Мениппея Шестая глава

Александр Пышненко
Bellum omnium contra omnes. Dum spiro, spero. Ducunt volentem fata, nolentem trahunt (Сенека). Хроника текущих событий. Target Generation. Docendo discimus. Жизнь в Дании. Esse quam videri. Dixi et animam levavi.

Во время работы над сочинением, мысли, снабженные авторской энергетикой, облачаются в самые обычные, рабочие слова, как символы передвижения. Они, прочно, рассажены в ладьях предложений(где каждый символ слова, выступает как отдельный гребец), чтоб эффективно служить для передвижения по океанам времени. По творческим морям, в качестве литературной команды кораблей и лодок. Автор, в этом захватывающем процессе, выступает, как опытный капитан судна. Через отборные слова (отделение писательских зерен от журналистских и иных популярных плевел, обязательно), он направляет мысли по одному знакомому ему маршруту. Экипаж должен быть наученным. Мысли должны действовать в отличной взаимосвязи между собой. Каждое произведение искусства - это слаженный коллектив мыслей. Для этого надо постоянно работать над этим. Человек не умевший писать стихи в юности, никогда не потянет прозу. Это станет непосильной задачей ему, увязывать слова в просторные предложения. Где мыслям просторно, а слова стоят кучно, образовывая определенную консистенцию. Следует запустить механизм генерации творческих идей. Этому еще можно хоть как-то научиться в школе, и, попытаться, развить в профильном вузе (на том же филологическом или журналистском факультете). И, потом, специально, адаптироваться в творческую среду, выставив напоказ свое структурированное  образование и умение придерживаться каких-то общепринятых стандартов. Без определенного жизненного опыта, такая конструкция достаточно легко может сломаться. Ложь, фальшь, как небесные камни, разобьют ее ментальное тело. Литература - настоящая, талантливая - не терпит каких-то рамок. Для нее - это прокрустово ложе. Чего, очевидно, не знают сексотские предводители, создавая благосклонную почву своим пронырливым протеже. Среду они создают (в том числе и творческую), с помощью своих вездесущих холуев, учитывая засилье этих клопов-кровопийц на социальном теле нации, где им всегда отводилась доминантная роль. В совокупности, зомбированное ими же население, можно накачать  сплетнями и мифами до экзальтированного состояния, невменяемости. В котором срабатают любые пропагандистские клише, в нужный период. С помощью опытных сексотов можно делать постоянный политический массаж по телевизору, организовывая определенные вбросы, через журналистские “сливные бачки”. Можно “запалить” огромное количество звезд, раздав им творческие псевдонимы. В СССР это поддерживалось десятилетиями. В сталинские времена - этому процессу помогала “ловкая” литература. Вот на таком поприще преуспели евреи в СССР. Массы провокаторов и болтунов-сексотов, создали стилистический рисунок. Социалистический реализм. Это был мощный поток (дез)информации, интенсивность которого, спецслужбы, регулировали чуть ли не в ручном режиме. Через тот же “Союз писателей”. За долгие годы выработались определенные технологии, как можно одурачить целое поколение, выхолащивая из него дух времени. Они создали рефлексии в сообществе гомо советикуса. Напичкали эту среду “высосаной из пальца” героикой, выдуманными персонажами. Уничижали своих оппонентов. Они сознательно гробили таланты, создавая иллюзорный мир. Много наплодилось заслуженных графоманов на этом поприще. Разбираться со всем этим: как среди набитых бутылочных стекол возле советской пивнушки, отыскивать драгоценные камни. Вроде что-то там где-то блеснуло на литературном солнышке, заиграв бликами, но, скорее всего, окажется, что это был битый, журналистский, хлам. Обыватель, не скопивший духовный опыт, вряд ли отличит его от настоящего. Созданный внутренний мир, по гебнявым лекалам, будет воспринимать эту блестящую чепуху, за чистую монету. Это, потом, нельзя выправить. Этими нарративами занималась советская школа. Более того, существовало огромное множество пропагандистских трансформаторов, транслирующих бесстыжую ложь и провокации по всему миру. Некоторым пропагандистам давали даже Нобелевские премии. Особенно ценились те, кто близко работал с массами гомо советикусов - зная потребителей, поименно. Это и гебнявая церковь: с ее акафистами, причастиями и прочими заповедями. Украинцам сознательно засоряли внутренний мир разными бреднями, на почве Средневековья. Отсюда такая