Эмма Орци
СТАРИК В УГЛУ
ГЛАВА XXXIV.
ТАИНСТВЕННАЯ СМЕРТЬ НА ПЕРСИ-СТРИТ
Мисс Полли Бёртон постоянно спорила с мистером Ричардом Фробишером из-за Старика в углу, ибо сам Старик казался гораздо интереснее и невероятно загадочнее любого из преступлений, о которых рассуждал с невозмутимостью философа.
Более того, Дик вбил себе в голову, что мисс Полли нынче проводит в магазине A. B. C. больше времени, чем раньше в его собственной компании, и заявил ей об этом с той восхитительной робкой угрюмостью, которую неизменно приобретает любой мужчина, когда ревнует, но не намерен признавать сей факт.
Полли нравилась ревность Дика. Но в той же самой степени ей очень нравилось старое чучело в магазине A. B. C. И хотя время от времени она бросала различные расплывчатые обещания мистеру Ричарду Фробишеру, но, тем не менее, день за днём инстинктивно возвращалась обратно в чайную лавку на Норфолк-стрит, что в Стрэнде, и оставалась там, попивая кофе, пока Старик в углу рассказывал очередную историю.
В тот день она направилась в магазин A. B. C. с определённой целью – заставить Старика поведать ей о загадочной смерти миссис Оуэн на Перси-стрит.
Факты заинтересовали и озадачили мисс Полли. Она без устали спорила с мистером Ричардом Фробишером относительно трёх возможных решений загадки: несчастный случай, самоубийство, убийство?
– Несомненно, ни несчастный случай, ни самоубийство, – сухо отрезал Старик.
А Полли-то думала, что не произнесла ни слова. Что за странная привычка у этого существа читать её мысли!
– Значит, вы склоняетесь к мысли, что миссис Оуэн была убита. Вы знаете, кем?
Старик засмеялся и вытащил верёвку, с которой постоянно возился, разгадывая всё новые и новые тайны.
– Вы хотите знать, кто убил старуху? – спросил он наконец.
– Я хотела бы услышать ваше мнение по этому поводу, – ответила Полли.
– У меня нет мнения, – вновь сухо отрезал Старик. – Никто не узнает, кто убил женщину, поскольку никто никогда не видел преступника. Никто не может дать ни малейшего описания таинственного незнакомца, которому в одиночку удалось совершить столь изобретательное злодеяние, а полиция бродит во тьме с завязанными глазами.
– Но вы, безусловно, сформировали свою собственную теорию, – не унималась мисс Полли. Её раздражало упорство забавного уродца, поэтому она попыталась унизить его тщеславие. – Я считаю, что на самом деле ваше первоначальное замечание о том, что «не существует такого понятия, как тайна» отнюдь не универсально. Вот вам тайна – смерть на Перси-стрит, которую ни вы, ни полиция не в состоянии разгадать.
Он приподнял брови и несколько минут молча глядел на свою собеседницу. Затем прервал тишину нервным смешком:
– Честно говоря, это убийство стало одним из самых изобретательных преступлений, осуществлённых за пределами сферы интересов российской дипломатии (92). Должен сказать: если бы я был судьёй, которому следовало вынести смертный приговор человеку, задумавшему это убийство, то не смог бы заставить себя так поступить. Напротив, я со всей возможной учтивостью попросил бы этого джентльмена поступить на службу в наше Министерство иностранных дел – такие люди нам крайне необходимы. Вся mise en sc;ne была поистине артистичной, достойной своего milieu (93) – Рубенс-студии на Перси-стрит, Тоттенхэм-Корт-роуд. (94).
Вы когда-нибудь обращали внимание на подобные дома? Студии (95) они лишь по названию, а в действительности представляют собой простой набор комнат в угловом доме с немного увеличенными окнами, и арендная плата взимается соответственно с учётом этих дополнительных пяти дюймов туманного дневного света, проникающего сквозь немытые окна. На первом этаже находится отдел заказов витражей с мастерской в задней части, а на втором этаже – небольшая комната, отведённая смотрительнице, с газовым освещением, запасами угля и пятнадцатью шиллингами в неделю. И за этот княжеский доход ей надлежит поддерживать порядок и чистоту во всём доме.
Миссис Оуэн, смотрительница Рубенс-студии, была тихой, респектабельной женщиной, получавшая мизерный заработок различными – в основном очень скудными – чаевыми от безденежных художников в обмен на всяческие домашние услуги как в самой студии, так и вне её.
