1920 – 1998
Судьба поэта, доктора филологии Владимира Владимировича Мирского удивительна. Тяжёлое детство с трудными невероятными испытаниями, лишениями, болезнями, голодом. Стремление к знаниям, любовь к книгам. И вера в Бога.
Преподаватель филологического факультета Латвийского университета, преподаватель Рижской духовной семинарии известен и любим многими рижанами.
Его перу принадлежат учебники по русской литературе и фольклору, сборники духовной поэзии, лирики, переводы, воспоминания.
Он запомнился как очень светлый, мудрый и красивый человек.
Стихи, написанные им, пронизаны светом веры, духовностью.
Стихи мои! Мгновенья озарений,
Мечты о яркой солнечной весне;
То горечь неразгаданных прозрений,
То радость, вдруг повеявшая мне!
Владимир Владимирович Мирский родился в Одессе 21 декабря 1920 года.
Мать Нина Валериановна Бочковская была дочерью видного адвоката, училась в консерватории по классу вокала, обладала красивым голосом, прекрасно пела. Дед Валериан Бочковский, глубоко религиозный человек, облегчил участь не одного человека, он имел большой дом на Дерибасовской улице, слыл хлебосолом. После революции его уже не было в живых, а жена и два сына, младшие офицеры Черноморского флота, были расстреляны красногвардейцами. Сыновья – за то, что скрывались дома в подвале, мать – за то, что укрывала их. Нина осталась сиротой, без дома, без близких, без средств к существованию.
Отец Владимир Мирский окончил Варшавскую консерваторию по классу фортепиано. Был офицером царской армии, воевал в годы Первой мировой войны, имел звание капитана, участвовал в Брусиловском прорыве. Получил ранение – у него было прострелено лёгкое, побывал в немецком плену. После освобождения оказался в госпитале в Одессе. Тогда он познакомился с Ниной. Молодых людей сблизила любовь к классической музыке, они поженились. Вскоре в семье родился сын, и ему дали имя Владимир.
Бушевала Гражданская война. Тогда многие бежали на Запад, спасаясь от красного террора. Отец принял решение пробираться к себе домой в Виленскую губернию, где у него было имение.
Он уговорил жену бежать к его родным. Распродав всё, что у них оставалось, пара с маленьким ребёнком, которого несли в сумке-мешке, пешком пробиралась через всю Украину в Польшу.
Когда подходили к приграничной реке Збруч, то заметили в поле пограничников. Будучи военным человеком, отец немедленно оценил обстановку, и семья спрятались в стогу сена. Пограничники приблизились и, прежде чем устроиться у стога передохнуть, «опробовали» его, потыкав сено штыками. К счастью, никого не задели, а маленький ребёнок не издал ни звука.
Другим страшным испытанием оказалась переправа через приграничную реку Збруч. Местная жительница за большие деньги показала брод, и молодые люди ночью в кромешной темноте пошли через реку с коварным дном и быстрым течением. Отец нёс сына на спине в мешке, а в одном месте, наступив на колючую проволоку, потерял равновесие и уронил в воду мешок с ребёнком. Мешок поймали, мальчика вытащили на берег, откачали.
На этом испытания не прекратились. Польские пограничники отправили всю семью в тюрьму. Но, к счастью, через некоторое время отпустили.
Когда молодые люди добрались до родного дома мужа, то свекровь не захотела принять русскую православную невестку. Более того, она прокляла сына.
Семья была вынуждена уйти. Молодые люди с маленьким ребёнком жили в Вильно. Отец, получивший ранения на войне, умер в 1923 году.
Для трёхлетнего Владимира с матерью, оставшихся на чужбине, без родных, без надежды вернуться на родину, без средств, начались тяжелейшие испытания. Ютились они в маленькой комнатке. У матери не было работы, она перебивалась случайными заработками, пела в церковном хоре. Но это приносило совсем небольшие деньги.
На службы в церковь она всегда брала с собой сына. Мальчик сразу полюбил здесь всё, ему нравилось смотреть на иконы, слушать пение, ставить свечи, прислуживать в алтаре. Позже он стал подпевать в хоре.
