Кот Баюн сунул нос в учебник матанализа. Учебник был старый, пятидесятых годов прошлого века, напечатанный на желтой газетной бумаге, в тканевой плохо проклеенной обложке, половина из которой уже обратилась в пыль.
Естественно, кот наглотался всей этой дряни и принялся чихать. Чихнул раз, чихнул два, потом, не останавливаясь, еще тридцать три раза. Но, дойдя до двенадцатого чиха, стал пытаться говорить. В библиотеке Кощея, где и происходили описываемые события, никого не было. Но кот упорно, сквозь сопли и слюни орал:
— И вовсе не от пыли веков чихаю я! Я презираю — да, да, пре-зи-ра-ю! — всю эту якобы мудрость, которую веками вдалбливают в головы несчастных студентов мошенники и проходимцы, придумавшие алгебру и прочие нечестивые науки! Любому, знакомому с их догматами, понятно, что это именно что догматы, которыми пытаются они описать невозможно сложное и изменчивое мироздание! — тут кот окончательно захлебнулся и некоторое время только фыркал и отплёвывался, после чего снова начал еще более возмущенным голосом:
— Деление на ноль у них! Матрицы мнимых чисел у них! Факториал! — последнее слово Баюн протянул с таким невыразимым презрением, что, будь факториал мыслящей личностью, он немедленно пошел бы и утопился в синем море.
— Нет, нет, и ещё раз нет! — продолжал орать лукоморский сказкопевец. — Никогда вы не заставите меня долдыжить эту противоестественную псевдонауку! — после чего прихватил с ближней полки толковый словарь сычуаньского диалекта и, пытаясь гордо вышагивать (чему мешало непрекращавшееся чихание), удалился из библиотеки.
Тень Кощея, колыхаясь и подрагивая от сквозняка, появилась среди дубовых полок и исчезла, и откуда-то совсем уж издалека раздался тихий, но явственный голос:
— А никто и не заставляет...