политическая немощь, проявляющаяся во время выборов. Слова, мысли, преломляющиеся через призму насквозь лживых понятий аккумулированных в памяти альфа-саксотов, с их дутым авторитетом, распространяемые сексотами - выглядело, как мощное средство для достижения определенных целей. Постоянно дряхлеющие вожди в СССР, добивались далекоидущих целей. С их багажом, дряхлела империя. Спасти они ее не смогли даже с тотальным засильем сексотов. Приблизительная цифра которых достигала: на 506 человек - одна штука! Это не считая их доносчиков и ябед-энтузиастов. С исчезновением СССР, картина немного изменилась. Литература утратила свою пропагандистскую роль, навязанную ей через социалистический реализм. Можно вернуться теперь к полезным мыслям. В юности, когда завершается физический цикл, сразу же начинается духовный этап развития. За ним: творческий. Появляются настоящие мысли. Их трудно уловить за хвост. А уже поймав - они долго не отпускают воображение. Я помню, что слишком долго носился в голове с фальшивой фразой “Земля колебалась в испарениях жирного, алтайского чернозема”. Я, даже, написал на Севере, в Коми АССР, с этой фразой целый рассказ и завез его в журнал “Юность”, в Москву, когда возвращался домой. В тот день, на той же ул. Горького (Тверской), меня накормили костлявой, тощей курицей выдавая ее за условного фазана, в каком-то паршивом ресторане; забыл его название. Не хочется ковыряться в интернете, чтоб почесать уязвленное самолюбие. Внешняя красивость или напыщенность фразы - скорее всего погубит настоящую мысль. Она не приживется в рабочей среде произведения. На это уходит время, чтоб избавиться этого наваждения. Мне казалось, что с помощью печатной машинки, мысли становятся элегантнее для восприятия. Это была моя заветная мечта в  Советском Союзе; достать (купить) печатную машинку. На эту, внешнюю сторону литературного процесса, я тоже угробил много отведенного мне для развития, времени. Это только одна из граней удобств в этой многотрудной работе. Хорошо помню первую (и последнюю) свою печатную машинку. Сколько светлой радости она мне принесла в ту пору. Мне казалось, что шариковая ручка - это символ некоторой отсталости. Я, забывал при этом, что значительная часть великой литературы прошлого, была написана именно гусиным пером. Но, я обязан был убедится в том, что мысли не страдают от того, что я пользуюсь таким отсталым средством, как шариковая ручка. Заступом или на тракторе вспахано поле, не важно, лишь бы собрать высокий урожай. Можно научиться работать и заступом, то есть - авторучкой в литературе. Каждый автор созревает по-своему. Здесь без собственного опыта ничего не выйдет. Со временем, когда научился выращивать клубнику, я понял эту непреложную истину. Так по крупинке и складывался авторский стиль. Стиль - это автор (где-то услышанное). Тогда, после Сибири, я очутился в провинциальном Конотопе. Уже близился к завершению прошлый век, а я все еще пользовался надежной, шариковой ручкой, чтоб воспроизводить свои мысли. Еще недавно, казалось бы, в школе гонялись за перьями-рондо (до сих пор представляю его сияющую белизну); не хотелось скрипеть в тетрадке, обычным пером со звездочкой, цвета потускневшей меди. Помню - ходили покупать себе перья в соседнее село - за три километра через замерзший Сейм; в том селе, потом, встречу свою первую любовь. С которой, со всей ненавистью ко мне, расправились сексоты. Я мечтал сесть за настоящую печатную машинку, как в детстве мечтают стать капитанами дальнего плавания. В то время печатные машинки строго регистрировались; они не появлялись в продаже. Власти боялись, что, вражеские элементы, станут печатать на них политические листовки. Их трудно будет поймать. В перестроечные времена, печатные машинки появились в конотопском Универмаге. Потом, уже, купив ее в 1988 году, - я жил тогда с Наташкой, скрупулезно откладывая от получки на эту вещь, по десятке в месяц, собрав, таким образом, целых 280 рубликов, - я реализовал свою заветную мечту. Моя мечта, называлась: “Любава”. Я был счастлив и технически вооружен, теперь, перед новыми, творческими битвами. Лишь только некоторое время. Пришлось учится стучать на ней, хотя бы, одним пальцем. Что-то там сломал в ней, в районе перемены дорожек, по ходу дела. Сначала, она тешила мое самолюбование в литературном процессе, как тешит доза наркомана, или мажора модный кабриолет, купленный на большие средства. Так как ничем больше, я похвастаться в тот момент