Однажды, будучи в положении, мать потеряла на улице сознание, и её отправили в больницу. А плачущего маленького мальчика взяла к себе соседка. Но она и её дочь были грубы с ним, и Владимир сбежал. Его подобрали на улице соседи, возле дома которых он ночью уснул, больной, голодный и побитый. Вскоре из больницы вернулась мама с новорожденной сестрёнкой, но та прожила только две недели.
Раннее детство прошло в бесконечных болезнях – и сына, и его матери, опять оказавшейся в больнице уже с воспалением лёгких. В это время сын жил у чужих незнакомых людей, а потом тоже попал в больницу с ветрянкой.
Впоследствии мать с сыном устроилась у русской вдовы-генеральши. Там произошёл удивительный случай, описанный в книге воспоминаний Владимира Владимировича Мирского и в его стихотворении «Молитва матери».
Мальчик заболел корью и лежал с температурой за 40 градусов. Положение было безнадёжным, врач ничего не мог сделать. Мать в отчаянии сидела рядом с ребёнком, который терял сознание, и молилась о нём.
Владимир Владимирович так писал об этом:
«Мать в ужасе смотрела на меня, не видя способа, как мне помочь. Тут она приложила к моему пылающему лбу что-то прохладное и стала тихо молиться.
Вдруг я почувствовал необыкновенное облегчение: меня оставил жар, глаза открылись, я увидел икону с изображением Богоматери и заплаканное лицо мамы.
Я уснул, а потом, когда очнулся, мне измерили температуру и оказалось, что она резко упала. Это был кризис, после которого наступает необычайная слабость во всём теле, но после него я стал постепенно выздоравливать от кори. Впрочем, только гораздо позже я понял, что это было моё исцеление.
Недаром народ говорит, что „молитва матери со дна моря поднимает”».
Об этом позже он написал стихотворение «Молитва матери».
Молитва матери
Сквозь боль и мрак летя в надзвездье рая,
На Землю я вернуться не хотел;
Меня к себе манила жизнь иная,
И я, бесплотный, к небесам летел.
Моя душа, казалось, гимны пела,
Стряхнув с себя земную тяжесть уз,
А там внизу моё лежало тело,
Как будто никому не нужный груз.
Но надо мной в палате мать молилась,
Склонив ко мне с надеждою глаза;
В тот страшный миг из глаз её скатилась
Ко мне на грудь горячая слеза.
Как молнией весь путь мой озарило,
И жалостью наполнилась душа,
Забилось сердце, мысль заговорила,
И я шептал, шептал, едва дыша:
„А как же Ты останешься, родная,
Как на ветру дрожащая свеча?
Без ласки и без помощи, больная,
Не чувствуя сыновнего плеча?”
В наш век безверья, ненависти, горя,
Твоя молитва, мать, – святой залог:
Она спасёт в огне и бездне моря,
Когда Тебя услышит Бог!
(1994)
Образованием Владимира сначала занималась мама, читала ему книги, пела песни, романсы, арии из опер, научила петь молитву «Отче наш» на голоса.
В Вильнюсе мальчик пошёл в школу при церкви, затем, за неимением мужских русских гимназий, начал учиться в женской гимназии, потом учился в мужском католическом Бернардинском монастыре. Обучение велось на польском, немецком и латинском языках, там готовили будущих ксёндзов.
В 1929 году мать решила перебраться в Ригу. Она надеялась найти там работу, но главным стало то, что в Риге было 13 русских школ и несколько гимназий, где сын мог учиться на родном языке.
Однако жизнь в Риге тоже оказалась очень трудной.
Мальчика приняли в 6-ю начальную русскую школу, находившуюся на Матвеевской улице.
Постоянной работы для матери так и не нашлось. И она отправила сына на лето в Юрмалу, в Дубулты, в летнюю детскую колонию у моря, содержавшуюся на средства благотворительного общества. Там находились дети-сироты и дети безработных. После возвращения мальчик узнал, что матери сделали операцию и она находится в 1-й городской больнице. После выписки её как больную приняли в монастыре на улице Кришьяня Барона. А сын оказался в детском приюте на Госпитальной улице, учился он теперь в школе при монастыре. И опять болезни и недомогания преследовали его.
