Сначала я шёл… Нет, вначале я решился идти. Я весь сжался, зажмурился и ступил в бездну. Я пошел в журнал “Юность”. Мой роман был юн и свеж! Он был соткан из детского восприятия и совсем недетского раскачивания основ. Основ, на которых покоился мир. Но я не нашел своей юности. Она упорхнула, скрылась в гигантском городе. Она снялась с насиженных мест и растворилась в неизвестности. Я подумал: “Всё правильно. Ты совсем не молод. Иди в “Новый мир”. Само провидение направляет твои стопы туда…”
Я развернулся и пошел в “Новый мир”. Я подошел к редакции. Я толкнул массивную дверь и вошел…
Новый мир утопал в полумраке и тишине. В отделе “Проза” было сумеречно. За столом у настольной лампы сидела женщина. Напротив – мужчина. Их взгляды были непроницаемы. Всё было окутано тайной. “Да будет так, – подумал я, – весь мир – тайна, а новый мир – тайна за семью печатями!”. Я сказал:
-Я принес рукопись.
А взгляд мой говорил, кричал: “Я принес рукопись! Это не просто рукопись, это – бомба! Вы только взгляните на нее, прочитайте хоть строчку! Как она прекрасна, как подлинна! Она свежа как дева и пылка как юноша. Но юность прошла… безвозвратно! Облетели листья… дохнуло бодрящим морозцем. А впереди – Предел. А что будет там, за Пределом? Кто это ведает?”.
-Кстати, – обратился я к женщине, витая в своем смещенном литературном сознании, – вы случайно не знаете, куда переехал журнал “Юность”?
Женщина посмотрела на меня, как на конченого… откуда я такой взялся? Оглядела всего снизу вверх… и говорит:
-Молодой человек, вы, когда назначаете свидание девушке, спрашиваете адрес другой?
Интересный вопрос. Щекотливый. Если честно, такое случается. Но кто это у нас тут девушка? Я взглянул на мужчину, мол, о чем эта мышь белая тут толкует, на какое свидание намекает? Мужчина оставался непроницаем. Он был защищен неким зыбким ореолом значимости. Грозный страж в зыбких доспехах…
-Ах… да, да… я, кажется, неправильно выразился… вы не так поняли, – залопотал я. До меня дошел двойственный смысл моего вопроса. – Я имел в виду юность… в философском понимании… мол, всё прошло, как с белых яблонь дым… хи-хи... а журнал “Юность” – это так… к слову…
-Оставляйте, – сказала женщина сухо, – напишите свой телефон, имя…
Я написал своё имя, фамилию, номер телефона… Она открыла папку. На титульном листе было написано: “Пётр Гринёв. ЗОНА ЛЮБВИ. Роман”.
-Пётр Гринёв?
-Ну, эта… как бы, псевдоним… я не хочу под собственным именем… так вроде бы принято в “вашем мире”…
-Вы от кого-то скрываетесь?
Тут она угадала. От таких, как вы, уважаемая, и скрываюсь! Я прикрылся этим чистым именем благородного юноши – Петруши Гринёва, потому что чувствовал, – не кончится это добром. Я боялся выходить в мир обнаженным. Но как-то само собой тут же и раскрылся.
-Когда вы прочтёте, – смутился я окончательно, – вы всё поймёте…
-Ладно, – она снисходительно улыбнулась, – вот вам телефон редакции. А вот ваш номер – 535.
-Номер?
-Да, мы регистрируем вас под номером 535. Таков порядок.
-А когда позвонить? И кого спросить? Как ваше имя-отчество?
-Позвоните через месяц. Никаких имён… просто скажете свой номер.
Я ушёл, как оплёванный.
Я вышел на свежий воздух, и долго стоял столбом, пытаясь переварить всё услышанное. Господи, ну почему, почему я веду себя как инфантильный недоросль. Егорка-дурак, юродивый! Памятник Пушкину, что возвышался невдалеке, был повернут ко мне спиной. “К нам попал в волненье жутком, с переполненным желудком, с номерочком на ноге…” (Владимир Высоцкий “Канатчикова дача”). Его памятник тоже отвернулся от меня. Я чувствовал себя полным ничтожеством. Нехорошее предчувствие сжало горло. Куда меня занесло? Куда я вляпался? Что происходит в мире? Я слишком долго не высовывал свой нос из дому… из своей уединённой кельи, в которой ярился мой дух, где плакал я и томился… а в мире в это время что-то творилось… какая-то гниль расползлась по нему! Мой разум отказывался это воспринимать.
Но это же божественный мир литературы! Чехов, Бунин… сокровенные строки… “заповеданность стыда” Вени Ерофеева… “Новый мир” Твардовского. Ведь они же должны понимать!..
Я прожил целый месяц в плохих предчувствиях, в прострации. Когда пришёл срок – позвонил.
-Мой номер 535 – сказал я как в дуло танка.
-Ваша рукопись не подходит, – ответил металлический голос.
Я растерялся… такого не может быть!.. и спросил:
-А когда можно забрать рукопись?
-В любой день…
-Я бы хотел сегодня, – сказал я.
-Так зачем же тогда спрашивать “когда”? – раздраженно ответил голос. Он разговаривал со мной, как с мальчишкой…
Я положил трубку на рычаг и зазвенел пустотой…
И это – все?? Моя ненужность, абсолютный вакуум повергли меня в отчаяние. Господи, господи… Три года ощущать благословение божье, улавливать музыку слов, падать в бездонные колодцы отчаяния, взлетать на вершины понимания, смысла, заглядывать в бесстрастный лик Вечности, тревожиться, плакать, молиться, признаваться в любви, чтобы в конце пути услышать казённую пустую, ничего не значащую фразу. Таков итог, уготовленный мне новым Миром?