не мог. Тексты выходили достаточно вялые. Не хватало обычных словарей. Весь этот опыт накапливался очень медленно; можно сравнить с кровавыми мозолями. В Советском Союзе творчество душили всякие дефициты. К этому можно добавить отсутствие собственного двора, где я бы мог держать необходимую мне библиотеку. Без этого, писательский труд, (бес)сильно страдает. Особенно, если еще не шибко развиты литературные способности; нет устоявшегося стиля; не налажены элементарные связи с редакциями. Это может быть только районный уровень. Здесь этот процесс, особенно активно, контролировался сексотами. В таком закомплексованном болоте, можно запросто потерять самого себя, утратив небесную связь; несмотря на то, что в одном месте, сосредотачивается все лучшее, что имеется в интеллектуальном плане. Здесь можно было начать печататься в районной газете. Это такой же наркотик, пусть и не того качества, как быть напечатанным в Москве. Это все аспекты, торопят автора. Как следствие - калечение не устоявшегося стиля. Для того, чтоб печататься - автор идет на недопустимые компромиссы с совестью. Да еще демоны-гормоны, - помимо внешних сексотов (в роли редакторов), - заставляют высматривать смазливые личика, которые охотятся в том числе и за тобой, в этих каменных джунглях города, - укорачивая себе подолы юбчонок, и крася, и без того красивые глазки. Мысли страдают очень сильно: от пьянок, от слушания и чтения неважных стишков. В это время, надо читать только то, что считаешь гениальным. Я помню, зачитывался в одно время купринским рассказом: “ Как я был актером”. Мне казалось, что я живу в этом рассказе. Куприн описал в нем свой опыт своего недолгого актерства в Сумах, что совсем недалеко от провинциального Конотопа. Может в этом собака порылась? Трудно это понять с прожитыми годами. Мне сейчас кажется, что я бы мог выдресировать себя на любом рассказе. В уютной студии “Джерела”, при районной газете, многому научиться было невозможно. Могут напечатать твой стишок, но пользы от этого не прибавится. Студия собиралась в Дворце пионеров”. В первый раз я зашел туда по первому снежку в  городском парке с памятником А.С. Пушкину, но еще без памятника Т. Г. Шевченко. Там предложили, чтоб кто-то “покритиковал” их стихи. Это было лишнее. На следующий день, я закопался в городскую библиотеку, взял подшивку районных газет, и написал то, что думаю. Я, явно, шел на разрыв (сжигание мостов). Мне стукнуло, тогда, лет двадцать семь; пора героической молодости подходила к концу. Без всякой пользы делу. Ты, выходит, считаешь себя гением (без этой планки, нельзя быть в творчестве), - а тебя держат за претендента на печатание какого-то жалкого стишка в районном листке. Заложенный в творчестве “пик гениальности”, личность проходит именно в таком возрасте. Этот инициационный цикл должен перепахать претендующего на творчество. Чуть позже, уже, с помощью стремления, воли, неистовства, это приводит к определенным результатам.  Надо читать побольше биографий, чтоб было с кем сравнивать свой жизненный опыт. В этом стремлении заложено больше всего проку. Собственно, даже в подворотнях, человек берется кому-то подражать. Вспоминая Байконур, я уже писал: как там приходилось выживать, на первых порах. Читаешь настоящие вещи, думаешь о себе, как о значимой личности, писателе (пока не написавший ничего), пришедшей спасти этот несовершенный мир, а не заниматься профанацией бурной деятельности, как это делают (не)повзрослевшие мальчишки. Время стояния, под мэриями городов, на баррикадах - только наступало. Перестроечное бубнение, советского лидера, уже порядком надоело (без результатов работы, которые хотелось получать сразу). Подготавливалась только почва (гебнявые примерялись к ролям властителей). Творческий человек - нонконформист по своим убеждениям. Чиновник - для него: как тряпка для быка на испанской корриде. Старики, - литературные светила, - это действующие враги, с которыми не может быть никаких компромиссов. Все, что они построили и написали, поддавалось остракизму. Если не против кого бунтовать (ты согласен с навязанным тебе), - станешь бунтовать против себя (творческие кризисы - как ломка творческого характера). Не удавалась литературная халтура. Страдательно? Это - очень хорошо. Литературная халтура, заполоняла страницы районной газеты, во время перестроечных процессов. Еще висели политические плакаты с бодрыми рабочими, несущими коммунистические знамена. “Перемен требовали наши сердца”. Я не любил Цоя, но он верно ухватил дух того времени. Эта строчка - дорогого стоит. Тогда, я весь вложился в свою, критическую заметку. Я говорил уже, что я пару вечеров просидел в городской библиотеке над подшивкой районной газеты. Отнес заметку в редакцию. “Вам требовалась критическая статья - получите…” - И, распишитесь. В результате этого, “террористического акта”, только я, и “пострадал”. Зашел через несколько дней. Редактор, местная знаменитость, При(й)мак (букву “Й” он упразднил из своей фамилии для благозвучности), пряча взгляд (очевидно там были и его стихи, попавшие под мою раздачу) безнадежно, спросил у меня: “Зачем ты это написал?”