Глава XI
День в Полпэрро
— О, Ливерпуль, Ливерпуль, Ливерпуль, — то ли бормотал, то ли пел себе под нос Шэллбак, не вынимая из-за рта трубки.
— А вы были в Ливерпуле? — спросил Джеймс Бакер.
Трубка Шелбака задымила еще сильнее.
— Бывал, — ответил капитан. — я был еще матросом лет семнадцати от роду, когда наше судно «Триумф» перевезло туда впервые «Черное дерево». Слыхал ли ты что-нибудь об этом?
— Если я не ошибаюсь, так на Новом Свете называют чернокожих рабов.
— Совершенно верно, именно туда и отправили этих бедняг.
— Вы называете их беднягами? — удивился Джим.
— Конечно, — ответил Шэллбак. — Ведь ты их видел, Джим. Несчастные, ни в чем не повинные люди. Среди них попадались и женщины, и дети, старики… И всех их под конвоем отводили в трюм, в котором они просидели до самого прибытия в Ливерпуль. Никогда не понимал правительство, которое лишает прав человека лишь за то, что он другой расы или кожи. Ведь они такие же люди как и мы с тобой, Джим! Разве только черные, как деготь. Ну, так, разве это их вина? Разве они виноваты, что их так природа разукрасила? Вот, кстати, человек, который был свидетелем тех пренеприятнейших событий… Эй, Фукс, куда ты так спешишь?
Весело спросил капитан, длинноного матроса, сильно походившего на старого пирата.
— В «Нечестивицу», — с ходу сказал длинноногий, — покудова моя не видит.
И припустил еще быстрей.
На это капитан безудержно рассмеялся.
— И этот туда же, — Но тут его лицо переменилось и стало мрачным. — Да, спиваемся мы тут без дела. Работы не стало совсем.
— Как? — вновь удивился Джеймс Бакер, — Разве в Ла-Манше нет рыбы?
— Навалом, — ответил Шэллбак.
— Так в чем же тогда дело?
— В чертовых налогах, будь они четыреста раз прокляты. Лишившись, скажем, судна или дома, а ведь и то, и другое часто бывает в Палперро, рыбаки за частую не знают, чем расплатиться с чиновниками, и я уже не говорю о возможности купить себе другое судно или же построить новый дом. Да что и говорить, ты и так все прекрасно знаешь.
Джемс молча кивнул головой.
— Не скрою от тебя, Джим, — продолжал Шэллбак, — что твое предложенье поехать с тобой, меня в огромной степени обрадовало. Жду не дождусь когда с тобой отправлюсь в путешествие… Ну вот, и, наконец, мой дом.
Он кинул головой на трехэтажное белое здание, на крыльце которого стояла женщина, кутаясь от холода в платок.
Не признав сразу Джеймса, так как тот был разодет по последней моде английских вельмож, она почтительно ему поклонилась.
— Здравствуй, Венди, — сказал Шэллбак, взявшись рукой за перила и поднявшись на одну ступень. — Взгляни, какого гостя я тебе привел.
И он указал на смущенного Джеймса. Только в этот момент жена капитана смогла его узнать.
— Джим? Джим! — воскликнула она. — Ну здравствуй! Вот и хорошо, что ты приехал. Заходи скорее в дом.
Джеймс взглянул на капитана, и тот жестом повторил приглашение своей супруги.
Когда он поднялся на верх, хозяйка разливала по горшочкам суп.
— Ты так богато разодет, — говорила тем временем Венди, — что мне даже неловко за нашу бедность.
— Полно, Венди, — проговорил Шэлбак, входя вслед за Джеймсом в хижину, — наш Джим хоть и носит одежду вельможи, но в душе он остался человеком... Садись.
Поблагодарив, Джеймс сел за стол.
— Хорошо, что ты приехал, Джим, — снова повторила Венди и поставила лоханку супа, — иначе твоя мать умерла бы с голоду.
— С голоду? — вскричал Джеймс и вопросительно взглянул на капитана.
Тот переламывая хлеб, закивал головой.
— Разве ты не заметил, какой она стала худой?
Теперь Джеймс и сам припомнил, что когда он обнимал ее, то чувствовал как выпирают ее лопатки.
— Но как же, — прошептал молодой человек, — ведь леди Персис обязалась помогать моей матушке.
— Как видишь, Джеймс, — вмешался в разговор Шэллбак, — богачи помнят бедных лишь тогда, когда им от них что-то нужно, и напрочь забывают тогда, когда в них уже не нуждаются. Так что хорошо подумай, над моими словами.