Да, заработок миссис Оуэн был небольшим, но регулярным, а экстравагантными привычками она не страдала. Смотрительница и её какаду жили на жалованье, а чаевые регулярно вносились на очень удобный скромный счёт под проценты в Биркбек-банке. Шли годы, а женщина так и не потратила ни единого пенни из чаевых. В результате скромный счёт вырос до весьма приличной суммы, и бережливую вдову – или старую деву (никто толком не знал, кто она такая) – молодые обитатели Рубенс-студии обычно называли «дамой со средствами». Но я немного отвлёкся.
В доме никто не ночевал, кроме миссис Оуэн и её какаду. Правило заключалось в том, что жильцы, покидая свои комнаты вечером, относили свои ключи в комнату смотрительницы. Рано утром она забирала эти ключи с собой, чтобы навести порядок и вытереть пыль в комнатах и конторе внизу, развести огонь и натаскать угля.
По утрам самым первым появлялся старший мастер стекольного завода. У него имелся ключ от входной двери; он заходил внутрь, после чего дверь оставалась незапертой для удобства арендаторов и их посетителей.
Обычно, приходя около девяти часов, мастер обнаруживал, что миссис Оуэн занята работой по дому, и перебрасывался с ней парой слов о погоде, но в то утро 2 февраля он не видел и не слышал её. Однако, поскольку контора была приведена в порядок, а в камине пылал огонь, мастер предположил, что миссис Оуэн закончила свою работу раньше, чем обычно, и больше не думал об этом. Обитатели студии появлялись один за другим, часы пролетали незаметно, и никто не обратил внимания на тот факт, что смотрительница за весь день так и не показалась.
Ночью было ужасно холодно, а днём – ещё хуже; дул сильнейший северо-восточный ураганный ветер, обильно выпавший снег лежал на земле толстым слоем, и в пять часов вечера, когда последние проблески бледного зимнего дневного света исчезли, братство кисти отложило палитры и мольберты в сторону и приготовилось отправляться домой. Первым ушёл мистер Чарльз Питт; он запер свою мастерскую и, как обычно, понёс ключ в комнату смотрительницы.
Не успел он открыть дверь, как бешеный порыв ледяного ветра ударил его в лицо; оба окна были широко открыты, и снег вперемешку с дождём что было сил хлестали в комнату, покрывая пол белым ковром.
В комнате царил полумрак, и сначала мистер Питт ничего не заметил, но инстинктивно чувствуя что-то неладное, он зажёг спичку, и его глазам предстало зрелище ужасной и таинственной трагедии, которая и поныне ставит в тупик как полицию, так и всех остальных. На полу, чуть ли не наполовину покрытом снегом, лежало тело миссис Оуэн – лицом вниз, в одной лишь ночной рубашке, с обнажёнными ступнями и лодыжками, которые, как и её руки, были тёмно-фиолетового цвета. А в углу комнаты, скрючившись от холода, лежал бездыханный какаду.
ГЛАВА XXXV.
САМОУБИЙСТВО ИЛИ УБИЙСТВО?
– Сначала речь шла только о чудовищном несчастном случае, результате какой-то необъяснимой небрежности, на которую, возможно, прольют свет доказательства, предъявленные на дознании.
В помощи врачей уже не было необходимости: несчастная замёрзла до смерти в собственной комнате. Дальнейшее обследование показало, что миссис Оуэн нанесли сильный удар по затылку, который, очевидно, оглушил её и вынудил беспомощно рухнуть у открытого окна. Всё остальное довершила температура в пять градусов ниже нуля (96). Детектив-инспектор Хауэлл обнаружил рядом с окном газовый рожок (97) из кованого железа, чьи размеры в точности соответствовали кровоподтёку на затылке миссис Оуэн.
Однако не прошло и пары дней, как полупенсовые вечерние листки подстегнули всеобщее любопытство шокирующими заголовками:
«Таинственная смерть на Перси-стрит»
«Самоубийство или убийство?»
«Захватывающие подробности и странные события»
«Сенсационный арест»
Что же произошло на самом деле?
В ходе дознания выяснилось несколько довольно-таки любопытных фактов, связанных с жизнью миссис Оуэн, и это привело к задержанию молодого человека весьма почтенного происхождения по обвинению в причастности к трагической смерти злосчастной смотрительницы.
Во-первых, смотрительница вела однообразную и размеренную жизнь, но – во всяком случае, в последнее время – часто казалась чем-то взволнованной. Все свидетели, знавшие её в прошлом, согласились с тем, что с октября прошлого года достойная и честная женщина резко изменилась.