. Я пожал плечами: “Просили, же?”. Таким чудесным образом, я, на несколько лет, избавил себя от грустной участи: слушать, - приблизительно раз в месяц, - слабовольные призывы: любить все хорошее и ненавидеть плохое. В своем опусе, я казнил: и прыщавую молодежь, что в болоньевых куртках, и доморощенных философов, в скромных 16-ти рублевых пиджаках. Я ушел, а они остались обожествлять все то, что требовалось воспевать. Не всегда умело, но достаточно искренне. Молодость, многим, скрашивала недостатки творчества. Это был один из экзаменов на зрелость: знакомясь с перлами местных литераторов, я научился выделять чужие ошибки, чтоб не допускать своих. Тоскливее всего, на мой взгляд, напечатанными, выглядели только поделки о Гнатах і Кіндратах, которые присылались из окрестных сел. Это "хуторянство" было за гранью моего понимания литературного процесса. Избавившись от наваждения быть напечатанным за всякую цену, я ускоренными темпами, убегал от “замріяних верб” и “тихоплинних річок” - в свой собственный мир, который вызревал во мне. Это обещало мне: очень захватывающее путешествие. Я начал печатать на машинке, “настоящие вещи”, - распихивая их по московским редакциям, подобно джеклондоновскому Мартину Идену (этот роман превалировал в моих мечтах). Слава богу, я уже не копировал чей-то метод, а пытался создавать что-то свое. Приоритетными стали - рассказы о Байконуре, которые попадали в мейнстрим перестроечных изданий: модного “Огонька” и ему подобных. Однажды, кое-какие мои ухищрения все-таки достигли, желаемого - на них обратили внимание в “Литературной России”. Газету еще не захватили фашиствующие молодчики, из тех, которые подарили дьяволу свои души, надеюсь в эти дни, на Донбассе. Она выглядела вполне читабельной, по своему литературному направлению. В редакции, обещали напечатать что-то, если мне удастся запечатлеть дух времени, и сохранить его в присущей мне манере выражать свои мысли (приблизительно так, можно охарактеризовать их ответ). Я, с новой силой, принялся сочинительствовать. Сидя за печатной машинкой, в просторной летней кухне, в которой мы хорошо обжились с Наташкой. Перестроечное время уже заканчивалось: бурными событиями ГКЧП и на Каширском проспекте в Москве. Я старался поспевать за ними, очень торопился. Я был наивный в ту пору, как и все мое поколение. Было много признаков, что это сексоты устраивают переворот. Время бежало вскачь - а я, казалось, перебираю ногами на месте, как это бывает во сне. Начинал новый забег. Я ездил в Москву; искал свои шансы, чтоб хотя бы выбраться из СССР. Для этого, я посещал индийское посольство. В, конце концов, - я ушел от Наташки; Советский Союз рухнул;  “ЛР”, оказалось в руках ретроградов, которые занимались: “спасением России”. То есть: существа конкретно начали уничтожать ее! Известно же:, что благими намерениями, дорога в ад вымощена. Все рухнуло - одномоментно. Заводы, фабрики закрылись. Я создал в себе самом: “Комитет по собственному спасению” и отправился в село, чтоб там попытаться объездить своего литературного Росинанта. Это было очень своевременное решение. Забрал свою мать: по сути дела спасал ее от большой беды. В скором времени: заложил обширные клубничные грядки. Наработал определенные навыки обхождения с этой, замечательной, ягодой. Перестал зависеть от всяких сексотских вызовов, циркулирующих в виде досужих сплетен, характерных для определенной среды. Единственное, на что они могли рассчитывать в войне со мною - это грубая, физическая сила. Я противопоставлял им схожие контраргументы. Хоть и многое уже растерял к тому времени - сломанная на Байконуре кисть, была невосполнимой потерей для меня ( приходилось компенсировать иными благо приобретенными в боксерской секции навыками). Так, как с отцом, вышло у предыдущего поколения сексотов, я был уверен, у Б-ва не получится. Я знал, где собирается оголтелое отребье (через пару огородов, в очень скромной хатынке (с глиняным полом), - у “Военного” (прошу прощения за то, что забыл имя, этого, заслуженного стукача, с огромным стажем доносительства). Всю свою сознательную жизнь, Военный терся среди спивающихся мужичков. Сам стал горьким пьяницей.  