Осень 1989 года, где-то примерно середина ноября, я юный свежеиспеченный лейтенант, командир взвода. В нашем полку важное событие — по линии военторга пришла машина. ВАЗ-2107 вишневого цвета. Эту машину надо поделить, то есть, решить, кому она достанется. Тут нужно сделать три отступления.
Первое. Когда товарищ советский офицер прибывал к новому (в моем случае к первому) месту службы, он, помимо всех положенных формальностей, записывался в очереди. Самая главная очередь — квартирная, но это такая мощная тема, что мы обойдем ее дальней стороной. Вторая очередь — автомобильная. На нее даже писался отдельный рапорт: «Прошу включить меня в очередь на приобретение автомобиля такой-то (ха-ха-ха! какая будет) модели». Остальные — на мебель, бытовую технику и все такое прочее. В каждой части существовала лавочная комиссия, председатель которой вел специально обученную тетрадь, записывая в нее новых и вычеркивая старых претендентов. Когда на часть сваливался очередной дефицит, комиссия собиралась, совещалась, рассматривала кандидатуры и какую-то одобряла. В ее составе обычно присутствовал зампотыл, замполит, кто-нибудь из женсовета и других не желающих упустить свое органов — во избежание срачей. Избежать которых все равно не получалось.
Я сейчас не вдаюсь в детали и ни в коем случае не говорю за все Вооруженные силы, в которых существовало стопятьсот оттенков серого. У сухопутчиков было так, на флоте — сяк, в авиации — эдак, матомстрелки — одно, РВСН — другое, ГСВГ — третье, Крайний Север — четвертое, Забайкалье и Дальний Восток — пятое и шестое, Арбатский военный округ — седьмое (на самом деле первое), «придворный» полк — восьмое, отдельный — девятое, мудак-командир — десятое. Я описываю более-менее средний по палате случай — областной центр, большой гарнизон и не самая плохая вэ-че.
Второе. Я, конечно, тоже записался во все эти очереди, хоть и не совсем понимал тогда, зачем. Холостяк, живу в казарме, почти все время на службе, по сравнению с курсантом изменился статус, получка и ответственность, но образ жизни — не особо. Записывайся давай, сказали мне, пока очередь дойдет, капитаном станешь. И точно, мои номера в любой из очередей были между 80 и 100. Странно, подумал тогда, а как в караулы ходить, так некому. Короче, записался — на машину, мягкий уголок, шкаф, холодильник, стиральную машинку, телевизор, музыкальный центр, что-то там еще, вплоть до хрусталей и кофемолок. На кой хрен мне кофемолка? — Ну ты смешной, лейтенант. Продашь кому-нибудь, с руками оторвут.
Третье. Незадолго до меня в полк прибыл новый зампотыл. Зампотылы — тоже отдельная неисчерпаемая тема, которую мы тоже обойдем. Наш был из тех, кого умные командиры старались побыстрее сплавить куда-нибудь на повышение, чтобы не сесть вместо них в тюрьму. Плюс довольно еще редкое по тем временам умение ссать людям в глаза, совсем как нынешний гарант.
Зампотыл рьяно взялся за наведение порядка, в том числе во всех упомянутых очередях, а наведя, везде оказался первым. По счастливому совпадению, в это же время из военторга на полк пролился локальный золотой дождь, и за какой-то месяц зампотыл купил себе мягкий уголок, шкаф, холодильник, стиральную машинку, телевизор, музыкальный центр и что-то там еще по мелочи. По такому же совпадению, полк в это время почти в полном составе был на полигоне. Позже оказалось, что зампотыл там тоже был, причем, судя по сумме полученных «полевых», дольше всех: «Товарищи офицеры, не надо раздувать скандал на ровном месте! Вы там питались и с вас за это высчитывали. А я нет. Ну и что, что вы меня не видели, зайдите в строевую часть и ознакомьтесь с приказом. Там моя фамилия есть».
Вернемся обратно к машине, ВАЗ-2107 вишневого цвета, которой военторг одарил наш полк в то же время и по тому же совпадению. И первым в очереди на которую оказался, ясное дело, зампотыл. Но машина — это не кофемолка, и даже не мягкий уголок. Машина для советского человека предмет сакральный, на втором месте в списке жизненных ценностей, после отдельной квартиры. Опять же, перестройка с гласностью. Может быть чревато боком.
