К вечеру от него пришла смс : - Твои рыбы все еще сердиты на меня за вчерашнее?
Вирджиния увидела смс не сразу, а потому, заметив, не стала отвечать.
Она так и не нашла выхода.
Утром следующего дня, вроде, все сложилось удачно: чашки не падали, бусы не рвались и в метро ехалось без приключений.
В издательстве после всех дел осталось время выпить кофе, поболтать в курилке, зайти в несколько кабинетов попрощаться.
Ей желали хорошего отпуска, волшебных впечатлений, просили привезти белого вина, сыра, еще каких-то традиционных отпускных мелочей.
В приподнятом настроении Вирджиния поехала в ГУМ за подарками подруге.
Шопинг приятно возбуждал.
Бродя в лабиринте гулких линий и ажурных мостков под стеклянным куполом универмага, Вирджиния вспоминала, как, будучи маленькой девочкой, с мамой за руку, она ходила, глазея, по отделам с хрустящим стаканчиком неповторимого гумовского пломбира.
Мысли унесли ее в далекие восьмидесятые - пестрые, шумные, сладкие от карамелек и газировки, безмятежные, как любые детские годы.
Она с удовольствием вспоминала, как раньше выглядели отделы, манекены в витринах, продавцы, одетые в строгие форменные платья, покупки, завернутые в серую бумагу…
Думала она и о том, как через три дня утром сядет в самолет и уже к полудню ее встретит горячая, румяная, разомлевшая, как пицца, вынутая из печи, улыбчивая Италия.
К вечеру, обвешанная яркими пакетами с покупками, она устало поднялась к себе на второй этаж, скинула под вешалкой туфли, прошла на кухню. Увидела свое отражение в зеркале вечернего окна.
Бросила покупки на стол.
Вернулась в прихожую, сняла плащ и, нащупав в кармане телефон и взглянув на него, нашла новую смс от Ивана.
Иван писал ей: - Сумерки теперь мое самое любимое время. Особенно, когда в твоем окне зажигается свет.
Вирджиния немедленно вернулась в кухню и, выглянув в окно, увидела Ивана. Он стоял под тополем, скребущимся в окно Вирджинии с неизменным рюкзаком за спиной.
- А ведь он сюда сразу с занятий,- мелькнуло в голове у Вирджинии.- И как я мимо проскочила? А он постеснялся окликнуть…
Она махнула в окно рукой, приглашая его подняться. Он послушно поднялся.
Заозирался в прихожей, ища, куда скинуть рюкзак. Пристроил его в самом углу бережно, боясь смять ее туфельки.
Рядом с громоздким рюкзаком туфли казались именно туфельками.
На ковре возле аквариума стоял раскрытый чемодан. Иван, войдя в комнату, вопросительно глянул на него, потом перевел взгляд на рыб, словно они могли скорее ответить на его немой вопрос.
- Иван,- сказала Вирджиния.- Сегодня я не стану предлагать тебе чаю. И соблазнять коньяком тоже не стану. У меня очень мало времени. Я уезжаю, как видишь.
-Уезжаешь? - переспросил Иван, растеряв разом все слова и неотрывно глядя на чемодан.
-Да-да, уезжаю! - нетерпеливо повторила Вирджиния и вышла в кухню разбираться со своими покупками.
-Уезжаешь? - повторил Иван еле слышно.
Он сделал несколько неуверенных шагов и остановился над чемоданом, глядя в него, как в глубокий колодец; на лице его был безотчетный страх.
Совладав, наконец, со своей растерянностью, он оглянулся.
Вирджинии рядом не было.
Иван дошел до кухни и стоял у нее за спиной, не решаясь окликнуть. Она не поворачивалась к нему. Лишь подняла глаза на окно, увидев разом два отражения.
- Иван,- ты сейчас не говори мне ничего, не задавай вопросов. Все равно, я не готова на них ответить. Возможно, когда вернусь…
-Когда? Когда ты вернешься? - спросил Иван хрипло и она не узнала его голоса.
- Недель через пять…Может, раньше.- сказала Вирджиния.- Сейчас еще не знаю, не уверена ни в чем…У меня виза с открытой датой.
-К кому ты едешь? - Иван подошел совсем близко и прижался к ее спине.