Этим был и полезным альфа-сексоту. В андроповско-брежневские, застойные времена, пьянство превратилось в непременный атрибут колхозного выживания для таких. Вокруг Военного сколотили, в 90-х, притон для всех выпивох. (В его предыдущей хате, посредине села, теперь живет брат, со своей семьей; он перешел в нее жить, когда в ней не было даже фундамента. Брат уйму денег вложил еще в начале восьмидесятых, чтоб довести ее до ума. Место было хорошее; как и земля. Но, до брата - бестолковому колхознику, - пьянице - досталась). Военный работал в колхозе трактористом. Жена - не знаю кем; рано умерла или утопилась в заливе (забыл уже). “Кликухи”, которые раздавал Военный на лево и на право, как правило, быстро приживались. Это говорило о том, что ему поддерживали “заслуженный” авторитет в этой среде. Стучал он активно, судя по всему. Его сыну позволили иметь высшее образование. В одно время, он руководил даже колхозом, когда организация была уже добита до ручки. Сеялки резали на металлолом. Короче, не даром, этот фрик, постукивала альфа-сексоту. С ним у меня вышел один случай. Я приехал с геологии. Зашел к отцу. Ему все время - зажимали пенсию. Я посылал ему некоторые деньги, но не очень часто. Он гнал самогон для таких, чтоб выжить. В тот вечер, меня поразило то, что эти отморозки - приходя к нему за самогоном, - “гадили” в его хате - “расписали” магнитолу 50-х годов, вытащили редкую лампу, украли картину “Казаки” (могучий казак, потерявший люльку, останавливает коня; его настигли поляки). Старик считал себя потомком, древнего казачьего рода. Его родитель был очень богатым человеком. Умер от тифа в 1922 году. Моему старику пришлось долго выживать, после этого. Картину сняли со стены, и унесли. Старик берег эту картину, и любил сидеть под ней. Я, был очень зол. Мы как раз уселись за столом, как в дверь постучали. “Я, посмотрю: кто там”, - сказал я, отцу, и пошел открывать дверь. На ступеньках стоял, пьяненький Военный. Я взял его за барки, и потащил на себя, глядя ему прямо в глаза; встряхнул, а потом отпустил. Закрыл дверь перед самим носом, и вернулся к отцу. “Кто там был?” - Спросил отец. - “Военный. Подергал его за петельки”, - ответил, я. - “Зачем ты это сделал?” - Снова, спросил отец. - “ Захотелось побыть без свидетелей”, - уклончиво, сказал я. То, что этот персонаж, приходил выведывать что-то, я не сомневался. Слишком сентиментальный был мой родитель; верил таким на слово; любил посидеть с ними; много от них горя получил. Он жил и умер среди таких. Они же, его - постоянно сдавали. Альфа сексот Б-ов, готовил на их информации, свои расправы. Пару раз, отца, серьезно избили. Этим, правда, занимались уже другие отморозки. Организовывал, тот, что жил за “ведьмой” Кашпировской (погоняло ей дал Военный). Я, потом, мстил всем им. С этим селом меня связывал факт моего рождения. В соседнем селе, я потерял первую любовь, по той же, сексотской, схеме. Кальсон втерся ко мне в доверие; его действиями, через его мать, любовницу, руководил сам Б-ов. Они легко расправились с нашими, не окрепшими отношениями. Моя бывшая, так и не поняла ничего. Самому, Кальсону, подобрали красивую подругу. Она ему родила уже в школе. Сексоту оформили брак уже после шестнадцати лет. Сам Кальсон имел очень уж невзрачную внешность. Любят же по нашим селам, девки, уродливых мерзавцев. Всяких Квазимодо. Его мать, потом, умерла от рака. Эта болезнь выкосила немало сексотских упыырей по нашим селам. Умерла мать и моей бывшей пассии. Рано умер ее е...