейн становится кадетом Морского корпуса в Санкт-Петербурге, первым моряком в долгой череде Манштейнов, офицеров Русской армии, служивших России со времен Петра Великого, и получает от отца в дар рукопись «Записки о России».
«Его самые счастливые воспоминания навсегда останутся связанными с шестью годами, проведенными в Корпусе, – пишет Анастасия Александровна в своей книге. – Шесть лет жизни, бережно хранимые в архивах Морского корпуса. В них мои внуки смогут когда-нибудь найти сведения о юноше, который был их прадедом. Здесь все: «Прошение о зачислении», подписанное «С.А.Манштейн», «Свидетельство о крещении», оценки из года в год, характеристики кадета, подписанные наставниками: «Физическое развитие с указанием недугов, требующих особого внимания», а также «Общие черты и особенности характера с указанием свойства его отношений а) к основным требованиям нравственности; б) к внешним требованиям благовоспитанности».
Тепло было у меня на сердце, когда я узнала, что уже в ученике преподаватели видели хорошего офицера, уважаемого и любимого подчиненными, хорошо воспитанного, чуткого и любимого товарищами.
Конечно, были и менее лестные замечания: «Способен, но очень ленив и неаккуратен». С улыбкой читаю и о наказаниях:«19 ноября 1903 года. Позволил себе на уроке произнести с цинизмом некоторые французские слова. Стр. арест 2 суток».
Как горд был, наверное, Шурик пощеголять французскими ругательствами, заимствованными, вероятно, у отчима, генерала Кононовича, который не всегда затруднял себя в выборе выражений. Все удовольствие было как раз в этом неожиданном наборе французских слов, а совсем не в их смысле. Ругаться папа не любил, и я за всю жизнь не слышала от него ни одного грубого слова.
Тетрадь кончается «производством в корабельные гардемарины» 6 мая 1908 года с пометкой в графе «Степень способности к морской службе» – «Очень способен».

Первая встреча с Бизертой

– Анастасия Александровна, – спросил я однажды, –  вы пишете, что Бизерта «вошла» впервые в историю вашей семьи в 1908 году. Расскажите подробнее…
– Да, в ноябре 1908 года отряд под командой контр-адмирала Литвинова, состоящий из двух линейных кораблей – «Цесаревич» и «Слава», а также  крейсеров «Богатырь» и «Адмирал Макаров,   пришел  в Бизерту. На борту, кроме экипажей, были и ученики Морского корпуса. Фотографии той Бизерты долго сопровождали нас в переездах – чистый  городок, гуляющие пары на набережной, пальмы вдоль моря… Потом они пропали...
Когда мама увидела эти фотографии впервые, она сказала: «Ну, уж Бизерту я, наверно, никогда не увижу! Париж – возможно, но Бизерта?» Париж мама так и  не увидела… А в Бизерте прожила всю свою жизнь…
«Папа часто рассказывал нам о своей первой встрече с Бизертой, – пишет Анастасия Александровна в своей книге.– Он и его товарищ с  «Цесаревича» начали знакомство с городом, плотно позавтракав в «Гранд кафе Риш». Желая исследовать «глубины Африки», они взяли напрокат два велосипеда и, выехав из города, стали подниматься по дороге, ведущей в Надор. Через тринадцать лет он снова увидит эту  же дорогу… Крутой подъем, монотонный пейзаж - ничего, что напоминало бы африканские дебри, - скоро охладили их пыл. Спускаться в город было легче, и, не теряя времени, друзья вернулись в тот же ресторан и пообедали еще раз.
Но воспоминания об этом «походе» быстро поблекли на фоне событий, ожидавших их в Сицилии, куда отряд отправился после Бизерты; там, в порту Аугуста, предполагалось проведение учебных артиллерийских стрельб…
15 декабря 1908 года на острове Сицилия началось мощное извержение вулкана Этна; страшное землетрясение почти полностью разрушило город Мессину и другие итальянские города. На спасательных работах русские моряки трудились с таким воодушевлением, с таким пренебрежением к опасности, что пострадавшие жители запомнили их навсегда и о подвигах русских моряков передают из поколения  в поколение.
Выпуск гардемаринов 1908 года Император Николай II назовет «мессинский».
Я был в Мессине со своей видеокамерой в дни, когда итальянцы отмечали столетие катастрофы, и потом пересказывал внимательно слушавшей меня  Анастасии Александровне истории, услышанные от  итальянцев,  о подвигах русских моряков и показывал фотографии  и документы, найденные в Мессине благодаря новым итальянским друзьям. И мы вместе с ней  мечтали, что об этих подвигах будет написана новая книга и сделан фильм, в основу которого будут положены – я обещал Анастасии Александровне – рассказы ее отца и других гардемаринов… 

Зоя Николаевна Доронина

Снова прошла неделя, я снова приезжаю в Бизерту. Анастасия Александровна ждет меня, как всегда, в своем маленьком кабинете. Мы заранее договорились, что теперь наш разговор будет о судьбе ее мамы.
– Моя мама  родилась в Петербурге 13 февраля 1890 года. Ее сестре Кате было уже около двух лет. Дети очень рано остались без матери. Мама часто вспоминала о первых годах жизни, и, несмотря на то,  что говорила она простые, обычные слова, я, совсем еще маленькая, понимала, что значит – не иметь маму!
Катя уже училась, отец уходил на работу, а маленькая Зоя оставалась одна с бабушкой. Она  проводила долгие часы рядом с бабушкой, читавшей вслух  Библию. Маленькая Зоя разглядывала буквы, слушала… Так она научилась читать, и жизнь ее  преобразилась благодаря чтению книг.
В книгах, которые приносил  отец, она открывала  другой, богатый мир, не ограниченный стенами комнаты, сквозь заиндевевшие окна которой проглядывало зимнее петербургское небо. Это был сказочный мир, в котором все надежды осуществимы. С того времени мама никогда не переставала читать. А прочитанное она запоминала, и рассказывала потом, через много лет,  нам, детям,  в Бизерте…
Анастасия Александровна улыбается:
 – Когда мне кто-нибудь говорит, что он «слишком устал, чтобы читать», я вспоминаю маму: для нее в эмиграции, несмотря на постоянную тяжелую работу, чтение было лучшим отдыхом. Французские писатели широко переводились на русский язык и  читались в России; мама прекрасно знала Бальзака, Золя, Мопассана; только позже она стала их читать по-французски.
«Ее знание русской истории и русской литературы, ее интерес к русской культуре были для нас единственным богатством на чужбине, – пишет Анастасия Александровна в своей книге. – Мама была из тех людей, о которых Иван Шмелев сказал: «Они в себе понесли Россию - носят в себе доселе». И эта была Великая Россия, и были в ней великие люди и любимые мною писатели, и никогда, несмотря на все материальные трудности, не пришлось мне пожалеть, что я родилась русской.
Трудное детство – это не всегда детство несчастливое. Мама рассказывала о своем порой весело, порой с грустью, но всегда с уважением к тем, кого она глубоко любила.
Вероятно, ее семья «во все времена» была петербургской. Рано осиротев, мама мало помнила о семейных корнях и рассказывала только о тех, кого она хорошо знала. Ее отец был чиновником,  ему нелегко было воспитывать двух девочек, в которых теперь воплотился весь его мир… Он умер внезапно в 42 года, от сердечного приступа. Моей маме было 14 лет».
В 1907 году Зоя Николаевна получает диплом об окончании гимназии, в котором упоминается, что она обучалась также рукоделию, пению и танцам.
Молодой Зое хотелось стать врачом. Володя Сорокин, ее двоюродный брат, военно-морской врач, служит в Каспийской флотилии в Баку. Решено! Зоя едет к нему – он ей поможет готовиться к конкурсу!
– И именно в Баку встречаются Зоя и мой папа! Да, виной всему был морской флот, – улыбается Анастасия Александровна. – Служба для моего отца  началась весной 1909 года, он получил назначение на «Геок-Тепе», судно службы связи. И в  это же время моя мама  приехала из Петербурга к брату Володе, а он был морским врачом на «Геок-Тепе». Так что они не могли не встретиться! Это был тот случай, когда стечение обстоятельств предопределяет будущее.
И через год мои родители венчались! Главе семьи не исполнилось и 22 лет; даже требуемые по уставу усы еще не отросли. Без сомнения, это было самое счастливое время их жизни! Юность! Они об этом времени впоследствии столько говорили! Слушая их, можно было поверить, что нет в мире города более веселого, более солнечного, чем Баку. Потом они поехали в Рубежное, потом я родилась  в двенадцатом году, и думали мы, что и дальше жизнь будет солнечной, но наступили  совсем другие времена… Началась война,  а потом случился  семнадцатый год, самый печальный год…












ДЛЯ ВЕРСТКИ                С НОВОЙ СТРАНИЦЫ

Глава третья. 
ОТЧАЯННЫЕ ВРЕМЕНА

– Моя жизнь делится на две части: до и после семнадцатого  года, –продолжает рассказывать Анастасия Александровна. – Яркие впечатления остались от Петрограда. Мы всегда останавливались у бабушки, она жила по адресу: Большой проспект, дом 44, квартира 13. Я однажды пыталась достучаться… Впрочем, не сейчас… Хорошо помню именины бабушки 29 октября 1916 года. Это и мои именины, так что ошибиться я не могу. Помню, визитеров было очень много, и среди них верный поклонник бабушки, некто Родзянко, брат председателя Думы. Он в шутку спросил, что я предпочитаю, цветы или конфеты. Я очень любила шоколад, но почему-то ответила: «Цветы!»... В день Ангела я получила от него огромный букет роз, от  Родзянко... Это был первый подаренный мне букет... такое не забывается…
Наступил 1917 год. Мой отец командовал посыльным судном «Невка».Матросы уважали его за смелость и справедливость. Но революционный комитет отстранил отца от командования кораблем. Ему пришлось сидеть дома,  и тогда он и мама научились шить сапоги: надо было как-то зарабатывать тогда на хлеб. Даже теперь я вижу их склоненными над сапогами. Шить-то они научились, но не научились получать деньги. Не умея торговаться, папа иногда выходил из себя и сердито говорил покупателю: «Берите и уходите, я их вам дарю!» И покупатель, такой довольный, уходил с папиными сапогами…
И были ночи, когда приходили его матросы и предупреждали отца, чтобы он не ночевал дома. После февральской революции десятки морских офицеров приняли мученическую смерть в портах Балтики. Мой отец избежал этой участи... 
В 1918 году закончилась бессмысленная кровавая Первая мировая война,   которая погубила миллионы человеческих жизней, но ее жернова все еще продолжали крутиться, унося новые жертвы.
1919 год для России – третий год братоубийственной Гражданской войны, начавшейся после Февральской революции 1917 года и отречения от престола императора Николая II. Эта война разделила русских людей на Белых и Красных, на тех, кто в последующие годы создал и отстаивал Советский Союз, и русских эмигрантов, которые были вынуждены покинуть Родину и «рассеялись», разнося ее плодородные зерна, по всему миру.
На русской многострадальной земле продолжалась интервенция 14 стран, стремившихся разорвать на части великое государство, Российскую империю, погибшую из-за внутренней смуты.
Победа склонялась на сторону Красных, которые сражались и против Белых, и против иностранных интервентов.
В 1920 году последним оплотом Белой армии стал полуостров Крым. Ни  жители Севастополя, ни моряки, пережившие три года лишений, не знали, что их ждут еще более тяжелые испытания…

Севастополь

Осенью 2008 года, после поездки в Севастополь  я привез Анастасии Александровне фотографии города, и она все узнавала: и улицы, и дома…
– Летом 1919 года мы добрались до Севастополя. И  нас поместили в один из этих флигелей, –  показывает на одну из фотографий Анастасия Александровна. – Здесь началась наша «беженская» жизнь. Мы не были еще «чужими на земле», так как мы были еще на русской земле, но мы были уже не «у себя». Об этом я подробно написала в своей книге…
Приведу отрывок из ее книги.
«К счастью, мы встретили Раденов, которые, так же как мы, жили в одном из флигелей. Снова мы виделись со Славой каждый день, но наша детская компания увеличилась. В семье, занимавшей с нами квартиру, было шесть человек детей. Один из них – Павел, прозванный Пушкой, маленький толстячок с живыми глазами и богатым на выдумки умом, был заводилой в нашем детском кругу, где я, единственная девочка, занимала особое положение.
Слава был со всем согласен, при условии, что я не буду возражать. Недалеко от памятника Лазареву были сооружены «гигантские шаги», и мы бегали вокруг мачты, держась за колья и отрываясь от земли на натянутых веревках. Мне казалось, что я летаю выше мачты, выше домов, но я и виду не подавала, что боюсь.
Пушка держал нас в курсе самых потрясающих событий, которые мама часто старалась от меня скрыть. Так, однажды она ужаснулась, найдя всех моих кукол повешенными Пушкиными стараниями. Выяснилось, что он с братьями видел повешенных за разбой грабителей. Их водил отец «с поучительной целью» показать, «как кончают подлецы». И в то же время их отец, унтер-офицер флота, был очень порядочным и даже чувствительным человеком.
… Осень принесла плохие вести. Добровольческая армия после взятия Орла начала отступать. Чрезмерная растянутость фронта, гибель военачальников, существование банд, которые в зависимости от положения дел переходили из одного лагеря в другой, раздоры между донскими и кубанскими казаками и, наконец, разложение тыла, обессиленного пятью годами войны и беспорядков, - все это объясняет последующие потери.
В марте 1920 года был оставлен Кавказ. Крым, связанный с континентом узким перешейком, оставался последним оплотом Белой армии. Генерал Врангель заменил генерала Деникина во главе Вооруженных сил Юга России. Петр Николаевич Врангель, имя которого было уже известно в Великую войну, пользовался большим уважением в военных кругах. С присущей ему энергией, несмотря на, казалось бы, непреодолимые трудности, он укрепился в Крыму, поднял армию и бросил ее в бой весной 1920 года.
В Севастополе не думали о будущем. Жили настоящим, но угроза эвакуации чувствовалась. После эвакуации Одессы в январе и Новоросийска в марте встал вопрос о возможной сдаче Севастополя. Если Красная армия займет Перекоп, Крым сразу будет взят.
1920 год был особенно тяжелым для Севастополя. Госпитали переполнены ранеными и больными, и не хватало средств, чтобы бороться  с эпидемиями: холера, сыпной и брюшной тиф... Морские флигели были на полпути между госпиталем и кладбищем, и похоронные процессии проходили перед нашими окнами.
Неразрешенным вопросом был наплыв беженцев. Где поселить столько людей? Мы уступили одну из комнат сестре моей крестной тети Анны. Я видела ее в первый раз: красивая особа, «цветущая», с белой кожей и жемчугом вокруг шеи. Ее звали Неонила. Ее муж - темный костюм, жилет, галстук и котелок - имел какое-то отношение к министерству юстиции и останется для меня навсегда связан с моим представлением о Керенском. Бездетная пара, казавшаяся вполне удовлетворенной друг другом...
Я бы не запомнила этих людей, если бы не удивившее всех нас их поведение в тяжелую для нас минуту. Папа, как и во время войны на Балтике, всегда был в море. Кинбурнский отряд, в состав которого входил «Жаркий», участвовал в боях с августа 1919 года. Как оказался  он случайно дома, когда мама заболела?! Он никогда не интересовался медициной, не имел никакого опыта, и тем не менее именно он, как сказал доктор, не дал маме умереть.
Все свелось у него к одной мысли: как заставить сердце продолжать биться. Растирая маму жесткой щеткой, все время давая ей пить, он удержал уходившую жизнь до появления доктора. Я не могу утверждать, что это наилучший способ бороться с холерой, но он в те решающие минуты маму спас; она всегда будет в этом уверена.
Когда кризис прошел, она была так слаба, что казалось, у нее нет больше сил дышать. Днем и ночью папа и сиделка по очереди дежурили у ее кровати. Было очевидно, что переполненный госпиталь не мог ей предоставить такого внимательного ухода. Но мама, как только смогла говорить, попросила, чтобы ее перевезли в больницу: она боялась за детей, думала о многочисленной семье соседей.
Она хотела с нами попрощаться. Нам разрешили только подойти к открытой двери комнаты, где пол все время мыли карболкой. Не в силах поднять руки, мама пыталась нас благословить. Она прощалась навсегда. Первый раз в жизни я, с отчаянием, полностью осознала это безвозвратное «навсегда».
Единственный, кто торопил с отъездом, кто настаивал на опасности заразы, кто объяснял, что только госпиталь может спасти больную, - это был такой корректный, такой интеллигентный муж тети Неонилы. И тогда, в какую-то секунду, маленькая, скромная Ульяна Федоровна выросла у всех на глазах. Упершись ногами и руками в косяки дверей, заграждая всем своим телом выход из комнаты, она заявила с силой, которой никто от нее не ожидал, что не позволит увезти Зою Николаевну в госпиталь.

Ялта. «Дама с собачкой»

Из всех приморских городов Ялта оставила во мне самое солнечное, самое оживленное воспоминание, хотя первая встреча была совсем не веселая. Переход Севастополь – Ялта на небольшом пассажирском пароходе был неспокойный, мы не спали всю ночь, и, когда утром мама собирала вещи, Люша упрашивала ее позволить ей «еще поспать вот на этом кусочке бумажки». У меня очень сильно болела голова, а каково было маме, недавно перенесшей холеру, с тремя детьми, из которых младшей Шуре было 18 месяцев!
После пустых казенных квартир мы снова очутились в семейной обстановке: домик с садом на маленькой спокойной улице, заросшей зеленью.
Ялта еще не потеряла оживленной прелести чеховских времен.  "Дама с собачкой» не удивила бы никого в этой, казалось, беззаботной толпе гуляющих вдоль берега или купающихся в море людей. Белый мрамор Ливадии, голубизна неба и моря остались во мне ярким и сказочным воспоминанием. Окрестности Ялты очень живописны. В горных татарских аулах можно услышать фантастические рассказы о богатой истории Крыма, который был покорен Екатериной II в 1783 году.
Крым – «Керим» – означает «щедрый», так называли его потомки  великого Чингисхана. И история Крыма тоже вошла в историю семьи Анастасии Александровны, хотя тогда она еще не знала, что ее будущая фамилия будет Ширинская.
Ширинские… Князь Долгорукий, изучавший историю Крыма, а также барон Нольде в  своем «Образовании Русской Империи» упоминают о роде Ширинских: Ширинский   - «первая фамилия в Ханстве Крымском, имевшая исключительное право перед всеми крымскими фамилиями вступать брак с дочерьми ханов крымских». От них – князья Ширинские - Шихматовы, которые появились в Москве в конце XV века при Иване III (1462-1505). Эти фамилии – в старинных русских родах много татарской крови –  тоже эмигрировали  из Крыма в двадцатые  годы.
Последние дни

– Вернувшись в Севастополь, мы сразу почувствовали близость фронта: много военных, еще больше стало беженцев, чем раньше, – вспоминает Анастасия Александровна. – Большинство учебных заведений было закрыто. Мы не ходили в школу, мы не умели ни читать, ни писать, и, признаться, мало об этом беспокоились.
 Помню, папин брат Сережа Манштейн зашел попрощаться: молодой, озабоченный, он очень торопился. Его полк уходил к Перекопу. Лето кончалось неспокойно, в какой-то неуверенности…
17 октября 1919 года Севастопольский Морской корпус открыл свои двери. Вот как капитан II ранга Владимир Берг, который тоже окажется, как его питомцы и  Анастасия Александровна, на африканском берегу,  описывает этот день :
«Октябрьское солнце сквозь громадные окна заливало белый длинный зал, сто тридцать железных кроватей, стоявших двумя стройными рядами, разъединенными новенькими белыми табуретами и ночными шкафами, бледно-янтарным светом. Большое белое здание ждало в этот день своих новых квартирантов. С завтрашнего дня начнется новый учебный год!»
Но судьба распорядилась иначе. Этот учебный год  так и не наступил!

«Завтра не будет!»

Севастопольцы не знали, что командованием Белой армии еще в апреле двадцатого года были приняты меры по подготовке отправки воинских частей  за рубеж.
4 апреля , когда еще звучали  реляции о победах Белой армии,  ее командованием были определены крымские порты  для эвакуации и численное распределение войск по портам.
12 октября  для исполнения плана эвакуации  командующим Черноморским флотом и начальником Морского управления был назначен контр-адмирал М.А.Кедров, а начальником штаба – контр-адмирал Н. Н. Машуков.
События разворачивались стремительно, и  стоит о них  рассказать   подробнее.
27 октября   были назначены в порты погрузки старшие морские начальники: в Евпаторию был назначен контр-адмирал Клыков, Ялту – контр-адмирал Левитский, в Феодосию – капитан I ранга Федяевский и в Керчь – контр-адмирал Беренс.
28 октября в 4 часа утра генерал Врангель, главнокомандующий Вооруженными силами Юга России, издал приказ об общей эвакуации:
«Русские люди! Оставшаяся одна в борьбе с насильниками, Русская армия ведет неравный бой, защищая последний клочок русской земли, где существует право и правда. В сознании лежащей на мне ответственности, я обязан заблаговременно предвидеть все случайности.
По моему приказанию уже приступлено к эвакуации и посадке на суда в портах Крыма всех, кто разделял с армией ее крестный путь, семей военнослужащих, чинов гражданского ведомства с их семьями и тех отдельных лиц, которым могла грозить опасность в случае прихода врага.
Армия прикроет посадку, памятуя, что необходимые для ее эвакуации суда также стоят в полной готовности в портах, согласно установленному расписанию. Для выполнения долга перед армией и населением сделано все, что в пределах сил человеческих. Дальнейшие наши пути полны неизвестности. Другой земли, кроме Крыма, у нас нет. Нет и государственной казны. Откровенно, как всегда, предупреждаю всех о том, что их ожидает.
Да ниспошлет Господь всем силы и разума одолеть и пережить русское лихолетье».
Французский адмирал Дюмениль на судне «Вальдек Руссо» с миноносцами и буксирами спешил на  помощь Белой Армии в Крыму. Он получил от Жоржа Лейга (Georges Leygues), председателя Совета министров и министра иностранных дел Франции, телеграмму:
«Французское правительство не может оставить без помощи правительство Юга России, находящееся в критическом положении. Позиция полного нейтралитета, принятая Англией, не позволяет русским рассчитывать на кого другого, кроме нас! Франция не может бросить на верную смерть тысячи людей, ничего не предприняв для их спасения...»
«Французские морские офицеры! Выражение им симпатии и уважения тем более ценно, что в будущем унижения не будут редкостью, – пишет в своей книге Анастасия Александровна. – Некого будет даже за это винить; просто вы становитесь беженцами, и люди как-то незаметно для самих себя считают себя вправе говорить с вами по-другому».
Но если французские моряки делали все, что было в их силах, то у французских чиновников были совсем другие планы. Анастасия Александровна рассказывает:
– Что мог думать генерал Врангель, получив письмо представителя Франции де Мартеля, в котором он предлагал, как единственно возможное, для  русских офицеров перейти на французскую службу, для чего придется принять  французское подданство  .
Проще говоря, русским офицерам, в том числе и морским, предлагалось искать выгодную замену!
Мог ли Врангель сообщить об этом предложении людям, против своей воли покидавшим страну, которую они любили; морякам, чей бело-синий Андреевский стяг покидал навсегда колыбель Черноморского флота?
29 октября командующий Южным фронтом Красной Армии М.В. Фрунзе написал текст обращения к генералу Врангелю, которое было передано радиостанцией штаба фронта :
«Главнокомандующему Вооруженными силами Юга России генералу Врангелю.
Ввиду явной бесполезности дальнейшего сопротивления ваших войск, грозящего лишь пролитием лишних потоков крови, предлагаю вам прекратить сопротивление и сдаться со всеми войсками армии и флота, военными запасами, снаряжением, вооружением и всякого рода военным имуществом.
В случае принятия вами означенного предложения, Революционный военный совет армий Южного фронта на основании полномочий, представленных ему центральной Советской властью, гарантирует сдающимся, включительно до лиц высшего комсостава, полное прощение в отношении всех проступков, связанных с гражданской борьбой. Всем нежелающим остаться и работать в социалистической России будет дана возможность беспрепятственного выезда за границу при условии отказа на честном слове от дальнейшей борьбы против рабоче-крестьянской России и Советской власти. Ответ ожидаю до 24 часов 11 ноября.
Моральная ответственность за все возможные последствия в случае отклонения делаемого честного предложения падает на вас.
Командующий Южным фронтом Михаил Фрунзе».
Вечером этого же дня радиотелеграмма, принятая радиостанцией штаба Черноморского флота, была доложена генералу П.Н. Врангелю. Но никакого ответа на честное предложение  Фрунзе послано не было ни в этот день, ни в последующие...
30 октября М.А.Кедров телеграфом оповестил командиров полков, что пароходы для войск поставлены по портам согласно директивам главкома. Эвакуация будет обеспечена,  настаивал  Кедров, если на Севастополь выступят Первый и Второй корпуса, на Ялту – конный корпус, на Феодосию – кубанцы и на Керчь – донцы .
В этот же день  В.И. Ленин, ознакомившись с текстом обращения Фрунзе к Врангелю, прислал ему телеграмму: "Только что узнал о вашем предложении Врангелю сдаться. Крайне удивлен непомерной уступчивостью условий. Если противник примет их, то надо реально обеспечить взятие флота и невыпуск ни одного судна; если же противник не примет этих условий, то, по-моему, нельзя больше повторять их и нужно расправиться беспощадно".
Но у Фрунзе было другое мнение. Это был человек чести . И никто  не осмелился обвинить его в предательстве своего честного предложения.
31 октября командующему Южным фронтом Красной Армии  вместо генерала Врангеля  – понять мне это не суждено – ответил французский адмирал Дюмениль:
«Приказом Врангеля все войска Русской армии на Юге России и гражданское население, желающее уехать вместе с ними из Крыма, могут уезжать. Только что опубликован приказ, запрещающий кому бы то ни было разрушать или повреждать любое общественное имущество государства. Это имущество принадлежит русскому народу.
Я дал указания всем судам, находящимся под моей властью, оказать помощь в эвакуации и предлагаю вам дать немедленный приказ вашим войскам, чтобы они не мешали вооруженной силой проведению погрузки на суда.
Я сам не имею никакого намерения разрушать какое бы то ни было русское заведение, однако информирую вас, что, если хотя бы один из моих кораблей подвергнется нападению, я оставляю за собой право использовать репрессивные меры и подвергнуть бомбардировке либо Севастополь, либо другой населенный пункт на Черном море».
В тот же день генералом Врангелем, верховным комиссаром Мартелем и адмиралом Дюменилем была подписана конвенция, согласно которой главнокомандующий Русской армией «передает свою армию, флот и своих сторонников под покровительство Франции, предлагая ей в качестве платы доходы от продажи военного и гражданского флота».
Фрунзе не помешал эвакуации Белой армии, и тем более  он не думал  о «беспощадной расправе» с русскими людьми, которые сложили оружие.
И действительно, тысячи русских офицеров, солдат, казаков  и моряков, ни чем не запятнавшие себя,  решили прекратить сопротивление и остаться на русской земле, надеясь, что победители будут верны слову своего командующего. Но Фрунзе уедет, а к власти в Крыму придут совсем другие люди. Были   изверги «белые» и были изверги «красные»… 

Перекоп

– Несмотря на то, что возможность эвакуации обсуждалась, действительность поразила всех своей внезапностью. Когда вышел приказ по флоту об эвакуации, большинство людей не хотели этому верить, – свидетельствует Анастасия Александровна.
Для большинства моряков падение Перекопа было неожиданностью: фронт считался хорошо укрепленным. Но  уже 13 июля 1920 года начальник Перекоп-Сивашского района генерал-лейтенант Макеев докладывал о недостатках обороны Перекопа. В своей книге Анастасия Александровна пишет:
«Как могли мы до такой степени не знать правды?»   Вопрос, который так часто задают себе свидетели великих потрясений, когда все уже кончено!
К моменту катастрофы на Перекопе не было укреплений, способных противостоять огню неприятельских батарей: работы по постройке были постановлены за недостатком материалов...
Мог ли  в сентябре 1920 года Врангель  еще надеяться на помощь союзников? Уже не раз главное командование  могло удостовериться, что при военных неудачах не следует рассчитывать на их помощь. Поэтому нельзя было допустить, чтобы они почувствовали слабость Белой армии. Вот почему союзникам были показаны хорошо укрепленные позиции у Таганаша, а не Перекопский перешеек, который стал ареной решающих боев.
Как объяснить иначе этот парад корниловцев на площади Колонии Кронсфельд 1 сентября? Люди, дравшиеся почти без передышки с 23 мая, вывезенные на тачанках специально для парада прямо из окопов и через полчаса отправленные в те же окопы!
А.А.Валентинов расскажет позднее об этом параде: «Без конца стройными рядами проходит пехота, проходят люди, идущие в атаку под бешеным пулеметным огнем; по традиции, с винтовкой на ремне, с папиросой в зубах мчится на рысях кавалерия, грохочут батареи в конской запряжке и на мулах...
Старые русские полки!.. Да, это старая русская гвардия, если бы... если бы не эта пестрота мундиров... Вот один прошел в розовой ситцевой рубахе с полотняными погонами, другой – в голубой, вот правофланговый без обмоток  –  серые английские чулки снаружи облегают концы брюк... На мгновение делается больно, обидно. Но стыда, о, стыда нет! Пусть! Пусть весь мир знает, в каких условиях дерется русский солдат. Пусть щелкают затворы камер! Пусть!»
Приведу еще один  отрывок из книги Анастасии Александровны:
«Всему миру известны Ватерлоо и Бородино. Все читали Виктора Гюго, все пели стихи Лермонтова. Но кто помнит события на  Перекопе в октябре 1920 года?
После заключения мира с Польшей Красная армия могла сосредоточить все свои силы на крымском перешейке. Пять армий, тяжелая артиллерия – 200 пушек на короткий фронт, интернациональные коммунистические бригады латышей, китайцев, венгров бросились на Перекоп. Отряды Махно присоединились к нападающим. Подавляющее численное превосходство, сильная артиллерия, неожиданно замерзшие воды Сиваша, что позволило красным частям перейти его вброд, – все это окончательно вывело из строя армию, которая, по словам самого Врангеля, «раздетая, обмороженная, полубольная, истекающая кровью отстаивала последнюю пядь родной земли».
Неравные бои начались  ночью 27 октября и продолжались три дня. Отступая в направлении к Юшуню, корниловские и дроздовские дивизии, донские казаки шли в беспощадные контратаки.
Перекоп стал  местом страшной трагедии. Русские убивали русских. И так убивали, что и  многие годы спустя русская земля на Перекопе не могла прийти в себя…
«Большое поле, покрытое окровавленными трупами, походило на какое-то страшное, бежево-красное озеро. Со стороны добровольцев сами генералы вели свои полки в атаку. Некоторые были убиты, многие ранены. 29-го позиции пали в руки неприятеля, лучшие полки были истреблены»,  – напишет в своей книге «Нищие рыцари»  Сергей Терещенко.  И не просто  неизвестный  Терещенко, а член  экипажа эскадренного миноносца «Жаркий». Да, да, того самого «Жаркого», о котором и пойдет теперь рассказ…

«Я не могу бросить свой корабль…»

В ноябре 1920 года «Жаркий», которым командовал Александр Сергеевич Манштейн, стал одним из кораблей Русской эскадры, которая ушла в Константинополь. Моряки думали, что они вернутся в Севастополь, как только перевезут беженцев…
– Помню сильный ветер в Севастополе, когда начался исход, – рассказывает Анастасия Александровна. – Я и сейчас вижу толпы людей, в руках  узлы, чемоданы, баулы.… И маму с корзинкой в руках… Но не помню ни паники, ни страха. Может быть, оттого, что мама умела  в самые драматические минуты сохранять и передавать нам, детям, свое спокойствие. А скорее всего, она умела скрывать собственный страх. До последней минуты мы не знали, как уедем…
 «Жаркий» стоял  в доках с разобранными машинами,  – пишет Анастасия Александровна в своей книге. – Папа получил приказ его покинуть и перевести экипаж на миноносец «Звонкий». Его возмущению не было конца: «И не говорите, что я потерял рассудок! Я моряк! Я не могу бросить свой корабль в городе, в который входит неприятель!»
Пока все грузились, мы сидели дома, а папа упорно добивался в штабе, чтобы миноносец был взят на буксир. На все аргументы у него был ответ: «Я остаюсь без механиков, которые не хотят покинуть Севастополь? Я найду людей, и  мы сами соберем машины в дороге. Я прошу только, чтобы меня взяли на буксир».
После разговора с Кедровым он добился своего. Вернувшись на «Жаркий», не теряя времени, он послал людей вернуть с заводов отдельные части разобранных машин. Это было самое спешное. Надо было также снабдить корабль самым необходимым: хлебом, консервами, нефтью....
30 октября мы узнали, что «Жаркий» будет взят на буксир «Кронштадтом», большим кораблем-мастерской.
31 октября к вечеру почти все корабли были на внешнем рейде, и мы увидели, что и «Кронштадт», грузно переваливаясь на волнах, тоже направляется к ним. Миноносцы, стоявшие у пристани около «Жаркого», в свою очередь двинулись в путь. Вскоре мы остались совершенно одни...
Прошло столько лет, но я ничего не забыла… Помню последние часы на Корабельной стороне. Багажа у нас почти не было. Все самое дорогое из знаменитой корзины не вынималось: иконы, фотографии и рукопись Манштейна. Мама бережно хранила в ней выкроенный, но так никогда и не сшитый корсаж из золотистого атласа, усеянный бархатистыми розами. Было что-то сказочное в этом куске материи, и годами, открывая корзину, вспоминала я принцессу, только ночью становившуюся ослепительно красивой в бальном наряде цвета солнца.
Ульяна Федоровна, ее муж, их шестеро детей остались в Севастополе... Что стало с ними после нашего отъезда? Позже мы узнали, что ни честная бедность, ни даже принадлежность к пролетариату не были достаточными основаниями, чтобы избежать расправы...
Последнее горестное воспоминание: молодой кавалерист успел нас известить, что он видел, как погиб на Перекопе  папин брат Сергей Манштейн. Раненый, он упал с лошади и был сразу же зарублен. Ему не было еще и 25 лет.
Вечером 31 октября  небо над городом озарилось красным заревом пожара – горели склады американского Красного Креста, большое здание около вокзала. Долго еще отблески пожара освещали небо, и траурный звон колоколов севастопольских соборов сопровождал отбывающих».
Анастасия Александровна рассказывает:
–  Мы, на борту «Жаркого», в папиной каюте, были приговорены к полной неподвижности. Помню, на маленькой  доске перед иллюминатором стояла фотография Государя Николая Александровича в белой морской форме;  а над папиной койкой - большая икона Спасителя.
Эта икона была у папы с эвакуации Одессы. Он ее спас из тонувшей баржи. Если посмотреть, видны вокруг головы отверстия от гвоздей. Это был прибит, наверное, золотой венчик. Он сорван каким-то  воинствующим безбожником! В Бизерте она висела в нашем доме всегда! Я даже под лампадкой иногда кончала свои уроки, потому что мама хотела, чтоб я ложилась спать. Я делал вид, что ложилась, а потом перед лампадкой что-то доучивала...
Потом, уже  в войну,  эта икона… Немцы и итальянцы были в Бизерте  до мая сорок третьего года. И наша квартира была нараспашку, и выбиты стекла, и ставень не было, двери не закрывались. Но икону никто не тронул! Она так и осталась висеть! Многое пропало, но икону не тронули!
Анастасия Александровна долго смотрит на икону в углу комнаты.
– Было тогда такое  ощущение, что время остановилось...

Ожидание неизвестности

Анастасия Александровна протягивает мне письмо, которая она получила от Олега Николаевича Шубакова, тоже пережившего те событий в Крыму. Ему было тогда, как и Насте, 8 лет:
«Помню причалы Керченского мола. Настал трагический момент расставания с Родиной. Я, конечно, не осознавал положения, мне еще не было и 9 лет. Была темная дождливая ноябрьская ночь. На мол стекались и грузились военные и гражданские. Допускались к посадке по пропускам. Подъехали и мы на подводе, помогал сторож редакции.
Нам назначили для погрузки старенький угольный транспорт «Самара». Поднимаясь в темноте по крутому скользкому трапу на высокую корму, папа поскользнулся и упал, к счастью, не мимо трапа. На судне разместились в угольном трюме. Меня поместили под лестницей на нашем плетеном сундуке (корзине). Мне было вероятно удобнее, чем тем, кто сидел на вещах в трюме, коленями вплотную друг к другу.
На утро вышли в море. Судно было без балласта, поэтому на палубу выпускали по очереди, человек по двадцать. Дежурный по палубе не позволял переходить одновременно на один борт, т.к. судно кренилось. Воды не было. Выходившие на палубу брали с собой кружки, в которые собирали стекающую дождевую воду. Военные бросали винтовки за борт.
Один из друзей папы по редакции не устоял и возвратился на берег. Он был расстрелян сразу же по приходу красных 16 ноября. Вероятно, та же участь ожидала бы и моего отца».
Продолжу рассказ Анастасии Александровны…
– Я рассказываю  об этих далеких временах в спокойной семейной обстановке, прошлое в моей памяти тесно сплетается с настоящим, а годы, прожитые на чужой земле, смягчили мою боль.
Прошло время, когда после острого горя потери близких, с которым так трудно смириться, снова оживают их лица в «тихом пристанище духовного спокойствия».
Кто знает? Может, когда-нибудь перед Образом Спасителя при тихом свете лампады кто-нибудь подумает обо мне? Может быть,  он даже полюбит дорогие мне слова Жуковского?
Сколько раз Анастасия Александровна повторила эти слова поэта  во время записей ее разговоров. Повторю и я:
О милых спутниках, которые наш свет
Своим сопутствием для нас животворили,
Не говори с тоской - их нет.
Но с благодарностию - были.
Эти слова великий поэт написал 16 февраля 1821 года.  И вот судьба! Сто лет спустя эти слова так часто вспоминали русские люди, оказавшиеся далеко от Родины, на африканском берегу. И мы, современники,  вспоминая эти искренние поэтические строчки, думаем об ушедших от нас родителях, близких и родных, друзей и подруг, о всех тех, кто «своим сопутствием» наш свет «животворили»…
Думаем с благодарностью…
 
Прощай, Севастополь!

– Я помню это остановившееся время, – тихо говорит Анастасия Александровна. – И особенно последний день. В 17 часов все колокола церквей Севастополя начали погребальный звон…
Пришлось ли вам читать стихи Николая Туроверова? Это был молодой казачий офицер. И он пишет:
Бахчисарай, как хан в седле,
Дремал в глубокой котловине.
И в этот день в Чуфут-кале,
Сорвав бессмертники сухие,
Я выцарапал на скале:
Двадцатый год - прощай, Россия!
Эвакуировалось около 150 тысяч людей... Были переполнены корабли. Стояли плечом к плечу... Иногда невозможно было сесть... И тот же Николай Туроверов пишет:
Помню горечь соленого ветра,
Перегруженный крен корабля;
Полосою синего фетра
Уходила в тумане земля;
Но ни криков, ни стонов, ни жалоб,
Ни протянутых к берегу рук, -
Тишина переполненных палуб
Напряглась, как натянутый лук,
Напряглась и такою осталась
Тетива наших душ навсегда.
Черной пропастью мне показалась
За бортом голубая вода.
И действительно: ни стонов, ни жалоб не было...
Капитан 2-го ранга, командир подводной лодки «Утка» Нестор Монастырев в своей книге воспоминаний «Записки морского офицера» оставил пронзительные слова:
«Такого еще не было: флот покинул Севастополь! Душа оставила тело… Да, Севастополь остался однажды без кораблей. Но тогда – в первую Крымскую оборону – корабли ушли на дно родной бухты, а не в чужие порты… В  смутном 18-м  году Черноморский флот впервые, как и всю страну, разделили на красных и белых. Красная частица самозатопилась в Цемесской бухте, а белая – покинула через два года воды Черного моря, ушла в Константинополь, а затем в Бизерту…
Я получил приказ следовать в Босфор и при входе в пролив поднять французский флаг. Мне объяснили, что Франция берет остатки нашего флота под свою защиту.
Утром опустился густой туман, который держался до 9 часов утра. Затем солнце рассеяло туман и осветило Севастополь…  Корабли и пароходы выходили в море, начав долгий путь трагической русской эмиграции. Даже море присмирело, как бы желая дать нам последнее утешение на нашем крестном пути. Малым ходом «Утка» стала выходить из гавани. Все, кто мог, вышли на верхнюю палубу. Последний раз сверкали для нас золоченые купола и кресты русских церквей…
Прощай, Родина, прощай, моя Отчизна!
Прощай, Севастополь, колыбель славного Черноморского флота!»
Находясь в постоянной связи с французским адмиралом Дюменилем, Врангель лично удостоверится, что эвакуация Ялты, Керчи и Феодосии прошла благополучно. Только тогда отдаст он приказ № 4771, в котором говорится:
«Эвакуация из Крыма прошла в образцовом порядке... Сохранена грозная русская военная сила».
3 (16) ноября 1920 года французский адмирал Дюмениль по радио обратился к генералу Врангелю со следующим обращением:
«Генералу Врангелю:
Офицеры и солдаты Армии Юга в продолжение 7-ми месяцев под вашим командованием подали великолепный пример храбрости, сражаясь с противником в 10 раз сильнейшим, дабы освободить Россию от постигшей тирании. Но борьба эта была чересчур неравная, и вам пришлось покинуть вашу Родину. По крайней мере, вы имеете удовлетворение в сознании великолепно проведенной эвакуации, которую французский флот, подавший вам помощь, счастлив видеть хорошо законченной.
Ваше дело не будет бесполезным, население Юга быстро сумеет сравнить вашу власть, справедливую и благожелательную, с мерзким режимом Советов, и вы тем самым окажете помощь возвращению  разума и возрождению вашей страны, что желаю, чтобы произошло в скором времени.
Адмирал, офицеры и матросы французского флота низко кланяются перед генералом Врангелем, дабы почтить его храбрость».
Командующий  Черноморским флотом  адмирал Кедров 4 (17) ноября, находясь в море, отдал приказ № 5:
«Флагманы, командиры, офицеры и матросы Черноморского Флота.
В неравной борьбе нашей с неисчислимыми превосходными силами противника  Русской Армии, истекающей кровью, пришлось оставить Крым. На доблестный Черноморский флот выпала исключительная по трудности задача: почти без иностранной помощи своими средствами и силами в весьма кратчайший срок, в осеннее время нужно было подготовить и эвакуировать из Крыма армию и часть населения, общей численностью около 150 000 человек. Черноморский Флот, сильный своим духом, блестяще справился с этой задачей. Из всех портов Крыма, в 3-дневный срок, почти одновременно, по составленному заранее плану, транспорты, перегруженные до крайности, под прикрытием военных судов вышли в Константинополь. Одновременно были выведены на буксирах все находившиеся в ремонте большие суда и плавучие средства, имеющие какое-нибудь боевое значение. Противнику оставлены только старые коробки со взорванными еще в прошлом году иностранцами механизмами.
Наш Главнокомандующий, желая отличить такую исключительную работу флота, произвел меня, вашего Командующего Флотом в вице-адмиралы. Низко кланяюсь и благодарю вас за эту честь. Не ко мне, а к вам относится эта награда. Не могу не отметить исключительной работы моего Начальника Штаба контр-адмирала Машукова. Не буду говорить об этой работе его – вы ее все видели, оценили и откликнулись, следствием чего явилась ваша доблестная и исключительная по достигнутым результатам работа».

«Господа офицеры!»

С отчаянием слушал капитан II ранга Владимир Берг распоряжения директора Морского корпуса: «Прикажите кадетам укладываться срочно, спешно, без минуты промедления! Сейчас придет баржа. Всю ночь будем грузиться. А рано утром уйдем на линейном корабле «Генерал Алексеев». Объявлена эвакуация!»
Весь вечер и всю ночь грузили Морской корпус в железное чрево громадной портовой баржи: учебники, книги для чтения, учебные приборы, посуду, тюки с обмундированием, клетки с курами, петухами и утками, коробки с консервами, разные сундуки и корзины...
Бессонная ночь для матросов и офицеров!
Утром Владимир Берг привел своих маленьких воспитанников в военном порядке, под звуки горнов:
«К ноге! На плечо! Направо! Правое плечо вперед! Шагом марш! Смирно! Равнение направо, господа офицеры!»
«Господа офицеры!»   
В первый раз в жизни юные кадеты услышали это обращение к ним!
Покидая родину, но не зная еще, что покидают навсегда,  они стали офицерами! Некоторые из них этого никогда не забудут, и никогда не почувствуют они себя апатридами.
Баржа, на буксире у портового катера, с трудом оторвалась от пристани. Все невольно повернулись к корпусу. Высокий белый дворец, широко развернув свои крылья по серой горе холодным белым золотом, бесстрастно смотрел с высоты и все уменьшался в размерах.
На пристани горько плакала одинокая старушка, бабушка кадета. Это плакала Старая Русь.



















ДЛЯ ВЕРСТКИ                С НОВОЙ СТРАНИЦЫ

Глава четвертая.
ЧЕРНОЕ МОРЕ, ЧЕРНАЯ БЕЗДНА

Анастасия Александровна рассказывает пережитое в ноябрьские дни и ночи далекого двадцатого года в своей книге:
«14 ноября около полудня, когда мы были еще у пристани, за нами пришел буксир и повел нас на внешний рейд, чтобы пришвартоваться к «Кронштадту». Папа получил распоряжение вести в Константинополь другое судно…
Вечером мы вышли в море: огромный «Кронштадт» , тащивший  наш маленький «Жаркий», а за ним два подводных истребителя и парусную яхту; эти последние без экипажа. «Жаркий» был под командованием инженер-механика Бантыш-Каменского. С самого начала чувствовалось, что трудностей не избежать. Ночь была темная – на «Жарком» не было электричества, и бумажные бело-красно-зеленые фонари не могли заменить бортовые огни. Еще потеряннее казались мы в сравнении с огромной освещенной массой «Кронштадта» перед нами.
Измученные этим бесконечным днем, мы  устраивались на ночь. В нашей каюте, прижимая Бусю к себе, я начала засыпать. Мама все время наклонялась к Люше и Шуре, изнемогавшим от приступов кашля. Вдруг страшный удар, от которого весь корабль, казалось, встал на дыбы. В одну минуту все вскочили. Через открытую дверь на верху трапа я увидела море в огнях, обметаемое лучами прожекторов; доносились крики утопающих и резкие приказы.
Как произошло столкновение двух кораблей, никто точно никогда не узнает. Болгарское судно «Борис» совершило неожиданный маневр и  в последнюю минуту встало прямо перед носом «Кронштадта».
Теперь «Борис» тонул. Моряки с «Жаркого» тщетно старались предупредить «Кронштадт», который, дав задний ход, наседал на «Жаркий», продолжавший свой бег вперед... Матросы старались сдержать удар чем могли... В несколько мгновений радиоантенна и рея большой мачты рухнули, шлюпки были раздавлены, рубка помята.
Наша первая ночь в море чуть не стала для нас последней… Но наши мыканья на этом не кончились. Погода продолжала портиться…
Переход по Черному морю от Севастополя до Константинополя оказался исключительно тяжелым. Но, как это ни странно, именно с этих пор зародилась во мне любовь к морю. Никогда не казался мне Божий мир таким беспредельным, как в те далекие дни на маленьком, переполненном народом «Жарком», когда, переступив высокий железный порог каюты, я поднималась по крутому трапу, чтобы взглянуть на кусочек голубого неба».

Шторм и икона

– На другой день разразилась буря!   – рассказывает Анастасия Александровна. –  Старый боцман на вопрос: «Тросы будут держаться?» ответил: «Может, будут, а может, не будут»…
Мордвинов, командир  «Кронштадта», на борту которого было около трех тысяч человек, видел, как лопались тросы, как «Жаркий», тоже с людьми на борту, исчезал в темных волнах, но он также знал, что на «Кронштадте» мало угля, и его может не хватить до Константинополя. Но «Кронштадт» разворачивался, искал «Жаркого», находил, матросы крепили тросы, и снова огромный «Кронштадт» тащил маленького «Жаркого» на буксире…
Третий раз, когда «Жаркий» оторвался, сказали: «Теперь пересаживайтесь на «Кронштадт». Если опять «Жаркий» оторвется, то его бросят!» 
– Нас поднимали по веревочным лестницам на борт «Кронштадта»  над волнами, – продолжает вспоминать Анастасия Александровна. – И я помню, как руки спускались, чтоб нас принять на "Кронштадт", и как другие руки нас поддерживали. Мама спрятала нашу маленькую собачку Бусю к себе в муфту. А та такая была разумненькая, она все понимала.... Представляете: шторм, лестница, хрупкая женщина и эта маленькая собачонка, которая сидела тихо-тихо….
Анастасия Александровна замолкает. Наступает тишина. И только  слышно, как завывал холодный ноябрьский ветер за окном ее бизертинского дома. Как тот ветер, много лет назад, в бушующем Черном море…
Я смотрю на молчащую Анастасию Александровну.   Сухие глаза и строгое выражение  лица. Я вижу женское лицо с русской иконы  и отворачиваюсь. Но что стоят мои  слезы  по сравнению с теми слезами, которые выплакала она, ее мама и тысячи людей, попав в водовороты Революции и Гражданской войны, которая развела их по разные стороны баррикад?
 «Малюсенький «Жаркий», пришвартованный к огромному «Кронштадту».  – Я беду в руки ее книгу с закладкой. – Веревочные штормтрапы, болтающиеся над бушующим морем. Казалось, буря все сорвет, все унесет. Женщины и дети с трудом удерживались на качающейся, залитой водой палубе…  Ясно вижу лица и руки людей, которые сверху, низко склонясь через фальшборт, тянулись, чтобы принять детей из рук поднимавших их моряков. Чудо, что никто из ребят не упал в воду! Зато узлы с последними пожитками исчезли в волнах. Но кто мог о них думать в такой момент?
И вот мы живы и здоровы на устойчивой палубе «Кронштадта», забыв уже пережитое около мамы, которая все еще прятала в своей меховой муфте маленькую, тихонькую Бусю…»
Я снова слышу голос Анастасии Александровны, который отвлекает меня от печальных размышлений над ее книгой…
– Так Буся с нами доехала до Бизерты. И она была с нами до 1924 года, года всех разлук. Мы так плакали, когда умерла наша любимая   Буся. Как выразить горе, когда ее маленькое тельце исчезло в водах Бизертского канала! Такое маленькое тельце, но столько верности, любви и понимания!
– А что случилось с «Жарким»?
– «Кронштадт» тащил его на буксире, но Мордвинов сказал: «Если оторвется, больше искать не будем!» И тогда  Демиян Чмель, наш боцман, прибег к последней мере, – Анастасия Александровна улыбается своей доброй улыбкой. – Он привязал икону Николая Угодника с миноносца «Жаркий» к веревке и спустил ее в воду. И «Кронштадт» шел вперед, таща за собой «Жаркого», беспомощного, без машин, без матросов на борту, до самого Константинополя, на буксире и с верой старого боцмана в Николая Угодника… Переход через Черное море продлился менее недели, хотя мне до сих пор кажется, что мы месяц боролись с бурями…

Константинополь! Золотое кольцо – за апельсин!

– Константинополь!  Этот город для меня остался в памяти на всю жизнь. Сказочное, яркое, цветистое воспоминание! – рассказывает Анастасия Александровна,  стараясь  как можно быстрее уйти от печальных воспоминаний. – После бурных ночей Черного моря бухта  при входе в Мраморное море представилась неожиданной картиной спокойных глубоких вод, залитых солнцем. Это скопище кораблей всех размеров, от броненосцев до катеров, от  пассажирских кораблей до барж, было настоящим плавучим городом.
За исключением миноносца «Живого», близнеца «Жаркого», потерянного в Черном море, обломки которого нашли много лет спустя на дне Черного моря ,  все корабли, ушедшие из Крыма,  собрались в бухте Мода...
По сведениям капитана I ранга Н. Р. Путана, с 12 по 18 ноября 1920 года на 138 военных и торговых судах, русских и иностранных , было  перевезено 145 693 человека, из которых 6628 раненых или больных!
8 (21) ноября генерал Врангель отдал два приказа: № 4187 и № 4771.
Приказ № 4771:
«Эвакуация из Крыма прошла в образцовом порядке… Сохранена грозная русская военная сила. От лица службы приношу глубокую благодарность за выдающуюся работу по эвакуации Командующему флотом вице-адмиралу Кедрову, генералам Кутепову, Абрамову, Скалону, Стогову, Барбовичу, Драценко и всем чинам доблестного флота и Армии, честно выполнившим работу в тяжелые дни эвакуации». 
Приказ №  4187:
«Тяжелая обстановка, сложившаяся в конце октября для Русской Армии, вынудила меня решить вопрос об эвакуации Крыма, дабы не довести до гибели истекавшие кровью войска в неравной борьбе с наседавшим врагом. Вся тяжесть и ответственность за успех предстоявшей работы ложилась на доблестный наш флот, бок о бок с армией разделявший труды и лишения Крымского периода борьбы с угнетателями и насильниками Родины. Трудность задачи, возлагавшейся на флот, усугублялась возможностью осенней погоды и тем обстоятельством, что, несмотря на мои предупреждения о предстоящих лишениях и тяжелом будущем, около полутораста тысяч русских людей – воинов, рядовых граждан, женщин и детей – не пожелали подчиниться насилию и неправде, предпочтя исход в неизвестность. Самоотверженная работа флота обеспечила каждому возможность принятого им решения. Было мобилизовано все, что не только могло двигаться по морю, но даже лишь держаться на нем.
Стройно и в порядке, прикрываемые боевой частью флота, отрывались один за другим от русской земли перегруженные пароходы и суда, кто самостоятельно, кто на буксире, направляясь к дальним 6ерегам Царьграда.
И вот перед ними невиданное в истории человечества зрелище: на рейде Босфора сосредоточилось свыше сотни российских вымпелов, вывезших многие тысячи российских патриотов, коих готовилась уже залить красная лавина своим смертоносным огнем.
Спасены тысячи людей, кои вновь объединены горячим стремлением выйти на новый смертный бой с насильниками земли русской. Великое дело это выполнено Российским Флотом, под доблестным водительством его контр-адмиралом Кедровым.
Прошу принять Ваше Превосходительство и всех чинов военного флота от старшего до самого младшего мою сердечную благодарность за самоотверженную работу, коей еще раз поддержана доблесть и слава Российского Андреевского флага.
От души благодарю также всех служащих коммерческого флота, способствовавших своим трудом и энергией благополучному завершению всей операции по эвакуации Армии и населения из Крыма».
–  В Константинополе оказались тысячи русских, – рассказывает Анастасия Александровна. – Французы нас поддержали, англичане отказались, Сербия, бедная и маленькая Сербия, приняла русскую армию, приняла русских как братьев… Турки к нам отнеслись с симпатией. "Русские тоже в несчастьи", говорили турки, которым  было тяжело под оккупантами, под Антантой. Хотя…
Мы будто попали в другой мир – масса людей сидят в кафе, смотрят по сторонам, спокойная жизнь, люди беззаботны. А мы голодали. Для взрослых, да и для меня было очень тяжело – когда на вас смотрят, как на отщепенцев. Турки все господами такими важными сидят в кафе и на нас смотрят.
Когда мы еще  были на рейде, масса лодок подъезжали нагруженные апельсинами, халвой. Но денег-то у нас не было. Даже драгоценностей у мамы не было. А были мамы, которые снимали золотое кольцо, привязывали на веревочку и опускали его. Торговец  брал кольцо и поднимал кило апельсинов... И дама раздавала апельсины детям и плакала...»
Вспоминая эти печальные подробности, Анастасия Александровна сохраняет спокойствие. Но в этом спокойствии чувствуется тайная, звенящая боль об увиденном и пережитом, утраченном и потерянном, о том, что она запомнила и не может забыть. И она очень хочет, чтобы моя  видеокамера запечатлела ее рассказы навсегда:
– Папа, прибывший в Константинополь раньше нас, снова вернулся  на борт «Жаркого», и мы с ним чувствовали себя снова «дома».  Все пассажиры с него сошли, и папа с экипажем работал над сборкой машин. Эта стоянка позволила «Жаркому» обрести свой привычный вид. Нам оставалось только ждать; не нами решалась наша судьба. Но каким тяжким было ожидание для тех, кто на перегруженных кораблях был лишен самого элементарного удобства! Как размещались они на «Владимире», большом пассажирском транспорте, который, будучи рассчитан на 3000 человек, имел на борту 12 000?!
Голод, отсутствие гигиены, эпидемии….
«Несмотря на то, что на большинстве судов был уже поднят желтый карантинный флаг, папа с мамой смогли побывать в городе,  – пишет Анастасия Александровна в своей книге.– Они вернулись оживленные, почти веселые, и мама рассказывала, смеясь, как папа потерял одну из туфлей, которые выдают посетителям при осмотре Айя-Софии. Он стоял на одной ноге, стараясь до нее дотянуться и не решаясь дотронуться до пола необутой ногой из боязни оскорбить мусульманские обычаи. Они  долго были под впечатлением от этого города, который для русских всегда был сказочной Византией, а теперь полностью находился во власти союзников… Оживленный, многонациональный восточный город, блестящие военные мундиры, элегантные туалеты на террасах Перы и Палаты, посольства, эскадры  – французская, английская, американская – всесильные в водах Босфора... и рядом столько нищеты!..
На углу одной из улиц родители встретили Серафиму Павловну Раден: она продавала ковер, на покупку которого так долго копила деньги еще на берегах Балтики».
И, добавлю, рядом с этими всесильными эскадрами и оживленными мундирами  – затихшие  русские военные корабли и  задумчивые русские морские офицеры, у которых в голове только один вопрос…

Что делать дальше?

