Слыхали, в нашем городе резиденцию Байкальского Деда Мороза возвести собрались? А что, место подходящее: река, поляна, мимо туристы на пик Черского шастают, опять же Байкал недалече. Пока тротуар к резиденции из лиственничных плах сделали — семьсот метров. Бабы болтали, восемь миллионов «освоили». Решил — пойду гляну.
На дворе холодина. Байкал парит тёплым телом, как мужик вышедший из горячей бани на мороз. Старый гулёна навесил на лес серебряное кружево, прибрежные кусты и деревья превратил в стекло. Золотое солнце по горе катится, синие вершины висят в прозрачном небе. Снег под ногами поёт. Красотища, аж зажмуриться хочется.
Пока до реки дошёл, сам куржаком покрылся.
Перешёл речку по новому мостику. Водичка журчит, прозрачные струи играют с ярко-зелёными нитями водорослей, сияют, словно бриллианты в изумрудной оправе. Бойкие оляпки смело кидаются в стылую воду. Вот кому любой мороз нипочём!
Пошёл по тропе. Лиственничные плахи бодро отозвались под ногами.
Всё честь по чести. Материал добротный поставили: доски толстенные, крашеные. Хорошо сделали, ладно: в нужных местах - перильца, кормушки на деревьях, в кормушках птицы, цветастые плакатики для туристов по обе стороны, площадки для любования.
Река парит! Все деревья вокруг словно из белого кружева сотканы и так затейливо, так причудливо. Такие кружева любую корягу в красотку превратят.
Вышел на поляну — с одной стороны речка, с другой - гора от солнца золотая, так что не хочешь, а зажмуришься. В самом конце деревянного тротуара ящик для новогодней почты. «А,- думаю я,- хорошо это придумали! Детям сказка нужна, да и взрослым...»
На поляне, там где резиденция Деда Мороза должна быть — горка для детворы, на санках кататься. Лёд блестит, приглашает: «Эх, прокачу!» Мне бы такую в детстве.
И так мне захотелось хоть на миг, хоть на капельку в ушедшее детство вернуться. Пронестись на ногах по льду — так чтоб ветер в лицо!
А тут на горке пусто. Народ по домам сидит — за двадцать ныне. Привыкли мы к теплу. Греет нас зимой Байкал батюшка.
А, чего я собственно теряю? Ну, скачусь разочек, никто и не увидит и пальцем тыкать не станет — старик на горку залез!
Поднялся по обледенелым ступенькам, подошёл к краю. Высоко! Не так, как на горнолыжном склоне, но там у тебя лыжи на ногах, а тут одни ноги.
- А, была-не была!- решил я,- где наша не пропадала?
Да и спускаться по ступеням назад стыдно.
Ох, как меня разнесло на скользком льду! «Лучше бы на кукорках съехал»,- успел подумать я и свёрзся с высоты своего немаленького роста на раскатанный лёд, так что дух вышибло.
Открываю глаза: потолок надо мной белый. Больница? Нет. Горница. За столом девка белобрысая сидит, письма читает — кожа белая, ресницы белые, но не хилая, не болезная. Ничо такая — справная, голубоглазая.
Слышу — дверь стукнула. Дед бородатый заходит. Сам в полушубке овчинном, на вроде солдатского. Сейчас в таких не ходят. Говорит девке чудной старик:
- МалАя, почта была?
- Была, дедушка! Вот, сижу, разбираю. Снеговик едва мешок дотащил. Хорошо ты придумал: ящик для писем в лесу у речки поставить!- похвалила деда внучка.
- А, то! Я такой!- расправил грудь дед,- Чего пишут? Каких подарков нынешние детки ждут?
Дед насупил кустистые брови, словно вспомнил что неприятное, и продолжил.
- Опять просить станут всякие… всякое г...- старик запнулся, подбирая нужное слово. Видно в выражениях дед не привык стесняться, да девку пожалел.
- ГАД-ЖЕ-ТЫ,- подсказала белобрысая поспешно.
- Чего обзываешься?- обиделся дед.
– Да, нет, дедушка!- рассмеялась внучка, словно хрустальные льдинки по горнице рассыпала,- Ты не то услыхал. Гаджеты — это разные «айфоны», «плейстейшены», по которым нынешняя молодежь с ума сходят.
