1
Снежане впервые показалось, что в школе один из предметов особенно ей дался. То ли молодой преподаватель, - Евгений Львович, - с жидкой рыжей бородкой и так неестественно серьёзно глядевший на неё, а, впрочем, на всех девчонок, то ли способности такие, врождённые. Точно не разобралась пока.
- Ему бы замуж! – Смеялись подруги, собираясь за углом лицея покурить.
- Он как-будто бы ещё учится! – Отмечали.
- Зачем столько учиться, если все-равно дураком останешься?
Стая подростков в клубах дыма, рвущемся на ветру – от губ в лица, по шее и - в пустырь.
Снежана избегала вредных привычек. Об этом все знали. И единственно ей прощали.
- Сегодня я приду к тебе, - обещала подруга, - у меня новый прикид: о жизе расскажу, имбу (компьютерная игра) принесу, оценишь. Не скучай!
«Каждая из них, - думала Снежана, - все отлично чувствует: нашего преподавателя, ситуацию в стране, - в общем, каждая практически досконально знает дальнейший сценарий, пожалуй, сей своей будущности. От единицы до девятки, - весь натуральный ряд. И только подростковое нытье в душе, порой разрывающее на части – с этим справимся!»
Одинокий, тощий как доска, скудной внешности Евгений Львович, - Евгеша.
И зачем-то Снежана представляла его в своей паре: вот идут они де по улице, все оглядываются. Он, - Евгеша едва поспевает за молодой особой. Она командует им.
«Ах, впрочем, - перебивала она саму себя, - это сейчас кто-то думает, я – вовсе не такая!»
«Взгляд ее гордый, высокомерный снисходительный,- продолжалось представление, - в любую минуту она меняет тактику и вроде: в следующую минуту они уже равны, семья. И беседуют друг с другом, перебрасываясь душевными эдакими фразами. Смешно!»
«А что бы я сказала ему тет-а-тет?» - Думала Снежана.
Не было того, кого не изумлял бы ее вид: она красивая, твёрдая и с чувством долга. Тонкая. Походка точёная, наверное, от занятий гимнастики, которую давно уже забросила.
Ещё никто не мог ей предъявить претензий на счёт внешности. Девчонки с завидкой глотали дым. .но она тонкая, с чувством долга никогда никого не подводила: надо списать то, с чем она сидела вчера весь вечер – пожалуйста, надо составить компанию – почему нет?
И только он, пожалуй, точно знал: кто есть она на самом деле.
Нет, не Евгеша – Артур.
Артур – мальчик четырнадцати лет. Восьмой класс. Старше - ровно на год. Кажется, у них даже день рождения где-то рядом.
Она старалась не смотреть в его сторону хотя бы по той причине, что он однажды просто замер на месте, когда обратила на него изучающее внимание.
Он какой-то размытый всегда. В его взгляде - тысяча идей и все они – копна сена, временно не касались его самого же на все сто процентов.
«На все сто процентов – нет!»
А она могла бы сие устроить.
Он и не отшельник и не безызвестный - никакой, только это до него ещё не доходит.
- Снежная! – Однажды выкрикнул в фойе лицея. Она не обернулась даже, но поняла – голос его.
Где-то на лестнице среди поднимающихся одноклассников, - в шуме, услышала скачущие шаги. Он намеренно обогнал ее, перепрыгивая две-три ступени. Поравнявшись, замедлил ход именно для того, чтобы она обратила на него внимание. И когда девушка позволила себе эдакую шалость, лицо его всплеснуло грифельной краской ровно под цвет исшарканной лестницы и поскакало лицо дальше. Он несколько раз ещё оборачивался – «забавный» - уже, увы, под теневой интерес девушки, а потом, у коридоре она ещё долго ощущала его спиной – как он глядел ей вслед. Сверлил.
И никто пока об этом не догадывался.
«А зачем?»
«Познать неуловимые процессы в самой себе – вот главная задача», - рассуждала.
Нужно было думать о будущем, о жизни, и о достойном, великозначимом мужчине.
Удалить из своего мира все ничтожное.
«А просто так спать я ни с кем не собираюсь, даже если очень на то мода».
Практика колдовства – в постепенном росте и изюмина тут – чтобы никто не догадывался об индивидуальном ритме: «не спеши».
Она привыкла добиваться своего.
«Так будет всегда».
«Евгеша» долго всматривался в ее лицо на уроке, самоотверженно закусив губу, думал о профессиональном долге или ещё о чем, когда Снежана не спешила опят-таки поднять тряпку у доски, выпавшую из ее же рук.
«Итак, гляди-ка, измазаны как пальцы» - сочетала она немой взгляд одноклассников в своей голове.
Замерли дыханием за партами.
«Что же ещё будет?»
Евгеша смерил взглядом ее, - от пят до макушки, чем-то блеснуло в его глазах, он наклонился перед ней, как паж, стараясь не ломать спину. Отвлечённой ей, изумрудной, ледяной, хрустальной, поднял ветошь, протянул ей.
То, что она отвечала дальше, рисуя на доске математические формулы, он уже не слышал. Он уже не чувствовал самое себя.
Кивнул, разрешил сесть на место. Голос его был сломлен. Дух сокрушён.
«Вот так, - размышляла она, - так влюбляются, наверное, а?»
В тот день она долго находилась в душе, рассматривала себя.
Ничего лишнего. Тонкая талия в лекало изгиба тех девочек, которые очень юные, плотные. По талии струилась мыльная вода, ободок, переходящий к ногам. Водопад у ступней, обвивающий аккуратные маленькие пальчики.
Отёрлась. В зеркало ещё смотрелась. Увлажняющим кремом каплей на ладонь нанесла крем для ухода за волосами. Растёрла по каштановым волосам.
Кто-то написал ей в чате: « Я стараюсь быть беспристрастным, но что-то съедает меня изнутри!»
«Эх, наверное, началось!» - подбоченясь, читала. Губы перенеслись в сторону. Подносовый желобок игриво сместился.
Ник был тайным.
В ветеринарной клинике ей объявили: у вашей кошки лейкоцитоз.
- Она больна? – Переспросила Снежана, перебирая беспокойное животное из рук в руки. Килька – гималайская толстушка упорно непременно желала влезть ей на голову, на самую макушку (лишь однажды это было, и теперь повторялось) – от страха ли, от того ли, что она все понимала, или просто ей там уютно было бы просто. Девушка держала ее за заднюю лапу, активно подёргивающуюся, - за мякиши пальцев. Если бы не народ, выругала бы хлёстко.
- Дома она что делает? – Спросил ветврач, - ест хорошо?
- Спит больше, - отвечала хозяйка.
- Дыхание нарушено, воспаление на коже вижу. Нужно бы ещё дополнительно сдать анализы, - заключил ветврач, - для полной трактовки симптоматики.