Побежденная союзница Германии Турция была оккупирована войсками Антанты – союзниками России.  Эвакуация  из Крыма закончилась. Но что делать дальше?
Французское правительство признавало свои обязательства по отношению к правительству Юга России.  А Англия? Еще до эвакуации, 6 ноября 1920 года , французский морской министр написал адмиралу де Бон, командующего французскими морскими силами в Константинополе:
«Поскольку вы не располагаете достаточными средствами, договоритесь с адмиралом де Робеком о британском содействии».
Но 12 ноября главный комиссар Франции в Константинополе Дефранс дал знать своему правительству, что Лондон предписал адмиралу де Робеку... полную нейтральность. Он это подтвердил немного позже:
«По словам английского главного комиссара, представительство Его Величества не хочет принять никакую ответственность в этом деле. Что касается судьбы беженцев, он заявил, что вся ответственность ложится на Францию, которая признала правительство Врангеля».
Переговоры с представителями Балканских стран позволили высадить армию и штатских: часть Белой армии разместилась лагерем на пустынном острове Галлиполи, донские казаки – в Чатальдже около Константинополя, кубанцы – на Лемносе.
Турция, Сербия, Болгария, Румыния и Греция соглашались принять гражданское население. Оставался  Черноморский флот, который по прибытию в Константинополь был переименован в Русскую эскадру под командованием М.А.Кедрова.
Адмиралы Дюмениль и де Бон предлагали послать флот в Бизерту. «Военный флот, имея на борту приблизительно 6000 офицеров и членов экипажа, не может здесь оставаться, – телеграфировал  в Париж адмирал де Бон 28 ноября. – Я прошу разрешения немедленно направить его в Бизерту» .
1 декабря, не найдя другого выхода, Совет министров Франции согласился  направить русские военные корабли, с экипажами и членами их семей  в Тунис.
Тунисский бей, который  не раз вручал русским офицерам высшие награды Туниса за проявленные доблесть и мужество, без промедления одобрил это решение Франции.

Курс – в Африку

– Пассажирский пароход  «Великий князь Константин»,  – рассказывает Анастасия Александровна, – вышел из Константинополя в море одним из первых, взяв  семьи моряков. Мы разделяли просторную каюту с женой и маленьким ребенком Бантыш-Каменского. Можно было гулять по палубе, сидеть в удобных креслах под тентом. Вечером в большом зале под ярким светом хрустальной люстры собирались кружки любителей музыки, пения. А днем везде царили дети.
Среди них можно было видеть маленькую худенькую девочку с короткими светлыми кудряшками, неразлучную с черненьким той-терьером. Это была Настя.
– «Константин» пересекал Эгейское море, сказочно глубокое,  – увлеченно рассказывает Анастасия Александровна. –  Множество островков, где у самого берега белые дома походили издалека на большие белые камни под солнцем. Яркая картина архипелага!  Мы плыли к стране древнего Карфагена. Эней когда-то плыл той же дорогой, и Одиссей тоже…  до Джербы, острова лотофагов. Все это впоследствии будет для меня тесно связано с историей Туниса.
Стояла исключительно хорошая погода!  Ветер стал свежеть, когда мы вошли в Наваринскую бухту. Здесь почти сто лет тому назад произошел знаменитый Наваринский бой русского флота против турецкого. Встреча с Наварином, встреча с великим, славным прошлым переживалась всеми особенно обостренно в эти дни изгнания… Ученики Морского корпуса, проходя на «Алексееве», посетили маленькое кладбище ; а десятки лет спустя ученики-курсанты Морского училища имени Фрунзе, в плавании на  корабле «Перекопе», под красным флагом, слушали на рейде в Бизерте мои воспоминания о тех далеких временах! И у всех нас перед глазами стояла одна и та же картина.
 Был среди курсантов  молодой художник, который запомнил мой рассаз, и есть теперь в Петербурге большое полотно, на котором Андреевский стяг высоко развевается над Наваринским сражением.
Когда мы покидали Наварин, погода стала портиться. Небольшой пассажирский пароход начало сильно качать. Советы молодых офицеров дамам – «побольше харчить» – не имели никакого успеха. Но мама, как жена моряка, твердо уверовала в данный ей совет, и надо сказать, что она действительно никогда не страдала морской болезнью и что нас, детей, тоже никогда не укачивало.
.«Нервы разошлись» – выражение, которое я услышала в первый раз на «Константине» и которое осталось для меня навсегда связано с легкой жизнью и отсутствием настоящих забот.
В Константинополе «любящим парам» долго раздумывать не приходилось: за моряками, уходящими в Бизерту, могли следовать только лица, принадлежащие к их семье. В своей книге Анастасия Александровна пишет:
 «Надо было расставаться или венчаться, и в эти несколько дней на эскадре сыграли много свадеб. Молодоженов сразу же разлучили. В то время как мужья оставались на военных судах, их молоденькие жены были посажены на «Константин». У них-то «нервы и разошлись». Бурное море, густой туман, богатая фантазия и несдержанность молодости!
Кто-то закричал, что «Дерзкий» несется прямо на нас... Поднялся шум, крики, кто-то громко зарыдал...
– Молчать! Кликуши по каютам!
Неожиданный окрик капитана мгновенно разогнал взволнованную толпу. Бедный, всегда такой вежливый капитан! На другой день он сконфуженно просил извинения…»

Бизерта

– Помню, 23 декабря 1920 года мы увидели Бизерту, в которой многим из нас предстояло прожить всю жизнь. Мы пришли одни из первых, – рассказывает Анастасия Александровна.
И вот как их увидели с берега…
«Небо голубым куполом охватило кольцо бизертских холмов, озеро, белый город и темно-синее море.
На плоской вершине Джебель Кебира высоко над морем у ворот мертвой крепости тихо и мерно шагал бронзовый часовой. Красным маком горела на голове его феска, раскачивались голубые шаровары на ходу и белый плащ, подбитый малиновым сукном, ниспадал с плеч живописными складками. Он был одинок на этой вершине,  этот араб колониального войска и было ему скучно у железных ворот каменного форта.
Там, куда устремился его взор, разрезая синюю равнину моря стальными носами, шли военные корабли. За кормой их реяли белые флаги с голубыми крестами, а на мачтах развевались французские флаги. Линейные корабли, крейсера, миноносцы, подводные лодки, транспорта шли с моря в Бизерту, направляясь в канал.
Что за суда, какой нации? — подумал солдат, знавший только флаг французский да тунисского бея.
Шаги за ним, он оглянулся; взял ружье к ноге, встал смирно. Пришла смена часовых с разводящим. Вышел из крепости француз-сержант, позвенел ключами от боевых погребов и, указывая на идущие с моря корабли, сказал разводящему по-французски: «Вот идут русские, у них была революция и они пришли искать убежище у нас, у французов». Сержант читал газеты и увлекался политикой.
Сменный часовой еще раз посмотрел на корабли и губы его повторили по-своему слова сержанта: «Русса, Русса, Алла малекум, Русса!»  - Россия, Россия, добро пожаловать, Россия!
А  русские стальные корабли тем временем входили уже в канал Бизерты и расстанавливались на якоря и бочки французским капитаном» .
Николай Кнорринг, историк, вместе с Настей находившийся на борту парохода "Великий князь Константин", пишет в своей книге : «Рано утром мы входили в Бизерту. Прошли каналом, который соединяет большое внутреннее озеро с морем. Справа развернулась пальмовая аллея перед пляжем. Вокзал с башней в мавританском стиле. Вдали казармы, тоже восточные по виду. Перед нами развертывался городок чистый, живописный… Вместе с любопытством рождался вопрос: что будет с нами?»
Анастасия Александровна добавляет:
«Когда, огибая волнолом, «Великий князь Константин» вошел в канал, все пассажиры были на палубе. Мы тоже были там, рядом с мамой, и я думаю, что мы могли бы послужить прекрасной иллюстрацией к статье о бедствиях эмигрантов: измученная молодая женщина – маме было около тридцати лет – в платье, уже давно потерявшем и форму, и цвет, окруженная тремя исхудавшими до крайности девочками...
После всех опасностей и лишений длительного перехода по Черному и штормовому в это время года Средиземному морю мы дошли наконец до нашей последней стоянки.
«Просторный залив, изогнувшись между Белым мысом и мысом Зебиб, был залит солнечным светом. Было тихо и удивительно безветренно,  пишет Анастасия Александровна в своей книге. Вне сомнения, появление целой эскадры, где на военных кораблях женщины и дети были, как у себя дома, стало необычным событием для жителей маленького городка, которые смотрели на это зрелище с интересом и даже с симпатией. Для нас же после всего пережитого этот последний причал казался залогом более спокойного, хотя и неизвестного, но радужного будущего. Давно уже наши родители привыкли жить настоящим, а дети вообще никогда не заботятся о завтрашнем дне. Мы с интересом разглядывали пляжи и пальмы, новенькие дома и минареты мечетей и красочную толпу вдоль оживленной набережной – много красных фесок и белых широких восточных одеяний среди строгих костюмов и военных мундиров».
Приведу также свидетельство Владимира Берга:
«Что такое Бизерта? Бизерта – это сказка, пятилетний сон, красивый и фантастичный. Бизерта – это море, как беспредельный темно-синий сапфир в оправе золотых берегов, песков пустыни... Бизерта – это белый город с куполами магометанских мечетей и готического католического храма... Бизерта – это зеленый оазис среди песчаных холмов и гор... В глубине, в оправе серых гор, покрытых лиственными лесами, овальным зеркалом лежит большое озеро...»" .
Итак, рано утром 23 декабря 1920 года «Великий князь Константин» вошел в бизертский порт. Обогнув волнорез, поврежденный немецкой миной, он шел вдоль канала. Анастасия Александровна продолжает свой рассказ:
– Мы стояли на палубе и смотрели на маленький, чистенький, живописный и спокойный город... «Константин» отдал якорь у противоположной стороны канала, у южного берега, который казался малонаселенным. Никто из беженцев не понимал, почему французы выбрали для стоянки именно это место.
Потом мы приветствовали появление каждого нового корабля. Праздником стал день 27 декабря, когда за волнорезом появились огромные башни линкора «Генерал Алексеев». Он доставил в Бизерту гардемаринов и  кадетов Севастопольского морского корпуса. Особенно торжественно был отмечен приход флагманского трехтрубного крейсера «Генерал Корнилов» . Командующий эскадрой Кедров со своим штабом стоял на мостике крейсера и приветствовал каждое русское судно, уже стоявшее в порту. К 29 декабря суда, покинувшие Константинополь с первым конвоем, были в Бизерте. После этого Кедров сдал командование эскадрой контр-адмиралу Михаилу Андреевичу  Беренсу и выехал в Париж. Начальником штаба был назначен контр-адмирал Александр Тихменев.
На  всех русских судах сразу же были подняты желтые карантинные флаги - самый верный способ помешать беженцам покинуть корабли. Люди, все потерявшие, пережившие бесчисленные опасности, стоящие обезоруженными перед полной неизвестностью, как могли они думать, что для кого-то представляют угрозу? Только много позже я узнала, что французское правительство, соглашаясь принять русский флот в Бизерте, рекомендовало адмиралтейству принять меры предосторожности... против «большевистского вируса!
Как же хотелось русским людям сойти с палубы на землю! Вот послушайте стихи:
Так тянет в рощи, в степи, в горы,
Где зелень, счастье и цветы,
Уйти от праздных разговоров,
От скуки, сплетен, суеты...
Но желтый флаг тоскливо вьется,
Но гладь морская широка,
И сердце так уныло бьется,
И всюду хмурая тоска.
Молчит корабль в тиши залива,
На мачте красный огонек,
А черный берег молчаливо
Манит, таинственно далек.
Это написала в те дни молоденькая девушка по имени Ирина,  дочка Николая Кнорринга, разделившая судьбу шести тысяч русских эмигрантов, оказавшихся в Бизерту.

Последние позывные SOS…

Корабли  Русской эскадры плыли с французскими флагами на грот-мачтах, а на корме развевались Андреевские флаги. Первый конвой, вышедший из Константинополя в декабре 1920 года с заходом в гавани в Наварине и Аргостоли, находился под начальством капитана I ранга Бергасс дю Пти Туар (Bergass de Petit Thouars), командира французского крейсера «Эдгар Кине» («Edgar Quinet»), и состоял из четырех дивизионов.
–  Всем было известно, каким опасностям подвергается Русская эскадра, – рассказывает Анастасия Александровна. – К тому же все корабли были в плохом состоянии, не хватало опытных моряков. Переход совершался в самое ненастное время года, и надо было ожидать неизбежных бурь. Но выбора не было.
Застигнутые ураганом при выходе из Аргостоли  «Звонкий», «Зоркий», «Алмаз», «Якут» и «Страж» получили серьезные повреждения и посылали сигналы «SOS»…
Старый линейный корабль «Георгий Победоносец» чудом не разбился о скалы Сицилии. У миноносцев «Жаркий» и «Звонкий» отказывали машины, и моряки пытались идти под парусами.
В штормовую ночь с 14 на 15 декабря 1920 года «Жаркий», на буксире у «Голланда», у которого самого машина была не в порядке, вдруг лег на левый борт, и один из буксирных тросов оказался у него под кормой. Огромные волны, прокатываясь по палубе, сносили все, что было возможно: бочки с нефтью, вспомогательную динамо-машину, сорвали прожектор с мостика. Пожар бушевал в кают-компании.
В эти безысходные минуты вдруг раздался  отчаянный, уносимый бурей призыв о помощи: «SOS»; «SOS» – 
И ничего больше... Молчание…
Это были последние позывные французского корабля «Бар-ле-Дюк». В  ту страшную ночь он ударился о скалы и раскололся. На помощь пришли «Звонкий» и английский миноносец. Они спасли семьдесят французских моряков. Другие, в том числе и три русских морских офицера, погибли...
К 29 декабря все суда,  кроме «Жаркого», покинувшие Константинополь с первым конвоем, были в Бизерте. Проходили дни, но никаких вестей о миноносце не поступало…

Последний переход  «Жаркого»

В своем рапорте от 30 декабря 1920 года капитан I ранга Бергасс дю Пти Туар написал: «Жаркий» запаздывает. Кедров считает возможным и даже вероятным неподчинение командира... молодого, увлекающегося офицера, который прекрасно мог зайти в Грецию…».
Анастасия Александровна возражает французскому офицеру:
– «Жаркий» не мог дать о себе знать, так как все радиоприборы были выведены из строя. Мой отец не может быть обвиненным в неподчинении: сложившиеся обстоятельства заставили его войти в Котрон и на Мальту. Конечно, он мог этого избежать, покинув Аргостоли на буксире. Сделал ли он все возможное, чтобы «Кронштадту» удалось взять его на буксир? Он всегда утверждал, что все попытки оказались тщетными, что буря срывала буксирные тросы, унося миноносец в глубину бухты с опасностью для него быть разбитым на скалах. Но, рассказывая про эти неудачи, заставившие «Кронштадт» уйти одному, он прибавлял: «Путь добрый!», и глаза его весело блестели...»
И у Анастасии Александровны, когда она рассказывала об одиссее своего отца и его корабля, глаза тоже часто весело блестели:
– «Когда «Жаркий» вышел из Аргостоли, море было спокойное, и целый день стояла хорошая погода, но к вечеру у берегов Калабрии их настиг шторм. Новые повреждения заставили «Жаркий» искать убежище в какой-нибудь пустынной бухточке... К счастью, им пришел на помощь итальянский миноносец  «Л'Инсидиозо» (L’Insidioso) и дотащил их до Котрон.
«Командир этого корабля, , вспомнив Мессину, пригласил русских офицеров на обед, пишет Анастасия Александровна в своей книге.
Узнав, что эти последние колебались за неимением приличного платья, он заявил, не без юмора, что приглашает «не шинели, а товарищей в беде». Этот братский вечер вокруг гостеприимного стола, где вермут имел вкус времен давно прошедших, где воспоминания о глубокой древности, о Пифагоре и его законах отодвинули на миг тяжелую действительность, остался светлым пятном в трудном путешествии».
Мессина, город на острове Сицилия. В декабрь 1908 года  моряки  и гардемарины  четырех русских военных кораблей первыми приходят на помощь оставшимся в живых жителям этого города, пострадавшим от страшного землетрясения. Невзирая на опасности, – землю несколько дней продолжали содрогать подземные толчки, – они спасали людей из-под развалин домов.
Императором России Николаем II выпуску гардемаринов, спасавших итальянцев, было присвоено наименование Мессинского.
Приведу отрывок из приказа начальника соединенных отрядов Балтийского моря:  «Много поработали русские моряки при оказании помощи населению города Мессина, разрушенного ужасным землетрясением. Весь мир говорил об их бесстрашии и самоотверженности; наряду с геройскими поступками были менее заметные, но столь же заслуживающие хвалы подвиги человеколюбия, трогавшие иностранцев и показавшие им всю доброту русского сердца...»
Среди русских героев, которых итальянцы называют до сих пор «голубыми ангелами», передавая рассказы о них из поколения в поколение, был молодой гардемарин Александр  Манштейн. О пережитом  в Мессине он рассказал вместе со своими товарищами в книге, отрывок из которой я публикую в приложении…
…Покинув гостеприимный Котрон, «Жаркий» шел в Бизерту . Вопрос нехватки горючего снова возник, когда «Жаркий» не встретился с «Кронштадтом» у берегов Сицилии, где он должен был загрузиться углем. Оставалось только одно: идти на Мальту, несмотря на запрет  французов проникать в английские воды.
Избегая лоцмана, которому нечем было заплатить, «Жаркий» вошел в Ла Валетту и стал на якорь  прямо посреди порта. Реакция властей не заставила себя долго ждать. Английский офицер появился через пять минут. Он был любезен, но тверд: английский адмирал, будучи очень занятым, освобождал русского командира от протокольного визита и просил не спускать никого на берег.
–  Замечательный народ, эти англичане! Умеют говорить самые большие грубости с безупречной вежливостью! –  охарактеризовал командир Манштейн этот инцидент.
Но как быть с углем? Вопрос разрешился на следующее утро. Помощник начальника английского штаба, офицер, служивший во время войны на Русском фронте, награжденный орденами Владимира и Станислава, дружески представился своим русским соратникам. Он предложил лично от себя обратиться к французскому консулу, который с полного согласия Парижа снабдил миноносец углем.
«Жаркий» покидал Ла Валетту в праздничный день нового, 1921 года, и вслед ему долетали на разных языках, в том числе и на русском, пожелания новогоднего счастья, и несколько букетиков фиалок, брошенных с мальтийских гондол, плыли за его кормой…
Еще несколько часов, и «Жаркий» бросит якорь на рейде Бизерты.
Приведу отрывок из книги Анастасии Александровны:
– Бравый Демиан Логинович Чмель переживал с нами отсутствие «Жаркого». Каждое утро, с восходом солнца, он уже был на палубе и обозревал горизонт. Он и увидел его первым!
2 января 1921 года, в 6 часов утра, мы проснулись от стука в каюту:
– Зоя Николаевна, «Жаркий» пришел!
В утреннем тумане, на гладкой воде рейда, маленький миноносец, наконец на якоре –  спал... спал в настоящем смысле слова. Никого не было видно на палубе. Ничего на нем не двигалось… Люди проспали еще долго, и мы поняли почему, слушая их рассказы о последнем переходе…»
О «сне миноносца» рассказывает и  Сергей Терещенко, член экипажа:
«Солнце Африки освещало позолоченное изображение миноносца «Жаркий», висевшее в каюте командира, выше кушетки, на которой неподвижно лежал капитан Манштейн....
Мертвая тишина царила над миноносцем. Никто не появлялся на борту. Офицеры и матросы, отупленные столькими годами боев, лишений и нищеты, спали крепким сном, который укачивал, не прерывая его, легкий плеск голубых вод озера Бизерты» . 

С благодарностью

И еще с одним членом экипажа я рад вас познакомить.
В конце  2010 года произошло несколько чудесных событий. 3 декабря я был в Санкт-Петербурге, куда приехал на конференцию «Судьба Русской эскадры в Бизерте. 90 лет спустя», приехал из далекой Бизерты, от Храма Александра Невского. И вот стою около Александро-Невской Лавры, любуюсь ею  и снимаю на камеру прекрасный, в белоснежном одеянии выпавшего ночью снега Невский проспект. Ко мне подходит мужчина, спрашивает: «Не знаете ли вы, где здесь конференция про Эскадру в Бизерте…»  Мы представились. Алексей Попов оказался... моим соседом по Подмосковью, из Троицка!  Я подарил ему фильм «АНАСТАСИЯ», который случайно оказался в моем кофре, сказал, о чем этот фильм. И тогда он, потрясенный,  мне сказал, что у него есть такое, что…
Я застыл еще более потрясенным! Невский проспект, Александро-Невская лавра, незнакомый человек, который мне рассказывает… о миноносце «Жаркий» и о том, что у него есть документы члена экипажа! Уму непостижимо!
14 декабря Алексей Попов прислал на мой E-mail копии нескольких  страниц из дневника  радиста с эсминца «Жаркий»! Николая Смирнова!  А сохранили это драгоценное свидетельство эпохи его дочери – Марина и Татьяна.
И от Марины тоже  пришло письмо...
«Уважаемый Николай!
Вам пишет Марина Попова-Смирнова, старшая дочь  радиотелеграфиста эсминца "Жаркий" Николая Александровича Смирнова. С большим интересом посмотрели всей семьей Ваш фильм "АНАСТАСИЯ". Очень хорошая работа, и спасибо Вам большое!
Дочери Анастасии Александровны - почти наши с сестрой ровесницы (1940 и 1947 - годы их рождения, 1941 и 1945 - нашего). Интересно было бы с ними  встретиться!
В записках папы не так много о Бизерте. Есть интересная,  на мой взгляд, глава "Гонки" (в приложении – стр. 193, 204, 205) о матросских парусных гонках шлюпок эскадры  Бизерта – Сиди-Абдалла и обратно, в которых шлюпка  "Жаркого", ведомая моим отцом, заняла 2 место (из сорока).  Отец привил мне любовь к морю и парусу. В 17 лет я выиграла  первенство Советского Союза среди девушек.
В записках больше  говорится о времени, предшествовавшем исходу  из Крыма, о службе на "Жарком" в Севастополе, о переходе Севастополь – Константинополь.  Он описывает волнения в городе на Пасху 1919-го после бунта на французском корабле "Mirabeau",  бурю во время  перехода через Черное море, столкновение с "Борисом" и  гибель последнего.
В 1993 г. отец написал короткое Послесловие к Запискам. В приложении – последняя страница из него. Прилагаю также фотографию отца того времени (1919) и фото эсминца "Жаркий" в Севастополе.
Всего доброго!  Марина»
Искреннее спасибо вам, Марина, Татьяна и Алексей!  С вашего разрешения и с надеждой, что дневник  вашего отца будет напечатан полностью, публикую  из него один отрывок.
Вот как молодой радиотелеграфист Николай описывает приход эсминца «Жаркий» в Бизерту.  Сохраняю его текст, написанный от руки, без изменений:
«Подошелъ лоцманскiй катерокъ. Дъло чуть не кончилось трагедiей – круковой съ катера упалъ въ воду, съ большимъ трудомъ его выловили передъ самыми винтами.
Идем каналомъ, соединяющимъ море с бизертскимъ озеромъ, могущимъ вмъстить цълый флотъ. Въ немъ видън лъсъ мачтъ русской эскадры. По берегамъ канала стоятъ толпы арабовъ въ бълыхъ бурнусахъ и рукоплещутъ. Такъ встръчали всъ русскiе корабли».
И  приведу еще одно свидетельство из книги, которую я получил от Наташи Соланж Себаг, француженки, подруги Анастасии Александровны. Рассказывает Сергей Терещенко,  книгу которого я уже цитировал.
Представьте себе голубое Средиземное море, русский корабль под Андреевским флагом и белые дома Бизерты на берегу. Наступил вечер 2  января 1921 года.
 «Александр Манштейн стоял перед выстроенным на палубе экипажем «Жаркого». 
– Господа, плавание закончено. Если победа не увенчала наших усилий, наши души по крайней мере спокойны. Мы все исполнили наш долг по отношению к Родине. Эскадренный миноносец  «Жаркий», мы тебе возвратили честь. Ты искупил единственную ошибку, которую  ты совершил.
Волнение, которое сжимало его горло, передалось и другим. Все знали, что «Жаркий» был первым кораблем Черноморской эскадры, который восстал, в начале революции, против адмирала Колчака, бывшего тогда Главнокомандующим флота .
И Манштейн добавил:
– Завтра все будет по-другому, господа. Мы рассеемся по всем уголкам мира. Но где бы мы ни были, всегда давайте помнить, что мы  – Русские. Если надо, будем нищими, но все равно останемся Русскими, до последнего вздоха. Поклянемся, что во всех  испытаниях, которые нас ожидают, быть Русскими! И будем держаться также стойко, как наши отцы в славном Прошлом.
За бортом «Жаркого» простирался залитый солнцем пейзаж  французской Африки.
Для моряков начиналась новая жизнь вдали от Родины, потерянной надолго и, может, навсегда».
Второй конвой, состоявший  из двух дивизионов  миноносцев,  покинул Константинополь в январе 1921 года  и встретил циклон в Эгейском море. Разбросанные бурей корабли дошли до Бизерты через много дней.
6 февраля пришли эскадренные миноносцы «Гневный» и «Поспешный».
16 февраля  – ледоколы «Илья Муромец» и «Гайдамак».
14 февраля – броненосец «Георгий Победоносец».
17 февраля последними пришли  эскадренный миноносец «Цериго» и  ледокол «Джигит».
– Что все корабли дошли до места назначения, кажется чудом! – убежденно говорит Анастасия  Александровна. – Чудом, которым мы обязаны нашим морякам и деятельной помощи французского флота!
В начале 1921 года русский офицер-подводник Нестор Монастырев записал в своем дневнике: «Настроение у всех (пришедших в Бизерту) было хорошее: главное – пришли и целы. Так что первый тост на Нновый год был достаточно радостным: «За скорейшее возвращение!». Тогда еще ни у кого не было никаких сомнений. Многие верили, что приведут себя в порядок и вернутся на Родину».
















ДЛЯ ВЕРСТКИ                С НОВОЙ СТРАНИЦЫ


Глава пятая.
БИЗЕРТА. ПОСЛЕДНЯЯ СТОЯНКА

В конце декабря 1920 года – феврале 1921 года на 33 кораблях в Бизерту пришло более шести тысяч человек. Состав эскадры: два линкора «Генерал Алексеев» и «Георгий Победоносец», крейсер «Генерал Корнилов», вспомогательный крейсер «Алмаз», 10 эскадренных миноносцев, четыре подводные лодки и еще 14 кораблей меньшего водоизмещения, а также недостроенный танкер «Баку» .
Пароход «Великий князь Константин» вернулся в Константинополь.
Флагман Русской эскадры – линейный корабль «Генерал Алексеев», один из самых современных кораблей того времени. Крейсер «Генерал Корнилов», на котором размещался штаб генерала Врангеля, бывший «Кагул»,  он же – восставший в 1905 году под красным флагом «Очаков». Эскадренные миноносцы типа «Новик» – современные боевые корабли.   Подводные лодки  – последних проектов. Каждый корабль имел свою  боевую «биографию».
Общее число беженцев составляло 6388 человек, из которых – 1000 офицеров и кадет, 4000 матросов, 13 священников, 90 докторов и фельдшеров и 1000 женщин и детей.
Так на земле Туниса,  среди пальм и минаретов, под синим небом "Африки моей", говоря словами Пушкина, возникло «русское поселение» на воде! Как образно написал  в своей книге «Последние гардемарины» капитан первого ранга Владимир Берг, русские в Бизерте «составляли маленькое самостоятельное русское княжество, управляемое главой его,  вице-адмиралом Герасимовым, который держал в руках всю полноту власти. И он, как старый князь древнерусского княжества, мудро и властно правил им, чиня суд и расправу, рассыпая милости и благоволения».
Реакция в самом Тунисе на приход Русской эскадры была самая разная – от рукоплесканий простых людей до крайней озабоченности политиков. Приведу мнение директора одной из влиятельных тунисских газет того  времени – «Тюнези франсэз»  – Х.Тридона (декабрь 1920 года):
«Абсолютно никакого энтузиазма не вызывает у нас вид врангелевского флота в Бизерте... Кто эти люди, мы их не знаем. Среди них, возможно, есть элементы, особо опасные тем, что в состоянии спровоцировать столкновения с нашими войсками... Они сейчас посажены на жесточайший карантин... Мы рекомендуем всем торговцам в Бизерте относиться к русским с осторожностью – какой валютой собираются оплачивать они свои покупки?... Можно и не проповедовать большевистские взгляды, чтобы увидеть, с какой наивностью французское правительство выбросило миллиарды франков, снабжая генералов и их так называемые контрреволюционные войска всем необходимым, а эти генералы и эти войска фактически нигде не устояли против красных армий..."
Ему ответил русский морской офицер Владимир Берг:
«Ярко-желтые флаги взвились на мачтах. Французский карантин покрыл русские суда. Никто не смел съехать на берег, никто не смел подойти к нам. Что за болезнь была на эскадре? Оспа, тиф или чума? Нет! Не того опасались французы: от тифа, чумы – есть прививка. Мы шли из страны ужасной болезни: красной духовной проказы, и вот этой заразы, пуще другой, боялись французы» .
Анастасия Александровна пишет в своей книге:
«По прибытии в Бизерту офицеры были обезоружены и первое время находились под строгим надзором. Адмирал Кедров в своем обращении к французским властям высказал то, что чувствовали все офицеры:
«Принесли бы мы с собой чуму, были бы мы вашими врагами или вашими пленными, мы не были бы приняты по-другому».
Тем сильнее его чувство благодарности к адмиралу де Бону за оказанный им прием в Константинополе: «В нашем несчастье ничего не могло нас больше тронуть, чем выражение этой симпатии. Мы этого никогда не забудем. Почему же  нас принимают как врагов на французской территории?»
Многие французские офицеры задавали себе тот же вопрос».
– На африканскую землю мы вступили не сразу. Корабли стояли  на якорях у южного берега Бизертского канала и в бухте Каруба и  охранялись тунисскими часовыми, – продолжает расказывать Анастасия Александровна. – Большинству и в голову не приходило, что за нами следят. Адмирал Дарье (Darrieus), морской префект в Бизерте,  докладывал  в Париж 25 декабря 1920 года: «Русский флот стал на якорь у южного берега узкой части канала и в бухте Каруба. За ним наблюдают катера и патрули на суше. Дредноут «Франс» проверяет узкую зону канала и централизует сведения».
Верили ли действительно французские власти в «вирус большевизма» и в возможность изолировать более 6000 русских  в уголке Зарзуны? Или был корыстный расчет? Еще во время пребывания эскадры в Константинополе адмирал Дюмениль приложил все усилия, чтобы убедить Совет министров в материальной выгоде для Франции. Он телеграфировал в Париже: «Согласны ли Вы взять военный флот (России)  в залог? В таком случае я предлагаю Вам послать его в Бизерту как можно скорее... Наибольший интерес для нас представляют новый 23-тысячетонный «Алексеев», корабль-мастерская «Кронштадт» и большие миноносцы». В дальнейшем, адмирал Дюмениль был в курсе намерений французского правительства отослать обратно русских моряков в Россию, оставив корабли в Бизерте под надсмотром французских специалистов.
Со своей стороны адмирал Дарье сообщал в Париж: «Я видел адмирала Кедрова... По его словам, он никогда не слышал о предложении Врангеля отдать флот в залог Франции». Префект одновременно писал, что невозможно «оценить»  (!!!) корабли, пока они находятся «у русских». С одной стороны, под предлогом «санитарных причин» корабли были поставлены в карантин; с другой стороны, адмирал Кедров принял все меры, чтобы помешать появлению на кораблях  французских техников, объяснив префекту, что в его распоряжении «находятся русские квалифицированные инженеры».
– Надо признать, – эти свои мысли  Анастасия Александровна повторяла неоднократно, – что длительное пребывание Русской эскадры в стране протектората было связано для Франции с очень большими проблемами. Но какой бы ни была политика правительства, зависящая от складывающихся в данный момент обстоятельств, всегда за ней стоят люди. В годы, когда решалась судьба Русского флота, французские офицеры  в Тунисе сделали все, чтобы помочь своим бывшим союзникам.
Ни один русский моряк, переживший агонию флота, не забудет имя адмирала Эксельманса (Exelmans).  Верный своему рыцарскому понятию о чести, адмирал не поколебался пожертвовать карьерой во имя своих убеждений . Адмиралы Варней (Varney), Гранклеман (Grandclement), Жэен (Jehenne) тоже оставили в памяти моряков светлые  воспоминания.
Но если командование Русской эскадры было в курсе «проблемы финансов», то большинство моряков ничего, кроме смутных слухов, о них не знало.
Наконец, русским позволили сойти на берег, а те, кто пожелал вернуться на родину, отправились в январе 1921 года на борту «Константина» обратно…

Русские на тунисском берегу

– Потом нам не мешали сходить на берег, – продолжает свой рассказ Анастасия Александровна. –  Но денег ни у кого не было, покупать мы ничего не могли, языка мы  не знали. Так что жизнь, особенно для детей, шла на корабле. Это был наш особенный мир, где все было по русским обычаям.
«Город на воде!» Учеба для гардемаринов была организована  сначала на крейсере «Генерал Корнилов», православная церковь и детская школа – на «Георгии Победоносце», ремонтные мастерские  – на «Кронштадте». Год за годом на российских кораблях поднимались и спускались с заходом солнца Андреевские флаги, моряки несли военную службу, отмечались православные праздники, в корабельном храме славили Христово Воскресение, в городском саду  Бизерты играл оркестр «Генерала Корнилова», собирая  много народу.
Капитан 2 ранга  Н.А.Монастырев приводит интересные факты:
«В театре Гарибальди были поставлены сцены из «Фауста» и «Аиды», участвовали  офицеры, команда и эскадронные дамы. Спектакль прошел прекрасно! Несмотря на ограничение средств, благодаря дарованию, присущему русским, наше искусство всегда будет на высоте».
Эскадронные дамы всегда будут на высоте! Они создадут  в Тунисе музыкальные и балетную школы, в которых получат хорошее образование французские, итальянские и тунисские дети.
С лета 1921 года Н.А. Монастырев начал издавать «Морской сборник», журнал по истории Русского флота, в котором публиковались статьи как по морскому делу, так и о событиях Первой мировой и Гражданской войн. «Журнал является книгой, где офицеры, интересующиеся морским делом и историей войн, могут освежить и пополнить свои знания», – подчеркивал Нестор Монастырев.
Процесс издания журнала проходил таким образом: по ночам делались макеты «Морского сборника», потом они отвозились в литографию Морского корпуса, а затем «Морской сборник» рассылался  по почте в 17 стран, включая, отметим,  и Советскую Россию. И там его тоже читали! Издававшийся в то же самое время в Ленинграде советский «Морской сборник» писал: «На эскадре, личный состав которой весьма гордится своим «эскадренным» существованием, даже заведен «Морской сборник», которому по иронии судьбы дала приют подводная лодка «Утка».
Ирония иронией, но не только морские офицеры в Бизерте ждали его и зачитывали до дыр. И в  далекой России тоже! Всего Нестором Монастыревым и его товарищами было сделано 26 выпусков «Морского сборника» .

Первое Рождество

Анастасия Александровна подробно рассказывала  мне об этих годах, о тех, с кем ее свела судьба. В ее книге – яркие портреты русских людей.
–.Мы снова были на «Жарком» в бухте Каруба, между «Звонким» и «Капитаном Сакеном», в длинном ряду миноносцев под охраной черного часового на недалеком берегу. Можно сказать, что мы жили в плавучем городе…. 
Так наступило наше первое Рождество в Африке. Седьмого января для детей, с помощью французов, на «Алексееве» была устроена елка. Люша и Шура были еще очень маленькими, и мама не могла их оставить. За мной должен был кто-то приехать. После обеда шлюпка с «Корнилова» подошла к «Жаркому», и первый раз в жизни я увидела Татьяну Степановну Ланге.
Папин друг еще по корпусу, Александр Карлович Ланге, женился на ней в Константинополе, поэтому мы ее не знали. Молодая женщина, которая за мной приехала, покоряла с первого взгляда, как будет покорять всех до глубокой старости, доживя до 90 лет. Все в ней нравилось: спокойная неторопливость, какое-то особое милое обаяние, улыбающийся, иногда с ласковой усмешкой, взгляд, даже когда глаза перестанут вас видеть. Такой останется она навсегда, до самой смерти.
В тот далекий день в начале 1921 года я была около нее на большом броненосце с кадетами Морского корпуса. Некоторые из них были еще совсем маленькими, многие оторваны от семьи, были и сироты. Жены преподавателей и персонал корпуса занимались детьми с большой любовью. Все выглядело празднично, весело. Под ярким январским солнцем большая елка на палубе, мандарины, финики, разные печенья – дар страны, которая встретила нас с улыбкой.
Французы всегда нам на Рождество посылали и елку, и гостинцы, и, как видно, муку, и сахар. А повар Папаша и для елки делал пирожки, пирожные. И на Пасху делал такие куличи, что все помещения "Георгия" пахли куличами...
По завершении молебна был спектакль народных танцев и, совсем неожиданно, появились боксеры – один из них, в черной маске, так и остался для нас навсегда таинственным незнакомцем. Таким запомнилось первое Рождество в Бизерте.
После праздничных дней жизнь установилась монотонная и спокойная. Для меня она сводилась к трем миноносцам – «Звонкий», «Жаркий», «Капитан Сакен», и к семьям их командиров – Максимовичи, Манштейны и Остолоповы. Мы, дети, легко переходили с одного корабля на другой. Я   запомнила большой миноносец «Цериго», прибывший в феврале, благодаря его красному цвету: не хватило времени закончить покраску; он так и остался покрытый красным суриком.
Наш детский мир был очень ограничен: только шесть ребят, скорее четверо, так как  мои сестры, Люша и Шура,  довольствовались друг другом. Самая старшая из нас  – лет двенадцати –  была Вера Остолопова. Она и ее брат Алеша носили имена родителей: Вера Эрнестовна и Алексей Алексеевич Остолоповы были исключительно дружной парой. Мишук Максимович, резвый и симпатичный мальчик, был моложе меня. По-моему, мы никогда не скучали, хотя места для игр не хватало, но вокруг было небо и море и в эту зиму – много яркого солнца.
Моей первой школой была маленькая школа в Пешри. Каждое утро мы на шлюпке подходили к низкому и пустынному берегу, незаметно переходившему в зеленый луг, пересекать который было одно удовольствие.
На берегу  просторного и тихого озера, в глубине которого виднелись очертания Джебель-Ишкеля, под ярким солнцем, мы жили в закрытом мире, ничего не зная об окружающей нас стране. Да и она о нас ничего тогда еще не знала.
В бухте Каруба, где стояли миноносцы и канонерки, в бухте Понти, где у берега стояли подводные лодки, на рейде, куда вернулись «Алексеев» и «Корнилов», всюду сердца моряков ожидали:  история для них остановилась, время замерло!
Удивительное лето 1921 года! Как доходили новости до наших потерянных берегов?! Знаю только, что под внешним спокойствием монотонного существования сердца переходили от радужных надежд к самому глубокому отчаянию. Особенно трудно было молодым, одиноким, оторванным от семей. В первые же месяцы было несколько самоубийств: Шейнерт, Батин, Шереметевский. Двадцатитрехлетний Коля Люц оставил письмо: в нем он  просил прощения у товарища за то, что покончил с собой  из его револьвера.
Ходили слухи о сокращении состава эскадры. Многие семьи покинули корабли и были размещены в лагеря: Айн-Драхам, Табарка, Монастир, Надор, Papa. Они искали работу, главным образом на французских фермах.
В конце 1921 года мы все еще были в Карубе. Помню, что 6 ноября - праздник Морского корпуса – был отпразднован на «Корнилове» по традиции гусем с яблоками...
Для решения вопросов по содержанию эскадры и Морского корпуса командующий эскадрой вице-адмирал  Михаил Александрович Кедров отбыл во Францию. На его место был назначен Михаил Андреевич Беренс. До сих пор я не могу без горечи думать о чувстве унижения, которое должен был испытывать этот выдержанный, достойный человек с выдающимся прошлым морского офицера, сталкиваясь с неприятными денежными вопросами. Ему, безусловно, было хорошо известно, что французское правительство предполагало покрыть свои расходы, зачислив во французский флот некоторые русские корабли.
Сочувственно относясь к  русским, французы не могли оставить без помощи такое количество людей, лишенных средств к существованию, среди которых были больные и  раненые,  старики и дети-сироты. Но Париж  предписывал  «сократить до минимума расходы по содержанию русского флота» .
Вот что сообщал Комитет  Французской Африки:
«Когда в марте 1921 года  встал вопрос о поисках работы для русских, то мы  столкнулись с тем, что не было составлено заранее никакой классификации по категориям трудоспособности и квалификации людей, направленных в Тунис. Большинство принадлежало к дворянскому или мещанскому сословию или же к военно-морскому флоту. Некоторые офицеры и матросы прибыли с семьями.
Тунисская пресса строго отнеслась к эмигрантам. Евреи вспомнили, что Врангель имел репутацию антисемита, социалисты видели в них штрейкбрехеров, рабочие организации и туземное население протестовали без всякого милосердия против возможных конкурентов. Но несмотря на эти малоблагоприятные условия, на слишком пассивную покорность некоторых из новоприбывших и неспособность многих проникнуться своим положением и к нему приспособиться, администрация и частные лица приняли на службу в апреле и мае добрую половину этих случайных эмигрантов.
Требовались главным образом земледельческие рабочие (2050), техники (100), рабочие в рудники (80). Кроме того, около ста женщин устроились гувернантками или прислугами.
Эти 2825 русских, которые довольствуются скромным заработком, полностью удовлетворяют себя своей работой».
В июне 1921 года в лагерях вокруг Бизерты и в глубине страны насчитывалось 1200 человек.
На кораблях Эскадры оставался  военный персонал, самый необходимый для их поддержания в строю. Семьи  были собраны на броненосце «Георгий Победоносец».  Итого на кораблях в 1921 году находилось 1400 человек. Их численность будет уменьшаться из года в год.
Корабельные склянки отбивали часы уже другой, эмигрантской жизни, но экипажи судов еще не знали об этом. Они поддерживали твердый уставной порядок несения службы. Русские моряки ждали, изо дня в день, из месяца в месяц ждали, что их боеспособность еще пригодится Отечеству...

Морской корпус

Если беженцы из числа гражданских думали о хлебе насущном да о том, как устроить свою новую, далеко не легкую жизнь, то часть морских офицеров, не теряя духа, решила воссоздать в Бизерте Морской корпус.
Морской корпус - это детище Петра I. Корпус был создан в России в 1701 году по Высочайшему указу Петра I об основании Навигацкой школы. 23 июня 1701 года под Навигацкую Школу отвели Сухареву башню со всеми бывшими при ней строениями и землей. В 1701 году учеников в школе было очень немного, всего четыре человека, а в 1702 году был уже полный комплект в 200 человек.
Первое название было Школа математических наук и навигации.  Затем – морское училище. Со временем учебное заведение получило имя Морского корпуса.
Вот что  о Морском корпусе в Бизерте рассказала мне Анастасия Александровна…
– Морской префект, вице-адмирал Варней, отвечая на просьбу контр-адмирала Машукова, предоставил Морскому корпусу  в начале 1921 года военный форт Джебель-Кебир, расположенный в шести километрах от Бизерты, и у его подножья – лагерь Сфаят, чтобы разместить  в нем персонал и семьи.
Первым в нем обосновался капитан I ранга М.А. Китицын со своей знаменитой Первой Владивостокской ротой. Они пережили агонию Морского корпуса в Петрограде и исход из Дальнего Востока. Они пересекли в тяжелых условиях океаны и моря, чтобы добраться до Севастополя в часы эвакуации Крыма. В Бизерте с помощью французских военных они подготовили форт для  поселения младших собратьев, остававшихся на «Алексееве».
Стены Джебель-Кебира, который посетил в 1900 году русский  адмирал Бирилев, семья которого тоже теперь оказалась в Бизерте, станут последним убежищем Морского корпуса.
 «Наши сверстники, младшие кадеты, очень часто рассказывали о том знаменательном дне, когда, покинув «Алексеев» на французском буксире, они высадились в Зарзуне, чтобы идти  в Кебир,  – пишет Анастасия Александровна в своей книге. – Каждый мог что-нибудь рассказать об этом походе с мешком за спиной и в тяжелых военных сапогах. Взвод сенегальцев под командованием французского лейтенанта проводил их до бани в военный лагерь. Бен Негро?. Ремель?.. Больше часа под жарким солнцем, но хороший душ, чистое, прошедшее дезинфекцию белье – и усталости как не бывало! Но увы, надо было двигаться в обратный путь – вдвое длиннее и мучительнее первого, ибо шел он в гору до самого Джебель-Кебира.
В первый раз кадеты, к удивлению прохожих, шагали  по улицам Бизерты и, пройдя весь город, вышли на шоссе, поднимающемся в году. Оставалось пройти еще километров пять,  но под проливным дождем! «Гора Джебель-Кебир, – объяснял русскому офицеру сопровождающий  французский офицер, – по высоте равна Эйфелевой башне».
Бедный, такой вежливый лейтенант! Он шел рядом с капитаном Владимиром Бергом, в то время как большой черный солдат вел его вороного коня под желтым седлом. Никто из кадет не мог подозревать, как неловко чувствовал себя молодой офицер. Он знал, что находится здесь, чтобы следить за «возможными носителями» «вируса большевизма».
Но молодой лейтенант видел только измученных мальчиков, борющихся с потоками рыжей грязи, и их доброго командира, страдающего за плачевный вид своих «господ офицеров». Он не забыл, как утром Берг пошел со своей ротой под душ, что очень взволновало черного часового: «Командан, пур оффисье - аппар! Бен аппар! Па авек матло!» «Командир, для офицеров — отдельно. Не вместе с матросами!» И как Берг старался объяснить, что это —  его кадеты, что он в огонь и в воду готов идти со своей ротой!
По окончании переселения с «Алексеева» в корпусе числилось 17 офицеров-экстернов, около 235 гардемарин, 110 кадет, 60 офицеров и преподавателей, 40 человек команды и 50 членов семейств. Вице-адмирал Александр Михайлович Герасимов исполнял обязанности директора корпуса.
Много позже, когда не будет уже ни нашего «Георгия», ни Морского корпуса, Берг вспомнит с любовью об офицерах в написанной им книге «Последние гардемарины». В ней я нашла описание этих корпусных дней, о которых нам так часто рассказывали кадеты. Весь личный состав преподавателей и их семейств, все эти 470 человек составили маленькое самостоятельное поселение, которое проживет деятельной жизнью почти пять лет под заботливым управлением вице-адмирала Александра Михайловича Герасимова. Старый моряк, вице-адмирал еще царского производства, крупный, сутуловатый, суровый по виду, он мог иногда поразить всех неожиданным, полным юмора замечанием.
С 13 января 1921 года Севастопольский Морской корпус в течение четырех лет будет формировать воспитанников, многие из которых после выпуска смогут получить высшее образование в университетах Франции, Бельгии и Чехословакии. И это благодаря  адмиралу Александру Михайловичу Герасимову:  программы занятий были преобразованы для подготовки воспитанников в высшие учебные заведения в других странах.   Юноши в белых форменках изучали навигацию и астрономию, теоретическую механику и практическую историю России по Карамзину и Соловьеву .
Директор, обращаясь к своим подопечным, подчеркивал, что они «готовились стать полезными деятелями для возрождении России». До конца дней продолжал Александр Михайлович, как и Михаил Александрович Китицын,   Владимир Владимирович Берг   и другие преподаватели,  переписку со многими из своих воспитанников, сохранив в их сердцах благодарную память. Уже будучи взрослыми, они добрым словом вспоминали своих воспитателей-офицеров. Достаточно сказать, что на могиле одного из них выпускники Бизертинского Морского корпуса написали: «Другу-командиру».
«Большое познается через  малое,  – пишет Анастасия Александровна в своей книге. – Владимир Владимирович Берг, строевой командир рот, помимо занятий с кадетами, увлекался литературным творчеством. Его пьесы ставились, вместе с классическими пьесами, в театре Корпуса.
 Выходил "Журнал кружка морского училища" (январь-апрель 1922 года).
По русской традиции Морской корпус устраивал парады. Однажды, как свидетельствует очевидец, в парадном строю вместе со взрослыми шли и дети. Они старались держать равнение, смотря в сторону начальства. Они так старались!  Трибуны плакали. Такое трогательное было зрелище!»
В дополнение к рассказу Анастасии Александровны приведу воспоминания контр-адмирала Пелтиера, опубликованные гораздо позже, в 1967 году:
 «Дозволено думать, что бывшие ученики Морского корпуса с интересом, а возможно, и с ностальгией следят за прогрессом Морского Дела в России, от которого они отрезаны и которое в ленинградском училище, носящем имя Фрунзе, возродилось в стенах, где прежде Санкт-Петербургская школа готовила офицеров. Каков бы ни был политический режим, военные моряки остаются самими собой».
Так написал бывший курсант Морского корпуса в Бизерте, ставший французским контр-адмиралом.
Под именем «Сиротского дома Джебель-Кебира-Сфаята» Корпус  просуществует до мая 1925 года. .
Приведу выдержку из последнего приказа по Морскому кадетскому корпусу № 51 от 25 мая 1925 года, подписанного вице-адмиралом Александром Михайловичем Герасимовым:
«Понятна та грусть и то тяжелое состояние духа, которые проявляются при разорении этого устроенного и налаженного гнезда, где русские дети учились любить и почитать свою православную веру, любить больше самого себя свою Родину и готовились стать полезными деятелями при ее возрождении…
Я могу пожелать всем моим бывшим сотрудникам по Корпусу наилучшего устройства их личной судьбы, в чем, имея в виду их трудоспособность и поздания, - я не сомневаюсь. Наградой же за их службу и работу в Корпусе пусть будет создание чстно исполненного перед Отечеством долга и та благодарная память кадет, которая сохранится у них  о тех, кто воспитывал их и проявлял о них заботу» .

И приведу еще одно свидетельство человека, которого очень уважала Анастасия Александровна, Владимира Владимировича Берга:
«Медленно, но верно таял Морской Корпус в своем личном составе. Кончающие воспитанники уезжали во Францию на заработки, за ними уезжали и воспитавшие их офицеры и преподаватели. Редел штат служащих.
Драгоценная чаша с дорогим напитком медленно испаряла живительную влагу и уже виднелось, просвечивая, ее золотое дно. Наконец последняя капля была испита. И жизни Морского Корпуса в Африке приходил конец, «сказка, где был русский дух и  Русью пахло» кончалась, наступало пробуждение после пятилетнего сна, в котором грезилась еще Россия.
Умирало маленькое русское княжество «Джебель-Кебир-Сфаятское» и 5-го мая 1925 года, по требованию французских властей, была объявлена ликвидация Морского Корпуса. И с этого дня с лица высокой Кебирской горы сползал он медленной поступью, пока не сошел весь; и на месте живой и плодотворной жизни остался снова пустой ненаселенный «лагерь Сфаят» с белыми бараками и красной черепичной крышей.
Крепко заперлись железные ворота Джебель-Кебирской крепости, и бронзовый воин араб в голубых шароварах и белой накидке тихо и мерно шагал перед каменным умершим фортом. На солнце ярко горела его красная феска. Синее море билось под горою и омывало белый город Бизерту ко всему равнодушною волною...»






















ДЛЯ ВЕРСТКИ                С НОВОЙ СТРАНИЦЫ

Глава шестая.
«ГЕОРГИЙ ПОБЕДОНОСЕЦ».

Броненосец «Георгий Победоносец», ветеран  Русского флота, превратился в конце 1921 года в «плавучий город» для семей моряков  в Бизерте. Его подготовили для нормальной жизни нескольких сотен человек, главным образом женщин, детей и пожилых людей. В насмешку его называли «бабаносцем». Он стоял у входа в канал между «Sport Nautique» и лоцманской башней .
Анастасия Александровна сидит на стуле на причале, я включаю камеру, и мы с Виктором Петровичем  Лисаковичем, режиссером фильма «Анастасия», записываем ее рассказы:
– На этом причале, на месте, где стоит этот маленький катер, встал старый русский броненосец, который оборудовали так, чтоб семьи всех моряков можно было поселить на "Георгии Победоносце". Были жители кормы и жители бака. У каждой семьи была каюта. На баке жили холостые люди, а на корме жили собственно матери с детьми. А мужья, военные офицеры, были еще на своих кораблях...

«Плавучий город»

– Для нас, детей, начиналась фантастическая жизнь,  – рассказывает Анастасия Александровна. –  Для взрослых  – это тесное сожительство, в котором придется прожить четыре года, было, вероятно, очень тяжелым. Дети от него не страдали.
Несмотря на бедность, наше детство было увлекательным приключением. Постоянное общение, одни и те же интересы, дружба, неприязнь  – это была жизнь без отрицательных сторон: мы не были лишены семей, а свобода у нас была полная.
Впоследствии мне часто будет сниться наш старый броненосец - странные картины запутанных металлических помещений, таинственных коридоров, просторных и пустынных машинных отделений. Это все картины наших запретных похождений, о которых наши родители и не подозревали. Мы знали «Георгий» от глубоких трюмов до верхушек мачт. Мы знали скрытую душу корабля. Поднимаясь  по железным поручням внутри мачты, мы устраивались на марсах, чтобы «царить над миром».
На «поверхности» это был городок, полный народа, не имеющий ничего общего с военным судном. Как могло быть на нем такое множество кают?
На верхней палубе были новые надстройки, походившие на маленькие домики. В одной из них жили Мордвиновы, в другой  – Гутаны, в третьей – Потапьевы. На мостике, совершенно один, жил Алмазов, который внушал страх ребятам своими резкими манерами, хотя, надо признаться, он никого из нас никогда не обидел – он, скорее, от нас защищался.
Прямой, сухой, с щетинистыми рыжеватыми усами, он слыл за отшельника у некоторых увлекающихся дам. Высказываемое им пренебрежение к общепринятым правилам вежливости воспринималось ими не то как выражение его исключительной личности, не то как проявление особой святости.
С верхней палубы можно было спуститься на батарейную палубу, где у самого трапа была каюта Рыковых. Здесь я снова встретила Валю, с которой мы познакомились на «Константине».
Ряд кают следовал до бака. В одной из первых Ольга Аркадьевна Янцевич часто принимала молодежь: ее сын Жорж учился в корпусе. На корме обширное «адмиральское помещение» было предоставлено школе.
В большой адмиральской каюте с мебелью из красного дерева жила жена начальника штаба Ольга Порфировна Тихменева с дочерью Кирой. Семьи адмиралов Остелецкого и Николя помещались на этой же палубе, но с другого борта.
Надо было спуститься, чтобы очутиться на церковной палубе. У самого трапа была наша каюта, а под трапом ютились Махровы. На этой палубе был общий зал, где все собирались в обеденные часы за большими, покрытыми линолеумом столами.
С правого борта, сразу за нами, следовали каюты Краснопольских, Кожиных, Григоренко, Остолоповых, Ульяниных. В правом отсеке, как в темном закоулке, жили Блохины, Радены, Ксения Ивановна Ланге, Шплет и Зальцгебер. По левому борту в отсеке помню  Горбунцова, вдовца с двумя детьми. В каютах, выходящих в общий зал, вспоминаю Максимовичей, Бирилевых, Твердых, Пайдаси, Кораблевых...
Не полагается, может быть, давать такой длинный перечень имен, но я так живо всех помню в этом своеобразном мире церковной палубы.
В субботу вечером и в воскресенье утром столы складывались, чтобы освободить палубу для Всенощной и Литургии. Редко кто пропускал церковную службу.
Жизненным центром нашего мира был камбуз. В нем царил толстый кок, прозванный Папашей. Все съестные пайки, выдаваемые французской администрацией, были в его распоряжении. За Папашей числился еще один ценный талант - ему хорошо удавались пироги, которые он пек в праздничные дни. Иногда мы сверху через открытый люк наблюдали, как он, плотный и потный, ловко возится у большой горячей плиты.
Французы всегда нам на Рождество посылали елку, гостинцы, муку и сахар. А повар Папаша делал пирожки и  пирожные. И на Пасху делал такие куличи, что все помещения "Георгия" пахли куличами...

