Я зарастаю памятью,
Как лесом зарастает пустошь.
Давид Самойлов
В детстве наивно думал, что береза символ России, по крайней мере, той России, в которой живу. Но вот закрыли в деревне колхоз или совхоз, потом школу, жители уехали, деревня исчезла, а поля заросли березами. Все перемены в стране на благо березы. В первые годы на бывшей пашне березы стоят тонкие как карандаши и так часто, что не пройдешь, но через десяток лет половина их засохнет, а через полвека карандаши превратятся в благородны деревья. Путь забвения. Оказалось, это не совсем так. Есть другой путь. Если вокруг пашни в балках скрывалась древняя степь, пашня может возродиться в целину. Читатель, я приглашаю в мир голубой залежи.
Если пашню год не трогать плугом она превратится в пар, а если не пахать несколько лет она станет залежью. Возле нашего поселка поля заросли березами, а возле дач многие годы после закрытия совхоза на многие километры протянулась залежь. На месте заброшенных дач она почти превратилась в степь. Среди типчака и ковыля цветет кругами дикая клубника, но и садовая земляника сохранилась в траве заманчивыми полянами. Кое-где качаются на ветру белые шары одичавших луков, а бывают шары синие. Малина и сирень стали низкими, но держатся сплоченными группами и не уступают забвению. И даже робкая бруннера из Красной книги здесь блаженствует. Из ближних лесов в сырые балки пришли невиданные цветы, каждое лето распускаются там золотые красодневы. Временами процветает и конопля. Заросли ее могут укрывать человека с головой, в них душно и жарко, как в джунглях. Конечно, коноплю перепахивают и льют на ее место, на землю толстым слоем помет из птицефабрики. И тогда тучи мух летом устремляются в дачные домики, запугивая их обитателей. Но однажды, охотясь с фотоаппаратом на растения вдоль уютной полевой дорожки, я очутился на краю совсем другой залежи. Залежь была сплошь голубая и цветы эти я не знал.
Впрочем, название цветов не знал не только я, конечно, в словаре Даля им место не нашлось. Цветы были настоящими сибиряками, азиатами, и русского имени у них не было. Внешне они похожи на ромашку поповник, только краевые цветы в корзинке не белые, а голубые или светло фиолетовые. Когда знаменитый ботаник Карл Ледебур, открыватель флоры Алтая, двести лет назад увидел их впервые, то посчитал за двулетнюю астру. Хранитель гербария Томского университета Лидия Сергиевская тоже считала их астрой. Только у астры листья широкие, а у нашего героя узкие. А если заглянуть под лепестки корзинки, там обертка не черепицею лежит, а ощетинилась мягкими шилами. Ботаник уже во времена советские Валерий Грубов, исследователь флоры Монголии, дал им только латинское название – гетеропаппус. Что оно означает трудно сказать.
Но ботанические дебри нас мало интересуют. Если пашню превратить в традиционный пар, а потом забросить, первая страница в длиной истории возрождения целины принадлежит нашему герою. Все пришельцы на пар с окрестных обочин будут или однолетними, как щетинник, или двулетними, как гетеропаппус. И юная залежь часто светло голубая, или светло фиолетовая, радостная, какой я увидел ее в конце лета. К счастью наш герой цветет ближе к осени, когда дачникам не до букетов, они уже насытятся яркой весенней флорой и будут увлечены клумбами на своих дачах. А выкапывать гетеропаппус бесполезно, ведь он двулетний, проще собрать семена. Через несколько лет появятся на залежи дикие многолетники, а через сто лет возродится целина. Так, например, случилось в знаменитом заповеднике Аскания-Нова. Впрочем, иногда гетеропаппус держится на залежи многие годы, как случилось на земляном аэродроме в Бердске. Там в конце лета все поле голубое и легкие местные самолеты растениям не мешают.
У природы множество светлых дорог в возрождении земли. Спасибо герою, указавшему нам новый, радостный путь, отличный от пути однообразного, сумрачного, березового. Этот путь даже в словах звучит поэтично: пашня, пар, залежь, пустошь, целина. Заслужил сибирский гетеропаппус и народное красивое имя. Надеюсь, оно скоро появится.