Пусть слово твоё –
острее рапиры,
Выхваченной
из железных ножен.
Из уст не жалей,
рассыпай сапфиры,
Дари изумруды
случайным прохожим.
I
Солнце повисло в осеннем небе тусклой медной монетой. Венора проснулась от шороха сухих листьев. Она протёрла сонные глаза и оторопела – за кустами мелькнула спина с двумя горбами. Бугры прятались под атласными капюшонами, обильно украшенными рюшами, лентами и бахромой. Приметив незнакомку, горбы всполошились и заёрзали, ей даже послышалось, что они ворчат.
Когда горбун обернулся, девушка ахнула, бросив беглый взгляд на его искажённое лицо: бесформенный рот торчал сбоку, кривой птичий нос изогнулся в сторону, почти касаясь щеки. Большие зеленоватые глаза могли бы скрасить этот облик, но они попеременно косили. Вдобавок сверху нависали кустистые брови с проплешинами. Гибкое, подвижное тело создавало резкий контраст с убогим лицом. Юноша добродушно и приветливо улыбнулся, за что получил улыбку в ответ.
– Хромой, косой, кривой, – представился горбун Веноре, учтиво снял шутовской колпак с бубенчиками, подобострастно преклонил колено и поцеловал ей руку.
– Я Себастьян – шутник и смутьян.
Девушка засмеялась.
– Рифмач из меня никудышный, – заметил он. – Хотя мои бессмысленные строки многим доставляют удовольствие. Слушая такие стишки, всякий уверен, что сочинил бы лучше.
Девушка представилась:
– Венора.
– Венора… чиста, как чаша из фарфора, – добавил он.
– Это не обо мне, скорее наоборот, – с грустью обмолвилась усталая путница.
– Дитя, – значительно выговорил юноша, – ты слишком строга к себе. – Она попробовала возразить, но горбун опередил её. – Теперь открой тайну, какими судьбами тебя занесло в эдакую дыру?
– Я решила жить подальше от людей.
– От людей? – задумчиво повторил Себастьян. – Разве я человек? Я урод, ты оказалась в нужном месте в нужный час. Если тебе негде жить, оставайся у меня. Ты напоминаешь мне сестру, её тоже звали Венорой.
Поначалу она растерялась, но поразмыслив, девица согласилась поселиться у горбуна.
– Моя телега – не карета, да и лошадь не царской породы, а моя хижина – не дворец… Я не могу принять тебя так, как подобает встречать столь прекрасную даму, – говорил Себастьян, помогая ей взобраться в разбитую повозку. – Но! Уверяю тебя, почтение, которое ты внушаешь мне, соседствует с чувствами, которые должно испытывать только к королеве!
– Я польщена, – сказала Венора, краснея.
Себастьян дёрнул поводья, худосочная лошадёнка тронулась, и телега загромыхала по ухабистой дороге. Обходительный молодой человек использовал в речи на удивление изысканные обороты. Всё указывало на то, что он вышел из другой среды. По дороге Себастьян развлекал Венору потешными историями, а она смеялась беззаботно, как в детстве.
– Ответь, Венора, я слишком болтлив?
– Благодаря твоим историям я на время забыла о своих тяготах...
Она молча опустила голову.
– Ты живёшь один? – спросила девушка, когда они подъехали к хижине.
– Боишься встретить мою вторую половину? Уверяю, красотку под стать мне не сыскать во всём королевстве! – расхохотался её спутник.
Себастьян открыл перед Венорой дверь, пропуская вперёд.
– Себастьян, где ты научился великосветским манерам? – осведомилась девушка.
– Ты поверишь, что я служил во дворце?
– Охотно! – подтвердила она.
– При дворе я занимал должность, которая была гораздо выше королевской: я мог себе позволить то, о чём король не мечтал, потому что я был… – тут юноша лихо вспорхнул на ходули, стоявшие в углу комнаты, – шутом!
