Прикирнула уже наивная
на диванчике, ибо
страхи покинули давеча совсем,
а многолосье мозга поредело.
По старой памяти,
утоптанной десятками лет,
она тужилась испугаться
аль увлечься новостями,
брендами или сплетней,
но как у стерилизованной -
больше не был её рот свеж,
чтоб жрать и обманываться.
Оставшиеся пару голосов
ещё пытались петь
ей, что подобно смерти -
отрыв от толпы..
Но она то знала, что есть
стая, её. И если не видать,
то не равно, что не существует.
Мужество росло возвратиться
к незнанию. Ибо печаль
от многоопытности извела..
Аль просекла она, что ей
не по чем заботу о себе думать,
ибо увидела что в руке
согрета Вышнего и кормлена,
Так очистилась делами
не прагматичными, да
счастье простое любить научилась.