Джеймс понял тайный смысл слов капитана и стал белее белого.
— Почему ты не ешь? — озабоченно спросила хозяйка.
Но Джеймс в тот миг настолько погрузился в собственные мысли, что ничего не услышал.
— Джемс, — обратилась вновь к нему хозяйка, — Что с тобой, Джеймс?
Джеймс точно пробудившись от мыслей взглянул на Венди бессмысленным взглядом.
— Что, простите?
— Я спросила, почему ты не ешь?
— А, спасибо, хозяюшка, что-то не хочется.
— Может быть ты заболел? Что-то ты бледный какой-то.
— Нет, хозяюшка,— возразил Джемс, —, честное слово, нет. Я, наверное, пойду.
— Подожди, Джим, я передам Аделине немного еды. Соседка принесла мне муки и яиц.
— А как же вы? — обеспокоился Джеймс.
— О нас не тревожся, Джим, — сказал Шэллбак, попыхивая трубкой, — мы проживем и без этого, правда Венди?
—Да.
— В конце концов, — Шэллбак встал из-за стола и хромающей походкой приблизился к Джеймсу, — ведь должен я хоть как-то вознаградить своего благодетеля.
— Благодетеля? – удивилась Венди.
— Да, ведь ты еще не знаешь, Венди, — продолжал Шэллбак, — какое замечательное предложение мне сделал наш Джемс.
— И какое же? — осведомилась Венди.
— Стать его боцманом.
При этих словах Шэллбак вытянулся как струна и засунул в рот трубку.
— Джеймс, — затоила дыхание Венди,— Это правда?
— Истинная правда, т
— подтвердил молодой человек.
— О, Джемс, как же я тебе благодарна.
Тем временим Джеймс печально улыбался и думал:
«Если бы вы знали, тетушка Венди, в какую авантюру я втянул вашего мужа, вы бы и меня, и бедную матушку прокляли».
— Ну, что, господин Шэллбак, — проговорил он в слух, обращаясь к капитану, — я с вами не прощаюсь.
— Хорошо, Джемс. В шесть часов я уже буду готов.
— Как, Фил, — взволновалась Венди, — ты уезжаешь уже сегодня?
— Да, — подтвердил Шэллбак.
— Прощайте, тетушка Венди, — сказал молодой человек и обнял хозяйку.
Покинув, дом гостеприимного семейства, молодой человек дошел до улицы Зимних ветров и свернул к водохранилищу Ла-Манша. Беседа с Шэллбаком и его женой дала ему столь обильную пищу для размышлений, что вид его стал не просто задумчивым, но мрачным. В самом деле, до сих пор виконт в некотором роде был лишь наполовину вовлечен в то рискованное предприятие, счастливый исход которого нарисовали ему леди Карлайл и Эссекс, а кровавые последствия, которыми оно было чревато, открыли ему «пивовар» и капитан Шэллбак. До сих пор виконт был лишь крайним звеном цепи заговора; оборви ее с одной стороны, и он может быть свободен. Теперь же он стал промежуточным звеном, связывающим вершину общества с его низами. Он чувствовал в ловушке и в добавок весьма одиноким. Только Алоиза – его приемная родительница, в чьем сердце было больше тепла и любви, чем у той, что дала ему жизнь, была тем единственным человеком, которому хотелось вверить тайну и оплакать незавидную участь. Но он не смел. Не из-за боязни, конечно, что та кому-нибудь проговорится — Алоиза Бакер являлась женщиной не из болтливых, — но он боялся разорвать ее сердце.
Второе, что теперь его пугало было то, что в случае провала он наведет на мать позор и обречет ее на голод.
Что касается тех, кто кажутся в эту минуту друзьями, то для них Джеймс станет помехой с той самой минуты, как только перестанет быть их орудием; и которые, если его постигнет неудача, не только не будут оплакивать его смерть, но увидят в ней залог спокойствия. Вот почему наш герой был подавлен. Лишь мысль о мщении возвращала прежнее хладнокровие и ту подпитку для души, которой нам так часто не хватает в час уныния.
Так что в дом он вошел почти что веселым.
В ту минуту Алоиза сидела на скамеечке возле окна и, облокотившись головой об руку, дремала.
Однако скрип открывающий двери разбудил ее.
— А, это ты, Джимми, — проговорила она, сладостно потягиваясь, — я тут что-то задремала.