У меня есть фотография миссис Оуэн. Такой она была до того, как в её тихой и спокойной жизни произошла большая перемена, которая привела бедную душу к плачевному итогу.
Вот она, – добавило забавное создание, выложив фотографию перед Полли. – Настолько респектабельна, скучна и неинтересна, насколько это вообще возможно для представительницы вашего очаровательного пола. Подобное лицо и подростка не введёт в искушение, а уж тем более не склонит к совершению преступления.
И представьте себе удивление и потрясение арендаторов Рубенс-студии, когда в шесть часов пополудни они увидели миссис Оуэн – скромную, респектабельную миссис Оуэн – в экстравагантном чепце и плаще, отороченном имитацией каракуля. Распахнутый спереди плащ демонстрировал миру золотой медальон на цепочке невероятных размеров.
Легкомысленные художники не замедлили разразиться комментариями, намёками, саркастическими репликами в адрес достойной женщины.
С того дня почтенная смотрительница Рубенс-студии как будто переродилась. День за днём, сопровождаемая изумлёнными взорами арендаторов и возмущёнными взглядами соседей, она демонстрировала миру свои наряды, один чуднее другого, полностью забросив работу. Теперь никто не мог найти её, когда требовалась помощь.
Естественно, в Рубенс-студии не стихали разговоры по поводу «беспутного поведения» миссис Оуэн. Жильцы начали складывать два и два, и спустя непродолжительное время пришли к твёрдому заключению, что падение честной женщины чуть ли не день в день совпало с появлением в студии № 8 молодого Гринхилла.
Все замечали, что по вечерам он уходит позже остальных, однако никто не предполагал, что из-за работы. Подозрения вскоре переросли в уверенность, когда стекольщик увидел миссис Оуэн и Артура Гринхилла за обедом в ресторане «Гамбиа» на Тоттенхэм-Корт-роуд.
Рабочий, который пил чай у стойки, особо отметил, что счёт оплачивала миссис Оуэн. А обед был роскошным – телячьи котлеты, вырезка, десерт, кофе и рюмочка ликёра. Когда пара покинула ресторан, явно пребывая в чудесном настроении, молодой Гринхилл курил дорогую сигару.
Сведения о подобном недопустимом поведении рано или поздно должны были дойти до ушей и глаз мистера Оллмана, владельца Рубенс-студии; и в конце января он без лишних слов приказал миссис Оуэн через неделю покинуть его дом.
«Миссис Оуэн ничуть не расстроилась, когда услышала моё уведомление, – сообщил мистер Оллман на дознании. – Напротив, она ответила мне, что у неё достаточно средств, и она работала в последнее время только ради того, чтобы чем-то заняться. И добавила, что найдётся много друзей, которые позаботятся о ней, потому что у неё есть небольшое состояньице, которое она может оставить любому, кто «знает, как снискать её благосклонность».
Однако, вопреки этим утверждениям о веселье, мисс Бедфорд, снимавшая студию № 6, заявила: возвращая ключ в комнату смотрительницы в 6.30 пополудни, она застала миссис Оуэн в слезах. Смотрительница была безутешна и не пожелала рассказать мисс Бедфорд о своей беде.
А двадцать четыре часа спустя её нашли мёртвой.
Присяжные коронера вынесли открытый вердикт (98), и полиция поручила детективу-инспектору Джонсу навести справки о молодом мистере Гринхилле, чью близость с несчастной женщиной не замечал только слепой.
Детектив навёл справки в Биркбек-банке. И там обнаружил, что миссис Оуэн после беседы с мистером Оллманом сняла со своего счёта все деньги, около 800 фунтов стерлингов, результат двадцати пяти лет экономии и бережливости.
Но непосредственным результатом работы детектива-инспектора Джонса стало то, что мистер Артур Гринхилл, литограф (99), предстал перед магистратским судом на Боу-стрит по обвинению в причастности к смерти миссис Оуэн, смотрительницы Рубенс-студии на Перси-стрит.
– Это судебное расследование – одно из тех немногих интересных, которые мне, к сожалению, пришлось пропустить, – продолжил Старик в углу, нервно подёргивая плечами. – Но вам не хуже меня известно, что поведение юного обвиняемого произвело крайне неблагоприятное впечатление и на судью, и на полицию, и с каждым новым свидетелем его положение неуклонно ухудшалось.
