Будто какая пружина неведомая подбросила Вовку с постели. Ёшкин кот! Неужели проспал? В такой то день! Так и есть, в доме тишина, только заблудившаяся, глупая муха надоедливо жужжит, стараясь через оконное стекло обратно на улицу смыться. Солнышко летнее светит вовсю. Воробьи весело чирикают. Родители, знамо дело, на работу давно ушли. Быстренько накинув на себя одежонку немудреную, впопыхав, не забыть бы еще фуражку на голову напялить и бегом на улицу. А бежать то – совсем не ближний свет. Аж, на другой конец деревни, на конюшню совхозную. Правда, конюшней ее никто в деревне не называет, потому, как конюховкой все кличут.
Сегодня у деревенских пацанов особенный и ответственный день. Сегодня им будут вручать, на целых два месяца, на весь период сенозаготовок, каждому по лошади. Точнее, по две лошади. А если еще точнее – то, вообще то, по полторы. То есть, по кобыле-матери и оболтусу-жеребенку, в придачу. Что речь будет вестись дальше только о кобылах, то этому есть простое объяснение. Кобылы ведь по силушке своей явно уступают собратьям-меринам. Плюс – наличие сосунка-жеребенка. Ну как же можно запрячь эту кормящую мать в пароконную косилку? Да ее малыш мигом ног своих лишится, попав под полотно режущее. В граблях конных тоже ей не “фонтан,” а вот копны возить на них – само то.
Сидят будущие работнички малолетние, как галки или вороны, на верхних жердочках прясла, коими загон с лошадьми огорожен. Все они сплошь ученики младших классов и все они будущие копновозы. А копновозом быть, это вам не хухры-мухры. От их расторопности будет зависеть, сколько стогов сена поставит их группа. Сегодня, завтра и вообще, за всё лето. Поэтому и кобылку надо бы заиметь работящую и послушную. А то ведь может случиться, что всучат тебе какую-нибудь стерву. Кусучую и лягучую. Горя и слез детских, потом за всё лето не оберешься. Да еще маты ядреные, каждый день будешь слушать, что в сердцах будут сказаны в твой адрес. И от женщин-накладчиц своих, и от самого групповода-мётальщика.
Рядком пацаны на жердочках сидят, внимательно рассматривают лошадей в загоне, переговариваются между собой. Временами возгласы радостные раздаются. Это когда кто-либо из них вдруг увидит и узнает свою лошадь по прошлому лету.
А в загоне стоят несколько десятков лошадей, большинство из которых женского пола. То бишь – кобылы. И не просто кобылы, а кормящие матери к тому же. Почти у каждой мамаши крутится под ногами жеребенок. У кого сынок, а у кого и дочка. Масти почти одной, не успели сменить жеребята свою первую шубку, линять позже будут. А вот ростом все разные. Одни уже большенькие совсем, на других посмотришь – будто только вчера на свет божий появились. Отдохнули кобылки за зиму-весну, теперь, по новой, нужно впрягаться в работу. Сено и силос нужно заготавливать для совхозных коров. А сами уж как-нибудь. Самим сено не причитается. Всю зиму будут на тебеневке. Это своими копытами снег будут разгребать по алтайским косогорам, выискивая под ним прошлогоднюю травушку. Обида страшная у Вовки от такой несправедливости.
Вовка считал себя уже опытным копновозом. Ведь уже второе лето идет работать, хоть и в третий класс только осенью пойдет. Прошлое лето на Карюхе работал, замечательная лошадка была. Не уросливая, понятливая и послушная. И ногу то свою переднюю сама приставит поближе к другой ноге, чтобы Вовка спутать их смог путом волосяным. И голову то свою наклонит пониже, чтобы пацан узду мог надеть. И в хомут сама голову просунет, иначе Вовке совсем уж не под силу. И хомут тяжелый и поднять его высоко силёнок не хватает. Седло накинуть – тут не проблема. Чтобы нужную подпругу найти, приходится парнишке под брюхом кобыльим несколько раз туда-сюда прошмыгнуть. Ждет терпеливо, когда он с этими ремнями разберется. А подпругу начнет подтягивать, Карюха не клацает зубами и не прижимает уши, норовя укусить. Классная кобылка, короче.
Вовкины раздумья неожиданно прервал ощутимый толчок в бок, что тот чуть было, наземь с жердочки своей не шлёпнулся. Рядом стояла его Карюха.
- Привет, Вовка! Что, не узнаёшь?
- Карюха!? Ну, ничего, себе! Ты чо, с каких-таких пор, разговаривать научилась?
- Да я с рождения своего разговаривать могу, только не показывала этого. Ты что, опять копны возить собрался? И на ком, если не секрет?
- Конечно, же, хотел бы на тебе. А ты что, всё еще сердишься на меня за прошлое, когда я тебе чуть глаз не выбил плёткой своей? Всё простить не можешь?
