Из воспоминаний прапорщика Анатолия Яворского
В 1979, то ли 80-м году в танковом полку южного солнечного города Теджена случилась история. В «школу гладиаторов», как называли учебку молодые солдаты, поступило пополнение из молодых лейтенантов. Большинство из них сразу же было назначено командирами взводов, и сразу четверо отличников попали в батальон учебно-боевых танков (БУБТ), выпускающий механиков-водителей. Все мехводы этого батальона получали отдельные корочки, повышенную классность, и могли продолжать службу инструкторами.
В первый же совместно-безнарядный выходной день после выплаты первого денежного довольствия молодые взводные БУБТа собрались отпраздновать своё первое должностное назначение, подались в поисках увеселительного заведения и хорошо так загудели в одном из ресторанов города. А в полку как было принято: если происшествий не обнаружено – значит, день насмарку!
Перебрав с алкоголем, лейтенанты нарвались на стычку с какими-то местными дельцами. Двоих военных повязал вызванный наряд милиции и отвёл в отделение, располагавшееся через площадь от ресторана. Военные это видели, а противная сторона отпуталась, видимо водя с милицией знакомства.
Оставшимся на свободе лейтенантам такой расклад дел казался неправедным, потому что первыми бузить и приставать к светловолосым красоткам начали местные чернявые хулиганы. Военные сунулись в отделение милиции на выручку соратников. Вроде бы особо не ругаясь и не качая права, шуткой через шутку один лейтенант сказал, что если задержанных сейчас же не отпустят, то вызовет дежурного по отделению капитана на кулачную дуэль.
Капитан положил руку на кобуру и надменно усмехнулся: «Пошли вон, дуэлянты, а то ведь и пистолет применю!» После чего выгнал нарушителей спокойствия из помещения. Упоминание оружия вскипятило и без того горячее настроение военных. На лёгких парах кипения, гонимые понятием свершённого беззакония и нравственного уничижения высочайшего звания офицера Советской армии, танкисты рванули на полигон. Завели танк и подались на дуэль, которую никто не назначал, но, соответственно, никто и не отменял.
В приёмной отделения милиции проходило прощальное журение танкистов, выпускаемых на волю. Они немного протрезвели, а хулиганку шить и портить послужной список никто, как назидал майор и начальник, им и не собирался.
Как потом рассказывали лейтенанты, майор ходил туда-сюда по помещению, наставлял на путь истинный, что-то умное-доброе-вечное в неразумные молодецкие головы вкладывал, капитан сидел за столом, заполнял бумаги.
В какой-то момент майор замолк, прислушиваясь к звукам с улицы. Все слышим нарастающее лязганье траков, потом треск битого осыпающегося стекла, в окно милицейской дежурки просовывается пушка нашего танка и медленно опускает пламегаситель на уровень головы оперативного дежурного. У всех отвисают челюсти, а из ствола доносится грозный трубный возглас дуэлянта: «Право первого выстрела предоставляем вам, капитан!»
Мы и оглянуться не успели, говорили танкисты, как личный состав отделения мгновенно испарился, в помещении остались только военные. Открывается люк на башне, оттуда высовывается довольная физиономия одного из взводных: «Ну, чего стоим, рты открыли? Прыгайте в машину и рвём отсюда!»
В общем, в полк на следующий день пожаловала делегация больших звёзд всякого рода опричников. Правдами и неправдами, лейтенантов удалось отмазать, конечно, в обиду органам правопорядка не сдали, но вскоре все четверо были отправлены на перевоспитание из тёплого и солнечного города Теджен куда-то на север... в не менее тёплый и солнечный городок Казанджик.