Отношения с воспитанниками приюта складывались сложно, там царила грубость. Мальчик был очень одинок и тогда приобщился к чтению книг. Он стал прекрасным рассказчиком – дети любили, когда он пересказывал им прочитанное. Были в приюте и положительные моменты: детей учили танцам и музыке. Владимир играл на басовой домре в оркестре, который выступал даже в Национальном оперном театре.
Светлым воспоминанием остался концерт Русского общества в Доме Черноголовых. В нём принимала участие мама, исполнявшая романсы Чайковского и Рахманинова.
«Я вошёл в ослепительный зал, полный зрителей и был необыкновенно горд, когда моя мама вышла из артистической комнаты в платье с длинным шлейфом и шепнула мне, чтобы я шёл за нею и нёс этот шлейф.
Поднимаясь на сцену, я мельком посмотрел на блистательную публику в чёрных фраках и длинных платьях.
За маму я очень волновался, но только до того момента, когда раздались первые звуки её голоса...
Мне казалось чудом, что мою маму слушают все эти богатые люди и наслаждаются звуками её голоса. А он был действительно великолепен: густой, бархатистый, особенно приятный на нижних тонах. Казалось, он наполнял весь зал, рвался куда-то вдаль и звал за собою в иную прекрасную жизнь, далёкую от той безнадёжности, в которой мы тогда находились.
Помню, как восторженно хлопал зал, как из переднего ряда встал высокий старик, светлейший князь Ливен, и, прихрамывая, подошёл к рампе, поцеловал маме руку и преподнёс ей букет великолепных свежих роз».
После выхода из больницы мать забрала сына из приюта, и они поселились в Задвинье на улице Баложу в чердачной квартире.
Мать оставалась безработной, выполняла простую работу, например, штопала одежду одной оперной диве. Но продолжала петь в хоре Троице-Задвинской церкви.
Владимир учился в начальной 9-й школе. Там подобрался сильный педагогический состав. Мальчик постигал науки, тогда же он стал фанатом чтения и читал всё, что находил во 2-й библиотеке, которую посещал почти каждый день, – «от сочинений Пушкина, Гоголя, Шекспира, Гёте, Шиллера до сонников и рецептов лекарственных растений, а также биографий великих людей: Баха, Коперника, Рентгена, Дарвина, Паскаля, Луи Пастера, Леонардо да Винчи и других».
Любимыми поэтами были Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Тютчев.
И опять последовала тяжёлая болезнь матери, а сына приютила добрая старушка-инвалид.
«Однажды она повела меня в Мартинскую церковь, где шёл фильм „Жизнь Иисуса Христа”, оставивший у меня неизгладимое впечатление на всю жизнь.
С тех пор Иисус Христос стал для меня образцом совершенства, к которому мне хотелось стремиться и который казался мне недостижимым идеалом».
В 1936 году Владимир окончил начальную школу и поступил в Правительственную (Ломоносовскую) гимназию. Годы учёбы в гимназии стали очень важным периодом в жизни и формировании личности молодого человека.
Помимо получения знаний, ученики занимались в творческих кружках – художественном, литературном, музыкальном. Здесь выпускали рукописный журнал «Досуг», проводились занятия хора. Учащиеся принимали участие в Днях русской культуры.
«Благодаря учителям точных наук я стал интересоваться книгами по этим проблемам; меня занимали глобальные проблемы бытия: философия, антропософия, психология, астрономия, биология и др.
Я даже написал трактат „Доказательства бытия Божия”…
…В гимназии до 1940-го мы жили как в некоем пантеоне науки и искусств».
Здесь юноша стал заниматься и художественными переводами.
Впоследствии он переводил латышскую поэзию: стихи Яниса Райниса, Аспазии, Вилиса Плудониса, Леона Паэгле, Мирдзы Кемпе, Арии Элксне.
Обучение было платным, но Владимир Мирский был освобождён от оплаты, он получал стипендию архиепископа Иоанна Поммера.
Тогда молодой человек начал писать стихи. Своё стихотворение «Сочельник» он читал на школьном новогоднем вечере.