ший Шнурок, сидевший на химии. Скорее всего от наркотиков. Скоро и сам Кальсон потерял Кальсоншу, - задавил “Волгой”, той самой, которую он притащил из ГДР, куда его отправили на задание, - “куском”, - очевидно стучать на боевых товарищей. Свой, единственный талант, стучать на своих товарищей, открытый матерью и закрепленный в нем ее любовником, он пронес через всю свою продажную жизнь. Некоторое время, служил бригадиром плотницкой бригады (я его застал таковым, после Байконура). Сексотская карма, выкосила практически весь этот сексотский шалман, сплоченный во время интриги, развернувшейся вокруг нашей, первой любви. Почти никого не осталось в живых, кроме самого Кальсона, которого, как зеницу ока, оберегала Система. Тюрьмы он избежал. Карма никого не щадила изз его холуев. Передохли, или перевешались. Образовалась глубокая воронка из этих, неожиданных, смертей. Я констатирую лишь факты, которые я невольно слышал и видел, проживая в селе. За что купил - за то и продаю, как говорится. Они были бы врагами Украины. Они создавали смертельную атмосферу, они и погибли в ней. Я, правда, не знаю: насколько глубокая эта смертельная воронка; но, хочется верить, что карма настигнет всех, кто был замешан в этом. От агрессивных Б-вых, в селе, остались: рожки да ножки. Хотя они рассчитывали править в Украине - в Режиме Кормления Сексотов. Мне пришлось очень постараться, чтоб умертвить это зло, с Божьим промыслом. Много ума и стараний ушло на это дело. Можно перечитать мой роман, и это станет ясно. “Трепанация ненависти” наделала тогда много шороху. Самый одиозный сынуля Б-ва, наложил на себя руки. Тоже как и тот джигит на мотоцикле, что соблазнил мою подругу; охотился небезуспешно за целками в селе на колхозном "Уазике". Это были откровенные враги Украины. Выходит, что: не всем мерзавцам удалось дождаться россиян, благодаря той войне, которую я развязал против них. Главное для себя, что они меня не посадили в тюрягу, к чему они так страстно стремились. Используя все свои, безграничные, сексотские связи. Я собрал, благодаря этому, богатый материал из жизни совка, и, переплавил это в литературный материал. Я заметил тогда, что когда я занимаюсь прозой - я становлюсь очень агрессивным. Поэзия - это: чистые чувства. Это часть, тоже, моей литературной жизни. Чувствами тоже можно (и нужно) активно постигать окружающую действительность. Без умения выразить всю гамму чувств - ты никто, как поэт. Надо уметь физически постоять за свой внутренний мир; как и за женщину; за правду, за честь. Сексоты, как и Дьявол, они всегда рядом; живут в поисках слабых мест, чтоб уязвить и улучшить свое положение в этой Системе. Чтоб отобрать побольше материала, с дьявольскими проявлениями сексотской возни, - необходимо тратить очень много душевных сил. Чтоб не гонятся за данными по библиотекам, потом, надо самому научиться добывать материал с окружающей действительности. То, чего нет, и никогда не вырастет в головах филологов. Нельзя начерпать знаний из книг, чтоб создавать потом что-то свое - оригинальное. Можно, конечно, написать: “Они студентами были/Они друг друга любили.”. Это здорово для знакомой тусовки (филологов и журналистов, родных, знакомых, друзей), - но в литературном плане, это: сущая ерунда. Таких рифм - вагон и тележку, можно собрать даже в интернете. Прикрыть свою пустоту; на время. Вот почему так важно в ранние годы учиться не в вузе, а отправиться воевать на Донбасс. Хоть какой-то будет писательский опыт. Быть может он и втянет, сущее поколение, в настоящую литературу. Не надо будет, как в годы Стуса, становиться диссидентом, чтоб исправить в себе заблудшего филолога.
Для сексотов, литература никогда не была самоцелью. Не развитие родной речи, не создание нового человека, не исследования общества, не развитие интеллекта, не восхваления высоких чувств, не поднятие духа нации, не лечения социальных язв, не развитие воображения; их ничего не  интересует, на этом поприще, - а, токмо, насколько их усердие, может стать полезным для Режима Кормления Сексотов. Они прописывают “писателей”(филологов) по своей парафии, в надуманной ими, “Національній спілці  письменників”, чтоб реализовать свой опыт. Этот литературный бурьян, по количеству отобранного материала, засоряет творческое поле. Все, кто питались в ности энергетикой черпаемой из тычин и рыльских, из “Партія веде”, произрастают, потом, как бурьян. Они не могут проявить себя по иному. Лишь тот, теперь, кто пошел на войну, возможно, сможет оживить даже ту: “Спілку”. Мне, это давно безразлично. У меня слишком много этого опыта. Я знаю одно, что не Пушкин, не Лермонтов, не Булгаков, не Шевченко не учились на филологических факультетах. Как, и: Байрон с Толстым… Пусть они поддерживают свой мир -  в мире кривых зеркал. Без свежего ветра - не появится литература возрождения Украины. Без литературы нельзя выжить. Вряд ли президент России ассоциирует то, что он построил, с бессмертным романом Оруэлла “1984”. Этот роман предсказал ход истории человечеству на века; дал строгое предупреждение, от