- Хорошо, - согласилась Снежана, с тем покинула лечебницу.
Она думала: где же ещё достать одну тысячу, если дома – шаром покати!
«И потом, если эта болезнь смертельна, то смысл?»
Она обняла тушку кошки крепко, смертельно крепко и та взвизгнула от неожиданности.
«Я не знаю, но чувствую, что нужен какой-то нестандартный подход, а?» - Писал засекреченный ник.
Вечер тонкими струями прохладного, безразличного, индифферентного воздуха осеннего пытался проникнуть в ее комнату.
Казалось: жизнь прошла.
«Ещё раз и именно в эту минуту?»
Эта маленькая жизнь состоящая из ступеней лицея, памяти гимнастики, незначительной травмы ее, потом поворота характера, - ее снежного характера в то, что все-равно не добиться успеха. Среда айсберга комплексов и нелёгких внутренних переживаний - чувствовала – не то.
«Но жизнь не может за минуту ту пройти. И надо бороться. Ах, как это скучно».
Она лежала на кровати, в ногах, скрутившись комом – Килька.
Кошка с трудом дышала, кашляла, почёсывала нос, потом вновь укутывалась в свои шубы, вздыхала кратковременно.
«Хотя бы на более точную диагностику, даже если - ничто! Всего ж тысячу!»
Огонёк в стуже метели засверкал.
«Нужно было спасать, во что бы то ни стало!»
«Я чувствую себя разведчиком», - не без сарказма, заметно, писал ей, неизвестный ник.
Она не могла разобрать из краткости посылов, - насколько состоятелен был этот молодой, а, может быть, не молодой человек?
Лишь однажды, сегодня, она дала знак, что не обделена внимательностью вовсе и заинтересованность проявила.
Она ответила так:
«У меня проблемы. Можешь чем помочь?»
***
На блюдце - два кусочка домашнего белого хлеба, сверху – четыре прямоугольника сливочного масла. Заварной кофе.
Заварной кофе портит кожу и зубы.
«Ничего».
«Давай встретимся», - прочитала в закрытом чате.
Подумала: «а если: вдруг?»
Ответила:
«Не стану возражать. Только…, - подумала, - что «только»?
Килька махнула хвостом и исподлобья одарила хозяйку ласковым взглядом. Девушке показалось – улыбается.
«Не волнуйся, рыба, все будет хорошо!»
«Не стану возражать. Давай. Только, ты кто?» - Ответила. Краской залило сначала уши, в горле постучало, полилось куда-то внутрь – сердце ахнуло за тем.
«Что это я такое делаю-то, а?» - Ёршиком под мышками шевельнуло. Даже зачесались.
Провела, отметила запах – норма.
«Сегодня вечером сможете?» - Ответили.
«Мы уже на «вы»? Ух, ты! Ладно».
«Нет, сегодня никак нет. Выходные», - ответила.
«Следующие?»
Вспомнила: сегодня – воскресенье.
Писала, а пальцы не слушались.
Килька свернулась в комок, издала ноющий звук, тающий в кухонных полках с посудой.
«Больно ей, что ли?»
«Давайте во вторник», - ответила. Глаза налились талой влагой, как фонтаном из самого из сердца.
«Такого ещё не бывало!»
«Возле ресторана «Селяви», ок?» - Ответ.
«C'est la vie? - Поправила она, - это «Селяву»!
«Ха-ха!»
Абонент молчал. Прошло полчаса. Снежана так, - от нечего делать, - поглядывала в чат.
«А умничать не надо, вот!» - Укорять будто себя стала.
На ум поползли памятные места бесплодного мудрствования подобного и, к примеру, вспомнился последним случай, когда она получила отличную оценку по контрольной работе, кому-то еще помогала, щурилась лукаво на тот, - его оценочный взгляд зависти, - со стороны: какая умница: я же!
- Кто то был – не помню! – Пробубнила она. Изумилась себе же: с чего бы она бы вдруг заговорила сама с собой!
«Селяви чёртово!»
Она не понимала, чем так задел, - чем так задеть смог ее незнакомец? А был ли то незнакомец всуе, а?
- Это или Евгеша, или Артур! – Произнесла она, громче на сей раз, и, употребив пищу, пролив полчашки напитка на стол, убравшись расторопно, пошла, смотреть телевизор.
Щелкала программы, остановилась на какой-то тошнотворной мелодраме. Ей хотелось бы знать: какой смысл в игре фильма, если все совершенно безжизненно. Актёры, запри им рот, - вполне могли бы перемигиваться и жестикулировать. Это было равнозначно.
Сделала звук на минимум, думала.
Пришло сообщение. Рука мгновенно на экране телефона.
«Я его сейчас пошлю на триста сторон!» - Твёрдо постановила и прочла:
«Какую кухню предпочитаешь?»
- Эт че: издёвка?
«Китайскую», - ответила, не раздумывая. Не раздумывая, швырнула за себя мобильник. Тут же подобрала, проверила: нет ли лишних знаков препинания в единственном слове плюс «все такое», отложила трубку.
«Дурак, наверное».
«Интересно даже: кто это?»
«Я буду ждать вас к шести вечера. Благодарю», - Сверкнул ответ.
На это приветствие Снежана громко рассмеялась.
2
- Последнее время маркировка текстиля перестала соответствовать стандартам, лишь штучные изделия с химическими волокнами ещё подлежали совестливой продаже, с остальным - было сложно. Совесть, знаешь ли, - говорил мужчина, напротив, с которым Снежана познакомилась у «C'est la vie» и, доверившись которому с какого-то счастья, какому-то неизвестному внутреннему чувству тоже, - невозмутимому риску, начинающему забавлять ее саму, она вот уже четверть часа находилась в состоянии свидания.
- Соответствие партии не сходилось по счету, фактуре поставщика, тара - просто курьёз, и только потом я понял, в чем дело, - продолжал мужчина.
- И в чем же? – Задалась девушка.
Ей было не слишком уютно сидеть на открытом месте, и она немножко завидовала той паре, столик коих находился возле каменной колонны, прикрывающих их дуэт.
- В нашей стране покоя и гармонии не добиться без криминала, увы. Такова реальность. У меня остались старые недобрые друзья. Казалось – след простыл моей прошлой жизни, но, вот, они напомнили о себе.
- Нужно всегда все пропускать через сердце, - объявила Снежана, - через сердце, - значит, предупредить мир о благонамеренности своих намерений (что-то нескладно в речи получалось), - сказала и замолкла, прислушиваясь к дыханию его, к дыханию перерыва артистов на сцене, меняющих тему блюза.
Это было похоже на ту ошибку с умничаньем «C'est la vie».