Русская прогимназия

– Мне помнится, что на «Георгии» было много детей, – вспоминает Анастасия Александровна. – Все, конечно, не могли быть приняты в школу; некоторые были еще слишком малы, другие – 15-16-летние  – не могли нагнать пропущенные годы. Остальные были распределены на три класса: детский сад, подготовительный и первый класс гимназии. Официально школа называлась так –Прогимназия линейного корабля «Георгий Победоносец».
В нашем подготовительном классе было учеников двенадцать, из которых многие не умели как следует читать, но в этом возрасте ребенок быстро все осваивает. В один год мы наверстали потерянное время и могли следовать программам, соответствующим когда-то в России нашему классу.
Наша начальница Галина Федоровна Блохина была единственной профессиональной преподавательницей. Она окончила Бестужевские педагогические курсы и пользовалась большим авторитетом у всех учеников. Строгая, но справедливая, она обладала чувством меры и даром преподавания. Арифметика благодаря ей казалась простым и ясным предметом.
Нашей классной наставницей была Ольга Рудольфовна Гутан, племянница адмирала Эбергарда, который до 1916 года командовал Черноморским флотом. Совсем не приспособленная к этому миру людского муравейника, она казалась потерянной в каком-то одиночестве. Сдержанная, неразговорчивая, она только в церковной жизни находила полноту окружающего; остальное было горькой действительностью, бороться с которой у нее не хватало сил. От детского мира она была очень далека, но нас было не много, а русский язык она преподавала с любовью. Она могла бы преподавать и французский, но по строго установленным принципам «только француз мог преподавать французский язык».
Где и как нашли наши попечители для этой цели мадам Пиэтри, которая, как я пойму позже, была абсолютно неграмотна? Помню, как-то раз  во время урока французского я подняла высокий воротник свитера, спрятав в него всю голову, – и,  закрыв глаза,   мечтала!.. Но недолго! Галина Федоровна заглянула в класс. Я почувствовала, как ее рука схватила воротник свитера, и мне оставалось только пытаться высвободить из него голову.
– Не будешь слушать – ничему не научишься! – строго сказала она.
Слушать! Уметь слушать, заставить слушать, приучить слушать!
За мою длинную карьеру преподавательницы я смогла испытать на собственном опыте значение этого слова «слушать». Так и до меня дошло что-то от Бестужевских курсов!
Как ни удивительно, самый оживленный урок был Закон Божий  и, конечно, только благодаря личности отца Николая Богомолова. Молодой, большой, сильный и очень бородатый, он кипел энергией. У него был прекрасный голос, что позволит ему позже уехать на гастроли  по Тунису с казачьим хором. Как бы то ни было, он был полон снисхождения к ребяческим прегрешениям. С нашей стороны, мы честно учили минимум, который он от нас требовал. Нам с Валей хотелось сделать для него больше, и он всегда  обращался к нам, когда хотел получить безошибочный ответ.
– Мои орлы! – говорил про нас отец Николай.
– А я кондор, а я кондор! – кричал Олег Бирилев.. Увы, «кондор» часто попадал в угол, не очень об этом сокрушаясь.
Навсегда будет жить в нашей памяти «Громкий Голос» - человек, даже имени которого мы не знали; он пел в церковном хоре корабля. С волнением ждали мы, когда его глубокий, мягкий голос как-то особенно захватывающе начнет нашу любимую молитву «Ныне отпущаеши...».
Не всегда, конечно, наша дружба  со взрослыми носила такой духовный характер, и «смирения» у нас было меньше всего! Нелегко было нашим воспитателям справляться с детьми, живущими в таких небывалых условиях.
В классе я считалась хорошей ученицей; у меня даже была пятерка по поведению, но постепенно взрослые переставали быть для меня неоспоримым авторитетом. Мой дух противоречия очень беспокоил маму:
– Перестань отвечать, когда тебе делают замечание! Кто тебя научил дергать плечом?
Я уже не могла служить примером хорошо воспитанной девочки.
– Большевичка, ты настоящая большевичка! – кричала на меня Настасья Ивановна Бирилева, когда я дралась с ее сыном.
Надо сказать, что Олег, который был в моем классе, нападал всегда сзади на маленьких или более слабых, чем он. Один раз он столкнул Люшу с трапа, в другой раз сбросил Шуру со сходни в воду и как-то без всякой причины ударил мою подругу, тихую Иру Левитскую. Хотел ли он обдуманно мне досадить? В негодовании я бросалась их защищать, и драка всегда кончалась побегом Олега и вмешательством Настасьи Ивановны. И пока она меня обзывала самыми, по ее мнению, оскорбительными словами, я стояла, вызывающе подняв голову, с чувством рыцарски выполненного долга.
Мы жили в богатом мире фантазии благодаря исключительному выбору книг. Помещение нашего класса было в то же время библиотекой корабля. Мы сидели за двумя большими деревянными столами перед черной доской; широкий люк в потолке освещал класс. Вдоль стены, слева при входе, большой шкаф хранил сокровище книг, читанных и перечитанных двумя поколениями русских людей…
Сегодня молодежь без труда открывает богатства Божьего мира; так много удивительных возможностей в ее распоряжении.
А у нас были только книги... и наше воображение... Мы жили на узкой палубе корабля; у наших родителей не было средств купить билет до города Туниса, но весь свет был перед нами. Мы пересекали океаны, мы открывали континенты. Самые таинственные места – Занзибар, Томбукту – не имели для нас секретов. Волшебство слов становилось мечтой... «Архипелаг в огне»! «Тристан да Кунья»!
Я писала стихи. К маминому дню рождения я приготовила тетрадь поэм. Я хотела стать писателем. Псевдоним был найден: Madame de Lhompierre.
Жизнь уничтожила многое, но не любовь к чтению…
Я вспоминаю уроки танцев. В нашей программе, как раньше в России, были уроки салонных танцев. Кира Тихменева, несмотря на свою молодость, занялась их преподаванием с большим авторитетом. Надо сказать, что ученики тоже прилагали со своей стороны много старания. В скором времени под аккомпанемент пианино мы танцевали то, что вся Европа танцевала в начале XX столетия: конечно, вальс и польку, но также падекатр, падепатинер, падеспань, венгерку и краковяк, который мы танцевали «с удалью». Уроки прекратились до того, как мы должны были приступить к мазурке. Я всегда об этом очень жалела.
На каждом празднике, организованном школой, был спектакль, мы его называли «спектакль танцев».
Как удавалось нашим мамам изготавливать эти костюмы, которые превращали нашу повседневную действительность в увлекательную сказку? Танцевать менуэт в костюме маркизы –  это была вечная история Золушки, особенно для меня, всегда беднее всех одетой! Уже тогда я понимала, что означает плохо сшитое платье, сапоги не по ноге,  – чувство обиды перед отношением окружения, часто несознательным.
 Самым большим школьным праздником была раздача наград в конце года. Мы знали, что книги, предназначенные для наград, были заперты в каюте первого класса. Это были французские книги, пожертвованные городскими организациями Бизерты.
Нам не терпелось узнать, кто награжден, что за книги?
Дверь закрыта на ключ? Но иллюминатор! Маленькая для своих десяти лет, я легко пролезла в закрытое помещение. Все книги, приготовленные для раздачи, были аккуратно разложены по столам. Мне оставалось только запомнить, кому они были предназначены, и по возможности не забыть их названия. Я очень быстро нашла «мою книгу», очень красивую, красную с золотом, большого формата, – «Le chateau des Carpates».
Какого автора? Hachette! Легко запомнить!  Для меня  все французские детские книги были  теперь одного и того же автора! Отдавая отчет о моей экспедиции товарищам, на вопрос об имени писателя я неизменно отвечала: Hachette!

Повседневная жизнь

– Наше убежище, «Георгий Победоносец», все еще считалось военным кораблем, – продолжает свой рассказ Анастасия Александровна. – Правда, его командир адмирал Подушкин был очень мягким со своим новым  «экипажем». Помню, что он часто беседовал с мамой на скамеечке в тени тента, который летом натягивали на спардеке.
Андреевский стяг развевался на корме. Детьми мы часто присутствовали при спуске флага и очень дорожили нашим морским воспитанием. Грести в канале, сидеть за рулем, безупречно причалить – все это было для нас очень важно. В разговорной речи мы любили употреблять морские термины и питали легкое презрение к тем, кто их не понимал.
Что делали наши мамы целыми днями? Конечно, каждая прибирала собственную каюту, мыла посуду и стирала семейное белье, но все должны были принимать участие в «общественных работах». Помню, как каждый день чистили овощи. Рассказывали, что Ольга Порфировна Тихменева, жена начальника штаба, срезала с картошки такую толстую кожуру, что ее пришлось определить на другую работу.
По утрам ходили за кипятком для чая. При воспоминании о жестяных кружках я до сих пор чувствую сладковатый металлический вкус во рту. Тем более ценю я теперь удовольствие пить чай из тонкого фарфора! С чаем ели мы толстые ломти круглого солдатского хлеба.
Каждая семья получала в достаточном количестве несколько хлебов, и часто даже они оставались. Мы с Валей ходили их продавать в кварталы «маленькой Сицилии». У нас были даже свои клиенты; мы получали за хлеб несколько сантимов, которые мы приносили маме. Добрые итальянские дамы относились к нам очень дружелюбно, но я тогда поняла, что никогда не стану хорошей коммерсанткой. Продавать беднякам, смотреть, как они считают монетки, протягивать руку, чтобы их взять, - все это было очень тяжело.

Школа, книга и необходимость – лучшие учителя

– Школа нас многому научила.  Если даже наши преподаватели и не были профессионалами, то их культура и добросовестность вполне заменяли их неопытность. Они строго придерживались верного принципа воспитания – создавать интересы, соответствующие детскому миру.
С большим удовольствием собирались мы иногда в каюте Горбунцовых. Умостившись вокруг столика, мы ждали раздачу винограда. Были разные сорта: мускат, виноград из Корниша, из Раф-Рафа... Каждый из нас мог выбирать что хотел. Сам Горбунцов уже нашел работу в городке и мог позволить себе некоторые траты. Он был вдовец, один воспитывал двоих детей и не без основания полагал, что нашел удачный способ собирать нас «вокруг книги». Пока каждый из нас занимался своим виноградом, он читал нам Пушкина. Особенно любили мы «Дубровского».
Мы увлекались русской поэзией, знали наизусть множество стихов, с которыми не раз выступали на детских вечерах. Писали мы еще по старой орфографии, строго следуя программам дореволюционного времени.
Выбор книг, разговоры о прочитаном – наши родители очень за этим следили. Помню, как оживился папа, когда увидел в моих руках «La dame de Monsoreau».
Открытие математики, геометрии и алгебры было делом генерала Оглоблинского, который преподавал также в Морском корпусе. Прозванный «богом девиации», он оставил у своих учеников исключительное воспоминание. Даже преподавая в младших классах, он был всем понятен – настолько он всегда был ясным и точным. 
Пению нас учила энергичная Вера Евгеньевна Зеленая. В молодости она училась музыке в Италии и никому не давала этого забыть.
Что касается гимнастики, то нас водили на  стадион в Бизерту, где мы участвовали в состязаниях с учениками местных школ; общались с ними с симпатией, но скорее молча, так как французского языка мы еще не знали. Наши встречи с местными школьниками были очень дружелюбными.
Мы также имели право посещать «Sport Nautique» – морской клуб, около которого стоял наш «Георгий». То был частный клуб, где царил сторожем некто Доминик, вероятно, бывший французский матрос, который везде появлялся в полосатом бело-синем тельнике, с вечным беретом на голове, увенчанным красным помпоном.
Мы спускались с «Георгия» и были сразу на пляже. Какое-то благотворительное общество раздало нам полосатые купальные костюмы – красные с белым и синие с белым – до самых колен. Мы быстро научились плавать вдоль мостика, сначала «до первого камня», потом «до второго камня» и, наконец, до буйка.
На «Георгии» мы играли «в солдатики», расставляя ракушки по ротам, батальонам и полкам, но, конечно, чаще всего мы собирались на пляже в Бизерте. Здесь мы встречали детей нашего возраста, казалось, таких на нас похожих, но все же совсем от нас отличных.  Первый жизненный опыт: суметь понять другого и самому стать понятным для него. Детям с детьми это было легче. Понять взрослых было труднее.
Помню наше удивление, когда мы увидели нашего попечителя школы Константина Ивановича Тихменева, продающего лимонад под пальмами при входе в «Sport Nautique». Он держал товар в деревянной кабинке и предлагал также пирожные и пончики. Таким образом, он стоял ступенью выше остальных продавцов, бродивших по пляжу с ведром льда, в котором плавали бутылки.
Множество других продавцов устраивались около «Георгия» и быстро научились по-русски предлагать свой товар:
– Смотри сюда! Ешь на здоровье, будешь толстый, как капитан Брод!
Капитан I ранга инженер-механик Брод был очень полный мужчина…
Так зародилось мнение, что арабы очень способны к языкам. Про русских будут говорить то же самое. Мне, скорее, кажется, что необходимость – лучший учитель.
С окончанием лета жизнь на «Георгии» возвращалась в свою нормальную колею. Несмотря на отъезды, на корабле было еще много народа. На место адмирала Подушкина командиром был назначен Сергей Львович Трухачев.
Бедный Сергей Львович! И смерть его была очень печальна. Похоронив жену в Тунисе, он в восемьдесят лет вынужден был уехать с племянницей в Соединенные Штаты, но въезд в США потребовал длинных формальностей, и ему пришлось часами ожидать оформления документов. Старенький, уставший от путешествия, он скончался через несколько дней по приезде. Но кто из нас тогда на «Георгии» мог это предвидеть?
Вспоминая те далекие годы, я вижу такое множество лиц, событий, переживаний, что мне трудно передать их по порядку. Живя в тесном кругу, каждый помимо воли участвовал в жизни соседа. Казалось, что живем мы в каком-то светском вихре сватовства, свадеб, разводов, иногда, увы, драм, болезней и смерти! Детьми мы многое слышали, но, к счастью, обыденные сплетни скользили по нас, как-то не затрагивая!
Мы очень любили свадьбы – торжество венчания, нарядные одежды (откуда только они появлялись?), праздничные угощения; все это переживалось нами очень глубоко.
Порой иностранные гости присутствовали на церемонии. Для тех из них, которые никогда не были в России, вся эта обстановка была характерным проявлением славянской души – «ame slave». Особенно хорошо помню свадьбу Киры Тихменевой с Лекой Герингом – самый красивый жених, которого мы когда-нибудь видели.
Когда он появлялся на «Георгии» в белой морской офицерской форме - высокий, стройный, молодой, мы с Валей бегали за ним, стараясь приложить к его спине наши пять пальцев. Так он становился для нас индейским вождем Грязная Пятерня – честь, которую он старался отклонить, убегая от нас со смехом.
Молодежь много танцевала. Наши еще молодые родители понимали, что девушки, гардемарины, кадеты мечтают о балах и музыке.
В большом зале «адмиральского помещения», разукрашенного и ярко освещенного, пары танцевали с увлечением, которого я потом больше никогда не встречу. Мы, младшие, более или менее открыто проскальзывали в залу, чтобы полюбоваться танцорами,  полюбоваться или посмеяться!
Бывало, что по случаю какого-нибудь официального праздника командующий эскадрой Михаил Андреевич считал себя обязанным появиться на балу.
В один из таких вечеров, стоя скромно у входа в зал, он, вероятно, обдумывал, как проявить свое участие в празднестве. Случайно его взгляд упал на меня– в одну секунду вопрос был решен:
«Хочешь ли ты сделать со мной тур вальса?»
Тогда я, моментально спрыгнув с высокой тумбы, – ноги в третьей позиции, – подняв голову влево, со всей важностью моих одиннадцати лет пустилась с адмиралом в тур вальса вокруг танцевального зала. Потом адмирал меня галантно поблагодарил, поцеловал ручку  и удалился.
Мой дорогой Михаил Андреевич! Никогда не мог бы он подумать, что воспоминание об этом танце будет жить так долго!
Другой незабываемый бал этих лет был дан зашедшим в Бизерту аргентинским учебным судном «Президент Сармиенто» («Presidente Sarmiento»). Аргентинцы пригласили моряков обеих эскадр, стоящих в порту: французских и русских офицеров и их дам. Не знаю, как смотрели на приглашение французские власти. Может быть, чувствовали себя неудобно. Зато очень живо помню веселое возбуждение наших дам, готовящихся к балу, беспрерывное движение аргентинских и русских катеров, восторженные рассказы на другой день.
Так у нас и осталось в воспоминаниях, как особенно чествовали аргентинцы русских дам, как были они особенно галантны и внимательны к ним.

Праздники

Для нас, детей, «праздник» обозначал прежде всего подарки и угощения – пирожные, сласти, которых мы обыкновенно были лишены. Вероятно, от этого недостатка в сахаре у меня на всю жизнь останется особый интерес к пирожным, даже без всякого желания их съесть. В незнакомых городах, в чужих странах я никогда не останавливаюсь перед ювелирными магазинами, но не могу равнодушно пройти мимо кондитерской или книжного магазина.
Конечно, самыми главными были религиозные праздники, которые разделяли учебный год. Они нам скрашивали повседневную жизнь, мы их ждали, мы к ним готовились.
На Рождество школа давала спектакль, в котором участвовали все классы, даже самые маленькие. Какое удивительное количество текстов в русской литературе, подходящих к каждому детскому возрасту!
Французское ведомство посылало нам большую елку, и в течение нескольких дней мы с помощью наших учителей готовили гирлянды, звезды, фантастические фигурки, вырезывая и склеивая цветные бумаги: золотые, красные, серебряные...
Рождественский вечер всегда проходил с большим успехом; мы сами были в нем главными актерами.
После удачного спектакля, после рождественских песен убирали эстраду, и бал начинался. Маленькие уходили спать, а мы могли показать наше умение танцевать: грацию падеспань, удаль краковяка, живость венгерки... мы, как в сказке, переживали Рождественский вечер! И потом долго еще вспоминали о нем, обсуждали, порой целыми днями, старались как можно дольше сохранить подаренные нам пакеты со сладостями в разноцветной бумаге, перевязанные бантом...

Русские песни, русские молитвы

На «Георгии» пели и мальчики, и девочки. Среди старших кадет были  прекрасные голоса. У Коли Полетаева был очень приятный голос, к тому же он хорошо знал русские песни. Летом, когда спадала жара, когда воды темнели и широкое небо покрывалось звездами, мы устраивались на корме между двумя люками прямо на палубе и разговорам нашим не было конца. О чем только мы не рассуждали! Да, и о России тоже…
И конечно, пели! Пели «Бородино», пели «Великий 12-й год». Хотелось плакать – так сильно переживали мы эти «напевы победы», ноэто не полагалось. Можно было только петь. Петь, как поется все остальное, и часто даже кто-нибудь задорно переходил на веселый, модный «Cake Walk» – «Мы все только негры...»
Помню наш духовой оркестр.   В Бизерте ежегодно в день Успения – 28 августа – большая процессия, главным образом итальянцы, носила статую Мадонны по улицам Бизерты. Наш оркестр приглашали  принять участие в церемонии, и русская мелодия «Коль славен» сопровождала в эти годы торжественное шествие.
Везде в Тунисе, где русские обосновывались, зарождался хор: в городах, в лагерях... Беженцы, потерявшие все, порой даже уважение к самим себе, обретали чувство собственного достоинства перед Богом, когда начинали петь русские песни…
…Детство наше было исключительно богато, несмотря на материальные трудности. Старые принципы воспитания сыграли, конечно, свою роль. Полнота нашего детского мира во многом была обязана нашему религиозному воспитанию.
В школе, перед началом занятий, утренняя молитва была общей. Вечером молитва была личным делом каждого. Помню, как перед сном, стоя на коленях на кровати, перечислив всех членов семьи, я добавляла иногда имя какого-нибудь героя, который казался мне особенно достойным Божьего снисхождения. Случалось, что, к стыду, я выпускала слова молитвы, но никогда не могла положить голову на подушку, не перекрестив ее широким крестом. Я вспоминала тогда глубокую и спокойную мамину веру. «Бог простит», - часто говорила она.
Мама пела в церковном хоре, я приучалась слушать, абсолютно не обладая музыкальным слухом. Никогда я не научусь петь, но зато научусь слушать. Не буду утверждать, что в свои десять  лет я внимательно следила за ходом службы, скорее я ждала знакомые молитвы и часто в ожидании конца, устав стоять прямо, переминалась с ноги на ногу, сгибая колени. Не всегда я понимала старославянский, полный поэзии текст, но иногда слышалось мне в нем нечто несравнимо великое.
Воспоминание о наших тихих всенощных на «Георгии» – одно из богатств нашего детства.
Полутемная церковная палуба старого броненосца, золото икон в колыхающемся мерцании свечей и чистая красота в обретенном покое вечерней молитвы «Свете тихий»! Она летит через открытый полупортик над темными водами канала, над гортанными голосами лодочников, летит все дальше, все выше к другому берегу, к холмам Зарзуны, где ее унесут к небу морские ветры...
Каждый человек, какого бы он ни был ума и образования, может носить в себе это все превышающее чувство. Я хорошо помню старого матроса Саблина, который попросил маму подать записку в церковь с именами близких ему людей, «чтобы о них помолились».
– О здравии или за упокой? – спросила мама, приготовляя два листка. Саблин колебался не больше секунды и сделал жест, что это не важно. – А вы пишите, там разберут! – И он показал на небо.
Несмотря на потерю родной страны, церковь продолжала жить на кораблях, в лагерях, в казематах, в частных квартирах.
В «DepecheTunisienne» от 3 сентября 1923 года можно прочесть: «Вчера утром в помещении русского кооператива состоялось собрание. Многочисленные русские пришли на собрание, чтобы выразить желание организовать в Тунисе русскую церковь. Собрание состоялось под председательством отца Георгия Спасского».

«Праздников Праздник»

С особым чувством ожидали мы светлый праздник Пасхи. Для православных Пасха – Праздников Праздник. Мы знали, что вся Россия в былое время молилась в Страстную неделю. Мы знали ее значение. В Страстной четверг мы следили за чтением 12 глав Страстей Господних.
Конечно, мы не могли еще понять всю трагедию дороги к Голгофе, но мы чувствовали ее красоту. Мы переживали Явление Христа перед Пилатом, нас волновал и оставшийся навеки без ответа вопрос: «Что есть истина?».
Мы ждали с замиранием сердца момент троекратного отречения Петра, и, когда после восьмой главы все вставали на колени, казалось, что все вокруг перестает дышать, чтобы не пропустить самых первых нот «Разбойника»...
В Страстную субботу непривычная тишина царила на старом броненосце, прибранном, выдраенном, вкусно пахнувшем куличами, которые целую неделю пек Папаша. С одиннадцати вечера церковная палуба наполнялась народом. Приходили и люди, уже живущие в го¬роде и его окрестностях.
Мы глубоко переживали Светлую Радость Пасхи; после Великого Поста, после говенья, как ждали мы этого первого: «Христос Воскресе!»
…Люди, которым удавалось найти работу, уезжали с кораблей.
Найти работу, даже скромную, – было жизненным вопросом, на который не всегда находился ответ. И что могла заработать вдова, как Серафима Павловна Раден, чтобы прокормить двенадцатилетнего сына? Тогда произошло событие, которое поразило всех в нашей безотрадной жизни.
В один прекрасный день Алмазов принес на «Георгий» необыкновенную новость: нотариусы разыскивали Ростислава фон Радена, который унаследовал майорат где-то в Восточной Пруссии или в Балтийских странах. Мама была рада за свою приятельницу. Они расстались навсегда!
Ревель, Гапсель, Севастополь, Бизерта... Все куда-то уходило!

Год всех разлук

И вот настал печальный 1924 год, год всех разлук.
Мы горько плакали, когда умерла наша любимая маленькая Буся. Как выразить горе, когда ее маленькое тельце, зашитое в наволочку, исчезло в водах канала. Маленькое тельце... но столько верности, любви и понимания!
Понемногу «Георгий» пустел. И школа тоже опустела. Нас оставалось только несколько учеников. За исключением Оглоблинского и Алмазова, все другие учителя оставили нас в покое. Их тоже стало гораздо меньше. Мы прятались за разложенными на столе книгами и, склонив голову, рисовали.
Вне школы, менее занятые, свободные от наблюдения, мы делали больше глупостей. Полная неизвестность перед будущим, которая волновала наших родителей, нас совсем не трогала. И теперь еще страх перед будущим, на который так часто ссылаются психологи, чтобы объяснить кризис молодежи, кажется мне ложным предлогом, в который не верит сама молодежь. Само настоящее в этом 1924 году было полно угроз.
Сколько времени продержится еще эскадра?
Вот  что я хотела вам рассказать. То, что я пережила за всю жизнь в Бизерте. И показать вам места, куда я с удовольствием до сих пор попадаю, когда есть возможность, чтобы меня подвезли.
И мы едем с Анастасией Александровной на Белый Мыс! Самая северная точка африканского континента!  Теперь я это место знаю так же хорошо, как знала Анастасия Александровна…
На этом самом месте маленькая девочка закричала туда, севернее: "Я люблю тебя, Россия!"
И этим все сказано.















ДЛЯ ВЕРСТКИ                С НОВОЙ СТРАНИЦЫ

Глава седьмая.
СУДЬБА РУССКОЙ ЭСКАДРЫ
Командующий Русской эскадры Михаил Андреевич Беренс знал, что признание Францией Советского Союза будет иметь последствием возвращение Эскадры Советскому правительству. В 1924 году становилось все более и более ясно, что это признание не заставит себя долго ждать.
27 июня 1924 года председатель Совета министров Франции Эдуар Эррио  сообщил  Люсьену Сену, генеральному резиденту Франции в Тунисе, что «правительство Республики не может отказать Советскому правительству вернуть ему военный русский флот, пребывающий в Бизерте в течение четырех лет».
29 октября морской префект в Бизерте адмирал Эксельманс был оповещен, что Франция официально признала Советский Союз.
Та же секретная телеграмма предписывала ему «сообща с уже оповещенным генеральным резидентом срочно принять все меры, дабы избежать возможные повреждения русских кораблей».
Одной из этих мер, заранее разработанных, был уход на берег русских офицеров и  моряков, наблюдающих за порядком на кораблях.

Последний спуск Андреевского флага

Эксельманс, получив телеграмму, предписывающую ему приступить к ликвидации эскадры, собрал на миноносце «Дерзкий» русских офицеров и гардемарин, чтобы лично пережить с ними тяжкую новость. Человек, который многое сделал для Русской эскадры, обратился к ним как моряк  к морякам: «Я понимаю ваши чувства. Я не позволю осквернить ваши флаги. Помогу вашим семьям. Только, пожалуйста, не затапливайте корабли, оставьте всё как есть».
И русские моряки не могли предать адмирала: все корабли в целости были переданы французским морякам.
Вот как Нестор Монастырев описывает собрание офицеров  на «Дерзком»:
 «Старый адмирал был очень взволнован, и несколько раз его глаза были полны слез. Достойный моряк, он нас понял и переживал с нами наше горе. Но долг офицера заставлял его исполнять данный ему приказ: мы должны были оставить корабли... – и мы ушли».
Анастасия Александровна рассказывает:
– Вспоминаю, как спускали Андреевский флаг... в последний раз! Когда мы уже прожили на кораблях больше четырех лет. Это было 29 октября 1924 года...
Когда были собраны все офицеры, ученики Морского корпуса, адмирал Беренс, Тихменев...
И когда в 17 часов 25 минут раздалась последняя команда "На флаг и гюйс!"... И через минуту –  "Флаг и гюйс спустить!"...
У всех была одна и та же мысль! Непонимания, полного отчаяния! Флаг Петра! Слышишь ли ты, Великий Петр? Слышите ли вы, Сенявин, Ушаков, Нахимов? Ваш флаг спускают! И всякий знал, что спускают так, чтобы не поднять на следующий день...
Потерянные глаза людей, которые в последний раз были русскими офицерами... Все мы плакали –  и это я помню…
3 ноября 1924 года контр-адмирал  Михаил Андреевич Беренс подписал приказ номер 147:
"Русская Эскадра прекратила свое существование.
Четыре года мы жили надеждой, что не дождемся никогда этого момента, но судьба решила иначе.
Я считаю своим долгом отметить то спокойное достоинство, с которым личный состав встретил это последнее и самое тяжелое испытание.
Четырехлетняя совместная жизнь в ненормальных условиях не могла не связать личного состава...
Пользуюсь случаем, чтобы принести сердечную благодарность всем моим сослуживцам и соплавателям и пожелать им успеха в устройстве их личной жизни до счастливого момента возвращения на родину, надеждой на который мы все живем».
Нестор Монастырев записал в эти печальные  дни такие слова:
 «Моя карьера морского офицера закончилась. Не об этом мечтал я в своей юности, выбирая жизненный путь. Я мечтал о дальних походах, о радостных лицах друзей, о славе нашей Родины и ее флота, о славе Андреевского флага.
Андреевский флаг спущен!.. Теплая звездная ночь окутывает своей тенью корабли, которые мы только что покинули. У меня на душе холодно и пусто. Теперь я окончательно потерял все, что мне было дорого…».
– Надо было покидать корабли, которые представляли для нас последнюю частицу родной земли; на них мы были еще в России, – вспоминает Анастасия Александровна. –  По признании СССР Францией мы стали беженцами, но никак не апатридами... Если существует возможность лишить кого-нибудь гражданства, то никто не в состоянии лишить человека Родины

Адмирал Эксельманс

Адмирал Лепотье докладывал вышестояшему французскому начальству:
 «11 ноября адмирал Эксельманс отдал рапорт, что все корабли были ему переданы белыми русскими без инцидента. Офицеры и экипажи были собраны в зданиях Сиди-Ахмеда. Все суда стояли на причале в арсенале Сиди-Абдаля, за исключением броненосца и крейсера, оставшихся на рейде».
Москва и Париж  решили, что франко-советская комиссия прибудет в Бизерту, чтобы решить  судьбу русских кораблей. Но по многим причинам адмирал Эксельманс считал несвоевременным приезд комиссии в Тунис. Он понимал и уважал отношение русских моряков к этой комиссии. Драма русских офицеров стала и его личной драмой. Он не поколебался написать своему министру: «Я прошу скорее снять с меня командование, чем предписать мне принять советских уполномоченных. Это не должно рассматриваться как отказ исполнить приказание, но как просьба, чтобы подобный приказ, если он в Ваших мыслях, был дан кому-нибудь другому. Я знаю долг солдата, и Вы согласитесь, что я его выполняю, принимая это решение».
Получив «отпуск по болезни»,  а фактически отставку, адмирал Эксельманс покинул Бизерту в конце ноября 1924 года.  Проститься с ним и высказать ему слова благодарности пришли все русские офицеры. И они еще долго вспоминали адмирала.
А во Франции про него «забыли». Так адмирал рыцарски поплатился карьерой за уважение к собратьям-морякам. Но не благодаря ли этому обоюдному уважению  «членов морского братства» удалось избежать «инцидентов», которых так боялось  французское  начальство?

Советская делегация в Бизерте

– Мы были еще на «Георгии», когда советская комиссия прибыла в Бизерту, – рассказывает Анастасия Александровна. – Ее роль свелась исключительно к техническому осмотру кораблей, и пребывание в Бизерте оказалось очень коротким. Выйдя из Марселя на «Уджде» 26 декабря, она смогла приступить к инспекции 29-го и покинула Бизерту на «Дюк д'Омале» 6 января 1925 года.
В советско-французскую миссию входили:
А. Крылов, член Академии наук России, председатель;
Е. Беренс, военно-морской атташе СССР в Англии и  во Франции;
Грасс – инженер-механик;
Иконников – инженер-механик;
Ведерников – морской артиллерист, с одной стороны,
капитан II ранга Эстева и лейтенант Арзюр– представители Генерального штаба французского флота, с другой стороны.
Комиссия строго соблюдала конвенцию, подписанную в Париже 20 декабря и состоящую из 12 статей. Она ограничивалась технической стороной осмотра кораблей и оговаривала условия пребывания миссии в Бизерте, близкого к «нахождению под надзором»:
«Члены миссии будут жить в Бизерте все время, пока будет длиться их работа; на основании разрешения, которое им будет выдано вице-адмиралом, главным морским префектом, они смогут пользоваться специальным морским транспортом для связи между Бизертой и Сиди-Абдаля….
Никто из посторонних русской миссии не должен сопровождать делегатов миссии...
Члены миссии обязались и обязываются настоящей конвенцией не заниматься пропагандой и не пытаться вступить в связь с европейцами или туземцами».
Существует секретная переписка между Парижем, генеральной резиденцией в Тунисе и военно-морской префектурой в Бизерте, которая предшествовала этому визиту. Если до признания Францией Советского Союза  поднимался вопрос о скором возвращении Эскадры на родину, то при подписании конвенции об этом не было и речи. В инструкции, посланной  морским министром 23 декабря морскому префекту в Бизерте, говорилось: «Подтверждаю, что передача военных кораблей представителям московского правительства отсрочена». И строго предписывалось:  «Избегать встреч с офицерами и матросами Русской эскадры или их семьями».

Два брата

Эхо Гражданской войны!  Драма семьи Беренс! Два брата!
Старший, Евгений Андреевич Беренс,  был первым главнокомандующим Красным Флотом Революции. А теперь  вместе с академиком Крыловым в советской миссии.
Младший, Михаил Андреевич,  –  последний командующий Русской Эскадры под Андреевским флагом.
В день осмотра кораблей советскими экспертами Михаил Андреевич уехал в город Тунис, отдав, как говорится,  дань вежливости по отношению к французским  официальным властям.
Анастасия Александровна пишет в своей книге:
«Оба были людьми чести. Оба выбрали в служении Родине разные пути. Они встретили революцию на разных постах, и их восприятие происходившего не могло быть одинаковым.
Морской атташе с 1910 года при посольствах России в Германии, Голландии и Италии, Евгений Андреевич мог искренне поверить в образовавшееся Временное правительство и, будучи идеалистом, даже в «светлое будущее» России.
Михаил Андреевич никогда не покидал действительную службу во Флоте. В 1917 году он командовал «Петропавловском», последним новейшим броненосцем на Балтике, и с первых же дней революции стал свидетелем угрожающих событий, явной целью которых было истребление того, что для него представляло Россию: в первую очередь, ее Флот. А он принес присягу императору и был ответствен за свой корабль.
Что ответил бы Евгений Андреевич, выслушав представителей Совета матросских депутатов, заявивших, что они требуют увольнения одного из офицеров, которого экипаж не желает видеть на борту?
Вероятно, то же самое, что ответил его брат: «А я вас ни о чем не спрашиваю, – сказал он, и, по своему обыкновению помолчав немного, добавил,  – и, потом, это вас не касается».
Другим офицерам с трудом удалось спасти Михаила Андреевича от разъяренных  депутатов»…

Армада, застывшая в безмолвии…

– В начале 1925 года, – рассказывает Анастасия Александровна,  – мы еще жили на «Георгии» в ожидании работы и квартиры в городе. Наш детский мир редел с каждым отъездом.
Приведу отрывок из ее книги:   
«Кипучая жизнь, которой мы жили в течение нескольких лет, теперь смолкла. Поговаривали, что скоро отключат электричество... Большой старый броненосец опустел, и по ночам особенно чувствовалась смутная угроза. Иногда слышались какие-то удары, эхо которых отдавалось в пустынных помещениях.
Папа забеспокоился. После отъезда Трухачева в Тунис он был назначен командиром «Георгия». Кто мог хозяйничать по ночам? Не повторялись ли инциденты 1921 года, о которых писал Монастырев: «В этот год в городе была отмечена продажа небольших моторных частей. Продавали их люди, не имеющие отношения к флоту и случайно попавшие на эскадру во время эвакуации. Были приняты строгие меры: продажа прекратилась и эскадру очистили от «нежелательных элементов».
Папа быстро открыл, что новая банда, основавшаяся в городе, продавала медь, разворовывая оборудование «Георгия». Некто Тябин, пойманный на месте, был выгнан, и папа запретил ему подниматься на корабль.
Рассчитывая на безнаказанность, Тябин вернулся. Но в этот раз с оружием. Видя, что его заметили, он убежал, спрятался в какой-то каморке и разрядил револьвер через дверь, которую пытался открыть папа…
Мой отец, последний командир «Георгия», сделал все от него зависящее, чтобы сдать корабль в приличном состоянии. Беженцам разрешено было уносить для семейного обихода койки,  железные столы, покрытые линолеумом, скамейки и стулья. Все это прекрасно подходило к бедному домику в «маленькой Сицилии», где мы поселились в первые месяцы 1925 года. Мы окончательно покинули корабли – последний кусочек русской земли…
…Офицеры сняли военную форму. Мы стали эмигрантами, которых держали в полном неведении о переговорах, касающихся судьбы кораблей эскадры, – долгих обсуждений, которые еще продлятся годами.
Эти корабли тогда еще хранили свою душу, часть нашей души...
Но потом? Что стало с ними? Можно дать только короткий ответ: не все архивы еще открыты.
После отъезда комиссии экспертов переговоры продолжались между двумя правительствами. Франция соглашалась передать военные корабли при условии, что Советский Союз признает дореволюционные долги России перед Францией. Переговоры длились годами, так как СССР долги не признавал.
Корабли оставались в Бизерте, и, поскольку советское правительство отказывалось платить за их содержание, Франция постепенно продавала их на слом...»
В начале тридцатых годов корабли все еще стояли в военном порту Сиди-Абдаля. Делаборд, друг Анастасии Александровны, был поражен их призрачными силуэтами:
«Я бродил по пустынной набережной Сиди-Абдаля вдоль ряда судов без экипажей, нашедших здесь покой в грустной тишине, - целая армада, застывшая в безмолвии и неподвижности.
Старый броненосец со славным именем «Георгий Победоносец»; другой  «Генерал Корнилов», совсем новый еще линейный корабль водоизмещением 7000 тонн; учебные суда «Свобода», «Алмаз»; пять миноносцев... чуть слышен плеск волн меж серыми бортами да шаги часовых «бахариа» в форме с синими воротничками и в красных шешьях с болтающимися помпонами».
И добавлю несколько слов об эскадренном миноносце «Жаркий».
Четыре года экипаж поддерживал  и сохранял свой боевой корабль, надеясь сослужить верную службу России
29 октября 1924 года миноносец был признан правительством Франции собственностью СССР, но возвращен не был…
В конце 20-х гг. миноносец был продан обществом "Рудметаллторг" Франции на металлолом...
Эти строчки я долго не мог написать… Сердце не позволяло, рука не поднималась… Для меня «Жаркий» остается русским боевым кораблем, погибшим в неравной морской битве, воскресшим из пучины и  вернувшимся в Севастополь. Об этом – в конце книги…
И еще одна очень  трогательная новость, которую я узнал от Алексея Попова. Леночка Боголюбова, его дочка, под впечатлением от увиденного в фильме «Анастасия» написала прекрасную икону. В марте 2012 года  Алексей отвез икону из подмосковного Троицка в тунисскую Бизерту и передал в подарок от семьи Николая Смирнова, радиста «Жаркого» батюшке Димитрию.
Теперь икона находится в Храме Александра Невского, рядом с мраморной доской, на которой  золотыми буквами написаноы названия кораблей. Среди них – «Жаркий»,. Рядом еще одна мраморная доска с именем командира «Жаркого», Александра Сергеевича Манштейна.

































ДЛЯ ВЕРСТКИ                С НОВОЙ СТРАНИЦЫ

Глава восьмая.
СУДЬБЫ РУССКИХ ЛЮДЕЙ

Французы понимали, что русские останутся в Тунисе надолго, и приняли решение создать для них лагеря беженцев. И вот в Бизерте (Надор, Бен-Негро, Сен-Жан, Эль-Эйш, Рара), Табарке, Айн-Драхам и  Монастире были организованы такие лагеря .
Капитан 2-го ранга Н.Монастырев  вспоминал в книге «В Черном море», изданной в Париже:
 «Лишь начались работы по строительству лагерей, многие отправились на берег, несмотря на то, что зарплату предлагали маленькую... Власти озаботились поисками работы для беженцев, а те искали ее со своей стороны, поскольку в самих лагерях жизнь им не нравилась. Быстро эти лагеря опустели, и вскоре остались в них лишь женщины, дети да инвалиды».
Главное тогда было найти работу! Сойдя с кораблей на берег, офицеры и матросы брались за любую работу. Они были землемерами и топографами, механиками и электриками, кассирами и счетоводами и врачевали. Некоторые отправились в столицу на заработки, кое-кто подался в деревню. Офицеры были вынуждены наниматься в батраки. В поисках работы все оказались в одинаковом положении - без различия чинов и даже образования. Выбор предложений был очень ограничен…
– А что же было делать? –  задает вопрос Анастасия Александровна. – Французы предложили взять русских на некоторые предприятия и в учреждения: на железные дороги, на почту, в школы и даже в медицинские ведомства. Очень много русских работало на  тунисских дорогах. Русские работали там, где никто не хотел. На юге,  в Сахаре, например. А туда сообщение было трудное – машин никто не имел, автобусы ходили очень редко.
Но были русские  доктора и  врачи, которые были вынуждены соглашаться на любую работу, хоть служить сторожами...
Генерал Завалишин, будучи человеком интеллигентным, работал в лицее консьержем, сторожем, мыл уборные.
Генерал Попов - инженер-механик, как и 20-летний матрос Никитенко, просили место механика.
 Алмазов, который когда-то в Париже готовил докторскую степень по международному праву, берет работу писаря.
Людям, которые находились на высоком интеллектуальном уровне, такое было очень тяжело. Когда наши дамы шли в прислуги, к ним относились очень хорошо, с уважением, но старались поменьше платить.
Французы говорили – «русские Иваны приехали прислугами работать»... Платили страшные гроши. Жили  мы в очень большой бедности...
Постепенно число русских в Тунисе уменьшалось. В поисках работы они уезжали в Европу, Америку, даже в Австралию…
Перед своим отъездом из Туниса  в ноябре 1924 года  адмирал Эксельманс сделал все от него зависящее, чтобы помочь русским семьям, которые еще оставались в Бизерте. Его хорошее знание ситуации позволили генеральному резиденту в Тунисе Люсьену Сену обратиться к председателю Совета министров Франции Эдуару Эррио со следующим письмом:
«Имею честь доложить, что я смог изучить этот вопрос, осторожно наводя справки у морского префекта. Необходимо указать, что в Бизерте, кроме уже малочисленных моряков, составляющих сокращенные экипажи, существуют еще две категории людей, которые достойны особенного внимания.
Первая категория - это Сиротский дом, которым занимается адмирал Герасимов. Какое бы ни было мнение о русских, интернированных в Бизерте, можно только иметь самое высокое уважение к этому старому человеку, апостолически преданному делу воспитания детей, покинувших с ним русскую землю. Кроме того, Сиротский дом не имеет никакого отношения к эскадре, и Советы не могут претендовать на людей, которые его составляют. В этой школе находится еще около 80 детей. Все уедут приблизительно через год, как уехали старшие ученики зарабатывать на жизнь во Франции или Бельгии. Будет простой человечностью позволить адмиралу Герасимову докончить свое дело и предоставить ему для этого возможность, как это делалось до сих пор.
Вторая категория состоит из жителей «Георгия Победоносца». Как выше указано, этот старый броненосец не способен на морской переход. Он служит казармой или, скорее, убежищем семьям моряков. Некоторые из этих людей, относительно молодые и способные работать, зарабатывают себе на жизнь, хотя и с трудом, но смогут продолжать; другие же ни на что больше не способны - это пожилые люди, которые не в состоянии работать. Их ожидает старческий дом. Для каждого из них придется принять решение, так как невозможно их бросить на произвол судьбы.
Во всяком случае, так как «Георгий» не может идти в плавание, надо постараться его сохранить для его теперешнего предназначения в ожидании возможности разрешить вопрос о дальнейшей судьбе каждого из его жителей. Обе предлагаемые мною меры не могут быть не приняты.
Положение русских в Бизерте хорошо известно иностранцам. Адмирал Эндрюс (Andrews), командующий американскими морскими силами в Европе, пробыл долго в Бизерте на «Питсбурге» («Pittsburgh») и встречался там с адмиралами Герасимовым и Беренсом, которые изложили ему положение. Командир другого иностранного судна, аргентинского фрегата «Президент Сармиенто» («President Sarmiento»), который пробыл в Бизерте 4 дня, также встречал русских адмиралов. Для него, так же как и для адмирала Эндрюса, мы дали убежище людям, потерпевшим крушение, так как это настоящие обломки – будь то люди или материал, и, сделав это, Франция осталась верна своим традициям щедрости и гуманности.
Что касается других – я говорю о русских офицерах и матросах, – то их права усложняются тем обстоятельством, что они принимаются в стране протектората, и вытекающей из этого необходимостью считаться с суверенитетом Его Высочества Бея.
Французскому правительству надлежит объявить русским о широкой амнистии, о которой упоминается в конце министерского письма. Они должны быть свободны или использовать эту амнистию, или обосноваться в стране, которая им подойдет.
Но очень важно, по моему мнению, спустить людей на берег, как только переговоры о передаче их кораблей будут закончены, и взять корабли под надзор, поставив на каждом военную охрану. Эта мера необходима, чтобы помешать русским потопить свои корабли, покидая их.
В доказательство действительности этой опасности мне достаточно напомнить, что в 1923 году два русских офицера пытались потопить в Сиди-Абдаля два судна, которые французское правительство решило продать иностранцам. Вполне очевидно, что если это могло случиться с судами небольшой стоимости, продажа которых состоялась по договору между французским правительством и русскими представителями бывшего правительства Врангеля, то есть еще больше причин полагать, что это может повториться при передаче судов советскому правительству».
– Несмотря на официальный тон, как сильно чувствуется в этом архивном документе человечность! – комментирует Анастасия Александровна этот  документ. – Как утешительно видеть в нем солидарность моряков, крик о помощи погибающим!
Председатель Совета министров Эррио незамедлительно ответил генеральному резиденту в Тунисе телеграммой:
«Париж, 4 ноября 1924 года.
С согласия морского министра прошу Вас обеспечить бесплатный проезд русским морякам с эскадры Врангеля, которые желали бы ехать во Францию. Эррио».
20 ноября 1924 года адмирал Эксельманс написал еще одно личное письмо морскому министру о трудностях, с которыми сталкивались русские офицеры в поисках работы:
«Разрешите представить Вам списки русских офицеров и матросов, ищущих работу, со сведениями, могущими заинтересовать людей, имеющих возможность предоставить им какую-нибудь работу. Я послал такие же списки главным директорам общественных работ по сельскому хозяйству, индустрии и финансов, а также директору Компании трех портов и господину де Шавану».
«В приложении к этому рапорту – подробные списки с рекомендациями. И его усилия не пропали даром, вспоминает в своей книге Анастасия Александровна. Французские морские офицеры остались верны своему командиру, адмиралу Эксельмансу, и делали все, что было в их силах, чтобы помочь русским».
Списки, о которых пишет адмирал, были составлены в следующем порядке:
Первая категория – «главы семейств» – семья, состоящая из стариков и детей; порядок зависит от числа и возраста стариков и детей на иждивении главы семьи.
Вторая категория – «женатые без детей»: молодые люди от 19-23 лет, холостые старше 50 лет без детей и родителей на иждивении.
Третья категория – «холостые люди 23-50 лет».
– За этими списками имен встают передо мной лица хорошо мне знакомые, часто любимые,  – говорит Анастасия Александровна. – Я волнуюсь, встречая в архивах суждения ошибочные, часто несправедливые.
В своей книге она пишет:
«В большинстве случаев люди довольствовались самыми скромными предложениями работ, не имеющих ничего общего с их образованием. Но как можно было на что-нибудь претендовать! Только доктора могли надеяться найти работу по специальности в кадрах колониальных врачей. В общественные работы требовались землемеры или наблюдающие за работами по постройке дорог, чаще всего в отдаленных местностях Туниса, куда, за исключением русских беженцев, никто ехать не стремился.
Некоторые, не без причин, все еще надеялись послужить во флоте. Из объявлений:
«Пригорков Владимир, капитан I ранга, кавалер ордена Почетного легиона, прослуживший с честью на французских военных кораблях: просит место командира буксира или драги».
«Рыков Иван, капитан II ранга, гидрограф: просит место командира буксира».
Как все остальные, Пригорков и Рыков были посланы землемерами на юг Туниса - «в поле», как говорили русские.
Читаю, что лейтенант Калинович просит место рулевого, и вижу очень живо молодого, очень красивого офицера, потерявшего ногу во время войны и в течение 5 лет занимавшегося кадетами в Джебель-Кебире.
Один журналист удивляется, что так мало русских работает на кораблях. Он выводит из этого, что на эскадре было очень мало моряков! Но про какие корабли он говорит? Прием на французский флот для русских был закрыт, и даже на каботажном судне беженец не мог быть командиром.
Другие молодые офицеры или гардемарины готовы были служить  даже матросами. Синдикаты запротестовали – беженцы составляли конкуренцию «туземцам», которые тоже могли претендовать на такие скромные места.
Итак, в то время как некоторые ставили русским в упрек, что они берутся за какую угодно работу и за какую угодно цену, другие, напротив, публиковали насыщенные ненавистью статьи об «этих баронах и офицерах, которые не могут решиться на физическую работу, которую они всегда считали унизительной». Не раз еще придется сталкиваться на чужбине с самой низкой клеветой.
В те времена в Тунисе ходила такая фраза: «Если вы видите палатку на краю дороги или убежище под дубами Айн-Драхама, вам может пригодиться знание русского языка: один шанс на два, что этот землемер или лесник – русский». Тогда ходила и такая  шутка: «Два англичанина – это футбол. Два немца – это две кружки пива. Два русских – это хор».
Не только Иван Михайлович Шадрин, который в прежней жизни был регентом Императорской капеллы, организовал хор. В разных тунисских городах появилось несколько русских  ансамблей, в том числе казацкие  и цыганские. И была создала … балетная школа.  И русские давали уроки и танцев, и пения, и музыки!
Они создавали русские клубы и  объединились в Союз русских ветеранов.
Контр-адмирал Гранклеман, заменивший адмирала Эксельманса на посту морского префекта в Бизерте, в свою очередь тоже  столкнулся с болезненным вопросом трудоустройства русских  и писал резиденту Франции в Тунисе:
«В данное время мы продолжаем содержать этот персонал при помощи специального фонда, называемого «Русский бюджет», пополняемого фондом Врангеля, и нашего бюджета, которым я располагаю, но вполне вероятно, что эти средства вскоре иссякнут, так как «Русский бюджет», как и наш, выдается только до 31 декабря...
Я считаю своим долгом подтвердить, что в течение всего года моего пребывания в Бизерте персонал, для которого я прошу Вашей помощи, никогда не дал ни малейшего повода усомниться в его порядочности или нравственности.
Добавлю, что русские офицеры и моряки, которые уже получили места в Бизерте или ее окрестностях, дают полное удовлетворение и что их работа очень ценится. Прийти им на помощь будет пользой для всех, но главное - это станет делом гуманности, а также солидарности, так как я не могу забыть, что многие из них боролись с нами во время Великой войны против общего врага и что некоторые из них носят следы ранений, полученных в этой борьбе».
В 1925 году в стране оставалось  только 700 русских людей, из которых 149 – в Бизерте.

 «Мне не стыдно мыть чужую посуду…»

Я держу в руках один из французских документов, показанный мне Анастасией Александровной. В списках ищущих работу первое имя в первой категории: «Манштейн, 36 лет, старший лейтенант, 4 дочери - 11,7, 6 лет, младшей 3 месяца; просит работу топографа или наблюдателя за городскими работами недалеко от Бизерты по причине учения детей». И рядом приписка мелким, четким французским почерком: «Положение заслуживает интереса».
– Моя мама говорила: «Мне не стыдно мыть чужую посуду, чтобы дать образование детям!» – рассказывает Анастасия Александровна. –  Конечно, я теперь понимаю, что и отец, и мать раньше умерли, раньше срока, потому что они  так много работали! Мама как вол работала! Я помню, как она  стирала в  холодной воде, в каком-то чане большом, деревянная доска, и течет эта холодная мыльная вода. Я все еще вижу эту удручающую картину: полное корыто белья, кусок зеленого мыла оставляет зеленые полосы, скользя по доске, струи воды текут по маминым рукам, когда она выжимает тяжелую простыню. А она еще поет... и говорит стихи Никитина: «Эх ты, Русь моя, Русь державная, моя Родина православная!»
…Я помню ее руки… От стирки в холодной воде они у нее болели. Но она никогда не жаловалась.
Добавлю к  словам Анастасии Александровны  то, что она написала в своей книге:
«Моя сестренка Маша родилась весной 1924 года, и, так как мама работала целый день, я много ею занималась. Вероятно, с этого времени у меня останется особая нежность к детям первого года жизни –удивительной жизни тихо лежащего в колыбели маленького ребенка, внимательный взгляд которого открывает окружающий его мир.
Мы жили очень бедно, но достойно. Чем только папа  ни занимался, чтобы прокормить семью! Он мастерил рамочки для фотографий и полочки из красного дерева, которые он с помощью мамы часами полировал вручную. Я вижу, как под размеренным движением пропитанного льняным ласлом полотняного тампона по совсем, казалось бы, иссохшей поверхности начинает переливаться цветами каштановый отблеск оживающего дерева, как заново зарождается в нем жизнь... Папа все умел делать руками и работал с большим вкусом, но устанавливать цену было для него большой задачей».

«Мой ангел Глафира Яковлевна!»

Приехав с линейного корабля «Генерал Алексеев», Александр Михайлович Герасимов, директор Морского корпуса, в сопровождении контр-адмирала Машукова, желавшего посмотреть, как устроилисься в крепости гардемарины, поднялся в Кебир . Осмотрев все казематы и помещения, адмирал Герасимов выбрал себе скромную комнату, где стал устанавливать и застилать две койки.
– Вот здесь я буду жить, – сказал А. М. Герасимов.
– А для кого вторая койка? – спросил Н. Н. Машуков.
– А для жены моей, для Глафиры Яковлевны, – ответил Александр Михайлович.
–  Как для жены! – воскликнул Николай Николаевич. – Ведь мы же порешили, что женщин не будет в крепости!
– Она не женщина, – спокойно ответил директор.
– Кто же она? – спросил Машуков.
– Она – ангел, – ответил А. М. Герасимов, и добрая, светлая улыбка озарила все его лицо. – Но раз уж мы так порешили, я, так и быть, устроюсь внизу в Сфаяте.
18 мая 1922 года Глафира Яковлевна умерла. Все ее любили и очень жалели, так как она очень долго страдала. В их маленькой, бедной кабинке на коленях у ее кровати горько рыдал адмирал, обыкновенно такой молчаливый и сдержанный. Корпусные столяры сделали гроб, и генерал Завалишин собственноручно обил его глазетом и кружевами.
Офицеры несли гроб на высокий Кебир в церковь, где покойница так любила молиться. Гардемарины стояли шпалерами по всей горе, и вся дорога была усыпана цветами, собранными маленькими кадетами. Морские и сухопутные французские офицеры и их дамы, представители Русской эскадры, все экипажи Кебира и Сфаята запрудили церковь, коридоры и дворы крепости. Корпусной хор пел заупокойную Литургию медленно и торжественно. Длинное погребальное шествие двинулось на далекое бизертское кладбище, где в глубине вдоль левой стены было уже несколько русских могил.
В течение нескольких лет будет еще заботиться старый адмирал об учениках Морского корпуса, переписываться с ними... В летние вечера можно было видеть его высокую фигуру в белом по дороге в Надор. Он всегда гулял одной и той же дорогой, всегда один.
В одном из залов музея Черноморского флота в Севастополе выставлена старая черно-белая фотография. Гроб, накрытый Андреевским флагом, несут на решетчатых носилках несколько человек. На втором плане – боковой фасад здания,  высокие окна  с дощатыми жалюзями. Прямо перед нами – радиатор старенького грузового автомобиля, с большими круглыми фарами. Подпись под фотографией гласит: "Похороны адмирала А.М.Герасимова. Несут гроб адмирал М.А.Беренс, Ф.А.Римашевский, А.А.Стеблин, адмирал А.И.Тихменев".

«Я так хочу увидеть Севастополь!»