Я вижу, Спасе, Твой чертог сияющий,
Лампад мерцающих волшебный круг.
„Придите, бедные, придите, званые, –
Христос рождается ”, – поют вокруг.
Стихотворение было напечатано в поэтическом сборнике, изданном в США.
В 1941 году в гимназии Владимир подружился с Юрием Глаголевым, они пронесли дружбу через всю жизнь.
Их объединяли и любовь к музыке, и общее мировоззрение, и творческое содружество. Они написали много песен и романсов. Впоследствии много выступали вместе. Всю жизнь потом Владимир Мирский и Юрий Глаголев ездили по России, посещая церкви, памятники культуры и искусства.
Юрий Глаголев стал композитором, он руководил ансамблем «Перезвоны». Ему Владимир Мирский посвятил одно из своих последних стихотворений.
Юрию Глаголеву
Мой милый друг! Я погибаю.
Мне в жизни ничего не жаль,
И в сердце лишь одна печаль:
Мою супругу оставляю.
Она мой Ангел, мой хранитель,
Её, как в юности, люблю
И у Всевышнего молю,
Чтоб нам он дал свою обитель!
А от Тебя – одна услуга,
Мой друг: Ты надо мною пой,
Чтоб я душой услышал друга,
И вспомнил звонкий голос Твой.
(Ночь на 14 IV 1998)
Всегда мать и сын Мирские жили очень бедно, почти по-спартански, но она учила его, что счастье не в богатстве, а в духовности.
В 1940 году после установления советской власти гимназия превратилась в обычную школу под номером 13. За три дня до начала войны Владимир получил аттестат зрелости с наполовину отличными и наполовину хорошими оценками.
С началом войны Владимира Мирского призвали на призывной пункт и признали годным к военной службе, назначили день, когда надо было явиться. Но советские войска в спешке отступили, в город сразу вошли немцы. Владимир остался в Риге, так и не попав в армию.
В страшные годы войны он написал своё стихотворение о России.
Русская ночь
Побелели нивы золотые,
Под снегами хмуро спят поля,
Ты ли это, скорбная Россия,
Ты ли это, Родина моя?
Мчатся тучи бледной вереницей.
Ночь, как смерть, крадётся в вышине.
Над снегами месяц бледнолицый
Заискрился в синей глубине.
При дороге в лунном белом свете
В чуткий сон село погружено.
Покривились, почернели клети,
И врагом разрушено гумно.
Покосилась ветхая избушка,
Ветер глухо воет под окном,
Там рыдает горько мать-старушка
О сынке потерянном своём.
Он застыл на ледяной постели,
Встретив смерть солдатскую в бою;
Лишь гудят над ним одни метели,
Да о русской горести поют.
(1942)
В годы оккупации Владимир с матерью жили впроголодь, на продуктовые карточки. Полученные на них сигареты и шнапс меняли на продукты. Владимир устроился на работу секретарём-делопроизводителем в русскую школу на Московской улице. В школе обосновался немецкий госпиталь, а для учеников оставили только помещения на первом этаже. Владимир, выучивший немецкий язык в гимназии, был при директоре школы также и переводчиком.
Потом Владимир, и без того не отличавшийся крепким здоровьем, совсем ослаб, ему поставили диагноз, с которым он попал в туберкулёзный диспансер.
В 1944 году молодой человек уже с тифом и в крайнем истощении оказался в больнице Паула Страдыня. Мать тоже лежала в больнице.
После войны жить стало не легче, продолжалось полуголодное существование. Пенсия матери не полагалась, потому что она всегда была безработной. А Владимир так ослаб, что передвигался на костылях.
Он начал работать в 9-й начальной школе, которую сам окончил в 1936 году. В рижских школах не хватало учителей. Молодой человек брался за преподавание любых предметов, даже физики, химии и пения.
Мечтая о высшем образовании, он поступил в Педагогический институт на факультет русского языка и литературы, где учился с удовольствием, осваивая науки. Не любил только те, что входили в общественно-политический цикл. По своему настроению Мирский был очень далёк от марксизма-ленинизма.