засилья диктаторских режимов. Западный мир построен на таком образовании. В России не работали причинно следственные связи. Не развито критическое мышление. Страна развивается не в сторону добра. Я думаю, что харьковские болельщики правильно назвали российского диктатора. Это задевает его, как пацана из ленинградской подворотни. Нынешний российский самодержец, развивался, как стукач, как сексот. Судя из моего опыта, он развивался, как Кальсон. Трудно представить сексота за книгой. Официально, он числился сотрудником Дома советско-германской дружбы в Дрездене; неофициально – занимался слежкой за советскими и германскими гражданами. Библиотека в жизни сексота, служит шпиону, как антураж. Он не читатель, а разведчик (и писатель?). Историком прикидывался. Читал я его историческую галиматью об одном “едином народе”. Сейчас, он, видит на самом деле, как украинцы относятся к россиянам.  У меня достаточно интеллекта, чтоб понимать, что подобные тезисы, ему подсовывают референты высшей гильдии (я не знаю как эти должности называются в России). Пацаны застряли в пубертатном периоде своего развития, и не хотят ставать взрослыми. Они хотят воевать, чтоб их поминали в учебниках, как Наполеона. Вот, что бывает, если в юности проводить больше времени в подворотне, - следя за своими сверстниками, - чем в библиотеке. Можно утвердиться в преступном мире, в качестве стукача-лидера, - но, к сожалению, это приводит только к преступлениям против человечества. Изуродовав свой внутренний мир еще в детстве, можно остаться таким навсегда. Эта накачка ботоксом, только подтверждает эти слова. Правда, как убеждение, становится недоступной. Человек реализовывает себя, как очень лживое существо. С украинским Кальсоном, у него много общего. Кальсонов осталось много, взывающих к присоединению. Но, - кальсоны, - не весь народ, превратившийся в воинов. Это привело к очень трагическим последствиям для россиян и украинцев. Сущность Путина, не позволяет ему быть кем-то другим, кроме сексота, даже играя роль “президента”. Это отольется, горем, для самой России. Как отлился евреям украинский Голодомор, во Вторую мировую войну. До 24. 02. 2023 года, я мало об этом думал. Это были проблемы больше самых россиян; они должны были самостоятельно излечивать свои фантомные боли. Но, вместо этого, они стали расчесывать болячку, превращая страну в гопническую подворотню. Снимались нелепые сериальчики, выдерживая эту тему. 30 лет этим дерьмом питались; превращаясь в настоящих гопников. Стали убийцами, судя по их “подвигам” в Украине. Из такого положения, нет хорошего выхода. Это - поражение. Я не смотрел российские сериалы до тех пор, пока не пришлось писать на эту тему. Пришлось пересмотреть, нашумевший: “Слово пацана”. И, паралельно, украинский: “Люксембург, Люксембург”. Украинский фильм, показался мне, живее. Научились, что ли снимать?.. Снятый за поребиком, сериал, можно переназвать: “Путин в подворотне”. Поставив его в один ассоциативный ряд  с теми, что снимались в Советском Союзе о вожде всех трудящихся: “Ленин в октябре”, например. Царю уже в могилу, а с него - пацана лепят. Какой с него полководец? Полководец, живущий войною, видит не только свои победы, но и свои поражения. После проигранного Ватерлоо, на вопрос маршала Армана де Коленкура: “Куда теперь?” - “В Париж” - ответил, умудренный опытом, Наполеон. Говорят историки, что не все еще было для него потеряно; Францию можно было спасти, даже, в таком виде. Но, Наполеон, не мог пережить свое поражение. Путин, пытается. Весь в санкциях, битый уже с первых дней войны… Хватается за соломинки; врет на каждом шагу; дорожит своей шкурой; надеется на мифическую армию Венка - на американского Трампа (очевидно). Ждать и затягивать войну ему придется еще больше года - до инаугурации, того же Трампа (это еще если, тот, выиграет американские выборы). Вот почему, я считаю Путина, мерзким крысенышем, пытающимся спастись любым способом. Как будут действовать западные лидеры, чтоб нейтрализовать его гнусную агрессию? Об этом будет еще время поговорить. Главное, не дать, чтоб, этот “пацанчик”, не дал крылья своей мечте. Он захотел влиться в плеяду выдающихся полководцев. Вот почему, Украина, обязана стать могилой его политических амбиций. Не надо  проводить очевидных ассоциаций с войной 1905 года, когда Россия обломала себе зубы в похожей ситуации. Тогда Япония получила идеальные условия для развития. До сих пор живет, как процветающая нация. Война, в Украине, развивается по тому же сценарию. Россия пыталась уничтожить Украину, как “Анти Россию”? А почему бы России не научиться извлекать выгоду из такого положения? Можно было бы конкурировать. Зачем России другая Беларусь? Тем более, что Украина таковой никогда не станет.  