Как резвый конь, он носился галопом по комнате и танцевал на ходулях. Хижина задрожала, словно от лихорадки. Себастьян спрыгнул на пол, но лачуга продолжала качаться, как пьяная.
– Землетрясение? – замерев спросила Венора и крепко схватилась за сумку с часами карлика.
– Такие землетрясения у нас через день. Это мой сосед, великан Людожрик Старший, весельчак, картёжник и людоед, – пояснил шут. – Он живёт на вершине горы и сейчас спустился в долину. Будь покойна, ветхие лачуги он не ест.
Венора хихикнула.
– Что ж, сегодня ты за короля. Выбирай, кого тебе представить? – Себастьян, расхаживая по комнате, изображал диковинных зверей и птиц по заказу Веноры. Она хохотала до колик в животе.
– Теперь я поняла: король умер от смеха, – сказала она, вытирая слёзы.
– А на этот раз ты ошиблась – славный король умер от любви.
Себастьян начал свой рассказ.
– Король Новоскании Теодор Георг III старел, хотя держался не по годам бодро. Любя я называл его «Ваше Песочество», на что он радостно откликался. Женился он поздно на молодой принцессе из соседнего королевства – ослепительно красивой и образованной, говорившей на двадцати языках. С трудом верилось, что в белокурой головке Каролины Короны Паулины вмещалось столько знаний!
Ворон остановился, пристально вглядываясь в мои глаза.
– Я был лично знаком с Каролиной, – сказал он, выдержав паузу, – и подтверждаю слова Себастьяна. После званных ужинов, я сидел на плече королевы, а она листала словари иноземных языков.
– Негуддин, а сколько языков тебе известно?
– Хвалиться нечем, я знаю всего лишь пятьдесят птичьих и столько же человечьих языков, – произнеся эти слова, Негуддин скромно потупил взгляд.
– О, я догадывался об этом! – изумлённо вскричал я. – Один лишь взмах твоих седых ресниц поведал, что твой разум – ярчайший бриллиант Новоскании! Пусть я выражаюсь неуклюже, но глядя на тебя, я перестаю бояться старости.
– Не стоит завышать мою значимость, – прислушиваясь к голосу скромности, сказал Негуддин. – Годы на то и даны, чтобы приумножать богатства ума, не выживать из него. Я, кажется, сейчас говорил о королеве. В свои юные лета она легко затмевала философов, богословов и учёных. В годы её правления просвещение распространялось, как пожар. А мы вернёмся к историям Себастьяна.
– Смею заметить, вторая половина короля, отличалась странностями, – продолжал Себастьян. Признаюсь, поначалу и я восхищался красотой и умом Каролины. Познакомившись с этой госпожой поближе, я понял, что лучше держаться на расстоянии, и прятался под стол, чтобы не оглохнуть. Гром, молнии, водопады, рёв слона, льва, обезумевшей жабы, кашалота, быка, демона – наша государыня переплюнула их всех вместе взятых. Ах, сколько раз королева сажала меня в лужу! У меня такое чувство, что я до сих пор там.
Что до тугого на ухо короля, он слышал свою владычицу с первого раза и нежно величал хрустальным колокольчиком.
О нашем звоночке я могу говорить часами, но итог один – завела себе королева фаворита из числа учёных мужей. Король в силу своего почтенного возраста не был супругом в полном смысле слова. Что это за муж, который забывает дарить цветы и подарки жене в день годовщины свадьбы? Увы, его память слабела, хотя он кое о чём догадывался. Уж кто-кто, а королева знала, как обвести муженька вокруг пальца.
«Около полуночи гонец пришёл ко мне с вестью, что наш друг посвятил мне сонет. Сгорая от нетерпения, я навестила поэта среди ночи. Почему ты так смотришь – да он мне, как брат! – говорила Каролина мужу, приходя под утро. – Он всегда отзывается о тебе с глубочайшим почтением. Ты бы знал, какой затейник в выборе… тем для познавательных бесед! Мы философствуем целыми днями.. Это гений нашего времени! Я потрясена его достижениями в науке, искусстве, медицине, а главное – жизни! А как он силён… в богословии. Когда он говорит о Всевышнем, лицо его озаряется божественным светом».