«Но – ничего!» - Она подняла глаза смело, уверенно. И взгляд ее тут же был сломлен (он не видел, впрочем, увлекшись блюдом: цыпленком гунбау, тыкая в кусочек мяса вилкой, размышляя о чем-то). Взгляд ее был сломлен сам по себе, - на самой же себе. Ей не нравилось то в своем характере: вдруг эдак решительность, харАктерность честная проваливалась подло в каких-то совершенно эфемерных облаках, что застилали, немедленно застилали сознание. Чем-то горячим, душевным обдаст так внутренности, и вроде так и надо бы, если по-совести, как говорил этот мужчина....
«Но разве в наше время что-то вообще себе позволить можно?»
Скулы сомкнула, вилку ткнула в свою курицу, молчала, думала. В минутном содержании их обоюдного молчания происходила магия. Она пугала. Она зарождалась лишь, но была такой несказанно явной.
«Я же абсолютно ничего о нем не знаю, кроме того, что зовут Анатолием Владимировичем».
Он так представился, потом спросил, сколько ей лет и она соврала – скоро шестнадцать. Разумеется, он не поверил и, наверное, даже сомневался во всем своем предприятии данного рандеву. И здесь сыграла роль ее дружбы с Малушей. Подруга, будучи до самозабвения сверхрешительной, почти постоянно все делала необдуманно, не так как Снежана, и в девяносто случаев у нее все чудно-волшебным образом свершалось. Так и Снежана спросила что-то резкое при встрече, не глядя на ухажера, дала шаг в сторону порога заведения, заставляя поклонника не сомневаться ни в чем.
Долго еще не могла вымолвить ни слова. Сдерживая трепет рук, не могла их вынуть из-под стола и упрямо глядела в разные точки зала, самые зрачки Анатолию Владимировичу, навязчиво, наверное. В свою очередь, который не переставал изумляться поведению приглашенной дамы.
Когда она услышала вопрос официанта: «что желает девушка?», Снежана пробудилась и подтвердила заказ: то будет – не против вообще, что и ее условный кавалер. Вслед уходящему она бросила:
- Попробуем!
Анатолий Владимирович покачнулся на стуле, откашлялся в кулак.
Курица гунбау – невыносимейшая вещь. Обжаренные кусочки куриного филе с орехами, перцем Чили. Острейшее блюдо с ярко выраженным вкусом. Девушка впервые познакомилась с ним. Носик ее вспыхнул, на глазах выступили слезы и еще пару секунд – она готова была распахнуть зев и кашлянуть от души всем лакомством на белоснежную поли хлопковую ткань скатерти. Сдержалась.
И все же.
И все же было интересно: как он, - условный кавалер отреагирует на многочисленные ее нежданчики, а они, ой - они, они существовали.
«Нежданчики», как особенности натуры девушки требовали тщательного и регулярного изучения. Тем, собственно, она занималась частенько, обмусоливая некоторые нюансы ежедневного своего поведения.
«Но эти мелочи, ведь так притягательны, во мне, не правда ли?»
Нежданчиками, если их выстроить в ряд, подобно строю домино, - один за одним разрушили б всякое благоразумие, тут где-то упомянутое выше, всякое состояние равновесия и гармонии.
«Но ведь, - справедливо рассуждала она, - типаж четырнадцатилетний только формируется, и это нормально. И зачем только я соврала, что мне скоро шестнадцать?!»
Потом она вдруг вспомнила и замерла при том на той неслышимой, кажется, фразе и теперь она не могла поручиться, что эта фраза существовала в материи, она углубилась воспоминанием даже о той фразе, что мужчина, - Анатолий Владимирович закинул в шуме проезжающих машин, когда они переступали порог ресторана:
- Что ж: скоро и замуж пора!
Произнесена ли она была?
- Удивительно, - говорил потенциальный кавалер сейчас, - ты тоже любишь китайскую кухню, попробуй улун!
«Это еще чего?»
Но лицо ничем не отличалось его от обыкновения его, и он сказал, действительно, что-то умное – она не понимала хотя, нажевывая очередной лист салата.
- Весенние сорта особенно ароматные, - продолжил он, уставился на девушку.
Потом, удивленным будучи, перенес взгляд на чашку с чаем, указывая, подсказывая, - рядом стоящую напротив нее.
«А-а! Чай!»
Но она медлила.
Мужчина: каков он?
Он не был красавцем, как, наверное, считал себя сам. Лицо удлиненное, овальное, красивый разрез тонких губ - да. Длинный нос…
«Пожалуй, длинный».
Впрочем, сие его не портило, можно сказать. Постоянная серьезность в лице и пронзительный острый взгляд, который как будто был опасным как-то, но по частоте его времени содержания практически непрерывного, к нему можно было привыкнуть.
«Обвыкнуть, можно было».
Она понимала – это не мальчик Артур - размытый со всей своей фантастикой и волшебством.
Перед ней – серьезный человек, возможно – излишне серьезный. Но ведь интерес к нему все жедышал?
«Да, - согласилась бы она, - это – да!»
Анатолий Владимирович о чем-то еще говорил. Говорил о комфортности бытия, безысходности человеческой природы, тяги, то есть к той комфортности. Будто осуждал что-то заодно.
Она не понимала.
Говорил о нюансах своей торговли, - тканевого бутика на проспекте в центе города. О доходах – не особенно. Да и тем, чем пожаловался, - рэкете старых нехороших приятелей, - тему больше не поднимал.
- У меня, - вставила Снежана в затянувшуюся паузу между ними, ровно после объявления музыкантов белого танца на скудной малой площадке, - подруга есть. А у вас?
- А у меня?
- Она немного странная, - продолжала девушка, - однажды позировала голой одному художнику.
Брови Владимировича подскочили.
- Она странная, правда, - не отрекаясь от выпавшей фразы, подтвердила Снежана.
«Гунбау какой то был не такой!»
- Друг у каждого должен быть. Как же. Как же без него? У меня друг на войну ушел по призванию.
- А что: призвание такое имеется?
- Нет. Характер такой имеется. Пошел без снаряжений, по зову сердца, так сказать. Мне ему пришлось все покупать с ноля. Это еще с той, - первой войны. Тогда все не так было. Энтузиазм, патриотизм и только. Впрочем, и сначала вторых действий…
- А вы, почему не там?
- Хм, я ждал этот вопрос, - ответил он, - я – там тоже, считай. Регулярно посылки, жена у меня - волонтер.
Снежана побелела. Ей стало легко. Ох, легко как! Но не свободно. Ворот свободный на блузке душил. Словно воздухом из открытого окна этого огромного помещения повеяло и обдало болезненным чем-то.
«Все разрешилось, и славненько!»
И вопросы…
«А какие вопросы? Ведь ходят «тарелочницы» просто пожрать! Вот и я».
«А если он захотел любви вдруг, то...»
Девушке не сдержала улыбки и качнула головой.
«Дудки-с!»
«Старый пёс!»
«Развратник!»
