«Страшная вещь музыка» Л.Н.Толстой
«Изумительная, нечеловеческая музыка» В.И.Ленин
Фриц Крейслер - великий скрипач, гений. Сергей Рахманинов писал: «Лучшим скрипачом считается Крейслер. За ним идет Яша Хейфец». Когда-то говорили ещё: «Крейслер на небе, Хейфец на земле».
В начале первой мировой войны Крейслер, к тому времени уже известный скрипач, добровольцем записался в ряды Австрийской армии, был ранен под Львовом.
У меня есть его двойной LP с записями 20-30-х годов, а ещё не самый плохой ортофоновский картридж 2М Блэк. Это с такой хитрой заточкой, позволяющей иголке ещё глубже погружаться в канавку виниловой пластинки. Называется такая заточка иглы – Shibata.
Удивительно, но Крейслера мог убить мой дед, который воевал на российской стороне в то же время. Эта кампания получила название «резиновая война». Серьезно сдвинуть линию фронта противники не могли, войска то углублялись в Карпаты, то отходили назад. В результате лобовых атак обе стороны несли тяжелые потери. Возглавлявший стрелковую бригаду Антон Деникин так описывал один из боёв: «Сильный мороз, снег по грудь… Весь путь, пройденный моими стрелками, обозначался торчащими из снега неподвижными человеческими фигурами с зажатыми в руках ружьями. Они - мёртвые, застыли в тех позах, в которых их застала вражеская пуля во время перебежки. А между ними, утопая в снегу, прикрываясь их телами, пробирались живые навстречу смерти…». Из таких страшных боев состояла вся Карпатская операция. Русская армия в результате потеряла около одного миллиона человек убитыми, ранеными и пленными, а также огромное число обмороженных и больных. Общие потери противника составили около восьмисот тысяч человек.
Крейслер после ранения был демобилизован и уехал в США, как говорят, уже убеждённым пацифистом. А мой дед пошёл воевать дальше. Махал шашкой в гражданскую войну и успел ещё поучаствовать в Финской. В перерывах между всеми этими войнами он построил дом, женился и родил девятерых детей, - семь мальчиков и двух девочек. Но это, как говорится, уже совсем другая история.
Как мал, на самом деле, наш кажущийся огромным мир. Он действительно тесен. А наша планета – пылинка внутри юлы, которую крутит какой-нибудь мальчик. А может быть девочка. Хотя, какая разница. Мы несёмся по кругу внутри этой «вселенной», как несётся Шибата по дорожке, нарезанной согласно движению божественного крейслеровского смычка. И когда ребёнок устанет, а юла упадет, то все звезды, планеты столкнутся друг с другом и вот вам – большой взрыв и конец света.
Энштейн, кстати, тоже играл на скрипке.
А Крейслер в 1924 году поселился в Берлине, продолжая гастроли по всему миру, но в 1935-м покинул Германию, как раз перед очередным «падением юлы» в Европе.
Я слушаю концерт для скрипки с оркестром ре мажор Брамса, потом концерт для скрипки с оркестром ми минор Мендельсона, потом сонату № 9 для скрипки и фортепиано Бетховена. «Страшная вещь эта соната», - говорил несчастный убийца своей жены Позднышев, герой повести Льва Николаевича Толстого. «Разве можно услышать её и жить как прежде, не совершая те важные поступки, на которые настроила музыка?» - звучит не очень оптимистично, когда знаешь, чем эта история закончилась.
Шибата плывет по кругу, и я плыву вместе с ней, как сказочный ёжик из вселенной Норштейновского мультфильма – он тоже свалился в реку, но кто-то спас его и вынес на берег.
Я делаю звук громче, выключаю свет и закрываю глаза. Я лежу на спине под огромными звездами. Я не двигаюсь, Шибата сама тихонько несёт меня.
В 1941 году Фрица Крейслера сбил грузовик в Нью-Йорке. Не насмерть, в 1947 у него ещё будет выступление в Карнеги-холле.
- О чём ты думаешь? – толкнул меня кто-то сбоку, хотя во вселенной никого больше не было.
- Ёжик думал о Лошади: как она там, в тумане… А я думаю: Крейслер, мой дед, Энштейн и Толстой, - они внутри юлы или снаружи, там, где бог-мальчик?
- Ну, это мелко, Хоботов… мелко… Посерьёзнее ничего не хочешь спросить? – говорит вдруг Бог женским голосом.
- Откуда он знает, что я Хоботов?! – молнией проносится в голове. - Это же Бог! – господи, какой же я дурак, - тут же успокаиваю сам себя.
- Но ведь Бог не может быть женщиной! – думаю опять я испуганно. – Хотя, в Догме он же – ОНА! – вовремя всплывает из памяти.
- Ну, спроси, спроси - провоцирует Бог, опять тихонько подталкивая меня локтем.
- Бог в бок, бог в бок, бог в бок… - запрыгали мысли, как теннисные шарики, сталкиваясь друг с другом.
- Аааааа!!! – готов я уже кричать, чтобы остановить этот пинг-понг в голове.
- Соберись, Хоботов – говорю я себе, - соберись! Когда ещё выпадет шанс узнать обо всём…
- Кто мы? Откуда? Куда идём?! – задаю, наконец, самые важные, животрепещущие вопросы.
– Идём пить чай! – бодро отвечают из темноты.
Я удивленно открываю глаза.
– Чай пить идём? – повторяет откуда-то взявшаяся жена. – Совсем ты шибанулся со своей шибатой. Устала кричать уже…
– Не очень удачная шутка – отмечаю я, чувствуя, как во мне просыпается грозный дед по отцовской линии.
- Шашки у меня нет, но девять детей будут хорошей местью! – говорю я жене, вставая с дивана.
- Госпа… - странно сокращает его имя жена, – Иди уже чай пить.
- Да, Позднышев из меня никакой – мысленно соглашаюсь я.
И обречённо говорю – С козинаками?