Подполковник полиции Константин Пихнюк подъехал к своему загородному дому. Остановился перед воротами и вышел из машины, чтобы их открыть, но заметил суету на соседнем не огороженном участке. Там стоял джип с военной раскраской и автомобиль Росгвардии с включёнными проблесковыми огнями, суетились военные. Парочка гвардейцев курила в сторонке.
Решил - что-то случилось, и направился к соседу.
Сергей Палыч был того же возраста, работал водителем грузовика, жена его трудилась на птицефабрике. Общих интересов не было, и Константин при виде земляков просто махал им рукой, здороваясь, или перебрасывался несколькими словами о погоде, детишках, да случившемся урожае на грядках.
— Привет, Палыч, — кинул Константин, подходя к лавочке у крыльца, на которой сидел мужчина. Тот был крепкого сложения высокого роста одетый в рабочий стёганый ватник. Разлохмаченную седину прижимала кожаная приплюснутая кепка. В толстых натруженных пальцах дрожала дымящаяся папироса. Рядом лежал старенький кнопочный телефон.
Сергей чуть приподнял опущенную голову, посмотрел на гостя, молча кивнул в ответ, продолжил курить.
— Что-то случилось? — поинтересовался Пихнюк. — Могу помочь?
Палыч снова поднял тусклый непроницаемый взгляд на гостя, некоторое время смотрел, затем сипло произнёс:
— А это ты! — в очередной раз затянулся папиросой, выпустил дым через ноздри.
Пихнюк продолжал стоять, ожидая, чувствуя непонятную напряжённость ситуации.
Распахнулась дверь дома и два сержанта вывели молодого человека лет двадцати пяти в футболке и домашних треньках. На ногах резиновые галоши с меховой оторочкой.
— Давайте сюда голубчика! Попался! — с довольной усмешкой кинул им капитан, махнув рукой с траурной повязкой «военная полиция» на рукаве.
Парень испуганно смотрел по сторонам, точно что-то выискивал, заплетаясь ногами, шёл к машине. Неожиданно увидел на лавочке отца и больше не отводил глаз, уцепился за него взглядом, поворачивая голову по ходу движения, точно был привязан за нос невидимой нитью.
Палыч почувствовал это, сьежился, ещё ниже опустил голову, фуражка сползла на глаза, папироса задрожала в руке, пепел свалился и она потухла.
— Папа, — пронзительно тихо позвал парень.
Но конвоиры рванули его за локти, толкая вперёд:
— Давай! — один поспешил открыть заднюю дверь джипа с зарешёченным окном.
Палыч неожиданно застонал и склонился к коленям,закрыл лицо большими мозолистыми ладонями.
На крыльце появилась его жена, с охапкой одежды:
— Простудите сына! — закричала она, спускаясь по ступеням, — Дайте ему одеться!
— Там оденут! — с усмешкой отозвался конвоир, помогая парню залезть в машину.
Гвардеец отбросил сигарету, быстро подошёл к женщине забрал вещи, успел закинуть их внутрь автомобиля за парнем, конвоир захлопнул дверь.
Женщина обессиленно села на ступеньку, прижалась головой к перилам, тихо заплакала, вздрагивая всем телом.
Через зарешёченное заднее окно джипа белело прилепившееся к стеклу обескровленное лицо парня.
Гвардейцы и военные расселись по машинам, неторопливо выехали с участка.
Палыч убрал ладони от лица. Тряхнул кистью, отбрасывая затухшую папиросу, застрявшую у него между пальцев, поднял взгляд на Пихнюка, громко констатировал:
— Вот так!
— Парня мобилизовали? — озвучил догадку Пихнюк, пожал плечами: — Что поделать, время такое.
— Скрывался, — тихо добавил Сергей. Неожиданно вскинулся и в упор посмотрел на Константина красными плывущими глазами: — Ты же подполковник! Правильно я сделал, что позвонил им?
— Кому? — не понял Пихнюк.
