Из воспоминаний Александра, КТуркВО, ОКСВА 1981-83 гг
Вот какая история случались со мною в 1983 году в городе Баграм афганской провинции Парван. Рулил я своим безотказным пучеглазым бегунком марки ПАЗ-672 уже месяца три. Много дорог изведали его колёса, и по большей части грунтовых. Возил артистов, музыкантов, какие-то комиссии военных под сопровождением бронетранспортёра, гражданских людей по приказу командования и просто совершал недальние поездки с хозяйственниками от нашей баграмской батареи управления артрасчётами.
Один раз, помню, выезжал под Кабул к соседям артиллеристам. Пока стоял и ждал пассажиров, подошли ко мне пара моджахедов и на ломаном русском стали настойчиво уговаривать расстаться с автобусом. Деньги предлагали, ещё что-то непереводимое на понятный язык сулили. Нужна им, мол, моя «барбухай шурави», и за советскую машину они готовы много чего отдать или выменять.
Я, конечно, отнекивался, но ухо держал востро и бдел во все стороны. Слухи ходили первые годы, многие «бесхозные» машины угоняли, зачастую из-под носа водителя, отлучившегося в дукан, например, потому приказ был машины не покидать.
«Барбухайкой» свой автобус я никогда не называл, манерно не украшал, и откуда это название пошло, не знаю до сих пор. Барбухайками в лексике воинов-интернационалистов назывались «псевдоавтобусы», а проще сказать передвижные колымаги, собранные на шасси грузовиков. Обвешенные обычно всем, чем промышлял барбухайщик. Тюками, чемоданами, коврами и тканями, на окнах бахрома и прочие висюльки, на ручках и рычагах резной кости набалдашники, а в салонах просто «ёлка новый год!» Как принято на востоке: Всё своё ношу с собой!
Однажды отдают меня в подчинение старшине, отличительной особенностью которого была прирученная обезьянка по кличке Яшка. В породах не разбираюсь, ни большая, ни маленькая – макака и есть макака. Яшка был умной обезьянкой, старшину слушал как вожака и понимал с полслова, приносил, что было велено. Не один раз оставался в автобусе, претерпевая меня как мебель, от которой не в силах избавиться, но обычно всюду сопровождал старшину.
И вот очередной раз остались мы с Яшкой в салоне автобуса наедине. Я на водительском месте сижу, Яшка на кондукторском сиденье, которое расположено возле моторного отсека. Кто знает внешний вид салона ПАЗ-672 – тот может представить. Сидим, ждём вожака. Вижу, млеет моя макака. Поздняя осень, снаружи колючий ветер афганец сквозит, но моторный отсек тёплый, да и солнышко выглянуло, пригревает. Обезьяны умеют так балдеть, как не всякая кошка сможет – Яшка раскинул ляжки, причиндалы в отвал, глаза закатывает, челюсть отвисает... Срам, да и только!
«Яшка, хватит морду плющить?!» – кличу от зависти. Макака встрепенётся, осмотрится в окна, не идёт ли вожак, успокоится и снова в расхрист. «Яшка!» – окликиваю уже ради прикола. Умный Яшка откроет глаза и скалится на меня: какого хера, мол, ты мне службу нести мешаешь? Как только забалдеет, я снова: «Яшка!» Раз на пятый макака меня уже полностью игнорировала. А неймётся же? Комкаю какую-то грязную тряпку и с окликом швыряю ему в морду.
Яшка встрепенулся, вскочил на моторный отсек, скалится злобно, атаковать намеряется. Быстро осознав свою вину, меру, степень, глубину, выскакиваю из автобуса наружу и захлопываю дверцу. Подальше от греха, так сказать. Сумел же разозлить животное? Если бы макака была больше в размерах, разнесла бы салон в щепки, а так только прыгала на стёкла и орала в горло до тех пор, пока не появился вожак и не успокоил. А меня старшина предостерёг: «Берегись теперь, они обиду долго помнят!»
Ну и ладно, дело прошлое, думал, чего уж теперь бисер-то метать, но нет – извольте оплатить! Через пару дней ставлю автобус на стоянку, иду по лагерю в свою палатку, и слышу в вечерней тишине быстро приближающийся топоток вроде как ребёнка. Не успеваю обернуться, как это божье создание по кличке Яшка нагоняет меня сзади, напрыгивает на правую ногу и кусает под самую ягодицу. Пришлось теперь и мне орать и прыгать, скалиться и злиться. Отомстило-таки, нехорошее животное!
С утра залезаю на водительское сиденье, и чую, ни сидеть не могу, ни педали жать. Задница отдавала болью в самый копчик, распухла и отныне тоже стала мешать нести службу, как третьего дня я мешал нести службу макаке по кличке Яшка. Месть обезьяны за мои приколы аукнулась мне десятком уколов от столбняка и двухнедельной лёжкой на койке санчасти. И педали жал с определённой сноровкой почти до дембеля…