Я сидел с ними за одним столом в трапезной. Королева беспрестанно повторяла, направляя взор к небесам:
– Это чистейший ангел, он сияет изнутри!
Я схватил со стола свечу, спрятал её под полупрозрачную тунику и закричал что есть мочи:
– Каролина, я тоже свечусь изнутри! Приходи ко мне, как стемнеет, буду ждать!
Я наспех вытащил из вазы фиалки, встал перед ней на колено и вручил букет.
Королева швырнула в меня цветы и рявкнула, искривив губы от злости:
– Себастьян, не играй с огнём!
Король страстно любил эту несносную леди. Уверен, запятнанная честь Каролины привела наше величество к безвременной гибели. Потерпев крах в любви, король скончался, – печально произнёс Себастьян. – После похорон королева с позором выгнала меня из дворца, отомстив за уколы моего острого языка, разившие её в самое сердце.
Я остался без надёжного крова и доброго куска хлеба и уже год живу в этой лачуге… Что я умею? Ни пахать, ни сеять, ни кашеварить… А горбами не заработаешь, хотя кто-то бы извлек из них двойную пользу. Но Себастьян не из их числа! Лучше умереть с голоду, чем уронить достоинство!
За спиной Себастьяна раздался презрительный смешок – говорящий горб по имени Брог сердито буркнул:
– Дурак ты, Себастьян! Ничему тебя жизнь не учит!
– Да разве этот жалкий шут умеет просить? Это целое искусство! Вот мне бы точно подали! – уверенно выкрикнул горб по имени Ульрик.
– Отчего ты так скверно отзываешься о нашем господине? Уверен, его бы засыпали монетами, – заступился за хозяина Брог. – Это ты, тупица, двух слов связать не можешь.
– Кто бы говорил! – гневался Ульрик.
– Эй, вы, потише там! – пресёк их споры Себастьян.
Девушка с изумлением внимала речам этих изогнутых частей тела.
– Венора, привыкай! – Себастьян пытался перекричать горланившие горбы. – Эти бугры на моей спине – говорящие, забыл вас познакомить.
Он повернулся к ней спиной:
– Сверху Ульрик – бунтарь и распутник, а пониже Брог – упрям, как сапог.
Горбы любезно раскланялись перед девушкой.
– Ульрик обычно за старшего, – добавил Себастьян, на что Брог возмущённо выругался, между ними завязалась ссора.
– Венора, ты знаешь, – вздохнул Себастьян, – чтобы совладать с этими сквернословами, мне приходится побивать их палкой. Схожу-ка я за ней.
Горбы раздражённо заурчали и притихли.
– Смотри – уже стемнело. Я разговорился… – спохватился Себастьян. – Пора ужинать, – он достал с полки краюшку хлеба и отдал её Веноре.
– Себастьян, это последний кусок хлеба. Я поищу, из чего приготовить ужин, – сказала она, направляясь на грядку.
– Горох одинокий на грядке цветёт – любой огородник меня засмеёт!
– Вот и чудесно! – хлопнула в ладоши Венора. – Сварю суп.
– Однажды я чуть не расстался с жизнью из-за этого блюда.
Королевская повариха сварила на редкость ядрёный гороховый суп. Этот нектар я по сей день вспоминаю с трепетом! – усмехнулся Себастьян. – Я… не сдержал чувств! Залу огласил громкий взрыв комплиментов моего желудка, он восторгался превосходным супом и кулинарным гением кухарки. Чтобы сгладить неловкую паузу, я воскликнул:
– Это моя последняя поэма, и посвящается она вам, дорогие друзья!!!