Гринхилл был симпатичным, довольно грубоватым молодым парнем, который изъяснялся с таким акцентом кокни (100), что мурашки бежали по коже. Он явно и сильно нервничал, запинался на каждом слове и неоднократно давал ответы явно наобум.
Его адвокатом выступал отец – грубоватый пожилой человек, внешне напоминавший скорее сельского юриста, нежели лондонского законника.
Полиция выдвинула довольно веские доводы против литографа. Медицинские исследования не выявили ничего нового: миссис Оуэн умерла в результате переохлаждения; удар по затылку был недостаточно серьёзным, чтобы вызвать что-либо, кроме временной потери сознания. К моменту появления судебного медика жертва уже была мертва, и никто не мог определить, когда это произошло: час назад, пять или двенадцать часов.
Внешний вид и состояние комнаты, в которой мистер Чарльз Питт обнаружил несчастную женщину, снова рассмотрели в мельчайших деталях. Дневная одежда миссис Оуэн была аккуратно сложена на стуле. Ключ от шкафа лежал в кармане её платья. Дверь была слегка приоткрыта, но оба окна – распахнуты настежь; сломанную створку одного из них надёжно и аккуратно закрепили куском верёвки.
Поскольку миссис Оуэн явно собиралась отойти ко сну, судья, натурально, указал на несостоятельность предположения о несчастном случае. Никто в своём уме не станет раздеваться при температуре ниже нуля и полностью открытых окнах.
После этих заявлений в ложу для свидетелей вызвали кассира Биркбек-банка, который рассказал о визите смотрительницы в банк.
«Было около часа дня, – начал он. – Миссис Оуэн подошла ко мне и предъявила чек на 827 фунтов стерлингов, всю сумму её счёта. Она выглядела невероятно счастливой и весёлой и говорила о том, что ей нужно много денег, поскольку она собиралась за границу к своему племяннику, у которого ей предстояло вести хозяйство. Я предупредил её, что с такой крупной суммой не следует забывать об осторожности, и не стоит необдуманно тратить деньги, как часто поступают женщины её класса. Она ответила со смехом, что намерена соблюдать осторожность не только в настоящем, но и в будущем, так как собирается сегодня же пойти в контору адвоката и составить завещание».
Показания кассира, безусловно, произвели впечатление, поскольку в комнате вдовы не обнаружили ни малейших следов денег. Но зато две банкноты из тех, что забрала в банке миссис Оуэн, оказались у юного Гринхилла как раз в день её таинственной смерти: одной он расплатился за костюм в магазине компании «Вест-Энд клозирс» (101), а другую разменял в почтовом отделении на Оксфорд-стрит.
После этого пришлось заново пересмотреть все доказательства по поводу близкого знакомства Гринхилла с миссис Оуэн. Подсудимый, бледный, как смерть, выслушивал свидетелей, явно страдая, волнуясь и постоянно облизывая пересохшие губы. А когда констебль E 18 показал, что в два часа ночи 2 февраля он видел обвиняемого и разговаривал с ним на углу Перси-стрит и Тоттенхэм-корт-роуд, молодой Гринхилл чуть не лишился чувств.
Полиция утверждала, что смотрительницу убили и ограбили вечером до того, как она легла спать, что убийство совершил мистер Гринхилл, поскольку он был единственным близким знакомым покойной, и, как выяснилось, бесспорно находился в непосредственной близости от Рубенс-студии в необычно поздний час.
В его собственный рассказ как о себе, так и о роковом вечере, верилось с трудом. Миссис Оуэн приходилась родственницей его покойной матери, сообщил он. Сам он был литографом, и у него имелось достаточное количество свободного времени. Поэтому он с удовольствием водил пожилую женщину по разным увеселительным заведениям. Он не раз предлагал ей бросить чёрную работу и переехать к нему, но, к сожалению, на покойную сильно влиял её племянник, носивший ту же фамилию. Этот Оуэн всячески эксплуатировал добродушную женщину и неоднократно наносил изрядный ущерб её сбережениям в Биркбек-банке.
После сурового перекрёстного допроса, устроенного прокурором по поводу предполагаемого родственника миссис Оуэн, Гринхилл признал, что ни разу не встречался с ним. Всё, что ему было известно – имя. Главное занятие упомянутого племянника состояло в том, чтобы обхаживать добросердечную старушку, но к ней он ходил только по вечерам, когда определённо знал, что застанет её в одиночестве, сразу же после того, как все обитатели Рубенс-студии покидали дом.