Было ощущение, что суровый учитель надрал мне уши перед всем классом. За то, что я не способен усвоить урок, что я непроходимый тупица и вывел его из себя! Мне снова поставили двойку! И что теперь делать?
Я стал ругаться. Я стал ругаться как школьник, которому надрали уши перед всем классом, перед девочками и мальчиками, смотрящими на него во все глаза. Я выбежал вон, спрятался на школьном дворе, курил и ругался! И слезы отчаяния душили меня. Всё! МЕНЯ ДОСТАЛ НОВЫЙ МИР! Больше я не в силах молчать. Я взорву его своей дикой утробной руганью, волчьим воем одинокой души!
Затыкай Мир свои дряблые уши. Мамаши, уводите детей. Остальная добропорядочная публика возьмите в руки какую-нибудь пищалку и пикайте, забивая страшные ругательства, исторгнутые моим чревом в защиту оскорбленной души! Иначе – никак. Иначе – разорвет меня муть, забродившая в моем организме. Только страшной руганью, поднятой из подвалов разума, можно защитить свою бессмертную душу. Так слушайте, соотечественники, отповедь врагам народа моего. Я высвечиваю плесень земную прожектором своей Гласности!
Впрочем, начал я сдержанно и несколько витиевато: “Если вам, мои недруги, не повезло иметь на лбу божью печать, если в душе у вас не зародилось ни одной, пусть самой пустяшной и бросовой галактики… если к моим безднам и высям вы остались безучастны, – так о чем тогда толковать с вами!”. Но потом накатило отчаяние и, увидев реально эту чёртову парочку ненавистных учителей, что стояли надо мною с указкой в с ю ж и з н ь, я не смог более сдерживаться, и понёс во все тяжкие.
-Ну, что, бессловесный пи-и-и, нацепивший на рожу Condom, – ты решил спрятаться в своем полумраке?! А ты – критикесса, старая пи-и-и-и, выдающая номерки – как поживаешь? Кошмары не снятся? Желудок ещё переваривает скисшее сено сегодняшних слов? Вы – инквизиторы, пи-и-и и, “серые кардиналы”, судебные приставы пи-и-и и торгаши, швейцары, стоящие на входе ЛИТЕРАТУРЫ! Штабные крысы, копающиеся в бумажках, роняющие мутные слюни на сокровенные строки! Вы что же, думаете, вам, пи-и-и, это сойдет с рук?
-Я – русский солдат, гвардии рядовой морской пехоты, – взявший свою высоту, и потерявший на поле брани всё! Душевный покой, семейное счастье, мечты, веру в светлое завтра… Вы думаете, я спущу это вам? Ха! Плохо вы меня знаете, бумажные души, – я разнесу ваше гнездовище в пух и прах!
Пи-пи вам, ребята! Пи-пи!! Я – чёрный ангел возмездия, накрою своим крылом вашу чёртову лавочку! Сливайте воду, молитесь какому-нибудь высокопоставленному Идолу, жалуйтесь в международное сообщество душевных инвалидов, взывайте к общественному мнению тварей дрожащих, просите политического убежища в преисподней! – вас, пи-и-и, ничто не спасет. Я буду вас немножко убивать, по закону военного времени. Я пришпилю вас, как дохлых насекомых, к бархатной картонке. От вас будет нести трупным смрадом на века…
-Егор…
-Я вас выставлю на обозрение перед всей моей многострадальной страной!
-Егорка!
-Вы попали, ребята! Подавайте срочно в отставку. Мой революционный запал снесёт ваши мрачные хижины, и на их месте вырастут красавцы-дворцы! Мир – дворцам, война – вашим пи-и-и-и-и хижинам!
-Алло, товарищ!
-И помните, враги народа моего: я слов на ветер зазря не бросаю…
-Ну, ты, ЮРОДИВЫЙ!..
-Ну… чего тебе?
-Что ты несешь, приятель? Кому ты, к чёртовой матери, нужен?
-Что ты сказала? повтори…
-Я сказала, КОМУ ТЫ НА ХРЕН НУЖЕН, откровенный ты наш. Посмотрите на него. На новый Мир мужик надулся, а Мир, блин, не заметил…
Так. Это еще что за сволочь? Голос доносился из подвалов души… Я решил не связываться, – какой провокатор там может скрываться? под чью дуду поёт этот тип… Однако он продолжала липнуть.
-Егорка!..
Я молчал.
-Егорка-дурак!..
Я молчал.
-Егорка, не строй из себя обиженную невинность. Не мелочись… и не ругайся так безобразно. Ну, не заметили тебя… твои сокровенные строки. Эка невидаль! Вас вона сколько! – 535. А их всего двое. У них в глазах рябит от вашего сокровенного. Сходи лучше в другой журнал, в третий… в десятый. Где-нибудь, да зацепишься…
-Я – сходи?? Да я двадцать лет хожу!! Мать меня тут пыталась утешить, говорит: “Сынок, Чехов тоже столько ходил по редакциям…”. – “Мама! – кричу я, – Чехов в моем возрасте уже давно умер!”.
-Хорошо. Ты – гвардеец?
-Ясен перец! Я – гвардии рядовой ее Величества Литературы!
-Ты молод?
-Я юн душою, пронырливая твоя морда… Чего тебе собственно надо? Вот привязалась тоже…
-Если ты молод, если гвардеец – иди к своим. Вступай в “Молодую гвардию”. Вместе вы – сила.