-Ни к кому. От себя убегаю. От нерешенных проблем. Хотя, от этого они еще больше запутываются…
-Только одно скажи: ты вообще вернешься?
-Давай потом, хорошо?
-Хорошо…Мы тебя будем ждать.
-Кто это мы?
-Я. И рыбы твои тоже…Будем ждать тебя.
-Я хочу быть свободной, абсолютно ни к чему не привязанной! - думала Вирджиния, когда самолет оторвался от взлетной полосы и предвзлетные волнения улеглись.
Лайнер набрал нужную высоту, поднялся над облаками и лег на нужный курс.
-Я никогда не хотела зависимости от кого-либо с давних пор, потому жизнь моя сложилась так, как сложилась. Я вовсе не хочу думать о том, что кому-то чем-то обязана, что от меня ждут чего-то. Абсолютная свобода и покой, как эти облачные замки подо мной, слепящие глаза предвкушением радости… - Вирджиния щурилась, глядя в иллюминатор и улыбалась самой себе тихонько.
Самолет не был чартерным.
В нем летели солидные деловые люди - в командировки, на переговоры, летели заключать сделки и приобретать недвижимость на ривьере.
В нем не хныкали дети, не гоготали туристы, не толпились очередью возле туалета.
В салоне не сидели с ногами в креслах, не мешали работать стюардам, не сорили фантиками и попкорном, тут царила солидность и сосредоточенность.
И это было уже Европой.
- Целый месяц,- с удовольствием продолжала говорить с собой Вирджиния,- целый месяц благозвучной речи, ласкового солнца, узких улочек и улыбчивых продавцов в лавчонках у моря…Целых четыре недели морских прибоев, соленого ветра, хрустящей гальки под ногами, белого вина в запотевших бокалах, крахмальных салфеток на коленях и плетеных кресел, услужливо отодвинутых руками официантов…
И ты, Анна Виванти, подарила мне это удовольствие! Как же долго я этого ждала!
А по возвращении меня будет ждать мой кусочек моря в комнате и мои любимые, любимые вуалехвосты.
Я оставила в Москве все, о чем я не хочу сейчас думать в этом самолете, и по прилете в Рим, и в Генуе… Не хочу! Меня никто не может заставить! Я - сама для себя хозяйка! Я - в отпуске. Я - свободна. Целый месяц! Никаких вопросов, никаких ответов. Все решится само собой за время моего отсутствия…Точка.
Совершив мягкую посадку, самолет поманеврировал и приткнулся почти вплотную к зданию аэропорта.
Вирджиния не торопилась покинуть кресло. Она, прищурясь, смотрела на яркое солнце за стеклом иллюминатора, на манипуляции служащих аэропорта в жилетах со светоотражающими полосами, на яркое небо…
Как это небо было непохоже на московское! Оно сияло ярко и, казалось, обнимало своей близостью -протяни руку, коснешься.
В Москве же небо становилось осенью огромным куполом, недосягаемо далеким, но не выпускающим на волю. Оно вбирало в свою бестелесную блеклую голубизну мятежные стаи птиц, которые оставались зимовать, но по извечной птичьей тяге к перемене мест, тревожно кружили, волновались, метались, словно боясь чего-то неизвестного.
- Чего? Предстоящих холодов? Зимней серости? - подумала Вирджиния.- Я тоже, как эти московские птицы, не знаю толком, чего хочу и где, в конце концов, окажусь…Я тоже улетела от зимней серости.
На миг всплыли в сознании сизые голуби с Сиреневого бульвара, которых совсем недавно они с Иваном кормили, кроша им теплый хлеб.
Она вышла в проход в салоне самолета и медленно двигалась к выходу.
Воспоминание о голубях на Сиреневом показалось ей вдруг таким далеким сейчас, словно произошло в чужой жизни или приснилось во сне.
Улыбчивый стюард пожелал ей чудесного отдыха, безошибочно угадав, что она прилетела именно на отдых, стюардесса, как церемонная гейша, сделала легкий поклон и римский зной мягко обнял Вирджинию, приветствуя на благодатной античной земле.
Скоростной экспресс «Frecciabianca» за четыре часа домчал путешественницу с центрального вокзала до Генуи.
В поезде она старалась заснуть; бессонная ночь накануне с вызовом такси, суетой отъезда, предутренней регистрацией на рейс в гулком аэропорту, посадкой в самолет, долгое ожидание взлета с гудением моторов, таможенные ритуалы по прилете в Рим, утомили ее.