Окончив институт в 1947 году, получил квалификацию учителя средней школы. До 1965 года работал в рижских школах, преподавая русскую литературу, русский и латышский языки, логику, психологию, историю искусств.
Но учёба не прекращалась, с 1959 года по 1963 год Владимир Владимирович заочно учился в аспирантуре Московского областного педагогического института имени Н. К. Крупской.
В 1964 году был приглашён на должность преподавателя фольклора в Латвийский университет.
В 1966 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Русские народные семейные песни».
В 1978 году получил учёное звание доцента.
Стал доктором филологии.
С 1964 года по 1992 год Владимир Владимирович Мирский был преподавателем кафедры русской литературы Латвийского государственного университета им. Петра Стучки.
В университете читал лекционные курсы: «Русское народное творчество», «История древнерусской литературы», «История русской литературы XVII–XVIII веков», «История русской литературы 1-й половины XIX века», «Методика преподавания русской литературы», вёл спецсеминар «Выразительное чтение», руководил курсовыми и дипломными работами, фольклорной и педагогической практиками.
В. В. Мирский – автор учебных пособий и научных статей по русскому фольклору и древнерусской литературе, монографического исследования «Сравнительная поэтика лирических песен разных народов», составитель хрестоматии «Древнерусская литература» (Рига, Звайгзне, 1982).
Студенты филологического факультета любили Владимира Владимировича и его лекции. С каким восхищением он рассказывал о писателях и поэтах, как ярко читал стихи! Увлекал своей увлечённостью. Был очень добрым и хорошим, красивым и отзывчивым человеком.
Так, на лекциях по русскому фольклору он устраивал коллективные пения для студентов, и они с удовольствием распевали: «Как по морю, как по морю, как по морю, морю синему».
Со студентами он ездил на фольклорные практики в Россию. И, например, в поезде молодые люди одержимо пели «Лучинушку» и другие народные песни.
Он рассказывал о русских православных храмах, в которых побывал, показывал слайды, заряжая слушателей своим восхищением перед миром и высшей гармонией.
В. В. Мирский сотрудничал в Музыкальном издательстве в Антологии латышской поэзии.
Был верующим человеком, пел в церковном хоре.
Поэтические произведения Владимира Владимировича Мирского неоднократно издавала Рижская общественная организация «Улей».
Так появились книги духовной поэзии, лирики, переводов «О вере, России, душе» (1991), книга стихов, написанных в 1937–1997 годах «Ступени» (1998); книга воспоминаний «Молитва матери, или Горькие и сладкие плоды».
В последние годы жизни В. В. Мирский преподавал древнерусскую литературу в Рижской Православной Духовной семинарии.
Час молитвы
Час мученья, час сомненья,
Час паденья на пути,
Униженья, оскорбленья, –
Всё пойми и всё прости.
Всё, что ты зовёшь судьбою,
Всё, как дым, исчезнет с глаз,
Но останется с тобою
Лишь святой молитвы час.
(1997)
В 1951 году Владимир Владимирович Мирский вступил в брак с Ириной Альфонсовной Осис.
Судьба её была не менее тяжёлой. Они познакомились в доме друга Юрия Глаголева весной 1951 года. Супруги были всегда рядом, Владимир Владимирович посвящал жене прекрасные стихи.
В семье выросли три сына: Сергей (1952) депутат Латвийского Сейма, Александр (1954) и Андрей (1967).
Ирине Альфонсовне Мирской
Я отмечаю день благословенный,
Когда Тебя я встретил, Ангел мой, –
Рок сжалился над бедным надо мной –
В Тебе обрёл я бисер драгоценный:
Ты мне была подругой несравненной,
Ты согревала дух, объятый мглой.
Ты возжигала мой очаг зимой,
И к счастью Ты вела от жизни бренной...
Тебе в любви стократ я признаюсь,
Ты отвечаешь женственною лаской,
И высказать всех чувств я не берусь, –
Но как хочу Тебя я сделать сказкой.
И, взяв у солнца радужные краски,
Тебя воспеть я всякий день клянусь!
