Бывают командировки, в которых тебя на каждом шагу ждут, условно говоря, мины. А если ты едешь к морякам, то, соответственно, — подводные мины. А если к лётчикам — зенитные снаряды. Впрочем, вероятность подорваться или не увернуться ты организовываешь себе сам. Остаёшься живой, конечно. И некоторую пользу извлекаешь в итоге. Но даже в удовольствия ниже среднего не занесёшь, чего уж там.
То была замечательная, невероятно разнообразная командировка на заставы Каспийского побережья. Разнообразие заключалось в том, что за неделю довелось летать на вертолёте, глотать пыль в кузове «шишиги», выходить в море на пограничном сторожевом катере «Гриф», добираться до нужного места в кабине тепловоза, бороться с одуряющей дремотой в седле усталой полуденной лошади, мучиться от экзотичности езды на ишаке. Ещё купаться в тёплом море, ловить бычков, фотографировать волны, закаты и отдыхающих на берегу змей, собирать ракушки.
Ничего не забыл? А, прошу прощения. В первую очередь, выполнять, конечно же, редакционное задание, состоящее из многих пунктов. Но это всё так, для общего сведения. А в частности сосредоточусь на море.
…«Гриф» летит по Каспию, оставляя за кормой роскошные белопенные усы. Вода изумрудно-зелёная, солнышко ослепительных зайчиков в глаза пускает. Море пахнет… морем! Знаете, классический такой запах, йодистый, свежий, не надышаться. А летит пограничный сторожевой катер не просто так. Экипаж, взяв на борт проверяющего и балласт в лице корреспондента, выполняет задачу К-2. Проще говоря, сдаёт военно-морской зачёт.
То за живучесть борется, то с «пожаром в районе носовой боеукладки», то отражает атаку скоростного надводного объекта. В общем, действуют моряки в соответствии с вводными проверяющего. Я тоже действую. Эвон как удачно попал! Захватывающий, ребята, будет репортаж. Строчу в блокноте, описывая, как чукча, всё, что вижу и слышу. Чего стоят одни только устрашающие клубы густого серо-чёрного дыма, валящего откуда-то из-под носовой башни. И туда, прямо в дым, бросаются два отчаянных матроса! Героический даже будет репортаж, товарищи.
А на обратном уже пути вдруг незапланированно заглох движок. И закачался «Гриф» на пологой и длинной каспийской волне, нагоняя на меня тоску. Морская болезнь-то вот она, тут как тут. На ходу ещё ничего, терпимо, но как только начинается стояночная качка — всё. Прощайте завтрак и обед, иными словами. Но что-либо изменить не в моих силах. И как хорошо, что через сорок минут починили доблестные моряки двигатель, и катер вскоре взял курс на базу. Приключенческий, однако, будет репортаж — зацени, редактор.
И вернулся я в редакцию, и молниеносно, как на подводных крыльях, настрочил Героико-Приключенческий Захватывающий репортаж на целую полосу. Работал вдохновенно, чувствуя, что очень даже неплохо получается. Ну а что? Чего скромничать, если получается!
Вышел свежий номер «Дзержинца». На летучке, где обычно проводился «разбор полётов», мой беспримерный ГПЗ-репортаж был отмечен как образец для подражания, и помещён на «Красную доску». Я не знал, как обычно ходят гоголи, но чувствовал, что шествую по редакционным кабинетам примерно, как они. Может, даже лучше. Да не, просто лучше да и всё. Без всяких там допущений. Как раз в одном из кабинетов меня и застал неожиданный звонок сверху. И в прямом, и в переносном смыслах — сверху. В прямом: наша редакция ютилась в полуподвале Управления войск Краснознамённого Среднеазиатского пограничного округа, а всё окружное начальство, соответственно, располагалось этажами выше. В переносном: меня вызывали к начальнику морского отдела КСАПО.
«Ненавижу» — сильное слово. Но я именно ненавижу внезапно ходить к высокому начальству. А в данном случае между нами вообще пропасть. Даже в званиях, не говоря уж про должности. Я всего лишь лейтенант, а морской начальник — капитан первого ранга. Но тут-то, спрашивается, чего опасаться? Сейчас, наверное, благодарить будет за такой замечательный, такой необыкновенный материал о нелёгкой службе на среднеазиатских морских рубежах СССР.
— Разрешите войти?
— Входите.
Что-то как-то не приподнято это сказано. Как-то сквозь зубы, безрадостно. И взгляд с внушительного начальственного кресла сверлит свинцовый, исподлобья, совсем не благодарный. «Этого немедленно отвести за баню и расстрелять к чёртовой бабушке!» — такой, примерно, взгляд.
— Садитесь, смотрите.