— Вот и хорошо, — проговорил с улыбкой Джемс и поставил на стол корзинку с продовольствием.
— Что ты там принес? — полюбопытствовала Аделина.
— Тётушка Венди велела передать тебе немного муки и яиц.
— Ох уж эта тетушка Венди, — озабоченно проговорила Алоиза, приближаясь к столу, — небось опять последнее от себя оторвала. Прямо не знаю, как ее отблагодарить.
— Я это уже сделал, матушка. Я назначил Шэллбака своим боцманом.
— И правильно сделал. Их семья очень бедствует.
— А ты-то, матушка… Я слышал, что все эти годы ты сильно нуждалась в деньгах.
— Много ли мне надо, — отвечала Алоиза.
— Нет, матушка, отныне такого не будет… — Джеймс достал кошелек и высыпал на стол дюжину золотых, пять или шесть пятифунтовых монет и мелочь. — Вот, бери, бери, и сейчас же пошли купить себе что-то.
Лицо Алоизы просияло.
— Чье это?
— Мое…твое…наше! Бери, накупи провизии, не жалей денег, завтра когда я вернусь в Портсмут, то пришлю тебе еще.
— Ну зачем мне так много? — сказала Алоиза с улыбкой. — Мне и этих-то денег вовек не потратить.
— Тебе многое надо купить, матушка, но прежде всего найми себе служанку. Я не хочу, чтобы ты жила одна. К тому же в Полпэрро часто бывают наводнения.... Ну, мало ли, что.
Алоиза с улыбкой пожала ему руки.
— И так будет каждый месяц, что бы не случилось, — сказал Джим скорее сам себе, чем ей…
— Особо на меня не траться, сынок, деньги тебе нужнее. Ведь ты еще так молод.
— Денег у меня предостаточно, матушка, — заверял ее Джеймс.
Алоиза тепло улыбнулась, но за тем отчего-то вздохнула.
— Приятно сознавать, что дела твои идут так хорошо, — проговорила она. — Но почему ты не писал мне все это время? Меня не раз терзала мысль, что ты погиб. «Если бы он был жив, – думала я. – то написал бы мне». Иной раз, правда, я пыталась себя утешить мыслью, что жизнь в столицы так ослепила тебя, что ты забыл про бедную Алоизу.
— Забыть, тебя? — спросил с улыбкой Джим, — Как это возможно? Ведь ты была и остаешься моей единственной матерью.
— Но тогда от чего же ты мне не писал?
— Я не мог, матушка, честное слово не мог. К тому же я, признаться, полагал, обо мне тебя осведомляет леди Карлайл.
На это Алоиза опустила голову.
— Нет, сынок, я уже давно не получала от нее писем.
Джим молча кивал головой.
— Ну, а твой настоящий отец. Ты его видел?
— Нет, и я надеюсь, что никогда его не увижу, а если и увижу, то это будет последний день в его жизни.
— Что ты такое говоришь? — испугалась Алоиза.
— Я знаю, что говорю, ибо этот человек – отпетый негодяй и трус. Леди Карлал говорила, что он часто издевался над нею, а однажды привязал ее бесчувственное тело к раненой им лошади, пустил в бурную реку и, уверенный в том, что мы с ней погибнем, вернулся в имение.
— Ты был у нее на руках? — спросила со страхом Алоиза.
— Нет, она была тяжела мной.
— Поистине он зверь, — проговорила Алоиза. —Теперь я понимаю, что заставило эту бедную женщину отдать тебя в чужие руки.
— Не только из-за этого,— возразил Джим, — а если быть конкретнее то совсем не из-за этого.
— А из-за чего же тогда?
— Я мешал ей выйти замуж.
— Как, при живом муже?
— Видимо в высшем свете это не возбраняется.
— Тем не менее она тебя любит, это по всему видно.
— Возможно.
— И отчего же ты на нее сердишься?
— Я на нее не сержусь, я даже благодарен ей, ведь она так многое для меня сделала. и тем не менее я не могу себя заставить ее полюбить как тебя.
Алоиза обняла Джима и поцеловала.
Между тем незаметно приблизился вечер. Джиму тяжело было расставаться с Алоизой. Он долго обнимал и целовал ее, обещая скоро вернется.
Затем он нанял повозку, велел извозчику ехать на улицу Зимних ветров и сообщить Шеллбаку чтобы следовал за ним в Портсмут. Затем он сел на лошадь, и что есть силы дал ей шпоры.
Утром следующего дня Джим был уже у Кромвеля.