- Знаешь ли, - продолжал мужчина, - есть в людях некая монотонность в действиях, порой – стопроцентная монотонность. Это честные люди, очень честные, безусловные люди, находящиеся постоянно в настроении какого-то долга: извне или снаружи. Они следуют всем обстоятельствам, навалившимся по судьбе, и ничего не выжидают. Со стороны - это сорвиголова, однако, у них тонкая щепетильная структура. И…
- А жена ваша как же, - прервала речь Снежана, - приезжает, значит, оттуда?
Кривая усмешка изрезала лицо девушки, да и скрывать она не стала.
«Чего уж!?»
Характер Малуши, - Скорпиона природу вспомнила, - молотить авангардом!
«А там – поглядим!»
- Она погибла, - выронил мужчина, - вот, уж год тому. Сломилась. Была надежда, что останется живой, хоть и инвалидом, но я не успел ее застать – умерла на чужих руках. Похоронил.
- Где? – спросила она, но мужчина не расслышал.
- Жаль, - вторила она дальше внутренней речи, - жалко…
- Она похожа на тебя, - продолжал мужчина, - то есть, наоборот: ты - на нее. Только она очень много говорила, болтливая такая, какая-то незрелость в ней была что ли, хотя, сказать - не одно высшее образование.
- Вы любили ее?
- Я люблю ее, и ты…, - мужчина смолк.
Медленная музыка, иностранный неизвестный текст на испанском почему-то неповторимым голосом артистка исполняла. Она пела – музыка вторила.
Блюзовые нотки, как слезинки дождя за одиноким окном, одинокой девушки, - ее, мечтающей о принце или о чем-то ещё, - чем-то ещё, кроме десятичной дроби расположения к этому, например, мужчине, зацепили ее душу нежданно, негаданно. И, странно, казалось, это было ещё вчера.
И голос внутри произнёс неизъяснимую гипотезу, - внутрь себя четырьмя металлическими сдвоенными струнами мандолины:
«Это возможно…»
«Это - вполне естественно».
***
На следующее утро лицей был заперт. Снежана набрала Малушу:
- Не пойму, что это: школа заперта!
- Не знаешь? Дистанционка началась, иди домой, пока жива!
- Девочка, ты, что здесь ищешь? – сторож открыл стеклянную дверь, выглядывал. Не дожидаясь реакции и запирая за собой, бросил громко наружу:
- Иди домой, занятий нет!
- Ты на связи? – Спросил мобильник.
- Да, - ответила Снежана.
- Электронку погляди, там индивидуальные задачки. Завтра включай свое радио, будем держать ответ, - пошутила Малуша.
- Да, ещё, э! – добавила, - тебя Артур спрашивал. Мы вместе к тебе в гости, ок?
- Что?! – девушка возмутилась.
- Сегодня придём! Не ломайся. Он очень просил.
- Нет, нет, дорогая, тьфу ты, нет! - Возражала Снежана, - никак нет! У меня другое!
- Что там у тебя другое? Недотрога! Деньги получила от своего богача?
- Да, - соврала Снежана.
- Запишись к ветеринару!
- Конечно, - соблюдала ложь Снежана.
- Сколько?
- Что?
- Сколько он тебе дал?
Снежана думала: Килька помрёт – это не точно. А умрёт ли ложь ее собственная – неизвестно. Так кому отдать право? Смерти гипотетической или лжи полноценной? Даже если Килька умрёт, совесть - останется. И Снежана сказала:
- Я в ресторане была, поздравь! – Излишне темпераментно, экспансивно сказала.
Подруга молчала.
- И что? – В голосе слизь.
- Денег никаких у меня нет. Что делать?
- Ого! – Голос изменил качество,- Как же так-то?
- Так-то…
- Хорошо, решим. Я, честно, так и думала. Просто поинтересовалась на всякий случай. Мы сегодня с Артуром придем. Это не просто так, не возражай. Есть идея.
Поговорили, закончили.
Снежана отправилась домой.
Уличная тревога застала ее уже за полноценным завтраком.
Проще быть вкупе самой с собой, нежели делить усилия напополам или ещё как, но, увы, это не самый лучший вид выживания. Мама ушла на работу, а ей сегодня ничегошеньки не хотелось делать. Ничегошеньки.
Трое мастеров – одноклассников будут трудиться над своими отношениями, пытаться подстроиться друг под друга и исправить себя.
«Общение необходимо».
«И лень же какая сегодня с кем-нибудь что-нибудь обсуждать!» - Думала Снежана.
Тем не менее, оба они, - Малка, Артур явились буквально через час.
У Артура нестерпимый валил запах от непомерно длинных носков. Девушка ещё обозначила цвет их, - чудной, фиолетовый какой-то. Цвета такого в природе и нет, наверное!
«Разве у фиалок».
Артур держался чрезвычайно скромно, сдержано и одновременно заурядно. Тот пыл его, смелость вся - та, с коей он наскакивал по лестничной площадке башмаками, с коей бодростью кричал что-то там из-за угла, ныне имело вид линялой дворовой собаки.
«Ещё эти носки!»
- Ну, вот, - сказала Малуша, оттаскивая с кухни подругу в другую комнату.
- Денег сколько надо? – Спросила - стрельнула в ухо.
Снежана потёрла ушную раковину:
- Ну, тысячу – с головой.
- Так вот, пять тысяч прямо сейчас!
- Как это?
- Вот так это!
- Я теперь в роли такой эдакой переговорщицы буду. Ну, что, согласна?
- Я не пойму, - в чем дело?
- Он, - Малка ткнула пальцем в запертое за ними полотно двери, - он тебе пять штук - прямо сейчас. Даже еще до этого даже! Ну! Я бы взяла определённо!
- В чем дело-то? – Отстранилась Снежана. Она не могла понять, но ощущала, что-то очень нехорошее.
- Дефлорацию произведём, и у тебя - пять тысяч! – Выпалила подруга.
Снежана не верила ушам.
- Ты с ума сошла? – Ответила, ступая ещё шаг назад. Ей на мгновение лишь представились фиолетовые пятки, возносящиеся где-то над ней…
- Ты с ума сошла!
- Кошка сдохнет, - объявила Малуша.
- Да, пусть себе дохнет! – Без запинки рапортовала Килькина хозяйка, - ты спятила, что ли?!
- То есть, - пыталась разрешить парадигму подруга, - значит, ты мне предлагаешь, да? За тебя, то есть? Но, подумай, пяти штук ровно я тебе не дам же.
У Снежаны закружилась голова, пошатнуло. Она и думать не предполагала, что у неё такие защитницы внушительные имеются. А то ли ещё будет!
- Так ты его сюда ко мне притащила, чтобы потрахаться? – Уточнила девушка, на всякий случай.
Малуша уставилась на неё непонятным выражением. Потом руки ее медленно потянулись кверху, и если бы могли дотянуться до плеч – то стало бы итак. На поясе сверху закрепились они, вывернувшись запястьями наружу.