Я не знаю, заметили ли вы этот факт – но и судья, и адвокат акцентировали внимание на прямое противоречие заявлений обвиняемого и показаний кассира Биркбек-банка со словами миссис Оуэн. «Я уезжаю за границу к племяннику, у которого буду вести хозяйство», – так говорила бедняжка.
Ну так вот, младший Гринхилл, несмотря на нервозность и временами противоречивые ответы, строго придерживался своей точки зрения: племянник, часто навещавший тётю, обитает в Лондоне.
Впрочем, высказывания убитой женщины не приняли в качестве законных доказательств (102). Мистер Гринхилл-старший возразил, что у покойной могло быть и два племянника, и судье с обвинителем пришлось с этим согласиться.
Что касается вечера, непосредственно предшествовавшего смерти миссис Оуэн, юный Гринхилл заявил, что посетил с ней театр, проводил до дома и поужинал вместе с ней в её комнате. На прощание, в 2 часа ночи, она решила подарить ему десятифунтовую банкноту, прибавив при этом: «Считай меня своей тётей, Артур. Если ты не возьмёшь деньги, Билл непременно заберёт их». В самом начале вечера она была чем-то встревожена, но позже повеселела.
«Она ещё что-нибудь говорила об этом племяннике или о своих денежных делах?» – спросил судья.
Молодой человек снова заколебался, но ответил: «Нет! Ни об Оуэне, ни о деньгах».
– Если я правильно помню, – добавил Старик в углу, – поскольку сам на суде не присутствовал, дело было отложено. Но судья не разрешил освобождение под залог. Подсудимый удалился из зала чуть ли не полумёртвым, хотя бросалось в глаза, что мистер Гринхилл-старший выглядел решительным и ничуть не обеспокоенным. Допрашивая от имени своего сына судебного медика и других свидетелей, он весьма умело пытался сбить их с толку, уточняя самое позднее время, когда миссис Оуэн могла быть ещё жива.
Он особо отметил тот факт, что к моменту появления арендаторов обычная утренняя работа смотрительницы была уже полностью выполнена. Возможно ли, вопрошал он, что для этого женщина накануне трудилась весь вечер, особенно учитывая тот факт, что она намеревалась элегантно приодеться, поскольку собиралась в театр? Отличный аргумент против обвинения, которое не замедлило возразить: с той же вероятностью женщина, завершив работу, разделась рядом с открытым окном в девять утра, когда в комнату влетал снег.
Думаю, что мистер Гринхилл-старший представил бы любое количество свидетелей, которые помогли бы доказать убедительное алиби его сына, если бы только какой-нибудь случайный прохожий не увидел миссис Оуэн живой после этих роковых 2 часов ночи.
Впрочем, он был способным и серьёзным адвокатом, и, по-моему, судья проникся симпатией к его напряжённым усилиям в интересах сына. И предоставил недельную отсрочку, что, похоже, полностью удовлетворило мистера Гринхилла.
Тем временем газеты без устали кричали о загадке на Перси-стрит. Как вам, несомненно, известно из личного опыта, приводились бесчисленные аргументы в пользу различных вариантов:
«Несчастный случай?»
«Самоубийство?»
«Убийство?»
Прошла неделя, и слушание по делу Гринхилла возобновилось. Естественно, суд был переполнен. Не требовалось особой проницательности, чтобы сразу заметить: взгляд подсудимого горел надеждой, а его отец был в приподнятом настроении.
Снова перечислили множество второстепенных улик, а затем настала очередь защиты. Мистер Гринхилл вызвал миссис Холл, кондитершу с Перси-стрит, чья лавка находилась напротив Рубенс-студии. Она сообщила, что 2 февраля в 8 часов утра, приводя в порядок витрину своего магазина, увидела смотрительницу студии. Миссис Оуэн, закутавшись в шаль, как обычно, стояла на коленях и чистила лестницу у входа. Мистер Холл также видел смотрительницу, и миссис Холл заметила мужу: как здорово, что в их лавке ступени выложены плиткой, которую не нужно мыть в такое холодное утро.
Мистер Холл, кондитер, подтвердил это заявление. Затем мистер Гринхилл триумфально представил третьего свидетеля, миссис Мартин, с Перси-стрит, которая в 7.30 из своего окна на втором этаже видела, как смотрительница вытряхивала циновки перед входной дверью. Слова свидетельницы о том, как миссис Оуэн трудилась, с головой закутавшись в шаль, буква в букву совпали со словами четы Холл.