Не доезжая до Генуи, она встрепенулась от телефонного звонка. Звонила подруга, чтоб сообщить, что уже дожидается с машиной.
Встреча, которую они ждали пять лет, получилась теплой, веселой, смешливой.
В машине Вирджиния вставила в телефон местную сим-карту и посыпались смс от Ивана.
Иван писал: - Стою на Сиреневом, кормлю НАШИХ голубей. Они пристают ко мне с вопросом - когда ты вернешься назад? Им тебя ТОЖЕ не хватает!
- Провожаю глазами каждый самолет, хотя все они летят по разным маршрутам. В каждом из них представляю тебя, потому что ты - везде…
- Думаю о тебе. На лекциях смотрю в окно, не могу сосредоточиться, только ты в мыслях…
- Вечер встречаю в твоем дворе…Торчу, как стойкий оловянный солдатик, под твоими окнами…
-Ты, наверное, уже на месте? И тебе хорошо и тепло. Ответь мне поскорей -пришли кусочек своего солнца, я замерз без тебя!
Вирджиния улыбалась, читая смс.
-Я еще в дороге! - кратко ответила она.
-Счастливого пути! - немедленно отозвался Иван.
- Кто тебе все время пишет? - поинтересовалась подруга, не отрываясь от лобового стекла.
- Это забавная история,- усмехнулась Вирджиния.- За ужином расскажу…
Вспомнив про ужин, она поняла, что безумно голодна.
После приезда, устройства и ужина состоялась долгожданная встреча с Лигурийским пляжем.
А впереди дожидались своей очереди площадь Феррари и улица Гарибальди, знаменитый генуэзский аквариум, и площадь Сан-Лоренцо с ее волшебным собором, и шум прибоя, и шум, и прибой…
Так началось звонкое, легкомысленное счастье четырех недель на античном побережье.
Две красивые русские женщины удивительно гармонично выглядели на мощеных улочках Генуи, украсив собой и без того великолепный пейзаж, словно вписанные романтичной кистью влюбленного в прекрасное художника.
Обилие запахов, звуков, красок обнимало их плечи, золотя утренним загаром и лаская вечерним ветерком.
Они без устали бродили по городу, где ветер дерзко трепал их выпущенные на свободу волосы, словно это были легкие паруса яхт.
Слепила глаза белизна нагретых мостовых и перед ними плавно плыли их готические узкие тени.
Из кондитерских неслись с ветром вместе запахи бисквитов и сдобы, витрины радовали глаз пестрым калейдоскопом сластей, над фруктовыми лотками вяло кружили пьяные от сытости осы, улыбчивые хостас , стоя у дверей своих заведений, приглашали на ланч и на кофе, на пиццу и вечерние шоу-программы.
Город был наводнен туристами.
Некоторые послушно двигались за гидами, слушая, кивая, вникая, фотографируя и даже записывая их объяснения; некоторые бестолково слонялись по улицам и пристаням, бесцельно глазея; кто-то целенаправленно делал покупки - Генуя жила обычной, повседневной жизнью, гулкой от криков чаек, липкой от мороженого, шумной от безалаберной толпы туристов.
Каждый день продолжали сыпаться смс от Ивана.
Здесь, в праздной, веселой толпе, в круговерти соленых от морских брызг дней, где горизонт слепил глаза щедрым солнцем, они казались приятными, но ничего не значащими, как телереклама и Вирджиния, как-то вдруг, невзначай, перестала отвечать на них.
Ей даже стало казаться, что она все это придумала -такого просто не могло быть наяву!
Наяву была Генуя, древняя и молодая, тесная и просторная, вожделенная и манящая…
Да, не было ничего! Она сама все это придумала. Как придумывала изящные обороты в стихах, атмосферу рифм…
Находиться все время во власти фантазий для Вирджинии было так естественно, как дышать воздухом.
Именно поэтому она всегда пользовалась успехом у мужчин. Она была настолько оторвана от реальности, что ни один из них не мог представить ее домохозяйкой в фартуке, вертящей рукоятку мясорубки, или у плиты, помешивающей кипящий борщ.
Ее навсегда хотелось вставить в золоченую раму морского заката на фоне пальм и яхт, укутать плечи шелком южной ночи и любоваться, не дыша.