С Украиной, как будто начитавшись строк из моей “Мениппеи”, Европейский союз уже начал переговоры о вступление в союз. Как, и с Молдовой. Грузия, на очереди. Европа поняла, что без огромного тела, ей не выжить в недалеком будущем. Стала активно наращивать мускулы. Тем более, что американские политики забуксовали в этом вопросе. Стоила ли для России, развязанная ею бойня в Украине, таких танталовых мук? Этот процесс дезинтеграции с западным миром, может растянуться, для российской экономики, на целые столетия. Россия, за это время, успеет зарасти Борщевиком Сосновского. А ведь до войны, она, видела себя, процветающим государством. Как цветущее иван-чаем пространство. Последний раз, я видел это в своей ностальгической поездке в Москву. Теперь об этом здорово вспоминать. Прихватил с собою несколько рукописей, чтоб попытаться распихать их по знакомым редакциям. Чтоб было, все, как встарь. Я отправился в Москву, 27 июня 2007 года. Был очень жаркий день. Москва явно похорошела. Посидел возле памятника Пушкину на Тверской. Побывал на Красной площади. Фотографировал себя. Какая-то бабушка попросила сфотографировать себя с внуком на фоне Кремля, и прислать ей фотографии во Владимирскую область (может уже и губернию, не помню), - но когда, услышала - Боже, мой! - что я из Киева, изменилась лицом, словно мифического фашиста узрела. Я, уступчиво заверял, что пришлю ей фотографии в самом лучшем виде. Не прислал. Потому, что московские воры у меня сумочку сперли на Киевском вокзале, со всеми адресами и толстыми книгами. После Красной площади, я ведь отправился на Цветной бульвар. Редакция ЛР, правда, уже ютилась в какой-то сторожке, похоже, куда я пристраивал свой, замечательный, рассказ: “Как я попал в Свято-Успенскую Киево-Печерскую лавру”. В нем много было информации о российских эфэсбэшниках, которые прочно засели в Лавре, и которых, сейчас, выкуривают оттуда, как тараканов. Взамен ультра-патриот (он же: редактор) подарил мне две свои увесистые книжки. Их и стырили воры на вокзале, когда я на мгновение смежил свои веки, от усталости. Представляю их морды, раскрывших увесистую сумочку. Я, потом, еще, несколько раз перезванивал в эту редакцию, интересуясь судьбою своего литературного детища. Они приняли это, как некоторое издевательство над собою, - и, обуздав гордыню, лживо обещали: “Напечатаем”. Теперь я вспоминаю, всю эту возню, с улыбкой. Этот эпизод подробно вставлен в рассказ: “Копая целебную глину”. Такие рассказы надо было читать, чтоб не попасть, как кур в ощип, теперь, в Украине. России надо было бы знать, как ее воспринимают украинцы. Не шпионы, не быдло - а те, которые знают Россию, как свои пять пальцев: выучили ее, видят ее, чувствуют ее, и ждут от нее, пока, только лихо. Вот почему Украина выживет, за всякую цену. Для россиян, я б не спешил с подобными выводами. Они не знали Украину, и не хотят знать. Они зациклились на своем величии. Высший слой россиян, уже давно обрел свой рай в пределах Садового кольца, Москва-сити или на Рублевке. Церковь обещает, самым убогим из россиян, все тот же мифический рай, но только уже в загробной жизни. Библия, Ветхий завет, не что иное, как “Майн кампф”, и в их истории - тоже. Кто читал эти два откровения, - тот найдет в них много ассоциаций с настоящими событиями.
В последнее время россияне давят на украинскую оборону. Отчаянные попытки переломить войну на свою пользу. Когда уже F-16 Fighting Falcon, появятся на фронте? Откроется надежда противостоять врагу с нанесением большего урона . Надо выдержать фронт. В США, подхалимы Путина, - трамписты, - серьезно прессингуют президента Байдена. Дай ему, Боже, крепкого здоровья и долгих лет жизни.
Снег уже сошел в Дании. Вчера, возвращаясь с поездки в супермаркет”365”, я решил поверить: “Что это за церковь на горке, о которой я написал в предыдущей главе?”. Обычная датская церковь. При ней - небольшое кладбище. Очень ухоженное, и очень красивое. Вместо крестов, камни с высеченными на них - фамилиями и датами. Я побывал уже на городском кладбище - там много подстриженной травы и кустарников; здесь - гравий на дорожках, и могилах. Умеют, датчане, хранить свою память…


16. 12. 2023