Дом дедов в стужу выстыл без хозяев,
Увы и ах, дней приговор суров.
Когда зимой сюда мы наезжаем,
Безмолвной засугробленности кров
Встречает нас немой судьбы укором.
Сейчас-сейчас тебя освободим-
Протопчем веер тропок от забора
К крыльцу, к дровянику… лиловый дым
Завьёт спираль, выплёвывая сажу,
Загомонит на печке домовой,
И, квартирант-паук, уткнувшись в пряжу,
Проснётся… удивительно – живой!
Оттаивая, запотеют стёкла,
Обмякнет от мороза дверь в сенцах,
Дом, согреваясь, станет тёплым-тёплым.
И поцелуй солёный на губах
Оставит набежавшая слезинка…
И, глядя на волнительный огонь,
Прольётся память трепетной сурдинкой-
Припомнится, что дед любил гармонь,
И зимними слепыми вечерами
Костыль трофейный в угол отложив,
Не зная нот, он подбирал на память
«Землянки» незатейливый мотив.
А я, уткнувшись носом в угол печки,
Всё слушала, дыханье затая…
Текут в метельность дымные колечки,
И с ними утекает боль моя.
А пламя бьётся ленточками света,
Счастливые мгновенья вороша.
Дед хитро улыбается с портрета.
Здесь до сих пор живёт его душа.