Всё остальное для мистера Гринхилла не представило ни малейших трудностей: его сын был дома, завтракал в 8 часов утра, что подтвердил не только сам адвокат, но и слуги.
Погода была настолько скверной, что молодой Артур весь день просидел у камина. Миссис Оуэн была убита в тот же день после 8 утра, поскольку до этого часа её видели живой три человека, и, следовательно, Гринхилл-младший не причастен к смерти миссис Оуэн. Полиции следует искать другого преступника или же подчиниться мнению, которое на первых порах звучало среди публики: то ли миссис Оуэн стала жертвой ужасающего несчастного случая, то ли преднамеренно решила расстаться с жизнью столь причудливым и трагичным образом.
Но перед тем, как юного Гринхилла окончательно оправдали, ещё раз допросили нескольких свидетелей, главным из которых был старший мастер стекольного завода. Он пришёл в Рубенс-студию в 9 утра и весь день работал. Так вот, мастер утверждал, что в тот день не заметил никаких подозрительных людей, пересекавших холл. «Но, – продолжил он с улыбкой, – я не сижу и смотрю на всех, кто поднимается и спускается по лестнице. Я слишком занят, а дверь на улицу всегда открыта; любой может войти в дом, подняться или спуститься, если знает куда идти».
Полиция по-прежнему твёрдо убеждена в том, что смерть миссис Оуэн окутана тайной; владел ли молодой Гринхилл ключом к этой тайне, они по сей день так и не узнали.
Я мог бы просветить их относительно причины беспокойства молодого литографа по поводу судебного расследования, но, поверьте, не испытываю ни малейшего желания трудиться за других. С какой стати? Гринхилла больше не коснутся несправедливые подозрения. Только он и его отец – если не считать меня – знают, в каком невероятно затруднительном положении он оказался.
Юноша добрался домой почти в пять утра. Он опоздал на последний поезд; ему пришлось идти пешком, он заблудился и часами бродил по Хэмпстеду. Представьте, что бы с ним произошло, если бы достойные кондитеры с Перси-стрит не заметили закутанную в шаль миссис Оуэн, которая чистила входную лестницу, стоя на коленях.
Далее, у адвоката, мистера Гринхилла-старшего, имеется небольшая контора на Джон-стрит, Бедфорд-Роу. За день до своей смерти миссис Оуэн составила в этой конторе завещание, по которому оставила все свои сбережения юному Артуру Гринхиллу, литографу. Если бы это завещание составили в другом месте, о нём бы обязательно стало известно, что добавило бы очередное звено к цепи, которая чуть не привела Артура Гринхилла на виселицу – согласитесь, мотив крайне весомый.
Стоит ли удивляться, что юноша дрожал от страха до тех пор, пока не сумели неопровержимо доказать: спустя несколько часов после того, как он добрался до своего дома, вожделенного убежища, убитая была ещё жива?
– Я видел, как вы улыбнулись, когда я сказал «убитая», – продолжал Старик, чьё волнение возрастало по мере того, как он приближался к d;nouement (103) своего рассказа. – Мне известно, что публику после оправдания Артура Гринхилла вполне удовлетворила мысль, что происшествие на Перси-стрит было несчастной случайностью или самоубийством.
– Нет, – ответила Полли, – о самоубийстве не может быть и речи по двум исключительно весомым причинам.
Старик изумлённо воззрился на неё. Очевидно, решила Полли, его поразил тот факт, что у неё имеется собственное мнение.
– А могу я поинтересоваться, каковы, на ваш взгляд, эти причины? – саркастически спросил он.
– Для начала – вопрос о деньгах, – произнесла мисс Полли. – Удалось ли найти хотя бы часть их?
– Ни единой пятифунтовой банкноты, – хихикнул Старик. – Все они были обналичены в Париже во время Всемирной выставки (104), и вы не представляете, насколько легко это сделать в любом из отелей или небольших agents de change.
– Да, племянник был умным мерзавцем, – прокомментировала девушка.
– Значит, вы верите в существование племянника?
– Почему мне следует в этом сомневаться? Вполне очевидно, что существовал некто, достаточно хорошо знакомый с домом, чтобы ходить по нему посреди дня, не привлекая чьего бы то ни было внимания.
– В середине дня? – снова хихикнул Старик
– В любое время после 8.30 утра.
– Следовательно, вы тоже верите в «смотрительницу, закутанную в шаль», убиравшую ступеньки на крыльце? – спросил он.