- Денег значит не надо? – Переспросила. Пышные губы смялись в гармошку.
В дверь постучали.
***
« Что-то общее между этими дураками имеется-таки!» - Думала Снежана, покидая квартиру.
Спокойный период – необъяснимая мечта, как кредит. И ты не знаешь, насколько он тебе продлён, и не берёшь ли ты взаймы той энергии, ради которой ты пришёл в сей мир, чтобы эдак, как придётся порой, - под настроение обнулить займ прежний.
«Может быть, - думала девушка, волокли ее в магазин Анатолия Владимировича, - глубокая меланхолия – это выход жизнеспособности всех ранее подаренных тебе советов из всех сторон. И тут никак не стоит тормозить, то есть, никак - следует действовать!»
Она не противлялась скорому своему шагу. Ей хотелось выяснить: чем богат человек может быть не из ее структуры, не из ее сообщества, - чужой человек, коснувшейся ее преднамеренным своим знакомством.
«Ведь не может не быть, например даже, что на той стороне Луны – вечная мерзлота? Я думала уже об этом.
Успех самореализации имеет честь всякая достопримечательность, и Луна , в том числе. А я? Во всяком случае, то, что мы общеобязательно умеем созерцать должно иметь какие-нибудь положительные качества. И, что же там, на той стороне Анатолия Владимировича?»
Он провожал ее из ресторана как-то наспех. То ли прятал глаза, то ли явно ему что-то не понравилось в ней? Она намерена была узнать это. Вот, удобный случай!
Чувство тревоги стучало в ней раскатистыми шаркающими шагами, нежданчиками. И вечер, - смыкающий веки дню, торопил ее.
«Если я его там не застану, то просто будем считать мой посыл чувств эгоистическим коварством сугубо личных целей. И, возможно, эта история вновь никогда-никогда не повториться. И хорошо!»
«Но теперь – необходимо было», - твёрдо шагала она.
Колёсной парой проурчал трамвай мимо. За сквозным проходом между вагончиками - свет на столбе с той стороны улицы вспыхнул.
«Как все-таки чУдно происходит, - мысль, - беспокойство, стоящее тридцати пяти следующих лет твоей жизни зависит от какого-то глупого обстоятельства. И, очень может быть, что друзья твои, близкие именно для этого в твоей жизни существуют – совершить неизъяснимую какую-нибудь, но судьбоносный поступок, глупость какую-нибудь, чтобы ты именно сейчас сделала тот необыкновенный, эксцентричный, едва ли естественный шаг навстречу следующих тридцати пяти годам!»
«А?»
«Тридцать пять» застряло в голове потому, что торгашу текстильных изделий было ровно тридцать пять.
«Тридцать пять и четырнадцать - ого! Даже если закрыть глаза: тридцать пять и шестнадцать - ахаха!», которыми она обманула тряпочного бизнесмена.
Села в маршрутку и добралась в центр города. Спешила? Да.
Ей обязательно нужно было что-то сказать Анатолию Владимировичу, нечто, обмолвиться. Со взрослым, зрелым мужчиной, обратившего на неё внимание…
«И, собственно, почему, он не звонит мне сейчас? Разве это называется ухаживанием?»
- Алло, - звонок в телефон.
Это Малуша.
- Ты куда делась?
- По делам ушла.
- И что теперь, мне тут до рассвета охранять квартиру? Скоро твоя придёт, что делать-то?
- Любимчик твой где?
- Ой, любимчик! Да ушёл этот тюбик. Все!
- Сделала дела?
- Ты эта - не ёрничай. Было забавно, завтра расскажу. Так что же?
- На тумбочке возле двери – ключ. Закрой и иди. Я вернусь, когда мама будет дома, пока!
- Хорошо, - разговор будто завершён, и когда палец уже нажимал на отбой, добавили на весу, - ты на меня не обижаешься?
Снежана сунула мобильный в карман.
«Нет, представь себе – не обижаюсь!»
Вспыхнули краски витрин, неоновые лампочки обрамили картины выставочных товаров. Свет лег скользким полотном на джинсы девушки, озарил лицо.
Монохромовые оттенки зданий схлопнулись и жизнерадостные радуги колорита цветов пересеклись, ожили, будто начиная воздушный самолётный бой.
Фонарь под аркой старых домов выхватил из темноты изгиб водосточной трубы и оттуда, из глубины двора силуэт старого дерева проступил, безжизненными сухими ветвями поприветствовал. В углублении на брусчатке грустный канализационный люк там же, с глубоким вензелем местного ЖЭКа, покрасовался, поблёскивая потёртыми, но ещё идеальными чугунными гранями.
«Надо всегда знать, - уметь знать надо, - думала Снежана, шествуя вперёд, ощущая смелость намерений, - ты – королева! Иллюзии, интуиция тебе не скажет так много, чем заслуженный успех, статус, нарабатываемый восхищёнными взглядами мимо проходящих мужчин, вот, прямо сейчас. Защурившихся лиц парней, теряющих прямое положение со своими подругами. Я – королева!»
«Прямо сейчас!»
Остановилась у закрытой двери текстильного магазина. Видимо, давно и дух здесь пропал Анатолия Владимировича.
Вздрогнула, когда из кармашка пришел сигнал СМС. Прочитала: «Дверь заперла. Ушла, тысячу оставила на твоем столе, под книжками. Лечи Кильку! До новых встреч!»
- Вот б@@ть же! – Вырвалось.
Вложила назад телефон.
«А что дальше-то? Меж тем, Владимир Анатольевич (она переставила имена) ушёл!»
Вернуться домой не хотелось. Медленно она прошла к остановке. Какой-то бодростью, огнём каким-то в груди горело. В этом нужно было разобраться. Прийти домой, перепрятать деньги, планировать завтрашний день – ах, скучно!
Раздалась тревога. На проспекте вдоль и поперёк – масса людей, спешащих домой. В полутенях – фигуры. Не страшно им вовсе. Очередь на остановке – предмет внимания.
К кармашку скользнул 11-ый маршрут. Он шёл за город на конечную, откуда можно было вернуться домой без пересадок.
Она поспешила зайти. Сзади кто-то неприятно чем-то острым ткнул в спину. Не обратила внимание. Места заняты, протиснулась в середину кампервана, крепко хватилась за поручень, напряглись струнами жилы запястья.
Устроилась, прижавшись к сидячим местам.
Восемь остановок по центру, потом через мост, дальше – в глухой микрорайон, на конечную. Там скопище маршруток и много людей.
«Не страшно».
Гребнем, причёски помпадура едва не задело нос: неаккуратно перед ней поднялся какой-то молодой человек. Еще: едва пролез мимо неё, гибко извиваясь, и застыл какого-то...
- Вы сядете? – Он предложил кому-то.