– Мария Александровна стала героиней романа Вацлава Михальского  "Весна в Карфагене" , – рассказывает Анастасия Александровна. –…Когда в ноябре 20 года они погружались на корабль, было страшно много народу. Маша шла за мамой, которая несла сестренку, и в толпе они были разлучены. Один из моряков узнал потерявшуюся Машу, схватил и вытащил из толпы… Больше она никогда ни маму, ни сестру не увидела… Так вот, когда она заболела, а жила она очень бедно, в подвале русской церкви, то начала разговаривать с самой собой. Али, который за ней ухаживал, спрашивал: "Мадам, с кем это вы разговариваете?" А Мария Александровна гордо отвечала: " Я разговариваю с Пушкиным!" И единственное, о чем она просила, это чтобы ее после смерти отпевали в Храме… И ее воля была выполнена!
Вспоминаю Марию Аполлоновну... В день Марии Египетской, в своей маленькой квартире над магазином Феликса Потена, она принимала только друзей. Прекрасная хозяйка, она умела принять каждого, как самого почетного гостя. Смотря на ее простоту и заботу, невольно думалось о приеме в Севастополе Государя Николая II. Кульстрем, супруга градоначальника, сидела около Императора, который обращался к ней по имени-отчеству: Мария Аполлоновна. У него была исключительная память...
Тогда она принимала Императора... Теперь она принимала нас все с тем же желанием угодить приглашенным…
Вспоминаю и Веру Евгеньевну... Она  жила в мансардной комнате на террасе большого дома в центре города. Входя в ее одинокую комнатушку, гость попадал, совершенно неожиданно, в теплую, уютную обстановку. Все напоминало далекое прошлое. Портрет стройной, небольшого роста девушки - это она в Милане. Портрет офицера в белой морской форме - это ее муж, пропавший без вести. Как переживала она свое одиночество на пороге старости, на этой высокой террасе, открытой зимним ветрам! Днем ее можно было узнать издалека: жалкая фигура, сгорбленная под тяжестью корзинок, набитых «русским печеньем», которое она продавала, разнося по клиентам.
В июне 1900 года российский броненосец «Александр II» под флагом контр-адмирала Бирилева, в сопровождении миноносца «Абрек», стал на якорь на рейде Бизерты. Адмирал по приглашению губернатора Мармье посетил новый форт Джебель-Кебир в окрестностях города. Блестящий морской офицер, весьма честолюбивый, Бирилев вскоре станет морским министром России. Мог ли он на пороге XX века предугадать, что через 20 лет этот же рейд станет последней якорной стоянкой последней российской эскадры, что эти же казематы Джебель-Кебира станут последним убежищем для последнего русского морского корпуса!
Мог ли он предполагать, что члены его семьи будут доживать свой век в изгнании и умрут на этой африканской земле!
В декабре 1983 года в Тунисе в одиночестве умирала последняя из Бирилевых – Настасья Ивановна, вдова капитана II ранга Вадима Андреевича Бирилева, племянника адмирала.
Я поехала навестить ее незадолго до ее кончины.  Тунисцы, две девочки, ухаживали за ней. Когда я вошла в слабо освещенную комнату, мне показалось, что она в бессознательном состоянии: столько безразличия было в ее отрешенности. Возможно, случайно ее усталый взгляд встретился с моим. Она меня тотчас узнала. Она протянула ко мне руку и радостно, с надеждой прошептала:
- Ты приехала из Севастополя?
Она знала, что я приехала из Бизерты, но для нее Севастополь и Бизерта были одним целым: два города, навсегда слившиеся воедино...
И она добавила с какой-то неожиданной сдержанной страстью:
- Если бы ты знала, как мне туда хочется!
Она видела только Севастополь…
Я присела рядом с ней…
Ее последними словами были:
- Я так хочу увидеть Севастополь!

 «Я хотела остаться русской!»

– Меня часто спрашивают, почему я не покинула Бизерту….–рассказывает Анастасия Александровна. – У меня не было никакого другого гражданства. Отказалась от французского! Я хотела остаться русской! Здесь я вышла замуж, в 1935 году, стала Ширинской,  мои трое детей родились в Бизерте. Здесь жили мои родители. В Бизерте живут мои первые ученики; мне выпало учить и их детей и внуков.
В 17 лет я начала немного подрабатывать репетиторством, покупала книги, одевалась и даже начала собирать деньги, чтобы продолжать учиться в Европе.
Я зарабатывала частными уроками математики, и только потом, после пятьдесят шестого года, когда Тунис стал независимым, мне разрешили постоянно преподавать в лицее. Работы было много. После лицея я бежала домой, где меня ждали ученики и частные уроки…
Моя жизнь тесно связана с развитием Бизерты, европейской части которой было в те времена не более тридцати лет. Большая часть французского населения состояла из военного гарнизона, который обновлялся каждые два или четыре года. Но было также много статского населения: чиновников, врачей, фармацевтов, мелких коммерсантов... Все они обосновались «на веки вечные», все видели будущее семьи в стране Тунис…

«Что делает Купреев?»

– В Бизерте конца двадцатых годов русские не были больше иностранцами, – улыбается Анастасия Александровна. – Их можно было встретить везде: на общественных работах и в морском ведомстве, в аптеке, в кондитерских, кассирами и счетоводами в бюро. На электрической станции тоже было несколько русских. Когда случалось, что свет тух, всегда кто-нибудь говорил: «Ну что делает Купреев?»
Она, улыбаясь, повторяет:
– Да, все так и спрашивали: «Опять этот Купреев? Что делает Купреев?
И уже серьезно добавляет:
– Так Бизерта стала частью моей души. И меня уже никогда не отпустят тени тех, о чьей честности, верности присяге, любви к России я должна говорить всем, кто сегодня приезжает сюда…
«Отчасти, – пишет Анастасия Александровна в своей книге, – мы жили еще в мире, который навсегда покинули, и, возможно, что именно это помогло нам пережить первые годы изгнания. За горькой повседневностью действительности вставали облики милого прошлого. Новогодние и пасхальные визиты, целование руки, страстные споры по вечерам о событиях, информация о которых доходила до нас с разных частей земли, - все это, конечно, удивляло наших бизертских соседей, но нисколько их не беспокоило, а может, даже позволяло их воображению вырваться за рамки привычных представлений.
Среди людей, встречавшихся с нашими эмигрантскими кругами, многие с оттенком восхищения будут позднее рассказывать, что они знали русскую принцессу или флигель-адъютанта Императора. Для них в их серой жизни это, быть может, являлось чем-то сказочным, в то время как для русских сочинителей это стало долгожданным случаем нарядиться  в «павлиньи перья». Я никогда в нашей среде принцесс не встречала, более того, всегда казалось подозрительным, если кто-то начинал распространяться о знатности своих предков.  Мы это понимали уже детьми. 
Однажды Александр Карлович Ланге услышал, как его племянник хвастался перед своим приятелем-французом, что его дедушка был генералом. Я слышу еще Александра Карловича, его манеру говорить  и вес каждого слова: - Правильно говоришь! Твой дед был генерал,  и даже известный генерал. Но ты? Ты ведь делаешь только глупости!
Хвалиться!.. Гордиться!.. Чтить!.. Трудно иногда найти границу.
Мы все знали слова Пушкина: «Жалок народ, который не чтит своих предков», а предками мы также считали великих людей нашей Истории. Мы жили еще близким прошлым, почти более реальным, чем удручающее настоящее, что помогало самым неимущим не чувствовать себя полностью обездоленными».

Александр Александрович  Рубцов   

Как-то зашел у нас разговор об Александре Рубцове. Этот  русский художник  в 1914 году прибыл в эту страну, имея грант для написания  большой исторической картины,  но после начала Первой мировой войны оказался отрезанным от России. 11 ноября 1915 года  он поселился – и оказалось,  навсегда – в квартире-мастерской на улице Аль-Джазира. Здесь художник прожил 34 года, до конца своих дней, создав десятки картин, запечатлевших  яркие краски  страны и женскую красоту. В Тунисе называют великим национальным  художником.
На тунисской земле русский мастер нашел для себя то, что искал в   странствованиях по странам Средиземноморья: идеальный мир для творчества. Процитирую его дневник:  «Яркость солнца, изысканная световая гамма, сочетающая вечную зелень с охрой пустыни и бесчисленными оттенками морской бирюзы, пленили мое воображение».
Но не только красоты и богатство природы притягивали Александра Александровича. Он рисовал простых людей, мужчин и женщин,  торговцев и  посетителей  тунисских  кофеен. Рубцов оставил  потрясающую серию народных портретов. Под ними художник обычно подписывался по-арабски - "Искандер Рубцоф".
Фанатически работоспособный – он создал более  3000 картин, рисунков, натюрмортов и  портретов  – Рубцов вел жизнь  отшельника. Бородатого человека, одетого в черное и зимой, и летом, в сандалиях на босу ногу  и вечным натюрмортом  тунисцы окрестили "русским дервишем" .
Я спросил Анастасию Александровну  мнение об этом русском художнике. Она  задумалась, у меня  промелькнула мысль, что я неловко задел что-то очень чувствительное в сердце Анастасии Александровны,   и начала отвечать издалека.
– Мне Оленька Вербицкая оставила стихотворение Бунина…
Анастасия Александровна читает по памяти:
"И цветы, и шмели, и трава, и колосья…
И роса, и полуденный зной...
День придет - Господь сына блудного спросит:
"Был ли счастлив ты в жизни земной?"
Я перечувствовала такую поэзию Бунина, которая соответствует всей моей жизни! Надо уметь в самых простых вещах чувствовать этот дар жизненный, что вам дано!
«Час настанет! Был счастлив ли ты в жизни земной?»  А Рубцов? Вот вы пишете в своей книге, публикуете отрывок из дневника Рубцова…
Она находит на своем письменном столе мою книгу и  зачитывает слова Рубцова: 
«Почему я не покидаю Тунис?» - задаю я себе вопрос и сам отвечаю: «Я мог бы оставить Тунис, но я всегда бы испытывал ностальгию по краскам и цветам»…
– Так вот. Я очень хорошо знаю эту улицу Аль-Джазира… И вот что я скажу… Свою Родину не покидают из-за красоты и цветов!
Анастасия Александровна стукнула своим маленьким кулачком по столу.
– Он не русский для меня, а Бунин – русский. Я чувствую, что Бунин – русский. А Рубцова – не чувствую! Он в Петербурге получил прекрасное образование, ему дали стипендию, ему предоставили возможность ездить по Европе…И вот… когда русские мальчики умирали на войне …
Она смотрела на меня, и в глазах ее сверкали искры гнева.
«Так что же Рубцов сделал плохого? В чем его вина?» – спрашивал я самого себя.
–….А когда русские, офицеры и матросы, искали работу в Тунисе, – с болью в голосе сказала Анастасия Александровна, – у Рубцова было много знакомых, он мог помочь, но он русских чурался!
Анастасия Александровна опустила голову и замолчала. Мне стало стыдно для Рубцова, которого я так люблю. Его картины запечатлели неповторимую  красоту человека и природы. «Как так можно, в трудную минуту не протянуть руку помощи соотечественнику, попавшему в беду? Права Анастасия Александровна – так русские не поступают!» – подумал я, пытаясь понять ее молчание.
Но она думала о другом. Может ли она осуждать другого человека? Имеет ли она на это право?
–  Может быть, я совсем ошибаюсь… Может быть, но я не почувствовала его как русского. А Бунина  почувствовала… Бунина выгнали из страны, но он – русский. Только русский может так написать: "И цветы, и шмели, и трава, и колосья…"  Это моя Россия! Это так верно написано, что я вижу цветы русских лугов, вижу, как колышется трава, как наливаются золотые колосья, и как неустанно трудятся шмели. Все мои воспоминания раннего детства в этих словах. Я вспоминаю тропу к Донцу, цветы, до которых я дотрагивалась руками. Когда я была в Лисичанске, то увидела бурьян. Какие краски! Как чудно пахнет трава! Это все мое! Оно со мной! Но не с Рубцовым!
Я перечувствовала такую поэзию Бунина, которая соответствует всей моей жизни! Надо уметь в самых простых вещах чувствовать этот дар жизненный, что вам дано!
… Свой дневник Александр Александрович вел на французском языке.  Он вообще перестал  даже говорить  по-русски! В знак протеста против русских, которые восстали друг против друга в семнадцатом окаянном году! Убивали друг друга! И он  отказался от всех контактов с русскими, когда Эскадра пришла в Бизерту… 
 Потом  он снова потянулся к ним – время лечит душевные раны – и создал прекрасные портреты русских женщин…
В 1949 году художник  умирал в полном одиночестве и в нищете на улице Аль-Джазира, в бредовом состоянии разговаривая на непонятном для тунисцев языке. Кто-то догадался пригласить  русскую женщину. Она рассказала, что художник говорил о русских березах…  И,  может быть,  о  цветах и шмелях, траве и колосьях… Своей России! Которую он так и не смог ни увидеть снова, ни воспеть своими яркими волшебными красками…
Александр Рубцов  похоронен в «русском каре» христианского кладбища Боржель в центре столицы Туниса. Его могила находится недалеко от могилы Михаила Андреевича Беренса…
В последний путь художника проводили простившие его за затворничество соотечественники из Бизерты: его гроб был покрыт Андреевским флагом с эсминца «Жаркий». За гробом шли Александр Сергеевич Манштейн и Анастасия Александровна Ширинская…
В Россию Александр Рубцов «вернулся» только в апреле 2012 года.   Его маленькая картина «Сиди Жаффар»,  тунисский пейзаж, залитый ярким солнцем, была впервые выставлена в московском Музее современной истории России.
Ранее он назывался Музеем Революции…

















ДЛЯ ВЕРСТКИ                С НОВОЙ СТРАНИЦЫ



Глава девятая.
 ПРАВОСЛАВНЫЙ  ХРАМ

Величайший духовный и политический переворот
нашей планеты есть христианство.
В сей священной стихии исчез и обновился мир.
История новейшая есть история христианства.
А.С.Пушкин

Когда вы будете посещать Карфаген , который находится в пригороде Туниса,  обратите внимание, что в центре Амфитеатра, на арене которого сражались гладиаторы, возвышается мраморная витая колонна, а ниже, на стене – мраморная доска с именами двух христианок: Перпетуя и Фелицита. Эти молодые девушки, жившие в Карфагене в  третьем веке н.э., уверовали в учение Христа, начали делать добрые дела во имя Христа и распространять его учение. Римляне схватили их и после жестоких пыток, под злорадное улюлюканье толпы, жаждущей крови, бросили на арену Амфитеатра.
Имена девушек занесены в список святых. 7 марта каждого года отмечается католиками всего мира как день Перпетуи и Фелициты.
Я вспомнил этих девушек не случайно. В конце этой главы я объяснюсь…
…Среди  шести тысяч пассажиров кораблей Русской эскадры, прибывших в Бизерту в конце 1920 года, оказалось 13 священников. Были устроены церкви на броненосце "Георгий Победоносец", на котором жили семьи офицеров, и в Сфаяте, где расположился Морской корпус, эвакуированный из Севастополя. В самой столице, в Тунисе, с разрешения тунисцев, под церковь приспособили один из домов в центре города.

Ислам

– Пророк Магомет был очень добрым человеком, –  говорит Анастасия Александровна. – И первая жена его была очень разумная. Коран ближе к  Старому завету, чем Откровение Божие. Я прожила столько дел среди мусульман и у меня всегда были самые хорошие отношения с ними. Мусульмане с пониманием отнеслись к нашим просьбам разрешить построить  православные храмы.  Тунисцы народ очень терпимый к другим религиям. И это у них – в крови, это уважение к другим.
Был в Тунисе на улице Селье, № 60, большой арабский дом, многочисленные комнаты которого выходили на внутренний двор. Памятная история связана с этим домом, который принадлежал тунисцу Бакушу, директору Абуса. Абус – это мусульманское административное учреждение, занимающееся вопросами недвижимости. Когда русские пришли просить его сдать дом в аренду, он поинтересовался, для чего им нужно такое большое помещение. Узнав, что в доме предполагается устроить церковь, Бакуш ответил, что совесть никогда не позволит ему, во-первых, отказать людям в возможности молиться и, во-вторых, брать с них деньги за предоставленную возможность.
– И посему, – добавил он, – берите дом и служите Богу!
Духовная жизнь русской колонии долго оставалась связанной с этим домом. В самой большой из комнат был алтарь. Когда места не хватало, люди молились во дворе. Отец Константин олицетворял с большим достоинством моральные ценности русского православия, и матушка была ему доброй и разумной помощницей. Русская церковь на авеню Мухаммеда V будет построена только в пятидесятые годы.
В своей книге Анастасия Александровна пишет:
«Полутемная церковная палуба старого броненосца, золото икон в колыхающемся мерцании свечей и чистая красота в обретенном покое вечерней молитвы «Свете тихий»! Она летит через открытый полупортик над темными водами канала, над гортанными голосами лодочников, летит все дальше, все выше к другому берегу, к холмам Зарзуны, где ее унесут к небу морские ветры...»
– Мои тунисские ученики, – рассказывает Анастасия Александровна, – мне часто звонили и говорили: «Я буду держать экзамен. Вы за меня помолитесь!" И вот недавно звонит один тунисец, представляется и говорит: "Я ваш бывший ученик, я теперь выхожу на пенсию, я инспектор образования, но я помню и сейчас, как я попросил вас, когда пошел на экзамен, тогда, давно, я попросил помолиться за меня, и я сдал экзамен, и вот теперь я хочу поблагодарить вас…»
Мой правнук, он наполовину уже француз, но когда в 2003 году  он приезжал в Бизерту, его крестили в православную веру в Церкви, в честь моряков, чтобы он не забывал, что его бабушка – дочь моряка!
Анастасия Александровна  мне часто рассказывала об огромной  роли, которую  сыграли православная вера, молитвы и иконы в жизни русских моряков, оказавшихся на чужбине:
– Достоинство и уважение – все чувствовали необходимость в этом, чтобы переносить трудности, - говорила она. - На корабле "Георгий Победоносец" жило несколько сотен человек разного социального происхождения, разного воспитания, образования и возраста. И все же мы, дети, от этого не страдали. Старые принципы воспитания сыграли, конечно, свою роль. Но полнота нашего детского мира во многом была обязана нашему религиозному воспитанию, определявшему повседневную жизнь.
В конце двадцатых годов русская православная община в Бизерте, которая была зарегистрирована в Тунисе 10 апреля 1921 года, была многочисленной и деятельность ее была не только церковной. Для священника была снята квартира, где одна из комнат служила церковью. Анастасия Александровна вспоминает:
– По субботам вечером мы ходили на Всенощную, а в воскресенье утром – на Литургию. Как всегда, жизнь вокруг церкви нас очень объединяла. Мы слушали Часы, дамы пекли просфоры и вышивали церковные одеяния, дети по очереди прислуживали. 
Так с 1920 года началась история Русской Православной общины в Тунисе. Прихожане храма были объединены в Культурную ассоциацию православных в Бизерте, которая была зарегистрирована 25 января 1937 года.
– Судьба «Жаркого», нашего миноносца, была печальной, как и судьба других кораблей, – рассказывает Анастасия Александровна. – И тогда, в середине тридцатых годов, среди русских моряков возникла прекрасная мысль: построить Храм-Памятник русским кораблям.
С полного одобрения Французского морского командования образовался комитет по сооружению в Бизерте памятника-часовни. В состав комитета вошли контр-адмирал Ворожейкин, капитаны первого ранга Гильдебрант и Гаршин, капитан второго ранга Рыков, капитан артиллерии Янушевский и Александр Манштейн. Комитет обратился с призывом ко всем русским людям общими усилиями помочь делу сооружения памятника родным кораблям на африканском берегу. В сборе пожертвований участвовали все: и те русские офицеры и моряки, которые еще оставались в Тунисе, и те, кто уже уехал в другие страны, но сохраняли связь с Бизертой, последней стоянкой Русской эскадры.
В 1936 году, в ответ на просьбу Ассоциации русских православных, декретом тунисского бея Ахмеда-паши было разрешено приобрести на улице Ницца в Бизерте участок в 200 квадратных метров для строительства Храма.
– Мы всегда  находили понимание со стороны тунисских мусульман, – говорит Анастасия Александровна. – Тунис – веротерпимая страна, и нам никто никогда не мешал здесь молиться.
10 октября 1937 года состоялась торжественная закладка Храма. В закладной камень были вложены икона Спасителя и коробочка с русской землей.
– Конечно, в первую очередь, эмигранты давали на строительство Храма, – вспоминает Анастасия Александровна. – Но и французы давали, и тунисцы. И все делалось своими руками. Проект церкви был подготовлен русским архитектором Козминым.
Приступили к постройке в 1937 году. А в 1939 году храм был закончен. Завесой на Царских вратах храма стал сшитый вдовами и женами моряков Андреевский флаг. Иконы и утварь были взяты из корабельных церквей, подсвечниками служили снарядные гильзы, а на доске из мрамора названы поименно все 33 корабля, которые ушли из Севастополя в Бизерту.
Мы подходим с Анастасией Александровной к Храму. Надпись на Храме: "Блаженны изгнаны правды ради, яко тех есть Царство Небесное".
Входим внутрь. Анастасия Александровна показывает рукой:
– Вот здесь, как раз за иконой Александра Невского, был хор. И много людей пело, и моя мама пела здесь. Ну, она с детских лет пела в церковном хоре. И как пишет Блок:
Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, потерявших радость свою...
Анастасия Александровна обращает мое внимание на одну из  икон.
– "Тайная вечеря", которую нарисовала мадам Чепега. Когда приезжал один митрополит, я показала ему эту икону и говорю: "Александра Эрнестовна нарисовала "Тайную Вечерю"!" А он сказал что-то вроде того, что «у да Винчи, Леонардо да Винчи лучше вышло». Я, что может быть, не по-христиански, ответила: "Но у нас не было времени так долго ждать. Нам надо было молиться вовремя!"
Как назвать этот Храм? Все мы страдали, зная, как стирается память о тех, которые защищали Россию веками. Сразу пришла мысль об Александре Невском.  И 10 сентября 1939 года Храм был освящен в честь святого Благоверного Великого князя Александра Невского.  В нем состоялись прощальные церемонии по кораблям эскадры. Отпевали здесь, прежде чем проводить на кладбище, и русских офицеров и матросов.
Это единственный Храм-Памятник Русской эскадре.
– Вы знаете, самая дорогая доска –   вот эта, мраморная, на которой –  имена кораблей, пришедших в Бизерту...
Имена кораблей, будто потопленных в бою, выстроены как в вечном походе. За каждым из этих названий –  героические страницы истории российского флота...
В 1942 году храм пострадал от бомбардировок. И было обращение контр-адмирала Тихменева за помощью к русским людям, в котором выражалась надежда, что «Храм будет служить местом поклонения будущих русских поколений». И тогда же начался сбор средств на строительство еще одного православного храма в столице Туниса.
В 1953 году местные власти дали разрешение, и состоялась закладка первого камня нового Храма в центре  столицы.
10 июня 1956 года состоялось торжественное освящение Храма в память Воскресения Христова Архиепископом Иоанном (Максимовичем).
Главная святыня Храма Воскресения Христова в Тунисе – напрестольный крест, в котором имеется частица Животворящего Древа Креста Господня и частица мощей святого Киприана Карфагенского. Иконостас, большие и часть малых икон, а также подсвечники и хоругви – с русских военных кораблей: линкора "Генерал Алексеев", крейсера "Кагул" и броненосца "Георгий Победоносец".
В Храме находятся иконы с кораблей, затопленных русскими моряками в 1854 году в Севастополе, иконы Крещения Господня и Благовещения Пресвятой Богородицы.
В Храме также есть две мраморные мемориальные доски, связанные с историей Второй мировой войны. Одна – с именами русских патриотов, которые воевали на стороне Франции против немецких нацистов и итальянских фашистов. Другая – в память о семи тысячах советских военнопленных, погибших в Тунисе и Ливии.
После провозглашения Тунисом своей независимости значительная часть русских эмигрантов переехала в бывшую метрополию, Францию. Русская колония в Тунисе и Бизерте насчитывала всего несколько семей. Вместе с паствой Тунис покинули и священники. Карловацкий Синод, в чьем ведении находилась община и храмы Туниса, так и не смог направить священнослужителей в Тунис и упорядочить жизнь оставшихся там соотечественников. Время от времени лишь священники Александрийского Патриархата навещали осиротевшую русскую общину.
– И было тридцать лет перехода пустыни! – рассказывает Анастасия Александровна. – Так вот, я могу сказать, что помогали все! И больше всего мои три самые большие приятельницы в Бизерте: туниска – мусульманка, две француженки, из которых одна – католичка, а другая – протестантка. За все усилия я так им благодарна! И приходил католический священник, и монашенки, и американцы, и немцы, и голландцы, чтобы показать, что Церковь служит, что Церковь живет!
В феврале 1990 года Анастасия Александровна написала письмо Патриарху Московскому и всея Руси Пимену. Его подписали еще 36 человек. И уже в марте 1990 года в Бизерту приехал из Александрии (Египет) архимандрит Феофан. В те дни православные церкви, как пишет Анастасия Александровна в своей книге «Бизерта. Последняя стоянка», "не могли вместить всех молящихся: русские специалисты, дипломаты, русские жены тунисцев, их дети, наши друзья – французы, немцы, чехи, болгары, поляки…"
18 февраля 1992 года Священный Синод под председательством Патриарха Московского и всея Руси Алексия II  по просьбе Русской православной общины в Тунисе и представлению  Кирилла, который был  тогда архиепископом, Председателем Отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата, постановил принять эту  общину под юрисдикцию Московского Патриархата.
Настоятелем храмов в Тунисе был назначен священник Димитрий Нецветаев. С его приездом началось возрождение церковной жизни в Тунисе – храм стал родным не только для эмигрантов первой волны, но и для соотечественников, уехавших в Тунис позднее.
Позвольте привести полностью текст послания Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II по случаю 80-летия основания  русской православной общины в Тунисе:
Ваше Преподобие, всечестной отец Настоятель! Возлюбленные о Христе чада и соотечественники!
Сердечно приветствую всех вас с торжествами 80-летия основания русской православной общины в Тунисе. По случаю этого знаменательного события в жизни вашей общины возношу сугубые благодарственные молитвы ко Господу, даровавшему вам, живущим вдали от Родины, возможность в полноте участвовать в духовной и литургической жизни Церкви.
Тысячи российских беженцев нашли приют в Тунисе после трагических революционных событий 1917 года. В первое время они были лишены возможности молиться в православных храмах. Однако, обращая мысленный взор к истории православного прихода в Тунисе, мы вспоминаем, что наши соотечественники, прибывшие в 1920 году в Бизерту с последними уцелевшими кораблями Императорской эскадры Российского Флота, не мыслили вне Православной Церкви своей жизни на чужбине. Устроение церковной жизни в изгнании стало для них одной из важнейших задач.
Долгое время богослужения совершались во временном помещении в столице, городе Тунисе, в домовом храме Воскресения Христова. Первый православный храм был возведен нашими соотечественниками в 1938 году в Бизерте в память о Российском Императорском Флоте и освящен во имя благоверного князя Александра Невского. Мы не можем не вспомнить сегодня о заботах и трудах тех, чьими трудами и молитвами был возведен этот храм, а также храм Воскресения Христова в Тунисе в 1956 году. Да помянет Господь всех, любящих благолепие дома Его.
Ныне Воскресенский и Александро-Невский храмы объединяют потомков русских эмигрантов, наших соотечественников, работающих в Тунисе, всех тех, для кого Россия является Родиной, а Русская Православная Церковь – Матерью.
Да сохранит Господь нашу веру, да утвердит Сам нерушимое здание духовной жизни, да умножит мир и единодушие среди Своих чад. Желаю настоятелю Воскресенского и Александро-Невского храмов в Тунисе, отцу Димитрию Нецветаеву, помощи Божией в пастырских трудах, любви своей паствы и крепости в служении Богу. Сердечно желаю всем вам быть верными Божьему водительству на неисповедимых путях Господних, которые нам предстоит проходить Его премудрым судом. Пусть храмы Русской Православной Церкви в Тунисе будут для всех вас напоминанием об Отечестве – как земном, России, так и Небесном – Царствии Христовом.
Да пребудет с вами благословение Господне и да сохранит вас Бог Своею милостью.
Патриарх Московский и всея Руси
Москва, 10 апреля 2001 года

...В начале этой главы я вспомнил имена двух девушек-христианок, причисленных к лику святых, не случайно. Не мне решать, не мне предлагать, но надеюсь, что великие дела Анастасии Александровны Русская Православная Церковь никогда не забудет.
Батюшка Димитрий убежден:
– Если бы не активные действия главы русской православной общины в Тунисе Анастасии Александровны, наверное, служить сегодня было бы негде. Эта потрясающая женщина сделала все возможное для сохранения Храмов.

Биение сердец и трепет душ

Православные храмы в Тунисе сегодня – центр духовной жизни для россиян, место их общения. Приход в Тунисе взаимодействует с представительством Российского Центра Международного научного и культурного сотрудничества при Правительстве РФ, Российским Центром науки и культуры в Тунисе.
Сегодня приход в Тунисе окормляет духовно не только русских, но и болгар, сербов, румын, палестинцев. В дни праздников богослужения в храмах Туниса и Бизерты совершает Митрополит Карфагенский Ириней (Александрийский Патриархат).
Однако храмы испытывают и определенные трудности. Так, нерешенным остается вопрос о праве собственности прихода на церковные земельные участки. Участок в Бизерте находится под постоянной угрозой отторжения. Русская Православная Церковь и власти Туниса ведут диалог для урегулирования этого вопроса.
И позвольте мне еще раз обратить ваше внимание на то, что значит для русского человека Православный Храм. И познакомить вас с уникальным документом, искренним и чистым.
Из писем Георгия Спасского, главного священника Русской  эскадры, написанных им 90 лет назад, в Бизерте…
«Как священник,  я слышу биение сердец и трепет душ. Среди горя и слез, среди томлений и тоски душа тянется к Богу.
Я кликнул клич Христов: «Кто жаждет, иди ко мне!»
«Как же чувствуете себя?» — спрашиваю я морского офицера. «О, батюшка, я одинок, страшно одинок. А знаете, чем я спасаюсь? — говорит он, волнуясь и торопливо. — Ночью, когда все спят, я выхожу в поле и под звездным небом падаю на колени и молюсь... молюсь... Я тогда не замечаю времени, и кажется мне, что я сливаюсь со своей Россией и чувствую сердцем Христа... Я раньше был почти неверующий человек...»
Так на своем скорбном пути русский человек находит потерянную веру свою».

«Мы — русские, православные, создали здесь, в Тунисе, и свою святыню: образ Богоматери под названием «Радость странным», т.е. странникам.
Образ нарисован в древнерусском стиле. В облаках — икона Богородицы, типа Казанской. От нее идут лучи, которые озаряют корабли русской эскадры и лагеря беженцев. Этот образ теперь — наша реликвия. Он скромен по виду, но украшен самоцветными камнями — горячими русскими слезами, и венок ему сплетен из наших вздохов.
Создалось вокруг этого образа Братство имени Богоматери, связанное известными обетами.  Братство на африканской земле.
«Радуйся, светлая обитель, странникам бездомным», — поют на братских собраниях перед этой иконой акафист. И скорбные глаза Богоматери с образа смотрят на мятущиеся русские души. И легче становится на сердце, и воскресают надежды...
И образ милой Родины вырисовывается все яснее и яснее, а за окном церковной постройки тихо шепчутся растущие кругом маслины, оливковые деревья, а за бортом  военного русского корабля  еле заметно шелестят волны Бизертского залива — словно несут привет от покинутой Отчизны...»
«На кебирском холме под Бизертой Черноморский флот воздвиг свой последний жертвенник.  И в нем словно священный огонь Весты  славных традиций морских пылает здесь. Кадеты и гардемарины воспитываются в духе христианском, в преданности Родине и любви к морю и флоту. Политики нет никакой. Любят Христа и Россию. Погасят ли этот огонь противные ветры или же разгорится он ярким пламенем и отразится в русских морях? Кто знает…»
Бизерта, Тунис, Африка... 1921 год... 90 лет назад... Думаю, что вы согласитесь, что самое печальное видение – это когда редкий путник заглянет в Храм и поклонится русским могилам. Надеюсь, что слова Тихменева, которые сбылись при жизни Анастасии Александровны, не будут забыты…
14 марта 1212 года, на светлый праздник Пасхи пришел в православный русский Храм Воскресения Христова временный президент Туниса Марзуки. От всех мусульман Туниса он сказал батюшке Димитрию самые теплые слова.

























ДЛЯ ВЕРСТКИ                С НОВОЙ СТРАНИЦЫ


Глава десятая.
«Я ВЕРНУСЬ К ТЕБЕ, РОССИЯ!»

Письма из России

Анастасия Александровна пишет в своей книге:
«Быть отрезанным от мира и ждать новостей, ждать писем, которые никогда не приходят, – мы все хорошо знали это чувство. Но как ни странно, именно это тщетное ожидание делало час раздачи почты очень важным моментом беженского дня. Издалека было видно лейтенанта Алмазова, почтальона, который приезжал из Бизерты на мотоциклете. Ухо ловило его приближение. На «Георгии» Алмазов появлялся перед редкими счастливчиками, дождавшимися наконец весточки, и плохо переносил шутливые укоры ничего не получивших.
Однажды и нам пришло письмо! Бабушка написала из Сербии, которая приняла Русскую армию. Их жизнь налаживалась с помощью югославского правительства и благодаря симпатии, которую король проявлял по отношению к русским. Окольными путями она узнала  о жизни в Рубежном после нашего отъезда. Нам дом стал домом для сирот – для нас это было Божьим благословением. Парк вырубили, и во фруктовом саду деревьев больше не было. С горестью мы узнали о вскрытых семейных могилах, об их уничтожении грабителями в поисках несуществующих сокровищ...
Не стало больше моего очарованного царства! В этой картине опустошения как оголенный стоял белый дом на вершине холма. Невесело глядели его многочисленные окна, не защищенные деревьями  от степного ветра. Вероятно, с этой поры стал мне сниться один и тот же сон: я поднимаюсь по заросшей тропе в поисках моего потерянного царства все выше и выше, знаю, что дом прячется там, за деревьями, но парк расступается, превращается в голое поле. И вот вдалеке – мимолетное видение – белый дом, но я не могу до него дойти, он  удаляется и исчезает из глаз, скрывая свою тайну.
Я знаю, что это только сон, я стараюсь его удержать, найти знакомые картины, заглянуть хоть на мгновенье в наш дом, в милое прошлое...
Возможно, что еще ребенком я знала, что ничего не исчезает бесследно; надо только сильно помнить! И складывались в детской голове слова, которые много позже выльются в стихи и музыку. Слова надежды, которая ищет свой путь, которая никогда не угаснет:
Как вернуться в старую усадьбу?
Как найти дорогу в небытие?
Только сердце может хранить правду,
Рассказать, что было, было и прошло».

Ностальгия

Этой ностальгией был болен каждый русский. Говорят, что это вообще болезнь только русских. Вдали от дома он в глубине души обречен страдать от этой отдаленности… И если он не в силах вернуться, а обстоятельства жизни так складываются, что это вообще невозможно, то боль обостряется многократно. И эта боль дает возможность, пусть и странною любовью, но ЛЮБИТЬ РОССИЮ!
N.N. родился в Тунисе, его бабушка и дедушка были русскими. Он передал мне текст, который  нашел, разбирая бумаги своей бабушки,  и разрешил мне опубликовать отрывок из него, но при условии, что я не назову ни его имени, ни имени его матери. Что я и делаю….
«…Вот уже более восьмидесяти лет, как я живу вдали от России. Я пишу книгу о Русской эскадре и  своей жизни, куда войдет многое из того, что я  рассказала тем, кто приходит в мою скромную обитель, кто посещает  в Бизерте наш Храм-памятник русским кораблям. Мне хочется надеяться, что я напишу книгу, которая будет повествовать о размышлениях и впечатлениях  более радостных, чем печальных.
Моя верность родителям и долгу перед семьей удерживали меня вдали от Европы, где царила среди русских эмигрантов  атмосфера бесполезных сожалений и вечных вздохов о России, которой уже никогда не будет. Я осталась в Бизерте.
И я прихожу на кладбище, где похоронен мой отец, его товарищи, офицеры и матросы, их семьи, и где каждый камень напоминает о той трагедии, которая началась для России в четырнадцатом году, когда разразилась, и не по вине русских, Первая война. И потом началась цепь таких событий, которая привела к тому, что мы оказались на чужбине.
Надеюсь, никогда больше не повторится с Россией то, что пришлось ей пережить в двадцатом веке.
В моей жизни были периоды, которые мне кажутся светлыми. Все остальное принесло мне только горе и страдания.
Если бы я могла начать жизнь снова, я начала бы с молитв о том, чтобы русский никогда не поднял руку на русского, чтобы никогда человек не убивал человека и чтобы на Земле не было братоубийственных войн.
Оглядываясь на свою прожитую жизнь, я ни о чем не жалею и не падаю духом. Судьба мне дала долгую жизнь и хорошую память. Надеюсь, что и обо мне останется добрая память. Хотя я могла бы, наверное, достичь большего.
Мои внуки и правнуки достигнут  чего-нибудь лучшего. Они доживут до новой эпохи.
Я не считаю современную эпоху ни цивилизованною, ни христианскою. Уж больно много печального происходит каждый день на нашей планете. Когда я читаю о людях, страдающих в Европе, Америке или Азии в то время, как можно каждому человеку обеспечить достойное проживание на Земле, я признаю необходимость прогрессивных  изменений. И начинать надо с духовного перерождения. С самого себя!
…Для меня все пережитое – это урок, полный значения и богатый предостережениями. Станет ли он таким для моего потомка?
Снова и снова я думаю о моих родителях, близких и дорогих мне людях, друзьях моего детства. Я стараюсь видеть их такими, какими они были в лучшие годы жизни, какими я их знала в счастливые дни.
Я вижу их часто во сне, они приходят ко мне, и мы  подолгу и увлеченно беседуем о том таинственно прекрасном Будущем, огни которого уже видны на далеком горизонте. И эти огни мне напоминают  огни кораблей, которые если и  покидают родные берега, то для того, чтобы вернуться к ним  после долгого плавания.
Много терпения и много труда — и мы все доживем до этого  светлого Будущего.
Мы вернемся, обязательно вернемся!
N.N., Бизерта, 15 декабря 2000 года

Эти слова очень перекликаются с тем, что мне говорила Анастасия Александровна.  Благодаря своим дочерям, Татьяне и Тамаре  и друзьям в России она смогла несколько раз посетить Россию. Эти поездки оставили неизгладимые впечатления  и у Анастасии Александровны, и у тех, с кем она смогла встретиться.
Приведу свидетельство журналиста Валерия Снегирева:
«В 1990 году Анастасия Александровна впервые прилетела в Лисичанск. Это свидание с родными местами, Северским Донцом, с усадьбой Рубежное состоялось через 80 лет! Cемь десятилетий изгнания не притупили память «мисс Русской Эскадры», и картины детства вновь ожили в ее памяти: 1918 год, революционеры в Рубежном, обыск в доме  и перепись имущества. Близость деда Александра Насветевича к императорскому двору едва не принесла семье беду. «При обыске, – рассказывает Анастасия Александровна, – был обнаружен фотопортрет императора с дарственной надписью, и только молодость и неопытность проводивших обыск спасли нас...»
Как память о России Анастасия Ширинская-Манштейн долго хранила императорские часы с вензелем Александра II, подаренные Александру Насветевичу будущим императором. Одна из его дочерей была крестницей наследника трона и его жены Марии Федоровны. Первым именем этой датской принцессы – Дагмар – была названа одна из шахт Лисичанска».
Об одной из своих поездок Анастасия Александровна написала подробно в своей книге. Мы договорились, что она сама зачитает этот текст для будущего фильма.

«Всему приходит свое время. Всему… но не для всех»

«4 июля 1990 года. Среда – день еженедельного самолета в Москву. Много русских в аэропорту Tunis-Carthage. У нас много друзей между уезжающими, и, конечно, мое путешествие, в моем возрасте, после долгих лет изгнания, вызывает интерес и симпатию. Владыка Феофан летит с нами. Присутствие консула Михаила Георгиевича Ядрова меня очень успокаивает – всегда и везде в путешествиях боюсь я, что меня «не пропустят»! Представители Главного комиссариата по делам беженцев тоже на месте. Инструкции действительно были даны полицейскому контролю, так как меня пропускают без всякого затруднения. К моему великому удивлению, нас с Владыкой сажают в первый класс; первый раз в жизни я лечу в таких условиях.
В 13 часов 45 минут вылетаем; то, что было недоступным в течение долгих лет, становится действительностью.
Радость может быть скорбной. Не думать о родителях! Они не дожили.
Всему приходит свое время. Всему... но не для всех.
Встреча с Россией! Вероятно, меня не раз будут спрашивать, что я в ней нашла, какие мои впечатления, и я ничего не смогу ответить на непонятный для меня вопрос.
Я не еду осматривать мою страну. Я еду ей навстречу после долгого отсутствия, но я ее знаю хорошо; мы от нее не отказались, не забыли ее, не покинули.
Толпа при приезде, свет, шум, озабоченная атмосфера аэропорта Шереметьево – все это отвлекает меня от невероятной действительности: я в России! Все сделано, чтобы облегчить мне путешествие, но самым поразительным оказывается паспортный контроль.
Пассажиры первого класса, мы спускаемся одни из первых. Я иду за Владыкой Феофаном, который проходит в одну секунду. Милиционер при виде моего паспорта не выказывает никакого колебания. Быстрый телефонный звонок, и я прохожу как «persona grata», как никогда и нигде не проходила. Мне даже приходится подождать мою Таню, франко-европейский паспорт которой внимательно просматривается.
– Мне помогает какая-то оккультная сила, – говорю я Владыке.
– Почему оккультная? Это Божья помощь!
Нас встречает так много старых бизертских друзей, что мне с трудом верится, что я в Москве. Еще недавно признать нашу дружбу было с их стороны храбрым поступком, за который они могли бы поплатиться своей работой. Зина приехала издалека, Юрий и Лариса - москвичи. Они везут нас к родителям Аркадия (Саркисова), у которых мы будем жить в Москве. Нас ждет прекрасный ужин, на котором присутствует профессор Жданов. Я узнаю, что весь следующий день точно распределен, но это меня не пугает; в этом заботливом семейном окружении я на все найду силы. После Москвы, после Петербурга меня ждут в Рубежном.
С четверга 5-го по понедельник 9-го мы осматриваем Москву. Увидеть так много в такой короткий срок нелегко, но Культурный центр все предвидел.
С первого же дня мы приняты в Даниловом монастыре Владыкой Владимиром, представителем связей с заграницей при Митрополите Кирилле. Я могу изложить ему положение наших церквей и уверить, что всякая возможная с его стороны помощь не может рассматриваться как вмешательство в синодальные дела. Священный Синод в курсе нашего безвыходного положения: мы не имеем средств на священника и починку церквей, что дает тунисскому правительству законную возможность их национализировать. Я поставила в известность об этом представителей Синода – Владыку Антония в Женеве и Владыку Лавра, посетившего Тунис. Никто не нашел разрешения этому вопросу. Что думает Владыка Владимир? Знает ли он, что первый раз в жизни я обращаюсь за помощью, не чувствуя себя иностранкой?
Данилов монастырь – самый старинный в Москве, основанный в XIII веке князем Даниилом, сыном Александра Невского.
С этой эпохи Москва делается княжеством – Московией, которая постепенно соберет вокруг себя все русские княжества – от Киева, где Русь была крещена, до Господина Великого Новгорода. Очень знающий проводник показывает нам снимки развалин, каким был монастырь еще в 1983-1984 годах, пока его не вернули Церкви. С какой законной гордостью может он представить его нам теперь!
Тот же страстный интерес к предпринятым заданиям, то же упорное преследование цели чувствуется в Центре документации при Патриархате и в Центре национального фонда культуры.
Я удивляюсь, что такое множество разрушенных церквей могли восстановить свое первозданное убранство. Мне объясняют, что в самые тяжелые времена разрушительного бесчинства верующие спасали то, что могли спрятать. Так сохранившееся возвращается церквям…
Наша русская культура прежде всего народная культура.
Не спрашивал ли себя не без иронии Достоевский еще в 1863 году, был ли бы у нас Пушкин, если бы не было Арины Родионовны?
Мне еще очень близки споры наших славянофилов с западниками, и имена Киреевских и Данилевского принадлежат семейному окружению. Мы пережили время беспощадного истребления всего, что несло эту культуру. Я прожила долгие годы вдали от моей страны, без всякой надежды ее увидеть, и, если теперь, в этот прекрасный июльский день, меня спросят, что я думаю о Москве, я отвечу, что для моего полного счастья достаточно быть здесь, на Красной площади, и знать, как это знают сегодня миллионы русских людей, что мы в скором будущем услышим колокола Василия Блаженного…
С детства меня привлекали рассказы о паломничествах. Может быть, жизнь на ограниченном пространстве корабля объясняет это влечение к бесконечным дорогам, свободному выбору на перекрестках путей, неторопливому хождению от монастыря до монастыря.
Однажды я даже дала обет пойти пешком в Киевскую Лавру, не очень задумываясь, насколько это осуществимо из Туниса, но в то время мы могли еще говорить: «Когда я вернусь в Россию...»
Сегодня в Москве я нахожусь совсем близко от Троице-Сергиевой Лавры, и едем мы туда на автомобиле – но образы из нашего детства еще живут: отрок Варфоломей в дремучем лесу с медведями и торжество Дмитрия Донского!
Сама дорога для меня уже – «путешествие по Руси»: леса, деревянные домики, красочно расписные, окруженные садами, полными смородины. И вдруг справа – ответвление дороги с обозначением «Ярославль»! Я не знаю этого города… Но я знаю из папиных бумаг, представленных при поступлении в Морской корпус, что родители папиного отца там жили и что фамилия приписана к русскому дворянству в родословной книге Ярославской губернии за № 3127. На старой фотографии Леонтьевского кладбища в Ярославле, переданной мне Сережей Манштейном, папиным племянником, две могилы рядом под густой листвой разросшегося дерева. Могила прадеда с большим православным деревянным крестом окружена белой изгородью. Андрей Андреевич Манштейн, 1832-1876.
Первый город, который появляется в семейных архивах, – Санкт-Петербург; но первый документ генеалогического древа установлен в Кенигсберге 28 марта 1740 года, по просьбе Эрнста Себастьяна фон Манштейна, генерал-майора Русской Императорской армии, губернатора Ревеля. Он умер в 1747 году в Лахте, совсем близко от Петербурга…
Мы приезжаем в Лавру к десяти часам, как раз к началу службы в Успенском соборе, восстановленном во всем своем великолепии.
Огромная толпа, хор – совершенно исключительный, многочисленные священнослужители. Нас проводят вперед, что всегда меня как-то стесняет.
Во время Литургии ко мне подходит один из священников и спрашивает, хочу ли я причаститься.
– А исповедь?
Он меня уверяет, что есть еще время. Видя, что я колеблюсь, он понимает:
– Вы завтракали?
И сразу становится ему ясно, что я не какая-нибудь почетная гостья, что мы близки, и неожиданным порывом он целует меня в лоб.
После службы молодой монах брат Евграф показывает нам монастырь: часовню, построенную в лесу на месте кельи, в которой жил святой Сергий; мощи святого, над которыми насмехались в черные дни революции, о которых брат Евграф не может говорить без волнения; покои Патриарха с застекленной галереей, по которой он прогуливается.
Затем молодой семинарист ведет нас через просторные залы семинарии в музей при монастыре; он с увлечением описывает его богатства, старается иногда говорить по-французски.
Отец Феофан приходит за нами, чтобы вести нас обедать. Мы следуем за ним по длинным коридорам в монашескую трапезную. Два молодых монаха прислуживают за столом; все приготовлено очень просто и очень вкусно из продуктов, производимых общиной.
На закуску салат из помидоров, огурцов, сельдерея; грибы; маринованная и соленая рыба. Следует окрошка и за ней – запеченная рыба с картофелем. Конечно, все кончается чаем с мягкой карамелью и печеньем…
Снова обретает Троице-Сергиева Лавра свое веками вымоленное спокойствие…
Когда французы говорят о «I'ame slave», у нас, русских, особенно у «высокоинтеллигентных», принято улыбаться со скептицизмом. А все же! Если бы Франция расстилалась от Полярного круга до пустынных степей Азии, что осталось бы от ее драгоценного чувства меры, которым так гордится ее культура?
Для русского человека восприятие безграничности, с которой он постоянно сталкивается, не может не отразиться на народном характере. Отсутствия чувства меры трудно избежать русскому человеку, будь он даже картезианского склада ума и воспитанным на западной культуре…
Чтобы осматривать Москву, мы окружены друзьями. Юрий и Лариса, которые работали по контракту в Бизерте, а также Володя и Тоня, приехавшие из Саранска, чтобы нас повидать, показывают нам уголки старого города и его живописные окрестности… Мы едем к университету Ломоносова с его широкими зелеными пространствами, откуда видим всю Москву. Затем Воробьевы горы, где Наполеон ждал ключи от города и дождался лишь пламени пожаров; под конец Арбат с его художниками, поэтами и старинными домами, которые начинают чинить.
Заранее Юрий заказал обед в грузинском ресторане. В этот день мы бродили под дождем в садах Новодевичьего, и отдых вокруг обильного стола со множеством кавказских блюд оставил у нас теплое воспоминание…
Благодаря Культурному центру мы присутствовали на двух спектаклях в Большом. «Евгений Онегин»! Что может быть очаровательней! И как всегда, все ждут сцену бала. Я даже вспоминаю русские балы в Тунисе!
Совсем иной второй спектакль, на который очень трудно достать места. Пьеса «Аз воздам» восстанавливает убийство царской семьи в 1918 году в Екатеринбурге. Написанная с заботой об исторической точности, сыгранная с большим, сдержанным достоинством актерами, сходство которых с персонажами поразительно, трагедия глубоко, с сосредоточенным вниманием переживается публикой...
Известен ли ей фатальный исход?
…И приводя Евангелие, Божий завет: «Аз воздам» - только Богу судить, Император, который чувствует себя приговоренным, обращается к сыну, завещая ему никогда не искать мести.

Петербург

Во вторник 10 июля, в полночь, мы садимся на поезд в Петербург.
Здесь начинается мое паломничество в прошлое моих родителей и в мое собственное счастливое детство на берегу Балтийского моря. Увы! Я не увижу Ревеля, не увижу ни уютного домика с большим округленным окном, ни длинной набережной вдоль серого моря, по которой каждое утро мы беззаботно гуляли, Маша, Буся и я.
Память об этом во мне еще так сильно живет, что время теряет свои границы. Где прошлое? Где настоящее?
Я знаю, что две семьи Манштейн ожидают нас, но я не знаю, что уговорено для нашего пребывания. Мы приезжаем точно по расписанию, в 8 часов 50 минут. На вокзале я сразу узнаю Женю в белой морской форме: он был у нас дома, когда «Перекоп» заходил в Бизерту.
С ним две дамы. Высокая, еще молодая, элегантная - это кузина Алла. Вдова папиного брата Льва, Мария Зиновьевна, старше и меньше ростом. Ее сопровождает родственник, располагающий автомобилем, - что, как я скоро пойму, очень важно в настоящее время…
Первым делом - и я очень этим дорожу - мы идем повидать дядю Юрия Сергеевича, самого младшего папиного брата.
Давно уже папы и его многочисленных братьев нет в живых. Дядя Юрий Сергеевич последний. Крупный, массивный, с правильными чертами лица, он совсем не похож на своего старшего брата, но мы оба очень взволнованы.
На кладбище Александро-Невской Лавры, перед могилой Сергея Андреевича - его отца и моего деда, с его дочерью Аллой и моей Таней - все мы чувствуем семейную связь, унаследованную от общих корней. Я даже нахожу, что выразительное лицо Аллы больше напоминает подвижное лицо моего папы, чем своего собственного отца: наследие Сергея Андреевича.
Дядя держится прямо, еще чувствуется в нем былая сила. Мы довезли его до дому и завершаем дорогу пешком вдоль берегов Невы, всех в зелени, довольно пустынных в этот тихий летний вечер.
Насыщенный план визитов и экскурсий никогда не мог бы быть выполнен без помощи морских властей и отца Феофана, прибывшего на празднование 750-летия Невской битвы. Весьма вероятно, что непросто было установить разные связи в еще трудных условиях, тем более что здесь, как и в эмигрантских кругах за границей, не легко еще всем отказаться от предвзятых мыслей.
Первый наш визит к адмиралу, начальнику штаба. Таня не жалеет о покупке видеокамеры. Так будет храниться у меня необыкновенная картина, которая после долгих лет изгнания кажется мне сказочным сном. Я спускаюсь по широким ступеням величественной лестницы Адмиралтейства в сопровождении морских офицеров, и все они знают, что я храню надежду дожить до того дня, когда Андреевский Стяг будет снова развеваться над городом Петра.
В Морском музее под руководством опытного проводника все живет еще в петровские времена, даже эти молодые, смеющиеся лица курсантов, которые представляют нам старинную морскую форму.
Но время визита сочтено. Нас ждут в Морском корпусе!
Вера Васильевна Антонова приехала специально для нас, жертвуя своим свободным днем. Она знает, что мой отец провел шесть лет своей молодой жизни в этих стенах, и она хочет нам все показать: дортуары, столовую, портретную галерею... Как жалко, что затеряны стихи, которые передавались через поколения и которые папа иногда читал: торжественный ночной смотр, на который старые адмиралы выходят один за другим из рамок... Синявин, Ушаков... синусы и косинусы маршируют сплоченными рядами, тангенсы и котангенсы несут вахту... Почему я ничего тогда не записала?
В этот летний день курсанты на каникулах. Большое здание опустело. Мы одни в его стенах, и призраки прошедших лет возвращаются юными и беспечными. Я знала многих из них, и они живут вокруг меня. Часть жизни, которую папа провел здесь, кажется самой полной частью всей его жизни.