– Но…
– Вам даже не пришло в голову – несмотря на то, что общение со мной должно было научить вас критически мыслить – что тот, кто совершил безукоризненное преступление в Рубенс-студии, лично разжигал камины и носил уголь исключительно с целью выиграть время, чтобы сильный мороз сумел эффективно завершить свою работу, и чтобы миссис Оуэн никто не хватился до того времени, когда она будет мертва.
– Но…– снова попыталась вставить слово Полли.
– Вам даже не пришло в голову, что один из главнейших секретов успешного преступления – ввести полицию в заблуждение относительно времени, когда оно было совершено. Это было, если вы помните, ключевым моментом в убийстве в Риджентс-парке.
В этом случае «племянник», поскольку мы признаём его существование, мог бы – даже если его когда-нибудь найдут, что сомнительно – мог бы предъявить алиби не хуже, чем молодой Гринхилл.
– Но я не понимаю...
– Как было совершено убийство? – нетерпеливо подхватил Старик. – Ничего сложного. Итак, имеется племянник – судя по всему, мошенник – который обирает добропорядочную женщину. И так сильно наседает на неё и угрожает ей, что она решила, что её деньги в Биркбек-банке больше не в безопасности. Женщины её класса порой склонны не доверять даже Банку Англии. И в итоге она забирает деньги со счёта. Кто знает, как она собиралась поступить с ними в ближайшем будущем?
Во всяком случае, она хочет передать их после своей смерти молодому человеку, который не просто нравится ей, но знает, как добиться её благосклонности. В тот же самый день племянник чуть ли не на коленях умоляет её дать ему денег; они ссорятся; бедная женщина плачет, и посещение театра лишь временно утешает её.
В 2 часа ночи молодой Гринхилл покидает миссис Оуэн. Двумя минутами позже в дверь стучит племянник. Он рассказывает правдоподобную историю о том, что пропустил последний поезд, и просит «приютить его» где-нибудь в доме. Добродушная женщина предлагает диван в одной из студий, а потом постепенно готовится ко сну. Всё остальное проще простого. Племянник пробирается в комнату тёти в тот момент, когда она стоит в ночной рубашке, и требует денег, угрожая насилием; в ужасе она отшатывается, ударяется головой о газовый рожок и без сознания падает на пол, а тем временем племянник находит ключи и забирает 800 фунтов. Признайте, что последующая mise en sc;ne достойна гения.
Никаких следов борьбы, никаких обычных отвратительных признаков преступления. Только открытые окна, жестокий северо-восточный ураган и обильный снег – два сообщника, молчаливых, как мертвецы.
После этого убийца, ни на йоту не теряя самообладания, занят в доме, выполняя работу, которая гарантирует, что отсутствие миссис Оуэн не обнаружат, самое меньшее, в течение ближайшего времени. Он вытирает пыль и наводит порядок; несколько часов спустя он даже надевает тётушкины юбку и лиф, закутывает голову шалью и с бесстыдной дерзостью позволяет соседям увидеть фигуру, которую они приняли за миссис Оуэн. Затем он возвращается в её комнату, принимает свой обычный вид и спокойно выходит из дома.
– Его могли увидеть.
– Конечно, два-три жильца его явно заметили, но никто не обратил особого внимания на человека, покидавшего дом. На улице стоял сильный мороз, снег валил стеной, а племянник замотал шарфом нижнюю часть лица, так что никто из свидетелей в дальнейшем не смог бы его опознать.
– И больше о нём не слышали? – спросила Полли.
– Он исчез с лица земли. Полиция ищет его, и, возможно, когда-нибудь найдёт – тогда общество избавится от одного из самых изобретательных людей нашего времени.
ГЛАВА XXXVI.
ФИНАЛ
Старик замолчал, погрузившись в глубокое раздумье. Мисс Полли тоже молчала. Какое-то воспоминание, слишком расплывчатое, чтобы принять определённую форму, неотступно преследовало её – некая мысль билась в мозгу и не давала покоя. В душе у девушки возникло необъяснимое чувство: если она вспомнит нечто, связанное с этим ужасным преступлением, вспомнит нечто – ах, если бы она только могла понять, что именно – то получит ключ к разгадке трагической тайны и на сей раз восторжествует над этим самонадеянным и саркастичным пугалом в углу.
Старик наблюдал за Полли сквозь огромные очки в роговой оправе. Взгляд девушки не мог оторваться от костлявых рук, которые без устали ёрзали, ёрзали, ёрзали над столом. Полли задумалась, существуют ли в мире другие пальцы, которые в силах распутать узлы, завязанные тощими руками Старика на этом жалком обрывке верёвки.