Пятница, вечер, в тактическом классе закончилась читка приказов. Командир полка:
— Товарищи офицеры и прапорщики. Я понимаю, что конец рабочего дня, но у нас есть еще один важный вопрос, попрошу всех задержаться. Как вы знаете, на полк пришла машина. Я не хочу выглядеть в ваших глазах дерьмом, поэтому вопрос, кому она достанется, предлагаю решить коллективно, здесь и сейчас. Возражения есть? Возражений нет. Тогда начнем. Итак, у нас есть очередь.
— Кто в ней первый?
— Зам по тылу.
Громкое удивление в зале.
— На каком основании? Очередь — по дате прибытия в часть. Он тут без году неделя, а уже первый?
— Товарищи офицеры, важное уточнение. «Афганцы» — вне очереди, у них есть такая льгота.
— У нас «афганцев» вон сколько.
— Да, поэтому из них формируется отдельная очередь, а поступающие машины идут поочередно, одна в «афганскую» очередь, вторая в общую.
Очередь в очередь, подумал я.
— Где это написано? Нет такого приказа.
— Приказа нет, но по справедливости так. Если «афганцы» возразят, то по закону машина их.
— Когда в полк приходила последняя машина?
— В прошлом году.
— Кому ее отдали?
— Подполковнику Мосягину.
— Он же не «афганец»?
— Нет, он увольнялся в запас. Двадцать семь календарей выслуги.
— Почему ему, а не «афганцам»?
— Тогда так решили. Никто уже не помнит, почему.
— Неправильно решили!
— Что ж теперь.
— Все-таки, как зампотыл оказался первым в очереди? Очень интересно.
— Сейчас он сам это объяснит. Иван Иваныч (не помню его имени-отчества, поэтому Иван Иваныч), прошу.
Зампотыл:
— Товарищи офицеры, вы много шумите, но не знаете руководящих документов. Согласно бла-бла-бла, очередность устанавливается по дате прибытия в гарнизон. В гарнизоне я служу с 1984 года, с перерывом на академию. С того же года стою в очереди на приобретение автомобиля. Вот справка с предыдущего места службы. Вот дата, смотрите, 1984 год. Все по закону.
— И почему мне в Афгане такую справку не выдали.
— Надо было потребовать.
— Точно, кроме справок, других проблем там не было.
— Для «афганцев» вообще действует другой бла-бла-бла, согласно которому... бла-бла-бла... в централизованном порядке... бла-бла-бла... за чеки. Вы, если не знаете, у меня спрашивайте, я все объясню.
— Ух ты, объяснит он.
— Товарищи офицеры, спокойнее.
Командир противотанкового дивизиона, «афганец», обладатель красного «Москвича»:
— Что вы тут за сказки рассказываете о централизованном порядке и чеках?
— У вас же есть машина.
— Я не о себе. Я не вы.
— Анатолий Петрович, попрошу вас...
— Извините, товарищ полковник, вырвалось.
— Если прошлую отдали Мосягину, значит, эта «афганцам». Кто из них первый в очереди?
— Капитан Ромашенков.
Ромашенков (ни семьи, ни жилья, ни жизни вне службы, абсолютный 100% милитэри крейзи):
— Нахер она мне не нужна, эта машина. Я в ЛенВО заменяюсь.
— Вадим Николаевич, выбирайте выражения. И есть предложение снять кителя.
Да, становится жарковато, подумал я.
— Так, хорошо, а если не «афганцы» и не зампотыл, кто тогда первый?
Встает СПНШ по кадрам:
— Я.
В зале легкое недоумение. Машина у СПНШ есть.
Зампотыл:
— А чья там «шестерка» за КПП стоит, не ваша ли?
СПНШ по кадрам:
— Моя. Объясняю. Во-первых, с момента ее покупки прошло более пяти лет, следовательно, я имею право снова встать в очередь. Не вы один руководящие документы читаете. Во-вторых, завтра к утру она будет оформлена на мою жену, а у меня будет справка, что я стою в очереди с 1812 года. С Бородинского сражения.
— То есть, вы предлагаете...
— Нет. Я не такая сволочь. Просто все мы знаем, откуда эти справки берутся.
— Я не понял! Товарищ майор?!
— Вы все поняли, товарищ подполковник.
«Выше кадров — только Солнце!», вспомнил я.