Кронштадт

Два первых года моей жизни связаны с Кронштадтом. У меня мало осталось о них воспоминаний: только темная ночь и белый снег за окном гостиной, да ужас ожидания медведя, который где-то уже шел за мной! Может быть, несколько обрывков отдельных картин: церковные службы на Страстной неделе... Прекрасная погода, большая толпа, мы поднимаемся по бесконечным ступеням; вокруг дрожащее пламя свечей, запах ладана и церковное пение.
Мама с папой часто вспоминали Кронштадт. Они провели в нем три счастливых года до войны. По их рассказам у меня осталось воспоминание кипящего жизнью города. Что осталось от него сегодня?
Что осталось от бурного прошлого, в которое я возвращаюсь одна?
Чтобы попасть в Кронштадт, требуется специальное разрешение: военный катер нас туда доставляет с утра – дядю Юрия Сергеевича, Таню и меня.
Может быть, летние каникулы опустошили город? Почти нет прохожих, никакого движения на улицах. Я люблю этот Кронштадт, тихий и зеленый, белые грозди цветущих деревьев, осыпавшиеся лепестки, покрывающие асфальт, большой парк и фигуру Петра, как-то особенно упорно стоящую на твердых ногах…
За короткий срок нашего пребывания на берегах Невы, между 10 и 16 июля, благодаря счастливому стечению обстоятельств и совершенно для меня неожиданно, мы приглашены участвовать в праздновании 750-летия Невской битвы. Сбывается моя старинная, еще детская мечта: идти с крестным ходом по русским проселочным дорогам в глубокой русской деревне.
Но такая ли уж случайность, что это число попадает в календарь нашего пребывания? Не есть ли это справедливое завершение страстного желания, упорной воли, долгого терпения?
Мы уезжаем на машине с Владыкой Феофаном к месту, где произошло сражение, туда, где Ижора впадает в Неву. Настоящая русская деревня летом, вся в зелени, извилистые пыльные дороги, залитые солнцем, обрамленные живой изгородью. Деревня полна народа. Мы с трудом находим место для машины. Заканчиваем дорогу пешком - до кладбища, где у маленькой часовни, недавно реставрированной, огромная толпа ждет Патриарха Алексия.
Тропа, по которой он должен пройти, усеяна цветами. Часовня слишком мала, чтобы все могли войти; большинство присутствует на молебне снаружи.
Торжественное богослужение состоится под открытым небом, около развалин храма, который отстраивают; на том самом месте, где Александр с соратниками ожидал завоевателей.
Мы идем к нему длинной процессией по проселочной дороге, и я переживаю мою старинную мечту: быть одной, неизвестной, в большой толпе паломников разных возрастов, разных сословий… Маленькие дети на плечах родителей, группы молодежи в средневековых одеяниях – некоторые верхом на лошадях, что никого не удивляет в этом так мало изменившемся пейзаже…
Дорога извивается между березами, пересекает деревушку, расширяется к Неве. Здесь в 1240 году Александр с дружиной ждал шведов, как два года спустя будет он ждать меченосцев на льду Чудского озера...
Если когда-нибудь мои внуки посетят город, который Петр со страстью строил наперекор всем и всему, они осмотрят его дворцы, его музеи, его сказочные окрестности. Может быть даже, я смогу осмотреть многое с ними. Но в этот первый и очень короткий приезд я довольствуюсь глубокой радостью просто быть здесь. Зимний дворец, Летний сад, Смольный – сделались действительностью!
Смотря на широкое устье реки, знать, что это не Сена, не Темза; что это Нева!
Бывают секунды, которые переживаются потом в течение целой жизни.
Алла нашла адрес, помеченный у меня на фотографии от весны 1917 года: в окне большого дома бабушка, мама и я, и, конечно, рядом с нами две маленькие головки собак – Буся и Тусик.
До сих пор дом еще стоит, все под тем же номером.
Как не пойти на Петербургскую сторону, Большой проспект, дом 44, в квартиру №13, и, как в сказке, очутиться в далеком милом детстве.
Алла, кажется, сомневается. Она старается меня отговорить до самой последней минуты: «Это коммунальные квартиры». Я знаю, что она думает: когда несколько семей ютятся по комнатам, разделяют квартиру с общей кухней и удобствами, не всегда можно ожидать от них безупречной вежливости!
Подъезд, совсем как на старой фотографии, с узорной аркой из крупных камней. Мы поднимаемся по лестнице, никого не встречая, везде царит полная тишина. Вот и номер 13. Я знаю, что находится за этой дверью, но на звонок никто не открывает; еще минута ожидания, последняя безуспешная попытка – мы уходим.
На улице я поднимаю глаза к окну. За плохо задернутой занавесью никто не пытается разглядеть неожиданного визитера. Окно на уголок моего детства остается закрытым.
Может, так и лучше!
Встреча с прошлым требует особой, обоюдной готовности.
Зато вечером у Марии Зиновьевны Манштейн, вдовы дяди Льва Сергеевича, мы находим семью с папиной отцовской стороны. Мой кузен Сергей Львович дарит мне фотографии, которые ему - я это чувствую - очень дороги. Но сам бездетный, он знает, что я могу их передать потомкам нашего деда Манштейна...
Фотографии начала XX столетия – не так уж и далеко от нас, тем более что некоторые лица мне знакомы. Но, когда я смотрю на них, мне кажется, что все они жили совсем в другом мире, безвозвратно ушедшем. Дед Сергей Андреевич на водах в Bad Nauheim в 1913 году; трое его сыновей от второй жены: Сергей, Всеволод и Лев.
Что ждет этих юных мальчиков в аккуратных одинаковых костюмах с большими белыми воротниками, высокими ботинками на пуговицах и с соломенными канотье в руке?
Старший, Сережа, был зарублен на Перекопе; Всеволод покончил с собой в 19 лет! Единственная дочь, Зинаида, была убита в порыве ревности отвергнутым ею человеком. Чем объяснить, что такой пунктуальный, упорный, кабинетный ученый пережил такую бурную жизнь?
Дядя Юрий Сергеевич – последний из шести братьев Манштейн. Расставаясь со мной, он дарит мне годами хранящуюся у него шкатулку; на внутренней стороне крышки детским почерком имя ее первого владельца: «Александр Манштейн».
17-18 июля. Мы опять в Москве, в гостеприимном доме Нинели Гургеновны Саркисовой. Мама Аркадия унаследовала от своей родной Армении эту теплую сердечность женщин, вечно озабоченных благополучием тех, кого они любят.
Во вторник квартира загружена московским телевидением; меня расспрашивают о двадцатых годах. Полная свобода слова. Вечером мы чувствуем себя в Тунисе на обеде у тунисского посла Ахмеда Унайеса…

Рубежное

Четверг 19 июля 1990 года. Мы летим в маленьком самолетике, как в закрытой железной коробке, и еще живее всплывают мои детские воспоминания о наших с мамой путешествиях через всю Россию - пролетающие за окном цветущие просторы полей, бег деревьев по склонам гор, веселое оживление уезжающих на каникулы и успокаивающий стук колес.
В самолете полутемно и как-то необычно далеко от всего. Ничто не мешает думать о своем; обрывки мыслей, картины прошлого... Вероятно, так складываются стихи, о которых я вспомню много позже…
В 17 часов 40 минут маленький самолет приземляется в Северодонецке – поле, и за деревянным забором публика ожидает прилетевших. Как видно, нас не трудно узнать – Светлана Олеговна улыбается нам издалека; рядом с ней молодой мужчина – «Володя с автомобилем», как я узнаю позже. В простоте радушной встречи есть что-то родное, и ближе кажется мне Рубежное.
Через четверть часа мы уже у Лисичанска и, как в тот далекий июльский день 1918 года, стоим на маленькой станции Насветевич. Имя все то же – большими черными буквами, только буква «е» вместо буквы «ять» в слоге «свет». Ничего не изменилось. Пустынная тропа поднимается между кустарником к моему затерянному царству. Туда нас поведут завтра. Темнеет… Наши заботливые хозяева не хотят нас утомлять. Гостиница удобная, ужин очень приятный, с шампанским и множеством цветов, и я знаю, как это трудно все устроить в теперешних условиях. Уходя, Светлана Олеговна оставляет нам расписание на следующие два дня.
Что будет завтра?
У открытого окна я вглядываюсь в ночь. Я знаю, что все на свете меняется, что белого дома с колоннами в большом цветущем парке давно уже нет.
Люди везде умеют извратить окружающий их мир. Но эта тихая ночь под высоким куполом украинского неба все та же. Сколько близких, дорогих мне людей вглядывались в нее, как я сегодня, на этом дорогом нам кусочке земли. Кто скажет мне, что я не у себя?
И как бы в ответ на мой вопрос, совершенно неожиданно для этой тихой ночи, внезапная гроза разразилась с какой-то беззаботной, почти радостной силой, будто все вокруг меня хотело дать мне знать, что я здесь не чужая. Асфальт широкой улицы блестит от дождя, и силуэты деревьев сплоченными рядами появляются на мгновенье из темноты при вспышках молний. Сколько таких гроз видели хозяева Рубежного за два столетия?!
Я вспоминаю, как уговаривала меня моя милая Наталья Петровна из посольства России «не возвращаться на родные места, чтобы не рассеять прелесть прошлого».
В Лисичанске я не чувствую себя чужой. Меня здесь крестили - тогда здесь была еще деревня - в Митрофановской церкви, теперь уже отжившей, задушенной окружающими ее постройками. Но действительность прошлого удивительно сильна. Ничто не может изменить того, что было. Нас везде встречают с большой теплотой. Утром мы были в храме Николая Угодника. Молодые студентки рисовали фрески...
В краеведческом музее мы встретили коллег Светланы Олеговны. Разглядывая выставленные документы, я узнаю, что Менделеев посещал Донбасс. Нет сомнения, что он был принят в Рубежном. Мы приглашены директором выстроенной на земле поместья стекольной фабрики, на которой, как мне кажется, мама работала учительницей в 1918-1919 годах. Просторное, светлое здание, окруженное зеленью. Нам дарят большую писанную маслом картину «Лето» Гребенюка, а также елочные рождественские украшения из стекла – сказочные, красочные формы и цвета для семейного праздника.
«Выдувать стекло» – слова, произнесенные кем-то подле меня, оживляют в памяти целый мир событий, казалось, давно забытых. Отдельные картины, обрывки фраз, запечатленные когда-то детским умом, встают на свои места и освещаются с удивительной точностью в этой спокойной обстановке, которая, кажется, вовсе не изменилась.
Насколько я знаю, фабрика принадлежала Бабе Муне. Она создала при ней школу для детей рабочих, и, когда фабрика была национализирована в 1918 году, мама работала при ней учительницей. Однажды она принесла домой маленькую вазу стойким горлышком и объяснила мне, как выдувают стекло. Работа трудная, опасная, и в то же время есть в ней любовь к прекрасному. Отец одной из маминых учениц выдул вазу сам и очень настаивал, чтобы мама приняла этот подарок. Девочка была больна, и, видя мамино волнение, я поняла, что она много занималась с ребенком.
Мама часто говорила про своих учениц. Некоторые из них, немного старше меня, возможно, еще живы. Мне говорят, что вторая учительница, которая работала с мамой, жива, что год тому назад она вспоминала о маме с большой симпатией.
Сегодня, увы, ей очень плохо, и нам невозможно ее повидать.
На этой же фабрике работал счетовод, который все сделал, чтобы нам помочь, когда мы уезжали.
Я не помню, где жила семья директора Лебедева, но я очень хорошо помню их большую гостиную, тонкий узор фарфоровых чашек и расстеленную на полу роскошную шкуру белого медведя с неподвижным блеском стеклянных глаз. Я не забыла ни трагическую смерть директора, ни отчаяние его жены, обыкновенно хорошо собой владевшей: всех я вижу уже успокоенными в другом мире, где ничего им больше не угрожает. И у меня самой спокойно на душе в этот тихий июльский день.
Кого встречу я сейчас в «парке» или в «доме»? Могут ли двести лет бывшей жизни стереться бесследно? Я начинаю думать, что Жорж и Стефан не ошибались, когда совсем еще маленькими старались меня успокоить: «Но, может быть, Бабу, есть еще кто-нибудь там, в России? Дети Анны Петровны, ее внуки? Адамовичи, которых было так много?»
Мои внуки мне доверяли; мы часто говорили про тех, кто имеет глаза и не видит, кто имеет уши и не слышит. Они знают, что ясный взгляд и тонкий слух недостаточны; требуется к тому же еще любовь и память! Я верю во встречу с моим Рубежным!
Мы идем теперь по направлению к школе № 5, построенной на месте барского дома. По всей вероятности, этой дорогой мы проезжали с вокзала на лошадях. Я была тогда еще слишком маленькая. Я помню только лисью тропу, по которой мы с трудом поднимались в июльскую жару 1918 года. Сегодня я открываю земли усадьбы, которые в моих воспоминаниях, несмотря на все усилия памяти, оставались смутным пятном.
Мы в пригороде Лисичанска – это уже не город: спокойные улицы, дачи с садиками, цветущая зелень... Вдруг на повороте улицы доска: «Рубежная». Дорога расширяется к большому белому зданию в несколько этажей; постройка следует контурам старого фундамента.
Перед фасадом все пусто.
Маленькие приветливые домики заменили кухню, курятник, хлев и конюшню. Ничего не осталось от Круглого сада, где дядя Мирон выращивал разные сорта фруктов, но все это не искажает природу, и память продолжает жить.
Как когда-то во сне, старые картины уступают место новым, но сейчас я узнаю все, что вокруг меня, и на этот раз Рубежное не исчезнет вдали, когда я проснусь!
От волнения не знаю, откуда у меня столько цветов в руках, кто идет рядом со мной, но путь этот я хорошо знаю и знаю, кто мне здесь дорог.
У порога дома стоят старожилы.
Еще крепкая пожилая женщина с правильными чертами лица широко открывает мне свои объятья: «Ведь вы Нака?» - спрашивает она, называя меня именем, известным только людям, знавшим меня совсем маленьким ребенком. Это Наталья Михайловна Адамович, семья которой больше сотни лет работала в усадьбе.
Сколько у нас с ней общих воспоминаний!
– А Анна Петровна? А Михаил Иванович? А Наташа?..
Она предупреждает мои вопросы, отвечает, не дожидаясь конца фраз: Наталья Михайловна – внучка Кирилла Ивановича, правнучка Ивана, сына цыганки.
Сколько мы можем друг другу рассказать! Но нас ждут.
– Входите в ваш дом! – приглашает директор Елена Антоновна Иванова, еще молодая, полная энергии. Она проводит нас в длинный зал со множеством окон, выходящих на школьный двор. Сидя за столом, убранным цветами и фруктами, прищуря глаза, я вижу ветки деревьев за стеклом, и «мой парк» оживает от рассказов присутствующих. Для них мы не были чужими; мы принадлежали Рубежному, мы вернулись. Елена Антоновна не знала старый дом, но она собрала людей, которые могут многое рассказать. Она нас с ними знакомит:
– Я работаю в этой школе уже около десяти лет. Мы живем очень дружной семьей, и на протяжении этого времени люди очень часто с теплотой вспоминали о вашей семье, об имении - месте, где раньше был дом Насветевичей; такое прекрасное было сооружение - с колоннами, спуск к Донцу... лодки были... очень, очень красиво...
Мы взволнованы, может, что-то и не так, но нам очень радостно приветствовать вас в родовом имении.
Думаю, мы попросим Марию Михайловну Приходько... она живет рядом со школой, местом усадьбы.
Она тоже учительница, очень хороший человек, я думаю, она поделится своими впечатлениями. Вам будет приятно. Пожалуйста, Мария Михайловна!
Слушая тихий, скромный голос, вспоминающий с уважением и теплотой родное мне прошлое, я легче примиряюсь с суровой действительностью. Неуместно и бесполезно было бы вспоминать о безвозвратных потерях.
– У вас, Анастасия Александровна, здесь много знакомых. Вас все знают, все вас помнят, помнят, как очень отзывчивых, хороших, культурных людей.
Говорят, что это была замечательная семья, которая много сделала для Рубежного. Это ведь было большое имение, завод. Рабочие, которые там работали, были очень довольны.
Ну, что сказать? Было хорошее, плохого не было; плохого о вас никто не помнит, только хорошее говорили... Я так волнуюсь, что не могу уже сосредоточиться.
Очень приятно с такими людьми встречаться. И как вы только решились приехать, посмотреть на все свое здесь? А еще помню, какой парк был здесь, сад! Какие, говорят, садовники были! А фонтан! А розы! Сколько здесь было всего хорошего! Хорошо, что вы приехали. Очень хорошо. Спасибо вам!
Мария Михайловна останавливается в волнении. Небольшая, хрупкая, она скромно замолкает, так как все хотят говорить. Рядом со мной пожилая, но цветущая еще женщина с живостью вспоминает далекие времена, когда ее с другими деревенскими детьми приглашали на елку в большой дом.
– Какие мы получали подарки! Какие гостинцы! А яблоки! Вот такие огромные!
  Она делает жест двумя округленными ладонями, и ее розовые щеки горят, и смеющиеся глаза красочно переживают детский восторг.
Она одна из тех, которые «испокон веков жили здесь». Поэтому она помнит, как пострадал дом, как пробивали двери, как превратили зал в кухню, гостиную – в дортуар. Она помнит конец пятидесятых годов, когда дом окончательно снесли:
– Под ним нашли дощечку, – добавляет она, – с надписью, говорившей, что дом стоит уже 168 лет…
Суховатый, седой мужчина, которого я давно заметила, так как ему не сиделось на месте, просит слова и несколько смущенно объясняет:
- Когда надо было строить школу, выбрали место, где стоял дом, потому что уже точно было известно, что под ним нет каменного угля.
Оратор сам выглядел неудовлетворенным своим объяснением и очень меня растрогал, поднеся мне в подарок большую картину с видом Донца и новым школьным зданием вдали:
– А вы будете видеть на его месте старый дом усадьбы.
Как объяснить окружающим, что я не жду ничего другого, кроме встречи с милым прошлым, и что благодаря их приему я знаю теперь, что на земле есть уголок, где я никогда не буду чужой?!
Благодаря людской памяти следы этого прошлого не затоптаны.
Наталья Михайловна так же, как и я, даже больше, чем я, в Рубежном «у себя» – и не только потому, что она прожила в нем всю свою жизнь. Живой интерес ко всему и верная память переносят ее легко в давно ушедшие времена; она знает там всех своих предков. Такие, как Наташа, живут не только в настоящем, но и в прошлом, живут столетиями. Двести лет в Рубежном! В молодости она, вероятно, была крепкая, стройная, с открытым, красивым лицом, как первый Адамович, приехавший сюда из Польши. Отяжелев на старости лет, она ходит с трудом, но, когда она говорит, все в ней оживает. Старше меня натри года, она удивительно подробно помнит летние встречи нашего раннего детства. Могла ли я найти себе спутника лучше, чтобы посетить опустошенное пространство вокруг школы № 5?
Когда мы покидали большой зал, публика начала расходиться, но некоторые, живущие поблизости, остаются с нами.
Обойдя школу, мы входим в «парк» – большой пустырь на месте центральной площадки с фонтаном, от которой расходились аллеи. Впрочем, одна их них, зацементированная, уцелела и ведет к детскому саду. Заросли кустарника простираются до ограды, а за ней, далеко внизу, Донец…
Мы ходили по «парку» там, где сохранилось еще подобие сада; несколько деревьев являются частью территории детского сада, где большая аллея содержится в порядке. Наталья Михайловна, для меня уже Наташа, забыла про свои тяжелые ноги, не знает больше, где ее палка; у нее крылья!
Таня, смотря на нас, знает, что мы видим все в другом мире: великолепие большого поместья, где в течение 200 лет наши предки жили вместе.
Вероятно, мы одни с Натальей это видим. Кто знает, может, когда-нибудь парк оживет? Так много еще свободного места, и все может расти на этой богатой земле!
Мне вспоминается басня Лафонтена про землепашца: уверив сыновей, что в земле зарыт клад, он побудил их ее вскопать. И здесь, как мне рассказывают, тоже часто копают в поисках клада Насветевичей. Почему же заодно и не сажают что-нибудь? Это было бы надежнее, чем находка несуществующего сокровища…
Пересекая двор, я указываю направление погреба.
– Но он все еще здесь!
Несколько крупных булыжников, ступеньки под землю без крыши –это все, что осталось. Я вижу еще, как спускаюсь за Анной Петровной по лестнице в этот мир бесчисленных стеклянных банок на полках вдоль стен. Память об Анне Петровне живет в нескольких шагах отсюда: домик, который Баба Муня для нее построила, устоял! Кокетливый и светлый, он совсем не похож на избу. Белой краской обрамлены многочисленные окна, узорный орнамент белых кирпичиков стен, кружевная зелень веток акации и множество желтых и красных цветов в палисаднике - все это носит отпечаток заботливого ухода. Давно уже умерла Анна Петровна, и дети ее, продав дом, куда-то уехали.
Новая хозяйка приглашает нас войти, чувствуя во мне посетительницу из давно ушедших времен. Комнаты просторные, старинная изразцовая печь заменена радиаторами отопления. На буфете в столовой -«porte-bonheur»: графин в форме барана, который барин принес 100 лет тому назад, когда освящали дом. Садик вокруг дома дает овощи и фрукты. Хозяйка дома, принимающая нас с таким радушием и пирогами с вишней, снимает со стены гипсового позолоченного ангелочка: «на память о доме»...
…Я вижу все, о чем Наташа вспоминает. По этой тропе Ольга Роговская каждое утро спускалась к Донцу на лошади - всегда на одной и той же светлой лошади, окруженная группой молодых всадников; это по той большой аллее несли в кресле Нику с залитой кровью грудью, и маленькая Наташа слышала, что он хотел умереть из любви к Ольге.
На этих зеленых берегах, на этих деревянных мостках папа мальчиком встречал своих деревенских товарищей. И мы с Наташей тоже здесь: две маленькие фигурки, играющие в песке.
Нам дана радость видеть окружающее глазами детства, и прошлое в эту минуту становится для нас реальнее настоящего. Я знаю, что мы это заслужили.
Теперь, видя размеры земель Рубежного, я хотела бы иметь время, чтобы походить по деревенским дорогам, по тропам в лесу вдоль берегов Донца. Мне хотелось бы подняться, шаг за шагом, по тропе в кустарниках, стараясь уловить рыжий блеск лисы между гибкими стеблями ковыля, вновь пережить чувство странного одиночества и необыкновенной тишины того жаркого июльского дня 1918 года, когда впереди нас ждала полная неизвестность.
Мне хотелось бы побеседовать с жителями приземистых домиков с горбатыми крышами на другой стороне Донца, словно вкопанных в землю с незапамятных времен.
Везде задерживается память, я это вижу в глазах окружающих, слышу в отрывках фраз, долетающих до меня:
– Но все вас здесь знают!
– Моя тетя Марьюшка работала в большом доме...
– Моя мама стирала белье у счетовода фабрики...
– Но почему вы уехали?..
Скромная фигура появляется из-за поворота аллеи, пытается поцеловать мне руку. Как не расцеловать этого трогательного свидетеля времен, которые я упорно восстанавливала всю мою жизнь! И теперь, когда я у цели, мне не хватает времени! Но мои опасения быстро рассеиваются.
Светлана Олеговна выберет время для встречи с людьми, как и я, склонными верить в силу прошедшего.
«Настоящее без прошлого – это настоящее без будущего!»
Нас трое – историк, изучающий прошлое Донецкого бассейна, Наташа и я.
Не чудо ли, что я узнаю историю Рубежного именно здесь, на земле, где 200 лет тому назад осели мои предки?!
Историк Владимир Иванович Подов может мне назвать имена некоторых из них - они упоминаются в книге «Открытие Донбасса». Он даже указывает мне адрес в Петербурге, где в Областном архиве на Псковской улице хранятся 108 дел за подписью Марии Насветевич. Ученый-историк, он опасается ошибиться в именах. Когда он называет Богдановича, Наташа оживляется, продолжает историю поместья XIX века. Ее исключительная память передает рассказы ее «Бабуси»:
– У Богдановича тоже не было сыновей. Он выдал свою дочь замуж за Насветевича, дав им Рубежное в приданое.
– Наташа, а ты помнишь, как звали дочку Богдановича?
– Я не совсем уверена... Мне кажется, Анастасья.
Так вот она, моя далекая прапрабабушка в кашемировой шали, мать трех Насветевичей, которые мне хорошо известны: Александр – мой прадед, Сергей и Владимир, потомки которого живут в Париже.
Но Наташин рассказ все еще в начале XIX столетия, вероятно, в 1805 году, когда пан Богданович привез из Польши хорошего работника –Сергея Фаддеевича Адамовича, отца Ивана, сына цыганки. Из трех сыновей Ивана, имена которых Наташа тщательно перечисляет по пальцам, я хорошо помню повара Михаила Ивановича и совсем не знала конюха Федора; что касается Кирилла, он умер в 1913 году, мне был только год, а Наташе – четыре. Сын Кирилла, Михаил  – отец Наташи. Теперь Наташа живет у своего сына и принимает нас с пирогом и чаем. Ее внучка, лет двадцати, сидит с нами за столом, но я до сих пор не слышала от нее ни одного слова. Застенчивость? Отсутствие интереса?
– Записывайте, записывайте, – настаивает историк. Она неопределенно улыбается.
Наташа теперь говорит о нашем раннем детстве, и, в зависимости оттого, падает ли ее взгляд на мои седые волосы  или вспоминается ей маленький ребенок, бежавший к ней с вытянутыми ручками, она обращается ко мне то на «вы», то на «ты», и ее голос дрожит от волнения.
– Вы приехали издалека, уважаемая Анастасия Александровна, в наш поселок, где вы родились. Нака, как ты мне все внутри всколыхнула, все мое детство я вспомнила. И я помню вас всю жизнь, потому что мне приходилось у вас бывать.
Очень подробно она описывает нашу первую встречу:
– Бабушка меня послала однажды понести какой-то сверток Михаилу Ивановичу: он работал у вас на кухне. Я постучала в окно, но дедушка пока не выходил, наверное, был занят. Под каштаном играла девочка и, когда увидела меня, побежала ко мне. Там была еще какая-то женщина; или няня, или кто, не знаю. Она тоже побежала и начала тебя тащить обратно – уводить чтоб от меня. Ты закричала, заплакала; в этот момент вышла мама.
Наташа от волнения замолкает. У нее перед глазами моя мама, идущая с улыбкой ей навстречу.
– Мама подошла с тобой ко мне, говорит: «Будем знакомиться!» -и тебя успокаивала, чтоб ты не плакала. – «Спроси девочку: как тебя зовут». Ты взяла меня за руку и ничего не говорила. Тогда мама сама задала вопрос: «Как тебя зовут?» Я ответила: «Наташа». - «А фамилия как?» – «Адамович».
В этот момент вышел Михаил Иванович, взял у меня сверток и сказал, что я внучка Кирилла Ивановича Адамовича. Мама твоя его знала и позвала меня к вам: «Идем с нами погуляем». Ну, я пошла туда. Под каштаны. Сели мы. Нака, ты не представляешь, как красиво цвели каштаны. Очень красиво! Их там было много, каштанов, был стол под каштанами, скамейки... Был также песок и игрушки, и мы долго играли, но, когда я собралась домой, ты схватила меня за руку и не пускала!
Мама успокоила тебя; она подошла ко мне и спросила: «Наташа, ты завтра придешь к нам?» Я говорю: «Да, приду».
Она у меня в памяти осталась, Зоя Николаевна. На всю жизнь, потому что она мне внимание уделяла, она и книжки читала, она и игрушки давала нам. Она много с нами разговаривала и гуляла, она провожала нас с парадного крыльца к Донцу… А теперь, Нака, ты приехала сюда, в такую даль, чтобы нас повидать! Дай тебе Бог здоровья! Преодолеть такое расстояние! И я очень этим довольна. Конечно, извини, что я называю на «ты», потому что вспоминаю все детство, и я говорю о детстве...
Наташа с трудом удерживает слезы, вспоминая счастливые времена и грустный конец нашего безоблачного детства. Она даже помнит наш отъезд, наш последний день в Рубежном:
– В последний раз, когда я пришла ко двору к вашему, здесь уже были солдаты. Я была еще ребенком и только потом поняла, что это были года революции. Я хотела пройти, но было очень много солдат…
Я вот это все помню. И многие, многие люди говорили: «А чего они поехали? Ведь они не обижали никого, жалели. Чего они уехали? Их бы никто не тронул». Ну а как, как бы получилось, кто его знает?
…Люди, внимательные к прошлому, живут несколько жизней.
Не всегда легко разобраться в прошедших событиях, так умеет время заметать все следы. Малейшая деталь становится тогда драгоценной, и требуется много терпения и внимания, чтобы ее не пропустить. У меня перед глазами старая выцветшая фотография, которая годами казалась мне непонятной: широкая пыльная дорога через какое-то печальное селение с неопределенными очертаниями редких построек; снятые со спины, бегущие куда-то людские фигуры. Ни портрет, ни пейзаж – скорее всего, память о происшедшем «в субботу 22 апреля», но какого года? И где?
…Большой альбом в кожаном коричневом переплете, о пропаже которого при бомбардировках Бизерты я сегодня сожалею больше, чем когда-либо, живо передавал ту кипучую деятельность, которая царила во второй половине XIX века в этой области, одной из самых индустриальных в России, - знаменитом Донецком бассейне.
Признаться, тогда мне казались мало увлекательными эти фотографии стройки вдоль Донца, конструкции моста, группы рабочих, потомки которых могли бы сегодня узнать в них своих дедов. На толстых, пожелтевших листах пропавшего альбома оживали лица тех, кто создавал богатство страны.
И опять времени как не бывало; и все они сегодня здесь - те, которые начинали, и те, которые хранят о них память. Хранят ли они еще силу – потеряв все – начать все заново?
День кончается. Сейчас все разойдутся. Наступающая ночь постепенно овладевает опустошенным парком, где сирень давно уже отцвела над развалинами белых колонн.
Где ютится теперь соловей?
Темная громада школьного здания, пустого в это время года, послушно следует очертаниям старого фундамента. В многочисленных окнах – слабые отблески, словно знак какой-то уцелевшей, тайной жизни. Жизнь еще теплится!
Мое долгое ожидание, мои радужные надежды – могли ли они рассчитывать на большее?
Последняя страница альбома путешествия: картина русской деревни при восходе солнца.
С пяти часов утра мы объезжали земли поместья, которые мне были совершенно незнакомы. На противоположном берегу Донца ничего, кажется, не изменилось за 200 лет: поля, леса, деревушка. Оставив машину, мы идем пешком по тропе вдоль реки, которая в этом месте расширяется, и останавливаемся напротив рубежанских холмов, где карабкается к дому заросшая тропа. Ничто не позволяет думать, что мое очарованное царство живет только в памяти. В час, когда встает солнце, когда все еще неподвижно, я стою перед землей поместья, открывая с неожиданной ясностью его красоту и размеры. Все до последних деталей стало на свои места - от туманных оттенков реки, которая только просыпается, до горького запаха полыни, стебли которой я мну между пальцами.
Никогда больше не увижу я этого удручающего сна, который регулярно посещал меня годами, прожитыми без всякой надежды на возвращение, – сна призрачной усадьбы, удаляющейся при моем приближении.
Мои поиски прошлого кончаются у тихой пристани. Я уношу из моего Рубежного мирную картину очаровательной пасторали.
За поворотом тропинки маленькая старушка - морщинистое лицо под треугольным платочком - пасет встревоженных нашим появлением гусей. Да и сама она удивлена этой встречей.
– Я из семьи Насветевич, – говорю я, показывая на другой берег, где над вершинами деревьев виднеется крыша школы.
Она не медлит с ответом, так как слышала, по-видимому, о нашем приезде:
– Я знаю, знаю...
И мы обнимаемся.
Эта хрупкая пастушка на отлогом зеленом берегу Донца в час, когда встает солнце, – последняя картина, которую я уношу из Рубежного».

И процитирую последнюю страницу книги Анастасии Александровны. Она  задает вопрос и сама на него отвечает.
«Бизерта. Последняя стоянка» – почему такое заглавие моей книги?
Никто не знает Бизерту? Я начинаю в этом сомневаться.
Количество писем, которые я получаю после моих интервью и статей, затронувших моих соотечественников в России, доказывает, скорее, обратное.
Среди недавно полученных писем мне хочется отметить одно, поразившее меня своей необыденностью.
Несмотря на неполный адрес и неправильную фамилию, письмо дошло до меня без задержки. Автор просил извинения за неточности, объясняя, что он не все уловил в радиопередаче: член научной экспедиции, он слышал мой голос за Полярным кругом!
Россия праздновала в 1996 году трехсотлетие Военно-морского флота, созданного Петром. Последняя эскадра Русского Императорского флота пришла умирать в Бизерту в 1920 году. Все, кто в России любит свой флот, знают Бизерту.
В четверг 20 июня 1996 года делегация представителей Морфлота передала храму Александра Невского в Бизерте, построенному в память последней Эскадры, драгоценный дар из Севастополя: небольшую горсточку земли, взятую у входа во Владимирский собор, где в далеком 20-м году получили Благословение русские моряки Черноморской эскадры уходившей от родных берегов на Бизерту.
Тунис. Бизерта, декабрь, 1998»














Для верстки                С новой страницы


Глава одиннадцатая.
БИЗЕРТИНСКИЕ ЗАПИСКИ

Александр Манштейн: «Россия теперь здесь,
в Бизерте, потому что она в душе каждого».
Иван  Бунин: «Мы не в изгнании, мы в послании!»
Девизом русского журнала «Кадетская перекличка»
были слова: «Рассеяны, но не расторгнуты».

«Я храню традиции!»

– Почему я вспоминаю о прожитом? Я хочу сказать, что есть стоимости моральные, которые мне дороги. Я принадлежала к сплоченной, дружной морской среде. И я храню традиции этой среды. И я надеюсь, что мои внуки их сохранят. И что другие тоже их сохранят…»
Анастасия Александровна  сетовала, что не может определиться, куда и где оставлять архив Черноморского флота. Склонялась к тому, что будет его передавать во Францию в Деникинский архив, а  ей так хотелось бы в Россию…
Однажды она сказала за чашкой чая:
– Из нескольких тысяч русских людей, лишившихся Родины и приплывших  в двадцатом году в Бизерту, осталась теперь в Тунисе я одна – единственный свидетель! Ну вот, теперь русские приезжают в Тунис посмотреть на Карфаген и на меня.
И рассмеялась. А в глазах ее заблестели огоньки, похожие то на слезинки о пережитом, то на далекие огни кораблей русской эскадры, уходящих от родных берегов.

Мы крепились!

Анастасия  Александровна:
– Мне до сих пор говорят, а что бы вы... вернулись бы в Россию? Я говорю: "Теперь бы? Если мне было бы тридцать лет меньше!" А то я не могу, понимаете, переходить из одной комнаты в другую, здесь кто-то мне дает... под руку ведут меня. А было бы мне тридцать лет меньше, я бы вернулась! Мне говорят: "А что бы вы делали?" Я говорю: "Что бы делала? То, что мы делали здесь, не имея прав! Мы крепились!"
Я помню, как мама перенесла с достоинством разлуку со своей страной. Как она позже скажет: "Потерявши голову, по волосам не плачут! А мы потеряли Родину! Так что жаловаться не приходится!"
И вот, когда я осталась одна, из тех, которые пришли сюда. Дожив до 95 лет, сохранив память - мне это было дано для чего? Чтобы я сидела и скучала? Нет!

Императорская  эскадра

– Меня часто спрашивают, почему я называю эскадру Императорской? Потому что до 1924 года на ее кораблях поднимались Андреевские флаги, символ Русской империи. А ведь они были отменены еще в 17-м году Временным правительством Керенского! Оно первым нанесло удар по традициям флота Петра Первого. А на эскадре в Бизерте сохранялись все традиции Российского Императорского флота и даже его морская форма. Кроме того, большинство офицеров, включая моего отца, никогда не присягали ни "временным", ни большевикам.  Офицер присягает один раз в жизни, вы знаете это? 
 Родители наши каждый год поднимали бокалы: " На будущий год - в России!" - и так ждали годами, так и умирали с достоинством...
- У многих было это чувство, что они ответственны и что они люди, которым что-то... завещано...
  До конца эти люди хотели нам передать русскую культуру! И вот это, может быть, самое утешительное то... в этой трагедии, то, что они передали эту культуру! Они передали! Поэтому каждый из нас, кто может что-то сохранить и передать, тот обязан это сделать!
***
В измерениях времени семьдесят лет - это ничто! Поэтому наше поколение знало: такая страна, такая цивилизация тысячелетняя, с такими качествами русского народа не может погибнуть!

Все своими руками

– Папа делал шлюпки на продажу, рамки, модели кораблей... Вот эта модель, это французский корабль, это он сделал. Как-то он сделал ходули, так вся улица, все дети на этих ходулях ходили...Он умел все делать своими руками, но что он не умел, так брать за это деньги...
Мы, дети, пошли уже во французские школы. И мама говорила: "Мне не стыдно идти в чужой дом прислугой работать для того, чтобы мои дети могли учиться..." И я тоже  начала зарабатывать частными уроками...

Кадило

 – Наши подруги из французской школы ходили на цветочную прогулку. Все барышни, красиво одетые, гуляли по воскресеньям, ходили там прогуливаться... А нас в это время приводили в церковь. Батюшка жил в этой квартире. Одна комната была для церковной службы, где я читала "Часы" по-славянски. И еще я занималась кадилом, вовремя его разводила, уголь... во дворе, и я подавала батюшке, когда нужно.... А когда батюшка был мной недоволен, то он говорил на "вы" и в нос:
– Почему это у вас кадило керосином воняет?
А это я его поскорее развести, понимаете...

О западных журналистах

Анастасия Александровна внимательно следила за всеми событиями в России и на Украине по французскому телевидению и прессе. Она переживала за Беслан и за выборы на Украине. Она негодует, когда натыкается на то, что она называет "интоксикация". Особенно достается от нее журналу "Нувель Обсерватер". Она анализирует тексты, опубликованные в нем, и показывает, к каким приемам прибегают  авторы, чтобы влить в души простых французов антирусские настроения.
– Журналист журналисту рознь. Есть хорошо осведомленные, но есть такие, которые говорят о России, а я чувствую яд в их словах. У них один рефрен: все плохо в России.
И Анастасия Александровна добавила по-французски: "Je sens l`intoxication dans leurs paroles".
Она хотела, чтобы эти слова услышали именно французские журналисты.
И запомнилась еще одна фраза, которую она сказала в адрес NN: «Как он может что-то говорит и писать о России? Он же ее не любит!»

"Наши донцы!"

– Сережа, смотри, – кричит Анастасия Александровна своему сыну Сергею, сидя перед телевизором. По французскому каналу шел репортаж о выборах в Украине. – Горняков показывают! Наши донцы!

Какие прекрасные люди в России!

– Какие прекрасные люди в России! Я о них тоже хочу написать… О боцмане Демиане Логиновиче Чмеле, о моем дорогом Михаиле Андреевиче Беренсе, о капитане Мордвинове, о всех тех, кого мне посчастливилось узнать и чья судьба стала и моей судьбою.
Анастасия Александровна спокойно смотрела мне в глаза оценивающим взглядом. И не только ее глаза увидел я. Глаза всех тех, которых она  знала и помнила. Они смотрели молча, каждый по своему, но все - с добротой и надеждой. И никто не смотрел на меня  с укором или презрением или ненавистью.
  «Как мне теперь жить под этими пристальными взглядами?» - подумал я.
Анастасия Александровна будто прочитала мои мысли и  улыбнулась.

О русских в Европе

– Говорят, что русских не любят в Европе? Неправда! Умные и интеллигентные люди – и немцы, и французы, и англичане, и итальянцы, – они всегда с уважением относятся к русским. И если кто-то из европейцев имел предком русского человека, то он всегда говорил об этом с гордостью!

О новых русских

– Ротшильды и Рокфеллеры с нуля начинали, из гвоздиков, по  центу, так это нормально. А если у нас кто-то разбогател, так сразу говорят: украл! Почему? И можно ли стать богатым за год? За несколько лет?
Задав себе самой вопросы, Анастасия Александровна на них так и не ответила. Прожив в Тунисе 84 года, она арендовала для себя и сына Сергея трехкомнатную квартирку рядом с Храмом Александра Невского и жила на скромную пенсию, которую получала от тунисского государства. Как преподаватель математики.

О Чечне

В разговорах мы затрагивали очень много тем и не только дела минувших дней, но и современность. Ещё тогда она предполагала, что Карабах -  это только начало, что у нас грядут огромные проблемы с Кавказом,  особенно с Чечнёй.
Мы не могли  избежать этой темы. Французские журналы, газеты, телевидение постоянно писали  и передавали на эту тему. Но начала говорить о Чечне  Анастасия Александровна издалека, как бы  готовя почву для анализа того, что происходит сегодня.
–  Я помню, как Пушкин написал брату с Кавказа: "мне не страшно, потому что чеченцы берут в плен только генералов»…
– Мне прислали очень интересную книгу. Книгу, которой 150 лет.  Ее написала Лидия Чатская.  Моя бабушка училась вместе с ней в Смольном. Это другая эпоха. Девятнадцатое столетие. История девушки.  Нина, княжна Джавахова, поступила в Институт благородных девиц. Ее отец, грузин, в чине генерала командовал казаками. И нет ничего странного. Багратион, генерал, которого любили все, был грузином. И вот девушка учится в Смольном и описывает свою жизнь…»
– Чечня…, – медленно произнесла Анастасия Александровна. –Простой француз думает, что все русские нападают на всех чеченцев. И даже говоря про детей в Беслане, французские журналисты пишут: Это вина Путина!" У них нет никаких доказательств, но они говорят и пишут, что во всем виноват Путин. Во всем виновата Россия. Это и есть интоксикация!

Спор с Дантоном

Анастасия Александровна часто вспоминала слова французского революционера Дантона, чтобы поспорить с ними.
– «Нельзя унести свою родину на подошвах своих сапог», говорил Дантон. Но это – как все красивые слова! – ценности никакой не имеют. Потому что можно унести свою страну, но  не на сапогах, а в своей голове и в своем сердце!

Очень люблю Бизерту!

– Очень люблю Бизерту! Мы приняты людьми, который любят мир, которые гостеприимны. Этот народ может быть шумный, знаете, на улицах разговаривают, можно подумать, что кто-то бранится, а посмотришь, они рассмеются и расходятся...
Анастасия по телефону разговаривает на французском с кем-то, как найти улицу Пьера Кюри, на которой она живет, и добавляет по-русски:
– Если вы будете спрашивать по городу, где улица Кюри, – а Кюри был большой ученый! – то больше половины не знает, кто такой Кюри. Но что я была их учительницей, они знают!
Во время съемок фильмы мы спросили мнение жителей Бизерты. Вот что они сказали:

– Я хорошо знаю мадам Ширински, она очень вежлива и любезна с нами.
– Мадам Ширински – наш лучший преподаватель математики, и я ее обожаю.
– Это очень уважаемая женщина, уважаемая всеми.
– Все о ней говорят о ней только хорошее.– Я ее не знаю, но я всегда слышал о ней только добрые слова, что она хорошая учительница. Она хорошо известна в Бизерте.
– Почти все учились у нее. Мадам Ширински очень популярна в Бизерте.
– Она наш лучший преподаватель. Она была строгой.
– Мадам Ширински – она стала тунисской. И о тех русских, которые жили здесь, в Бизерте, у нас очень хорошая память. Как и о мадам Ширински.
– Я не был ее учеником, но я ее хорошо знаю...
Монсеф Бен Гарбия (Moncef Ben Gharbia), мэр Бизерты:
– Между Мадам Ширински и Бизертой – любовный роман, который длится почти целый век.

«Что есть истина?»

Как пишет в своей книге Анастасия Александровна о двадцатых годах: «Мы переживали Явление Христа перед Пилатом, нас волновал и оставшийся навеки без ответа вопрос: «Что есть истина?»
Этот вопрос продолжает волновать каждого из нас.
Согласитесь: то, что происходит в мире сегодня, оптимизма не прибавляет. Все тот же диктат сильных и богатых, все тот же фанатизм и экстремизм…
Как противостоять всему этому?
Что делать сегодня человеку, попавшему в новый водоворот трагических событий?
Вот почему едут к Анастасии Александровне. Что в ее словах найти ответы на свои вопросы. 
И давайте придем вместе с ней на русские кладбища в  Бизерте и Тунисе и молча поклонимся и положим цветы на могилы с фамилиями, выбитыми русским буквами на холодных мраморных плитах под жарким африканским небом.
Они, наши дедушки и бабушки, верили, что они вернутся в Россию. Они не смогли! И тогда Россия сама пришла к ним…

Здесь каждый шаг в душе рождает
Воспоминанья прежних лет;
Воззрев вокруг себя, со вздохом росс вещает:
«Исчезло все, великой нет!»
И, в думу углублен, над злачными брегами
Сидит в безмолвии, склоняя ветрам слух.
Протекшие лета мелькают пред очами,
И в тихом восхищенье дух.                А.С.Пушкин

Я снова смотрю на фотографии Анастасии Александровны на экране компьютера, слушаю  ее голос, вглядываюсь в ее лицо. С фотографий Русской Эскадры   на меня смотрят глаза русских моряков,  и  я повторяю   слова Анастасии Александровны:
– И мне так больно, когда  читаешь… разное…и видишь, как злоумышленно искажают правду. Больше всего я ненавижу неправду! И как хочется, чтобы люди узнали правду. О  тех, кто уже ничего не может сказать… «Существуют личности, которые занимают исключительное место в окружающем их обществе. Близость к ним придает особый смысл повседневной нашей жизни. Их душевное богатство не имеет никакого отношения ни к уму, ни к образованию, ни – еще меньше – к их внешнему облику: часто они даже совсем непохожи друг на друга. Одно лишь общее есть у таких людей: они любят жизнь с благодарностью. Их никогда не забудешь! Но когда их теряешь навсегда, в душе остается место, которое ничем и никем уже заполнено быть не может.
 Это о них думал Жуковский, когда писал:
Не говори с тоской – их нет,
Но с благодарностию – были!»

Книга воспоминаний

Книга воспоминаний Анастасии Александровны «Бизерта. Последняя стоянка» вышла на русском и французском языках и выдержала уже несколько изданий. Это – волнующий рассказ о трагической судьбе русских моряков и русских кораблей, что нашли свой последний причал у берегов Туниса. За эту книгу Анастасии Александровне в августе 2005 года была вручена литературная премия «Александр Невский», учрежденная Союзом писателей России и «Центром гуманитарного и делового сотрудничества».
«Нелегко истребить память народа. Придет время, когда тысячи русских людей cтанут искать следы народной истории на тунисской земле. Усилия наших отцов по их сохранению не были тщетны».
Эти слова Анастасия Александровна написала в 1999 году, готовя к печати первое издание своих воспоминаний на русском языке.
Одна книга была передана Б.Деланоэ, мэром Парижа, В.В.Путину, когда он прилетел с визитом в Париж. Вскоре она получила книгу «От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным» с надписью, сделанной рукой президента России:
«Анастасии Александровне Манштейн-Ширинской в благодарность и на добрую память. В. Путин. 23 декабря 2000».
Я вспоминаю слова Анастасии Александровны:
«Могла ли я тогда, в ноябре 20 года, представить, что 75 лет спустя напишу воспоминания об этой уходящей эскадре, что эту книгу будут читать и перечитывать, что меня будут  показывать по телевидению и что я смогу обо всем рассказать…»

Сергей ГОРБАЧЕВ, капитан 1 ранга, рассказывает:
«Книга вышла в московском “Воениздате” под названием “Бизерта. Последняя стоянка”. «Это не моя личная биография, –  сказала мне Анастасия Александровна. –  Чувствуя себя причастной к событиям, малоизвестным или искаженным, я хотела восстановить часть моего прошлого, которое является и частью прошлого моих соотечественников в России».
В начале ноября 1999 г. в Москве, в Доме дружбы, что на Новом Арбате, прошла презентация этой книги. Причем, несмотря на свои годы, Анастасия Александровна, наконец получившая российское гражданство, специально прилетела на эту церемонию из Туниса. Можно сказать, что именно с издания этой книги в России началась “материализация памяти”, хранимой о русских моряках в основном за рубежом.
Сегодня о Русской эскадре написаны сотни статей, вышли книги, отсняты фильмы. В определенном смысле “бизертская тема” даже стала модной. Появились различные фонды, разработаны программы, организуются экспедиции…
Хочется верить, что большинство наших соотечественников искренни в своих помыслах и делах. К таковым, безусловно, относятся черноморцы. Именно благодаря им, по инициативе адмирала Игоря Касатонова в 2001 г. моряки флагмана флота ГРКР “Москва” увековечили память последнего командира эскадры контр-адмирала Михаила Беренса. Его прах был перенесен на тунисское кладбище Боржель. Здесь же установлено надгробие работы севастопольского скульптора, народного художника Украины Станислава Чижа. Эта инициатива нашла последователей – сегодня в порядок приводятся все известные захоронения (а таких около ста). И что примечательно: активным помощником в этом деле выступает Анастасия Александровна Ширинская-Манштейн.
Когда заходит речь о возрасте женщины, не принято упоминать о прожитых годах. Иногда говорят: “Женщина возраста не имеет!” Или: “Ей столько лет, на сколько она выглядит”. Мне же представляется, что нынче – случай, когда можно смело пренебречь этой традицией и назвать все своими «именами».

Письмо первой женщины-космонавта Валентины Терешковой

Москва, 28 апреля 2003 года

Дорогая Анастасия Александровна!
Мне доставляет большое удовольствие поздравить Вас с награждением ордена Дружбы.
Эта награда – заслуженная оценка Вашей неутомимой деятельности по развитию и укреплению дружественных отношений между народами России и Туниса, Вашего личного вклада в ознакомление тунисцев с российской культурой.
Трудно переоценить Ваши заслуги в сбережении ценных для истории нашего государства реликвий, связанных с историей Российского флота.
Вы сумели сохранить в своей памяти много важных фактов и воспоминаний о героической и одновременно трагической судьбе российских моряков, оказавшихся по воле судьбы в Тунисе. Их жизнь, по праву, может служить примером стойкости, любви и верности своему Отечеству.
С теплотой вспоминаю мои встречи и интересные беседы с Вами на тунисской земле.
Желаю Вам, дорогая Анастасия Александровна, доброго здоровья и долгих лет жизни.
С уважением
Руководитель Росзарубежцентра В.Терешкова

О мертвых или хорошо, или ничего…
В наших беседах с Анастасией Александровной  мы говорили на самые разные темы, но никогда  не говорили на тему «кто прав и кто виноват»…
В гражданской войне правых не бывает! Все виноваты!
2012 год – 95-летие двух Русских  Революций, Февральской и Октябрьской.
А впереди и 100-летие! Кто-то вспомнит слова Петра Аркадьевича Столыпина: “Нам нужна великая Россия!”, кто-то  будет цитировать Владимира  Ильича Ленина: «Добиться во что бы то ни стало того, чтобы Русь… стала в полном смысле  слова могучей и обильной!»  , кто-то – других  исторических деятелей как Красного, так и Белого движения…
И я надеюсь, будут вспоминать  именно то хорошее, что они сделали для России.
У Анастасии Александровны, свидетеля и летописца  отшумевшей эпохи, было уникальное качество терпимости. У нее часто спрашивали:
«Россия вам столько зла принесла, как вы можете её любить?»
Она отвечала:
– Россия мне ничего плохого не сделала.
– А как же понять все это?
– Это попущено Богом, значит за что-то…
Наши родители и деды выстрадали события 1917 года и последующих лет, разделивших российское общество на противоборствующие лагеря. Им тоже есть что сказать о нашем трагическом Прошлом.  Но большинство из них ушло молча….
 Только есть спокойный образ русской женщины, которая своим примером учит нас жить. Да,  меня воспитывали и мои родители, отец –коммунист, мама – православная,  и Анастасия Александровна…
Я пытаюсь  передать вам ее спокойствие…
Потому что она верила, что  будет именно так. Будущее России мы, современники,  сможем  построить вместе,  только вместе, потому что  мы будем помнить   Прошлое. И  мы научимся  все-таки извлекать уроки из собственной Истории, чтобы избежать повторения ошибок «верхов». Ошибок, за которые расплачиваются всегда «низы». Это мы с вами, мы, простые граждане.
А «верхам» надо в лицо говорить Правду!  И только Правду! И отстаивать ее!
Как?
Только словом!


5 сентября 2007 года. День рождения

Письмо из Бизерты  друзьям Анастасии Александровны
Дорогие друзья!
Извините, что отвечаю с опозданием, чему есть веские причины…
5 сентября  2007 года Анастасии Александровне ШИРИНСКОЙ-МАНШТЕЙН исполнилось 95 лет! И ее день рождения стал настоящим духовным праздником для россиян и  тунисцев, французов и греков,  христиан и мусульман, людей других национальностей и верований, которые собрались в этот день  в Российском  центре науки и культуры (РЦКН) в Тунисе.
Мне бы хотелось рассказать  вам об этом празднике,  ведь у меня  – видео- и магнитофонные кассеты и  фотографии этого вечера.  И постараюсь передать то прекрасное настроение, которое царило в душе каждого из нас.
На чествование Анастасии Александровны  прибыло девять делегаций из России: от МИД России, Росзарубежцентра,  Военно-Морского флота, Русской православной  церкви, общественных и других организаций Москвы, Санкт-Петербурга, Севастополя, Уфы, а также мэр Бизерты Монсеф Бен Гарбия, представители  МИД Туниса и  Министерства культуры  Туниса
Открывая вечер, представитель Росзарубежцентра в Тунисе, директор РЦКН Николай Александрович Назаров сказал:
–  Много соотечественников прибыло в Тунис, чтобы разделить вместе с нами этот праздник.  Анастасия Александровна много сделала для российско-тунисской дружбы, для взаимопонимания и доверия между нашими народами.
Посол  России в Тунисе  Андрей Владимирович  Поляков зачитал послание Владимира Владимировича Путина,  Президента России:
«Дорогая Анастасия Александровна! Примите мои искренние поздравления с днем рождения! Лихолетье Гражданской войны заставило Вас покинуть Родину. Но все годы, проведенные на чужбине, Вы, как и герои Вашей книги «Бизерта. Последняя стоянка», посвятили России, сохранению ее духовного и исторического наследия, поддержанию национальных традиций. Вы – пример твердости духа и убеждений, гражданского мужества и нравственной силы. Благодаря этим качествам Вы приобрели авторитет и особое почтение в русской общине в Тунисе. Ваши значимые заслуги перед Отечеством, многолетний подвижнический труд широко известны в России и мире. От всего сердца желаю Вам, Анастасия Александровна, доброго здоровья и благополучия. С уважением Владимир Путин,  Москва, Кремль».
Андрей Владимирович также зачитал послание Сергея  Михайловича Миронова, спикера Совета федерации России, в котором, в частности, говорится:
«Через всю жизнь Вы пронесли любовь к России, заботились о памяти русских моряков, бережно сохранили  традиции русской культуры. Вера в Россию стала Вашим духовным стержнем… "».
От себя  лично Андрей Владимирович добавил:
–  Спасибо вам, дорогая Анастасия Александровна, за то, что Вы сделали для укрепления дружбы между народами, для развития культурных связей между нашими странами. Спасибо Вам за то, что через всю вашу нелегкую жизнь Вы пронесли беззаветную любовь к нашей Родине. Арабская пословица гласит: " Кто посеет благодеяние, то пожнет благодарность" Это о Вас, Анастасия Александровна!
Мохамед Фантар, известный тунисский ученый, историк, археолог, писатель,  выступая от имени тунисской  общественности, сказал, в частности:
–  Мы гордимся тем, что такая выдающаяся женщина живет в Бизерте. Вы являетесь столпом культуры. Нам выпал счастливый шанс встречаться с Вами.  Вы принимали участие в наших семинарах и конференциях. В Вас столько знаний, столько мудрости! И я хотел бы пожелать Вам доброго здоровья и хотел бы участвовать в празднованиях Вашего столетнего юбилея!
Затем слово  было представлено  Татьяне Викторовне Полосковой, начальнику Управления по работе с соотечественниками Росзарубежцентра:
–  Примите, дорогая Анастасия Александровна, искренние поздравления от руководства Росзарубежцентра. Ваша неутомимая и благородная деятельность снискала Вам глубокое уважение и признательность соотечественников в России и далеко за ее пределами. Сердцем вы никогда не расставались с Родиной, несмотря на то что  исторические повороты прошлого века на долгие годы разлучили Вас с ней. Огромная любовь к России, страстное желание сохранить русскую культуру, русский язык, передать это богатство потомкам помогли Вам выстоять в трудные времена, придают Вам силы и сейчас.
Русский человек – это прежде всего подвижник. Вы своей судьбой доказали, что Вы и по имени, и по убеждениям –  русский человек, который всегда настроен на дружбу и диалог… Благодаря Вам мы получили хороший импульс развитию российско-тунисских связей.
У вас есть любимая песня "Мой костер в тумане светит". Я хочу, чтобы этот костер нам светил еще очень долго!
Душевные, искренние слова сказал и представитель общественных организаций Санкт-Петербурга, президент Фонда "Отечество" Александр Сергеевич Николя:
– В жизни каждого человека бывают счастливые моменты. Вот таким самым счастливым моментом в моей жизни  был день, когда я познакомился с Анастасией Александровной. Этот день прошел через всю мою последующую жизнь, потому что она заряжает такой энергией, таким энтузиазмом, который никогда не растеряешь…
Мы с  Божьей помощью и с помощью Анастасии Александровны издали три  раза книгу "Бизерта. Последняя стоянка", которую сегодня многие читают. Мы сделали четыре фильма, сегодня вы увидите пятый…
… Есть арабская пословица: «Терпение –  это красиво». Судьба Анастасии Александровны –  свидетельство этому!
Олег Иванович Фомин, представитель Императорского православного палестинского общества (ИППО), передал награды от трех организаций. Он вручил Анастасии Александровне награду от ИППО – Золотой знак (номер 10) «за многолетние заслуги в деле популяризации русской  православной  культуры, за распространение русского языка в Тунисе, за вклад в создание и укрепление в тунисском обществе положительного образа России»….
Первый документ подписал председатель Императорского православного палестинского общества Сергей Владимирович Степашин.
– От имени Московского союза обществ дружбы, – продолжил Олег Иванович, – вам вручается орден «За уважение к народу» за выдающиеся заслуги в социальной, политической и общественной деятельности на благо своего народа, бескорыстное служение обществу и активное участие в обеспечении конституционных прав и свобод человека…"
Третья награда – благодарственное письмо  от Всероссийского конкурса Александра Невского, подписанное Александром Иосифовичем Ебраидзе, генеральным директором фирмы ТАЛИОН, и Валерием Николаевичем Ганичевым, председателем  Союза писателей России. В нем говорится:
«Благодарим Вас за активное участие в работе  конкурса и книгу "Бизерта. Последняя стоянка", за вклад в дело сохранения исторического наследия России, бережное отношение к национальным традициям, высокую духовную гражданскую позицию».
На трибуне – Владимир Владимирович Стефановский.  Президент Севастопольского морского собрания, который так много сделал для  восстановления памяти о Русской Эскадре, сказал очень проникновенные слова:
–  У нас сегодня не только праздник –  день рождения любимой Анастасии Александровны. Сегодня праздник русского духа,  русской культуры, памяти о русской истории… Анастасия Александровна представляет собой живую нить Истории.  Меня просили передать  замечательные слова, сказанные севастопольцами: "Поклонитесь ей! Поучитесь у нее быть русским человеком!"
Владимир Владимирович читает стихи Николая Гульнева:
Закончив бег и долгий гон
Вы за Отечество от нас
Поклон примите…
Россия вспомнила о Вас!
………………………….
Стефановский продолжил:
– Вас поздравляет командующий Черноморским флотом России вице-адмирал Александр Клецков… И еще…  Вот этот крест Андреевский я привез вам из Севастополя,  и вот эту тельняшку (оживление в зале, аплодисменты), я ее вымочил в морской воде, чтобы она пропахла родной солью Черного моря, солью родного Севастополя…
Приглашаем вас в Севастополь, будете встречены с хлебом и солью. И если вы решите переехать в Севастополь, встретим вас с распростертыми объятиями!
Ведущий юбилейный вечер Николай Александрович Назаров с улыбкой ответил на это:
– Мы понимаем, что гость из Севастополя хочет переманить бабушку Русского флота. Но не знаю, отпустит ли ее Бизерта…" (Оживление в зале).
Представитель Московского патриархата, настоятель Свято-Троицкой Александро-Невской лавры архимандрит Назарий сообщил, что Патриарх Московский и Всея Руси наградил Анастасию Александровну орденом за большие заслуги перед Церковью и Отечеством,  и зачитал поздравительное послание митрополита Кирилла, в котором, в частности, говорилось:
«Вся Ваша жизнь тесно связана с Тунисом, страной, которая гостеприимно приняла… беженцев Черноморской эскадры, став для многих  из них второй родиной. Но Вы, как и большинство наших соотечественников, оказавшихся на чужбине, всегда помнили о России и пронесли к ней любовь через все эти годы. Невзирая на тяготы и лишения, которые Вам пришлось испытать, Вы прилагали все силы, чтобы сохранить память о  пребывании русской эскадры  в Тунисе. Благодаря Вашим трудам удалось спасти от  разрушения возведенные на средства русских эмигрантов православные храмы в Тунисе и в Бизерте, в которых теперь снова возносится молитва!
Вы являетесь свидетельницей и участницей всех событий, связанных с Русской эскадрой… Вы постарались  донести свои воспоминания до следующих поколений в замечательной книге "Бизерта. Последняя стоянка",  получившей в 2005 году Всероссийскую премию Александра Невского…
Ваши заслуги отмечались государственными, общественными  и церковными наградами, что свидетельствует о высоком авторитете и уважении, которыми Вы пользуетесь как в Тунисе, так и в России».
И от себя  Назарий добавил:
– Вы знаете, на Вознесение Господне была совершена первая божественная литургия  между Русской православной церкви Московского патриархата и Зарубежной церковью. Произошло эпохальное событие! Этим событием закончилась Гражданская война. Это был знак примирения двух ветвей одной Церкви! В этом есть большая ваша заслуга,  Анастасия Александровна!  В 1992 году Вы обратились с письмом в Московскую патриархию. Это был мужественный поступок! Чтобы в те годы сделать такой шаг, надо было иметь настоящее мужество… Церковь всегда будет помнить вас и молиться  за ваше здравие!
Зуфар Якупович Мурза Аюпов, представитель Российского Дворянского Собрания,  зачитал послание РДС, в котором, в частности, говорилось:
«Российское Дворянское собрание награждает Анастасию Александровну Почетным Крестом Первой степени за многолетнюю деятельность по сбережению православных храмов и захоронений русских моряков, за сохранение исторических реликвий Русского Императорского военно-морского флота и создание уникальной книги памяти».
Зуфар Якупович также вручил Анастасии Александровне Орден Русь Державная от Международного Наблюдательного фонда "Меценаты России".
Пришла также «очень трогательная», по словам Анастасии Александровны, телеграмма от офицеров, выпускников Севастопольского Высшего Военно-Морского Инженерного Училища:
«Сама судьба избрала Вас ангелом-хранителем памяти о Русском Флоте, а Господь Бог, нашедший достойную из достойных, вверил Вам нить, связавшую Времена прошедшие и Настоящее. Спасибо Вам, что Вы сумели сохранить ее для нас в передрягах жизни, не порвав, не нарушив и не изменив всеми нами любимой родине России и Военно-Морскому Флоту. Анастасия Александровна, мы преклоняем колени перед Вами как перед Женщиной, как перед чистым и живительным родником памяти!»
Анастасия Александровна получила также телеграмму от московских кинематографистов:
«Разрешите нам присоединить свои голоса к голосам всех, кто поздравляет сегодня Вас, восхищается Вами, любит Вас! Здоровья Вам и еще много здоровья! Время, проведенное с Вами летом нынешнего года, совместная работа над фильмом-документом о Вас, о Русской эскадре стали для нас уроком любви к России, ее Истории, Культуре, уроком Веры в Будущее России! Спасибо Вам, Анастасия Александровна!
Искренне Ваши Виктор Лисакович, Николай Сологубовский, Долорес Мелконян и весь коллектив  кинокомпании "Элегия" и фильма «Анастасия»
Конечно, были и еще выступления, теплые, искренние. Анастасия Александровна получила также много других поздравительных телеграмм и телефонных звонков.
И она сказала в ответном слове:
- СПАСИБО! СПАСИБО ВАМ!
В заключение приведу послание, которое Анастасия Александровна написала накануне своего юбилея в ответ на мой вопрос "Что бы вы хотели сказать россиянам?":
«Хотела бы сказать, что никогда нельзя терять надежду!
И поэтому, когда кто знает что-нибудь и может с уверенностью сказать, где есть правда, чтобы обелить людей от разных обвинений недостойных, он должен сказать! Он должен все, что помнит, оставить потомкам, чтобы была последовательность в звеньях Истории России.
Русские люди так  много испытали! Но если вы ничего не оставите письменного, потом все исчезнет. Кто-то должен  взять на себя труд и сохранить свидетельства! И когда он пережил события  и знает рассказы тех, кто  пережил эти события вместе с ним, он должен это звено передать. И тогда он сделает великое дело!
И я надеюсь, что я смогла передать новым поколениям Память о наших достойных отцах».