Она мельком лишь, случайно только, краем глаза чуть задела его лик, не вглядываясь совершенно. И даже после того, когда он обратился повторно именно к ней с данным предложением, она не обратила особого внимания, но улыбнулась ликвидно, кто-то уж протискивался мимо неё, возмущённый шорох лёгких издавался в толпе. А почему нет – она грохнулась в кресло.
- Спасибо!
Город мчал за окном под деятельным управлением водителя и куняющих взглядов пассажиров. И все же пахло настроением и будущими победами жутких этих военных времён.
«И как же хорошо, - думала она, вольно вдыхая, - просто ведь – жить хорошо!»
Она думала об Артуре – ничтожной, пустой, щенячьей натуре, о глупом Евгеше (собственно, а почему он глупый?), об Анатолии Владимировиче – равнодушно думала, уравновешенно или спокойно, или бесстрастно, или хладнокровно?
«Все-равно. Ведь главное – не влюбиться. Такая это дрянь!»
Снежана не заметила в настроении своём рутинном - маршрутка дала последний зигзаг и открылась дверь на конечной остановке.
В салоне двое: она и …
Это был «помпадур». Высокая, нелепая причёска, которой молодой человек едва не задел ее лицо, когда уступал своё место.
«Пожалуй, век не занимался он своей стрижкой».
Поднялся с первых рядов кресел, собравшись комом, экокожа на спине несообразно собралась, направился к выходу. Она заметила – он взглянул на неё особенным поблёскивающим видом, по скулам выдавились желваки, нервно как-то.
Чем-то на груди, - бляшкой твёрдой куртки, - пуговицей, символом каким-то подтвердило блеск. Все это способствовало тому, что ей стало не по себе.
Под темным козырьком платформы – никого. Все быстро расходились по домам. Окна многоэтажек наполнялись тёплым бежевым блондом . А маршруты стояли в отстойнике метров за пятьдесят.
- Ну! – Подбодрил водитель, - давайте же поскорее!
Она выскочила.
Помпадур - парень не спешил. Врос словно на месте. Ей - прямая дорога перекрыта. Чуть срезать, чтобы не наткнуться.
Она потянулась куда-либо, где видела силуэты удаляющихся жителей последнего микрорайона и ощущала спиной, как тёплой кровью – «помпадур» тронулся вслед.
3
Снежане пришлось уговорить подругу на то, чтобы она убедила и успокоила мать в том, что якобы находилась у нее.
- Нет, - уверяла Малуша, - я, конечно, скажу, но только где ты сама?
- За мной тут один тип навязался, я не заметила, как заехала не туда. Мне пришлось прятаться в дачном домике.
- Прости?!
- В дачном домике. На краю дачный кооператив, и, как ни странно, однажды я тут уже была. Вот теперь…
- В смысле: ты была?
- Ну, что, Мала, что? Я просто бежала, куда глаза глядели. Тут кромешная тьма и куча собак. Я перелезла забор, где видела - никого не было, разбила, и влезла в дом.
- Что разбила?
- Стекло, окно…
- Ого! Так тебе полицию вызывать?
- Мне полицию не вызывать. Ты…
- Что с твоим голосом? Ты пьяна, что ли. Или он там тебя держит?
- Он прошел мимо. Может быть, он тоже здесь где-то живет, не знаю. Здесь много жилых домов, но этот, вот, пуст.
- Скажи, что с тобой, честно?
- Я пьяна.
- В смысле?
- Послушай, здесь тепло. Электрокотел я включила, преотличная вещица... И нашла в подвале три бутыли красного вина.
С того конца связи молчали.
- И, вот, теперь, - девушка икнула, задержав дыхание, продолжила, - я просто хочу, чтобы мама не переживала.
- Давай домой, сучка. Ты, что с ума сошла?
Снежане понравилось, что подруга восприняла положение как надо.
- Давай я завтра приеду, где это? – Немедленно предложила.
- Давай, я завтра просплюсь, ага? Тут еда еще есть.
- Ух, ты! Вот ты, сучка! Значит, и лицей пропустишь?
- А, все-равно впереди выходные. Так меня прикроешь, бефефешка?
- Бефешка! Ладно, будь спок, броук, - посмеялась, - ну, даешь! Завтра тебя наберу.
- Перезвони, пожалуйста, сегодня. Хочу знать, что все хорошо.
- Ок.
Подруга положила трубку. Снежана чувствовала облегчение. Ледяное вино в бокале, наполовину заполненным, искрилось застывшей янтарной каплей на чуть выпуклом ободе посудины.
Тому час был, как она забралась на чужой участок и вовсю хозяйничала тут.
Она не думала овладеть чужим имуществом, отнюдь, но было несколько причин, чтобы все же оставаться в доме. Две из них: телефон разрядился полностью и парень, который преследовал ее – она не была уверена, что он не догадался о ее местоположении.
Ей удалось прочно затворить разбитое окно, оно было невелико, заложив его тяжёлыми предметами, а входная дверь казалась очень прочной. Стоило только ожидать рассвета, чтобы покинуть помещение, выйти на остановку и отправиться восвояси.
Наполнив третий бокал, она не спешила опустошать его. Бутыль стоял у разогревшейся батареи, но вино все еще было ледяным. И только короткими глотками можно было его принимать, чтобы ненароком не простыть.
Выглядывала из окна.
Фонарь в металлическом футляре болтался на длинном шнуре, и под ним совершал новый виток тот парень, который следил за ней раньше. Он прошёл два раза мимо ее укрытия, - мимо забора, чрезвычайно ловко, как ей казалось, и странно, как ей казалось, меняя все совершенно в своей внешности: и походку, и одежду.
Необдуманное действие ее – этот «нежданчик» тот самый, в характере – ликовал!
Иррациональное поведение, «внутренний ребёнок» твердил – она делает все исключительнейше верно.
«И что-то обязательно ведь толковое с этого получится! А какая же замечательная история!»
Но это уже говорил ум, напитавшийся алкоголем.
В связи с тем, что девушка не пила вовсе, для неё это был настоящий удар. Не прошло и четверти часа в тревожных сосредоточенных наблюдениях, как она уже крепко спала на разложенном тут же, - возле батареи мешковатом матраце, видавшем виды.
Луны луч лубяной упирался в полотно подоконника и мягко расстилался на ворсистой от пыли поверхности его. Девушка изредка всхрапывала.
Она не услышала, как входная дверь ее убежища тихо отворилась, и в дом шагнул молодой человек. Так же тихо он притворил за собой вход, кратко вглядываясь в темноту, - на калитку, то есть, назад, проверяя насколько надежно запер ее, зашёл, бросил ключи на табурет. Половина связки провалилась в щель.
И тут он услышал носовые завёртки, - выхрапку девушки наверху, застыл на месте.
Задержавшись, таким образом, ненадолго - в половину минуты, он на цыпочках пробрался на второй этаж.