Каперанг коротким резким движением пододвигает ко мне по сияющей столешнице большого полированного стола вышеупомянутый номер газеты. И раскрыт он (вот неожиданность!) на странице с моим выстраданным материалом. Исчёрканным вдоль и поперёк материалом. Да ещё и на полях мелким почерком понаписано. И сквозь мою эйфорическую приподнятость, сквозь безмятежный заоблачный настрой начинает пробиваться ощущение скорой и далеко не мягкой посадки. Жёсткого приземления ощущение. Ну вот, оно пробилось... Праздник беспримерного журнализма кончился.
Пребывая в некоторой прострации, начинаю изучать ремарки на полях. Вот очень даже интригующая. «…И оттуда вынули два трупа!» Ничего себе! Это про что? Читаю жирно подчёркнутые фломастером собственные бессмертные строки: «Двое моряков с привычной сноровкой надели респираторы и ловко скользнули вниз, в дым, туда, где возник условный пожар, способный вызвать взрыв боекомплекта. Счёт — действительно на секунды! Никакой скидки на то, что это всего лишь тренировка».
— А-а… почему два трупа-то вынули, товарищ капитан первого ранга?
— А потому что надевают в таких случаях никакие не респираторы, а … надевают! Ясно?
Вы только не подумайте, что я многоточием заменил заковыристое военно-морское солёное словцо. Просто за давностью лет не могу вспомнить, как назвал дыхательные приборы морской начальник. Но, честно вам говорю, для меня выглядели они как респираторы. Только посолиднее, что ли, покрупнее.
— Да они бы там в этих ваших респираторах через минуту задохнулись! — бушует каперанг. — И были бы трупы! А вот это что?! Читайте, читайте. Только вслух!
— После того, — уныло забубнил я, — как неполадка в двигателе была устранена, катер быстро набрал ход, устремляясь к горизонту. Экипаж продолжил выполнять задачу под условным обозначением К-2. Это обозначение ничего не скажет сухопутчику, но моряку оно скажет всё.
— Вот именно, товарищ коррррррреспондент! — рычит начальство. — А моряку оно скажет конкретно вот что. Если во время выполнения задачи К-2 выходит из строя двигатель, она считается невыполненной. Двойка экипажу! Понятно вам?! А вы что пишете?! Продолжил выполнять, видите ли! К горизонту устремился! А ещё ваша писанина скажет моряку, что лихой корреспондент ни черта не смыслит в том, о чём самонадеянно взялся поведать миру на страницах окружной газеты. Понятно?!
— Так точно. Виноват, товарищ капитан первого ранга.
— Это да. Виноват, — жёстко сказал начальник морского отдела, но вдруг смягчил тон и добавил: — Но и всё-таки спасибо за попытку написать о морской службе не протокольным языком. Учитывая ещё, что нас тут, в Средней Азии, вообще крайне редко вспоминают. Ну а так… Если бы я был сухопутчиком, то мне ваша статья понравилась бы. Живо, образно, динамично. Так что посмеются над вами только моряки.
— Спасибо.
— За что?
— Ну… за всё.
— За науку, как я понимаю?
— Так точно.
— Ладно, забыли на этот раз. А впредь, если доведётся ещё писать морские статьи, — заходите, приносите черновик, будем вместе до ума доводить.
Из кабинета я вышел сильно пристыженным, но с лёгким сердцем, как ни странно. Что ни говори, а мудрый капитан первого ранга прав: моряков в Среднеазиатском округе неизмеримо меньше. Да совсем мало! Стало быть, и опозорился я не столь уж глобально. И ещё был рад, что морской начальник оказался таким понимающим. И готовым помочь. А на душе-то кошки всё равно скребли. Ещё как. Мало моряков или много, а маху я дал здоровенного.
Свой материал с «Красной доски» незаметно снял. В силу неистребимой природной скромности, как вы понимаете.
А ведь упомянул сейчас только два из допущенных мной в злосчастном репортаже ляпов. Это был серьёзный и предметный урок. Впоследствии «пытал» моряков с особым пристрастием, заставляя их перечитывать мои записи в блокнотах и подписываться под формулировками команд и мудрёными терминами. А в результате…
Морские волки при встрече пусть и по-доброму, но ухмылялись. Знать, всё равно в публикациях проскакивали мелкие несуразицы. Но это, видимо, неизбежно. Не ошибались бы, пожалуй, только профессиональные «альбатросы морей». А-а… они зато материал написать не смогли бы. Чтобы «живо, образно, динамично»! Так утешал я своё уязвлённое самолюбие. И мечтал когда-нибудь в обозримом будущем написать такое… ТАКОЕ, что гордые «труженики моря» дар речи потеряют, буквально же онемеют от восхищения и даже, может, безмерного уважения. А пока суд да дело…
Продолжал самозабвенно любить морские командировки. Хотя бы потому, что они случались гораздо реже сухопутных. И странным образом вызывали во мне острое ощущение яркости и насыщенности жизни, настоящих, нерядовых приключений. Впрочем, приключений на голову корреспондента хватало везде. А если ты ещё и ищешь их, то… найдёшь, чего уж там. А потом будешь крепко думать: а оно тебе надо?