… Дорогие друзья! Пишу я вам  из Бизерты 12 сентября, а не сразу после 5 сентября. Почему?
Именно 12 сентября, в день Александра Невского, в Храме Александра Невского в Бизерте отец Димитрий  после молитвы и пожеланий многие лета вручил  Анастасии Александровне  Орден Московской Патриархии за большие заслуги перед Церковью и Отечеством.
Так что простите за задержку...
Теперь праздники позади, а впереди – большая работа вместе с Анастасией Александровной  по сохранению нашей Истории, нашей Памяти, и в этой работе найдется дело каждому, кому дорога Россия.
С уважением
Николай Сологубовский
Бизерта, 12 сентября 2007 года

Покаянная Россия

Анастасии Александровне Ширинской-Манштейн,
дочери командира миноносца «Жаркий»,
свидетельнице ухода эскадры Черноморского флота
 в Бизерту в ноябре 1920 года

Закончив бег и смертный гон,
Сплетаем нити!
Вы за Отечество поклон
От нас примите!

Примите неподкупный глас
И Веру в Бога –
Россия вспомнила о Вас,
Прозрев немного!

И повернула время вспять
В кровавой смете,
И начинает вспоминать
Свой Флот в Бизерте!

Вот машет дружеской рукой
Сквозь первый иней –
Посмертно, Боже, упокой
Всех на чужбине!

Салюта нет! Не слышно –
«Пли!»
Лишь дождик в поле!
Судьбу, не счастье обрели,
Сыны неволи,

И не услышан русский стон,
И всё как-либо!
Но вам, свидетелю времён,
От нас спасибо!

За свет далёкий с высоты,
За куст с корнями,
За то, что русские кресты
Стоят пред нами!

За то, что тяжек суховей
В кровавой сыти!
За то, что в памяти своей
Вы всех храните!

За то, что вам в достатке
снов
В далёком стане!
...Помянем, Родина, сынов,
За всех помянем!

Да будет в небе бирюза
И Божья милость,
Чтоб покаянная слеза
На крест скатилась!

Чтоб пропадала в душах
злость
И укоризна,
Чтоб до России донеслось –
«Прости, Отчизна!»

Прости, кого сумела пнуть
Обиды ради,
Мы выбирали крестный путь
По высшей правде,

По воле Бога и суда,
По тем обновам!
Простим Россию, господа,
Прощальным словом!

Не сгинет благостная Весть –
Дни с Богом ярки!
...Считайте, что на Флоте есть
Эсминец «Жаркий»!

И есть тельняшка с полосой,
И клич отваги,
А Крест Андреевский, косой,
Горит на Флаге!

И утром зарево калин
Вмещает оду,
А журавлей усталый клин
Летит к восходу!

И пробуждён гражданский стыд
В трескучей стыни!
…Русь покаянная стоит,
Смирив гордыни!
С уважением и низким поклоном
капитан 1 ранга
Николай ГУЛЬНЕВ
г. Санкт-Петербург

Как мы снимали интервью с мэром Парижа

 «Август 2007 года. Мы знали, что сегодня мэр Парижа Бертран Деланоэ должен приехать в Бизерту. Все было готово к съемкам. Кроме… его согласия. Но Анастасия Александровна нас успокаивала:
– Он мне обещал… пять минут для вас…
Мы сидели с Виктором Петровичем Лисаковичем в колючих кустах бугенвилья около дома Анастасии Александровны и ждали мэра Парижа. Виктор Петрович, как всегда, был невозмутим и уверен, что все получится.
Первая реплика Бертрана Деланоэ, на котором маечка и  шорты,  после нашего приветствия и знакомства:
– Vous filmez pas mon sheert… Только не снимайте мои шорты…
Анастасия смеется:
– Mais est-ce qu’on voit la figure de Bertrand? Но мы  разве увидим фигуру Бертрана?
Бертран серьезно:
– Pas possible!  Это невозможно! 
Мы  вежливо согласились не снимать его ниже пояса,  и я тут же включил камеру. Что будет – то будет!
Так получилось наше интервью с Бертраном Деланоэ. Прежде всего, вопросы об Анастасии Александровне и русских в Бизерте:
– Я хотел бы сказать, что я узнал  русского человека и часть русской истории благодаря русским, которых  встретил в Бизерте. И кого   я лучше всего знал, так это Ширинских. Итак,  у меня  часто была возможность, когда я  стал взрослым – и тогда, когда с Путиным встречался, – сказать, что для меня русская душа, это благодаря этой части русского народа, которая с русской императорской армией, в особенности, с флотом, эскадрой в Бизерте… Вот так я узнал, что такое Россия…
Eсли я не приду, с первых же часов в Бизерте, посетить Бабу? Это невозможно!   Ведь это для своего удовольствия! Благодаря своей привязанности я прихожу каждый день сюда, когда я здесь. Это связь, ее нельзя описать, она подтверждена временем. Вы знаете, мне было десять - двенадцать лет, когда я был учеником мадам Ширинской,  и были такие глубокие  связи между нашими семьями … И вот теперь, 40 лет спустя, семья Ширинских и семья Деланоэ - это семьи, которые решили стать одной семьей. И не только с мадам Ширинской, но и с ее детьми, внуками и теперь с правнуками…
В любом случае, когда ты ребенок Бизерты, есть шанс встретить Мадам Ширинскую. Более того, моя мама была ее подругой.  И наши семьи были очень близки.  Мадам Ширинская была моя преподавателем по математике. Итак, мы познакомились очень близко благодаря, конечно, урокам математики в школе… И еще мы проводили время здесь! Наши семьи были очень близки, и много было радости жизни и любви в тех отношениях, которые соединяли поколения Мадам Ширинской и моей Мамы, и еще, нас, детей, окружали любовь, разум, культура, солнце… И этот особый образ жизни в Бизерте!
Она, как учительница, была очень требовательна. Я не скажу, что строгая, но она требовала от нас, чтобы мы  учились хорошо, были серьезными, честными. Она не позволяла себя обманывать, и я не думаю, что я ее обманул. Со своей стороны  она меня упрекала, что я  был немного мечтателем на уроках,  и что я предпочитал… витать в облаках, далеко от математики… И она меня быстро возвращала  к математике. Чтобы я был хорошим учеником. Вот!
Когда я впервые приехал в Санкт-Петербург в качестве мэра Парижа,  прогуливаясь вдоль Невы, я увидел  на здании Адмиралтейства белый флаг с  голубым Андреевским крестом, и я позвонил Бабу  и сказал ей: «Я вижу   флаг,   я нахожусь в Санкт-Петербурге!»  И я ей рассказал об Эрмитаже… Я хотел с первых же часов, проведенных в Санкт-Петербурге, поделиться  впечатлениями. День был очень хороший. Благодаря мобильному телефону я хотел рассказать ей о моих чувствах, об этом прекрасном городе…Я думал прежде всего о ней. Это естественно,  я в первый раз в Санкт-Петербурге, и в первую очередь я думал о Бабу. Столько всего хотелось сказать по телефону!
Вторая тема, которая тоже близка господину Деланоэ, – это французско-русские отношения. Как они развиваются и каким будет их будущее.
– Много событий дали мне возможность узнать  русских художников, писателей и конечно, русскую историю, которая такая богатая событиями, в том числе и печальными…
Прежде всего  я хотел бы сказать: какие бы ни были потрясения  в Истории, всегда были между русским народом и французским народом самые тесные связи, которые уходят вглубь веков: Екатерина Вторая, Вольтер…
Одним словом, через литературу, мысль, науку и искусство между русскими и французами были всегда тесные отношения…
В моей жизни, как мэра Парижа, я имел возможность познакомиться с очень  яркими личностями, как  Ростропович, который  стал моим другом! И когда я заболел, Ростропович оказал мне такое  огромное участие, что через него я познал щедрость русской души!
У меня было много возможностей показать, что русские и французы должны  действительно думать вместе о будущем. У наших народов общая  цивилизационная основа, что дает возможность думать о будущем вместе.
Париж и Москва тесно сотрудничают. И с Санкт-Петербургом тоже. Я встретился с президентом Путиным в мэрии Парижа.   И, конечно, русские часто приезжают в Париж, я тоже часто посещаю Россию, у нас тесные связи!  И для меня важно, чтобы русские чувствовали себя в Париже как дома. Французы любят Россию, которая большая, красивая страна. Как Франция! Мы сталкиваемся с трудностями, нам бросают вызов, но я думаю, что мы заинтересованы в том, чтобы вместе преодолеть эти трудности. И в этом   -  завет Анастасии Манштейн-Ширинской: делать упор на культуру! И всегда ценить  культуру, ценить то, что делает нас более интеллигентными и благородными! И что нас может сделать более умными и благородными, как не культура!  Культура – это  прекрасный мост между русскими и французами.
В разговор вступает Анастасия Александровна:
– Бертран говорит: для мэра Парижа может быть не совсем корректно, что он был в такой тельняшке. Я говорю: да, но вы тоже здесь не сидите в официальных креслах, здесь, вот этот стул, среди  всей моей старой мебели, которой…. даже неизвестно сколько лет… может быть, этот  стул - со старого  военного корабля,   и ему уже  больше ста лет…
Она переводит Бертрану то, что сказала нам, и мы все смеемся…
Вечером, когда Бертран Деланоэ ушел,  Анастасия Александровна  сказала нам:
– Бертран – исключительно порядочный и работящий человек. Он очень загружен, он любит свое дело и делает это во благо Парижа. Конечно,  в Париже столько миллионов жителей, одни довольны чем-то, другие тем же могут быть недовольны…   
Она пожала плечами.
– Это все-таки очень приятно, что Бертран всегда находит время поведать меня. Вот он сегодня приехал и пришел сразу же поведать меня. Бертран – очень верный друг, я знала  его семью. Его мать – одна из последних, которые зашли навестить моего папу в клинику за три часа до его смерти. И никогда связь не прерывалась. Здесь он бегал во дворе вместе с моими детьми. Они вечно здесь крутились, когда я давала уроки. Какой-то французский писатель сказал, что родина – это страна твоего детства. Бертран вырос в Бизерте, и мой дом для него стал родным.
Теперь, когда Бертран и его брат потеряли своих родителей, я остаюсь здесь, в этом доме, в этой же старой обстановке, в этой Бизерте. И Бертран всегда возвращается ко мне. Это очень трогает…
Анастасия Александровна добавляет:   
– Хорошая сторона ремесла преподавателя – это то, что ученики его не забывают и  приходят  проведать. Вот и Бертран навестил. И очень многие ученики, например, тунисские ученики, тоже приходят часто.  И звонят даже, это очень трогает.  Иногда имена трудно запомнить, но много лиц я ещё помню. У меня была тысяча не только бизертских но и французских учеников. Каждый, кто приезжает из Франции, всегда заходит ко мне, потому что я единственная из…
Анастасия Александровна смеется.
–  допотопных времен. И ещё жива!
Последнее слово она произносит с ударением и улыбаясь. И в ее улыбке – добрый вызов нам: «Мы еще посмотрим, кто  из нас дольше проживет и кто больше хороших дел сделает!»
Виктор Петрович одобрительно хлопает меня по плечу:
- С такой силой духа она всех  нас переживет!»

 «...Земли родной минувшую судьбу»

«5 января 2008 года.  Мы с Виктором Лисаковичем закончили фильм «Анастасия»,  и я  срочно вылетел в Тунис, чтобы встретится в Бизерте с Анастасией Александровной и узнать ее мнение.
После просмотра фильма я включил видеокамеру, и Анастасия Александровна сказала:
– Это прекрасная картина, которую вы мне показали, и я так переживала сейчас снова! Я считаю, что это очень хороший фильм. Потому что нет ни одной вещи, которая бы мне показалась приукрашенной или искаженной. Так что мне фильм  очень по душе. Он, по-моему, передает то, что надо передать. Передано то, что надо было сказать…
Я повторю еще раз:  настоящее без прошлого – это настоящее без будущего. В России живут новые поколения, вы видите, какие перемены уже произошли на наших глазах. Теперь русские люди страстно ищут свое прошлое и приходят ко мне, только чтобы услышать правдивый рассказ о случившемся. И вы знаете, что важно им,  так это то, что они знают, что слышат слово искреннее, что я не могу не переживать и что каждый раз, когда я говорю о наших отцах, я хочу, чтобы нить с прошлым не прервалась.
А мы так  надеялись, что русские дети будут снова искать историю своей страны и тысячелетнюю культуру России.
Надо, чтоб кто-то, хоть один человек, в нужный момент оказался на нужном месте, чтобы эта цепь – от поколения к поколению –  не прервалась, чтобы она сохранилась.
Мне наверняка дана для чего-то  такая длинная жизнь, потому что даже и  Пушкин говорил в «Борисе Годунове»:
«Недаром многих лет свидетель
Господь меня поставил
И книжному искусству научил…»
Я очень, очень тронута фильмом, и очень хотела бы, чтобы этот фильм, который вы сделали, вы смогли показать в России, надеюсь, что не только   его увидят не только в Тунисе. Так что я желаю очень много успехов фильму!
Видите, как возвращается прошлое... И это очень важно! Потому что без  знания Прошлого Настоящее не будет иметь Будущего. Вы содействовали Будущему России!
Я храню это мнение Анастасии Александровны, записанное на видеопленку.  И надеюсь, что ее пожелание  осуществится и что фильм «Анастасия» покажут и по телевидению.
Ждала же 70 лет Анастасия Александровна, чтобы рассказать нам  правду о судьбе Русской Эскадры.
Так сколько лет будет ждать наш фильм, чтобы быть увиденным нашим зрителем?»

«7 апреля  2009 года.  Фильм «Анастасия» был премирован на кинофестивалях России, Украины, Франции, был номинирован на «Золотого Орла» и получил премию НИКА Российской киноакадемии. Бабу – так называют Анастасию Александровну в Тунисе и Франции –  получила медаль Пушкина за огромный вклад в сохранение русского языка и развитие русского культуры. 6 апреля 2009 года я снова приехал  в Бизерту к Анастасии Александровне, чтобы подробно рассказать  о церемонии награждения (она прошла в Москве 3 апреля) и передать ей, главной героине фильма, поздравления друзей.  Мы говорили о многом, я снова включил видеокамеру, чтобы  «запомнить»  рассказы Анастасии Александровны, «свидетеля многих лет...»
И она снова спросила:
– А как русское телевидение? Когда оно покажет?
– Скоро, Бабу, скоро… 
И я вспомнил  другие слова из монолога Пимена, сказанные  в  «Борисе Годунове» Александра Сергеевича Пушкина:
«И пыль веков от хартий отряхнув,
правдивые сказанья перепишет,
Да ведают потомки православных
Земли родной минувшую судьбу» .


















ДЛЯ ВЕРСТКИ                С НОВОЙ СТРАНИЦЫ


Глава двенадцатая
«Не говори с тоской - их нет.
Но с благодарностию – были».

Анастасия Александровна скончалась 21 декабря 2009 года,  в 6 часов утра, на 98-м году жизни. 
Первое сообщение передало агентство РИА Новости. Приведу его полностью.
«Она была свидетельницей трагического исхода и гибели Российского императорского флота в Северной Африке.
Старейшина русской общины в Тунисе, представительница первой волны русской эмиграции, легендарная свидетельница трагического исхода и гибели Российского императорского флота в Северной Африке, писатель и подвижник Анастасия Александровна Ширинская скончалась в понедельник утром в своем доме в тунисском городе Бизерта. О кончине этой легендарной женщины сообщил настоятель русских храмов в Тунисе протоиерей Димитрий Нецветаев.
Эмигрировавшая из России в возрасте восьми лет и прожившая большую часть жизни за границей, Ширинская считала себя русской и бережно хранила русские традиции. В 1997 году Ширинской, отказавшейся от иностранного гражданства, было предоставлено гражданство Российской Федерации. В 1999 году старейшина русской общины посетила Россию. В 2003 году она была награждена орденом Дружбы.
Известная бережным отношением к русским традициям, Ширинская посвятила свою жизнь сохранению культурного и исторического наследия России. Благодаря ее усилиям, в Тунисе действуют два православных храма, сохранено Русское кладбище с братскими могилами российских моряков».
Агентство «Татар-информ» передало из Казани:
«Печальное сообщение пришло из Туниса. На 98-м году жизни в городе Бизерта скончалась Анастасия Александровна Ширинская.
О ней говорили: истинный патриот, мужественная женщина, талантливый человек, хранительница памяти о Русской Эскадре и ее моряках…
В Тунисе ее называли «мадам учительница». Самый знаменитый преподаватель математики страны была дочерью русского морского офицера…
Она попала в Тунис восьмилетней девочкой. Всю жизнь Анастасия Александровна хранила в памяти слова отца: «Мы унесли с собой русский дух. Теперь Россия – здесь».
Письмо в Севастополь  Александру Зубареву.
«Уважаемый Александр! Уважаемые севастопольцы!
Пишу вам из Бизерты, где вчера, 24 декабря, мы провели в последний путь нашу любимую Анастасию Александровну. Ее похоронили рядом с могилой ее отца, старшего лейтенанта Русской Эскадры Александра Сергеевича Манштейна.
...Была панихида в Храме Александра Невского, памятнике Русской Эскадры, которая ушла в ноябре 1920 года из Крыма. Была траурная процессия по улицам города, и все больше бизертян присоединялось в ней. Они говорили: «Мы хороним бабушку Бизерты!»
Я возложил на ее могилу, как и обещал вам,  венок из живых цветов с надписью «Дорогой нашей Анастасии от ее севастопольских друзей»... И  положил на  гроб Андреевский флаг, верность которому Анастасия Александровна хранила всю жизнь...
Она с такой любовью рассказывала о русских моряках и русском городе! И она очень переживала за все то печальное, что творится между Россией и Украиной.  И верила, как и я верю, что два великих народа всегда будут вместе и в Будущем, как были они вместе в годы испытаний Великой Отечественной войны...
И как Анастасия Александровна хотела вернуться и увидеть самый прекрасный город на Земле, Севастополь!
Как жаль, что вернуться к вам она может только в книгах и фильмах. Надеюсь, вы сможете ее увидеть на экранах ваших телевизоров: Первый канал  ТВ России обещал показать полнометражный документальный фильм «АНАСТАСИЯ» Виктора Лисаковича, признанный лучшим документальным фильмом года!
  ... Стоя около могилы, покрытой цветами, я чувствовал, что в этот миг рядом со мной стоят все, кому дорога наша История, кому дорога судьба нашей общей Родины, судьба Севастополя.
Уважаемый друг,  ваши добрые слова Бабу услышала!
И не могу не добавить к вашим словам свои слова прощальные...
Ее похороны, состоявшиеся 24 декабря в тунисском городе Бизерта, где она прожила почти девяносто лет, не были впечатляющим зрелищем, как описывают похороны Гайдара, не было «нескончаемого потока людей» от Рублевского шоссе до ЦКБ. Но по улицам Бизерты шли сотни людей, провожая на христианское кладбище, где столько русских могил, родную и любимую всеми Бабушку...
Среди тех, кто прощался с ней, были моряки и дети моряков, были простые люди: русские, тунисцы, французы, итальянцы, мальтийцы...
  Они прощались с эпохой, которую честно прожила Бабу и о которой она честно рассказала  в своих книгах и фильмах.
Но они не прощались со своими надеждами на то, что на Земле может наступить другая Эпоха, радостная и светлая, что наступит Мир Любви и Братства, который создавала вокруг себя Анастасия Александровна.
Надежда есть всегда! Пока среди нас есть люди, которые живут по совести.
Живут и будут жить так, как жила Анастасия Александровна.
Она теперь тоже принадлежит Российской Истории так же, как принадлежат Истории и другие великие русские. 
И мы никогда не скажем с болью в сердце: ИХ БОЛЬШЕ НЕТ!
Мы скажем с гордостью: ОНИ С НАМИ!
И еще, дорогие мои севастопольцы,  позвольте сообщить вам о послании Патриарха Кирилла, который встречался с Анастасией Александровной и помог ей сохранить православные Храмы в Тунисе. 
«Настоятелю храма Воскресения Христова в г. Тунис (Тунис), протоиерею Димитрию Нецветаеву, русской общине в Тунисе
С чувством глубокой скорби узнал о кончине на 98-м году жизни старейшины русской общины в Тунисе А.А. Ширинской-Манштейн. Молюсь об упокоении ее души в вечных обителях.
Живя вдали от Родины, Анастасия Александровна проявляла подлинно христианскую заботу о наших соотечественниках, которые обрели свое пристанище на земле Северной Африки. Много сил и трудов положила она на обустройство русских храмов в Тунисе, являясь на протяжении нескольких десятков лет их бессменным ктитором.
В моей памяти Анастасия Александровна оставила образ удивительно светлого, скромного и благородного человека, болеющего за судьбы Отечества.
Верю, что ее жизненное наследие сохранят наши современники и потомки, которые уже немало сделали для этого благого дела, создавая в Тунисе музей ее имени.
Вечная память новопреставленной рабе Божией Анастасии!
КИРИЛЛ, ПАТРИАРХ МОСКОВСКИЙ И ВСЕЯ РУСИ»

В России сохранят светлую память…

И еще  одна телеграмма была прочитана и услышана всеми в момент прощания  с Анастасией Александровной: послание Сергея Лаврова, министра иностранных дел России. В нем говорится:
  «Дочь русского морского офицера А.А.Ширинская родилась в 1912 году в Санкт-Петербурге, а в 1920 году волею судеб была вывезена на корабле Черноморской эскадры Российского флота в тунисский г.Бизерта, где и провела всю свою жизнь.
Анастасия Александровна бережно хранила традиции русской культуры и православия, никогда не принимала иного гражданства, кроме российского, искренне и не жалея сил способствовала укреплению дружественных связей между народами России и Туниса. Много сделала для сплочения русской общины в Тунисе. В 1999 году вышла в свет ее посвященная русским морякам и их семьям книга воспоминаний «Бизерта. Последняя стоянка». Заметный вклад Анастасии Александровны в патриотическое просвещение получил признание как в России, так и среди соотечественников за рубежом.
В 2003 году Указом Президента Российской Федерации А.А.Ширинская награждена орденом Дружбы. За многолетнюю подвижническую деятельность Русская Православная Церковь наградила А.А.Ширинскую орденами равноапостольной княгини Ольги и Сергия Радонежского. Русское географическое общество наградило ее медалью Литке, а Командование ВМФ - медалью «300 лет Российскому флоту». Анастасия Александровна – единственная женщина, которую Санкт-Петербургское Морское Собрание наградило орденом «За заслуги». В 2005 году за выдающийся личный вклад в культурное развитие Санкт-Петербурга и укрепление дружественных связей между народами России и Туниса Законодательное Собрание города отметило ее Почетным дипломом.
За заслуги в области культуры А.А.Ширинская удостоена государственной награды Туниса.
В МИД России сохранят светлую память об Анастасии Александровне Ширинской».

Нет слов, чтобы передать скорбь
«22 декабря 2009 года. В 7 часов мне позвонил батюшка Димитрий и сообщил печальную новость. Я прилетел из Москвы 20 декабря, и 23 декабря, в 89-ую годовщину прихода первых кораблей Эскадры должен был быть у Анастасии Александровны…
Получил послание от Е.Е.: «Я знаю, что тебе будет не хватать заботы о ней и ее… Прошу тебя, будь милостив к ней! Не страдай, не держи ее этими страданиями. Отпусти ее и дай бог ей крылья! Пусть ей будет легко. Она заслужила эту легкость!»
Встретился со многими тунисцами, в том числе и с мэром Бизерты, и видел слезы на лицах.... А простой тунисец, подойдя к Церкви в Бизерте, где мы стояли, и узнав, что скончалась MADAME CHIRINSKIY, с печалью сказал: "Notre Babou, c`est BIZERTE! - "Наша Бабу - это вся Бизерта!" В четверг все русские и все бизертяне проводят Бабу... Получаю письма… Нет слов, чтобы передать скорбь...
 «Анастасия Александровна  стала нам тоже дорога и близка. В ней было что-то очень родное, что трудно объяснить словами. Очень жаль, что разорвалась, видимо, уже последняя ниточка, соединяющая нас с  культурой ушедшего времени наших бабушек и прабабушек, которую так  хотелось бы вернуть и сохранить. Упокой Господи рабу Божию Анастасию!»  Илья и Оля Сологубовские.
Hommage de l’AAOMIR. Соболезнования от Ассоциации бывших офицеров Императорского  Русского флота (ААОМИР)
Le conseil d’administration de l’Association des anciens officiers de la marine imp;riale russe et de leurs descendants (AAOMIR) s’incline respectueusement devant la d;pouille d’Anastassia Alexandrovna Chirinskaia-Manstein que le Seigneur vient de rappeler ; Lui.
A ses enfants, ; ses petits-enfants et ; tous ses amis, l’AAOMIR pr;sente ses sinc;res condol;ances.
Pour nous tous qui sommes attach;s ; la conservation des valeurs de la Marine imp;riale russe, pour tous ceux dont les familles ont ;t; chass;es de leur patrie russe par la r;volution bolch;vique, la disparition d’Anastassia Alexandrovna est un triste jour.
Nous n’entendrons plus sa voix ferme, nous ne verrons plus son regard incisif et cette silhouette que les ann;es respectaient. Cette pr;sence manquera ; jamais.
A quelques mois pr;s, dans moins d’un an, une nouvelle fois elle aurait pu nous raconter le d;part ultime de Crim;e, le passage ; Constantinople et, surtout, l’arriv;e ; Bizerte Ah Bizerte, cette terre tunisienne qu’elle a tellement aim;e et qui lui rendait tellement !
Oui, Anastassia Alexandrovna va nous manquer. Et pourtant nous le savons bien : le message d;cisif qu’elle nous laisse est celui de l’esp;rance plus forte que les difficult;s, celui de l’intelligence au service de tous, oui c’est cela que nous devons promettre en nous inclinant aujourd’hui devant sa d;pouille : ne jamais renoncer et rester fid;les ; ses valeurs !
Que Dieu accorde ; Anastassia Alexandrovna le repos ;ternel. Vetchni;a Pamiat ! Alexandre JEVAKHOFF, Pr;sident du Conseil d’administration de l’AAOMIR

«Anastasia Chirinsky - "Babou" comme nous l’appelions tous - ;tait un ;tre exceptionnel, un "g;nie de la vie". Son parcours fut un roman, celui de cette jeune immigr;e russe, impr;gn;e d’histoire, de culture, de curiosit; et de cr;ativit;, mais surtout d’amour. Cet amour qu’elle a donn; aux autres, ; sa famille, ; ses amis, ; ses ;l;ves dont je fus, comme elle l’a donn; ; la Tunisie, o; elle avait choisi de vivre. Belle, g;n;reuse, souvent inattendue, je pense aujourd’hui ; elle avec une immense ;motion». Bertrand Delano;, ancien ;l;ve d'Anastasia Chirinsky.   

«Закончилась эскадра, и мы отдаем честь. Анастасия Александровна - символ тех русских, которые жили за границей и любили Россию. Отказывались от почестей, от наград, от привилегий - они оставались русскими.
В свое время Ширинская-Манштейн передала уникальные архивы Санкт-Петербургскому военно-морскому музею, а также исторический Андреевский флаг. Сейчас он хранится в Казанском соборе. В России Анастасия Александровна побывала только один раз в возрасте 87 лет. Первым местом, которое она посетила, был Кронштадт». Иван Арцишевский,   Конгресс  соотечественников.

«Потрясены известием о смерти Анастасии Александровны. Скорбим вместе с Вами, вместе со всеми, кто её знал». А. и Л. Подцероб

«С огромной грустью получила известие. Пусть земля будет пухом этой удивительной женщине». Екатерина Деева

И еще был потрясенный  горем Интернет. Вот только малая часть того, что я успел записать  в память компьютера в те дни…

«Скорбим...Ушла из жизни русская женщина Анастасия Ширинская-Манштейн».

«Пусть земля Вам будет пухом, Анастасия Александровна!»

«Русская Женщина! Вечная память!»

«За нее можно только порадоваться – ее путь был прекрасен!»

 «Даже на чужбине оставаться собой, кто еще может так, как Русский человек! Добрая память тебе, Анастасия Александровна!»

«Анастасия, ЦАРСТВО ВАМ НЕБЕСНОЕ!»

«Очень жаль! Хороший был человек, очень...»

«Russkiе, gde by vy ne byli v mire, primite nachi soboleznovania. Uchla iz jizni nacha lubimaia utcitelnitca, sootetcestvennitca i prosto khorochiy tcelovek .Tcarstvo ey nebesnoe! Alla iarahmak, Anastasia!»

«Анастасия Александровна стала нам тоже дорога и близка. В ней было что-то очень родное, что трудно объяснить словами. Очень жаль, что разорвалась последняя ниточка, соединяющая нас с культурой ушедшего времени наших бабушек и прабабушек, которую так хотелось бы вернуть и сохранить. Упокой Господи рабу Божию Анастасию!»

«Мир ее праху! Это настоящий символ давно ушедшей России!»

«С огромной грустью получила известие. Пусть земля будет пухом этой удивительной женщине...»

«SOBOLEZNUEM VSEY NASHEY SEMIEY. USHEL OT NAS CHELOVEK-EPOKHA. NEL'ZYA ZABYT! NADO POMNIT!»

«Потрясены известием о смерти Анастасии Александровны. Скорбим вместе со всеми, кто её знал!»

«Российское гражданство она получила в конце 90-х. Тогда же побывала в России. Но вернулась в Тунис, где бережно хранила историю русской земли, ухаживала за могилами, ходила в храм.
Она любила вспоминать слова французского революционера Дантона, чтобы поспорить с ними: "Нельзя унести свою родину на подошвах своих сапог". Но это, - говорила она, - как все красивые слова:  ценности никакой не имеют. Потому что можно унести свою страну не на сапогах, а в своей голове и в своем сердце».

«Анастасия Ширинская-Манштейн была единственной, кто видел русскую эскадру своими глазами. Она дождалась того дня, когда над Средиземным морем снова стали развиваться сине-белые Андреевские флаги».

«Закончилась эскадра, и мы отдаем честь. Анастасия Александровна - символ тех русских, которые жили за границей и любили Россию. Отказывались от почестей, от наград, от привилегий - они оставались русскими!»

«Она прожила жизнь достойно, с Верой и Любовью. Она сохранила Россию в своем сердце! Да, она - Манштейн! Да, она - Ширинская! Но сколько великих людей, придя в Россию из других краев и от других народов, становились ее патриотами!»

«Выражаю соболезнование близким Анастасии Александровны и скорблю об этой удивительной РУССКОЙ женщине. Все мы понесли невосполнимую утрату!»

«Да сбудутся Ваши мечты, Анастасия Александровна! И чаяния Ваши не останутся всуе! Помним, скорбим...  выразить не могу...  душит меня горе…»

«Царствие Небесное! Поражаешься мужеству этой хрупкой женщины».

Анастасия Александровна жила очень скромно, можно сказать, бедно. Благодаря ей мы сохранили память о русских моряках, умерших на чужбине в разные годы. Она очень любила Россию… Настоящий русский человек, хрупкая, а такая сильная. Пусть ей земля будет пухом!»

 «Известная бережным отношением к русским традициям, Ширинская посвятила свою жизнь сохранению культурного и исторического наследия России. Благодаря ее усилиям, в Тунисе действуют два православных храма, сохранено Русское кладбище с братскими могилами российских моряков».

«За рубежом оказалось сколько честных и порядочных русских! В Тунисе все русские эмигранты, кто мог, сражались с фашистами в годы Второй Мировой войны за Свободу, Веру и Родину. Приезжайте в Тунис, зайдите в Храм Воскресения Христова, и вы увидите имена русских парней, погибших в Африке в 1939-1945 гг. Они сражались за далекую, но такую близкую для души Россию, за которую жизнь отдать – святой долг русского человека».

«Все русские в Тунисе собрались в Храме Александра Невского и проводили Бабу в последний путь. Заменить ее невозможно! Но ее доброе дело продолжить – нужно!»

«В Петербурге вспоминают старейшину русской общины в Тунисе Анастасию Ширинскую. В Александро-Невской лавре отслужили заупокойную литию».

«В Севастополе, во Владимирском соборе в Херсонесе была отслужена панихида об упокоении Анастасии Ширинской–Манштейн».

«Понимаю, что Ширинской было 97 лет, но... все равно жаль расставаться с таким замечательным русским человеком. Царствие ей небесное!»

«О ней говорят: истинный патриот, мужественная женщина, талантливый человек, хранительница памяти о Русской Эскадре и ее моряках».

«В Тунисе ее называют «мадам учительница». Самый знаменитый преподаватель математики страны была дочерью русского морского офицера».

«В 16 лет она уже преподавала местным детишкам математику. Все родители тогда говорили: "Мадам Ширински - это лучшее, что есть в Бизерте".

«Всю жизнь Анастасия Александровна хранила в памяти слова отца: «Мы унесли с собой русский дух. Теперь Россия – здесь!»

«Светлая память Вам, Анастасия Александровна! А остались ли вместо нее в Тунисе люди, которые заменят ее? Люди, для которых слово РОССИЯ и РУССКИЙ - не пустое слово?»

«Упокой, Господи, её душу! Узнали о судьбах  людей эмиграции и трагедии изгнанников из замечательных документальных фильмов… Советую посмотреть всем, кто не видел. Нам есть чему у них поучиться. Вечная память!»

«Если бы каждый из нас жил так, как прожила свою трудную жизнь Анастасия Александровна! Может, мир наш стал бы гораздо лучше? Может, каждый из нас бы стал лучше?
В своем фильме она говорит  слова Бунина:
«День придет, Господь сына спросит:
Был ли ты счастлив в жизни земной?»
Анастасия Александровна была счастливой!
И мне еще представилось: соберут честные русские  люди по рублику,  а их, этих честных людей – миллион, и  поставят они памятник Анастасии Александровне.
Мне кажется, что стоит об этом подумать. С надеждой быть прочитанным…»
 
«В Церкви Александра Невского, провожая Анастасию Александровну в последний путь, я вспомнил всех, кого потерял в этом году... И вдруг человек, мне незнакомый, тихо сказал, обращаясь ко мне: "Осиротели мы..." Вот и я подумал:  каждый из нас осиротел, МЫ ВСЕ, все вместе мы теряем  дорогих и близких... Вечная им память! И мы, живые,  «возьмемся за руки, друзья...», «ведь жизнь короткая такая…»

«Родным и близким Анастасии Александровны Манштейн-Ширинской
От имени Российского Дворянского собрания, Меджлиса Татарских мурз и от себя лично примите наши самые искренние соболезнования в связи с кончиной легендарной русской женщины-дворянки Анастасии Александровны.
Много лет в далеком Тунисе она была не только единственной свидетельницей тех далеких трагических событий, но и хранительницей русских  традиций, культуры, аристократизма.
Скорбим, молимся о упокоении души новопреставленной Анастасии Александровны Ширинской!
С искренней любовью и сочувствием,
Предводитель Меджлиса татарских мурз (Татарское Дворянское Собрание)
Зуфар мурза князь Аюпов»

Прощальное слово 

88 лет Анастасия Александровна прожила вдали от России, в Бизерте, куда пришла в 1920 году Русская эскадра. Она написала книгу о Русской эскадре и своей жизни, куда вошло многое из того, что она рассказала тем, кто приходил к ней, в ее скромную обитель, кто посещал в Бизерте православный Храм-памятник русским кораблям.
Ее верность родителям и долгу перед русской общиной в Тунисе удерживали ее вдали от Европы, куда уехали многие из тех, кото оказался в далеком 20 году на африканском береге. Она осталась в Бизерте.
 И она приходила на кладбище, где похоронен его отец, его товарищи, офицеры и матросы, их семьи, и где каждый камень напоминает о той трагедии, которая началась для России в четырнадцатом году, когда разразилась, и не по вине русских, Первая война. И уже потом началась цепь таких событий, которая привела к тому, что многие русские оказались на чужбине.
Она надеялась, что никогда больше не повторится с Россией то, что пришлось ей пережить в двадцатом веке…
Рассказывая об этом в своей книге и в фильме «Анастасия», оглядываясь на свою прожитую жизнь, Анастасия Александровна говорила: «Я ни о чем не жалею и не падаю духом. Судьба мне дала долгую жизнь и хорошую память. Надеюсь, что и обо мне останется добрая память».
Она многое нам успела сказать, но многое унесла с собой навсегда. Я вспоминаю ее рассказы и слышу ее голос…
«Настоящее без Прошлого – это Настоящее без Будущего…».
Память об Анастасии Александровне, ее книга, ее фильм будут всегда с нами!
Спасибо за любовь к России, спасибо за Веру и Верность, спасибо за все, дорогая и любимая Анастасия Александровна!
Вы остаетесь с нами, в наших просветленных вами сердцах, в наших добрых делах, благословленных вами!

 «Я вернусь!»

24 декабря 2009 года.
«Вот и проводили в последний путь Анастасию Александровну...
Было много народу… И русские, и украинцы, и тунисцы, и французы...
Батюшка Димитрий молебен служил. Он же зачитал очень трогательное послание Патриарха Кирилла, который вспомнил в своем послании, как встречался с Анастасией Александровной...
Подходили и останавливались перед могилой люди, все больше и больше становилось цветов, и звучали на разных языках прощальные слова...»

28 декабря 2010 года.
 «Здравствуйте, Николай!
Меня зовут Андрей, я из Санкт-Петербурга, мы с Вами не знакомы, только сегодня узнал, что вышел Ваш фильм «Анастасия».  К сожалению, нашел его отрывки только на сайте YOUTUBE. Я был бы Вам очень признателен, если бы Вы смогли мне скинуть ссылку, где можно его скачать, потому как не могу найти его полную версию в Интернете.
Мне приходилось встречаться с Анастасией Александровной в 1999 году, мы заходили в Бизерту на паруснике «Седов», на тот момент я был курсантом 5-го курса ВВМУ им. Фрунзе, ныне Санкт-Петербургский Военно-Морской Институт. Анастасия Александровна несколько раз посещала наш «пароход», и лично у меня осталось неизгладимое впечатление от этих встреч, я был поражен мужественностью и любовью этой женщины к Родине! Она много нам рассказывала о Русской эскадре, о себе,  говорила, что поддерживает «здоровый образ жизни», что еще делает «заплывы в море»...
Так же мы посещали церкви в Бизерте и в Тунисе, были на русском кладбище в Бизерте. Хотя «Седов» был гражданским судном и мы по воли случая имели статус не военно-морских курсантов, а гражданских, тем не менее на нём было организовано поднятие Андреевского флага. Все курсанты, а нас было около 30 человек, были одеты в военную, парадную форму, так же с нами были два офицера из нашего преподавательского состава и – торжественный момент: непосредственно с участием Анастасии Александровны флаг был поднят.
Мне тогда показалось, что для Анастасии Александровны этот момент, когда она сама поднимает Андреевский флаг, был очень важен! Этот флаг был  потом освящен в церкви Бизерты, мы привезли его в собой в Петербург, так же освятили его в Никольском соборе, сейчас он хранится в музее нашего ВМИ…».
С уважением Андрей Зуйков»

5 сентября 2010 года.
«…Храню и перечитываю все полученные мной  письма…
Так сближаются русские люди, так встречаются судьбы... И есть всегда дорогой нам человек, кто соединил всех нас. Анастасия Александровна!
Она сохранила память  об Эскадре.
Она сохранила  русские православные храмы.
Она сохранила Андреевский флаг эсминца «Жаркий» и передала его  русским морякам..
В год столетия со дня рождения Анастасии Александровны, я вспоминаю моряков  и офицеров Русской эскадры.  Приведу слова из приказа командующего Русской эскадры контр-адмирала Михаила Андреевича Беренса, где он пишет о том, что русские моряки должны сохранить в Бизерте боевые корабли для возвращения в Россию:
 «Стараться всячески сохранять национальное русское достояние для его законного владельца».
Думаю, и вы бы хотели, что КАЖДЫЙ РУССКИЙ услышал этот приказ Михаила Андреевича  и ответил честью:
«Буду всегда и везде сохранять национальное русское достояние для русского народа!»
Из  книги Анастасии Александровны:
«Прошло время, когда после острого горя потери близких, с которым так трудно смириться, снова оживают их лица в «тихом пристанище духовного спокойствия».
Кто знает? Может, когда-нибудь перед Образом Спасителя при тихом свете лампады кто-нибудь подумает обо мне? Так передается память.
Может быть, даже полюбит он дорогие мне слова Жуковского:
О милых спутниках, которые наш свет
Своим сопутствием для нас животворили,
Не говори с тоской – их нет.
Но с благодарностию – были».
Эти слова Жуковский написал 16 февраля 1821 года...»

21 декабря 2011 года.
«Бизерта. Мы снова в Храме Александра Невского, построенном в тридцатые годы русскими моряками как памятник кораблям Русской эскадры.  В комитете по его возведению деятельно работал старший лейтенант Императорского флота Манштейн. Иконостас Храма -  с линкора «Георгий Победоносец».  На стене храма – мраморная доска с названиями кораблей.  Золотыми буквами написано на ней:  «Жаркий».
Наша русская православная община  снова собралась, чтобы вспомнить  Анастасию Александровну, ее отца Александра Сергеевича, последнего командующего Русской эскадры Михаила Андреевича Беренса, Нестора Монастырева, Николая Смирнова, Сергея Терещенко и   многих других русских моряков,  о которых всегда будем говорить только с благодарностью – БЫЛИ!»

Площадь арабского города названа именем русской христианки

Знаменательное событие свершилось наконец!  27 декабря 2011 года  в тунисском городе  Бизерта состоялась торжественная церемония присвоения одной из площадей имени Анастасии Ширинской.  Именно на этой площади находится Храм Александра Невского, построенный русскими моряками в 1938 году.
Скончавшаяся на 98 году своей жизни, 21 декабря 2009 года, Анастасия Александровна  Ширинская-Манштейн в течение многих лет бессменно возглавляла православную общину Туниса, сохранила вместе с другими русскими людьми русские храмы, кладбища и память о  Русской эскадре.
91 год назад, 23 декабря 1920 года в Бизерту пришел корабль «Великий князь Константин», на борту которого была вместе с мамой и сестренками маленькая девочка Настя. С тревогой и надеждой всматривалась она в африканский берег...
В декабрьские дни 1920 года и январьские-февральские  дни 1921 года один за другим входили в Бизертинский залив военные корабли Русской эскадры, которые ушли из России, охваченной огнем Гражданской войны…
2 января 1921 года в Бизерту пришел и эскадренный миноносец «Жаркий», командиром которого был отец Насти, Александр Сергеевич Манштейн, старший лейтенант Императорского Русского Флота.
Моряки надеялись сохранить корабли,  вернуться на родину  и служить России честно и верно, но судьба распорядилась иначе…
27 декабря на площади, которая теперь будет всегда носить имя Анастасии Александровны Ширинской-Манштейн, были сказаны самые добрые слова на русском, арабском и французском языках. “Большая история любви связывает Бизерту и Анастасию Ширинскую, – сказал мэр города Мохаммед Флис. – И мы этим гордимся”. Мэр Парижа Бертран Деланоэ, у которого с Анастасией Александровной была многолетняя дружба, подчеркнул, что она – “женщина, которая не уставала демонстрировать абсолютную преданность своей русской душе и русскому народу”. Советник посольства России в Тунисе Константин Климовский сказал: Анастасия Александровна – «символ российско-тунисской дружбы”.
27 декабря на площади, которая теперь будет всегда носить имя Анастасии Александровны Ширинской-Манштейн, были сказаны самые добрые слова на русском, арабском и французском языках.  Мэр Бизерты Мохаммед Флис: “Большая история любви связывает Бизерту и Анастасию Ширинскую. И мы этим гордимся”. Мэр Парижа Бертран Деланоэ: Анастасия Александровна -  “ женщина, которая не уставала демонстрировать абсолютную преданность своей русской душе и русскому народу”. Советник посланника посольства России в Тунисе Константин Климовский: Анастасия Александровна – «символ российско-тунисской дружбы”.
В Клубе культуры Бизерты состоялся просмотр документального фильма об Анастасии Ширинской, снятый тунисскими кинематографистами. В бизертинском доме Фонда  сохранения исторического и культурного наследия имени А.А. Манштейн-Ширинской собрались на вечер Памяти  ее семья  и те, кто эти годы был рядом с ней.
Это событие является признанием больших заслуг русских православных людей в развитии Туниса, свидетельством памяти тунисцев об их добрых делах.
В моих руках – книга Анастасии Александровны с ее дарственной надписью:
«Дорогой Ирине Николаевне и Николаю Алексеевичу на память о верной дружбе. Тунис, 31.10.1999»,  и я перечитываю ее стихотворение …

Я вернусь

Белый дом и белые колонны
Двести лет на берегу Донца.
В старом парке прячутся вороны,
И алеют розы около крыльца.
Белый дом и белые колонны...
Старый парк в сиянии Донца...
Страстный голос соловья в сирени,
Его трели плачут, плачут без конца.
В светлом зале музыка и пенье,
У рояля - молодой кадет.
Из-под пальцев льется вдохновенье,
И танцует в зале кто-то менуэт.
В моем сердце - в парке вечно лето,
Блеск Донца, черемуха, сирень...
В этом доме, сотканном из света,
Никогда не пробегает тень.
Как вернуться в старую усадьбу?
Как дорогу в детство мне найти?
Как попасть мне к соловью на свадьбу,
Где сирень не может отцвести?
Я вернусь, и в зарослях сирени
Заливаться будет соловей;
Я вернусь, чтоб встретить в парке тени
Дорогих и близких мне людей...
Я вернусь, и будут цвести розы
В старом парке около крыльца.
Я вернусь! Иль это только грезы?
Нет усадьбы больше у Донца...

 «Моя надежда – на молодежь!»

"Желаю успехов  Ассамблее «РУССКИЙ МИР»!
Моя  надежда - Россия всегда будет Россией!
Моя надежда - на молодежь!
Важно, чтобы молодые приобретали много знаний. И благодаря этим знаниям свои суждения составляли. И чувствовали ответственность за свои суждения.
Важно, чтобы молодые поняли: будущее России зависит от них! От них самих!
Анастасия Ширинская.   
Бизерта, Тунис, 3 ноября 2009 года»
Это было последнее послание Анастасии Александровны Русскому миру, миру «рассеянному», который начинается «собираться»…

Эпилог с продолжением

Почему с продолжением?
Потому что работа над историей Русской Эскадры, ушедшей в 1920 году, только в самом начале. И есть много тех, которые продолжают искать документы и свидетельства о Русской эскадре. Анастасия Александровна сохранила в своей книге и в своих рассказах, которые мы записали, только часть этой Истории. Огромную работу ведет Александр Плотто, живущий в Париже, который стал неисчерпаемым источником знаний для многих исследователей и историков. В библиографии я публикую список уже изданных книг о Русской Эскадре.
Но это, повторю, только начало.
И мы будем с интересом читать новые найденные документы, новые свидетельства, связанные с трагической историей Русского Флота, Русского Народа.
Анастасия Александровна верила, что наступит день и Великая Россия оживет всей своей полной красотой жизни, внесет новую свежую струю в Историю Человечества, облагородит и спасет Мир.
И счастлив тот, кто в дни великих испытаний сражался за  честь, веру и свободу России!
Счастлив тот, кто внес свой скромный вклад-кирпичик, в фундамент ее Славы и Величия.
А что уж на этом фундаменте построят наши потомки, зависит от них. Мы надеемся, что это будет прекрасное здание!
Мы живем с этой надеждой, как жили Анастасия Александровна, ее родители, как жили моряки, офицеры, русские люди Эскадры.
Продолжение будет! Обязательно будет!
Фонд сохранения исторического и культурного наследия имени А.А. Манштейн-Ширинской (председатель правления – епископ Выборгский, Викарий Санкт-Петербургской епархии Владыка Назарий, президент – Эльвира Гудова) проводит работу по собирательству дополнительных научных, исторических и биографических материалов, культурно-исторических ценностей, свидетельствующих  жизненном и боевом пути российских военных моряков, а также членов их семей, волей судьбы оказавшихся в Тунисе.
  Фонд ведет работы по подготовке помещений мемориального центра для размещения раритетов, исторических и морских реликвий, принадлежащих А.А. Ширинской-Манштейн, а также членам семей  моряков Эскадры.                В ближайших планах работы Фонда – благоустройство захоронений  моряков и членов их семей на русском кладбище в Бизерте, поддержание   в достойном состоянии православной церкви.
 – Мы считаем эту работу исключительно важной и полезной в целях взаимопонимания и  сотрудничества двух стран, в целях развития добрых и доверительных отношений между народами Туниса и России, говорит Эльвира Гудова. –  Строить новую российскую державу будут те, кто, преодолевая  заблуждения прошлого, не позволят глумиться над жизнью отцов и совершать над ними грех библейского Хама, те, кто не выкинет, не забудет  ни одной страницы истории. Это будут те, кто, развивая предпринимательство, личную и общественную  инициативу, не забыл, что «правыми» и «наследующими царство Отца» в Евангелии названы те, кто «обул, одел и накормил ближнего, а значит,  сделал это Господу».


ВОЗВРАЩЕНИЕ  ЭСКАДРЫ

5 сентября 2012 года. Стоявшие в севастопольской бухте  военные корабли  под флагами России и Украины  погрузились в ночную тишину. Аркадий Саркисов, вахтенный начальник одного из них, крейсера "Москва", поднялся на мостик. Наползал густой предрассветный туман. Офицер вошел в рубку, сел на диванчик, раскрыл книгу «Бизерта. Последняя стоянка» Анастасии Ширинской и продолжил чтение эпопеи эсминца «Жаркий». Но усталость после трудового дня взяла верх ...
Пальцы разжались, книга опустилась на стол.
Лейтенант задремал…
…
Вдруг он вздрогнул. По севастопольскому рейду явственно прокатился гул орудийного  выстрела.
Лейтенант выбежал на мостик. Что за дьявол?! Бухты не узнать... В глубине силуэты кораблей, вспышки залповых огней. Офицер схватился за бинокль. С противоположной стороны, с моря, прямо на него выплывала из тумана колонна кораблей. На мачтах развеваются Андреевские флаги! Свои! Вот отчетливо обозначился головной корабль. Лейтенант узнал его по фотографиям из книги:  это эсминец «Жаркий»! На мостике -  командир корабля старший лейтенант Манштейн.
- Да, это он!  -   Улыбается и машет рукой.
- Караул и музыканты наверх! - успела только мелькнуть мысль в голове лейтенанта. Эсминец  «Жаркий» медленно прошел вглубь бухты, следуя к месту своей стоянки.  Той самой стоянки, от которой он ушел на буксире в Черное море…
Из мглы выплыл новый корабль –  «Беспокойный». За ним – эскадренные миноносцы «Капитан Сакен», «Дерзкий», «Гневный», «Поспешный», «Пылкий», «Цериго», «Звонкий», «Зоркий». Появились силуэты огромного «Кронштадта», линейного корабля «Георгий Победоносец», крейсера «Алмаз»…
Перед лейтенантом  – канонерские лодки «Грозный» и «Страж», подводные лодки «Тюлень», «A.G. 22», «Буревестник», «Утка», на которой гордая фигура Нестора Монастырева, летописца Русской эскадры......
Из тумана выдвинулись огромные грозные  башни главного калибра «Алексеева». На его борту  – молодые гардемарины: в Севастополь возвращается Морской корпус.
Приблизился «Генерал Корнилов»: адмиралы Кедров и Беренс с другими морскими офицерами стоят на мостике   крейсера и отдают честь  родным берегам...
Зазвучали аккорды «Славься»...
Дрогнул древний колокол Херсонеса, загудели колокола Владимирского собора. Раздался перезвон севастопольских, санкт-петербургских, московских, киевских, минских  и других православных  соборов и церквей.  В Севастополе горожане, радуясь и приветствуя друг друга, устремились к  Графской пристани и набережным...
Родина получила весть о возвращении Русской эскадры из Бизерты...
И вдруг из тумана  –  новая колонна!    Знакомые до боли силуэты советских линейных кораблей "Севастополь", "Новороссийск", крейсеров "Дзержинский", "Михаил Кутузов", "Нахимов", "Красный Кавказ", "Красный Крым", "Куйбышев", "Керчь", "Слава", "Фрунзе"...
Развеваются советские военно-морские и Андреевские  флаги...
Торжественный благовест…
Колонны  кораблей проходили одна за другой, словно видения истории России,    в густеющем тумане Севастопольской бухты...
…
Настойчивый, пронизывающий   металлический звон разбудил вахтенного начальника. Аркадий Саркисов пришел в себя и прислушался. Судовой колокол отбивал шесть часов утра. Лейтенант вышел на мостик.
Та же  Графская пристань,  залитая электрическим светом, над которой развевается Андреевский флаг    рядом  с  флагом Советского Военно-Морского флота.
В утренней дымке вырисовываются белые силуэты старых фортов, помнящих отгремевшие  войны,  строгие линии военных кораблей России и Украины и  просыпающийся к новому дню Севастополь, город Русской Славы...

Николай Сологубовский

Москва – Тунис – Бизерта – Хаммамет – Париж – Севастополь – Москва.  1987-2012 гг.























ДЛЯ Верстки                С новой страницы

ПРИЛОЖЕНИЯ


А. А.  ШИРИНСКАЯ-МАНШТЕЙН.  ФАКТЫ И ДАТЫ

Анастасия Александровна Манштейн родилась  5 сентября  (23 августа по старому стилю) 1912 года в Рубежном, имении  родителей (под Лисичанском, в Украине, в Российской империи).
Отец Анастасии Александровны, русский морской офицер Александр Сергеевич Манштейн, родился 22 июня 1888 года. Он происходил из рода генерала Христофора-Германа фон Манштейна, видного деятеля России, автора книги «Воспоминания о России», изданной в  Германии, Франции и России в XVIII в.

Александр Сергеевич Манштейн окончил Морской кадетский корпус в 1908 году. Участвовал в спасении жителей итальянского города Мессина в 1908 году. В первую мировую войну служил на Балтийском флоте. В начале 1917 года командовал посыльным судном «Невка». В 1920 году старший лейтенант Манштейн был командиром эскадренного миноносца «Жаркий», который вместе с другими кораблями стал частью Русской эскадры, покинувшей Севастополь в ноябре 1920 года и прибывшей в порт Бизерта (Тунис). В Бизерте был командиром броненосца «Георгий Победоносец», членом комитета по строительству русского православного Храма святого Александра Невского.  Награжден медалями России и Италии, в том числе серебряной медалью Италии за оказание помощи пострадавшим на островах Сицилия и Калабрия от землетрясения 1908 года. 