Деревянная лестница отдельными ступенями неистово визжала, но отнюдь, отнюдь не мешала спокойствию, наглухо спящей визитёрше.
Он остановился над ней в двух шагах в темноте, и сунул руку в задний карман.
Едва успев вынуть тонкую книжицу из него и забросив подальше от себя, он застыл на месте, глядя в пустоту. Глаза наполнились лунным светом до дна зрачка, тонические судороги пронеслись от макушки до пят. Он упал рядом с гостьей, вскрикнув. Остановилось дыхание, и лицо приобрело цвет лунного Моря Влажности, и брови изогнулись подобно Обрыву Кельвина Оттуда, - с пустоши небесной колесницы ночи…
Ей приснился щенок, он прижался мокрым носом к ее щеке и колоссально трясся. Именно: «колоссально» ее разбудило.
Она открыла глаза, нечаянно закидывая руку в сторону и ударяя ею по мокрым губам парня. Рефлекторно, не соображая, что происходит, она успела разобрать на краю рукава своего свитера, в который облачилась, шипение морской волны. Брезгливо отбрасывая ее тут же.
Потом – человек, извивающийся и запрокидывающий зев в потолок.
Соскочила с места. Путаясь в войлочных штанах, в которые так же: тут же облачилась в целях согреться хорошенько, цепляясь через живое тело, повалилась на молодого человека. Их взгляды пересеклись.
В гуще ночи он глядел на нее бездонными и бездушными дырами глазниц. Она закричала и потащилась, как умела прочь.
Едва не кубарем девушка, ломая ноги, за все - роскошными рукавами от летнего чучела, летела вниз по лестнице. Чудесным образом, долетев, добравшись до входной двери, она попробовала открыть ее. Это не получилось.
Она бросилась к тяжелым предметам, маскирующих известный вход, но предметы, коими она его заперла: обломки кирпичей, тряпки, сверток войлока завалили ее, не нанося травмы.
Сильно ушибла ногу и не могла подняться. В голове – брызги шампанского и «нежданчик» с той, - из сна собаченкой умолял: «не торопись, ведь только все и началось же!»
На самом деле, она не могла подняться и ждала.
Шаги человека, медленно спускающегося вниз, услышала.
- Ты кто? – Он остановился на последней ступени.
- Не убивай меня, пожалуйста! – Произнесла она, ощущая боль прокусанной губы, ощущая тут же привкус крови.
Это был парень, тот самый, который все время менял внешность и ходил там на улице туда-сюда. Он пришел за ее жизнью и не спешил.
Он подошел ближе к ней, не разоблачая своего лица, он желал наклониться к ней, но передумал, надеясь на хватку той ловушки, которую сама себе девушка устроила.
Повернулся и направился к входной двери, проверил еще раз насколько крепко заперта, подобрал связку ключей, застрявших вполовину в щели табурета и вернулся к девушке.
Она разглядела из его кармана часть бечевки. Он хотел связать ей руки и изнасиловать.
«Нежданчик» в ней и песик воскликнули дурным тоном:
- Вот, гляди ж, она тебе и дефлорация. Все люди, как люди, а ты – с бандитом!
«Лучше бы Артур - тюбик, или А.В., лучше бы…»
«Теперь меня убьют, как в кино!»
- Ты кто? – Разобрала она второй раз.
- Я?
- Какого ты тут делаешь?
Кажется, парень был глуповат, или: она отлично разглядела его лицо. Оно в пахе ночи, лунной дорожке раскрылось тонкими кубами, бровями домиком, прямым носом и короткой стрижкой, редкой филировкой чёлке.
- А что? – Решила она так поставить вопрос.
«Уж как выдастся!»
- Я тут живу, а ты-то кто?
- Я тоже тут…, - она попыталась выбраться из-под навала, и ногу вроде отпустило даже. На душе – вообще уютно, хорошо.
Он помог.
- Тебя как звать? – Спросил, подставляя знаменитый табурет, - повредила себе что?
- Ничего не повредила, - ответила она, потирая сквозь дыру штанов голень, - все в порядке. А ты – убийца, да?
Парень выровнял торс.
- А, вот, ты дура, точно. Мне ещё не хватало проблем, итак…, - отвернулся, подумал, взглянув на неё косо. Подумал точно то, что она вычитала:
«Вот ещё, проблема мне!»
- И насиловать меня, что ли не будешь? – Подсказал фразу «нежданчик», но Снежана на этот раз смолчала.
Парень пошёл закрывать брешь разбитого окна, подбирая вещи.
- Бомжиха что ли? – Бурчал.
«Бомжишу, пожалуй, не трахнет?» - Неслось в ее уме.
Но что-то, действительно и нарочно весёлое, - «нежданчик» то ли, то ли псина из сна с мокрым носом убеждали ее в совершении чего-то эдакого особенно оценочного. Нужно, просто необходимо, было совершить нечто эдакое, чтобы все тут присутствующие поняли: она вовсе не репка какая, чтобы тянуть из неё жизнь, она - живая, живее жизни настолько, что теперь даст небывалый отпор.
Ногу отпустило совершенно. Ничего не болело, если не считать искусанную губу.
Снежана поднялась, под дверным косяком разглядела кочергу с закруглённым почти до конца носиком, схватила ее и понеслась на врага. Ровно по плечу, первым разом, вторым – по второму она угодила парню. Тот взвыл, развернулся и стал с ней бороться. Они повалились на пол.
- Ты не гляди, что я такая! Я сама тебя…
Зачем-то она полезла ему в рот, а он, странно, позволяя вполне сие совершить и даже более того, продолжал, кажется, готов был заглотнуть ее кулак. Но долго возня не могла продолжаться. Никто никого не мог одолеть. Наконец, оба расползлись по сторонам. Парень отплёвывался, сидя на полу.
- Ты сумасшедшая, да? Так надо ж сразу предупреждать! – Кричал он, в полутонах затихая и даже вышептывая слова.
Снежана тяжело, задорно дышала. «Нежданчик» свистел во все флейты. Щенок полностью капитулировал.
Оба смолкли и долго ещё ничего друг другу не говорили, отряхивались, злобно сверкая глазами.
- Мне совсем не шестнадцать, - предупредила она, если он тебе это сказал, то я – обманула, чтобы ты так: на всякий случай уловил! И ты сам видишь…, - она огляделась и не нашла предмет нападения и защиты, затворила рот. Тяжело дышала.
- Кто он!? – Воскликнул парень, едва отдышавшись, - какого черта ты здесь?
- А какого ты здесь? Ты думаешь, я дура, не видела, как следишь за мной! Я сейчас позвоню! Я – полицию сейчас! – И она вспомнила – телефон разрядился.
Сбивчивым, но твёрдым шагом она пошла к лестнице, стала подниматься, прислушиваясь заодно к поведению насильника и на ходу сбивчиво сочиняя дальнейший план действий.