Сама же она, пытаясь вобрать в себя дневное тепло Лигурии перед возвращением в остывшую Москву, без устали впутывалась в лабиринты улочек, поднималась на смотровую площадку, кружила в старом порту, помогала молоденьким гидам переводить надписи на фасадах столетних домов на площади Эрбе.
Когда подруга была занята работой, Вирджиния отнюдь не тяготилась ее отсутствием.
- А вы ведь не итальянка, синьора,- полуспросил, не сомневаясь в этом, симпатичный итальянец -хозяин траттории, в которой Вирджиния проводила сиесту выходного дня.
- Си, синьор! Вы правы,- улыбнулась она,- я русская.
- Из какого же города вы прибыли? Вы - туристка?- почтительно поинтересовался ресторатор.
- Я из Москвы.- Вирджиния поднялась из-за столика.- Я здесь гощу у подруги. Подруга тоже русская, мы росли и учились вместе.
- Если позволите, я буду рад видеть вас у себя еще не раз.- Итальянец поклонился и протянул Вирджинии визитную карточку, достав ее из жилетного кармана.- Будьте здоровы, как любят говорить у вас, в России.
Вирджиния слегка кивнула. Взяла карточку и вышла на нагретые плиты мостовой.
После прохладного ресторанного сумрака, прочитать написанное на карточке при слепящем солнце оказалось невозможным. Буквы были золотыми и сплетались в сложный орнамент.
Пляж встретил ее хлесткими звуками бьющихся о берег волн, ударами волейбольного мяча, детскими криками.
У воды все звуки становились сочней; они, как звонкие поцелуи, проникали в уши, словно какой-то уличный музыкант настраивал аккустическую гитару, бездумно беря аккорды.
Музыка побережья ласкала слух.
Гулко шлепались весла, разрезая воду, носы лодок ныряли то вниз, то вверх, на белых лодочных боках бликовали солнечные пятна.
Глаза, наконец, привыкли к яркому блеску и Вирджиния смогла прочесть визитную карточку итальянца - «Гвидо Дзефферино. Ресторан «Дзефферино» - Ваш ресторан».
Неподалеку от нее трехлетняя девочка таскала на поводке щенка терьера. Терьеру хотелось свободы, а девочка не давала ему этой свободы и, как только он находил своему любопытному носу интересное занятие - обнюхивать разные предметы на пляже и громко фыркать, девочка дергала поводок.
Вот щенок добрался до ног Вирджинии и стал радостно лизать их, а девочке приспичило его дернуть посильнее и щенок упал на спину. Мелькнуло пятнистое брюхо.
Вирджиния вдруг вспомнила бесконечно далекое московское воскресенье на Сиреневом бульваре и нахального пса, съевшего половину багета.
-Что поделывает сейчас Иван?- подумала Вирджиния.- Листьями шуршит? Или, может быть, в Москве уже выпал снег? Я совсем отвыкла от Москвы.
Мысль была не столько об Иване, сколько о Москве, куда сейчас совсем не хотелось вернуться.
Так трудно было представить себя вне этого пляжа и разомлевших соленых тел, с блестящими от волн плечами и мокрыми волосами, с песком, налипшим на щиколотки, с маленьким бестолковым щенком, таскаемым за ошейник капризной хозяйкой…
Сознание медленно, словно виснущий компьютер, выдавало эпизоды жизни далекого отсюда осеннего города - битком набитые маршрутки, перекрестки больших улиц в час-пик, московская подземка, где все уткнулись в телефоны и книжки, не обращая никакого внимания друг на друга…
Здесь тоже не было никому никакого дела до людей, расположившихся в близком соседстве, но всех, кто находился у моря, объединяло ленивое блаженство.
И это было безусловной близостью хотя бы временно счастливых людей, которым нет необходимости куда-то спешить.
- В это время Иван выходит из проходной своего института,- вспомнила Вирджиния,- и идет с огромным рюкзаком за спиной в сторону дома, или на Сиреневый к птицам…Но на этот раз я не могу и, пожалуй, не хочу составить ему компанию.
Она достала из пляжной сумки визитную карточку, врученную ей накануне церемонным итальянцем, повертела в пальцах.