Придворная публика лопнула со смеху. Один стражник, отличавшийся свирепым выражением лица, подскочил ко мне и, потрясая шпагой, закричал:
– Сейчас я изрублю этой доблестной шпагой перо, коим ты пишешь эдакие поэмы! – его лицо побагровело от гнева, а глазные яблоки, едва не упали в десертную тарелку.
– Оставь его, простолюдин, – заступился за меня король. – Тебе не дано понять поэзии.
После этого случая меня прозвали «Шутом Гороховым».
II
Так они коротали дни. Себастьян развлекал Венору своими историями о придворной жизни, а она исправно готовила обеды, следила за домом и огородом.
Вскоре в лачуге появился ещё один обитатель. Венора приютила дикого кота и дала ему имя Лесной. Зверёк быстро привык к дому. Через пару недель он заметно поправился и расцвёл пышной кошачьей красой! В благодарность за тепло и ласку, кот переловил крыс и мышей. Вечерами, сидя у девушки на коленях и громко мурлыкая, усатый менестрель лечил её душу древними, как мир, балладами.
Как-то раз Венора забралась на чердак в поисках посуды и спустилась обратно, сияя от счастья.
– Себастьян, я нашла на твоём чердаке бесценные сокровища! – сказала она, разворачивая ткань. – Здесь целебные растения – все-клей, драконов-корень и покой-трава!
– Когда я покидал дворец, королевский повар всучил мне это добро. Ты разбираешься в травах? – удивился Себастьян.
– Да, мой отец знахарь, мы собирали их вместе, чтобы продавать аптекарям в Розенторе.
Посмотрим, что ещё у нас, – Венора перебирала засушенные фрукты и ягоды. – Так, ослива. Скормим её лошади, от осливы голос превращается в ослиный крик.
Себастьян притворно проглотил осливу и заревел ослиным голосом. Венора тоже залилась ослиным ржанием и снова принялась теребить сухоцветы.
Разворачивая свёрток с сушёными ягодами, она предостерегла Себастьяна:
– Эту ягоду сразу спрячь подальше – это глупника.
– При дворе она считалась молодильной ягодой. Впервые слышу, что это опасно…
– Лекари добавляют всего несколько капель в подобные эликсиры, иначе лекарство становится ядом. Глупника поворачивает время вспять. Тело молодеет, при этом человек выживает из ума, поначалу впадая в детство, а потом и вовсе теряет ум. Однажды наша соседка краем уха услышала о чудо-ягоде молодости. Ей было сорок пять лет. Женщина насобирала полную корзину глупники и ела её горстями. За два дня она превратилась в пятнадцатилетнюю девочку. Тело не поспевало за разумом. Муж застал её за игрой с куклами и закричал во весь голос: «Жена, что ты делаешь?» Она спросила: «Жена? Какая я тебе жена? Мне ещё рано замуж. И вообще, дяденька, кто ты такой?» Она молодела и глупела с каждым часом, под конец превратилась в младенца и окончила свои дни…
– Какая жуткая история, – проговорил Себастьян.
Венора показала краешек завёрнутого в плотную ткань красного корня.
– Будь осторожен с драконовым корнем! Перед тем, как дотронуться, оборачивай руки тканью, иначе заработаешь лихорадку. Настойка из этого корня лечит больное сердце, возвращает зрение и слух. А бальзам из все-клея заживляет любые раны. Если человека разрубить пополам и приставить половинки одну к другой, кости и ткани срастутся, как ни в чём ни бывало. За таким снадобьем гоняются даже иноземцы. Эти корешки растут только в одном месте – на горных пастбищах у истоков реки Аргалы. Оттого мы и переехали в Дракон-форт. Жаль, отец всегда торговал в городе сам. Эх, знать бы хоть один адресок, – с досадой добавила она.
