2. ТАК И СПАСЛИСЬ
К Виктору и Евгении (из первой части моих записок) я добирался на велосипеде за семь минут, если нестись быстро и по проезжей части. Но чаще крутил педали не спеша, по тротуару, глазея во все стороны. То есть вел себя как всегда. По пути к моим старикам открывались душевные пейзажи, у меня хватало времени остановиться и пощелкать камерой смартфона. Порой и во время прогулки с Виктором я это делал, и он удивлялся – для чего, чем это я занимаюсь? Ему это казалось странным. А мне казалось странным, что человек может не чувствовать красоты. Или он слегка обижался, что я его невнимательно слушал?
Первое время я часто хватался за ручку его коляски-ходунков (посмотрел в сети, что эта штука называется роллер), так как Виктора уводило в сторону.
– Не волнуйтесь, Петя, я сам, – говорил он.
Однако, увлекшись очередным рассказом, мог даже съехать на дорогу или застрять в пробившихся сквозь тротуарную плитку корнях могучего дерева. Мужчина он был плотный, не производил впечатление немощного. Но вот ноги подводили. Впрочем, через полчаса он ступал уже увереннее, расходился наверное. Без роллера он нормально прохаживался по просторному холлу их дома, только медленно, а вообще предпочитал сидеть. По ступенькам спускался долго, внимательно.
– Давайте я вас под руку возьму, – предлагал я.
Но он ни разу не согласился.
– Я должен сам.
Обратно в дом после прогулки он поднимался по тем же ступенькам чуть увереннее, несколько раз отпускал перила и шел так.
– Петя, видите? Я уже могу сам вскарабкаться! Дело налаживается!
И радовался, как ребенок.
Однако я весь напрягался в такие минуты и был готов подхватить человека. Учитывая, что он весил чуть не вдвое больше меня, проблема могла стать непростой, мне надо было успеть не дать ему отклониться от вертикали, а например, прижать к перилам. Если бы подопечный упал, это была бы моя вина. «Предотвращение опасных ситуаций, которые могут привести к травмам», «Сопровождать, т.е. помогать пожилому человеку ходить в доме и за его пределами, а также сопровождать его/ее на приемы к врачу и другие мероприятия» – это была моя обязанность как сотрудника Матав, обеспечивающего уход за подопечным.
Однажды во время прогулки мы увидели собаку. В Эйлате это редкость, бродячих собак, кажется, в Израиле вообще нет, зато кошки на каждом шагу. Вечерами они валяются на нагретых мусорных контейнерах, на крышах автомобилей. Днем их не видно: прячутся от жары.
– Не трогайте собак, Петя, – сказал Виктор, заметив пса. И тут же сплёл рассказ, очередную поездку на машине времени в его детство. – Собаки, это, знаете... Мало ли как они себя могут повести. Вот однажды к нам во двор пришла соседка Зина. Мама ей сказала: подожди, я сейчас – и зачем-то ушла в дом, наверное огонь выключить под кастрюлей.
– А папа тоже был дома?
– Ну, он всегда был дома, он же портной. Шил с утра до вечера, вставал со стула редко. Он у меня был очень полный, не любил пешком ходить и лишний раз шевелиться. Так, о чем это я?
– Вы про собаку, но почему-то остановились на соседке Зине.
– Ах да, Зина. Она в тот день была пьяной, а собаки, как вы может быть знаете, не любят пьяных.
Я это прекрасно знал, мой спаниель издалека рычал на прохожего, если тот даже едва заметно утрачивал координацию движений.
– И наша собака, которая соседку всегда воспринимала спокойно, вдруг вцепилась ей в зад и грызанула! Крики, слёзы, кровь. Прибежали все, прибежал муж соседки, пришел мой папа, явилась моя сестра. Надо вызвать скорую! – кричали все. Не надо, спокойно сказала моя мама. Взяла портновские ножницы (она тоже была прекрасной портнихой, я вам это говорил, Петя?), отрезала клок шерсти у собаки, сожгла этот клок на огне на какой-то железяке, пепел взяла и насыпала Зине в рану. Через десять минут спросила: ну что, болит? Нет, не болит, ответила соседка. И не понадобилось никаких уколов в живот от бешенства.
– Ничего себе. Впервые слышу о таком способе.
– О, что вы! Моя мама Дора вообще была, как это называется, нет, не знахаркой, а целительницей, что ли. Да, именно целительницей. Однажды прибежала другая соседка, рыдает – ребенок кричит, плачет второй час подряд, что случилось, не заболел ли? Ребенок грудной, мама спрашивает: что ты ела? Да не ела, так, закусили с мужем, выпили пива и водки немного. Что ж ты такая... – тут мама произнесла несколько слов на идиш. – Ты что, не понимаешь, что своим молоком ребенка могла отравить? Дай сюда. Взяла младенца, положила на колени, накрыла своим черным фартуком, в котором она всегда на кухне возилась, сейчас он тоже был на ней. И начала шептать слова. Я не знаю какие, может быть молитва на иврите или на идиш. Ребенок уснул и уже не плакал...
Вначале, при слове «целительница» я засомневался, уж не сочиняет ли мой разговорчивый подопечный. Однако дальнейший рассказ напоминал что-то где-то уже слышанное про такие молитвы, и я поверил.
– Мама не знала, как это у неё происходит, а может, не хотела говорить, – продолжал Виктор.
К тому времени мы уже давно добрались до сквера со спортивной площадкой, сидели на удобных скамейках и сквозь проволочную сетку наблюдали за неутомимыми баскетболистами. Причем одной половиной мозга я продолжал слушать подопечного, а другой удивлялся, как в таком жарком климате вообще можно заниматься спортом.
– Соседка Зина не обиделась на нас и нашу собаку. А однажды она даже пригодилась. Мы жили тогда в Монастырище, в стране начался голод, есть было нечего, от голода умер мой младший братишка. Маленький совсем, а мне тогда было шесть. У мамы была какая-то родня в Артёмовске, кажется двоюродный брат. Она попросила Зину срочно написать ему письмо. Сама не умела, и читать тоже не умела. Расписывалась так: кружок, и вертикальная черточка сквозь него, то есть буква Ф, с этой буквы наша фамилия начинается. Ждали ответа, боялись, что не дождемся и все умрем, как умирали наши соседи.
Наконец, брат ответил – срочно приезжайте! Приехали. В Артёмовске, к нашей удаче, была швейная фабрика, оба мои родителя умели шить, устроились на ней. Вот так и спаслись.