Мужчина и женщина в серебристом «рено» медленно продвигались по шоссе, наводнённом автомобилями. Мужчина сжимал и разжимал руль, перекатывая в зубах спичку. Женщина, вцепившись пальцами с коротко обстриженными ногтями в замшевую мякоть сумочки, неподвижно смотрела прямо перед собой.
Её ненакрашенное лицо, бледное и озабоченное, казалось продолжением вереницы серых и чёрных машин, утопающих в волнах ненасытной метели. Погружённая в свои мысли женщина не замечала молчаливого спутника, который, выплюнув спичку, кусал губы.
Бесконечный транспортный поток, урча, крался по гладкой, антискользящей поверхности дороги. И, как большая хищная кошка, готовящаяся к прыжку, внезапно остановился и замер в ожидании.
Мужчина потянулся к бардачку, открыл его и осторожно вытащил пачку сигарет без ментола. Закрывая дверцу, он глядел через стекло на вспыхивающие и гаснущие фары остановившегося впереди. Рука мужчины дрогнула, и сигареты высыпались на колени женщины, на пушистый мех её шубы оттенка крем-брюле с кофейными вкраплениями.
- Ты с ума сошёл! – взвизгнула женщина, казавшаяся дотоле впавшей в дремоту. – Ты испортишь мою шубу!
Мужчина с бесстрастным выражением лица собрал сигареты, сложил их в пачку, оставив одну; чиркнув спичкой, закурил и выдохнул дым в сторону. Он не хотел скандалить, но женщина была настроена иначе.
- Ты прекрасно знаешь, чего мне стоила и стоит эта шуба! – Женщина не могла остановиться, стряхивая и стряхивая с ворса невидимые табачные крошки.
- Мне этот «рено» тоже недёшево обходится. – Мужчина загасил сигарету, вытащил из пачки новую.
- Сравнил… Кое-что кое с чем! – сварливо проговорила женщина, уверенная в своей правоте.
- На машине мы ездим, - мужчина тоже был уверен в том, что он прав. – Ты и я. Больше никого. Я каждые полгода плачу за право ездить без пассажиров, хотя меня не раздражают посторонние люди.
- На машине ездишь ТЫ, - выбросила женщина новую порцию яда. – А я на метро с остальными как последняя… как… - голос её задрожал.
Она рванула замок сумочки, порывшись, достала платочек. Руки её двигались судорожно. В салоне пахнуло лекарствами.
- Я не один раз тебе говорил: меняй работу, - повысил голос мужчина.
Со злостью он раздавил недокуренную сигарету и бросил пачку на заднее сиденье. – Тогда нам было бы пути. Между прочим, я взял сегодня выходной, чтобы возить тебя с работы в зверинец, как будто у меня мало других дел. Я так часто к яблоням своим не езжу, как ты к своему манулу.
- Он заболел! – как укушенная взвилась женщина. – За-бо-лел!
- Весной мои яблони чуть не погибли от резкого перепада температур, - пожал плечами мужчина, не отрывая взгляда от всплесков света снаружи. – И я истерик не закатывал.
- Ты неделю из своего проклятого парка не вылезал! – набросилась женщина. – Он тебе роднее дочери стал, я уже молчу о себе. А всё из-за твоей машины!
- Заметь, - ответил мужчина сухо, не собираясь уступать. – Я не оскорбляю твоего манула.
- Он живой! – прокричала женщина. – А твои деревья – так… вроде камней. Их много, а манул мой один.
- А нельзя было кроличью шубу выбрать? – попытался пошутить мужчина. – Зайцы, они плодятся быстро, болеют редко.
Женщина окатила его презрительным фырканьем.
- Ты знала, на что идёшь, и я знал, на что иду, - продолжал мужчина более спокойно. – Получил машину – выращивай деревья. Получила шубу – ухаживай за зверем, из которого она сшита. Клетку чисти, корми, следи, чтобы не подох и не жалуйся!
- Думаешь, я не следила? – Женщина страдальчески заломила руки. – Я разве когда-нибудь жаловалась? Я даже полюбила его, хотя, между нами – это просто неблагодарная тварь. Я ему – кусок, он мне «х-х-х». Я из-за него ногти длинные не могу себе позволить! Моя жизнь крутится вокруг этой драной кошки! Я разве знала, что в неволе болезни манулов практически не лечатся?
Женщина сморщила лицо и зарыдала, громко хлюпая носом.
Мужчина, сурово сдвинув брови, смотрел вперёд. Чтобы разогнать нахлынувшую неподвижность, он включил «дворники».
- У Клавдии Петровны, замдиректора нашего, племянница есть, - сквозь слёзы говорила женщина. – Так она недавно третью лисицу похоронила. Теперь всё – шубу сдала и пожизненно в курточке будет на автобусе ездить! Я так не хочу! Я заслужила! Я достойна! Мой манул будет жить! – молитвенно сложив руки, скороговоркой повторяла женщина.