«Нежданчик» изменил, исчез. Настроение снизилось.
«Это же – ужас, если разобраться», - возникло в ней.
Она услышала:
- Ты мне, идиотина, скажи: кто сюда ещё подобный тебе придёт? Кого мы ждем?
- Я тебе не идиотина! – Крикнула она сверху, удивляясь самой себе и такому развитию диалога.
«Нет, точно, как в кино!»
Но и теперь «нежданчики» в ней не включались. Кажется, они сами были изумлены происходящим курьезом.
Снежана широкими шагами направилась к полупустому бутылью с вином, подняла его, опустила его, ждала – запустить в преступника.
«Главное – в голову точно угодить!»
Ждала.
Тишина.
Ждала.
Снизу:
- Что ты там ещё, бл..дь, выдумала?
«Ну, это же смешно, честное слово!»
Снизу:
- Ты мне скажи: кого ты ещё сюда пригласила?
"Он чувствовал!"
Он ее чувствовал!
И с этим девушка успокоилась, уложилась. «Нежданчик» пробудился. Голова прояснилась, кажется. Она накренила банку и отпила чуток.
- Не надо никакой полиции, прошу тебя! – Услышала она снизу. И, похоже, он решился подняться к ней.
Он говорил:
- Я – беженец, ну, то есть, не совсем беженец…
- Ты мне прямо говори: кто ты есть!? – Громким голосом она сканировала.
- Не кричи, будь любезна, ду…, - проронил он слог, - как тебя звать?
Она увидела ещё раз его лицо.
Худощавый, бледный в темноте - серебряный. Скуластое, выдавленное из кожи лицо, печальные глаза, ладный и добрый взгляд.
«Как у того щенка».
«Да, точно!»
Она не понимала, зачем дралась с ним. Он придерживался одной рукой, и та была обессиленной, за перила деревянной балюстрады.
- Зовут тебя как? – Повторил он третий раз.
- Малыха, - отбарабанила она, подразумевая «Малуша», подумала и решила: зачем шифроваться, - Снежана.
- Малыха Снежана? – Удивился парень и пошатнулся.
Лунный маршрут моря Влажности – это путь по границам лица Семена, таково было его имя. Горы образуют ландшафт победы бровей над небрежной сбитой чёлкой волос, - филированной, растрёпанной.
Бассейн печали того образа, что складывался ей, заполнен застывшей лавой теней ударного света - шёл из окна. Он сидел напротив девушки и рассказывал:
- Вот такая аномалия, а ты – драться драться. Малыха Снежана! – Посмеялся, когда понял ее оговорку.
- И ты тут уже давно? – Спросила она.
Сидели на стульях. Между ними - ящик с проломленной щепой, на нем – остатки вина.
Он закурил, объявляя о том, что отлучался за сигаретами. И если бы остался на месте, то они б и не познакомились вовсе. Возможно.
Снежану это не развлекало. Он был не в ее вкусе.
«А, вот, ситуация – забавна!»
- Я – уклонист, как это нынче называется…
- А! А че это у тебя было-то такое? – Поспешила девушка, - приступ какой?
- Не знаю. Эпилепсия, что ли.
- Как ты не знаешь, если это с тобой это случается? Ты же угробить меня мог до смерти.
- Ну, нет. Ты же видишь – я такой...
«Никакой».
- Так, что ж и таких загребают?
- Нет. Это со мной после смерти матери. Она умерла на моих руках. Что-то случилось во мне, переволновался. От последнего обстрела ещё совсем плохо стало. Нервы не те. Люди умирают…
Он, было, потянулся к вину, но потом...
Она увидела, как лицо его сощурилось, как сжалось в душе его, - она видела ясно, - Семен закашлялся, сбивая слезы и то, что рвалось изнутри.
Он прикрыл лицо рукой с тонкими кривыми пальцами, и через них все было видно. Жёсткие слезы Влажности спутника, те, которые никогда, не видела Луна, тонкой плёнкой по щекам потекли.
Снежана отвернулась, стараясь в то негодное время, занять себя срочно чем-нибудь. Когда вернулась взглядом – он совладал собой. Он был в норме. Он перевернул горлом остатков напитка и пил. Кадык тощий, крепкий, костистый шевелился в его шее.
Ей вдруг стало…
Ей вдруг стало, так жаль его.
- А у меня мама хорошая, - выронила.
Он, наверное, должен был посмотреть на неё склизко, - в завидку или упрёк.
Она предполагала Ито, и то. Но он и виду не подал.
- А сколько тебе лет? – Спросила.
- Двадцать восемь, - ответил. Взгляд его одурманен, стал, и вся прелесть печали его истерлась.
Ей стало неуютно с этим ощущением внутри себя.
«Нежданчик – это и есть ты?» - Она могла бы задать уклонисту этот вопрос.
Его взгляд теперь казался весел и он, спросив девушку, пошёл в подвал, чтобы принести ещё бордо.
Снежана огляделась и успокоилась, найдя рядом с собой пресловутую кочергу. Ей на ум ничего такого не пришло, но все же: покой, - лунный покой.
«Ах, смертная тоска…»
Семён вернулся. Она поинтересовалась его настроением – ничего особенного: так просто.
Бокал был разбит. Деловито разлил он по найденным стаканам, - чистоту которых трудно было проследить, - разлил вино. Ей и себе – ровно.
- Я вообще не пью никогда! – Заявила Снежана, отодвигаясь и скрещивая на груди руки.
- Да, это заметно, - согласился он и опрокинув вино вполовину. Заглатывая жадно, нетерпеливо, отставляя стакан, взялся за закуску.
На его губах зависла квашеная капуста бьющимся червячком.
Снежана позволила себе поморщится, не стесняясь. Он не видел.
- Мама моя хорошая, - выронила она еще раз.
- Да, я слышал. Я не глухой.
- Вот только жаль - позвонить не могу, телефон сел.
- О, так послушай, у меня ведь зарядка-то есть!
И пошёл ее искать.
Планов девушка не находила дальнейших. Ей хотелось спать. Только так спать, чтобы если бы никого рядом не было. Она не боялась, что парень ей навредит, ведь он в бревно пропитался.
Она зевнула, не прикрывая рот. И ещё раз зевнула, когда он притащился с зарядным устройством, и протянул руку.
- Где?
- Что?
- Телефон твой: что!
На миг она помедлила:
«А если навредит, беженец-уклонист, предатель чёртов, заберёт, а?»
- Да, не бойся ты! – Угадал он.
- Ха! – Реплика, - с чего бы ещё?
Она вынула из-под матраца мобильный, передала ему. Он нырнул в глубину комнаты и там возился у отпавшей розетки и, кажется, его там чуть даже шарахнуло.
Телефон вспыхнул, озаряя потолок дачи.
Снежана поднялась, подошла к телефону и нажала пуск.
Через минуту раздался звонок.
4