- Да ты что, Вовка! Я давно уже забыла про тот случай. А ты к кому нынче в группу определился? Опять к дядьке Семёну?
- Ну да. А что, тебе он, совсем-совсем, не глянется, ли чо ли?
- Почему не нравится. Нормальный дядька, веселый. Вон он с конюхом стоит у избушки. Беги скорей к ним, скажи, что на мне будешь копны возить. А то, неровен час, меня другому пацану отдадут. Мучайся потом с ним, как с тобой в прошлое лето. Да это я так шучу, по своему, по лошадиному. Беги, потом поговорим.
Вовка вприпрыжку рванул к избушке. Что-то говорил мужикам, размахивая руками, время от времени показывая на стоявшую поодаль Карюху. Конюх, дядька Мосей, вынес из конюховки узду, вручил ее парнишке и тот радостно рванул обратно к кобыле.
- Ура, Карюха! Значит теперь до сентября, до самой школы, мы каждый день будем вместе с тобой.
- И вот с этой красавицей. Посмотри, Вовка, на мою дочку. Она, правда, пока без имени еще, глупенькая и пугливая. Но, надеюсь, вы подружитесь с ней, как с моим…
Тут Карюха замолчала, лбом потёрлась об Вовкину курточку, вроде как даже слезу смахнула из глаз своих. Больших и карих. И Вовке, как наяву, сразу предстал перед глазами ее прошлогодний жеребенок. Как же это он раньше то, не поинтересовался у Карюхи судьбой своего любимца, по кличке Пыжик. За два месяца он сделал тогда из пугливого несмысленыша настоящего артиста.
Тот, на свист, или Вовкину команду, бежал к нему со всех своих четырех ног, как бы далеко не находился, весело размахивая во все стороны своим коротеньким хвостиком. Мог, по команде, лечь, или протянуть переднюю ногу для приветствия. Приходилось Вовке для учебы этого четвероногого артиста из дома тайком сахар-рафинад в кусочках тырить. Но, ведь недаром говорится, что искусство требует жертв.
Хотел Вовка спросить, что это его любимая кобыла вдруг загорюнилась, вспомнив про Пыжика, как та, вдруг, почему-то, материнским голосом заговорила:
- Вова! Сынок! Просыпайся! На работу пора! Не вовремя разоспался! Вон, уже ребятёшки соседские, гурьбой на конюховку бегут. Счас кобыл всех расхватают, а тебе Пройда кусучая только и достанется.
“Мухой” сдуло Вовку с кровати. Уже на бегу, парнишка до конца дошурупил, что это он во сне своём с Карюхой разговаривал, а что сейчас будет, так это надо еще посмотреть. Бежал и диву давался. И улыбался про себя. Это ведь надо додуматься, чтобы такое могло присниться. Говорящая кобыла! Расскажи кому, так все пацаны от смеха “сдохнут” поголовно.
А в конюховке у избушки уже народ толпился. Среди них стояли его групповод, дядька Семен, рядом конюх, дядька Мосей. Всё, как в моём сне сегодняшнем, мелькнуло у Вовки в голове. Только теперь дядька Семен держал в поводу уже трёх лошадей для своей группы. Двух кобыл для копновозов и одного мерина под грабли конные.
- Долго спишь, копновоз. А Мишка с Гришкой где? Ну, раз первым прибежал, какую подругу из двух красавиц на этот раз выберешь?
- Дядька Семен, а чего выбирать то мне? У тебя ведь в середке моя прошлогодняя Карюха стоит. На ней и буду работать. А жеребенок то у неё, хоть есть в этом году?
- А куда же без них. Вот он, её сосунок, со звездой во лбу.
Находясь еще под большим впечатлением от недавнего сна, Вовка, отведя Карюху на несколько шагов в сторону, тихонько обратился к ней:
- Я тебя сегодня во сне с Пыжиком видел. И ты разговаривала со мной. Может, ты и взаправду умеешь говорить? Ну-ка, скажи мне сейчас хоть чего-нибудь.
Кобыла перестала энергично кивать головой. Это она таким образом спасалась от надоедливых мух, что в глаза ей норовили залезть. Посмотрела внимательно на парнишку, подумала и громко… чихнула, как это делают все лошади – с ядрёным храпом.
- С тобой всё ясно. Кобыла, ты и есть кобыла.
На что в знак полного согласия с Вовкиными словами, Карюха всхрапнула-чихнула еще разок. Дядька Мосей, набросив на Карюху седло, подтянул покороче ремни на стременах. Как раз под Вовкин рост. Похлопал кобылу по крупу, вздохнул печально.
- У нас, Вовка, ведь в прошлом годе такая оказия приключилась здесь, что не дай боже. Я вот, сколько лет живу на белом свете, скольких лошадей перевидал на своём веку, но такого чуда как тогда, не видал ране. Рассказать тебе? Тогда слухай.