(1987)
Всю жизнь Владимир Владимирович писал стихи, проникнутые глубокой верой и духовностью. Здесь и размышления о вере, о судьбе России, о храмах, о поэтах, об исторических личностях. Были написаны стихотворения о русской истории, такие как «Анна Ярославна», «Авдотья Рязаночка», «Соломония». Также написал он и «Поэму о Турайдской Розе»
10 сентября 1998 года оборвалась жизнь Владимира Владимировича Мирского.
Осталась благодарная память учеников и всех знакомых с этим светлым прекрасным человеком.
В церкви
В бликах солнца светлый Храм,
В нимбах праздничные лики;
Ввысь парящий фимиам –
Скрытой тайны смысл великий.
В куполах чуть слышный звон,
У святых икон лампады;
Память вечная, как стон, –
Боль и скорбь, и сень отрады.
Здесь – как щит, над нами Спас.
Тщетны суетные битвы;
На кресте Его за нас
Вознесённые молитвы.
Тихий Храм. Молящий взор.
Преклонённые колени.
Псалмопевный стройный хор –
Сердцу слаще нет мгновений!
Сладость проповедных слов.
Исповедь и причащенье,
Для души надёжный кров –
Покаянье и прощенье.
(1995)
Христос в Гефсиманском саду
Он молился в саду Гефсиманском
От земных треволнений вдали.
И обильные чистые слёзы
По лицу его тихо текли.
Он предвидел своё Распятье,
У креста стоящую Мать
И людей легковерных и грешных,
За которых Ему пострадать…
И взывал Он: «Отец мой Небесный,
Да минует мя чаша сия!
Но если на смерть обречён я, –
Да будет воля твоя!»
Далёкие звёзды сияли,
И сад весь прохладой дышал,
И Ангел, ниспосланный с неба,
Молитвой Его утешал.
В тени цветущего сада
Дремали ученики,
Они, как дети, не знали
Ни бед, ни предсмертной тоски.
А там, за Иудой с огнями
Спешила предателей рать;
Он шёл, чтоб кровавым лобзаньем
Христа на распятье предать.
И он, подавляя тревогу,
Покорствуя тяжкой судьбе,
Молился Всевышнему Богу:
«О Господи, слава Тебе!»
(1997)
О мозаике Е. Е. Климова «Троица»
И снова Псков. Я в Троицкий собор
По лестнице крутой вхожу устало;
Иконостас, бодрящий душу хор,
И вдруг усталости моей не стало.
В соборе сонм мерцающих свечей,
И свет лампад над ракой Тимофея,
И вновь среди молящихся людей
Стою я, перед «Троицей» немея.
На ликах Ангелов небесный свет.
Ни жемчуга, ни золота убранства.
В чём истина? И я ищу ответ,
И забываю время и пространство.
Животворя рублёвские черты,
Художник нам запечатлел их нежность:
Слетели Ангелы с небесной высоты
И принесли нам святости безбрежность.
И снова, как полтыщи лет назад,
Сквозь кровь и смерть, и путы злодеянья
Три Ангела с надеждою в глазах
Россию призывают к покаянью.
По Петру Андреевичу Вяземскому
Любить. Молиться. Петь,
В восторге с песней слиться
И без любви не сметь
На грешный мир явиться,
И в каждый миг успеть
Любить, молиться, петь
И с песней возродиться...
Завет единства
Мир атомов, как улей пчёл, роится,
На груды камня строится собор,
Из мудрых слов поэзия родится,
Сияньем звуков создавая хор.
Согласье двух – и снова жизнь резвится,
Текут ручьи и реки в океан;
В природе всё к созвучию стремится:
Из века нам закон единства дан.
И мы должны понять его значенье:
Он воплощён не в злобе, не в крови,
Он, как закон всемирный тяготенья,
Подвластен лишь одной, одной любви.
Велик закон духовного единства,
Он без предела времени, границ,
Он, как священный подвиг материнства,
Он всех приемлет без различья лиц.
Словно подводя итог, Владимир Владимирович писал: «Всю жизнь мою я славил красоту...» и
«Кумирам я похвал не расточал,
На зло смотрел открытыми глазами,
На площадях от боли не кричал,
Но плакал незаметными слезами».