– Уверен, ты найдёшь достойное применение этим «бриллиантам», – улыбнулся Себастьян. – Венора, у меня для тебя тоже хорошие новости! Когда-то король подарил мне золотое кольцо. Я выменял его на баранью ногу, муку и отменные садовые яблоки!
Через час дом наполнился сладкими пряными ароматами. Венора поставила на стол свежеиспечённый яблочный пирог и разлила отвар из покой-травы по чашкам. Они смеялись, шутили и говорили по душам, отпивая душистый нектар маленькими глотками.
Венора на глазах превращалась в другого человека. Живя в родительском доме, хитрая девчонка перекладывала свои обязанности на других. Брат и младшая сестра поддаваясь на её жалобы о мнимом недомогании. К тому же, родители держали в доме пару слуг и баловали свою красавицу. Глядя на изнеженные руки фарфоровой белизны, не верилось, что Венора – сельчанка. Теперь ей пришлось покориться жизненным тяготам. Своенравные капризы отошли в прошлое. Сердце оттаяло, переполняясь теплом и нежностью к молодому горбуну, бескорыстно её приютившему. Она относилась к нему, как к родному брату. Что уж говорить о Себастьяне! Незадолго до её появления, он начал замечать, что иной раз, сидя на крыльце, брюзжит вместе с горбами. Юноша считал Венору подарком небес.
Совершенно другие чувства испытывали ревнивые горбы…
– Наш господин перестал разговаривать с нами из-за этой неотёсанной деревенской девки! – возмущённо пробормотал Ульрик.
– А ну-ка замолчи, нечестивец! – прикрикнул на него Себастьян.
– Ладно, дружище, – произнёс другой горб, обращаясь к соседу, – поговорим о ней позже, когда хозяин уснёт.
– Спокойной ночи, Себастьян, – наигранно промурлыкали горбы.
– Спокойной ночи! – ответил хозяин.
III
Осень щедро раскрасила лес золотом и багрянцем. В один из солнечных дней Себастьян и Венора пошли собирать осенние ягоды в горах. Внимание Себастьяна привлекли две молодые сосны, причудливо изогнувшиеся среди камней.
– Венора, подойди поближе, – позвал он девушку, прижимая ухо к стволу. – Прислушайся!
– Какой ритмичный звук… бьётся, словно сердце! – прошептала девушка.
– Так и есть, – грустно молвил Себастьян. – Эти деревья прежде были оленями. Да и я не всегда был уродом. В детстве я легко находил общий язык с животными и водил дружбу с двумя пятнистыми оленятами. Играя в прятки, мы не заметили, как разбудили старого Мэрдока – колдун крепко уснул в вересковых зарослях. Может, ты слышала это имя?
– Ещё как! – вскричала Венора.
– Он пришёл в ярость, – продолжал юноша. – Кричал, метался, как безумный, вырывал и разбрасывал в разные стороны волосы из бороды. Старик возвёл руки к небу и проклял нас только за то, что мы потревожили его сон. Оленей он обратил в сосны. Он показал на меня пальцем и прокричал: «А ты, мальчишка, станешь посмешищем всему люду!» На глазах я превратился в мерзкого горбуна. «Ты останешься таким до тех пор, пока кто-либо не увидит в тебе красоту, причём сделает это искренне. Хотя не знаю, кто сможет узреть хоть крупицу прекрасного в эдакой образине!!!» Сказав это, он дико расхохотался. «В тот самый день ты увидишься со своими рогатыми друзьями», – добавил злобный маг. К счастью, одна знакомая фея поведала, что когда-нибудь заклинания Мэрдока будут разрушены. Только это меня утешает и вселяет надежду…
Взгляд Себастьяна сделался рассеянным, он замолчал.
– После этого я поселился в лесу и жил там, пока королевская свита не подобрала меня, – продолжил он. – Дворец утопал в роскоши и великолепии, видимо, там не хватало только меня с двумя горбами и ртом на боку. Я уже не стал возвращаться домой: скажи, как я мог показаться родителям?! – вскричал Себастьян с отчаянием в голосе. – Уже много лет мне ничего не известно о них, старшем брате и младшей сестрёнке. У меня с ней полтора года разницы.
