Однажды в Великом Княжестве Литовском

Ад Ивлукич
                Анатолию Несмияну
     - Отъеду. Сразу после Пасхи и отъеду.
     Ражий поп Семен даже замахнулся массивным крестом на наглеца, но князь Званский ухватил священника за отвороты его кожуха и прошипел, с трудом сдерживая желание вмазать по этой бездумной роже кулаком :
     - Юродивого в святые тащишь ? Мне, природному Гедеминовичу, вековечное право на отъезд пенять станешь ?
     Семен поник. Нечего было ему возразить на слова князя. Да и само - то происшествие, и вызвавшее скандал во дворце наместника, мелочь в сравнении с приносимыми купцами вестями с грани Орденских земель, подумаешь, вцепился бесноватый в удила кобылы Званского, орал непотребное, смущая волнующийся народ, мол, кобылу в храм ведут, а этот гордец, недолго думая, взял да и врезал от всей души своей княжеской сапогом в нос юродивому. Ну, народишко и не стерпел, вон, шумит на площади.
    - Успокой народ, Семен, - вмешался наместник, разводя спорщиков. - Бунт случится - с тебя первого голову снимут.
    - Мне голова с полушку, - усмехнулся настоятель Смоленского собора, пренебрежительно покачиваясь с каблука на пятку, - а ваши вот, боярские да княжеские, подороже стоят. Не вашими ли дрязгами бунт сытится ?
    Промолчал наместник, перехватив насмешливый взгляд Званского. Ничтожен родом Бойко, но назначен самим Витовтом, а вся родовитость Гедеминовича Званского ровно в половину дедовского удела и выходит, прожрался князь, пропился и разбазарил достояние отцов, бурлит и кипит кровушка древняя, а силы - то и нету. Вся сила теперь у Витовта.
    - Ладно, - прошелестело от дверей, - пошумели и будет
    Бойко аж в лице изменился. За кривую татарскую саблю, что у него на боку висела в богатых сафьяновых ножнах, украшенных бирюзой и бисером, знатная саблюка, с турецкого эмира снятая, зарубил эмира Бойко в походе на Синюю Воду, когда изгоя Джеллалетдина на трон Орды ставить ходили, схватился, сейчас зарубит юродивого, посмевшего ступить в замок наместника своими босыми, запачканными конским навозом ногами. Вот тут поп Семен и ударил своим крестом прямо в лоб Бойко.
    - Совсем ошалел ? - спросил Званский, усаживая стонущего наместника на лавку.
    Настоятель засмеялся и подошел к Митеньке, бессмысленно топчущемуся у дверей. Он один знал, что не прост назвавшийся юродивым, совсем не прост. Само его появление на Смоленске знаменовалось вовсе не грозами с молоньями, на что до сих пор ссылались суеверные горожане, примчал курьер от митрополита Московского с письмом от самого Василь Дмитрича. Молодой монашек, больше на рыцаря порубежного похожий, бороденка еле проклевывается, а удал и собран, под ветхой рясой рассмотрел Семен в ту ненастную ночь кованую веницейцами кольчугу, сразу поняв цену такой безделицы : за пять лет дохода со всех деревенек настоятеля не хватит и на половину кольчуги, вряд ли монах то, скорее, сын ближнего какого Великого Князя Московского. Тот сам не прост, не гляди, что под татарами пригнулся, скомкав честь Рюриковичей в кулак, помнит хорошо и копье Ольгерда, и те же смуты с Джеллалетдином, ведь сидит до сих пор на столе Золотой Орды ставленник Москвы Богардин, правда, мечется по иссякшей силе татарской, ни нам, ни вам. Между прочим, никто из собравшихся во дворце наместника Смоленска не мог и предположить, в страшном сне не мог увидеть, что именно Богардин сразит боевым топориком Великого Магистра Ульрика фон Юнгингена, но это случится через год, когда отъедет - таки на Москву Званский, чтобы погибнуть в бестолковой стычке в кружале царском от рук какого - то приблудного немчина, сам поп Семен станет настоятелем Соловецкого монастыря, не поладив с гребущим под себя Витовтом, а ничтожный и беспородный Бойко возвысится при дворе в Ковно, сосватав дочь Великого Маршалка Литовского красавицу Анжею Радзивилл, мгновенно обогатившись сказочно, чтобы потом пропить все приданое в бесконечных пирушках затянувшихся встреч Ягайлы. Тот и выиграет оконечно - то, на восьмом десятке пару сыновей вымучив у Ядвиги, княжество и Украйну себе захапав, Смоленск и Псков с Новугородом польскими сделав. Да кто же знает - то день грядущий ?
    - Не нашептывай, не нашептывай, таракан черной ! - заорал Званский, заметив шевеление губ Семена возле уха Митеньки - уродливого. - Вслух реки, если сказать есть что.
    - О чем с вами, неразумными, и говорить - то, - вздохнул Семен, выводя юродивого из дворца.
    Через миг бунт притих сам собой.