И внезапно – ни с того ни с сего – девушка вспомнила; её озарило, будто молнией: мёртвая миссис Оуэн лежала в снегу у открытого окна; одна сломанная створка была надёжно закреплена куском верёвки. И вспомнила, что говорили об этом импровизированном стопоре после того, как юного Гринхилла оправдали, а версию самоубийства признали несостоятельной.
Полли, как наяву, увидела иллюстрированные газеты, где поместили фотографии хитроумно завязанной верёвки – настолько хитроумно, что вес рамы мог лишь затянуть узлы и, таким образом, удержать окно открытым. Девушка вспомнила, к каким выводам пришла публика, и главный из выводов заключался в том, что убийца был моряком – так причудливо на верёвке расположилось множество сложнейших узлов.
И тогда ей открылась истина. Мысленный взор мгновенно нарисовал отчётливую картину: пальцы, вдвойне нервничавшие из-за предельных волнения и тревоги, вначале механически, даже бездумно схватились за верёвку, чтобы закрепить окно; но затем укоренившаяся привычка взяла верх, и тощие и изобретательные пальцы неотрывно вцепились в верёвку, завязывая узел за узлом, один прихотливее и запутаннее другого – узлы, подобных которым Полли никогда ранее не приходилось видеть.
– На вашем месте, – пробормотала девушка, не осмеливаясь взглянуть в тот угол, где сидел Старик, – я бы избавилась от привычки постоянно завязывать узлы на верёвке…
Он не ответил. Когда, наконец, Полли собралась с духом и подняла голову – угол был пуст, на столе лежало несколько медяков, а твидовое пальто, необыкновенная шляпа, худая, сморщенная фигура быстро мелькнули за стеклянной дверью и затерялись среди прохожих.
Мисс Полли Бёртон (из «Ивнинг Обсёрвер») на днях вышла замуж за мистера Ричарда Фробишера (из «Лондон Мэйл»). И с того дня она больше ни разу в жизни не видела Старика в углу.
КОНЕЦ
ПРИМЕЧАНИЯ.
92. Напоминаю: книга написана в 1908 г. Интересно: уже тогда все в Европе были убеждены во всемогуществе и коварстве российских дипломатов? Или это личное мнение автора?
93. Milieu – окружение, обстановка (фр.)
94. Питер Пауль Рубенс (1577 — 1640 гг.) — нидерландский (фламандский) живописец и рисовальщик, один из основоположников и главных представителей искусства барокко, дипломат, коллекционер.
95. Студия – в данном случае специально оборудованное помещение для занятий тем или иным видом искусств. Естественно, творцу необходимо хорошее освещение, в первую очередь – большие окна.
96. 5 градусов ниже нуля по Фаренгейту – примерно минус 21 градус по Цельсию.
97. Газовый рожок (газовая лампа) – осветительный прибор XIX – начала XX веков. Фонарное стекло вытянутой формы прикреплялось к металлической подставке. Сзади в отверстие вставлялась газовая труба, через которую подавался горючий газ. В верхней части рожка находился фитиль, который пропитывался специальной жидкостью для достижения более стабильного горения.
98. Открытый вердикт означает: присяжные подтверждают, что смерть является подозрительной, но не могут вынести никаких других вердиктов. Он может быть использован только в крайнем случае, если недостаточно доказательств, позволяющих коронеру или присяжным прийти к каким-либо другим выводам.
99. Литография — разновидность печатной графики, основанная на технике плоской печати, при которой типографская краска под давлением переносится с плоской печатной формы на бумагу. Задача литографа состоит в том, чтобы перенести на литографический камень репродукцию, максимально точно соответствующую оригиналу, то есть вручную и в зеркальном виде наносить тексты и изображения на литографический камень.
100. Кокни – это акцент и диалект английского языка, на котором в основном говорят в Лондоне и его окрестностях, особенно лондонцы из рабочего и низшего среднего класса.
101. The West End Clothiers Co., Ltd. – знаменитая лондонская компания-производитель элитной мужской одежды.
102. Поскольку это передача чужих слов, причём истинность последних никто не может подтвердить.
103. Dеnouement – развязка (фр.)
104. В данном случае, учитывая время написания рассказа, скорее всего, имеется в виду парижская Всемирная выставка 1900 года. Предыдущая проходила в 1889 году, и молодая девушка, очевидно, физически не могла быть её современницей.