– А как звали твоих родителей, сестру, брата?
Когда он перечислил все имена, припомнив дедушку с бабушкой, клички жеребцов и кобыл, на глазах Веноры выступили слёзы.
– Себастьян! Это не может быть совпадением! Ты… мой брат!
У девушки от радости перехватило дыхание, ещё чуть-чуть, и она задушила бы вновь обретённого брата в объятиях.
– О, Боже! Почему мы не поговорили об этом раньше? – говорила девушка, смахивая вновь нахлынувшие слёзы. – Когда мне было пять или шесть лет, наша семья потеряла ребёнка. Мальчик ушёл из дома и не вернулся. Это случилось ещё задолго до переезда в Дракон-форт. В течение года его безуспешно искали по всей округе. Брата звали Себастьяном. Надо же, ты мой родной брат! Теперь у тебя две сестры – я и наша младшая! Ты бы видел, какая она красавица!
– Забавно! У двух красавиц такой безобразный брат, – воскликнул Себастьян.
Венора обняла его. Их счастье не знало границ, они смеялись и плакали одновременно.
– Хотя я не достойна называться твоей сестрой, я совершила слишком много зла, сказала Венора какое-то время спустя. – Я хорошо помню времена, когда погрязла во лжи, у меня есть основания злиться на себя. Пришло время и мне рассказать свою историю.
Венора взяла корзинку, и пока они собирали ягоды, рассказывала Себастьяну о своих горестях и безответной любви.
– Теперь мне остаётся сдать оружие и поднять белый флаг. Битву за его сердце я проиграла, – заключила девушка.
Внимательно выслушав её, Себастьян сказал:
– Это и к лучшему: подобная борьба – удел мужчин.
Она покорно кивнула.
– И зря ты обращалась к этим подлым, лживым колдунам.
– Я и сама убедилась в этом, но уже поздно. Я постоянно думаю, как помочь Лилиане, она… – Венора разрыдалась.
– Сестрица, ты уже не одна, я тоже буду думать, у меня большие связи вон там, – Себастьян указал на небо.
Теперь он имел полное право называть Венору сестрой. Это слово ласкало слух, отчего сердце радостно трепетало.
– Остаётся надеяться на небеса, – сказала она. – И ты знаешь, как я уже говорила, не хочу больше бороться за него, – голос девушки невольно дрогнул. – Пусть будет счастлив со своей Лилианой. А я… если повезёт, тоже кого-то встречу…
– Конечно! Ведь ты прекрасна!
– С этим легко поспорить. Если и так, моя красота – только внешняя, как в той песне про сосуд, – Венора наморщила лоб, вспоминая напев бродячих менестрелей:
Сосуд прекрасный, но пустой.
Мудрец разочарован.
Не ведал истины простой,
Красою околдован.
Мудрец тот, жаждою томим,
Искал повсюду влаги,
Моля, чтоб воду серафим
Послал в заветной фляге.
Среди барханов на песке
Лежит сосуд манящий.
Внутри – предела нет тоске! –
От пустоты щемящей.
Мудрец, наверно, уяснит:
Не всё то злато, что блестит.
– Венора, – произнёс Себастьян. – Твои слова перенесли меня в пустыни, оазисы, я догнал караван, оседлал верблюда, а потом, под шум ветра задремал в тени веерного дерева. Я позабыл о смысле. Что с меня, дурака, взять? Прости, если сможешь.
– Ни за что! – притворившись обиженной воскликнула она.
Себастьян скорчил гримасу:
– Сестрица, а если я обижусь и перестану с тобой разговаривать? Придётся тебе болтать с моими горбами, с этими бесстыдниками!
Со стороны горбов послышался ропот:
– А чем мы плохи? Лучших собеседников и желать нельзя!