Мать Анастасии Александровны – Зоя Николаевна Доронина, родилась в  Санкт-Петербурге 13 февраля 1890 года. Разделила вместе с мужем и детьми  все тяготы скитаний и эмиграции.

1914 – 1918 гг. Первая Мировая война, одна из самых кровопролитных войн в истории человечества. Россия понесла огромные человеческие и материальные потери.

23 февраля 1917 года. Февральская революция в России. Начало  Гражданской войны.

3 марта 1917 года. Отречение императора Николая II.

7 ноября 1917 года. Октябрьская революция в России.

1918 год.  Россия погружается в пучину Гражданской войны.  Семья Манштейн – в Ревеле (Таллинн), где служит Александр Сергеевич.
Начало создания Красной армии и Красного флота. Во главе Красного флота становится Евгений Андреевич Беренс. Его младший брат Михаил Андреевич переходит  на сторону Белого движения.

11 ноября 1918 года Германия подписала условия капитуляции. Закончилась Первая мировая война.

1919 год. Начало интервенции 14 государств против власти Советов. Германия оккупировала Украину и Крым.
Начало создания Черноморского флота Белой армии.
Семья Манштейн переезжает из Ревеля  в Крым. Александр Сергеевич назначается командиром миноносца «Жаркий»

1920 год. Высадка войск Англии и Франции на Севере и Юге России.

Ноябрь 1920 года. Красная армия прорывает оборону Белой армии на Перекопе.

10 ноября 1920 года.  Приказ генерала Врангеля об эвакуации Крыма.
Белая армия и многие русские граждане покидают Крым.  В результате массовой эмиграции в те годы за пределами России оказалось два миллиона русских.

14 ноября 1920 года. Настя, ее мама и сестры, Ольга и Александра, отплывают из Севастополя на борту эскадренного миноносца «Жаркий», который ведет на буксире корабль «Кронштадт».

Ноябрь-декабрь 1920 года.  В Константинополь прибывает 150 тысяч человек на борту 138 кораблей.

1 декабря 1920 года. Совет министров Франции принимает решение направить Русскую эскадру в Бизерту, военную базу на севере Африки в Тунисе,  который был тогда под протекторатом Франции,

23 декабря 1920 года. Анастасия  вместе с мамой и сестрами прибыла в Бизерту на корабле «Великий князь Константин».

2 января 1921 года. Александр Сергеевич приводит в Бизерту эскадренный миноносец «Жаркий». 
К середине февраля 1921 г. в Бизерту прибыло 33 корабля, включая два линкора: "Генерал Алексеев" и "Георгий Победоносец", крейсер "Генерал Корнилов", вспомогательный крейсер "Алмаз", десять эскадренных миноносцев, четыре подводные лодки и еще пятнадцать кораблей.  Общее число беженцев составляло 6388 человек, из которых – 1000 офицеров и кадет, 4000 матросов, 13 священников, 90 докторов и фельдшеров и 1000 женщин и детей.
Исполняющим обязанности командующего Русской эскадры назначается Михаил Андреевич Беренс. Адмирал Кедров уезжает в Париж, чтобы решать вопросы, связанные с судьбой Русской эскадрой и русских моряков.

До 1925 года Анастасия жила с родителями на броненосце «Георгий Победоносец».

Октябрь 1924 года. Франция признает Советскую Республику.

29 октября 1924 года на всех кораблях Русской эскадры в Бизерте был спущен Андреевский флаг.
Уже в 1922 году Франции были переданы корабли "Дон" и "Баку", затем еще восемь русских военных кораблей. Их продали в Италию, Польшу и Эстонию, а деньги частично  пошли на содержание русской колонии. На плавучем судоремонтном заводе "Кронштадте" подняли французский морской флаг, переименовали  в "Вулкан", и он ушел в Марсель, чтобы стать частью французских ВМС.

В декабре 1924 года, после установления советско-французских дипломатических отношений, в Тунис из Парижа прибыла советская делегация во главе с академиком А.Н. Крыловым, в состав которой входил Евгений Андреевич Беренс, красный морской офицер, брат Михаила Андреевича Беренса, командующего Эскадрой. Был составлен список кораблей для возвращения на Родину. Но после протестов генерала Врангеля, а также некоторых стран, не желавших восстановления морской мощи России, Франция отказалась передавать корабли.  Они навсегда остались в Бизерте и со временем были проданы на лом. Постепенно были разобраны "Генерал Алексеев", "Георгий Победоносец", "Генерал Корнилов", "Алмаз", "Жаркий", подводные лодки... Русскими предпринимателями была создана фирма для демонтажа кораблей, и часть вырученных денег была использована для помощи русским семьям  в Тунисе и для строительства в Бизерте Храма Александра Невского.

Весной 1925 года состоялся последний выпуск Морского корпуса в Бизерте. Как подчеркивал   директор училища, вице-адмирал А. Герасимов, "русские дети учились любить и почитать свою православную веру и Родину, готовились стать полезными деятелями при ее возрождении". Триста гардемаринов окончили это училище к маю 1925 года.

В 1929 году  Анастасия закончила среднюю школу Лякор. Учитывая хорошие результаты, ее приняли в предпоследний класс колледжа «Стефен Пишон». Тогда же она начала давать частные уроки, чтобы зарабатывать на жизнь и помогать родителям.

В 1932 году Анастасия уехала в Германию продолжать образование. В 1934  году вернулась в Бизерту.

В 1935 году  Анастасия вышла замуж. Муж –  Муртаза Мурза Ширинский, родившийся в 1904 году – прямой потомок старинного татарского рода Ширинских. Его родители - отец Мамбет Мурза Ширинский и мать Фатьма Хамым Ширинская. Похоронен в 1982 году на мусульманском кладбище в Бизерте.

В 1936 году у Ширинских родился сын Сережа. он работал в тунисских газетах. Сыграл несколько ролей в кинофильмах, в том числе роль французского инспектора полиции в фильме Омара Клифи  «Вызов» («Le D;fi», Omar Khlifi). Снял документальный фильм о боях за Бизерту в 1963 году, который, к сожалению, утерян. Он был женат на туниске, развелся, детей нет. Живет в Бизерте.

В 1937 году в Бизерте было начато, а в 1939 году было закончено строительство  Храма Александра Невского в честь Русской эскадры.

1 сентября 1939 года. Фашистская Германия, устроив провокацию, напала на Польшу. Франция и Англия объявили войну Германии. Началась Вторая мировая война.

10 сентября 1939 года.  Освящение Храма Александра Невского в Бизерте.

В 1940 году у Ширинских родилась дочь Тамара. Тамара – французская гражданка. Живет во Франции.

1940 год. Поражение Франции.  На юге Франции –  правительство Виши.
 В Тунисе – администрация коллаборационистов.

18 июля 1940 года. Генерал де Голль обращается к французам с призывом бороться против нацистских оккупантов. В Движение сопротивления вступают русские патриоты, жившие  в Северной Африке и во Франции.

1941 год. Начало боевых действий в Северной Африке.

22 июня 1941 года. Германия вероломно напала на Советский Союз. Началась Великая Отечественная война. 

1941 год. Нападение Японии на США.

Ноябрь 1942 года. Высадка англо-американских войск в Северной Африке.

Ноябрь 1942 года. Германия и Италия оккупируют Тунис.  Начинаются бомбежки  Бизерты.

Ноябрь 1942 года. Начало битвы под Сталинградом.

Ноябрь 1942 года. Битва при Аламейне. Разгром немецко-итальянской группировки в Ливии.

Февраль 1943 года.  Капитуляция  армии фельдмаршала Паулюса, окруженной под Сталинградом.

Февраль 1943 года.  Болезнь и кончина в Тунисе Михаила Андреевича Беренса, участника Движения Сопротивления «Свободная Франция». Шура, сестра Анастасии Александровны, работает медсестрой в одном из санитарных подразделений союзников.

13 мая 1943 года. Капитуляция немецко-итальянской группировки в Тунисе.

Июнь 1943 года. Парад победы союзников в Тунисе. В боях за освобождение Северной Африки от фашистских захватчиков погибли русские добровольцы,  имена которых – на мраморной доске в православном Храме Воскресения Христова в столице Туниса. Имена погибших  в Тунисе советских военнопленных неизвестны до сих пор.

Лето 1943 года. Высадка союзников на Средиземноморское  побережье Европы, в Сицилии и Италии, в которой принимают участие русские добровольцы.

1943 год. Разгром немецких войск под Курском.

1944 год. Высадка союзников на Атлантическое побережье Европы.

8 мая 1945 года. Капитуляция Германии. Адмирал Кедров от имени морских офицеров Русской Эскадры приветствует победу Советской Армии.

В 1947 году у Ширинских родилась дочь Татьяна. Она вышла замуж за Аболэн и приняла французское гражданство. Два ее сына, Георгий Аболэн и Стефан Аболэн, живут во Франции.   Стефан – архитектор, живет в Ницце с Алин, француженкой. У них  – дочка  Анна, родилась в  декабре 2006 году.
 Георгий работал у голливудского режиссера Спилберга, затем рисовал  мультфильмы на киностудии Диснея. Сейчас работает самостоятельно. Живет в окрестностях Парижа, жена Барбара – француженка, у них два сына: Георгий Александр и Ромео Николя.

20 марта 1956 года. Франция признала независимость Туниса.

В июне 1956 года Советский Союз и Тунис установили дипломатические отношения.

В 1957 году в Тунисе была провозглашена Республика, и первым президентом независимого Туниса стал лидер национально-освободительного движения Хабиб Бургиба.

В 1957 году в столице Туниса было закончено строительство Храма Воскресения Христова, созданного на пожертвования русских эмигрантов. Он находится в центре города Тунис на авеню Мухаммеда Пятого.

В 1960 году первый Президент Тунисской Республики Хабиб Бургиба, обращаясь к представителю русской колонии в Бизерте, сказал: «Русские всегда могут рассчитывать на мою особую поддержку. Если у русского будут проблемы, пусть обращается лично ко мне». И добавил: «А русским морякам всегда будут открыты все порты Туниса».

60-тые и все последующие годы. Анастасия Александровна -  председатель Русско-славянской культурной ассоциации в Тунисской Республике. Она продолжает трудиться как преподаватель математики в лицее Бизерты и пользуется огромной популярностью среди  тунисцев. Многие из тунисской элиты были ее учениками.

18 июня 1961 года по болезни скончалась мама Анастасии Александровны, Зоя Николаевна, в Страсбурге (Франция), где и похоронена.

2 февраля 1964 года скончался папа, Александр  Сергеевич  Манштейн.  Похоронен на христианском кладбище в Бизерте. Он был последним  из русских морских офицеров, кого отпевали под Андреевским флагом в Храме Александра Невского.

Летом 1967 года была создана 5-ая Средиземноморская эскадра Советского Военно-Морского флота, которая за четверть века своего боевого дежурства в Средиземноморье заставила вероятных противников считаться с ее мощью и силой. Одной из «баз» этой Эскадры, где корабли могли ремонтироваться, пополнять свои запасы, а моряки сходить на берег, стала Бизерта. Другой базой был порт Тартус в Сирии. С тех пор начались посещения дома  Анастасии Алесандровны   и Храма  советскими моряками.

Апрель 1986 года. Авиация США наносит бомбовые удары по Ливии. Присутствие Средиземноморской державы  и последовательная политика Советского Союза ставят крест на этой империалистической авантюре.

Вторая половина восьмидесятых годов. Анастасию Александровну посещают сотрудники советских учреждений в Тунисе. Первым был Аркадий Ашотович Саркисов, представитель Военно-Морского флота Советского Союза. С тех пор большая дружба связала семью Анастасии Александровны с семьей Саркисовых.

7 ноября 1987 года. Бескровная  «жасминовая революция» в Тунисе, в результате которой к власти приходит генерал Бен Али, новый президент Туниса.

Ноябрь 1987 года. Первая встреча советского журналиста Сергея Филатова с Анастасией Александровной.

В 1989 году Сергей Филатов, корреспондент газеты "Правда" в Северной Африке, опубликовал первое сообщение об Анастасии Александровне в газете "Правда", центральном органе ЦК КПСС. Затем он опубликовал статью "Последний переход" в журналах "Азия и Африка сегодня" (1990, №11) и "Эхо планеты" (1991,  № 39).

11 марта 1989 года в «Советской культуре» появилась статья «Сквозь пелену времен» Сергея Жданова о Русской эскадре.

2 декабря 1989 года советский режиссер Фарид Сейфуль-Мулюков начал съемки фильма  "Последняя стоянка" об Анастасии Александровне. Фильм был показан по советскому телевидению 13 марта 1990 года (всего было четыре показа). Анастасия Александровна вспоминала, что ей было очень легко отвечать на вопросы, поскольку они были сформулированы «точно и деликатно».
Затем по телевидению был также показан фильм Сергея Зайцева об Анастасии Александровне. Оба фильма были тепло встречены советской общественностью и вызвали поток писем к Анастасии Александровны.

Февраль 1990 года. Анастасия Александровна, председатель Русско-славянской культурной ассоциации в Тунисе, озабоченная судьбой православных Храмов,  пишет письмо Патриарху Московскому и всея Руси Пимену. Письмо подписали 37 прихожан. В марте-апреле Тунис посетил  архимандрит Феофан, прибывший из Александрии (Египет) по решению руководства Русской православной церкви.
30 марта 1990 года по его просьбе для приведения Храма Воскресения Христова  в порядок был организован коммунистический субботник, в котором участвовали сотрудники Посольства СССР, советских организаций в Тунисе и члены тунисских семей.
1 апреля 1990 года архимандрит Феофан отслужил литургии в православных храмах в Бизерте и в Тунисе. Он сказал первые благодарственные слова в адрес Анастасии Александровны, благодаря усилиям которой были сохранены русские церкви.
В июле 1990 года Анастасия Александровна с дочкой Татьяной впервые посетила родину (Москва, Петербург, Лисичанск, Рубежное). Эта поездка состоялась благодаря поддержке Русской православной церкви и МИДа России.

1991 года. Начало распада Советского Союза. Россия,  а также Украина, Белоруссия, Казахстан, Грузия, Армения и другие советские республики, в которых, вне России, проживали миллионы русских,  становятся отдельными государствами со всеми вытекающими из этого как позитивными, так и  негативными последствиями. Начинается новый этап русской эмиграции: за пределами России оказывается 20 миллионов русских…

18 февраля 1992 года  по письму-ходатайству Анастасии Александровны Священный Синод под председательством Патриарха Московского и всея Руси Алексия II постановил принять Русскую православную общину в Тунисе в юрисдикцию Московского Патриархата и назначить священника Димитрия Нецветаева настоятелем Воскресенского Храма в столице Тунисской Республики и Храма Александра Невского в Бизерте.

Июнь 1992 года. Батюшка Димитрий приезжает в Тунис на постоянную  работу.

1992 год. Анастасия Александровна с внуком Георгием посещает Москву, Петербург и Сибирь.

Начало 90-х годов. Анастасия Александровна начинает работать над французским вариантом книги своих воспоминаний «Bizerte. La derni;re escale».

Октябрь 1993 года. Российские танки по приказу Б.Ельцина обстреляли Дом Советов, здание парламента России. По данным Генеральной прокуратуры России, во время штурма Дома Советов погибли  и были ранены сотни граждан России. 

1996 год. Тунисские кинематографисты  Мохамед Шеллуф (Mohamed Chellouf) и Махмуд бен Махмуд (Ben Mahmoud) сняли документальный фильм «Анастасия из Бизерты» («Anastasia de Bizerte»), который был с успехом показан на кинофестивале в Венеции.

1996 год. Россия праздновала трехсотлетие своего Флота, созданного Петром Первым. В Санкт-Петербурге в Казанском соборе был поднят Андреевский флаг эскадренного миноносца "Жаркий", который сохранила и передала на родину Анастасия Александровна.    Она награждена юбилейной медалью в честь 300-летия Российского флота.

20 июня 1996 года делегация Военно-Морского флота России передала храму Александра Невского в Бизерте горсть земли, взятую у входа во Владимирский собор Севастополя, где в ноябре 1920-м года получили благословение моряки Черноморской эскадры, покидавшие Севастополь.

29 октября 1996 года в 17 часов 45 минут Андреевский флаг, спущенный в 1924 году в Бизерте с канонерской лодки "Грозный", вновь был поднят в Бизерте на паруснике "Петр Первый". Парусник пришел  в Тунис по инициативе президента Севастопольского Морского собрания Владимира Стефановского. В торжественной церемонии участвовали Анастасия Александровна и  Вера Робертовна фон Вирен-Гарчинская, дочка командира эсминца "Грозного".

17 июля 1997 года в Посольстве России в Тунисе Анастасии Александровне был торжественно вручен российский паспорт. До этого в течении семидесяти  лет она жила с Нансеновским паспортом (паспорт беженца, выдаваемый в Европе в 20-30-х годах), в котором была надпись: "Данный паспорт выдан для всех стран, кроме России".

18 июля 1997 года Президент Туниса Зин аль-Абидин Бен Али пожаловал за ее заслуги перед Тунисом  Анастасии Александровне орден «Командора культуры».

1997 год. Получив тревожное письмо от общественного комитета «Миссия памяти в Бизерте», который возглавил летчик-космонавт А. А. Леонов, президент Бен Али лично дал указание о реставрации могил российских моряков в Тунисе.

1998 год. В России выходит сборник "Узники Бизерты: документальные повести о жизни русских моряков в Африке в 91920-1925 гг." (составитель – Сергей Власов). В сборник вошли повести "Последние гардемарины" Владимира фон Берга и "Сфаят" Николая Кнорринга.

Декабрь 1998 года. Анастасия Александровна заканчивает рукопись воспоминаний на французском языке «Bizerte:  la derniere escale» ("Бизерта. Последняя стоянка") и начинает работать над русским текстом этой книги.

Апрель 1999 года. На христианском кладбище в Бизерте, рядом с памятником на братской могиле русских моряков, был установлен новый памятник с надписью на русском и французском языках: "В память о моряках Русской эскадры и всех российских людях, покоящихся в тунисской земле".

6 ноября 1999 года, в 17 часов 45 минут, на российском парусном судне "Седов", которое пришло в Бизерту из Петербурга, Анастасия Александровна подняла Андреевский флаг.

В 1999 году издательство ВОЕНИЗДАТ  в серии "Редкая книга" выпустило книгу воспоминаний Анастасии Александровны "Бизерта. Последняя стоянка".

В ноябре 1999 года Анастасия Александровна приехала в Москву на презентацию своей книги. Эта книга с помощью друга Анастасии Александровны, мэра Парижа Бертрана Деланоэ и российских дипломатов в Париже была передана президенту России Владимиру Путину.
Книга  была переиздана фондом "Отечество" в Санкт-Петербурге в 2003 и 2006 гг. С отрывками из этой книги с разрешения Анастасии Александровны можно познакомиться на сайтах http://www.proza.ru/avtor/eskadra и www.sootetsestvenniki.ru.

2000 год. В Тунисе издана книга воспоминаний Анастасии Александровны "LA DERNIERE ESCALE" на французском языке. Этот вариант книги был  переиздан в  Тунисе в 2004 и 2009 гг.

Декабрь 2000 года. Президент России Владимир Путин прислал Анастасии Александровне  книгу «От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным».  На книге дарственная надпись: «Анастасии Александровне Манштейн-Ширинской в благодарность и на добрую память. В. Путин. 23.12.2000».

24-27 марта 2001 года состоялся архипастырский визит в Тунис председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла. Посещение Туниса было приурочено к 80-летию русского православного прихода в этой стране. Митрополит Кирилл совершил панихиду на христианском кладбище в городе Бизерта по «всем вождям, воинам, братиям и сестрам нашим, в земле Тунисской погребенным», Великую вечерню  в Храме Александра Невского и Божественную литургию в храме Воскресения Христова. Настоятель православных храмов Димитрий Нецветаев был возведён в сан протоиерея. Владыка имел продолжительную беседу с Анастасией Александровной, которая рассказала  ему о судьбах русских людей.

Сентябрь 2001 года. На кладбище Боржель в Тунисе, на могиле командующего Русской эскадры контр-адмирала Михаил Беренс моряками и офицерами гвардейского ракетного крейсера Черноморского флота России «Москва»  была установлена памятная плита из черного мрамора, которая была привезена из Севастополя благодаря Аркадию Саркисову. На плите высечены слова: "Россия помнит вас".

16 апреля 2003 года указом Президента Российской Федерации В.В.Путина  (номер 439) Анастасия Александровна награждена орденом Дружбы  «за большие заслуги в укреплении дружбы между народами Российской Федерации и Тунисской Республики».
17 июня 2003 года в Российском посольстве в Тунисе состоялся прием в честь награждения Анастасии Александровны этим орденом.

В 2003 году Морское собрание Санкт-Петербурга вручило ей орден "За заслуги». Анастасия Александровна - единственная женщина, которая удостоилась этой награды.

2003-2006 гг. Анастасии Александровне и Русской эскадре посвящены разделы в книгах «Тысяча и одна история, рассказанная в Хаммамете" (2003), "Лучшие курорты Туниса" (2005), "Диалог цивилизаций" (2006). Авторы книг – Н. Жерлицина, С.Филатов, Н.Сологубовский.

4 января 2004 года. По Первому каналу российского телевидения показан фильм "Гибель русской эскадры" Никиты Михалкова о Русской эскадре и Анастасии Александровне (из серии "Русский выбор"). Этот же фильм был показан по каналу Россия в сентябре 2006 года.

2004 год. Русская православная церковь вручила Анастасии Александровне патриарший орден «Святой равноапостольной княгини Ольги» за большую деятельность по сбережению русских морских традиций, за заботу о храмах и могилах русских моряков и беженцев в Тунисе  (в дополнение к уже врученному  ей Ордену Сергия Радонежского).

2005 год. Анастасии Александровне за ее книгу воспоминаний вручена специальная награда Всероссийской литературной премии «Александр Невский», которая называется «За труды и Отечество». Именно этот девиз был выгравирован на ордене Святого Александра Невского, учрежденном Петром I. Анастасию Александровну поздравил телеграммой президент В.В.Путин, а российское посольство в Тунисе вручило ей орден Почета.

2006 год. Муниципалитет Бизерты впервые обсудил вопрос о  переименовании  площади, на которой находится русский православный храм, в честь Анастасии Александровны.

2006 год.  Арабские кинематографисты сняли  документальный фильм об Анастасии Александровне.

Февраль-март 2007 года. Тяжелая болезнь Анастасии Александровны.

Апрель 2007 года. Работа над сценарием фильма  «Анастасия». Начало видеосъемок.

Май 2007 года. Подписание  Акта о каноническом общении между Русской православной и Русской зарубежной церквями, который положил конец расколу России и ее соотечественников на «красных» и «белых».

Июнь 2007 года. Продолжение съемок полнометражного документального фильма об Анастасии Александровне. Спонсоры: Л. Манасян и Д.Мелконян, режиссер  – В.П. Лисакович, автор сценария и оператор – Н.Сологубовский.

7 августа 2007 года. Анастасии Александровне представителями канцелярии Е.И.В. Великой княгини Марии Владимировны  и Российского дворянского собрания  Анастасии Александровне был вручен орден Святой Великомученицы  Екатерины. 

5 сентября 2007 года.  В Российском центре культуры и науки в Тунисе состоялся  торжественный вечер, посвященный 95-летию Анастасии Александровны. Президент В.В.Путин прислал ей поздравительную телеграмму. По Первому каналу  российского  телевидения в программе ВРЕМЯ был показан репортаж об Анастасии Александровне.

1 декабря 2007 года в честь 95-летия Анастасии Александровны в помещении  учебного театра ГИТИС прошел культурно-исторический вечер, подготовленный молодежным   коллективом «Домашняя школа» (гМосква), на котором были показаны театрализованные «иллюстрации» к книге А.А. Манштейн-Ширинской «Бизерта. Последняя стоянка». По ходу вечера зрители стали участниками телемоста с Анастасией Александровной.

25 декабря 2007 года.  В Бизерту пришла  группа российских кораблей  (Русской ударной северной группы) под флагом вице-адмирала Николая Михайловича Максимова: большой противолодочный корабль «Адмирал Левченко», командир корабля – капитан второго ранга Сергей Николаевич Охремчук, а также танкер «Сергей Осипов». Моряки посетили Анастасию Александровну и отдали почести русским морякам, похороненным на кладбище в Бизерте. 26 декабря по РТР был показан телесюжет о визите кораблей в Бизерту и встрече моряков с Анастасией Александровной.

2008 год. Создается  инициативная группа по организации Фонда сохранения исторического и культурного наследия им. А. А. Манштейн-Ширинской. Председателем попечительского совета Фонда была избрана Анастасия Александровна, председателем правления – епископ Выборгский, Викарий Санкт-Петербургской епархии Владыка Назарий, президентом – Эльвира Гудова.
В основу  создания Фонда  легла идея продолжить и укрепить дело, которому Анастасия Александровна посвятила свою жизнь, сохранить историческую память о прошлых событиях и передать ее будущим поколениям, рассказать о трагедии людей, разлученных с Родиной, которые пронесли через всю жизнь неизбывную любовь к России и осознание нравственного долга перед отечеством. 
Идея  Фонда – сберечь высокие идеалы патриотизма, которые не разделяют, а объединяют людей.

5 января 2008 года в Бизерте первым зрителям, Анастасии Александровне  и Сергею, был показан новый документальный фильм «Анастасия». После просмотра Анастасия Александровна сказала: «Вы мне подарили несколько лет жизни!»
11 марта этот фильм радушно приняли в Доме ученых в Москве.
15 апреля фильм (с французскими субтитрами) был показан в Париже на кинофестивале «Русская весна», жюри которого единодушно присуждает фильму «Приз зрительских симпатий».
15 мая фильм с успехом демонстрируется  в Центральном Доме кино в Москве.
15 июня фильм получает Золотого кентавра, главный приз Четвертого международного кинофестиваля в Санкт-Петербурге.
В июле 2008 года фильм тепло встречен на Международном кинофестивале в Севастополе, где был показан несколько раз.

5 сентября 2008 года в Российском центре культуры и науки в Тунисе состоялся  торжественный вечер, посвященный 96-летию Анастасии Александровны, на котором был показан фильм «Анастасия».

В 2008-2009 гг. фильм «Анастасия» получил главные призы и дипломы нескольких международных кинофестивалей.
 
3 декабря 2008 года президент России  Дмитрий Медведев подписал  Указ (за номером 1722) о награждении  Анастасии Александровны  медалью Пушкина «за большой вклад в развитие культурных связей Туниса с Российской Федерацией, сохранение русского языка и русской культуры».

2009 год. Создается мемориальный центр  в Бизерте, который получил  название «Дом-резиденция Анастасии Маштейн-Ширинской». В этом Доме  размещены документы и материалы, рассказывающие о моряках Эскадры и   их семьях, о жизни русской диаспоры и ее связях с соотечественниками. Мемориальный центр посещают  тунисцы  и туристы, приезжающих в Тунис из разных стран и, прежде всего, России.

3 апреля 2009 года фильму «Анастасия» была присуждена высшая награда «Ника» Российского киноакадемии в номинации «Лучший неигровой фильма России». Премию вручила председатель комиссии по информационной политике Совета Федерации  России Людмила Нарусова, подчеркнув, что такие  «документальные фильмы – это летопись нашего времени".

15 мая 2009 года в Москве (Библиотека «Зарубежье») состоялся вечер, посвященный Анастасии Александровне и памяти Русской эскадры, на котором был показан фильм «Анастасия»

5 сентября 2009 года. Бизерта. Друзья Анастасии Александровны отметили ее 97-летний юбилей. Ей был вручен новый документальный фильм «Воспоминания о Севастополе» (режиссер Н.Сологубовский), в котором она делится воспоминаниями о городе русской славы.

Ноябрь 2009 года. Новый Гран при фильму «Анастасия» Международного кинофестиваля «Русское зарубежье». Фильм показывается по ТВ Вятки и Харькова.

Ноябрь 2009 года. В Тунисе переиздается книга воспоминаний Анастасии Александровны на французском языке.

21 декабря 2009 года в 6 часов утра Анастасия Александровна скончалась.
В Александро-Невской лавре в Петербурге  отслужили заупокойную литию.
23 декабря состоялось отпевание в Храме Александра Невского в Бизерте.
24 декабря Анастасия Александровна  была похоронена на христианском кладбище в Бизерте рядом с могилой отца, Александра Сергеевича Манштейна.  На одном из венков написано: «От русских моряков». Над могилой прозвучали православные и мусульманские молитвы. В ее могилу была положена земля, привезенная автором книги по ее просьбе из Рубежного. Земля была взята именно в том месте, о котором  рассказала Анастасия Александровна…
В Севастополе, откуда уходили корабли Русской Эскадры, во Владимирском соборе в Херсонесе была отслужена панихида об упокоении Анастасии Александровны.
Все телеканалы России посвятили ей  в этот день специальные передачи. Севастопольское телевидение по своим каналам передавало интервью тех, кто с ней встречался,   и фильм «Анастасия».

21 февраля 2010 года фильм «Анастасия» был впервые показан по Первому каналу ТВ России.

17-25 июля 2010 года. Международная общественная акция «Морской поход. К 90-летию исхода Русской армии из Крыма», организованная  Фондом Андрея Первозванного (ФАП) и Центром национальной славы (ЦНС).  В Бизерте состоялись  литургии на христианском кладбище у братских могил русских людей и в Храме Александра Невского. Собравшиеся возложили  также цветы на могилы Александра Сергеевича и  Анастасии Александровны.

14 января 2011 года. Президент Туниса Бен Али был вынужден покинуть страну, объятую беспорядками, которые вошли в историю Туниса как «новая жасминовая революция». Во время событий, которые привели к жертвам среди населения (340 погибших)  и погромам,  православные Храмы не пострадали. В трудные дни  христиане и мусульмане держались вместе, давая отпор мародерам. 
23 октября 2011 года. В результате свободных выборов,  в которых участвовало более пятидесяти политических партий,  создано  Учредительное собрание и переходное правительство, которое заявило о своих намерениях идти по пути демократических реформ.

14 апреля 2012 года. На Пасху  новый президент Туниса Марзуки посетил русский православный храм Воскресения Христова в Тунисе и сказал добрые слова о русских людях.

19 апреля 2012 года. Картина Александра Рубцова «Сиди Жаффар»  впервые выставлена в Музее современной истории России (Москва). На открытии  первой Недели тунисской культуры в России тунисские и российские деятели говорили о дальнейшем расширении сотрудничества между двумя странами, о создании Музея А.А.Ширинской в Тунисе, издании новых книг и  съемках новых фильмов.

Сегодня в Бизерту вновь заходят русские корабли под Андреевским флагом, русские люди посещают православные Храмы в Бизерте и Тунисе,  мемориальный центр в Бизерте, который получил  название «Дом-резиденция Анастасии Маштейн-Ширинской», и возлагают венки к Памятникам русским морякам на христианских кладбищах в Бизерте и в Боржель (Тунис), где находятся могилы контр-адмирала Михаила Андреевича Беренса,  художника Александра Рубцова и многих других русских, которые не смогли вернуться на Родину...
Фонд сохранения исторического и культурного наследия имени А.А. Манштейн-Ширинской продолжает работу по собирательству дополнительных научных, исторических и биографических материалов, культурно-исторических ценностей, свидетельствующих  жизненном и боевом пути российских военных моряков, а также членов их семей, волей судьбы оказавшихся в Тунисе.



















Для верстки                С НОВОЙ СТРОКИ


Ф. И. Тютчев. Славянам
Привет вам задушевный, братья,
Со всех Славянщины концов,
Привет наш всем вам, без изъятья!
Для всех семейный пир готов!
Недаром вас звала Россия
На праздник мира и любви;
Но знайте, гости дорогие,
Вы здесь не гости, вы – свои!
Вы дома здесь, и больше дома,
Чем там, на родине своей, –
Здесь, где господство незнакомо
Иноязыческих властей,
Здесь, где у власти и подда;нства
Один язык, один для всех,
И не считается Славянство
За тяжкий первородный грех!
Хотя враждебною судьбиной
И были мы разлучены,
Но всё же мы народ единый,
Единой матери сыны;
Но всё же братья мы родные!
Вот, вот что ненавидят в нас!
Вам не прощается Россия,
России – не прощают вас!
Смущает их, и до испугу,
Что вся славянская семья
В лицо и недругу и другу
Впервые скажет: «Это я!»
При неотступном вспоминанье
О длинной цепи злых обид
Славянское самосознанье,
Как божья кара, их страшит!
Давно на почве европейской,
Где ложь так пышно разрослась,
Давно наукой фарисейской
Двойная правда создалась:
Для них – закон и равноправность,
Для нас – насилье и обман,
И закрепила стародавность
Их как наследие славян.
И то, что длилося веками,
Не истощилось и поднесь
И тяготеет и над нами –
Над нами, собранными здесь...
Еще болит от старых болей
Вся современная пора...
Не тронуто Косово поле,
Не срыта Белая Гора!
А между нас – позор немалый
В славянской, всем родной среде,
Лишь тот ушел от их опалы
И не подвергся их вражде,
Кто для своих всегда и всюду
Злодеем был передовым:
Они лишь нашего Иуду
Честят лобзанием своим.
Опально-мировое племя,
Когда же будешь ты народ?
Когда же упразднится время
Твоей и розни и невзгод,
И грянет клич к объединенью,
И рухнет то, что делит нас?..
Мы ждем и верим провиденью –
Ему известны день и час...
И эта вера в правду бога
Уж в нашей не умрет груди,
Хоть много жертв и горя много
Еще мы видим впереди...
Он жив – верховный промыслитель,
И суд его не оскудел,
И слово Царь-освободитель
За русский выступит предел...
Начало мая 1867


Для верстки                С НОВОЙ СТРОКИ

Отрывки из книги "Записки о России" Х.Г. Манштейна

"Что же касается торговли, то Россия имеет такое выгодное положение и представляет столько удобств, что весьма  немногие государства Европы могут сравниться с ней в этом отношении. Обширное притяжение этой империи доставляет ей невероятное множество товаров и почти все необходимое для жизни, так что даже если одна область терпит недостаток в чем-либо, то другая легко может пополнить его. В ней множество судоходных рек, расположенных так выгодно, что от Петербурга до границ Китая можно перевозить все водой, исключая небольшое пространство в пятьсот верст, или около семидесяти немецких миль, что чрезвычайно облегчает провоз съестных припасов и товаров". 
 
"Благодаря этой дешевизне внутренняя торговля империи, как оптовая, так и розничная, всегда была предоставлена русским подданным, и иностранцы никогда не получали позволения ввозить свои товары внутрь страны или покупать русские товары в областях и потом перевозить их за свой счет к приморским пристаням. По закону, ни один иностранный купец не имеет даже права покупать в морских пристанях русские товары  от другого иностранца, а должен скупить их у русских. Иностранцу дозволяется, правда, законтрактовывать товары в каком-нибудь провинциальном городе, но самые товары выдаются ему не иначе, как на пристани.
Российские государи постоянно старались обеспечить эту торговлю за своими подданными, и когда англичане в 1716 году ходатайствовали о предоставлении им права свободной торговли с Казанью и Астраханью, то Петр I счел за лучшее отказаться от выгодного союза, который он мог бы заключить с Англией, чем удовлетворить подобную просьбу.
Одним только армянам дозволено перевозить персидские товары из Астрахани в Петербург, нагружать их тут на суда, идущие за границу, и точно таким же образом вывозить оттуда товары, доставляемые им из Европы; однако принимают большие предосторожности для того, чтобы они не могли ничего продавать в России. Тюки их запечатывают несколькими печатями в той русской гавани, куда они приходят, и армяне обязаны представить их  в этом виде в том порту, откуда они отправляют товар".

"В течение двух лет, 1740 и 1741 годы, когда делами торговли управлял барон Менгден, ежегодный доход России простирался до трехсот тысяч рублей, не считая в этом числе таможенных пошлин. Этот доход мог бы значительно увеличиться, если бы русский народ не предпочитал своего спокойствия опасностям мореплавания. Петр I о время своего царствования старался всеми силами сделать своих подданных хорошими купцами и склонить их, чтобы они сбывали произведения его государства не через посредство иностранцев, но сами нагружали товарами суда, построенные в России, и отвозили эти товары за границу, как это делают все остальные торговые нации".

"Наконец, государь этот надеялся внушить своим подданным склонность к заграничной торговле  и мореплаванию, издав указ, на кором было постановлено, что в случае, если русский подданный захотел бы вести торговлю за свой счет на судне, построенном в России, то в его пользу будет уменьшена на одну четверть пошлина, которую он должен будет уплатить в таможне как за русские товары, посылаемые за границу, так и за иност ранные, привезенные на своем судне в Россию…"

"Одна из главных забот Петра I  в отношении торговли состояла в том, чтобы уменьшить, насколько возможно, ввоз иностранных товаров в его владения. Чтобы достигнуть этого скорее, он хотел устроить в России все фабрики, которые существуют в остальных государствах Европы. С этой целью он велел вызвать всевозможных мастеровых и ремесленников из разных стран и назначил им значительное содержание со всеми привилегиями, которые они могли пожелать.
Он послал также многих из своих подданных за границу, с ием чтобы они изучили различные ремесла. В особенности император желал, чтобы в России выделывались хорошие полотна и сукна…"

 

Для верстки                С НОВОЙ СТРАНИЦЫ


Землетрясение в Мессине. Подвиг русских моряков

Отрывок из  главы «Русские моряки в Мессине в 1908 году» из книги «Гангутская победа и другие подвиги моряков и судов родного флота ». С.Петербург, типография Т-ва Суворова – « Новое время », 1914 год.
Авторы - мичман А. С. Манштейн, который написал одиннадцать глав, в том числе «Гангутская победа», «Подвиг капитана Сакена», « Броненосец «Адмирал Ушаков», лейтенант А.Н.Лушков (глава «Геройская гибель броненосца «Князь Суворов») и капитан 2-го ранга А.В. Домбровский  (глава «Русские моряки в Мессине в 1908 году»).

15 декабря 1908 года страшное бедствие постигло цветущую Италию и остров Сицилию. Разразилось внезапно землетрясение, стершее с лица земли целые города и унесшее сотни тысяч человеческих жизней. Вот тут, в этом бедствии другого народа, наши моряки показали себя достойными быть поставленными в ряды прославляемых военных героев. Слава об их подвигах человеколюбия и самоотвержения облетела весь мир.
Оценил их и русский народ: он простил морякам их военные неудачи (русско-японской войны), сознал, что не одни они в них виновны, и вернул флоту свое прежнее доверие, и на развалинах погибшей Мессины совершилось воскресение потерянной в войне нашей морской силы.
Балтийский отряд, назначенный в зимнее заграничное плавание с корабельными гардемаринами и учениками унтер-офицеров, уже месяц был в Средиземном море. Из России отряд под командой контр-адмирала Литвинова ушел в первых числах октября, в составе трех судов: линейных кораблей «Цесаревича» и «Славы» и крейсера «Богатырь», а в середине ноября, во время стоянки в Бизерте (французский военный порт в Тунисе), к отряду присоединился и четвертый товарищ, только недавно законченный отделкой, крейсер «Адмирал «Макаров». Учебная программа, выполняемая за зиму отрядом, была очень обширна, и адмирал счел за лучшее посвятить ей, главным образом, первую половину плавания, чтобы вторую иметь в запасе, на случай, если бы что-нибудь помешало. За границей нелегко найти место, где с удобством и без дипломатических неприятностей можно было бы производить учебные артиллерийские и минные стрельбы…
Все кругом дышит миром, спокойствием и ничто, кажется, не в состоянии этот мир нарушить. Только Этна сильно, необычно курится, и дым с паром густыми клубами вырывается из кратера и стелется по вершине горы, сливаясь с плывущими мимо облаками.
В ночь с 15-го на 16-ое декабря все было спокойно на отряде. После трудового дня отдыхала команда. Давно уже разошлись по каютам офицеры, и бодрствовали только вахтенные. Чудная южная ночь, которую знают у нас разве только на Черном море, витала над Сицилией. В воздухе царила тишина.
Как вдруг, около трех часов, послышался какой-то отдаленный гул и удар, точно где-то вдали взорвалась огромная мина; скоро после него – второй, а вслед за ним – третий. Через несколько времени в бухту вошла какая-то особенная мертвая зыбь, раскачавшая корабли. Все было настолько странно и неожиданно, что первое время не могли разобраться, что такое случилось. Ясно было, что произошло что-то необычное и в недалеком расстоянии; должно быть, Этна готовит какой-нибудь сюрприз.
На утро дело разъяснилось. Из Катании к адмиралу прибыл наш вице-консул Макеев и привез ужасную весть: произошло страшное землетрясение в Южной Италии и Сицилии. Города Мессина, Реджио и многие другие сильно пострадали; оказалось много погибших; местные власти были бессильны и просили помощи у нашего адмирала. О размерах бедствия можно было отчасти судить по силе ударов; вероятно, оно было огромное, и необходима была немедленная широкая помощь.
Адмирал тотчас же собрал к себе командиров и объявил, что вечером отряд снимется с якоря, чтобы к рассвету уже быть в Мессине. Это решение было восторженно встречено на судах. Трудно описать чувства, наполнявшие всех в эти моменты. Тут была и глубокая жалость, и искреннее желание помочь, насколько хватит сил, несчастным итальянцам, гостеприимством которых теперь пользовался отряд.
К вечеру выяснились подробности несчастия. Оказалось, что Мессина и некоторые другие города разрушены до основания и почти все жители их погребены под развалинами. Известия эти превзошли все самые мрачные предположения.
От порта Августы до Мессины – около 80 миль. Отряд, делая 11-12 узлов, мог придти к проливу часам к четырем утра. Эту ночь на судах далеко за полночь продолжалось необычное оживление; не до сна было. В кают-кампаниях офицеры обсуждали порядок работ и распределяли обязанности: разбивали команду на группы, расчитывали на них шанцевый инструмент, который впервые после войны мог сослужить действительную службу, и составляли общий план действий. В лазаретах работа кипела. « Мобилизованы » были все медицинские силы, вытаскивались из-под шкиперской «неприкосновенные запасы», готовились компрессы, бинты, мази, промывания… Словом, врачи и их помощники всех званий перешли на военное положение, предвидя большую и серьезную работу.
В помещениях гардемарин тоже царило сильное оживление. Забыты были на время все житейские неудобства и служебные неприятности, нередко омрачавшие безмятежное настроение этой славной молодежи. Повседневные интересы отошли на задний план, уступив место одному чувству, чувству юношеского нетерпения и порыва к великому делу человеколюбия.
С рассветом открылись берега Мессинского пролива, подернутые еще утренней дымкой. Даже в прекрасные морские бинокли нельзя еще ничего разобрать на земле. Но море уже гораздо раньше дало подтверждение ужасов, о которых сообщали полученные вечером телеграммы.
В бинокль кое-где можно уже рассмотреть рухнувшую крышу или стену или покосившуюся колокольню. Чем ближе к Мессине, тем более зловещий вид открывается перед глазами на сицилийском берегу.
На итальянском берегу раскинулся город Реджио. Солнце еще не вышло из-за гор Калабрии, и город тонет в тени. Однако в нем уже заметно разрушение; видны, правда смутно еще, настоящие развалины. Впереди, над Мессиной, в воздухе высоко плывут столбы дыма. Сам город еще прячется за мысом.
Какой ужасный контраст представляла теперешняя Мессина с той, которую знали раньше ! Издали еще трудно было вполне судить о том, что произошло с городом; фасады дворцов на набережной почти все стояли целые, кое-где только заметно было, что с домов исчезли крыши, да в одном месте, как раз посередине набережной, вместо здания была огромная бесформенная куча чего-то серого. Чем ближе, тем виднее становилось, что бедствие действительно велико; начали показываться, как прежде в деревушках, обвалившиеся стены, упавшие купола церквей, провалившиеся крыши и рухнувшие целые дома. Местами город горел. На набережной, здесь и там, виднелись небольшие кучки народа, как-то странно жавшиеся к самому берегу. В гавани стояло несколько пароходов. Один, должно быть, был выброшен на стенку; он вылез из воды и сильно накренился. В порту и городе царила жуткая тишина.
Отряд медленно приближался к назначенным по диспозиции местам. На суда как будто передалось молчание города: не слышно было даже обычных команд и интер-офицерских дудок – все говорилось вполголоса и исполнялось безмолвно; даже лотовые, выкликавшие глубину, как-то особенно серьезно отчеканивали свои сажени.
Многие снимали фуражки и крестились; чувствовалось, что много людей, только вчера наслаждавшихся благами жизни, сегодня нуждаются лишь в последней молитве об успокоении их душ.
Сейчас же после постановки на якорь первые партии отправились на берег, туда, где виднелись люди. С моря представлялась сотая доля того, что увидели на берегу; это было полное разрушение. Дворцы и отели на набережной, казавшиеся издали вполне сохранившимися, на самом деле были почти все совершенно разрушены: держались одни лишь фасады, а остальное: крыши, потолки, полы и частью стены, - все обвалилось и образовало внутри груду ужасных бесформенных обломков, под которыми были погребены все, кого застало в домах землетрясение. Улицы были загромождены камнями и целыми стенами, упавшими поперек. Множество домов обратилось в кучи серого мусора, из которого торчали обломки стропил, балок и мебели. У некоторых зданий отвалилась одна стена, а остальные три и часть полов и потолков сохранилась, так что видна была, как на сцене театра, вся обстановка комнат в трех и четырех этажах.
Собор вблизи набережной раскололся пополам: часть купола провалилась, а другая осталась стоять, угрожая ежеминутно падением. В другом месте, в узеньком переулке, стены двух домов, собиравшиеся рухнуть, прислонились одна к другой, образовав над переулком арку, готовую от малейшего сотрясения упасть и похоронить под собой всякого, кто осмелится под ней пройти. Среди этих сплошных развалин никого не было видно; все, кто мог двигаться, выбрались из них и столпились на набережной.
Больно было глядеть на этих несчастных. Все они одеты были в чем попало: что первое схватили, выбегая из домов, в том и оставались. Выражение ужаса и страдания, или отчаяния было написано на лицах у большинства. Иные, как будто окаменелые, сидели или стояли на одном месте с неподвижными, бессмысленными лицами. Некоторые, видимо потерявшие рассудок, что-то бормотали, жестикулировали и то рыдали, то хохотали. Немного было таких, которые сохранили некоторое присутствие духа и старались помогать наиболее беспомощным. Все это бросилось в глаза в первую минуту, но сейчас же забылось, - некогда было останавливаться над этим.
Отряд наш первым пришел в Мессину, и ему первому приходилось подавать помощь несчастным, заживо погребенным, да и уцелевшие нуждались в уходе...














При верстке – с новой страницы




СПИСОК КОРАБЛЕЙ РУССКОЙ ЭСКАДРЫ.
ФАМИЛИИ КОМАНДИРОВ.
ДАТЫ   ПРИХОДА В   БИЗЕРТУ


Я не могу перечислить всех русских, кто приплыл на кораблях Русской Эскадры  в Бизерту. Но назвать корабли и командиров, имена которых мне известны, считаю своей обязанностью.

1. Линейные корабли
«Генерал Алексеев»: 27.12.1920 г. - капитан I ранга И.К. Федяевский
«Георгий Победоносец»: 14.02.1921 г. - капитан II ранга П.П. Савич
2. Крейсера
«Генерал Корнилов»: 29.12.1920 г. - капитан I ранга В.А. Потапьев
«Алмаз»: 25.12.1920 г. - капитан I ранга В.А. Григорков
3. Эскадренные миноносцы
«Капитан Сакен»: 26.12.1920 г. - капитан II ранга А.А. Остолопов
«Беспокойный»: 22.12.1920г. - капитан II ранга Б.Л. Новиков
«Дерзкий»: 29.12.1920 г. - капитан I ранга Н.Р. Гутан
«Гневный»: 06.02.1921 г. - ст.лейтенант Демченко
«Поспешный»: 06.02.1921 г. - капитан II ранга М. Е. Крафт
«Пылкий»: 22.12.1920 г. - капитан II ранга А. И. Кублицкий
«Цериго»:1 7.02.1921 г. - капитан II ранга И. Ирушкин
«Жаркий»: 02.01.1921 г. – ст. лейтенант А. С. Манштейн
«Звонкий»: 26.12.1920 г. - ст.лейтенант М. М. Максимович
«Зоркий»: 26.12.1920 г. - капитан II ранга В. А. Зилов
4. Канонерская лодка
«Якут»: 26.12.1920 г. - капитан I ранга М. А. Китицын
5. Канонерские лодки
«Грозный»: 25.12.1920 г. –стар.лейтенант Р.Э. фон Вирен
«Страж»: 26.12.1920 г. - капитан II ранга К.Г. Люби
6. Учебное судно
«Свобода»: 29.12.1920 г. - капитан II ранга Рыбин
7. База подводных лодок
Транспорт «Добыча»: 27.12.1920 г. - капитан II ранга Краснопольский
8.  Подводные лодки
«Тюлень»: 28.12.1920г. - капитан II ранга М.В. Копьев
«A.G. 22»: 27.12.1920 г. – старший лейтенант К.Л. Матыевич-Мациевич
«Буревестник»: 25.12.1920 г. – старший лейтенант С.В. фон Оффенберг
«Утка»: 27.12.1920 г. - капитан II ранга Н.А. Монастырев
9. Тральщик
«Китобой»: 27.12.1920г. - лейтенант О.О. Ферсман
10. Транспортная мастерская
«Кронштадт»: 28.12.1920 г. - капитан I ранга К.В. Мордвинов
11. Транспорт (нефть)
«Баку»:16.02.1921 г.
12. Транспорт (уголь)
«Далланд»: 29.12.1920 г. - капитан I ранга Подгорный
13. Ледоколы
«Всадник»: 26.12.1920 г. – старший лейтенант Ф.Э. Викберг
«Джигит»: 17.02.1921 г. – старший лейтенант Н.Н. Кунаков
«Гайдамак»: 16.02.1921 г. - капитан I ранга В.В. Вилькен
«Илья Муромец»:1 6.02.1921 г. - капитан II ранга И.С. Рыков
14. Буксиры
«Черномор»: 27.12.1920г. - капитан II ранга В.А. Бирилев
«Голланд»: 27.12.1920г. – лейтенант Н.В. Иваненко
15. Пароход РОПиТ
«Великий князь Константин» 23.12.1920. (возвращен в РОПиТ (Константинополь)  в январе 1921 г.)





















Для верстки                С новой страницы

«У вас пушки, у нас пукалки!»
Воспоминания академика А.Н.Крылова  о посещении  кораблей Русской Эскадры  в Бизерте в 1924 году.
«В конце ноября 1924 г, я получил предписание с уведомлением, что морской атташе Е. Беренс и я должны выехать в Париж, явиться там к и. о. торгпреда Скобелеву и включиться в прибывающую из Москвы комиссию из т. т. Ораса, Ведерникова и Иконникова, я — председателем и Беренс — членом. На эту комиссию возлагалось: осмотр находящихся в Бизерте судов военного черноморского флота, уведенных туда Врангелем, подготовка их к буксировке в Черное море; на предварительные расходы в мое распоряжение открывался кредит в 10000 ф.ст.
По прибытии в Париж почти целый месяц ушел на переговоры нашей комиссии с французской, назначенной французским Морским генеральным штабом, и т. Скобелева с представителем французского правительства де-Монзи. В последних числах декабря наша комиссия с назначенным для связи французскими властями лейтенантом  Arzur выехала через Марсель в Бизерту.
Был мертвый штиль, ночь была темная, безлунная, на небе ярко блестели Юпитер, Марс и Венера, точно указывая плоскость эклиптики, и на темном фоне неба по эклиптике совершенно ясно выделялся зодиакальный свет, что мне и много плававшему Беренсу пришлось видеть в первый раз.
В Бизерту мы пришли около полудня; нас встретил чиновник местного портового управления и свез в гостиницу, где для нас были отведены комнаты, и сообщил, что главный командир порта вице-адмирал Jehanne (Жанн) примет комиссию на следующий день.
Бизерта — небольшой приморский городок с бухточкой, в которой стоят рыбачьи суда, расположен как по берегу моря, так и естественного глубокого (около 12 м) и широкого (около 150—200 м) водопротока, соединяющего почти круглое, диаметром около 35 км озеро с морем. На этом озере в 30 км от берега моря устроена военная гавань, мастерские, жилые дома, портовое управление близ селения Сиди-Абдаля. Здесь же находились и суда, подлежащие нашему осмотру.
На следующий день вице-адмирал Жанн принял меня. С обычною в таких случаях любезностью он расспросил о цели нашего приезда и перешел от чисто официальной как бы к частной беседе.
По некоторым печатным воспоминаниям французских моряков я знал, что Jehanne — старая морская фамилия и что в 50-х и 60-х годах адмирал, носящий эту фамилию, был начальником Французского морского училища, командуя кораблем “Borda”, поставленным на мертвые якоря в Бресте. На этом корабле и помещалось Французское морское училище. По этим воспоминаниям видно было, что Жанн пользовался таким же уважением и любовью воспитанников, как у нас начальник Морского училища, предшественник Епанчина контр-адмирал Римский-Корсаков.
Я спросил Жанн, не его ли отец был начальником Французского училища, столь популярный среди моряков. — „Да это был мой отец. Откуда вы о нем знаете?"— „Это не трудно, стоит прочесть воспоминания моряка о том времени".
Наша беседа перешла на системы морского образования и продолжалась еще около 20 мин., как будто мы не в первый раз в жизни виделись, а были старые знакомые, встретившиеся после долгой разлуки.
Жанн вышел в соседнее помещение, где я ему представил членов нашей комиссии, а он меня познакомил с председателем французской комиссии контр-адмиралом  Bouis (Буи), сказав ему: „Вот вы были начальником Морского училища, командуя “Borda”, адмирал Крылов отлично знает биографию моего отца. Вы видите, что я с ним так заговорился, что заставил вас ждать. Адмирал 32 года состоит профессором Морской академии; вы будете иметь не раз случай беседовать о системах морского образования и узнать много интересного".
Таким образом, сразу установились хорошие отношения между комиссиями.
Вскоре был подан паровой катер, и мы отправились для осмотра судов,
Ближайшим был „Корнилов", бывший „Очаков", старый крейсер; его осмотр продолжался недолго, ибо наша комиссия решила, что вести его в Черное море нет надобности, а надо продать на слом.
Следующий корабль был линкор „Генерал Алексеев", первоначально „Император Александр III". Я прежде всего обратил внимание адмирала Буи на силуэт корабля: четыре башни, все в одном уровне, две боевые рубки и две трубы, две мачты американского образца (точнее, образца Шухова, предложившего гораздо раньше такую конструкцию) с наблюдательными постами, и более ничего, тогда как на французских линейных кораблях были построены целые замки и минареты. Беренс добавил: „Стоит только в ту сторону выстрелить — не промахнешься".
На „Александре III" была еще одна особенность — броня была собрана не просто впритык, плита к плите, а на шпонках, сечением в двойной ласточкин хвост; для этого на броневом (Мариупольском) заводе был построен прочный и вполне точный шаблон той части борта корабля, к которому должна была прилегать броня, которая пригонялась таким образом вполне точно плита к плите, без малейших щелей и уступов, неизбежных при обычной установке.
Когда мы подошли к трапу, я попросил адмирала Буи обратить внимание на сборку брони, не указывая, как она сделана. Корабль стоял уже в Бизерте четвертый год, ни разу не красился, так что вся краска и шпаклевка слезла и пригонка броневых плит была отчетливо видна. Адмирал сказал: „С’est epatant a peine que je crois mes yeux" (изумительно, я едва верю своим глазам).
Я предложил сперва произвести общий осмотр корабля, а следующий день посвятить детальному его осмотру, с целью определить, что надо сделать, чтобы обеспечить безопасность буксировки, помятуя наглядный пример броненосца “Marceau”, выкинутого на берег милях в 4—5 от Бизерты, вследствие неумелой буксировки.
Мне незачем было обращать внимание адмирала Буи на особенности нашего корабля. Ему особенно понравилось расположение противоминной артиллерии из орудий 130-мм калибра, расположенных за бронированным бортом в башённо-подобных щитах, по два орудия в отдельных плутонгах, разделенных броневыми траверзами один от другого и от остальной палубы — продольной броневой же переборкой. Каждая пара орудий имела и свой патронный погреб под броневой палубой с непосредственной подачей патронов элеватором прямо к орудиям. На французских судах таких отдельных плутонгов не было, на многих даже не было ни траверзных, ни продольных переборок, так что в батарейной палубе хоть кавалерийское учение производи.
Я обратил внимание адмирала и на наши снаряды, длиною 5,5 калибра, из которых некоторые лежали в кранцах. Привлекали его внимание и наши трех-орудийные башни для орудий 12-дюймового калибра и снаряды к ним, длиною по 6 ф. 5 д., т. е. в рост довольно высокого человека, и некоторые другие детали. Я нарочно все время молчал и только отвечал на редкие вопросы адмирала.
Когда мы сели на катер, то адмирал Буи мне сказал: «Amiral, c’est la premiere fois que je vois qu’est ce que c’est un cuirasse» (адмирал, я в первый раз вижу, что такое броненосец).
Подробностям технического осмотра и подготовки линкора к буксировке по специальному их характеру здесь не место, как и составленному мною расчету самой буксировки на двух якорных канатах самого корабля.
Оставались еще яхта „Алмаз", старый броненосец «Георгий Победоносец», обращенный в блоклиф, старый минный крейсер „Сакен" — все эти суда, по решению нашей комиссии, были предназначены в продажу на слом.
Кроме вышеперечисленных судов, оставалось еще 6 эсминцев и 4 подводных лодки типа „Голланд".
Рядом со стоявшим крайним эсминцем, можно сказать, борт о борт стоял французский эсминец того же возраста и того же водоизмещения (1350 т), как и наш.
Разница в боевых качествах была разительной, как то наглядно показывает следующая таблица (академик публикует в своей книге эту таблицу).
Само собой разумеется, что адмирал Буи не мог не обратить внимания на столь явно заметную разницу в боевом вооружении, которую он выразил словами: “Vous avez des canons, nous avons des petoires” (у вас пушки, у нас пукалки). Нечего и говорить, что по дальности, настильности траектории и величине разрывного заряда наши пушки приближались к французской шестидюймовке.
— „Каким образом, — спросил меня адмирал Буи, — вы достигли такой разницы в вооружении эсминцев?"
 — „Взгляните, адмирал, на палубу, кроме стрингера, в котором вся крепость, все остальное, представляющее как бы крышу, проржавело почти насквозь, трубы, их кожухи, рубки и т. п. — все изношено. А теперь посмотрите на ваш эсминец, на нем все как новенькое, правда, наш миноносец шесть лет без ухода и без окраски, но не в этом главная суть. Ваш миноносец построен из обыкновенной стали и на нем взято расчетное напряжение в 7 кг на 1 мм2, как будто это был бы коммерческий корабль, который должен служить не менее 24 лет. Наш построен целиком из стали высокого сопротивления, напряжение допущено в 12кг и больше, — местами до 23 кг/мм2.  Наш миноносец строится на 10—12 лет, ибо за это время он успевает настолько устареть, что не представляет более истинной боевой силы. Весь выигрыш в весе корпуса употреблен на усиление боевого вооружения, и вы видите, что в артиллерийском бою наш миноносец разнесет вдребезги по меньшей мере четыре ваших, и причем раньше, чем они приблизятся на дальность выстрела своих пукалок.
— „Comme c’est simple!" (вот как это просто!) – сказал Буи.
Адмирал заинтересовался нашими компасами, дефлектором системы де Коллонга, картушкой Штемпеля, и я понял, что теорию девиации компаса и вообще компасное дело он знает. Оказалось, что до назначения начальником Морского училища он в нем преподавал теорию девиации, тогда я просил его принять на память о совместной работе компас с дефлектором де Коллонга и картушкой Штемпеля, а также великолепно изданную книгу Н. Н. Оглоблинского и гр. Ф. Ф. Ридигера «Руководство по девиации компаса», оказавшуюся в штурманской рубке корабля…
…Но вся работа комиссии пропала зря — вмешались политики и дипломаты…»
…В  1942 году, в осажденном Ленинграде, академик Крылов, работая над этой книгой своих воспоминаний,  говорил своим близким: «Как бы пригодились сейчас  Ленинграду орудия главного калибра линкора «Генерал Алексеев!»