- У нас ведь сахвоз молочно-мясной. Значит, окромя молока, ежегодно надо мясо сдавать государству. Вот кажен год и отправляют на Бийский мясокомбинат машины с молодняком и коровами, которых по причинам разным выбраковывают. Или телят с коровами не хватает до плана сдачи, не могу точно сказать, но стали отправлять на мясокомбинат и лошадей. Жеребят подросших и даже коней взрослых.
- Случилось это в прошлом годе, в аккурат перед самым Новым годом. Грузили мы тогда последнюю партию жеребят на машину. Да и какие они жеребята. Считай, почти взрослые лошади, только необъезженные ишшо. Двух таких жеребят загрузили в газик, всё чин-чинарём. А третьим стали заводить в кузов сыночка Карюхи энтой. Вот тут и началось. Кина не надо! Как давай он в кузове буйствовать, ржал, вставал на дыбы. Норовил всю обрешетку из досок в щепки обратить.
- Мало того, так ведь мамаша то его, в загоне взбунтовалась не на шутку. Сломала верхнюю жердь, перескочила через изгородь и стала бегать вокруг машины, людей пугать. На борта прыгает, по всему, пытается вызволить своего сыночка из заточения. А тут как раз куча начальства была во главе с директором. Видя всё это безобразие, он и дает распоряжение:
- Эта кобыла, вместе с сыночком своим, сейчас вдребезги разнесут этот несчастный грузовик. Грузите ее тоже в кузов и пусть оба отправляются к чертовой матери в свой последний путь. Раз им так хочется быть вместе.
- Так и сделали. Погрузили Карюху в кузов, стали мать с сыночком рядышком, успокоились, тесно прижавшись, друг к другу. Машина тронулась. Поверх обрешетки торчали четыре конских головы. Трёх вчерашних жеребят и одной взрослой кобылы. Такими, мы и запомнили их в тот день. Долго еще обсуждали мужики случившееся, дымя папиросами своими. Вроде и не любят распускать наши мужики нюни по пустякам, но эта любовь матери к своему чаду, шкребанула каждого по сердцу.
Вокруг конюха уже стояли почти все ребятишки, что были в то утро на конюховке. Открыв рты, боясь пропустить хоть слово, внимательно слушали деда Мосея. Переводя свои взгляды с рассказчика на кобылу, стоявшую рядом. Ту, что в прошлом году вроде бы увезли на мясокомбинат, а она, вот стоит, жива-живёхонька и вроде бы тоже внимательно слушает, что конюх Мосей говорит. А тот, между тем, продолжал рассказывать:
- Сегодня бы мы проводили машину, а назавтра известие пришло, что авария случилась с ней. Проехав километров тридцать, на одном из глухих поворотов, столкнулись лоб в лоб машина с жеребятами и бензовоз. Тоже газик из нашего сахвоза. Морды у обоих разбиты, из радиаторов вода горячая хлещет, капоты вверх задраны. Больше, конечно, досталось скотовозке. Жеребята чуть ли не через кабину перелетели, борт боковой сломали.
- Пока охи-вздохи, суть да дело, хвать, а лошадок то поблизости – тю-тю! Оно и правильно. Шоферам, тем в ту пору совсем не до лошадей было. Шоферу бензовоза, особенно. Вроде как пытались сперва по горячим следам искать пропажу, но началась метель, да такая, что света белого не видать. Плюнули и стали ждать лучших времен.
- Метель бушевала несколько дней. И вот смотрю, в один из таких вьюжных дней, уже под вечер, темненько было, стоят у загона с внешней стороны три лошади, все снегом облепленные. Вышел из избушки – матерь божья! Так это же Карюха и два жеребенка, что в машине с ней были.
- Дядька Мосей! А где же мой Пыжик тогда? Почему, его то, не было?
- Вот, Вовка. И мне до сих пор невдомёк, где мать Карюха своего сыночка потеряла. И ведь его именно. Что там у них случилось, не знаю, не ведаю. Вот стоит она рядом с тобой, глазами лупает своими большими и ведь не спросишь у ней. А хучь и спросишь, так толку никакого. Не ответит, потому как.
- Мужики потом всякие домыслы строили. Сошлись на том, что коняги добирались до деревни нашей не по дороге, а напрямую, через горы. Дорога то большой зигзаг делает, а если напрямую, то можно здорово сократить путь. А вела их по пути через горы, кобыла вот эта, Карюха. Потому, как кажную зимушку уже много лет, она на тебеневке все эти горы в поисках корма облазила со своими товарками. Умной животина оказалась.
- Вот совсем не вовремя меня матушка сёдни утром разбудила, - с горечью подумал Вовка. Ведь еще немного и Карюха поведала бы мне, что с её Пыжиком случилось. Всё к тому шло.