— Ну, им, в военкомат! Они несколько раз приезжали, когда сына не было. А вчера он вернулся поесть, я и позвонил. Правильно я сделал? Ведь страна в опасности! Мы должны её защитить от нацистов?
— Сам позвонил? — тихо переспросил Пихнюк. Он неожиданно вспомнил своего сына Пашку. Когда в редкие часы бывал дома. Как однажды вёз его в больницу с аппендицитом в двенадцать лет. Тот корчился на носилках в «скорой», кривил лицо с распахнутыми удивлёнными глазами, слёзно причитал: «Ты только не бросай меня одного, папа, не бросай, а то всё будет плохо, я знаю, папа не бросай»...
На крыльце неожиданно громко завыла женщина, упала на бок, ухватилась руками за перила, стала трясти их, содрогаясь телом, повторяя сквозь слёзы:
— Господи, господи, господи...
Пихнюк развернулся и медленно осторожно пошёл к своей машине, тянул носок, будто нащупывая ботинками землю, не глядя под ноги, боясь поскользнуться. Открыл ворота и заехал на свой участок. Увидел знакомую машину доктора и ворота закрывать не стал.
Оставив джип под навесом, зашёл в дом.
Как только он заглянул на кухню, жена выскочила из-за стола ему навстречу:
— Ой, а мы здесь разговорились, не заметили, как время пролетело, — поцеловала мужа в щёку: — Ты чего такой хмурый? Случилось что-то?
Доктор Милана тоже поднялась из-за стола, смущенно поздоровалась:
— Извините Константин Васильевич, я уже ухожу.
Пихнюк кивнул ей, погладил Ольгу по волосам:
— Ничего, всё нормально, милая. Давай ужинать, — сел на диванчик за столом.
Милана прошла мимо в коридор начала одеваться. Кинула от дверей:
— До свидания!
Ответа не последовало. Ольга уже суетилась у плиты, Константин смотрел за окно — в глазах отражалась раскидистая огромная лиственница охватившая своими колючими лапами угол дома. Она тихо покачивалась, зябко дрожа мелкими иголками.
Уже в постели Константин рассказал жене, что произошло у соседей.
— И как же так отец собственного сына... — запричитала Ольга. — Да время такое...
— Какое время? — с укором переспросил Константин: — В нашей стране времена не меняются. Помнишь рассказы в школе о Павлике Морозове? Чем это закончится?
— Так ты сказал, что сына Палыча в армию забрали...
— Да я не о том, — перебил Константин, — я вообще.
Немного помолчав, он повернулся к жене:
— Ты знаешь, я помню, когда у твоей матери случился первый приступ инсульта, она ещё могла говорить, просила врачей, чтобы её усыпили. Не хотела быть нам обузой. Но теперь я вижу, она совершенно не желает умирать.
— Мне тоже так кажется, — подтвердила Ольга, — как ты думаешь – почему? Может быть, она стала плохо соображать? Мозг высох, и самоубийство не приходит ей на ум? Или она почувствовала нашу любовь? Твою любовь! Иногда мне кажется, что ты любишь её больше меня!
Константин недовольно засопел:
— Не говори глупостей любимая! Совершенно нет! Твоя мать всё время смотрит новости. Ты думаешь это случайно? Раньше концерты смотрела и юмористические программы. А теперь её интересуют только что твориться в стране! Твоя мать резко передумала умирать, когда началась война.
Ольга в темноте повернула голову, стараясь разглядеть профиль мужа:
— И почему же?
— Она хочет знать, чем всё это закончиться. Чем закончится правление Путина. Она просто хочет знать...
Константин посмотрел в большое окно противоположной стены. Ночное небо было усеяно звёздами. Они казались совершенно разными. Одни сверкали в вышине, упрямо светили точно маяки, определяющие чей-то путь. Другие едва заметные неуверенно мерцали внизу у горизонта, откуда продолжали подмигивать сквозь кроны деревьев, между ветхими деревянными дачами точно запутались в собственной навигации и упали, сбились с пути.