- Пожалуй, я хочу, чтобы мне составил компанию синьор Гвидо Дзефферино,- подумала она.- Сиеста становится милой традицией моего отпуска.
Телефон лежал в комнате , где расположилась Вирджиния, на подоконнике вместе с морскими раковинами, украшавшими окно.
В последней прочитанной Вирджинией смс Иван писал: - Надеюсь, ты плаваешь в море и не скучаешь по своим рыбам. А после захода солнца без устали бродишь среди вечерних огней. И у тебя рождаются стихи. Мысленно я иду с тобой. Ведь в мыслях я хожу очень быстро. Ты убегаешь от меня, а я догоняю. Такую игру я для себя придумал. Когда ты вернешься, мы вместе посмеемся над тем, как я скучал по тебе.
Вечером она действительно бродила среди огней, обрывков фраз, смеха, шороха шин, звуков музыки, очарованная волшебством теплых сумерек и думала, что этот вечер, и эта ночь, и завтрашний день, и эта набережная, и этот мир принадлежат только ей.
Как и далекий мальчик с рюкзаком за плечами, принадлежит ей одной.
Когда в следующий раз Вирджиния попала в ресторанчик синьора Дзефферино, она обратила внимание, что абсолютно одна на террасе.
-Что же это получается?- подумала она удивленно.- Когда я здесь, для остальных вход закрыт?
Она вспомнила, что и в прежний свой приход посетителей не наблюдалось.
Обслуживал сам хозяин.
Он принес Вирджинии на стол прозрачный бокал с цветами. Когда к заказанному ею кофе и сливкам был подан еще и похожий на старинный замок десерт на большой тарелке с волнистыми краями, Вирджиния изумленно вскинула брови.
-Что это? Зачем?
- Это комплимент, синьора. Знак уважения,- поспешил уверить Гвидо Дзефферино, молитвенно сложив ладони у подбородка.- Русская женщина, легко говорящая на родном для меня языке, да еще и словно сошедшая с картины художника, - чудо, достойное преклонения. Более всего я боялся бы хоть пустяком оскорбить Вас!
- Оскорбить без повода - невозможно,- ответила Вирджиния,- а повода оскорбить себя я не дам никому.
- Мое впечатление о Вашей безупречности еще раз подтвердилось! -поклонился итальянец.- Не стану Вам мешать…Надеюсь, здесь Вы приятно проведете время!
Глупо было бы не воспользоваться искренней любезностью синьора Дзефферино.
Поэтому две русские подруги заходили на спецобслуживание во время сиесты, когда ресторанчик пустовал; хозяин обслуживал сам и всегда на высшем уровне.
Сиесты стали каждодневными.
- Ты хоть понимаешь, насколько он неравнодушен к тебе? - спрашивала подруга. -Если ты упустишь такой шанс, я тебе руки не подам!
Конечно, Вирджиния понимала, что она, отнюдь, не случайная гостья в ресторанчике синьора Дзефферино.
Когда он узнал ее имя, у него вырвался возглас изумления.
- Я не представляю Вас, синьора Вирджиния, на холодной, занесенной снегом земле!- сказал он в тот день. - Вы созданы украшать собою дивный берег моей страны! Я назову Вашим именем свой новый десерт, Вы позволите?
- А я украшу фасад твоего заведения стихами Анны Виванти… - подумала Вирджиния.
В эти дни она мало вспоминала о стихах.
Дни текли пестрой лентой, вертели ее хмельной каруселью радости.
- К кому Вы так стремитесь вернуться? - спросил ее как - то Гвидо Дзефферино. - Кто Вас ждет там, дома?
Вирджиния хотела уйти от ответа, но, подумав, сказала: Один почти взрослый мужчина. По имени Иван. Ждет и скучает.
Итальянец понял ее ответ по-своему.
-Пора отпустить почти взрослого мужчину на свободу, он не должен нуждаться в материнской опеке! - сказал Гвидо Дзефферино с улыбкой. - Не думайте о нем все свободное время. Уверен, что не так уж он и скучает.
- Уже отпустила, - мысленно подтвердила Вирджиния. - С богом, Иван! И ты меня тоже отпусти!
Услышал ли Иван ее мысленное обращение или нет, ей было неведомо, но вечером он прислал смс: - Я иду по нашей улице и вспоминаю день нашего знакомства . Пожалуйста, возвращайся!