— Так, Александр Геннадьевич, вас я тоже попрошу не переходить границ. Кто первый в общей очереди?
Командир противотанкового дивизиона:
— Мой начальник штаба. Майор Серебряков. Он тут служит дольше всех.
— Да ладно. Я раньше него пришел.
— Нет, не раньше. Достойный офицер, взысканий не имеет.
— Ну, это к делу не относится.
— А денег на машину у него хватит?
— Хватит, не волнуйтесь. Скинемся, если что.
— Анатолий Петрович, в моем дивизионе все достойные, а кто раньше сюда прибыл, это приказы поднимать надо.
— Так давайте поднимем, вон СПНШ здесь.
— Давайте поднимем.
— Товарищи офицеры, есть предложение объявить перерыв пять минут, перекурить и проветрить класс.
Восемь вечера, мне бы в столовку на Борзова успеть, поужинать. Вчера сменился из караула, завтра опять в караул, а я тут зачем-то сижу. Машина для меня — это вообще какая-то другая вселенная.
— Товарищ полковник, разрешите?
На меня все обернулись и, кажется, только что заметили.
— Слушаю.
— Разрешите убыть? Мне машина как бы...
— Да, вы можете идти.
— Есть!
— Разрешите и мне, мне тоже машина не нужна.
— Нет, остальных прошу присутствовать до конца.
— А лейтенант пусть идет. Какая ему еще машина.
— Его машины в парке стоят, пусть ими занимается.
— Кроме службы, он вообще ни о чем думать не должен.
— И женщин. Ты почему еще здесь?!
Собрание продлилось до полуночи. Машина в конечном итоге все равно досталась зампотылу. Потому что «выше кадров — только Солнце, выше Солнца — военторг» (через пару лет зампотыл ушел на повышение).
Прошло несколько дней. Послеобеденное время, иду из парка в грязном танковом комбезе, меня ловит начальник штаба:
— Стой, ты куда?
— В расположение, переодеться.
— Так, бегом переодевайся и отвезешь документы в КЭЧ. Вот папка, вот бумажка, на ней адрес, номер кабинета и кому отдать. Вот тут он пусть распишется в получении. Давай быстро, они до шести, скоро разбегутся. Отвезешь и все, на сегодня свободен.
Ух ты, халява, целый свободный вечер. Выхожу за КПП, ловлю частника, 2 рубля, 10 минут, и я перед симпатичным двухэтажным немецким особняком с красной табличкой:
МО СССР
КЭЧ Калининградского гарнизона
Гранитные ступеньки, массивные железные перила, тяжелая дубовая резная дверь, в двери прорезь с медным козырьком и надписью «POST». Такая же дубовая винтовая лестница на второй этаж. Уютно тут, даром что казенное заведение.
Отдав бумаги, вышел на улицу и огляделся. Города я тогда почти не знал, а в этот район вообще попал впервые. Сейчас-то да, все знают, что это Амалиенау, самый элитный район Кёнигсберга, колония вилл, построенных по концепции «город-сад» — не больше двух этажей плюс мансарда, между виллами 30-35 метров, ни одного прямого угла при пересечении улиц, обилие зелени. Сейчас в любом путеводителе можно прочесть про Эбинизера Говарда, автора концепции, и Фридриха Хайтманна, одного из самых известных архитекторов Восточной Пруссии. Про Фридриха Ларса и Отто Вальтера Куккука, про югендстиль, модерн, романтизм и неоклассицизм, про фахверк, эркеры, медальоны, барельефы и хаусмарки. Про водопровод, канализацию, электро- и газоснабжение в начале XX века. Про жителей Амалиенау — промышленников, предпринимателей, юристов, профессоров, ювелиров, владельцев частных клиник и других респектабельных господ, оставивших память о себе в названиях своих вилл — вилла Шмидт, вилла Штински, вилла Хонкамп, вилла Любек, вилла Розенталь, вилла Маковски. Сейчас от одной к другой экскурсоводы таскают за собой орды туристов. А тогда я шел по брусчатке, рассматривал уцелевшие немецкие красоты и впервые ощущал себя в том довоенном Кёнигсберге. Отмечал взглядом гаражные ворота в цокольных этажах, представлял выезжающие из них холеные хромированные мерседесы с хорьхами, вспоминал Штирлица и то, как воины армии-победительницы делили ВАЗ-2107 вишневого цвета.