- Значится это г…, кхм, кхм, так зовётся,- потряс кудлатой головой старик,- Эх, O tempora, o mores! Вот помню раньше:
«Зима!… Крестьянин торжествуя...»
И ещё:
«Вот бегает дворовый мальчик,
В салазки жучку посадив,
Себя в коня преобразив;
Шалун уж заморозил пальчик:
Ему и больно и смешно,
А мать грозит ему в окно...»
- И ничего им больше не надо было,- пустился дед в воспоминания,- а нынче, я уж расстарался — снега навалил горы, деревья серебром убрал, небо до синевы выморозил. Катайся, дыши воздухом! Нет, засыпали все дороги шлаком, да солью. Какие дровни? Грязь одна! Дети по домам, да по подъездам сидят за своими гаджетами! Срамота!
«Ого, не уж-то это сам Дед Мороз и Снегурочка?- испугался я. -Не мало на морозе мотал сопли в кулак, сколько раз мёрз, чтобы верить в доброту зимних волшебников». Я съёжился и постарался стать незаметным.
- А родители всё деньги считают, всё мало им,- продолжал бушевать Дед Мороз,- настоящие му… м…
Старик поднял глаза к потолку, подбирая подходящее слово, чтобы не вогнать Снегурочку в краску.
- Меркантильные,- вновь выручила деда внучка.
- Меркантильные!- обрадовался волшебник,- Такие меркантильные, что спасу нет.
Старик шумно вздохнул, так что изо рта вывалил клуб морозного воздуха.
Я постарался стать ещё меньше.
- Никак не могу их нынешний язык выучить!- пожаловался Дед Мороз внучке.
- Выучишь, дедушка. Вон сколько разных форм для снежинок на зубок знаешь: каждая на особицу,- ободрила Снегурочка старого волшебника,- я тебе весь людской новомодный тезаурус выписала.
Девчонка показала рукой на холодильник, где на разноцветных магнитиках висели бумажки с разными модными словечками.
Дед Мороз подошёл, почитал. Покривился, словно на бегу ненароком муху проглотил: «Тьфу, погань какая!»
- А, детки нонче гуляют?- спросил дед, продолжая хмуриться.
- Гуляют дети, на горке катаются...- успокоила Деда Мороза Снегурочка,- видела я тут одного.
- А, родители?
- И родители с ними... очень часто,- почти не покривила душой внучка.
- Вместе — это хорошо! Это очень хорошо!- разулыбался во всё лицо дед,- Верю — поймут они, что не в гаджетах счастье.
Дед расправил белую бороду:
- Счастье — дышать чистым воздухом, счастье видеть, как солнце катится по небу, как снег ложится на деревья. Счастье — пройтись по морозцу своими ногами, счастье — видеть румянец на щеках того, кто рядом с тобой. Счастье сердцем ощутить любовь и красоту, что вокруг разлита.
Вот такой Новый год я всем дарю!
Старый волшебник раздухарился — грудь колесом, как у тетерева, голубые глаза синим огнём пылают. Тут его взор упал на меня. «А, что это ещё за чучело тут валяется?!- изумился Дед Мороз,- Не место тебе здесь. Ступай отседова!» Старик дунул в мою сторону.
Всё закружилось. Я полетел в белую трубу.
Уже улетая, уже находясь на самом краешке той потусторонней, волшебной реальности, я услышал Дедморозовское: « Да будет так!»
Дед Мороз взмахнул волшебным посохом, невесть откуда появившимся в его ручище.
Я вылез из сугроба, поднял слетевшую шапку, оглянулся — никто не видел моего постыдного падения? Вокруг ни души. Я облегчённо вздохнул, отряхнулся.
«Старый дурак!- укорил я себя, Ничего тебя не учит». Прихрамывая, поплёлся домой.
Отбитый зад болел, но на душе было светло и радостно. «Счастье ходить своими ногами, счастье, чтобы любимый человек был рядом, счастье видеть красоту мира,- вспоминал я пригрезившиеся слова старого волшебника.
«Да будет так! Да будет так!- тысячу раз повторил я вслед за Дедом Морозом,- Да будет так!»