- А наш инженер в тайге захотел жить, - усмехнулся мужчина, выключив «дворники». – Так он…
- Мне неинтересно это слушать, - промокая глаза платком, перебила женщина. – Я даже накраситься не могу, потому что плачу постоянно. Я похудела, выгляжу, как старуха. Я духами не брызгаюсь, потому что у манула на парфюм аллергия. И руки кремом не мажу – он от крема чихает. Он мне назло это делает: специально мне руки нюхает, а потом чихает, будто чувствует, что каждый его чих – это удар ножом в сердце!
Мужчина посмотрелся в зеркало: на его висках проступила ранняя седина.
- Сидели бы в своей степи, - несправедливо обвиняла женщина диких кошек. – Жрали бы мышей. Нет, переехали в зверинцы, сели на шею. Если он подохнет, у меня на полгода шубу отберут, а ещё только декабрь начался!
- Из-за таких, как ты, - мужчина не выдержал и ткнул в неё пальцем. - Хищники на шубы пошли, вот грызуны и расплодились! В города подались! И мыши теперь деревья грызут! Я свои фланелью оборачиваю, каждый день проверяю, капканы ставлю, но они всё равно добираются! Травить их нельзя – земле вред, а ты про какого-то манула рассуждаешь. Сдохнут твои манулы – переживут люди. А деревьев не станет – ваша бухгалтерия, что ли, кислород будет вырабатывать?
Мужчина в запальчивости не замечал, что брызжет слюной во все стороны. Женщина, раздувая ноздри и с ненавистью сверля глазами стоящий перед ними внедорожник, тоже не замечала, что капли слюны оседают на шубе.
- А из-за таких как вы, - женщина ткнула пальцем в лобовое стекло. – Я наверняка опоздаю. Ему по часам лекарство надо давать. Мне Клавдия Петровна по блату «выбила». Она этим, как его, бензодиазепином, шиншиллу свою лечила. Сейчас-то она умнее, квартиру поменяла, почти возле самого зверинца живёт, три раза в день шиншиллу свою ненаглядную навещает. На работе, правда, то задремлет, то за сердце хватается… Да что такое, в конце концов, наша работа? Это колесо. Как колесо для белок и хомяков. Мы всем отделом диссертацию уже можем написать про содержание пушных зверей в неволе… Раньше о детях говорили, о тряпках, о мужчинах сплетничали, а теперь только и слышно: «мой песец не спал всю ночь», «моя норка совсем обнаглела», «а мой сурок опять набрал лишний килограмм»! Я цифры складываю, а у меня клетки перед глазами. Мне каждую ночь снится, что я клетки чищу. Вычищу одну, потом другую, потом третью. Я скоро сойду с ума!
Мужчина закрыл лицо руками, но женщина ничего не замечала.
- А вчера я не могла в зверинец дозвониться, разнервничалась. Спустилась в курилку. Там водители наши собрались. Сидят кружком, что-то обсуждают. На меня никто даже не посмотрел, а раньше флиртовали. Я прислушалась, а они о берёзах на латыни говорят! Я половины не поняла, забыла, зачем пришла. Так и стояла с открытым ртом, а сигаретой меня так никто и не угостил!
Женщина смолкла и потёрла переносицу.
Мужчина кашлянул и, запинаясь, проговорил:
- Так вот, инженер наш… Ну, тот, который в тайгу решил переехать… Так его жена…
- Мне неинтересно, что произошло с вашим инженером и его женой, - перебила женщина. – Моя жизнь кончена. Всё кончено.
Она запахнула шубу и уткнулась носом в кофейный мех.
В груди мужчины шевельнулось чувство, похожее на жалость.
- Успокойся, прошу тебя. – Он дотронулся до её волос. – Не переживай. Полгода пролетят быстро. Я… я буду платить налог, чтобы ты продолжала ездить со мной, правда, тогда…
Женщина вывернула голову из-под его руки.
Мужчина вздохнул и, покрутив настройки радио, поймал местную волну.
… штормовое предупреждение. Ветер до пятидесяти метров в секунду. Просьба не пользоваться личным транспортом. Все выезды из города заметены, спасатели эвакуируют людей. Оставайтесь в своих автомобилях. Не пытайтесь выбраться самостоятельно. Эвакуация будет произведена в течение двенадцати часов. Внимание: штормовое предупреждение…
Мужчина выключил радио и выглянул в окно.
Метель, как манная каша, облепила город, дома, шоссе и поток машин. Вокруг ничего не было видно. Только белый холодный снег удивлённо рассматривал отчаявшихся людей, не подозревая, что крушит их настоящее и будущее.
- Это конец. Конец всему. И всё из-за какой-то злобной кошки… - едва слышно выговорила женщина и беззвучно заплакала.
А где-то на другом конце города маленькая степная кошка, умирая, жадно вдыхала горячими ноздрями дикий запах ветра, вспоминала забытыми клетками памяти свободную степную жизнь и была счастлива.
2013 год
Фото Михаила Хаустова