ДЛЯ ВЕРСТКИ                С НОВОЙ СТРАНИЦЫ


Русские  сражались за Россию

В 1943 году закончились бои в Северной Африке.  Тунис освобожден союзниками.  В столице –  толпы ликующих по случаю изгнания гитлеровцев. Среди тех, кто приветствует победителей, есть и русские, кто остался жив! Многие погибли!
В Храме Воскресения Христова в Тунисе –   черная мраморная доска с именами русских, погибших во время Второй мировой войны:

ВЪЧНАЯ ПАМЯТЬ
ФЕДОРОВЪ КИРИЛЛЪ
ЮРГЕНСЪ НИКОЛАЙ
ГРУНЕНКОВЪ МИХАИЛЪ
АЛЕКСАНДРОВЪ НИКОЛАЙ
ШАРОВЪ КИРИЛЛЪ
ХАРЛАМОВЪ ГЕОРГIЙ
Русская колонiя Тунизiи своимъ сынамъ,
павшимъ на поле брани
1939 -1945

Другая черная  мраморная доска  в Храме с надписью:
ПАМЯТИ СОВЕТСКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ,
ПОГИБШИХ ВО ВТОРУЮ МИРОВУЮ ВОЙНУ
В ТУНИСЕ И ЛИВИИ.
ПОСОЛЬСТВО РОССИИ В ТУНИСЕ

Двадцать тысяч наших соотечественников томились в плену в Тунисе, в немецких концлагерях.
В память о всех героях,  погибших на далеком фронте в Северной Африке,  служит панихиды в Храме Воскресения Христова батюшка Димитрий вместе с православными прихожанами.

Какие русские судьбы скрыты под надгробными плитами?
 

19 июня 1940-го по лондонскому радио было передано воззвание де Голля:
«От имени Франции я твердо заявляю: абсолютным долгом всех французов, которые еще носят оружие, является продолжение сопротивления… Прямой долг всех честных людей –  отказаться выполнять условия противника».
Среди честных людей, которые откликнулись на призыв генерала, были русские эмигранты.
 

Крестник Горького бил фашистов


Очень немногие знают, что одним из воевавших с фашистами в Африке был Зиновий Пешков, старший брат Якова Свердлова. Его крестный отец –  Максим Горький. Как известно, 3 сентября 1939-го Франция объявила войну фашистской Германии. Между этими странами начались боевые действия, затронувшие и территорию Северной Африки. Командир батальона, капитан Пешков участвовал в боях Иностранного легиона против гитлеровцев на территории Марокко. Бои патриотов с фашистами начались 2 сентября,  накануне объявления войны, и длились еще почти два месяца после капитуляции Франции 22 июня 1940 года. До нападения Германии на Советский Союз оставался ровно год... В составе французского Иностранного легиона сражались  и другие русские офицеры.
Из 1056 человек, награжденных орденом Освобождения (его учредил де Голль для награждения за особые отличия), десять –  русские...

В России весьма популярны книги французского писателя Ромена Гари. На самом деле имя этого русского человека — Роман Касев. Он добровольцем присоединился к Французскому сопротивлению, воевал летчиком в авиагруппе «Лотарингия». Роман, он же Ромен, стал известным романистом, дипломатом, членом Французской академии.

Русские эмигранты попадали на поля африканских сражений разными путями –это были и добровольцы из Франции, и те, кто волею судеб после революции оказался в Марокко и Алжире, и теморские офицеры, кто вместе с Русской эскадрой пришел в Тунис в 1920 году. К этому «русскому фронту» присоединились и советские воины.
По сведениям российского ученого-арабиста и востоковеда А.Егорина, во время Второй мировой в Северную Африку немцами было переброшено более 20 тысяч советских военнопленных, которые в неимоверно трудных условиях занимались строительством дорог и фортификационных сооружений для частей генерала Роммеля, в том числе на линии Марет, под Энфидавиллем и Хаммаметом и на полуострове Кап Бон в Тунисе. Многие умерли от издевательств, были расстреляны немцами при отступлении, но часть из них смогла бежать из плена и встала под знамена союзников.
 

Русский «спецназ»  в Ливии


Одним из «спецназов»  союзников в Африке была «русская армия» Пеньякова. В нем вместе с русскими, англичанами и французами сражались ливийцы, берберы и туареги. Бесстрашный командир «спецназа», майор Владимир Пеньяков  родился в семье русских в Бельгии, еще до революции учился в Кембридже, работал в Египте...
Свою военную эскападу Пеньяков объяснил так: «Я не питал никаких иллюзий, что могу повлиять на ход событий, но было как-то неловко оставаться в стороне...»
В конце 1941-го в возрасте 50 (!) лет он хитростью прошел в Англии медкомиссию и был отправлен в арабские подразделения в Египте, которые были частью британской армии.   Коньком Пеньякова была разведка –  он смог создать в ливийских городах  целую сеть агентов. Верными помощниками русского были ливийцы, говорящие по-итальянски и прислуживавших фашистским офицерам в отелях и  барах, – те никак не могли заподозрить в слугах  «русских шпионов».
Проводила “русская армия” и смелые диверсионные акции –  нападала в тылу у Роммеля на аэродромы, подрывала танки, поджигала склады с горючим, которого так не хватало фашистам. И стремительными набегами освобождала военнопленных из концлагерей.
Деятельность разведчиков Пеньякова очень помогла англичанам. Когда Роммель отступил в Тунис, он занял оборону на неприступной линии Марет, которую  еще в тридцатые построили еще французы. Спецназ Пеньякова обследовал соседний горный массив Матмата и нашел пути обхода линии Марет для новозеландской бронетанковой дивизии. Роммель был разбит. 150-тысячная немецко-итальянская группировка в Тунисе капитулировала.


Русский моряк отомстил фашистам за сына


История еще одного нашего соотечественника, бывшего лейтенанта российского императорского флота Сергея Еникеева, вошла в легенду о наших моряках в Бизерте. Ее рассказал писатель Николай Черкашин.
Сергей Еникеев родился в Севастополе и оттуда же на подлодке “Тюлень”, будучи корабельным механиком, в составе  Русской эскадры прибыл в Бизерту. Работал в аккумуляторной мастерской, потом стал начальником электротехнической службы порта. Сын Еникеева, Пересвет, служил лейтенантом на французском флоте и  погиб в 1940 году на подлодке “Сфакс” под Касабланкой –  ее потопили немцы.
В Бизерте фашисты появились в ноябре сорок второго. Однажды ночью жандармы вломились к Еникееву в дом  и повезли его в порт –  новенькой немецкой подлодке потребовался ремонт.
–  Мне известен ее номер –  U-602, как известно и то, что лодку сына потопила U-37. Но тогда я решил – вот она, убийца моего Пересвета, –  рассказывал советским морским офицерам много лет спустя после войны  старик Еникеев. –  Делать нечего. Взялся за работу, и устроил я им межвитковое замыкание якорей обоих электромоторов. Причем сделал это так, чтобы замыкание произошло лишь при полной нагрузке. Полный же подводный ход лодка развивает лишь в крайне опасных ситуациях.  И я знаю, что 23 апреля сорок третьего года эта подлодка погибла «при неизвестных обстоятельствах» у берегов Алжира… U-602 –  это мой личный взнос на алтарь общей победы”.
И снова о «странных сближениях», о которых не раз говорила Анастасия Александровна. Все знают, что предки Пушкина родились в Африке.  Но мало кто знает, что там же погиб его потомок –  праправнук по линии дочери Натальи Александр Уэрнер.
Александру шел 25-й год. В армию он, как и многие другие русские, пошел добровольцем, служил пехотинцем и погиб во время высадки английского десанта в Тунисе в 1942 году. А всего во Второй мировой и в Великой Отечественной войне принимали участие пятнадцать потомков великого русского поэта...

Русский народ верил, терпел, выжидал и надеялся!

И. В. Сталин, выступая перед советскими военачальниками 24 июня 1945 года, сказал:
"Товарищи, разрешите мне поднять еще один, последний тост.
Я, как представитель нашего Советского правительства, хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа и, прежде всего, русского народа.
Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.
Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне и раньше заслужил звание, если хотите, руководящей силы нашего Советского Союза среди всех народов нашей страны.
Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он – руководящий народ, но и потому, что у него имеется здравый смысл, общеполитический здравый смысл и терпение.
У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941-1942 гг., когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Карело-Финской республики, покидала, потому что не было другого выхода. Какой-нибудь другой народ мог сказать: вы не оправдали наших надежд, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Это могло случиться, имейте в виду.
Но русский народ на это не пошел, русский народ не пошёл на компромисс, он оказал безграничное доверие нашему правительству. Повторяю, у нас были ошибки, первые два года наша армия вынуждена была отступать, выходило так, что не овладели событиями, не совладали с создавшимся положением. Однако русский народ верил, терпел, выжидал и надеялся, что мы все-таки с событиями справимся.
Вот за это доверие нашему правительству, которое русский народ нам оказал, спасибо ему великое!
За здоровье русского народа!"

Где помянуть русских, воевавших в Африке за Россию?

В Православном храме Воскресения Христова в Тунисе, который находится на авеню Мухаммеда Пятого в центре города. Иконы, подсвечники, хоругви и другие предметы –  с русских военных кораблей. На стене – мраморная доска с именами русских патриотов, погибших во время Второй мировой. Звоните отцу Димитрию (тел. 216 72 336429), он всегда будет рад соотечественникам.
Ещё одно место памяти русских –  кладбище Боржель –  в 10 минутах езды от храма. Спросите у охранников, где находятся «русские могилы»,  «Carre I» и «Carre II». Это захоронения моряков Русской эскадры и членов их семей. Здесь – мраморная плита с именем  Михаила Беренса, последнего командующего Русской эскадры, скончавшегося в феврале 1943 года.
Христианское кладбище в Бизерте  и французское военное кладбище в Гаммарте,  пригороде Туниса. И здесь, как и в Боржеле, вы найдете  русские имена...
Музей «Линии Марет» находится на юге Туниса, на полпути между городом Габес и островом Джерба: руины дотов, других  сооружений.
В Египте  –  Музей битвы под Эль-Аламейн. Он находится в ста километрах к западу от Александрии. Здесь, в песках между Средиземным морем и Катарской впадиной,  семьдесят лет назад, поздней осенью 1942 года шло кровопролитное сражение. Войска союзников, а среди них  был и «русский спецназ»,  разгромили 80-тысячный германо-итальянский экспедиционный корпус под командованием «лиса пустыни», генерала  Роммеля.
К западу от этого музея сооружены два мемориала погибшим солдатам: один немецкий, другой итальянский. А к востоку находится кладбище союзников. Надгробные плиты 7367 могил стоят там шеренгами, будто солдаты в строю. У входа на кладбище –колоннада и огромный каменный крест. На могилах –английские, французские, русские, польские, чешские, индийские, арабские имена. Среди похороненных –русский офицер, грузинский князь, подполковник Иностранного легиона Дмитрий Амилахвари, геройски павший в Ливии в октябре 1942 года во время сражения при Бир-Хакейме.

«Тогда с тобой мы что-то проглядели,
Смотри, чтоб нам опять не проглядеть…»


«У нас, русских, есть только один путь доказать нашу верность России – это погибнуть за нее»,   сказал  в Бизерте во время войны один из русских моряков своим товарищам.
Анастасия Александровна, пережившая бомбежки Бизерты, не раз читала наизусть тем, кто навещал ее, стихи русского офицера Николая Туроверова. Позвольте и мне напомнить одно из его  стихотворений Второй мировой войны, написанное во Франции:

ТОВАРИЩ

Перегорит костер и перетлеет, –
Земле нужна холодная зола.
Уже никто напомнить не посмеет
О страшных днях бессмысленного зла.
Нет, – не мученьями, страданьями и кровью –
Утратою горчайшей из утрат:
Мы расплатились братскою любовью
С тобой, мой незнакомый брат.
С тобой, мой враг, под кличкою – товарищ,
Встречались мы, наверное, не раз.
Меня Господь спасал среди пожарищ,
Да и тебя Господь не там ли спас?
Обоих нас блюла рука Господня,
Когда почуяв смертную тоску,
Я, весь в крови, ронял свои поводья,
А ты, в крови, склонялся на луку.
Тогда с тобой мы что-то проглядели,
Смотри, чтоб нам опять не проглядеть:
Не для того-ль мы оба уцелели,
Чтоб вместе за отчизну умереть?












ДЛЯ ВЕРСТКИ                С НОВОЙ СТРАНИЦЫ




Документальный фильм  «АНАСТАСИЯ»

«Более русского человека, чем Анастасия Александровна,
я в своей жизни не встречал…» 
Настоятель Свято-Троицкой Александро-Невской лавры
архимандрит Назарий

«Раз я вернулась, то, стало быть, - для чего-то»...

Перед демонстрацией фильма «Анастасия» по Первому каналу ТВ России 21 февраля 2010 года  был показал телесюжет. Публикую  дикторский текст:
«В 1985 году Николай Сологубовский был направлен в Тунис как корреспондент агентства печати «Новости». В 1987 году состоялось его знакомство с «бабушкой русского флота» Анастасией Ширинской.
Н. С.: «Я начал ей задавать вопросы, она мне начала рассказывать. И я вошел в этот огромный пласт русской истории, который связан с гражданской войной, с исходом русской Белой армии из Крыма. И с судьбой многих тысяч русских людей, которые оказались не по своей воле в лихолетье гражданской войны за рубежом».
Уникальные исторические свидетельства Ширинской он поначалу записывал на магнитофон, потом начал снимать на видеокамеру. Первые кадры были сделаны в 1990 году. В судьбу фильма вмешалось нечто сверхъестественное и необъяснимое.
Н. С.: «Наступил 2007 год. Бабу перенесла очень тяжелую болезнь. И есть уникальная видеозапись, где она рассказывает о том, в каком была состоянии. И как она помнит, что одни руки были готовы ее принять, а другие руки ее не отпускали. И она вернулась. И она сказала: «Раз я вернулась, то, стало быть, - для чего-то»... И посмотрела очень внимательно на меня».
Через месяц был готов сценарий для документального фильма под названием «Анастасия». Им заинтересовались продюсеры Левон Манасян и Долорес Мелконян. Тема вызвала огромный интерес, и заслуженно получила право на экранизацию. Сценарий показали режиссеру Виктору Лисаковичу.
Н. С.: «И он сразу сказал: «Буду делать фильм!»
50 часов интервью с Ширинской-Манштейн столько творческая группа отсняла за несколько месяцев работы. Кроме ее рассказов, в фильм вошли и кадры хроники, и редкие фотографии (найденные в архивах и частных коллекциях Туниса, России и Франции), и музыка Ширяева. В начале 2008 картина «Анастасия"» была представлена, пожалуй, на самый строгий суд: она была показана самой Ширинской.
Н. Сологубовский  приехал в Бизерту и показал фильм Анастасии Александровны. «Заканчивается фильм. И она говорит мне: «Спасибо, Николай Алексеевич, вы мне подарили несколько лет жизни!»

О создателях фильма «Анастасия»

Режиссер - Виктор Петрович Лисакович. Режиссер и сценарист документального кино, педагог, заслуженный деятель искусств РСФСР. В 1964 г. окончил ВГИК (мастерская А. Ованесовой и Л.Кристи). С 1954 по 1959 г. работал ассистентом оператора на Рижской киностудии, с 1962 по 1968 г. - режиссер на ЦСДФ, с 1968 г. - режиссёр, затем худ. руководитель студии документальных фильмов в Т/О «Экран» Гостелерадио СССР. С 1981 г. - руководитель мастерской, зав. Кафедрой неигрового кино во ВГИКе. Народный артист Российской Федерации (1999). Лауреат Государственной премии СССР (1976). Профессор ВГИКа ( с 1999 года). Снял более 120 кинокартин, в том числе фильмы "Здравствуй, Нетте!", "Его звали Федор", "Катюша", "Начальник стройки", "С Романом Карменом... путешествие в молодость" (премия "Золотой Орел", 2007; за лучший неигровой фильм России).
Автор сценария и оператор - Николай Сологубовский
Композитор - Евгений Ширяев
Монтаж - Александр Кузьмин
Дикторский текст - Виктор Листов
Редактор - Долорес Мелконян
Продюсеры - Левон Манасян и Долорес Мелконян
Благодарим за помощь в организации съемок и предоставленные материалы
Народного художника России Дмитрия Белюкина
Александра Плотто (Париж)
Мэра Парижа Бертрана Деланоэ
Мэра Бизерты Монсефа Бен Гарбия
Директора Департамента туризма Бизерты Фетхи Иссуи
Наташу Соланж Себаг (Париж)
Сергея Филатова  (Москва)
Посольство России в Тунисе
Государственный архив кинофотодокументов
Музей вооруженных сил России (Москва)
Центральный Военно-морской музей (Санкт-Петербург)
Туристическое агентство СВЕЕТА ТРЕВЕЛ (Москва)
Офицеров и матросов корабля "Перекоп"
Курсантов Морского корпуса Петра Великого Санкт-Петербургского Военно-морского института и лично Николая Рыжих
ЭЛЕГИЯ 2008

Призы и дипломы  фильма «Анастасия». 2008-2012 гг.

Париж (Франция) - Приз зрительских симпатий. Кинофестиваль "Русская весна".
Санкт-Петербург - Приз "Золотой кентавр".
XVIII Международный кинофестиваль "Послание к Человеку".
Севастополь - IV Севастопольский международный кинофестиваль.
Памятный знак и Диплом Севастопольского морского собрания "90 лет Всерусского исхода".
Екатеринбург. 19-й открытый фестиваль документального кино "Россия".
Приз зрительских симпатий
Приз Государственного архива кинофотодокументов "За высокохудожественное отражение реальности на экране"
Приз Полномочного представителя Президента РФ в Уральском Федеральном округе "За развитие патриотической темы"
Краснодар - Приз «За лучшее отображение и исполнение заповеди «За други своя» Десятого Кубанского фестиваля православных фильмов.
Москва. ГРАН-ПРИ "Золотой меч" на Шестом Международном фестивале военного кино имени народного артиста СССР Юрия Озерова.
Волоколамск. Главный приз Международного фестиваля военно-патриотического фильма имени С.Ф. Бондарчука "Волоколамский рубеж
Москва. Главный приз Второго фестиваля кинодокумента "Окно в Россию ХХI век"
Вологда. 4-й открытый фестиваль неигрового и анимационного кино имени
Юрия Половникова "Фрески Севера". Приз Губернатора Вологодской области "За талантливое воплощение живой исторической памяти, восстанавливающей духовные традиции тысячелетней России"
Екатеринбург. Диплом Первого Всероссийского фестиваля документального кино "Человек и война"
Москва. Специальный Приз XIV Международного фестиваля фильмов о правах человека "Сталкер"
Тунис. Приз  за лучшее документальное кино Фестиваля Русского Кино   «Русская весна в Тунисе»

Мнения о фильме «Анастасия»

«Лучшим документальным фильмом 2008 года по версии НИКИ стала картина Виктора Лисаковича "Анастасия". Решение академии удивило многих. Победа над любимцем эстетов Лозницей с его ироничным "Представлением", объехавшим десятки мировых фестивалей, и самой обсуждаемой картиной последних лет "Девственность" Манского, может говорить о многом. Но подтверждает неоспоримый факт - устроители премии не влияют ни на процесс голосования, ни на подсчет голосов». http://www.vertov.ru/news/528/index.html

«Анастасия Александровна помнит судьбы многих людей, о которых рассказывает в фильме Виктора Лисаковича «Анастасия» с любовью и уважением. Главное, по ее мнению, это то, что русские моряки и их семьи сохранили на чужбине русский язык, русскую культуру, построили своими руками православный храм и передали эту культуру своим детям и внукам. «Нелегко истребить память народа, – говорит бабушка русского зарубежья, – придет время, когда тысячи русских людей станут искать следы народной истории на тунисской земле… Усилия наших отцов по их сохранению не были тщетны». www.parnas-moscow.ru

«Ее волю выполнил патриарх Московский и всея Руси. Президент России подарил ей свою книгу с дарственной надписью. Мэр Парижа, ее ученик, часто навещает ее. Тунисцы называют ее жемчужиной Бизерты, или просто: «Наша бабу». Военные моряки называют ее бабушкой Русского флота, и когда корабли под Андреевским флагом заходят в Бизерту, она — самый почетный гость на борту. Вдали от Родины она сохранила в себе Россию». www.unikino.ru

«Фильм «Анастасия» – уникальная история, рассказанная последней свидетельницей исхода Русской Императорской эскадры из Крыма в 1920 году. Тогда ее звали Аста. Дочь Александра Манштейна, командира миноносца «Жаркий», сохранила в своей памяти подробности трагедии Гражданской войны на юге России, когда тысячи людей были вынуждены покинуть родные берега. Прожив всю жизнь в тунисском городе Бизерте на севере Африки, она стала участницей событий прошлого века и помнит судьбы многих людей, о которых рассказывает с любовью и уважением. Имя ее – Анастасия Александровна Ширинская-Манштейн». «Московская правда», 14 мая 2008 года.

 «95-летняя Анастасия Ширинская-Манштейн рассказывает историю исхода русского флота из Севастополя в 1920 г. Спустя почти 100 лет история эта звучит ещё трагичнее». www.be-in.ru/journal

«Бог дал Анастасии Ширинской-Манштейн в ее 95-летнем возрасте ясный ум и светлую память, чтобы она смогла рассказать трагическую историю исхода Русского флота из Севастополя   и последней его стоянки в Бизерте (Тунис)».  www.arthouse.ru

«Бурными овациями закончился показ документального фильма «Анастасия», посвященный старейшине русской диаспоры Туниса Анастасии Манштейн-Ширинской в Москве. В Белом зале Дома Кино зрители сидели даже на ступеньках в проходе, а некоторые смотрели фильм стоя». www.lustgalm.ru

«Московская публика аплодировала стоя более трех минут и отблагодарила авторов картины букетами цветов.  Так общество отметило бесконечные преданность и веру в Россию и ее будущее, которые Анастасия Александровна несла через всю свою долгую жизнь... Анастасия Ширинская 8-летней девочкой прибыла в Тунис вместе   тысячами покинувших Родину соотечественников. Всю свою жизнь Анастасия Александровна живет в Тунисе, храня память и верность России. По ее собственному признанию, в душе она никогда не расставалась со своей страной и всегда ее любила». ITAR-TASS

«Я увидела этот фильм! И, конечно, героиня – Анастасия Александровна - просто потрясающая. И все синхроны ее – это тоже живая жизнь, потому что сама она очень живая и цельная. И слушать хочется. И приз зрительских симпатий понятен».  elena-demidova.livejournal.com

«Посмотрела ваш фильм с разными чувствами. И почувствовала вдруг остро, что История не бывает молодой. Меня поразили ещё раз  одухотворённые русские лица, лица гордые, красивые, пронизанные культурой, интеллектом и чувством собственного достоинства. Перелистываются фотографии, годы, эпохи, а таких лиц всё меньше и меньше...
В Анастасии до старости осталось величие, потрясающая русская речь, на которую годы жизни не наложили отпечаток, как  на большинство наших людей. Она –  учитель математики. Логика потрясающая, хронология и анализ событий – ясны. А глаза как блестят! Она снята на камеру  в момент  исповедания...
Какая музыка!  Рассказ её льётся, как сама История, и она с Ней гармонична…   Анастасия –  цельная личность. Все остальные растворились во времени.
У меня перед глазами стоит  Анастасия с огромной жизненной силой. Очень интересный труд. С уважением и благодарностью. Н.Н».

«Сегодня случайно наткнулась на фильм «Анастасия» на канале «Доверие». Начав смотреть, не могла оторваться. Впечатление чего-то невероятного, того, что сейчас у нас встретишь нечасто. Достоинство, патриотизм, прекрасный русский язык, который только человек, истинно преданный России, мог сохранить, оказавшись в 8-летнем возрасте за границей. Сейчас среди родившихся в России и никогда из нее не уезжавших редко найдешь человека, умеющего не только правильно писать, но и связно говорить. А тут 95-летняя женщина, всю жизнь прожившая в Тунисе! Преклоняюсь! Огромное спасибо автору фильма и его команде за этот душераздирающе откровенный и необыкновенно глубокий и красивый фильм. Мне кажется, именно это и есть настоящее патриотическое кино». Инесса, Москва, 01/05/2011

 «Первый раз посмотрела фильм во время премьерного показа на Первом, а затем нашла и прочитала книгу "Бизерта. Последняя стоянка". В обоих случаях испытала одни и те же чувства: ощущение кома в горле и щемящую тоску, которые потом еще долго не отпускают. К своему глубочайшему сожалению я не знала раньше о существовании такого потрясающего человека и не смогла поклониться ей низко в ноги при жизни, но очень хотелось бы побывать на могилке и почтить светлую память Анастасии Александровны - Ангела Русской эскадры и Русских офицеров, нашедших покой в африканской земле. Огромное спасибо создателям фильма».  Толкачева Оксана, Новороссийск, 13/12/2010

Светлая память

21 декабря 2010 года в эфир вышла передача радиостанции «ГОЛОС РОССИИ».  Интервью взяла журналистка Надежда Ширинская, родственница Анастасии Александровны.
«Ширинская: Гость нашей программы - Николай Сологубовский, писатель, журналист, кинематографист, один из авторов  фильма об Анастасии Александровне Ширинской-Манштейн.
В день памяти Анастасии Александровны мне очень хочется, чтобы Николай Сологубовский рассказал нам о том, какой была для него, для других, для Туниса, для нашей родины, для России, Анастасия Ширинская-Манштейн.
Сологубовский: Анастасия Александровна, или  - как мы ее в Тунисе называем, как ее во Франции называют - Бабу - удивительная женщина. Маленькая, хрупкая, но с глазами, которые пронизывают тебя насквозь. Она читает твои мысли и читает всегда благожелательно. Она смотрит на тебя и рассказывает о своей жизни, своей судьбе. Но в первую очередь она рассказывает о судьбах наших соотечественников, которые оказались не по своей воле в далекой Бизерте, в Тунисе, уйдя из России 90 лет назад.
Всей своей жизнью она доказала, на что способна русская женщина. Во-первых, она была матерью, воспитала троих детей на чужбине. Она работала всю жизнь, до выхода на пенсию. Она была преподавателем математики, и благодаря ей образование - и какое образование! - получили многие тунисцы. Они сегодня составляют элиту Туниса. Среди ее учеников - нынешний мэр Парижа Бертран Деланоэ. Он каждый год приезжал к Бабу, чтобы поговорить с ней по душам. Бабу была для Бертрана Деланоэ, как мать.
За свои свершения, за свое подвижничество она получила высшие награды трех стран - Франции, Туниса и, конечно, России. Может быть, это пришло запоздало, но она дождалась.
Она никогда не сидела сложа руки. Даже в самые тяжелые годы, когда многие из нас, живших в Советском Союзе, не хотели и знать о том, сколько русских находятся за рубежом, и был такой стереотип, что каждый русский, который живет за рубежом, - нехороший человек, изменник, предатель. Но русские люди, которые оказались Зарубежом, так не считали! оОни хранили в себе Россию и делали все, чтобы преумножить духовные богатства, которыми жила, живет и будет жить Россия.
Ш.: Анастасия ровно 90 лет назад вступила на землю Бизерты, правильно? Восьмилетней девочкой, крошечкой. Наверное, в ее  памяти что-то было, восьмилетний ребенок что-то помнит, но, тем не менее, ее жизнь фактически только начиналась. Откуда у этой восьмилетней девочки на всю жизнь осталась такая любовь к России? Откуда такое знание русского языка, такое бережное к нему отношение?
С.: В первую очередь, это ее родители. Они дали ей этот нравственный стержень. Наставники второго плана - это те морские офицеры, которые в Бизерте организовали школу для детей. Можете представить, маленькой Настеньке преподавали адмиралы, генералы, то есть лучшие умы России. Можете представить, каких людей они воспитывали.
Ш..: Не все так воспитывались, или все?
С.: Например, у Валентины Рыковой, которая живет сейчас в Швейцарии, тот же высокий, нравственный стержень русской души, несгибаемый. И в других тоже. Например, Александр Владимирович Плотте, который живет сейчас в Париже,  он оказался в Бизерте в 20 году, когда ему было шесть месяцев. Какой удивительный человек! Как он по-русски красиво говорит, как он чисто мыслит! Для него Россия - это святое! А  Кирилл Махров, который написал книгу о русских за рубежом. Он тоже живет в Париже. Как он рассказывает! Какая высокая  русская культура!
Конечно, нельзя сказать, что то же самое происходит и с внуками. Они становятся гражданами тех стран, где они проживают. Но все равно, разговаривая с ними уже на других языках - они русского почти не знают, - все равно чувствуешь, что что-то в них есть. Даже иногда мне  говорят "поговорите по-русски", и я говорил, а они слушали. И, конечно, всегда, там, в других странах звучат русские песни. Я, например, в один русский Старый Новый год был в Тулоне, и меня пригласили как раз русские эмигранты. Какие песни звучали в Тулоне!  Как  по-русски они звучали!
Ш.: А есть песни, которые мы вообще не знаем?
С.: Есть, на моем сайте вы можете послушать. Я ищу эти русские и украинские песни. Надеюсь, что мы еще сможем порадовать наших слушателей и сможем сделать еще один прекрасный концерт.
Есть песни, которые рождаются. Например, на слова Анастасии Александровны  из ее книги написали песню, музыку сочинила гражданка Туниса с русскими корнями, Зита Фершиши. Она написала к словам Бабу прекрасную музыку.  И представляете, в декабре, сейчас, в Питере, в Александро-Невской лавре звучит романс, музыка -  туниски, слова - Анастасии Александровны, а романс поет русская красивая девушка. Это было потрясающе!
Ш.: Анастасия Александровна очень бережно и трепетно относилась к романсам?
С.: Более того, она делала очень многое для того, чтобы перевести русские романсы на французский язык, чтобы французы могли это услышать и прочувствовать…
Ш.: И насладиться...
С.:  Да.  И снова, именно Бабу меня натолкнула на эту мысль. Столько русских песен! Хорошо, мы знаем песню "Калинка". Ее мелодия популярна во всем мире. Но   слова "Калинки", как они будут по-французски звучать, по-немецки, по-английски? Это  же огромная работа. Для близких нам по духу людей нужно создавать   новые песни, нпусть они звучат на других языках. И новые фильмы наши документальные надо переводить, делать субтитры. Ведь это огромная работа, но мы этого, к сожалению, почти не делаем.
Ш.: Вы посвятили Анастасии Ширинской фильм, который получил "Нику" как лучший фильм неигрового кино России. Давайте поговорим о том, какой была ваша героиня, чем жила. Она сделала очень многое в Тунисе для сохранения всего русского - русские кладбища, русские храмы, по-моему, два храма, если мне память не изменяет. Расскажите об этом, пожалуйста.
С.: Очень тяжелые времена для Бабу наступили в 60-е годы. Многие соотечественники покинули Тунис. Фактически она осталась одна, и еще примерно сорок - пятьдесят человек. И именно на хрупкие плечи Бабу легла основная забота о русских могилах и о русских храмах. Она делала все, что могла, вместе со своими подругами, вместе с теми, кто еще оставался в Тунисе, чтобы сохранить...
Но потом наступили новые времена. Я помню конец 80-х годов, когда к Бабу впервые приехали советские журналисты, начались первые репортажи о ней. Был снят Фаридом Сейфуль-Мулюковым первый фильм о Бабу. И началось!  То есть, прорвало плотину. Но  ведь до этого Бабу была одна!
На свои скромные сбережения она делала все, чтобы поддержать все русское в Тунисе. И не только она!   Она подчеркивает это и в своих рассказах, и в беседах: не только русские держались. Нам очень помогали и тунисцы, и французы, и немцы,  и американцы. И в русских храмах, где не было русских священников,  молитвы читали другие священники. И еще одна очень важная деталь: наступил момент, когда Бабу и другие русские  написали письмо, в котором было 37 подписей, Патриарху Пимену, с просьбой принять русские церкви в Тунисе, построенные русскими людьми, в лоно РПЦ.
Патриарх сказал "да", и приехал отец Феофан. Это было 1 апреля 1990 года, молитвы в Храмах. У меня есть видеозапись. Это обязательно будет добавлено в будущем фильме. Какие добрые слова он сказал Бабу! А она, скромно потупив взор, ответила ему: "Это наша общая забота. Мы не могли жить иначе!" И потом приезжает к нам  в Тунис мпатриарх Кирилл - он был тогда митрополитом! У него с Бабу была очень обстоятельная беседа.
Затем приехал отец Дмитрий. Он  - наш прекрасный батюшка. И матушка Светлана. Дай Бог им здоровья! И у нас службы идут в русских храмах. Звучит русская речь. А когда мы собираемся вместе, мы поем русские и украинские песни. Мы говорим друг другу комплименты. Мы стараемся друг друга поддержать. Огромную роль, благодаря усилиям Бабу, сыграло и наше Российское посольство. Ведь они навели порядок...
Ш.: На кладбищах...
С.: Да. Это огромный труд. А сколько было русских предпринимателей, спонсоров, которые дали деньги на восстановление, на ремонт храмов.
Ш.: Я думаю, что за всем этим стояла только Анастасия Александровна, правда? Если бы не она, то, мне кажется, это вряд ли бы случилось.
С.: Да. Анастасия была как центр притяжения и одновременно центр, который излучал энергию. Я уходил от Бабу окрыленным. Она меня перелопатила, сделала меня другим человеком. Сегодня ее очень не хватает. Но каждый год - и не только в этот скорбный день  21 декабря! - мы будем думать о ней, вспоминать ее, перечитывать ее книгу воспоминаний. И, конечно, мы будем хранить ее образ, образ  Великой Русской Женщины.
У каждого народа есть свои святые женщины. Я вспоминаю прекрасный образ русской  Марии, которая участвовала во французском Сопротивлении и спасла многих французов во время Второй мировой войны, и которая была подло казнена немцами. Это святая Мария. И я уверен, что и Бабу заслуживает самого высокого признания. Я вспоминаю те награды, которые она получила. Однажды она смотрела на эти награды, и есть даже видеозапись, где она говорит: "Из всех этих наград самая дорогая для меня - Бизертинский крест". Им был награжден за мужество и стойкость ее отец, Александр Сергеевич Манштейн.
Еще мне запомнилось, она мне рассказывала, что в самую тяжелую минуту   она вспоминала, как ее мама, Зоя Николаевна стирала в холодной воде чужое белье, чтобы заработать для семьи... И чтобы  поддержать себя, мама читала  стихи о России. И я прошу: если каждый из нас хоть в этот день поминовения вспомнит русские стихи, споет русскую песню, придет в храм помолиться и поставит свечку в память Бабу, он сделает доброе дело!
Ш.: Насколько я знаю, Анастасия Александровна очень тепло   относилась к современной России. Ее волновало все, что здесь происходило. Она постоянно читала. У нее даже была любимая футбольная команда. В таком возрасте, проживя всю жизнь практически вне России, она была так неравнодушна. Что волновало ее больше всего из происходящего здесь и сейчас в России?
С.: Волновало ее все! К ней приходило очень много людей. Фактически ее дом...  это был центр, куда устремлялись паломники со всей России, я уж не говорю о других странах. Она всегда расспрашивала тех, кто приходил к ней... Кто  с добрыми новостями... А иногда приходили и  с грустными, даже с печальными новостями.
Приходили и  те, кто жаловался, как плохо жить в России. Бабу находила слова поддержки и говорила своими чуткими словами, что они ошибаются: ведь они живут на родине, а на родине не может быть плохо! Они дышат русским воздухом, ходят по русским улицам, слышат русскую речь...  И это уже праздник!
Кроме того, конечно, она очень внимательно следила за изменениями, реформами, преобразованиями общества в России. Я помню, один раз пришел один гражданин, пожилой, лет пятидесяти, который начал   критиковать Путина... .тогда Путин был президентом. И я помню, как Бабу логично, с аргументами и фактами доказала, что он ошибается, что в России предстоит сделать огромную работу,  каждому гражданину, и президенту тоже, что нельзя все делать сразу. Это гигантская работа, которая требует усилий каждого! Каждый должен участвовать в этом процессе преобразования нашего общества, процессе, который идет на всех уровнях, начиная от президента, премьер-министра, и кончая каждым из нас.
И если мы сделаем что-то для этого, то значит, что мы жизнь прожили не зря. И пусть примером нам будет Бабу. Будущее, как говорила Бабу, зависит от нас, в первую очередь - от молодых. Она часто в своих беседах обращалась к молодым. Она очень радовалась, когда к ней приходили молодые. И как она обрадовалась, когда я ей передал слова моей дочери: "Я теперь свою жизнь делаю под Анастасию Александровну". Эти слова я и от других молодых ребят слышал...
Бабу стала примером, эталоном для многих, кому посчастливилось увидеть ее живой, посчастливилось с ней беседовать. Я надеюсь, что книга ее воспоминаний будет переиздана, что найдется добрый человек, у которого будут деньги, чтобы переиздать эту книгу. Я надеюсь, что фильмы, которые сделали и сделают о Бабу, найдут свой путь и будут показаны по нашему телевидению.
Каждый раз Бабу, когда я возвращался к ней, она спрашивала: "А наше русское телевидениие показало мой фильм?" Она говорила "мой фильм" о фильме «Анастасия». Я ей говорю: "Бабу, скоро, скоро, скоро!". Но...По нашему главному , Первому каналу, это произошло только один раз. Но будьте уверены:  в других городах, в Севастополе, в Харькове этот фильм показывают снова и снова, я получаю письма от друзей, от зрителей, от тех, кто продвигают этот фильм! Когда я возвращался в Тунис, то читал Бабу эти письма, эти послания. И она радовалась, улыбалась. Она не смогла вернуться на Родину, хотя и была  в России несколько раз. Поездки по стране организовали ее друзья.  Сегодня   она  снова возвращается  в Россию: в книгах, в фильмах... Она всегда будет с нами. Светлая память!
Ш.: Мне тоже очень хочется, чтобы люди вспомнили об этом светлом человеке, о жизни которого мы многие годы вообще ничего не знали. Я чувствую, мне очень бы этого хотелось, чтобы имя Анастасии Александровны Ширинской-Манштейн сейчас больше знали в России. И не только в России!   Пусть знают и наши соотечественники за рубежом, пусть услышат их дети, молодежь, которая сейчас там живет. Этот светлый образ для многих может стать  идеалом, с которым они, возможно, пройдут по жизни. Мне кажется, что Анастасия Александровна этого достойна.
Светлая ей память!»












Для верстки    с новой страницы
Библиография

Ширинская-Манштейн А.А. Бизерта. Последняя стоянка.- Москва, Воениздат, 1999.
Аленникова Н.С. Дороги дальние, невозвратные. – Париж, 1979.
Анэ Клод. Русская революция. – Париж, 1918.
Архив русской революции. – Берлин, 1922.
Берг В. Последние гардемарины. – Париж, 1931.
Бизертинский морской сборник. Составитель – В.В.Лобыцын. – Москва, 2003.
Блонский Л.В. Флот России. – Москва, 2009.
Брешко-Брешковская Е.К. Скрытые корни русской революции. – Москва, 2006.
Булгаков М.А. Белая гвардия. – Москва, 2007.
Бунин И.А. Стихотворения. – Москва, 2000.
Бунин И.А. Повести и рассказы. – Москва, 1983.
Бунин И.А.  Сборник. Новые материалы.  Вып. I. – Москва. 2004.
Бунин И.А. Последнее свидание. Избранное. – Минск, 1978.
Бьюкенен Д. Моя миссия в России. – Москва, 2006.
Вдовин А.И. Русские в XX веке. – Москва, 2004.
Вестник Морского Врача. – Севастополь,
Волков С.В. Русская военная эмиграция. – Москва, 2008.
Гадалина Н.О. Александр Рубцов: петербуржец в Тунисе. – СПб, 2004.
Гиацинтов Э.Н. Записки белого офицера. – Москва, 2010.
Гордеев Ю.Н. Генерал Деникин. – Москва, 1993.
Гражданская война в России: разгром Деникина. – Москва, 2003.
Гражданская война в России. Катастрофа  Белого движения в Сибири. Составление – А.Смирнов. – СПб., 2005.
Гончаренко О.Г. Белоэмигранты между звездой и свастикой. – Москва, 2005.
Дальние берега. Антология поэзии русского зарубежья. – Смоленск, 2006.
Деникин А.И. Поход на Москву. – Киев, 1990.
Диалог цивилизаций. Сборник статей Жерлициной Н.А., Сологубовского Н.А., Филатова С.В. – Москва, 2006.
Дойчер И. Троцкий. Изгнанный пророк. – Москва. 2006.
Друзья Пушкина. Переписка, воспоминания, дневники. – Москва, 1984.
Дэвис Д.Э., Трани Ю.П. Первая холодная война. – Москва, 2002.
Зиновьев А.А. Русская трагедия. – Москва, 2007.
Золотарев В.А. Три столетия Российского флота. – СПб, 2004.
Зуев Г.И. Историческая хроника Морского корпуса. 1701-1925. – Москва, 2005.
Ильвов Б.Я. - Ураган. Москва, 2007.
Ипполитов С.С. Российская эмиграция и Европа: несостоявшийся альянс. - Москва, 2004.
Ипполитов С.С. Три столицы изгнания. -Москва, 1999.
История Гражданской войны в СССР. - Москва, 1943.
Исход Русской армии генерала Врангеля из Крыма. Составление – С.В.Волков. – Москва, 2003.
Зырянов П.Н.  Адмирал Колчак. – Москва. 2012
Кадесников Н.З. Краткий очерк Белой борьбы под Андреевским флагом на суше, морях, озерах и реках России в 1917–1922 годах. – Нью-Йорк, 1965.
Капитонов К.А. Голгофа Русской эскадры. – Москва, 2009.
Карпов Н.Д. Трагедия Белого Юга. – Москва, 2005.
Каррер д`Анкосс Э. Николай Второй: расстрелянная преемственность. – Москва, 2006.
Катков Г.М. Февральская революция. – Москва, 2006.
Керенский А.Ф. Дневник политика. – Москва, 2007.
Клавинг В.В. Белые армии. – СПб., 2003.
Кнорринг Н.Н. Сфаят.  Иллюстрированная Россия. – Париж, 1935.
Колупаев В.Е. Русские в Магрибе. – Москва. 2009.
Колыбель флота.  Издание ВОМО. – Париж, 1951.
Кононов. Пути к Голгофе русского флота. Морская библиотека. – Нью-Йорк, 1961.
Костиков В.В. Не будем проклинать изгнанье… – Москва, 2004.
Краснов П.Н. Ненависть. – Москва, 2007.
Лаптухин В.В. Африканский казак. – Москва, 2001.
Ленин В.И. Полное собрание сочинений. – Москва, 1979.
Лукин А.П. Флот// Иллюстрированная Россия. – Париж, 1934.
Лович Я.Л. Враги. – Москва, 2007.
Мамонтов С.И. Походы и кони. – Москва, 2007.
Манштейн А.С. Подвиги моряков и судов родного флота. – СПб., 1916.
Манштейн Х.Г. Записки о России. – Лейпциг, изд. М.Хубера, 1771.
Место издания: Чужбина. Рассказы русских писателей-эмигрантов. –Москва, 2006.
Миронов С.С. Гражданская война в России. – Москва, 2006.
Михайлов В.А., Смолянников С.А. Дорога в бессмертие. Путь к последнему причалу. – Киев, 2010.
Михальский В.В. Весна в Карфагене.
Нарочницкая Н.А. Россия и русские в современном мире. – Москва, 2011.
Новиков И.А. Пушкин в изгнании. – Симферополь, 1978.
Окороков А.В. Русские добровольцы. – Москва, 2007.
Освобожденный Улисс. Современная русская поэзия за пределами России. – Москва, 2004.
Панова М.А. Русские в Тунисе. – Москва, 2008.
Петибридж. Р. Рцусская революция глазами современников. – Москва, 2006.
Платонов С.Ф. Учебник русской истории. - Петроград, изд. Башмакова, 1916.
Под Андреевским флагом. Составитель – В.В.Шигин. – Москва, 1994.
Подов В.И. Открытие Донбасса. – Луганск, 1991.
Подов В.И. У истоков Донбасса. – Луганск, 1995.
Пушкин в воспоминаниях современников. – Москва, 2005.
Пушкин А.С. Письма. – Москва, 2006
Радзинский Э.С. «Господи… Спаси и усмири Россию». – Москва, 1993.
Реден Н. Сквозь ад русской революции. – Москва, 2006.
Российская диаспора в Африке. Сборник статей. – Москва,2001.
Россия. Хроника основных событий. – Москва, 2002.
Россия и Тунис. Из истории отношений. Составитель – Жерлицына Н.А. – Москва, 2008.
Русская армия в изгнании. Составитель – С.В.Волков. – Москва, 2003.
Русская военная эмиграция 20-40 годов. Сборник. – Москва, 2001.
Серебренников И.И. Гражданская война в России: великий отход. – Москва, 2003.
Смолич Ю.К. Мир хижинам, война дворцам. – Киев, 1975.
Соколов Б.В. Врангель. – Москва, 2009.
Стариков Н.В. Кто убил Россию. – Москва, 2007.
Стариков Н.В. Февраль 1917: Революция  или спецоперация? – Москва, 2007.
Степанов А.Н. Порт-Артур. – Москва, 1978.
Тимирев С.Н. Воспоминания морского офицера. – Нью Йорк, 1961.
Толстой А.Н. Хождение по мукам. – Москва, 1983.
Троцкий Л.Д. Политические силуэты. – Москва, 1990.
Туроверов Н.Н. Двадцатый год – прощай, Россия! – Москва, 1999.
Узники Бизерты. Документальные повести. Составитель – С.В.Власов. – Москва, 1998.
Филатов С.В.,  Сологубовский Н.А. Тунис. Тысяча и одна история, рассказанная в Хаммамете. – Москва, 2003.
Филатов С.В.,  Сологубовский Н.А. Самые популярные курорты Туниса. – Москва, 2005.
Флот в Белой борьбе. Составитель С.В. Волков. – Москва, 2002.
Хадлстон У. Прощание с Доном. - Москва, 2007.
Хмельнов И.Н. Российский флот. Доблесть и нищета. – Москва, 2003.
Чеботарев Г.П. Правда о России. – Москва, 2007.
Черкасов-Георгиевский В.Г. Генерал  Петр Николаевич Врангель. – Москва, 2004.
Шамбаров В.Е. Белогвардейщина. – Москва, 2007.
Шолохов М.А. Собрание сочинений. – Москва, 1962.
Эмигранты. Поэзия русского зарубежья. – Ростов-на-Дону, 2004.
Anastasia Manstein-Chirinsky. La derniere escale. Tunis, 2000.
Alexandre Jevakhoff. Les Russes Blancs. Paris, Editions Tallandier, 2007.
Alexandre Plotto. Au service du Pavillon de Saint-Andre, dans la Marine Imperiale Russe. Paris, 1998.
Alexandre Dumas a Tunis. Edition IBN Charaf. Tunis, 1982.
Bagni Bruno. Les 226 jour de Wrangel. Memoire de maitrice.
Catherine Sayn-Wittgenstein. La Fin de ma Russie. Edition Phebus, Paris, 2007.
Carrere d'Encausse H. Le malheur Russe. Fayard. Paris, 1988.
Carrere d'Encausse H. L'empire eclate. Flammarion. Paris, 1978.
Carrere d'Encausse H. Victorieuse Russie. Fayard.Paris, 1992.
Georges Oudard, Dmitri Novik. Les chevaliers mendiants. Plon. Paris, 1928.
Hamadi Ben Hammad. Bizerte `a travers les ages.
Lepotier. Bizerte. Editions France-Empire. Paris, 1966.
Mark Saibene. La Flotte des Russes Blancs. Rennes, 2008.
Monasterev N. Dans la Mer Noire. Payot. Paris, 1928.
Nikolas Ross. Aux sources de l`emigration russe blanche. Edition des Syrtes. Paris, 2011.
Orlando Figes. La revolution russe 1891 -1924. Edition Denoel, 2007.
Sayn-Wittgenstein Katherina. Tagebuch. Siedler Verlag. Berlin.
Troyat Henri. Pierre le Grand. France  Loisirs. Paris.



Для верстки                с новой страницы
Содержание

Глава первая. «Бывают странные сближения»………………………. Стр 3
Глава вторая. Корни………………………………………………….стр 14
Глава третья. Отчаянные времена……………………………….стр 32
Глава четвертая.  Черное море, черная бездна………………….. стр 50
Глава пятая. Бизерта. Последняя стоянка…………………………….стр 68
Глава шестая. «Георгий Победоносец»…………..стр   81
Глава седьмая. Судьба Русской эскадры………………..стр 97
Глава восьмая. Судьбы русских людей…………………стр 105
Глава девятая. Православный Храм………………………….стр 119
Глава десятая. «Я вернусь к тебе, Россия!»……….стр 128
Глава одиннадцатая. Бизертинские записки         ……….стр 150
Глава двенадцатая.  «Не говори с тоской – их нет…»         ….стр 170
Эпилог. Возвращение эскадры…………………..стр

Приложения
А.А.Ширинская-Манштейн. Факты и даты………………стр
Ф.И.Тютчев. Славянам …………………………………..стр
Отрывки из книги «Записки о России»……………. стр
Землетрясение в Мессине. Подвиг русских моряков. ……………………стр
Список кораблей Русской Эскадры…………………………………. стр
Воспоминания академика Крылова о посещении Бизерты ………..стр
Русские сражались за Россию ……………………………. стр
Документальный фильм «Анастасия» …………………….стр
Библиография ……………………………………………. стр
Содержание……………………………………..стр





 Для верстки      В конце книги                С новой страницы:
Николай Алексеевич Сологубовский – журналист, историк, писатель, кинематографист, академик Евразийской Академии Телевидения и Радио, член Императорского православного палестинского общества. В 1970 году окончил Институт восточных языков при Московском государственном институте, в 1975 г. – Всесоюзный Государственный институт кинематографии (операторский факультет, мастерская А.Колошина, мастерская  С.Медынского), в 1983 г. – Московскую Высшую партийную школу. С 1976 по  1980 гг. – корреспондент Агентства печати Новости (АПН) в Гвинее, с 1985 по 1990 г. – корреспондент АПН в Тунисе, с 1991 – директор фирм «Универсал маркет» (Тунис), «Свеета тревел» (Россия), «Свеета сервис» (Тунис). Соавтор (вместе с Сергеем Филатовым) книг «Тысяча и одна история, рассказанная в Хаммамете» (2003) , «Самые лучшие курорты Туниса» (2005), «Средиземноморье. Диалог цивилизаций» (2006). Автор книг «Люблю, значит, живу» (2006), «Ира! Все будет хорошо!» (2007), «Анна и Евгений» (2007), «Нежность» (2011). Исполнительный директор по Тунису телевизионных сериалов  киностудии «Элегия»(ЦПШ, Мосфильм) «Офицеры» (2005), «Апостол» (2006, сериал номинирован на Премию НИКА), «Офицеры-2» (2008). Автор сценария и оператор документального фильма «Анастасия» (2008) (премия НИКА за «Лучший неигровой фильм» 2008 г.). Автор документальных фильмов «Анастасия. Рассказы о Севастополе», «Севастополь. Парад ветеранов», «9 мая 2009 года. Споемте, друзья!», «Малахов курган. Вечный огонь», «Сахара. Лувр под открытым небом» и других фильмов (2009-2012 гг).  Участник Морского похода 2010 года, награжден знаком Андрея Первозванного. Специальный корреспондент газеты «Московский комсомолец» в Тунисе и Ливийской Джамахирии (2011 г.). Автор многих публикаций в разных российских и иностранных изданиях и на сайтах Интернета. Автор фотовыставок «Ливия в борьбе» и «Сокровища Ливийской Сахары»  в  Информцентре ООН в Москве, Международном центре Рерихов,  Фотоцентре Союза журналистов России (2011 г.), Центральном Доме ученых (Москва).
С мая 2011 года – заметитель председателя Российского комитета солидарности с народами Ливии и Сирии.

















Для верстки                В конце 

АНАСТАСИЯ АЛЕКСАНДРОВНА ШИРИНСКАЯ
СУДЬБА И ПАМЯТЬ


Художественное оформление:
xxxxxxxxxxxxxxxxxx

Эта книга не может быть переведена на иностранный язык или
воспроизведена полностью или частично в любой форме – электронной или механической, включая фотокопию, репринтное воспроизведение, а также размещена в любой информационной системе без получения письменного разрешения от автора.
Защиту авторских прав и смежных прав в установленном законодательством порядке осуществляет xxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxx
.
Лицензия xxxxxxxxxxxxxxxxxxx.
Гигиенический сертификат xxxxxxxxxxxxxxxxxxxxx
Подписано в печать xxxxxxxxxxxxxxxxxxxxx.
Формат xxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxx
Бумага xxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxx.
Гарнитура xxxxxxxxxxxxxxxxxx».
Печать офсетная.
Усл. печ. л. xxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxx
Тираж …. экз. Заказ №
Издательство  ……..
 
Отпечатано с готовых диапозитивов в xxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxx
xxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxxx
















Для верстки                Дать этот текст на самую последнюю обложку


«Настоящее без Прошлого – это Настоящее без Будущего. В России живут новые поколения, вы видите, какие перемены уже произошли на наших глазах. Теперь русские люди страстно ищут свое прошлое и приходят ко мне, только чтобы услышать правдивый рассказ о случившемся. И вы знаете, что важно им, так это то, что они знают, что слышат слово искреннее, что я не могу не переживать и что каждый раз, когда я говорю о наших отцах, я хочу, чтобы нить с Прошлым не прервалась. А мы так надеялись, что русские дети будут снова искать историю своей страны и тысячелетнюю культуру России.
Надо, что бы кто-то, хоть один человек в нужный момент оказался на нужном месте, чтобы эта цепь не прервалась.
Мне наверняка дана для чего-то длинная жизнь, потому что даже и Пушкин говорит:
«Недаром многих лет свидетель
Господь меня поставил
И книжному искусству научил…»

 Анастасия Ширинская



«Где бы мы ни были, всегда давайте помнить, что мы  – Русские. Если надо, будем нищими, но все равно останемся Русскими, до последнего вздоха. Поклянемся, что во всех  испытаниях, которые нас ожидают, быть Русскими! И будем держаться также стойко, как наши отцы в славном Прошлом».

Александр Манштейн