- Ну, всё, ребятишки. Уморил я вас, однако, своим рассказом. Разбирайте своих лошадей, и рысью к своим групповодам. Те, поди, уж изругались все, вас дожидаючись.
Разъехались по своим группам парнишки, но забыть так сразу историю, рассказанную дедом Мосеем, было выше их сил. Долго еще обсуждали и делали различные предположения, порой уж совсем фантастические, куда же мог деться Пыжик, почему же вместе с остальными он не пришел обратно.
Может в работах и заботах вскоре и забылась бы эта история. Как последующие события, вновь всколыхнули не только детвору, но и взрослых, кто был в курсе произошедшего. За горой, что возвышалась над Вовкиной деревней, разбили свой лагерь геологи, занимающиеся разведкой полезных ископаемых. Поговаривают люди, что золото они ищут в горах местных. Так вот, будучи в сельмаге, куда двое парней-геологов пришли за продуктами, они помимо всего прочего, сообщили любопытную информацию.
Километрах в двадцати от деревни, в глухом урочище, наткнулись они совершенно невзначай, на убогую избушку-развалюху старика-отшельника. Скорей всего, когда-то давным-давно, это избушка служила стоянкой для пастухов. Сейчас же в ней доживал свой век старик-алтаец, мудреное имя которого, ребята так и не могли вспомнить. Вот этот алтаец поведал им почти сказочную историю. Как зимней ночной порой, он проснулся оттого, что услышал, как вокруг его избушки кто-то ходит.
Прихватив старенькое ружьишко, старик тихонько приоткрыл входную дверь. Людей не увидел, но на него в упор смотрели лошади. Показалось старику, что их было много, чуть ли ни табун целый. Оправившись от испуга, отшельник вышел к лошадям. Донельзя уставшие, по их впалым бокам видно было, что и голодать им пришлось долго. Кобыла и три взрослых жеребенка. Причем один жеребенок был очень плох. Он уже не мог стоять на ногах, лежал на снегу, у входа в избушку, силясь приподнять голову, которая то и дело падала обратно на снег.
- Вай, вай, вай! Какая большая беда, однакося, случилась.
Старик-алтаец оказался настоящим лошадиным лекарем. Уговорил жеребенка подняться с земли и завёл, прям таки, затащил его в избушку. Постелил в уголок охапку сена, вытащенного из копны на улице. Пригласил кобылу с жеребятами к копне сенца свежего поесть, а сам занялся больным. Старик определил, что у жеребенка множественные ушибы и скорей всего, сломана передняя нога. Выйдя утром на улицу, старик лошадей не увидел. Ушли в метель, бедолаги. Прослезился даже старый алтаец. Понял, что кобыла специально привела жеребенка к его избушке, чтобы помог ему.
В конце рассказа поведали ребята-геологи, что видели они и жеребенка этого. От былых травм, судя по его игривому настроению, и следа не осталось. На прощанье старик посетовал, что не знает, откуда и куда направлялись в метель лошадки эти. И где теперь найти хозяев этого конька молодого, хотя за эти полгода, он стал ему как родной ребенок.
Сарафанное радио мигом разнесло эту новость по деревне. Вовкиной радости, кажись, не было предела. Слезьми уревелся парнишка, умоляя взять его в поездку за Пыжиком, вместе с дядькой Мосеем, на Карюхе своей. Но групповод быстро осушил Володькины слезы.
- А ты забыл, что отвечаешь головой своей, вон за ту красавицу, что со звездой на лбу. Вишь, как она смотрит на тебя. Да разве ж она дойдет до того урочища? Упадет где-нибудь в траве высокой, запутавшись, что делать тогда будешь? То-то и оно. А Пыжик твой уже взрослый, на следующий год работать начнет уже. Да он и вряд ли узнает тебя. Считай, почти год минул после последней вашей с ним встречи. Радуйся, что живой он оказался.
И то правду говорит дядька Семен. У него уже есть ученица на этот год. Кстати, ее Солдаткой Вовка нарёк. Ну, коль звезда на весь лоб красуется у девочки. А Пыжика Вовка так и не увидел. Его дед Мосей угнал к другим лошадям в дальний лог. Там у них, молодёжи, свои дела. Ребята с геологической партии печальную новость сообщили, когда вновь в сельмаг пришли. Умер старичок-алтаец, что Пыжика на ноги поднял. Там на полянке, возле избушки и похоронили его.
Вот на этом и позвольте мне завершить эту незатейливую историю про чудный Вовкин сон, где говорящая кобыла Карюха, про деревенских мальчишек и взрослых дядей. Про лошадей и жеребят. То есть, про малюсенький кусочек той деревенской жизни. В той далекой, советской поре. Про жизнь, которая – увы, уже больше никогда не повторится.